– По-моему, ты стала жертвой заблуждения. Ты работаешь не на миссис Хау, а на меня. И если хочешь сохранить место, тебе придется выполнять мои указания, а не ее – если, конечно, они вступят в противоречие с моими. Это ясно?

Лили вздернула подбородок и расправила плечи.

– Да, милорд, это совершенно ясно. Увидев, как она пытается сдержать раздражение, Дэвон почувствовал, что его собственный гнев утихает.

– Прекрасно. Что ж, начнем сначала. Приходи к воротам парка через десять минут. – Дэвон выжидательно поднял бровь.

– Да, милорд, – девушка присела в комическом поклоне.

Бровь поднялась еще выше, но он ничего больше не сказал, только повернулся на каблуках и вышел.

Лили перебрала в памяти все известные ей ругательства. Слишком мягкие, слишком слабые, они все-таки помогли ей немного отвести душу, однако на сердце у нее было по-прежнему неспокойно. Когда миссис Хау отказала ей в просьбе отлучиться на час после обеда, чтобы сбегать в деревню и отправить письмо (это был надуманный предлог, но ничего более удачного ей в голову не пришло), она от души обрадовалась и вздохнула с облегчением: теперь не придется идти на свидание с хозяином, причем не по своей вине. Это даже нельзя было назвать трусостью. Ей и в голову не могло прийти, что он заявится за нею прямо сюда, в буфетную. Что ему от нее нужно? Он пригласил ее “на прогулку”. Да за кого он ее принимает? Она же не ребенок! Еще вчера ночью она прекрасно поняла, что меньше всего его мысли заняты прогулкой, да и сегодня ничего не изменилось только оттого, что светило солнце.

Что ж, скоро она узнает, что у него в мыслях. Но на что бы он ни рассчитывал, прогулкой все и ограничится. Сегодня она не будет стоять перед ним голая, беззащитная и беспомощная, она не позволит ему использовать неловкость и смущение как оружие против себя. Лили вышла во двор, на ходу развязывая шнурки, которыми был подвязан подол, и безуспешно стараясь расправить измятое платье. Глупое и бесцельное занятие: уж если бы она захотела завлечь его (а она этого вовсе не хотела!), ей понадобилось бы нечто большее, чем хорошо отглаженное платье. А скорее всего можно было бы вообще обойтись без платья, подумала она с горечью, ведь вчерашней ночью его привлекло именно отсутствие одежды! Не важно, пусть хозяин увидит ее при ярком дневном свете в ее единственном наряде, мятом и заплатанном! Пусть как следует полюбуется ее покрасневшими от работы, словно обваренными руками и носом в веснушках, ее всклокоченными волосами, кое-как засунутыми под одолженный у Лауди холщовый чепец. Это быстро отобьет у него охоту к прогулкам, и тогда ее жизнь вернется в свое, не очень-то нормальное, но уже привычное русло. Воинственным движением Лили поправила на голове застиранный серый чепчик и скорым шагом направилась в парк.

Дэвон увидел ее приближение издалека. Стройная, длинноногая, она была выше среднего роста, и походка у нее была необычная: грациозная и в то же время решительная. Он догадался, в какой именно момент Лили его заметила, потому что она смутилась, замедлила шаг и отвернулась, словно увидев нечто необычное на обочине дорожки. Он залюбовался ее прелестным профилем, и его дурное расположение духа несколько смягчилось: ему пришло в голову, что он все-таки не окончательно спятил, раз настоял на этом свидании. Подойдя ближе, она остановилась и вновь сделала реверанс, небрежно, но на сей раз без насмешки прошептав “Милорд!” в знак приветствия.

– Перестань называть меня милордом! – рявкнул Дэвон. – Никто ко мне так не обращается, кроме моего камердинера и экономки.

– Почему?

– Они думают, что это придает им важности. Лили едва удержалась от смешка.

– Я хотела спросить, почему никто не называет вас милордом?

– Потому что я этого не хочу.

Он выглядел как настоящий лорд, и ледок в его голосе был под стать холодной бирюзе глаз, надменно взиравших на нее сверху вниз. На этот раз она не удержалась от смеха, но тотчас же спохватилась, когда он ответил ей мрачным взглядом без намека на улыбку.

– Куда вдруг подевался твой ирландский акцент?

Насколько я припоминаю, еще прошлой ночью он куда-то пропал.

"Дура, дура!” – обругала себя Лили, сокрушаясь из-за глупой уловки, причинявшей ей одни лишь неприятности. Внезапность вопроса ошарашила ее. Чтобы выиграть время, она двинулась вперед, и он пошел рядом с нею, заложив руки за спину. По обе стороны от дорожки росли кусты лещины и боярышника. Где-то поблизости щебетал дрозд, в небе раздавалось пение жаворонка.

– Видите ли, сэр, мне ужасно нужна была работа, – начала Лили (слава Богу, хоть это было правдой). – Увидев миссис Хау на постоялом дворе в Чар-де, я.., я подумала, что она родом из Ирландии.

– Миссис Хау? Ты подумала, что моя экономка – ирландка?

– Ну.., ведь среди ирландцев тоже встречаются брюнеты. Честное слово, сэр, я так подумала. Издалека мне даже показалось, что она сама говорит с ирландским акцентом! Вот я и сказала ей, будто я ирландка. Ну.., мне хотелось ей понравиться. Я стала подражать говору своего отца, чтобы ее убедить. Он.., он действительно родом из Ирландии, – неловко пояснила Лили.

Боже, до чего глупо все это прозвучало! В свое время объяснения, придуманные ею для Лауди, показались неуклюжими и неубедительными даже ей самой, однако в сравнении с той чушью, что ей приходилось нести сейчас, они выглядели просто божественным откровением. Но не могла же она признаться своему хозяину, что она вовсе не служанка, а девушка благородного происхождения, подделавшая свою рекомендацию!

– Но все остальное – правда, клянусь вам, сэр, и моя последняя хозяйка дала мне прекрасный отзыв. Я – девушка порядочная, честное слово, и усердная в работе. Вы же не уволите меня только за то, что я немного приврала, чтобы получить это место?

Она бросила на него взгляд сквозь ресницы, кокетливо склонив голову набок, и вновь увидала, что его бровь саркастически изогнута, а сумрачные бирюзовые глаза полны недоверия.

– Нет, за это я тебя не уволю, – ответил он, и в его тоне явственно прозвучала угроза.

Лили тут же принялась перебирать в уме другие причины, по которым он запросто мог бы ее уволить. Или даже засадить в тюрьму.

– Откуда ты взялась? – внезапно спросил Дэвон, опять приводя ее в замешательство.

– Из Лайм-Риджиса. Это мое последнее место.

– А раньше?

– О, мне повсюду приходилось бывать. Мой отец был вечным странником.

– А твоя мать, стало быть, была вечной странницей?

– Она была.., странницей поневоле. Она умерла, когда мне было десять.

– Мне очень жаль. Как твоя фамилия, Лили? Она пробормотала ответ, торопливо глотая слоги.

– Как?

– Траблфилд, – повторила она отчетливо на сей раз, глядя ему прямо в глаза.

Дэвон понял, что она бросает ему вызов, но с какой целью? Хочет посмотреть, будет ли он смеяться над нею или назовет лгуньей?

– Честное имя, – заметил он осторожно. – Но, я бы сказал, не слишком ирландское.

– Нет, но девичья фамилия моей бабушки – О'Херлихи.

По крайней мере хоть это правда. Он ничего не ответил, и, когда протекла целая минута, Лили решила, что с вопросом о родовых корнях покончено раз и навсегда. Они шли через лесистый участок, поросший елью и ольхой; наклоняющиеся ветви деревьев, отсекая последние лучи заходящего солнца, укрыли дорожку густым шатром полумрака. Парк виконта Сэндауна не слишком хорошо ухожен, заметила про себя Лили. Очевидно, он больше внимания уделяет своим пахотным угодьям, животноводству и медным рудникам вместо того, чтобы заботиться о внешнем виде богатого помещичьего дома. Многое в нем представлялось ей загадочным, на языке вертелась сотня вопросов, но вот беда: она не могла их задать. Было бы роковой ошибкой забыть, кто она такая, вернее, за кого себя выдает, и попытаться говорить с ним на равных. Домашняя прислуга при любых обстоятельствах должна помнить свое место, она не вправе задать хозяину вопрос о его личной жизни. Но до чего же это возмутительно, тем более что он-то может в любую минуту задать ей даже самый нескромный вопрос, и ей придется отвечать. В противном случае ее могут наказать или даже уволить за вызывающее поведение!

Как раз в эту минуту он взял ее под руку и потянул за собой на узкую боковую тропинку. Прежде чем деревья сомкнулись у нее перед глазами, закрывая просвет, Лили успела заметить на только что покинутой ими дорожке фигуру человека, вышедшего из-за поворота по направлению к ним.

– Это.., разве это не мистер Кобб?

– Да.

Резкость его тона заставила ее воздержаться от дальнейших замечаний. Вскоре они вышли из темного леса на поляну над обрывом. Соленый ветер, подхвативший ее юбки, нес с собой запах свежести и свободы. Морские птицы с криком кружили над опалово-зеленой водой, камнем падая вниз и вновь взмывая к небу. Вдалеке виднелась пара рыбацких шхун, они покачивались на горизонте, как игрушечные лодочки.

Грубые каменные ступени, вырубленные в скале, круто петляя, вели вниз, к узкой, усыпанной крупной галькой полоске пляжа. Дэвон указал на самый высокий утес, выдающийся в море.

– Видишь вон ту скалу – в нее вделаны железные кольца?

Лили щитком приложила ладонь к глазам и прищурилась.

– Да, вижу.

– Она называется скалой Утопленника. А прямо под нами – бухта Утопленника. В этих скалах полно пещер, место, как видишь, очень укромное. Много лет назад в штормовые ночи – так гласит легенда – местные жители зажигали тут фонари и сигналили проходящим кораблям. Суда, потрепанные штормом, шли к берегу на эти ложные маяки в надежде найти безопасную гавань. Но здесь под водой прячутся невидимые и смертельно опасные рифы: корабли налетали на них и разбивались, а их останки прибивало к берегу.

– Береговые пираты! Я о них слыхала.

– Тех моряков, что имели несчастье выжить при крушении, привязывали к этой скале, чтобы их затопило приливом. Тем временем береговые пираты грабили разбитые корабли, унося все, что попадалось под руку.

Лили поежилась, вообразив себе эту картину.

– Я слыхала, что подобного рода истории случались на диком корнуэльском побережье, но никогда в них до конца не верила.

– А почему бы и нет?

– Ну… Какой смысл привязывать моряков к скале, чтобы они утопли в волнах прилива? Почему бы не убить их сразу, каким-нибудь более быстрым и надежным способом? А эти железные кольца… Может, они служили просто для привязывания лодок?

Он едва заметно усмехнулся.

– Я вижу, ты очень озлоблена, раз смотришь на жизнь подобным образом.

– Нет, сэр, вовсе нет. Я думаю, озлоблены те, кто верит, будто люди способны на столь чудовищную жестокость по отношению друг к другу.

Его мысли в эту минуту были заняты тем, как она хороша. Как прекрасны ее глаза, оттененные густыми ресницами и ставшие изумрудно-зелеными в мягком свете заката.

Видя, что он не отвечает. Лили спросила:

– А вы верите в эту историю?

Дэвон бросил взгляд на неспокойное, покрытое белыми барашками море и вспомнил, как они с Клеем играли в этой бухте в пиратов, когда были детьми. Они облазили все пещеры в скалах со стороны моря и понарошку привязывали друг друга к скале Утопленника во время отлива, убегая вверх по крутым каменным ступеням в притворном ужасе, когда начинался прилив. Как давно это было! В то время он не знал никаких забот.

Девушка ждала ответа, но у него вдруг пропала охота разговаривать. Ему захотелось увидеть, какого цвета у нее волосы при дневном свете. Не говоря ни слова, Дэвон протянул руку и сдернул у нее с головы чепец, и темно-рыжие кудри водопадом заструились у нее по плечам.

Лили от неожиданности схватилась обеими руками за голову, словно он сорвал с нее парик.

– Сэр! – успела выкрикнуть она прежде, чем он, по-прежнему не говоря ни слова, привлек ее к себе.

Она начала сопротивляться, но Дэвон крепко притянул ее к себе и поцеловал в губы. Лили замерла.

Нахмурившись, Дэвон отступил на шаг.

– Я хочу тебя поцеловать.

Запоздалое заявление, смутно подумала Лили.

– По-моему, вы это уже сделали. Хмурое выражение уступило место настороженной улыбке.

– Я хочу поцеловать тебя еще раз.

Если бы он вслед за тем спросил: “Можно?”, Лили ответила бы: “Нет”. Но он не стал ничего спрашивать и тем самым лишил ее возможности отказать. Он склонился к ней – на сей раз более медленно. Она намеревалась оставаться неподвижной, как раньше, но вскоре почувствовала, что поневоле смягчается. Его губы были теплы: это ее удивило. Они коснулись ее легким, ласкающим движением, он поцеловал уголки ее рта, и звук поцелуя – неясный, не поддающийся описанию звук – потряс ее до глубины души. Лили сделала попытку отодвинуться, из ее груди вырвался тихий возглас изумления, когда влажный кончик его языка скользнул у нее между зубами. Дэвон обхватил широкой ладонью ее затылок, не давая ей отвернуться. И опять она пробормотала что-то, но это был совсем не протест. На миг она попыталась сохранить хладнокровие, оценить неведомые ей ранее ощущения, но не сумела, а потом и вовсе все позабыла. Его тихое дыхание волнующе щекотало ей щеку, он закрыл глаза, словно приглашая ее последовать его примеру. Чудесное тепло, густое и сладкое, как мед, зародившееся где-то у нее под сердцем, растеклось по всему телу. Прошла еще минута. Лили вздохнула и раскрыла губы навстречу его властному призыву. Ей пришлось ухватиться за его мощные плечи, потому что ноги у нее ослабели и подогнулись.

Он отпрянул прочь так резко, что она едва не упала. Растерянная, потрясенная, Лили, ничего не понимая, смотрела, как Дэвон рывком высвобождает руки из рукавов коричневого камзола и расстилает его на ровном и чистом от камней участке земли в нескольких шагах от них. Она догадалась о его намерениях в тот момент, когда он потянулся, чтобы взять ее за руку, и, отдернув руку, попятилась. Сорванный чепец лежал на земле у ее ног. Девушка наклонилась за ним, а потом повернулась спиной к хозяину и стала вглядываться в темнеющие беспокойные воды Ла-Манша. Над головой через равные промежутки времени раздавался пронзительный, настойчиво-яростный крик одинокой чайки.

Дэвон воспользовался передышкой, чтобы немного успокоиться. Глядя на ее застывшую спину, он вспомнил с потрясающей отчетливостью, как она выглядела прошлой ночью, обнаженная и мокрая, и постепенно его все больше начала охватывать злость. Ему казалось, что он уже потратил более чем достаточно времени, обхаживая эту девицу: пора бы им перейти к делу. Он привел ее сюда с одной-единственной целью: “по-быстрому слазить в погреб”, как говорил Клей. Дэвона совершенно не волновало, была ли ее неожиданная застенчивость подлинной или наигранной, ему хотелось так или иначе прийти к пониманию, да поскорее.

Он обошел ее кругом, так что ей пришлось взглянуть ему в лицо.

– В чем дело? – бесцеремонно спросил он. – Ляжешь ты со мной или нет?

Лили пришла в смятение. Она все еще не оправилась от опьяняющего воздействия его поцелуев. Вместе с тем она ощутила, что ее гордость задета, а чувства оскорблены.

– Нет, не лягу, – проговорила она наконец, героически удержавшись от слез.

Дэвон целую минуту не сводил с нее глаз.

– Ну что ж. Тогда пойдем.

Он подхватил с земли камзол и быстрым шагом направился по дорожке обратно в лес. Лили машинально пошла было за ним, в голове у нее было пусто. Потом она остановилась. Гнев душил ее, вскипая, как молоко на огне, все тело вдруг охватила неудержимая дрожь.

Он уже успел опередить ее на двадцать шагов, и тут ему пришлось оглянуться. Немного помедлив, Дэвон все же вернулся к ней.

– А в чем, собственно, дело? – спросил он неохотно.

– Я вас даже не знаю! – Лили стоило невероятных усилий напомнить себе, что она всего лишь служанка, кто-то вроде Лауди. – И потом я.., у меня есть жених, – добавила она торопливо. – Ему бы это не понравилось.

Дэвон кивнул: такое объяснение показалось ему заслуживающим внимания. Она слегка отвернулась, чтобы надеть чепчик и спрятать под серую холстину свои роскошные волосы. Сожаление, охватившее Дэвона при мысли об упущенной возможности, было так велико, что поразило даже его самого. Видит Бог, эта девушка – поистине лакомый кусочек. Заправив волосы под чепец, она вновь повернулась к нему, серо-зеленые глаза были опущены. Дэвон не смог устоять:

– Но ведь он ничего не имеет против поцелуев, верно?

– Что? Он опять обхватил ее обеими руками.

– Твой жених не станет возражать, если мы сделаем вот так, – и он наградил ее страстным поцелуем.

Сопротивление Лили рухнуло при первом же прикосновении его губ. Она обвила руками его шею и прижалась к нему всем телом. Он опять стащил с нее чепец и запустил пальцы в ее волосы, не прерывая поцелуя. Ее стон, прозвучавший прямо у него на губах, свидетельствовал о полной капитуляции.

Дэвон пробормотал какие-то бессвязные слова восхищения, в то же время его руки скользнули по ее спине вниз, к ягодицам. На ощупь они оказались такими же аппетитными и упругими, как ему показалось вчера, и лишь об одном оставалось сожалеть: что они скрыты одеждой. Впрочем, это запросто можно было исправить. Мысль о ее женихе тревожила его совесть не долее секунды, после чего он принялся сзади задирать ей юбки. Лили ахнула, поняв наконец, что он делает, и попыталась его оттолкнуть. Ему пришлось выпустить ее юбки и обхватить за талию, чтобы удержать. Дэвон еще раз грубо и безжалостно впился поцелуем в ее губы и возликовал, когда почувствовал, как она слабеет. “Лили, Лили”, – прошептал он, словно надеясь сломить ее неистовством своего желания. Он нащупал пуговицы у нее на груди и принялся расстегивать их, но на полпути потерял терпение и, сунув руку ей за корсаж, обхватил ладонью округлую и нежную грудь.

С испуганным жалобным криком Лили снова вырвалась. Повернувшись спиной, тяжело дыша и едва не плача, она попыталась трясущимися руками стянуть на груди края расстегнутого платья.

Дэвон закрыл глаза, прислушиваясь к тяжкому гулу крови, стучавшей в ушах, заглушая шум волн и все на свете. Философски – вот как следовало отнестись к ее отказу. Она не кокетничала и не разыгрывала недотрогу, она во второй раз отказала ему, в этом не было никаких сомнений. Он ясно видел, что она разочарована и раздосадована не меньше его самого: это его немного утешило. Когда она наконец вновь повернулась к нему лицом, у него вдруг возникло совершенно непривычное желание извиниться. Он с легкостью подавил неожиданный порыв усилием воли, но вынужден был признать, что она выглядит подавленной и несчастной.

– Если я правильно понял. Лили, – спросил Дэвон нарочито небрежным тоном, – ты не собираешься переменить свое решение?

Ее щеки окрасились румянцем. Дэвон Дарквелл оказался самым прямолинейным человеком, какого ей когда-либо приходилось встречать. Можно было только сожалеть, что ответ на его вопрос не сразу пришел ей на ум, но в конце концов Лили овладела собой и ответила:

– Нет, сэр, я своего решения не переменю.

– Очень жаль. – Похоже, он и в самом деле говорил искренне. – Я думаю, тебе бы понравилось. А мне-то уж точно.

Она опять покраснела, вызвав у него на губах скупую улыбку.

– Что ж, нет так нет. Почему бы тебе не вернуться в дом? Я задержусь тут ненадолго.

Лили вдруг все поняла. Поняла, почему он заставил ее прийти к воротам одну, зачем оттащил на боковую тропинку прежде, чем мистер Кобб их заметил, почему велел ей сейчас отправляться обратно в дом без него. Ему было стыдно показаться с нею на людях.

Это открытие стало для нее страшным ударом. Чувствуя себя, как никогда в жизни, униженной. Лили попыталась не разрыдаться прямо у него на глазах. Чо прежде, чем она успела что-то сказать или сделать хоть шаг, на дорожке послышались торопливые шаги. Дэвон услыхал их одновременно с нею и обернулся, слегка ссутулив плечи и сжав кулаки, словно намереваясь встретить незваного гостя готовым к обороне.

Оказалось, что это Клей. Будь Лили в ином состоянии духа, его удивление, наверное, рассмешило бы ее. Она чувствовала себя не менее смущенной, чем Дэвон, но какая-то крохотная частица ее души мстительно ликовала, потому что теперь его постыдная тайна – свидание с нею наедине – вышла наружу. Его лицо совсем потемнело, а поза стала еще более воинственной: всем своим видом он словно бросал вызов брату, чтобы тот не посмел отпустить какую-нибудь шутку вслух или даже мысленно.

Но мысли Клея были заняты совершенно иным. Он отвел Дэвона в сторонку, чтобы она не могла их услышать, и принялся что-то возбужденно объяснять. Лили не сделала никакой попытки подслушать разговор братьев, но она не могла не видеть. Ясно было, что они спорят: Клей на чем-то настаивал, а Дэвон наотрез отказывался. Девушка решила дождаться конца разговора хотя бы ради того, чтобы хозяин отослал ее назад по всей форме.

– Действовать надо сегодня, завтра будет слишком поздно! Сейчас их всего шестеро, но к завтрашнему дню набежит целая куча таможенников, и тогда это действительно будет невозможно!

– Это невозможно уже сейчас. Они нашли корабль, Клей, они взяли “Паучка”. Понадобится совсем немного времени, возможно, всего несколько часов, чтобы наложить официальный секвестр на судно. Это должно было случиться рано или…

– Этого не случится, если мы заберем его назад сегодня же ночью! У меня трое людей наготове, могу найти и еще, но времени нет. Если бы ты нам помог, Дэв, мы увели бы “Паучка” прямо у них из-под носа. Я могу переправить его во Францию прямо сегодня, они даже не поймут…

– Да пусть заберут этот проклятый шлюп к чертовой матери! Бога ради, перестань валять дурака! Клей упрямо выпятил челюсть.

– Ну уж нет, я не отдам его на такую позорную гибель! Чтобы эти ублюдки отправили мой шлюп в Лондон и передали в руки чиновников, таких же никчемных, как они сами? Дьявол, да они оставят его себе и превратят в один из своих сторожевиков! Да я скорее сам открою кингстоны и потоплю “Паучка”!

– Брось ду…

– Черт возьми, Дэв, если ты мне не поможешь, я поеду сам.

Дэвон ни минуты не сомневался, что его брат говорит серьезно. Вдруг его осенило.

– Ладно, я поеду. – Он сбросил с плеча руку Клея, кинувшегося было обнимать его на радостях. – Но при одном условии. Если мы вернем этот проклятый шлюп, ты должен обещать, что продашь его или потопишь, словом, делай что хочешь, но так или иначе на сей раз тебе придется расстаться с ним навсегда. Идет?

Клей едва не упал замертво, на мгновение он лишился речи, а когда пришел в себя, смог только чертыхнуться.

– Ну так ты согласен или нет? – с каменной невозмутимостью прервал его Дэвон.

– Черт бы тебя побрал, – в третий или четвертый раз повторил Клей. – Ладно, твоя взяла.

– Отлично! – Дэвон хлопнул его по спине и увлек за собой, довольно улыбаясь.

Лили ошеломленно проводила их взглядом. Хозяин ни разу не оглянулся. Было ясно, что он просто позабыл о ее существовании. Опять она почувствовала себя оскорбленной и униженной. Тихо бредя по дорожке в полном одиночестве, она попыталась найти смешную сторону в происшедшем, но не сумела. Ей стало тем более не до смеха, когда тем же вечером миссис Хау оставила ее без ужина в наказание за самовольную отлучку.