Глава 13

– Ну и жарища, – простонала Лауди, откинув со взмокшего лба густую прядь волос. – Ну зачем эта старая жаба заставила нас выбивать ковры сейчас, а не в конце августа? Только из вредности! – пояснила она, увидев, что Лили медлит с ответом. – Злоба из нее так и брызжет. Ты это знаешь, и все знают. Она пострашней гадюки будет! Да лучше с волком повстречаться нос к носу, чем повернуться к ней спиной хоть на минутку!

Слушая вполуха, Лили что-то рассеянно хмыкнула в знак согласия. Жара была нестерпимой. Им не удалось начать работу в час утренней прохлады, пока солнце еще не вылезло из-за высоких труб на западной стороне особняка; сейчас оно сухими волнами беспощадно изливало на них свой жар, не смягченный даже легчайшим дуновением ветерка. Лили откинулась и села на корточки, вытирая с лица пот тыльной стороной руки. Внезапно накатившая дурнота заставила ее побледнеть. Ей приходилось, стоя на четвереньках, щеткой втирать высушенные чайные листья в ковер с цветочным рисунком, разложенный на газоне возле подвальных окон, отчего колени у нее болели, а спина и руки ныли от напряжения. Лауди тем временем выбивала пыль из другого ковра, перекинутого через веревку. Теперь она тоже решила передохнуть.

– Говорите что хотите, мисс Постная Рожа, да только ни одна душа в доме не думает, будто это вы украли деньги у старой ведьмы. Спросите сами, если мне не верите.

– Не стану я у них спрашивать, – устало возразила Лили. – К тому же ты ошибаешься, Лауди. Они меня не знают, почему же они должны мне доверять?

– А вот и спроси у них! Стрингер сказал, что ты не брала, а повариха говорит…

– Оставим этот разговор. Теперь уже все равно.

– Тьфу! – в сердцах сплюнула Лауди. Запах разогретой солнцем шерсти и чайных листьев душил Лили, вызывая тошноту. Сидя на земле, она тупо проследила взглядом за каплей пота, упавшей на бессильно опущенную руку. Лауди продолжала болтать о миссис Хау, о переводе Доркас из поломоек в посудомойки, о Гэйлине Маклифе и о собрании методистов [15], на которое он ее пригласил. Ее речь через неравные Промежутки прерывалась шлепаньем железного прута о ковер. Лили рассеянно прислушивалась, закрыв глаза, и вдруг едва не подскочила, словно прутом огрели ее самое. Она взглянула на Лауди, не дыша, застыв в изумлении, к которому примешивались ужас и надежда.

– А я и говорю: “Может, пойду, а может, и нет, мистер Маклиф. Загляну-ка я сперва в свою записную книжку: а ну как это и есть мой выходной”. – Весело хихикнув, Лауди выбила из ковра новое облачко пыли. – Погляжу-ка я в записную книжку: может, это и правда мой выходной, – повторила она, упиваясь собственной шуткой. – А может, ты тоже хочешь пойти? – вдруг спохватилась Лауди. – Тебе полезно проветриться, ей-богу. Лили. Проповедь будет в следующее воскресенье в Труро, на Монетном дворе.

Голос Лили от волнения прозвучал как скрип несмазанной двери:

– Как, ты говоришь, зовут проповедника, а, Лауди?

– Преподобный Соме из Эксетера. Гэйлин говорит, так было написано на доске объявлений в Тревите. А ты когда-нибудь была на собрании методистов? Нет? Вот черт, им это может не понравиться. Как-то раз…

– Ты уверена, что Соме?

– Угу, Роджер Соме. Моя подружка Сара из приюта (она теперь живет в Лонстоне), так вот, она видела его в Редруте еще в том году. Так она говорит: его послушать – сразу поджилки затрясутся. А я – ну просто обожаю проповедников. Такое мне видение бывает, будто бы Бог и дьявол дерутся за мою душу, а я все никак не могу решить, кому из них ее отдать. Ну что, Лили, хочешь пойти с нами?

– Что? Нет, Лауди, я не могу.

– Да ну тебя! – Черноволосая девушка швырнула прут на землю. – Нет, ей-богу, я от жары вся иссохла. Пойду попью водички, и плевать мне, что Хау не велела. Принесу и тебе кружечку.

И она отправилась в дом, покачивая бедрами на ходу.

"Он жив! – торжествовала между тем Лили. – Я его не убила!” Впервые за долгие месяцы на душе у нее немного полегчало, словно с нее сняли тяжкий камень. По крайней мере, одной заботой стало меньше. Преподобный Соме жив и здоров, раз читает проповедь в Труро в следующее воскресенье. Но что он думает о ней? Может, он заявил на нее властям? Обвинил в разбойном нападении с целью грабежа? А может, нет? Можно ли ей в таком случае перестать прятаться?

Надо это выяснить. Разумеется, она не пойдет на встречу с ним в Труро, это слишком опасно. Но уж теперь, несомненно, можно попробовать ему написать. Она пошлет письмо на его домашний адрес в Эксетере и попросит прислать ответ на ее имя в дом миссис Траблфилд, ее доброй соседки в Лайме. Этой милой леди она тоже напишет с просьбой переправлять пришедшую на ее имя почту в Даркстоун, но ни в коем случае никому не рассказывать о ее местонахождении. Лили не хотелось подвергать опасности миссис Траблфилд, обременяя ее своими личными осложнениями, однако другого выхода у нее не было. В любом случае возможность ареста уже не страшила ее так, как прежде. Даркстоун-Мэнор, подумала она с тоскливым вздохом, стал для нее темницей, не менее страшной, чем знаменитая тюрьма Бодмин.

– Где Лауди?

Лили подскочила, заслышав голос миссис Хау. Экономке, как всегда, удалось подкрасться бесшумно и незаметно.

– Лауди? Она.., ей надо было отлучиться в уборную.

С утра миссис Хау велела им не прерывать работы и ни под каким видом никуда не отлучаться до самого обеда – даже чтобы попить воды.

"О Господи!” – сердце Лили подпрыгнуло от ужаса, она торопливо перевела взгляд обратно на багровую от гнева физиономию экономки, моля Бога, чтобы ее собственное лицо не выдало того, что она успела заметить за плечом миссис Хау: бредущую вразвалочку по направлению к ним Лауди с оловянной кружкой, полной воды, в одной руке и стянутым из кладовой яблоком в другой. Черноволосая девушка смотрела себе под ноги, чтобы не расплескать воду.

Безнадежно. Миссис Хау повернулась кругом, словно Лили указала ей направление и крикнула: “Вот она!” Лауди замерла на месте. Выражение досады, застывшее на ее добродушном скуластеньком личике, выглядело почти комично. И тут ее целиком заслонила от Лили широкая борцовская спина миссис Хау. Экономка двигалась с ужасающей быстротой. Лили услыхала ее голос, задающий вопрос на повышенных тонах. Лауди что-то неразборчиво пробурчала в ответ. Потом раздался громкий, как хлопок, звук пощечины. Лили вскочила на ноги и побежала к ним с глухим криком: “Стойте! Не надо!” Ее собственный голос прерывался и дрожал от страха, она никак не могла набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы крикнуть по-настоящему. Миссис Хау нанесла второй удар, и на этот раз Лауди завизжала. Оловянная кружка со звоном выпала из ее пальцев, яблоко укатилось куда-то в сторону. Экономка вновь занесла руку для удара, и как раз в этот момент подбежала Лили.

– Нет, не надо! – повторила она, и миссис Хау обернулась с поднятым кулаком.

– Она ничего не делала! – принялась уговаривать Лауди, прикрывая обеими руками пылающие щеки и одновременно утирая идущую носом кровь. – Я была одна, не надо, Лили ни в чем не виновата!

Миссис Хау несколько раз перевела налитый злобой взгляд с одной девушки на другую. Лили вдруг подумала, что вид у нее – с белыми прядями, тянущимися от висков назад, – совершенно безумный, точно ее покусала бешеная собака.

– Ты, Лауди, ступай наверх в свою комнату! – приказала экономка. – За свое непослушание останешься без обеда и без ужина, а завтра весь день будешь поливать огород из этой самой кружки. Прочь с глаз моих сейчас же! А может, ты хочешь получить в придачу хорошую взбучку? Вон отсюда, я кому сказала!

Лили оцепенела в боязливом ожидании, заметив упрямое, сердитое выражение на залитом слезами и кровью лице Лауди. Однако секунду спустя, опустив глаза, вновь наполненные слезами, бедная девушка пробормотала: “Да, мэм” и бросилась к дому неуклюжей, прихрамывающей рысцой.

– А ты что стоишь? Иди работай, не то я тебя еще пуще отделаю! Чего уставилась?

Лили даже не пыталась скрыть свое отвращение.

Круглые жабьи глазки миссис Хау горели неутолимой злобой, но на сей раз гнев в душе Лили возобладал над страхом.

– Лауди не заслужила подобного обращения, миссис Хау, и вы это знаю, – бросила она в лицо экономке, стараясь не замечать дрожи в собственном голосе. – Вы ее ударили, потому что вам так хотелось.., потому что вам нравится пугать и мучить тех, кто слабее вас. Вы жестокая, деспотичная грубиянка и.., и ханжа.

Лили пошире расставила ноги, мысленно готовясь к отпору, но не жалея о сказанном. Заметив, как правая рука миссис Хау сжимается в громадный кулак, она добавила:

– Вряд ли мистер Дарквелл знает, как вы обращаетесь со слугами, и я.., я собираюсь рассказать ему, как вы поступили с Лауди!

Случилось то, чего она совсем не ожидала: угрюмо сомкнутый рот экономки оскалился в гаденькой улыбочке.

– Вот как? – урчащим голосом заговорила миссис Хау. – Хочешь наябедничать на меня хозяину? – Урчание перешло в шипение, скользящим шагом экономка плавно отступила назад. – Хоро-ш-ш-шо, оч-ч-чень хоро-ш-ш-шо! Отли-ч-ч-чно!

От этих тихих, шипящих звуков у Лили шевельнулись волосы на затылке.

– Что ж, иди! Да поторопись и непременно дай мне знать, что он ответит. Помни, Лили: Бога не обманешь, он все видит. Что посеешь, то и пожнешь.

Ее улыбка стала шире, показались глазные зубы, острые, как клыки хищного зверя. Но страшная минута прошла, экономка повернулась и направилась к дому стремительной, скользящей походкой гадюки.

Лили, несмотря на жару, ощутила пронизывающий холод, по всему ее телу пробежала волна страха или предчувствия. Она заставила себя встряхнуться, но ощущение бессилия не покидало ее. Сама того не желая, она опять попала в ловушку. Девушка окинула взглядом стены Даркстоуна, неумолимую громаду каменной кладки башен и высоких печных труб, чернеющих на фоне ослепительно синего, безоблачного неба, и впервые с того самого дня, как она попала сюда, дом показался ей зловещим. Не просто груда равнодушного камня, но некая грозная сила взирала на нее с этих гранитных плит, скрепленных известковым раствором. За ними таилось нечто, наделенное разумом и жизнью, и это нечто желало ей зла.

"Глупости, – выбранила себя Лили, отвернувшись от дома и вглядываясь в раскаленное небо, раскинувшееся над ослепительно сверкающим морем. – Что за дурацкие фантазии!” Нет, нельзя позволять себе поддаваться детским капризам. Теперь она уже глубоко сожалела о порыве праведного негодования, толкнувшего ее на необдуманный поступок, но пути назад не было. Вызов брошен. Кто-то должен вступиться за Лауди. Нельзя, невозможно продолжать трусливо молчать, рабски покоряясь сложившемуся положению вещей. Предстоящий разговор с Дэвоном станет для нее чудовищной пыткой, куда более мучительной, чем любые издевательства, которые могла бы изобрести миссис Хау. Однако выбора у нее не было: она дала слово, и теперь его предстояло сдержать.

Она знала, что он в библиотеке и что сейчас он там один: сидит и работает за своим большим столом. Самой Лили становилось не по себе оттого, что почти в любой день и час ей удавалось с ужасающей точностью предсказать его местонахождение, но – сколько ни пыталась – она не могла избавиться от своей невольной и тягостной осведомленности. Этот человек больше ничего для нее не значил, она, вероятно, значила для него еще меньше, чем ничего, так почему же ей никак не удается его забыть? Рано или поздно она все-таки забудет – когда вырвется отсюда. Скоро, совсем скоро ее плену настанет конец, в этом не может быть никаких сомнений! С пересохшим от волнения ртом Лили решительно распрямила плечи, вытерла взмокшие от пота ладони о фартук и, преодолевая робость, торопливо двинулась к дому.

***

Дэвон запустил пальцы себе в волосы, разлохматив при этом аккуратно заплетенную косичку. Он с досадой сорвал тонкую бархатную ленточку и бросил ее на стол. Все раздражало его в этот день. Жара виновата, это из-за нее ему никак не удается сосредоточиться на списке арендаторов, твердил он себе, угрюмо уставившись на столбик цифр, которые вот уже пять минут безуспешно пытался сложить. Зря он вообще утруждал себя: обычно счетами арендаторов занимался Кобб, и можно было по пальцам одной руки сосчитать те случаи, когда хозяину удавалось поймать своего управляющего на какой-нибудь ошибке. И все же лучше сидеть здесь в одиночестве, бессмысленно тасуя цифры на странице гроссбуха, чем выйти наружу и вновь наброситься на служащих с бранью. Дэвон привык гордиться своим самообладанием, и ему трудно было примириться с внезапно свалившейся на него неспособностью сдерживать раздражение.

Беспокойный рокот моря заглушал все остальные звуки, однако какое-то неясное ощущение заставило его поднять голову, откинув со лба завесу прямых темно-каштановых волос. Лили предстала перед ним черным силуэтом на фоне ослепительного сияния дня, но он узнал ее тотчас же, и его сердце невольно ускорило свой бег в радостном ожидании. Она в нерешительности застыла на пороге. Дэвон едва не сломал перо пополам, но усилием воли заставил себя тихонько положить его на стол. Высокая, стройная, гибкая, как ивовый прут, она робко сделала шаг ему навстречу.

Лили едва различала его во внезапно наступившей полутьме. Он сидел за своим заваленным бумагами столом, в точности как она и ожидала. Несмотря на жару, на нем был черный камзол, выглядевший особенно мрачно в сочетании с белоснежным кружевом рубашки. Когда ее глаза немного привыкли к полумраку, Лили заметила, что он смотрит на нее терпеливо и спокойно, немного сурово. Никогда в жизни ей не приходилось сталкиваться с судьями, но Дэвон в эту минуту показался ей похожим на судью. Что ж, прекрасно. Все идет отлично, твердила она себе. Вот если бы в его взгляде промелькнуло хоть отдаленное воспоминание о том, что когда-то, тысячу лет назад, они были любовниками, лежали в постели обнаженные, сплетаясь в объятиях, стеная и хохоча от счастья, – тогда она наверняка струсила бы и убежала, не сказав ни слова. Но почему же его безразличие ранит ее так больно?

Девушка откашлялась и заставила себя сделать еще шаг вперед.

– Прошу прощения за беспокойство, но я должна сказать вам что-то важное. Насчет миссис Хау.

Он и сам не знал, что он ждал, но уж только не разговора о миссис Хау. Ему пришлось откинуться на спинку кресла – столь сильна была обрушившаяся на него волна разочарования.

– Миссис Хау? – переспросил Дэвон, рассеянно пропуская бородку пера между пальцев. – Интересно, что именно ты можешь мне сообщить о моей экономке?

Заслышав покровительственно-насмешливые нотки в его голосе. Лили решительно выпрямилась.

– Вы, видимо, не знаете, что она собой представляет. Вы не можете это знать, иначе вы не стали бы ее держать.

Ей пришлось остановиться и перевести дух: она вовсе не это собиралась сказать.

– В самом деле? А что она такого натворила? Глядя на тебя. Лили, я сказал бы, что она заставила тебя прыгнуть в колодец за упушенным ведром.

Он провел пером по застывшим в напряженной улыбке губам, небрежно оглядывая ее взмокшее, изжеванное платье и ветхий фартук. Щеки девушки, и без того раскрасневшиеся, вспыхнули багрянцем от смущения. Сердитым движением она отбросила назад выбившуюся из-под чепца прядь непокорных волос.

– Ничего она мне не сделала, речь идет о Лауди. Миссис Хау ее ударила! Девон нахмурился.

– За что? Что наделала эта девчонка?

– Ничего!

– Совсем-совсем ничего? Да будет тебе. Лили. Неужели она совсем ничего не сделала?

– Она прервала работу на жарком солнце, чтобы попить воды. – Лили очень хотелось бы ограничиться этим, но она не могла заставить себя солгать. – И еще она у она взяла яблоко из кухонной кладовой.

– Украла?

– Всего лишь яблоко – Понятно. И чего же ты хочешь от меня? Лили беспомощно развела руками: ее все больше охватывало чувство безнадежности.

– Сделайте что-нибудь!

– Что именно?

Дэвин откинулся в кресле и скрестил руки на груди Невольно возникшее желание объясниться с нею раздосадовало его, поэтому его голос зазвучал грубо и сердито.

– Миссис Хау работает у меня четыре года, и за это время у меня не было к ней никаких претензий. Я передал бразды правления своим домашним хозяйством ей в руки и с тех пор ни во что не вмешиваюсь. Мы друг другу не мешаем…

– Я просто ушам своим не верю, – перебила Лили, в негодовании забыв о страхе и почтительности. – Говорю же вам, она ударила Лауди. Ударила до крови. И Лауди не первая и не единственная. Вы готовы смотреть на это сквозь пальцы?

– Это зависит от обстоятельств, – ответил он ледяным тоном.

– От каких? От каких таких обстоятельств это может зависеть?

– Например, от того, говоришь ли ты правду.

– А зачем мне лгать? – возмутилась Лили. – Послушайте, это действительно важно…

– Зачем тебе лгать? Этого я не знаю. Но я не верю, что моя домоправительница могла кого бы то ни было ударить за украденное яблоко.