Глава 5

– Ну и жарища, черт бы ее побрал! – Лауди с досадой стукнула кулаком по влажному от пота тюфяку и спрыгнула на пол. – Ни ветерка по всей округе, разрази ее гром. Боже, как же я ненавижу июнь!

Не в силах произнести ни слова, Лили стерла с верхней губы капельки пота и что-то промычала в знак согласия. Она сидела в постели, прислонившись к изголовью. Ложиться не хотелось, несмотря на усталость: отсыревшие простыни пахли плесенью и липли к коже. Через раскрытое окно донесся перезвон часов из библиотеки, расположенной двумя этажами ниже. Пробило полночь.

Лауди встала на колени на стул под окном, положив локти на подоконник, и уставилась на полную луну.

– Как ты думаешь, может, Гэйлин тоже смотрит сейчас на небо и видит эту самую луну?

Попытавшись вообразить такую картину. Лили не могла не улыбнуться про себя, подумав, каким же именно глазом Гэйлин смотрит на луну.

– Наверное, он уже видит третий сон, да и нам с тобой пора бы спать. – Лили давно уже оставила попытки использовать ирландский акцент в разговоре с Лауди; она даже придумала историю себе в оправдание: будто бы ей пришлось сбежать от жестокого опекуна и прикинуться ирландкой в надежде, что это поможет ей сойти за опытную служанку. Однако такой рассказ прозвучал неубедительно даже в ее собственных ушах. Впрочем, Лауди не выразила никаких сомнений.

В животе у нее вдруг заурчало так громко, что Лауди услыхала с другого конца комнаты.

– Лили! – воскликнула она, и ее простенькое личико засветилось торжеством. – Я же сегодня утром стащила для нас яблоко из буфетной! Чуть было не забыла!

– Благослови тебя Господь, Лауди, тащи его сюда, пока я еще не околела с голоду!

Лауди вытащила украденное лакомство из кармана фартука и подошла к постели. Да, Лили проделала немалый путь: еще месяц назад ей легче было бы пойти на виселицу, чем украсть хоть медный грош у своего злейшего врага. Теперь же ежедневное воровство Лауди, таскавшей из буфета то яблоко, то кусок бисквита, представлялось ей суровой необходимостью, обыденным и закономерным подвигом выживания: вот так солдат на поле боя, не стыдясь и не раздумывая, стреляет в своих врагов, чтобы не быть убитым самому. Лили впилась зубами в честно поделенный пополам трофей, наслаждаясь терпким яблочным соком, брызнувшим в рот, и мурлыча от удовольствия.

– Мне начинает казаться, что краденые яблоки слаще обычных, – вздохнула она, закрыв глаза для полноты ощущений.

– Уж это точно, – с набитым ртом подтвердила Лауди.

– И все-таки ты ужасно рискуешь. Если миссис Хау тебя поймает, ты можешь потерять работу.

– Небось не поймает. Не бери в голову. Ты с ней говорила сегодня? Насчет аванса?

– Да.

– Ну и как? Она отказала?

– Да.

– Я так и знала!

Лили откинулась на подушку, вспоминая свой разговор с миссис Хау, произошедший несколькими часами ранее. Она очень тщательно выбрала время в надежде, что экономка будет в наилучшем расположении духа, когда уютно устроится в своей собственной маленькой гостиной после ужина, состоявшего (в отличие от перловой похлебки и пирога с ливером, которыми довольствовались все остальные слуги) из копченой лососины, жареной бараньей лопатки с каперсами и зеленого горошка в лимонном соусе.

– Чего тебе надо? – буркнула миссис Хау в своей обычной неприветливой манере.

Лили изложила свою просьбу: небольшой аванс в счет жалованья, которое она начнет получать, когда все ее долги будут наконец выплачены. Мрачное предсказание Лауди полностью сбылось: лучше бы ей было поберечь горло.

– Думаешь, ты лучше всех, да? Тебе не терпится сбежать отсюда поскорее? Хочешь распушить хвост перед господами? Думаешь, ты им ровня? – Черные бульдожьи глазки экономки налились ядом. – Я тебе скажу, как выбраться отсюда, дрянная девчонка. Придется тебе заработать свое жалованье, как все мы зарабатываем, как Господь Всемогущий нам заповедал: в поте лица своего, трудами рук своих. Ибо сказано: “Кто взалкал богатства, потерял душу свою”. – Подленькая улыбочка поползла по лицу экономки после этих слов, ничуть не меняя общего злобного выражения. – Я даже готова тебе помочь. Дам тебе сверхурочное задание, если хочешь побыстрее заработать. Можешь начать с ковров на первом этаже. В конце каждого дня, когда все остальные дела будут сделаны, поручаю тебе скатать ковер, вытащить его во двор, повесить на веревку и выбить из него пыль. Потом я, разумеется, проверю и буду платить тебе по полпенни за каждый, если останусь довольна.

– По полпенни! Но… Я даже поднять его не смогу без посторонней помощи!

– А это уж твоя забота. И не вздумай позвать кого-то из других служанок себе в помощь, эта работа будет поручена только тебе и никому больше. Ну как? Принимаешь или нет? Больше ты от меня ничего не дождешься. Что скажешь? Думай быстрее, у тебя еще дел полно.

Лили пришлось проглотить слезы обиды.

– Вы же знаете, мне это не по силам!

– Вот и ступай себе. Иди работай, нечего на меня глазеть. И помни: слуги должны трудиться от чистого сердца, а не из-под палки, “с трепетом и в страхе Божьем, не людям угождая, но Господу Нашему”.

– Гнусная старая свинья, – деловито заметила Лауди, проглотив последний кусочек яблока и облизывая пальцы. – Я же тебе говорила, только даром время потеряешь!

– Она меня недолюбливает, Лауди.

– Она никого не любит.

– Да, но.., мне кажется, меня она ненавидит. Лауди скорчила гримаску, но спорить не стала. Лили беспокойно заворочалась под простыней, чувствуя, как на нее в который раз волной накатывает отчаяние. Проведя в Даркстоуне несколько недель, она ни на йоту не приблизилась к выходу из затруднительного положения, в котором оказалась. Ее жалованье за первый месяц свелось к нулю, а теперь она оказалась кругом в долгу не только перед миссис Хау, но и перед Лауди, задолжав ей за мыло, зубной порошок, чепец и фартуки. Ей давно уже следовало обратиться за сведениями к миссис Траблфилд, своей соседке в Лайме. Надо было узнать, что сталось с Роджером Сомсом: жив он или нет? Если да, что он намерен предпринять в отношении ее? Оповестил ли он власти? Может, ее уже разыскивают? Будет ли он по-прежнему утверждать, что она воровка? А может, он каким-то чудом опомнился и из христианского милосердия простил ее за невольное участие в случившемся?

Последнее представлялось маловероятным, но, будучи неисправимой оптимисткой, Лили не желала сбрасывать со счетов такую возможность. И все же она боялась написать миссис Траблфилд и узнать правду: ей не хотелось впутывать эту добрую женщину в свои трудности, вынуждая ее солгать и сделать вид, будто она не знает, где Лили, если, не дай Бог, ее начнут допрашивать. В сотый раз Лили обругала себя за бегство. Время было ее единственным союзником, и ей ничего другого не оставалось, как цепляться за наивную надежду на то, что в один прекрасный день все каким-то образом уладится само собой.

– Уф, – пропыхтела вдруг Лауди, садясь в постели. – В этой печке сам дьявол потек бы, как сальная свечка. Слушай, Лили!

– Что?

– Пошли купаться.

– Нам нельзя.

– Это еще почему? Мы пойдем не на море, а на озеро. Разве ты никогда не была на Пиратском пруду? Никто нас там не увидит, проскользнем тихо, как мышки.

– Это слишком опасно! Если нас хватятся, считай, мы уволены.

Но в ту же минуту она представила себе, как приятно было бы искупаться в прохладной озерной воде.

– Ну-с, идете вы или нет, мисс Заячий Хвост, я пошла купаться. – Лауди рывком сбросила с себя застиранную ночную рубашку и принялась через голову напяливать платье. – Ни сорочку, ни корсет надевать не буду. Ой, какая я буду чистенькая и свежая минут через десять! Как вернусь. Лили, непременно тебе расскажу, как что было, так что ты ничего не потеряешь.

– Ну ладно, – проворчала Лили, вылезая из посте ли и нащупывая в темноте свое платье. – Но если нас поймают, ты будешь виновата!

– Да не поймают нас! Выйдем через двери в библиотеке хозяина, спустимся с утеса по каменным ступенькам, никто ничего не заметит. Ну пошли!

Даркстоун-Мэнор, стоявший на вершине широкого зеленого мыса, выходил фасадом на север, в противоположную сторону от моря. Террасные сады позади дома спускались вниз на сотню ярдов до самой гряды утесов, смягчая мрачность общей картины. Извилистая тропа длиною в милю огибала мыс в обоих направлениях. У подножия крутых ступеней, ведущих к морю, начиналась вторая тропа, убегавшая направо. Она вновь поднималась, огибая темный сосновый лес, и заканчивалась у внутреннего водоема, так называемого Пиратского пруда: его неглубокие воды отделяла от моря широкая полоса белого песка. Возле озера было удивительно тепло и тихо, совсем не так, как на берегу беспокойного, покрытого белыми барашками Ла-Манша. Лили и Лауди разделись в тени тянувшихся цепью высоких черных валунов, рассекавших надвое песчаный пляж.

– Ты что, прямо в сорочке собралась купаться? Лили оглянулась на раздевшуюся догола Лауди и нахмурилась.

– А ты не хочешь хоть что-нибудь надеть?

– Ну уж нет, лопни моя печенка! Вот глупая! Где ж ты завтра возьмешь другую сорочку, если эта не высохнет? Брось дурить. Лили, раздевайся, и пошли окунемся.

Лили помедлила еще несколько секунд. Она с опаской стянула через голову поношенную, латаную-перелатаную сорочку, сама не зная, чего ждать. Но ничего страшного не случилось: дюжина голов не высунулась из лесной чащи, чтобы на нее поглазеть, никто не крикнул: “Срам прикрой!”, как она почему-то ожидала. А прохладный ночной воздух так приятно ласкал кожу! Оглядывая свои белеющие в темноте груди, живот, ноги, Лили с дрожью волнения почувствовала себя грешницей, вкушающей запретный плод. Раньше она думала, что нет более сладкого греха, чем воровать яблоки, теперь же это занятие показалось ей жалким и никчемным по сравнению с полночным купанием нагишом.

Осторожно ступая по гладким камням, а потом по мягкому песку, она подошла к кромке воды: ходить босиком ей тоже никогда раньше не приходилось. Тихонько набегающая на берег вода омыла пальцы ее ног;

Лили опасливо попятилась.

– Надо быстро окунуться, – посоветовала Лауди, зашедшая вглубь уже футов на пятнадцать. – Тут так здорово – сразу согреешься!

– Но я не умею плавать!

– А кто умеет? Я стою обеими ногами на дне. Осмелев, Лили зашла в воду по пояс. У нее перехватило дух от внезапного холода, но уже через секунду вода показалась ей восхитительно теплой, и она, согнув колени, погрузилась по плечи. Илистое дно холодило и щекотало ступни.

– Как чудесно, просто замечательно! – рассмеялась Лили, шлепая руками по воде и подходя поближе к Лауди. – Ого! Ты умеешь держаться на воде! – вздохнула она с завистью.

– Да кто угодно умеет.

– Только не я.

И все же она откинулась на спину, оттолкнулась ногами, наслаждаясь чудесным ощущением прохлады, охватившим кожу головы, как только ее волосы коснулись воды, и попыталась воспроизвести свободную позу Лауди, дрейфующей на поверхности пруда, но тут же пошла ко дну.

– Набери в грудь побольше воздуху и не суетись, – посоветовала Лауди, как только Лили вновь вынырнула на поверхность и откашлялась. – Лежи тихо-тихо, в этом вся штука.

После нескольких неудачных попыток Лили наконец овладела искусством держаться на воде. Она уставилась на светящийся перламутром лунный диск, раскинув руки и ноги. Ей пришло в голову, что в такую минуту, как эта, все случившееся с нею могло показаться всего лишь приключением. Если бы знать, когда настанет конец затянувшемуся недоразумению, прервавшему то, что Лили самоуверенно считала своей обычной жизнью, она, пожалуй, могла бы взглянуть на происходящее как на некий эпизод, досадный, конечно, но отчасти даже забавный. Увы, конца ему не было видно. И все же ее природная жизнерадостность брала верх: позабыв о безнадежности своего положения, она устроила “морской бой” с Лауди.

***

– Что это было? – спросил Клей. Дэвон, вытиравший ноги рубашкой, замер и прислушался.

– Что? Где? Я ничего не слышу. – Он натянул короткие, до колен, штаны и снова замер, не застегнув половины пуговиц. – Вот теперь слышу. Похоже на крик.

Он бросил рубашку на песок и отправился в том направлении, откуда доносился звук: тонкий женский визг. Вот он раздался вновь, и Дэвон ускорил шаги. Клей, спотыкаясь, поспешил за ним, на ходу застегивая штаны и натягивая мокрую рубашку. В свете полной луны ясно виднелась тропинка, ведущая к пруду с противоположной от моря стороны. Оказавшись в десяти шагах от тянувшейся из самого леса и уходящей в воду цепочки горбатых валунов, перерезавших тропинку, Дэвон внезапно остановился. Клей едва не налетел на него сзади.

Все еще смеясь. Лили и Лауди выбрались из воды и побрели, утопая в песке, к оставленной на берегу одежде. В тот самый миг, когда они поняли, что вышли на берег не с той стороны от гряды высоких камней, перед ними предстали двое мужчин. Лауди вскрикнула и бросилась вперед. Лили последовала за нею, не раздумывая, и ощутила дурноту, сообразив, что бежать некуда: цепь валунов уходила прямо в лес, и даже там скрыться было невозможно, потому что путь преграждали непролазные заросли осоки и диких рододендронов. Надо было бежать обратно к воде!

Но теперь было уже слишком поздно. Отступить сейчас означало бы вновь выставить напоказ свою наготу. Лили встала рядом с Лауди в тени самого высокого из валунов, прикрывая скрещенными руками грудь и повернувшись спиной к братьям Дарквелл в надежде, что они просто уйдут.

Они не ушли.

– Бог ты мой, – выдохнул Клей, – это же пара русалок! – Он бросил многозначительный взгляд на Дэвона. – Надеюсь, ты не собираешься их распекать, а? Это всего лишь служанки, я узнаю ту, что повыше, она…

– Я знаю, кто она такая.

– О! – Клея удивило такое признание. – Просто я подумал, – продолжал он, – что это чертовски удачная встреча – их двое и нас двое, можно сказать, судьба, если ты… – Он осекся, когда Дэвон, не говоря ни слова, оставил его на месте и направился туда, где две женщины стояли, съежившись, у черной скалы. – ..веришь в подобные вещи.

Клей умолк, прервав себя на полуслове, и двинулся следом за братом.

Нет, это невозможно, думала Лили, прислушиваясь к приближающимся шагам, не могут же они заговорить с нами! Как ей хотелось в этот момент стать как можно меньше ростом. Чем ближе они подходили, тем сильнее ей хотелось вжаться всем телом в громаду гранитного валуна и исчезнуть. Лауди принялась хихикать, доводя ее до бешенства. Ей хотелось закатить подруге здоровенную оплеуху. Вот двое мужчин остановились прямо у нее за спиной: Лили почувствовала, что даже сам воздух вокруг стал каким-то другим. Ей казалось, что она различает их дыхание, и все же едва не подскочила на месте, заслышав голос, протянувший с наигранной важностью: “Добрый вечер, дамы”. Девушка узнала задорную, добродушно-шутливую интонацию и поняла, что с ними заговорил молодой хозяин. Но с особой остротой она ощущала присутствие его брата: холодный взгляд его бирюзовых глаз, словно клеймо, жег ей кожу между лопаток.

– И вам добрый вечер, – через плечо бросила Лауди с глуповатым кокетливым смешком.

– Какая нечаянная радость – встретить в таком месте двух прекрасных дам! Вот мы с братом и подумали: может, вы не откажетесь прогуляться с нами вокруг озера? Мы могли бы даже.., окунуться вместе еще разок, если вы не против. Ну, что скажете? Вас устраивает такое предложение?

Лауди ответила “да”. У Лили язык отнялся от изумления и ужаса. Но Лауди сказала “да”, Лили не ослышалась. Теперь она закивала и вновь разразилась глупейшим хихиканьем. У Лили руки чесались схватить ее за плечи и встряхнуть так, чтобы застучали все ее щербатые зубы.

– Вот и отлично, – подытожил Клей, рассмеявшись вместе с нею. – А что насчет вас? – спросил он прямо на ухо Лили.

– Нет! Прощу вас, уходите.

Она вздрогнула всем телом, когда Дэвон Дарквелл проговорил тихим и властным голосом, раздавшимся скорее у нее в душе, а не в ушах:

– Да, я думаю, так будет лучше. Младший брат взглянул на него в недоумении, и Дэвон пояснил:

– Оставь нас, Клей. Ступай со своей подружкой, желаю вам приятной прогулки.

Эти слова наконец-то заставили Клея замолчать: он был поражен, но еще больше разочарован. Лауди безо всякого стыда повернулась к нему лицом, он машинально, даже не взглянув, взял ее за руку.

– Не знаю, что на тебя нашло, Дэв, – удрученно бросил он через плечо, уводя прочь свою голую, весело хихикающую спутницу, – раньше ты никогда не пользовался преимуществами старшинства в ущерб мне.

Он ушел, и Лили осталась наедине с виконтом Сэндауном.

Дэвон усилием воли отбросил вопрос о том, какого черта ему вообще здесь нужно, решив поразмыслить об этом на досуге; стоило ему задуматься хоть на минуту прямо сейчас, и он бежал бы прочь от этой девушки, даже не оглянувшись. Но ему не хотелось уходить. Не хотелось отворачиваться.

Чего ему действительно хотелось, так это дотронуться до нее. Платье, что было на ней в тот день, когда она вошла к нему в комнату, даже в отдаленной степени не намекало на прелести, таившиеся под выцветшим синим ситцем. Словно со стороны Дэвон увидел свою собственную руку, поднявшуюся и застывшую в воздухе где-то в дюйме от ее плеча. Тень от его руки косо упала на ее белую спину, по которой темным потоком струились, скрывая лопатки, густые влажные волосы. Лунный свет серебрил ее кожу, отчего она казалась особенно нежной. Он заметил, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в плечи, и ему на мгновение пришло в голову, что она, наверное, испугана. Ему хотелось еще раз услыхать ее голос.

– Ты не хочешь повернуться? – спросил он тихо. Она отрицательно покачала головой.

– Нет? – переспросил он.

– Нет.

– Но ведь придется! Ты что, никогда не слыхала о droit du seigneur [9]? – В голосе Дэвона послышались обычно столь несвойственные ему и поразившие даже его самого игривые нотки.

Лили сгоряча брякнула первое, что пришло в голову:

– Это норманнский обычай, а не корнуэльский, да и то его отменили еще шестьсот лет назад. Дэвон отдернул повисшую в воздухе руку.

– А ты откуда знаешь? – Он был явно огорошен. Лили прикусила язык.

– Прошу вас, пожалуйста, я не могу разговаривать в таком виде!

– А почему бы и нет? Ты что, стесняешься? Ему казалось, что он видит перед собой ожившую мраморную богиню, высокую и стройную. Его одолевало желание дотронуться кончиками пальцев до каждого из хрупких позвонков, медленно продвигаясь сверху вниз к тонкой талии и упругому, округлому, задорно вздернутому заду.

– Ты так красива, что тебе нечего стесняться. Давай встретимся сегодня, только позже. Приходи в мою комнату, – добавил он порывисто и тотчас же пожалел о своих словах.

Лили была на грани истерики.

– Нет, я не могу, не могу. Вы меня не за ту приняли, милорд, я не такая.., как Лауди.

– Ты имеешь в виду свою подружку? Она кивнула.

– Это верно, – согласился Дэвон. – Ты совсем не такая, как Лауди.

Все его сожаления улетучились, колебания исчезли, ничто больше его не удерживало от желания прикоснуться к ней: в конце концов, она была всего лишь служанкой! Но когда он откинул в сторону ее мокрые волосы и провел пальцами по хрупкой камышинке позвоночника, она тихонько ахнула и уронила голову на грудь; он чувствовал, как ее бьет дрожь, проходя волнами по спине к стройным белым бедрам.

– Вы должны меня отпустить, – принялась умолять Лили.

– Я тебя не держу.

– Прошу вас. Вы не понимаете.

Он понял только одно: к ней требуется более деликатный подход. С огромной неохотой Дэвон опустил руку. При этом его пальцы случайно коснулись ее бедра, отчего она вновь задрожала и напряглась всем телом.

– Тогда давай встретимся завтра, – предложил он шепотом. – После обеда. Пойдем на прогулку.

И опять она сказала первое, что пришло в голову:

– Завтра после обеда мне надо мыть пол в буфетной.

Дэвон усмехнулся.

– Хвалю тебя за усердие. Но я полагаю, ты могла бы немного отложить это увлекательное занятие, не так ли? В четыре у ворот в парк.

Лили глубоко вздохнула.

– На прогулку?

– На прогулку, – кивнул он с важностью.

– Если я приду, вы сейчас оставите меня одну?

– Уж ты не торговаться ли со мной вздумала? Она не ответила, и он со вздохом уступил:

– Ладно, я уйду.

– Хорошо. Я.., я завтра приду.

– Рад слышать.

Неужели она думает, что он смирился бы с отказом?

Повисла длинная пауза.

– Итак? – решительно спросила наконец Лили, не в силах больше выдержать затянувшегося молчания.

– Ах да, я забыл. Уговор дороже денег. – Дэвон отступил на шаг, в последний раз охватил ее взглядом, и, чувствуя себя святым Антонием, устоявшим перед искушением, пошел прочь.

Глава 6

…В четыре часа следующего дня Лили стояла на коленях в пышном, не меньше дюйма толщиной слое мыльной пены и терла щеткой из свиной щетины плитки пола в буфетной. Дэвон обнаружил ее там в двадцать минут пятого. Он пребывал в крайнем раздражении: при ярком свете дня ему представлялось непостижимым то безумие, которое нашло на него прошлой ночью, а главное, он не понимал, как можно было уже сегодня принять вчерашнее помешательство всерьез. Но он действительно отправился на свидание с этой поломойкой, ждал ее в условленном месте, как какой-нибудь сельский дурачок, пришедший женихаться со своей любезной, а она еще имела наглость не явиться! Клей был прав, с досадой подумал Дэвон: ему бы следовало чаще появляться на людях. В следующий раз, когда его брат отправится в бордель в Труро, он составит ему компанию. Может быть, это излечит его от склонности выставлять себя на посмешище в своем собственном доме.

Усердно надраивая пол, Лили заметила его длинную черную тень, упавшую на нее. Она выпрямилась, по-прежнему стоя на коленях, щетка выпала из ее скользких от мыла пальцев. Откинувшись назад, девушка в испуге принялась расправлять подоткнутые юбки. Нижняя юбка промокла насквозь, но подол платья, который надо было непременно уберечь от соприкосновения с мыльной водой, был подвязан шнурками. Она чувствовала себя растрепанной и неряшливой, настоящим чучелом.

– Я не смогла прийти, – заторопилась Лили прежде, чем он успел раскрыть рот. – Миссис Хау говорит, что я должна закончить тут, а потом помочь старшей горничной прибрать наверху и почистить бронзу. Извините. Я хотела прийти, но.., не смогла.

– Встань.

Она заглянула ему в лицо. Обычно суровое и замкнутое, сейчас оно выглядело не на шутку рассерженным. Этого Лили не ожидала. Торопливо поднявшись на ноги, она вытерла руки о холщовый фартук.