18.

Риордан размахнулся и что было сил обрушил свой кулак на обшарпанную дубовую дверь. По крутой лестнице, ведущей к квартире Куинна, он взбежал, прыгая через три ступени, и теперь слегка задыхался. Боль в содранных костяшках пальцев немного разрядила снедавшее его желание свернуть кому-нибудь шею, но не смягчила клокотавший в груди гнев. Дверь все не открывали, и Риордан, повернувшись спиной, начал яростно колотить в нее сапогом для верховой езды. Он не успел снять шпоры: с каждым ударом они мелодично позванивали, создавая причудливый контраст с грубым стуком сапог по дереву.

– Что все это… Филипп? Ради всего святого… Не говоря ни слова, Риордан протиснулся мимо него и захлопнул дверь.

– Вот это сюрприз, – продолжал Куинн после минутного замешательства. – Я ждал тебя не раньше завтрашнего дня.

Он был в рубашке и в жилете; на столе, придвинутом поближе к угасающему очагу, еще стояли неубранные остатки убогой трапезы.

– Да уж, держу пари, что ты меня не ждал.

– Как поживает бедная Клодия?

– Поправляется.

Риордан говорил сквозь зубы. Было видно, что он еле сдерживает ярость. Куинн делал вид, что ничего не замечает, и это бесило его еще больше.

– Рад это слышать. Почему бы тебе не присесть? Может быть, хочешь…

– Довольно!

Риордан прорезал воздух рукой, как саблей, и вытащил из кармана смятый листок бумаги.

– Я хочу знать, что это значит. Возьми. Читай!

Куинн взял записку, но вслух читать не стал. Срывающимся от гнева голосом это сделал за него сам Риордан:

– «Куинн мне все рассказал. Я никогда тебе этого не прощу. Касс».

Он выхватил у Куинна записку и скомкал ее в кулаке.

– Объясни мне, что это значит, Оливер. Я жду! Куинн провел пальцами по редеющим волосам.

– О Господи, – произнес он с совершенно искренне прозвучавшим сожалением в голосе, – какая неприятность! Неудивительно, что ты так расстроен. И все это по моей вине, я признаю. Вчера, когда я навещал Кассандру (ты же помнишь, я спросил, нельзя ли мне к ней заглянуть?), у меня… гм… случайно вырвалось, что ты в Сомерсете, а не в Корнуолле. Это была просто обмолвка, но она сразу обо всем догадалась. И тогда уж мне пришлось рассказать ей всю правду. Мне очень жаль, Филипп. Неужели эта записка означает, что она ушла из дома? Должен сказать, я удивлен. Никогда бы не подумал, что она…

– Замолчи! Ты лжешь!

Тонкие ноздри Куинна возмущенно раздулись.

– Я же извинился за свою неосторожность! Но оскорблять себя я не позволю.

– На этот раз у тебя ничего не выйдет, Оливер! – прорычал Риордан. – Тебе не удастся меня обмануть. Он вытащил из кармана что-то еще.

– Узнаешь? Это та самая записка, что я послал Клодии с посыльным. Как ты думаешь, каким образом она попала к Касс?

– Понятия не имею. На что ты намекаешь? Но его лицо стало еще бледнее обычного, и голос уже звучал не столь уверенно.

– Ты отдал ей эту записку! – взорвался Риордан. – Ты это сделал! И ты сказал Касс, что мы не женаты! Признавайся, черт тебя побери!

– Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Успокойся, возьми себя в руки, ты сам на себя не похож. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты опять начал вести себя как…

Свирепое рычание прервало его посредине фразы, Риордан бросился на него, но в эту самую минуту опять послышался стук в дверь. Не скрывая своего облегчения, Куинн подошел к дверям и открыл.

На пороге стоял паренек в засаленной куртке.

– У меня письмо для мистера Куинна с Бикмен-Плейс, – объявил он. – Это вы?

Куинн взял письмо.

– Да, я…

– Кто дал тебе это письмо? – вмешался Риордан, бесцеремонно оттирая Куинна в сторону.

– Девушка, – ответил оторопевший посыльный.

– Что за девушка? Как она выглядела?

Паренек попятился.

– Молодая, хорошенькая…

– Черноволосая? – прогремел Риордан.

– Нет, светленькая!

– Дом под наблюдением, – торопливо пояснил Куинн, когда Риордан повернулся к нему. – Говорю тебе, Филипп, у меня там есть лазутчица. Служанка. Это письмо от нее!

Мальчишка-посыльный между тем воспользовался благоприятной возможностью и задал стрекача от греха подальше.

– Ты лжешь! Дай сюда.

– Нет.

– Дай сюда!

Куинн отвернулся, но Риордан рванул его на себя, вцепившись в плечо, и выхватил записку у него из рук. На мгновение оба застыли, потрясенные этой вспышкой насилия. Заглянув в лицо Риордану, Куинн замолчал и отступил подальше.

Риордан сразу же узнал почерк. Все в нем словно окостенело. «О Боже, – подумал он, – Господи, помилуй и спаси». Бесчувственными, негнущимися пальцами он распечатал письмо и прочел, потом поглядел на Куинна. В его глазах ясно читался смертный приговор.

– Ах ты, ублюдок, – проговорил он задыхающимся от бешенства шепотом. – Ты послал ее к нему, так?

Судорожно сглатывая, Куинн начал качать головой, как китайский болванчик.

– Я ничего не делал, она сама так решила.

– Прочти это, лживый сукин сын.

– Филипп, послушай…

– Читай!

Риордан сунул ему бумагу.

Куинн прочитал. Внезапно его лицо просветлело.

– Наконец-то, – тихо вздохнул он и поднял голову. – Вот оно, Филипп. Наконец-то! Теперь ему от нас не уйти. Он не сможет…

Риордан сгреб его за грудки и отшвырнул к ближайшей стене.

– Плевал я на Уэйда! – загремел он. – Мне бы следовало убить тебя за это, только мараться неохота. Но если Касс пострадает, я это сделаю!

Его голос понизился, глаза грозно прищурились.

– Ведь тебе всегда было наплевать на меня, верно? Все было притворством с самого начала. Все эти годы я боготворил тебя, Бога молил, чтобы ты вернулся, а ты ни разу даже не подумал обо мне. Я уверен, ты бы даже имени моего не вспомнил, если бы не придумал, как меня можно использовать!

– Это не правда! – Голос Куинна задрожал. – Я всегда желал тебе только самого лучшего.

– Лжец! Ты просто не способен говорить правду.

– Готов признать, я считал твой брак ошибкой, но…

– И поэтому ты его разрушил.

– Я надеялся, что ты рано или поздно опомнишься и поймешь, что она тебя не стоит. Филипп, она не чиста, она тебе не пара, неужели ты не понимаешь? Ты должен был жениться на Клодии, вот женщина, достойная…

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

Лицо Риордана было обезображено гневом, его руки тисками сжались на тощих плечах Куинна.

– Как ты себе все это представляешь? Куда она должна была подеваться, если бы ты преуспел? Ты бы хотел, чтобы она просто испарилась в воздухе?

– У нее были деньги. Она собиралась покинуть страну!

Свирепо оскалив зубы и рыча, как зверь, Риордан начал трясти Куинна за плечи.

– Да кто ты такой? Кем ты себя возомнил? Богом? Это моя жизнь! Ты думал, что игрушку себе завел? Сторожевого пса для короля и его министров? Своего человека в парламенте, всегда готового к услугам? Ты даже жену сам для меня выбрал!

С этим Куинн не стал спорить.

– Очень скоро, Оливер, тебе придется рассказать своим хозяевам всю правду, потому что иначе их ждет неприятный сюрприз. Сообщи им, что из-за твоей глупости и непомерного самомнения они потеряли свою пешку.

Риордан вновь встряхнул Куинна.

– То, как ты поступил со мной, меня больше не волнует, друг мой; но из-за тебя пострадала Касс, и за это тебе придется заплатить, клянусь Богом.

Он еще раз толкнул Куинна спиной в стену и отпустил, а сам направился к двери.

– Погоди! Тебе нельзя идти туда. Остановись, ты все погубишь!

Риордан обернулся, не веря своим ушам.

– Что?

– Если ты пойдешь туда сейчас, ты только спугнешь Уэйда! Он опять отменит свой план, и все наши труды пойдут прахом!

Риордан едва не расхохотался, услышав это.

– И ты думаешь, это меня остановит? Касс у него в руках, сукин ты сын. Он убийца, и у него в руках моя жена!

Он вновь направился к двери.

– Стой!

Риордан уже взялся за ручку двери, но что-то в голосе Куинна заставило его замереть. Он медленно повернулся кругом и вздрогнул, но не слишком удивился, увидев в руке у Куинна пистолет, направленный ему в живот. В эту минуту что-то больно оборвалось у него в груди. Что-то омертвело, что-то было потеряно навсегда.

– Тебе нельзя туда идти. Она не пострадает. Мы арестуем его завтра при попытке взойти на борт корабля. Извини, Филипп, но действовать придется именно так. С ней ничего не случится.

Как ни странно, Риордан совершенно не чувствовал страха, зато с интересом подметил скрытую панику на лице Оливера.

– Я иду за ней, мой старый друг. Если хочешь остановить меня, тебе придется меня убить.

Не медля ни секунды, он пошел прямо на Куинна. Тот вскинул пистолет повыше и прицелился.

– Я выстрелю, клянусь тебе, я выстрелю! Не подходи ближе!

Риордан не остановился и даже не замедлил шаг.

– Стреляй.

Рука Куинна, державшая пистолет, задрожала, на лице у него выступил пот.

– Мне придется стрелять! Не вынуждай меня!

– Ну давай, стреляй.

Остановившись в одном шаге от Куинна, Риордан явственно расслышал его неровное, прерывистое дыхание и даже увидел, как капли пота собираются у него на верхней губе. Теперь пистолет был в нескольких дюймах от его груди. Очень медленно он протянул руку, обхватил пальцами холодный ствол и потянул на себя.

Куинн выпустил из рук пистолет. Его лицо дрогнуло.

– Будь ты проклят, Филипп, мы опять останемся ни с чем! Он уйдет от нас.

– Я думал, только это тебя и заботит, – вздохнул Риордан, внезапно ощутив слабость в коленях. – Что же ты не спустил курок?

Куинн долгое время не отвечал. Постепенно его угрюмое изможденное лицо аскета обрело свой обычный цвет.

– Возможно, я все-таки не такое чудовище, каким ты меня считаешь, – дрожащим голосом проговорил он наконец, расправляя сутулые плечи в жалкой попытке собрать остатки достоинства. – Но я же… я всегда желал тебе только самого лучшего. И хотя мне приходилось лгать – это по крайней мере было правдой.

– Ну допустим. Но есть и другое объяснение. Тебе просто духу не хватило в меня выстрелить. Твоя трусость оказалась сильнее фанатизма.

Риордан протянул Куинну пистолет рукоятью вперед, и тот удивленно заморгал.

– На, возьми его, у меня есть свой. – Он похлопал себя по жилету. – Надень сюртук, ты идешь со мной.

– Что?

– Освободить Касс будет не так-то просто, возможно, придется драться. Мне понадобится помощь, а, кроме тебя, никого нет. Но уж на этот раз ты пойдешь впереди. Так безопаснее. Никогда в жизни я больше не повернусь к тебе спиной.

– Филипп…

– Надень сюртук, Оливер. Поторапливайся.

Еще несколько секунд Куинн колебался, оставаясь в неподвижности, но что-то в лице Риордана, видимо, подсказало ему, что отказываться небезопасно. Засунув пистолет за пояс панталон, он пошел взять свой сюртук.

– Озябла, дорогая? Ну ничего, потерпи, осталось уже совсем немного. Позволь-ка я чуть-чуть затяну вот здесь… Вот так… Все. Ну как тебе?

Вовсе не холод заставил Кассандру задрожать, хотя в сыром каменном погребе можно было замерзнуть. Занозистые клепки грубо сколоченного бочонка впивались ей в колени, но она этого не замечала. Она уже не способна была ощущать что бы то ни было, кроме отчаяния.

– Здорово я это придумал, тебе не кажется? Сперва отца вешают по обвинению в измене, а потом и дочка следует за ним, причем за то же самое преступление. И тот же самый вид казни. Для тебя, разумеется, больше подошла бы гильотина, но у меня времени не было ее смастерить. Кстати, не такая это простая вещь, как кажется на первый взгляд. Приходится заниматься скучными вычислениями, рассчитывать балансировку и расстояние, соблюдать размеры. Иначе устройство просто не будет работать. Во всяком случае, не с первого раза. Приходится повторять снова и снова… ну, словом, жуткое зрелище. Виселица гораздо лучше и надежнее, уверяю тебя. В чем дело, дорогая? Ты что-то сказала?

Стоя коленями на днище перевернутого бочонка, Кассандра почти касалась плечами его краев. Уэйд так туго затянул петлю у нее на шее, что она едва могла повернуть голову, чтобы его увидеть. Свободный конец веревки Уэйд перебросил через потолочную балку прямо у нее над головой и закрепил на деревянном столбе справа от нее. И вот теперь он игриво дернул туго натянутую веревку, заставив Кассандру вскинуться всем телом, чтобы не задохнуться. С руками, связанными за спиной, она с трудом удерживала равновесие; стоило ей свалиться с винного бочонка, как она закачалась бы в петле и все было бы кончено в считанные секунды.

– Я пригласил Джона прийти и посмотреть, но, представь себе, он отказался. Вот чудак! Готов застрелить мистера Берка безо всяких там околичностей, но не может заставить себя взглянуть на казнь изменницы.

Кассандра обнаружила, что может говорить, если выгнуть спину и высоко вытянуть шею.

– Колин, – прохрипела она. – Пожалуйста. Скажи мне. Зачем ты предал моего отца?

– Это кто тебе сказал? Куинн, – догадался он прежде, чем она смогла ответить. – Он лжец! Должно быть, он это придумал, чтобы заставить тебя ему помогать. Честно говоря, Патрик мне нравился. Мы с ним хотели одного и того же. Мне было очень жаль, что его повесили.

Кассандра попыталась это осмыслить, но вспомнила о других, более важных вещах.

– Колин, – прошептала она опять, стараясь не заплакать.

– Да?

– Что ты сделаешь с моим телом?

Он обошел бочонок, чтобы встать к ней лицом. Все это время у него был вид капризного и жестокого мальчишки, любящего мучить животных, однако на миг привычное выражение изменило ему.

– Я хочу, чтобы меня похоронили, – ей пришлось сглотнуть, чтобы продолжить, – вместе с моим отцом. Пожалуйста. Не надо просто… выбрасывать меня.

Ей показалось, что он пробормотал «О, черт!», но она не могла быть твердо уверена. Надо было сказать ему что-то еще, что-то очень важное, но она уже не могла вспомнить, что именно. Кассандра попыталась прояснить свои мысли.

Главное – умереть в сознании, а не в этом бессмысленном, полном панического ужаса тумане. Почему-то ей казалось, что это важнее всего. Но ей было так страшно! Переломится ли у нее шея, когда веревка натянется под тяжестью ее тела? Будет ли ей очень больно или ее просто поглотит тьма? Она молила Бога ниспослать ей мужества, что бы ни случилось. И еще противно было думать, что в момент смерти Уэйд увидит ее полуголой. Может, это легкомысленно и глупо – думать о подобных вещах в свой последний час, но для нее это было одним из самых мучительных переживаний, и она ничего не могла с собой поделать.

Тут она вспомнила, что хотела сказать ему.

– Колин, – задыхаясь, прошептала Кассандра, – я тебя прощаю.

Неизвестно почему, эти слова вызвали у нее слезы. Пора было молить Бога об отпущении ее собственных грехов, но в голове у нее была полная сумятица. Уэйд опять скрылся где-то у нее за спиной. Она услышала, как он выругался, а потом снова яростно дернул за веревку. Ее голова вздернулась кверху, легкие остались без воздуха. Неужели это и есть конец? Неужели уже последняя секунда? Неужели?..

Но нет, вот он опять появился перед ней.

– Слушай меня, сука, – прошипел Уэйд. – Плевал я на твое прощение. Я твой палач. Я положу конец твоей жизни, потому что ты предала революцию. – Внезапно его голос потеплел. – Но ты подала мне отличную мысль, и за это тебе спасибо. Я намеревался оставить твой труп здесь, в подвале, но теперь мне кажется, что лучше свалить его прямо на крыльце у Риордана.

Он улыбнулся, услышав ее полузадушенный вздох, потом засмеялся.

– Лучше было бы положить тебя к нему в постель, где ты в последнее время провела столько счастливых часов, но это потребует немалых хлопот и изобретательности, а у меня сейчас нет времени. Эх, если бы ты пришла несколькими днями раньше, дорогая, Джон помог бы мне это устроить.

– Прошу тебя, – шептала она, – ради всего святого…

– Заткнись! Да, его постель была бы самым подходящим местом, но и крыльцо тоже сойдет. Он найдет твои останки завтра утром, когда вернется от своей подружки из Сомерсета.

В наступившей тишине ее полный безысходного отчаяния стон сквозь стиснутые зубы прозвучал особенно тоскливо. Кассандра замолкла лишь в тот момент, когда сквозь дымку слез увидела, что он опять скрылся у нее за спиной. Ну вот, теперь час настал, подумала она. Теперь конец. Еще один вздох… последний. О Боже милостивый…

Вдруг у нее над головой послышался приглушенный шум. Что это? Стены и потолок были такими толстыми, что ничего толком разобрать было невозможно. Неужели выстрел? Ее прошиб пот. При мысли о возможном спасении ее страх многократно возрос. Вот стали слышны звуки потасовки и топот бегущих ног. Уэйд медленно обошел вокруг нее, прислушиваясь не менее напряженно, чем она сама. В каждой руке у него было по заряженному пистолету.

– Никто не может проникнуть в этот дом, – сказал он вслух, словно пытаясь убедить самого себя. – Это невозможно.

Но шаги слышались все ближе. Воспаленным взглядом Кассандра уставилась на входную дверь в погреб, от которой ее отделяло расстояние футов в двадцать и высокая винтовая лестница. Внезапно раздался оглушительный треск: дверь распахнулась и отлетела к оштукатуренной стене. Уэйд опустился на одно колено и вскинул оба пистолета на изготовку.

Однако первым, кто показался на ступенях винтовой лестницы, был Джон Уокер. Руки у него были связаны за спиной. Куинн шел следом, обхватив его одной рукой за шею, а другой сунув дуло пистолета ему в рот.

Уэйд опустил оружие. Вдруг он вскочил на ноги, бросился обратно к бочонку, на котором стояла на коленях Кассандра, высоко поднял ногу в сапоге и уперся ею в край. Она почувствовала, как бочонок зашатался у нее под ногами, и закрыла глаза, а открыв их вновь, увидела Риордана, спускающегося по ступеням следом за Куинном.

Он остановился, увидев ее, и побледнел, как смерть. Сердце замерло у нее в груди. В его глазах она увидела отражение собственного потрясения. Он прислонился к стене у подножия лестницы, не отрывая от нее взгляда и сжимая в руке пистолет. На нее обрушилась новая волна ужаса пополам с надеждой.

– Не подходи ближе, или я выбью из-под нее этот бочонок! Назад!

– Отойди от нее, Уэйд, – прокричал Куинн, – или я убью его!

Он был шагах в пятнадцати от Уэйда. Вытащив дуло пистолета изо рта Уокера, он прижал оружие к его виску. На какое-то время все застыли в молчании; прошла, казалось, целая вечность. Риордан стоял словно парализованный, не отрывая глаз от лица Уэйда, который медлил в нерешимости, наставив пистолеты на него и на Куинна, не по-прежнему упираясь сапогом в край бочонка.

– Бросайте оружие вы оба, или она умрет! – крикнул Уэйд.

Он слегка согнул колено, и бочонок опять зашатался. Кассандра испустила полузадушенный стон. Но ей стало еще страшнее, когда она увидела, как Риордан отбрасывает пистолет и медленным шагом направляется к ней, вытянув руки по швам.

Она попыталась крикнуть: «Филипп, не надо!», но из ее горла вырвалось лишь глухое карканье.

– Отойди от нее, Уэйд, – тихо сказал Риордан, продолжая приближаться.

Она закричала от ужаса, когда Уэйд спустил курок. Но не Риордан рухнул на пол, сраженный этим выстрелом, а Уокер. Он повалился, оставив Куинна стоять без прикрытия. Взгляд Уэйда стал совершенно безумным, он не знал, в когр стрелять, второй пистолет так и прыгал у него в руке, целя то в одного, то в другого из стоявших перед ним мужчин. Его нога по-прежнему упиралась в бочонок.

Кассандра прочла правду в глазах Риордана за секунду до того, как он двинулся вперед, и бессильно застонала. Он с хриплым криком бросился на Уэйда. Тот успел направить на него руку с пистолетом, и снова раздался выстрел. Риордан упал на колени, схватившись за окровавленную грудь. Кассандра опять закричала, но этот крик перешел в захлебывающееся бульканье, когда Уэйд изо всех сил толкнул бочонок и она провалилась в темноту. Рев крови в ушах был так силен, что последнего выстрела она не слышала. Перед тем как приливающая к голове кровь затмила ее взор, она увидела, как Риордан валится головой вперед, держась одной рукой за грудь, а другую простирая к ней. Его лицо было искажено агонией. Последняя мысль, мелькнувшая у нее в голове, была о том, что они умирают вместе. Но утешения это не принесло…

19.

Она не умерла. Мертвые не испытывают такой боли. Разве что она попала в ад? В голове было ощущение как после взрыва, оставившего после себя одни обломки. Стоило ей шевельнуться, как стреляющая боль пронзала позвоночник. Руки и ноги у нее онемели, в животе будто навек поселилась тошнота. Но хуже всего болело горло. Каждый глоток становился для нее мучительной агонией, о том, чтобы говорить, страшно было даже подумать. Словно кто-то пытался задушить ее или затянуть…

Кассандра широко открыла глаза. Только боль в спине удержала ее от попытки сесть. Она вспомнила.

По крайней мере часть того, что было. Самую последнюю часть, когда чернота сгустилась у нее в голове и ей показалось, что она перестала существовать. Но где же она? В доме Колина Уэйда, где же еще! Над головой у нее его потолок, она лежит в его постели. Неужели ей все это приснилось? Слезы, невольно выступившие на глазах, когда она попыталась сглотнуть, подтвердили ей, что это не сон. А потом ее снова накрыла чернота, и все исчезло.

В следующий раз, когда она всплыла на поверхность, кто-то держал у ее губ чашку и пытался заставить ее сделать глоток. Нет, это немыслимо. Каким-то чудом ей удалось поднять руки и оттолкнуть чашку, которую ей протягивала женщина. Во всяком случае, Кассандре показалось, что это была женщина. Она снова уснула, провалившись в темноту.

Темнота и боль. Свет и боль. И опять темнота со своей неотвязной спутницей. И снова свет. Теперь ее начали пытать, заставляя есть. Ей хотелось закричать от досады и бессильной ярости, но даже самый тихий стон вызывал невыносимые страдания. «Ради Бога, оставьте меня в покое», – молча умоляла она, тратя все свои слабые силы на то, чтобы отогнать их – кто бы это ни был – прочь. Ее отчаянные усилия увенчались своеобразным успехом: темнота вернулась.

Но теперь в нее начали проникать сны, которые разрывали на части милосердный покров, отделявший ее от реальности. Ее безмолвные крики были бессильны, она не могла проснуться. Раз за разом ей приходилось смотреть, как пуля пробивает грудь Филиппа, как агония искажает его лицо, а на рубашке алым маком расцветает кровавое пятно. Кассандра захлебывалась и тонула в слезах, корчась от нестерпимой боли, но кошмар не прерывался.

А потом случилось чудо. Кто-то стал трясти ее за плечи, кто-то пронзительно кричал ей прямо в ухо, и наконец страшный образ отступил. Она опять выплыла к свету.

– Мисс Мерлин, мисс Мерлин!

На нее смотрели чьи-то округлившиеся от испуга голубые глаза.

– Вы проснулись? Я Дора; мистер Куинн нанял меня приглядывать за вами. Вы проснулись?

Кассандра кивнула и сама удивилась, убедившись, что это движение вызвало всего лишь легкий, тотчас же пропавший укол боли в позвоночнике.

– Ну тогда я побегу и позову мистера Куинна, а то он уйдет. Он зашел вас навестить, но вы спали.

Женщина по имени Дора убежала; Кассандра смутно различала ее торопливо удаляющиеся шаги, но повернуть голову, чтобы проводить ее взглядом, не смогла. Шаги затихли где-то в глубине коридора. Служанка пошла позвать Куинна. Мозг Кассандры попытался понять, что это означает, пока она ждала, безучастно глядя в потолок. Что бы такое сделать, пока его нет? Она подняла руки к лицу и посмотрела на них. На опухших запястьях синяки и кожа содрана – это оттого, что руки у нее были связаны. Но двигать руками она может почти безболезненно! Надо попробовать ноги. Кассандра осторожно попыталась согнуть колени. Стреляющая боль, но больше ничего. Она не парализована!

А впрочем, не все ли равно? Она была жива, а Филипп мертв. Лучше бы было наоборот.

Должна ли она бодрствовать, дожидаясь прихода Куинна? Она была так измучена, что даже плакать не могла, и радовалась своему бессилию, немного притуплявшему остроту горя. А вот и он наконец – бесшумно и плавно подбирается к ней по ковру. Выглядит усталым, одет во все черное. Кассандра пожалела, что не может сесть: лежа перед ним на спине, она особенно остро ощущала свою беспомощность. Но у нее не было сил подняться.

Куинн подтянул себе стул и сел возле постели.

– Слава Богу, вы очнулись. Мы очень беспокоились за вас, Кассандра, – произнес он торжественным голосом, словно священник, дающий последнее причастие.

«Интересно, кто это „мы“?» – вяло подумала она, но вслух спросила другое:

– Какой сегодня день?

Ее голос, не поднимавшийся выше шепота, напоминал шелест сухой прошлогодней листвы.

– Воскресенье.

Воскресенье. Ее почему-то немного позабавила мысль о том, что она проспала три дня кряду. Вроде бы протекла длинная пауза, прежде чем он заговорил снова, но доверять своим ощущениям она не могла, возможно, ей просто показалось.

– А знаете, милая, вы просто невероятно удачливы. Вам повезло дважды: во-первых, веревка была изначально слишком туго затянута, в петле места не осталось, чтобы сломать шейные позвонки, а во-вторых, ваш вес оказался недостаточным, чтобы вы задохнулись под его тяжестью. Я успел добраться до вас, поднял и перерезал веревку.

Она слабо заморгала, глядя на него.

– Вы спасли мне жизнь?

Он поднял брови и растянул губы в гримасе, которая, по всей вероятности, должна была означать улыбку.

– В таком случае примите мою благодарность.

Кассандра с трудом протянула к нему руку, но он то ли не заметил, то ли сделал вид, что не замечает этого; и ее рука, так и не коснувшись его, бессильно упала на покрывало.

– Колин мертв? – спросила она после недолгого молчания.

– Да. И Уокер тоже. Он пал от руки Уэйда.

Выражение его лица стало еще более торжественным.

– Я в самом деле был совершенно уверен, что лично вам опасность не грозит, Кассандра, но я ошибся и теперь самым искренним образом приношу вам свои извинения. Однако благодаря вам жизнь короля теперь вне опасности, и мы…

– Они не собирались покушаться на жизнь короля, – устало прошептала Кассандра, чувствуя себя совершенно обессилевшей и мечтая, чтобы он поскорее ушел. – Уокер должен был застрелить Эдмунда Берка на заседании парламента. В пятницу. Письмо, которое попало к вам, было обманом. Уэйд мне потом сказал, что король их не интересует. Их мишенью был Берк.

Черные глаза Куинна казались огромными. Он откинулся на спинку стула и уставился на нее с открытым ртом. Его руки бессильно повисли вдоль тела.

– Берк! – протянул он наконец. – Да-да, в этом был смысл. Боже милостивый! Уокер собирался это сделать? Его разорвали бы на части, но, конечно, было бы уже слишком поздно. Боже, Боже… – повторил он, наклонившись к ней и пронзая ее взглядом. – Кассандра, вы спасли жизнь Берку!

Она пожала плечами и отвернулась.

– Я все еще поверить не могу! Надо поскорее рассказать Филиппу, он будет вам еще больше благодарен. Если бы вы спасли короля, он не был бы так рад.

Куинн смущенно усмехнулся и потер руки.

– По правде говоря, Филипп не слишком жалует нашего монарха.

Его улыбка угасла.

– Что с вами, дорогая, вам нехорошо? Вы так побледнели, может, мне позвать…

– Он жив? – спросила она, задыхаясь, в лице ее не было ни кровинки. – Филипп жив?

Казалось, этот вопрос сбил его с толку.

– Да, конечно, он жив.

Куинн схватил ее за руки и попытался уложить обратно на подушку.

– Господи Боже, ведь вы не знаете! Филипп был тяжело ранен, но сейчас поправляется.

Он немного помолчал.

– Клодия перевезла его к себе в дом и ухаживает за ним. С каждым днем ему все лучше… о, простите, дорогая, я не подумал…

Он смущенно умолк. Кассандра закрыла лицо руками, стараясь подавить рвущиеся из груди слезы радости, хотя ее сердце в эту минуту разбилось на тысячу кусков. Филипп жив! Она возблагодарила Бога, но удержать слезы так и не смогла – они мучительно жгли горло и просачивались сквозь пальцы. В ее лихорадочном воображении возник отчетливый образ: негромкий мелодичный голос с изысканными интонациями читает ему вслух, холеные белые руки с длинными пальцами гладят его лоб.