– Это я написала.

– В точности то же самое я и собираюсь им сказать с парламентской трибуны. Уж это должно заставить бездельников вытащить руки из-под задницы и принять меры.

– Это я написала, – чуть громче повторила Кассандра.

Риордан уставился на нее, озадаченно хмурясь. Она сняла очки, сложила их, опустила к себе на колени и посмотрела на него.

– Что ты сказала?

– Я написала это письмо в редакцию.

Прозвучавшее в голосе спокойствие поразило даже ее саму.

– Я отослала его в среду, но не думала, что они когда-нибудь напечатают.

– Касс? Это ты написала?

Она кивнула, вытянув губы трубочкой и стараясь выглядеть как можно скромнее.

Риордан опустил взгляд на газету, потом опять перевел его на Кассандру.

– О Господи, женщина…

Он протянул к ней руку:

– А ну-ка поди сюда. Иди сюда, я сказал!

Она встала и подошла. Он взял ее за оба запястья, ошеломленно глядя на нее снизу вверх.

– Ты сердишься? – спросила она с беспокойством.

– Сержусь?

Риордан усадил ее к себе на колени и крепко обнял, причем она не оказала никакого сопротивления.

– Господи Боже всемогущий, – проговорил он, не в силах оправиться от изумления, – откуда что берется?

Он смотрел на нее, как будто видел впервые, и она покраснела, словно школьница, выигравшая приз за лучшее сочинение на заданную тему.

– Мне следует принять меры, – продолжал Риордан, – чтобы это письмо не попалось на глаза моим избирателям, а не то они прокатят меня на вороных! Мне бы очень не хотелось потерять место в парламенте, проиграв на ближайших выборах собственной жене!

Кассандра улыбнулась ослепительно, как богиня солнца.

– Тебе в самом деле нравится?

– Нравится? Касс, оно великолепно! Ты даже не представляешь, как я горжусь тобой.

Чистейшая радость наполнила ее душу, грозя выплеснуться через край.

– Мой отец был журналистом, разве ты не знал?

Риордан, улыбаясь, кивнул.

– Чтобы это написать, мне пришлось сначала кое-то прочесть, но главным образом я просто слушала и записывала твои рассуждения.

Он был очарован ее скромностью.

– Я и понятия не имел, что обладаю таким даром красноречия.

– Представь себе, обладаешь. Ты просто чертовски красноречив.

Кассандра вдруг смутилась, не зная куда девать глаза и нервно потирая руки.

– Я написала еще несколько вещей. Хочешь почитать как-нибудь на досуге?

Тут смелость окончательно ей изменила.

– В общем-то, все это чепуха, не стоящая внимания, просто глупая женская болтовня; ты не захочешь…

– Я очень хочу прочесть все твои сочинения. Меня интересует все, что ты делаешь, все, что ты думаешь. Ты самая неотразимая и непредсказуемая женщина из всех, кого я когда-либо знал.

Сердце у нее сжалось. Не в силах придумать ничего в ответ, она просто погрузилась взглядом в бездонную синеву его глаз. Ее самообладание утекало стремительно, как дождевая вода по сточной трубе. Газета соскользнула с ее колен на пол, никем не замеченная. Наконец Кассандра придумала, что сказать.

– Опять ты пытаешься меня соблазнить!

Его губы изогнулись в неторопливой улыбке.

– Вот видишь, как ты проницательна? От тебя ничего не скроешь. Но я говорил всерьез. Все до последнего слова.

Риордан тихонько провел пальцем по ее нежной шейке, глядя, как она краснеет под его взглядом.

– Какие у тебя прелестные ушки, Касс, – восторженно заметил он вдруг ни к селу ни к городу. – Такие тонкие, почти прозрачные.

– Ты же говорил, что не будешь! Это как раз то… чего ты обещал не делать.

– Я так говорил?

Двигая раскрытой ладонью вверх и вниз в медленном, усыпляющем ритме, Риордан принялся растирать ей позвоночник. Она так же медленно кивала головой, вторя его движению.

– Когда?

Он поднял ее волосы и отпустил. Они рассыпались по плечам и по спине черным каскадом.

Кассандра оперлась одной рукой о его плечо.

– В тот вечер.

– В тот вечер, когда ты лежала в постели?

– Да.

– И я тебя поцеловал?

Это прозвучало как вздох:

– Да…

– Вот так?

Легонько, совсем незаметно он сжал большим и указательным пальцами мочку ее уха, а она, словно по сигналу, наклонила голову, и их губы соприкоснулись в беззвучном, как шепот, поцелуе. В считанные секунды это нежное прикосновение вспыхнуло горячим, ослепительно ярким пламенем, словно в костер плеснули масла. Их руки сплелись в тесном объятии, языки встретились в медленном любовном танце. Беспомощная, безнадежная судорога прошла по телу Кассандры. Она поняла, что ей уже все равно, муж он ей или нет. Он был ее любовью, ее жизнью, и все это происходило сейчас.

– Филипп, Филипп.

Риордан сел боком и заставил ее отклониться назад, пока ее голова не коснулась ручки кресла. Это позволило ему высвободить одну руку и провести по ее груди, по животу, по длинному точеному бедру. Все это время его рот не отрывался от ее рта, требуя новых и новых поцелуев. Его язык – теплый, ищущий, властный – проникал глубоко, а волны наслаждения доходили до самого ее сердца. Она даже не попыталась его остановить, когда он просунул средний палец внутрь ее халата между грудей и стал поглаживать упругую округлую плоть медленными движениями соблазнителя.

Никогда еще Риордану не приходилось подвергать свою силу воли такому тяжкому испытанию в столь жестоких и необычных условиях, но, если когда-то у него и возникали сомнения насчет собственной выдержки, в этот вечер они должны были развеяться. Больше всего на свете ему хотелось подхватить свою жену на руки, уложить ее на ковер перед горящим камином и овладеть ею со всей страстью, переполнявшей его тело, но он этого не сделал.

Любя ее не только телом, но и душой, и сердцем, и умом, он ограничился тем, что обнял ее покрепче, осыпая ласками и утешаясь одной лишь мыслью: стоит ему попросить, как она все ему позволит, сделает все, чего бы он в эту минуту ни захотел. Он дал обещание и намеревался сдержать его, хотя ни один из них сейчас не смог бы вспомнить, зачем она этого потребовала и почему он согласился соблюдать выдвинутое ею условие.

– Кто сказал тебе, что мы не женаты? – прошептал Риордан, не отрываясь от ее губ.

Он бессовестно пользовался своим преимуществом и ее беспомощным состоянием, чтобы выведать у нее нужные ему сведения.

«Это нечестно!» – подумала Кассандра. Ее тело изнывало от желания. Как же он может заставлять ее о чем-то думать в такую минуту? Вместо ответа она тихонько укусила его губу, а потом и нахально разыгравшийся язык, действуя по наитию, но не сомневаясь, что это самый верный способ его отвлечь.

Риордан закрыл глаза и, не понимая уже, кто тут кого соблазняет, стал молиться, чтобы Бог послал ему выдержку.

– Кто тебе сказал? – упрямо повторил он, легонько встряхивая ее. – Скажи мне.

– Я не могу. Не сейчас.

Ей наконец удалось прижать пальцы к его губам и отстраниться. Постепенно и против воли к ней возвращалось сознание.

– Пожалуйста, не спрашивай. Если Джон Уокер вернется домой с добрыми вестями, я сама тебе скажу, обещаю.

Кассандра считала, что покуда обязана хранить тайну. Но если Куинн солгал, Риордан должен непременно узнать, что за человек его лучший друг, чтобы защитить себя.

– А теперь отпусти меня, Филипп. Уговор есть уговор.

Он чуть было не послушался, но все-таки не смог. Ему ужасно нравилось держать ее у себя на коленях. Вместо этого он поцеловал ее еще раз и принялся подробно расписывать, что ей придется делать, чтобы оправдаться, когда Уокер вернется домой.

На следующий день Кассандре нанес визит Джордж, виконт Лэнэм. Он заявил, что зашел повидать брата, но не выказал ни малейшего разочарования, когда она объяснила ему, что Риордана нет дома и не будет до самого вечера. Кассандра не видела Джорджа с того рокового бала у Альмака. Она старалась оказать ему гостеприимство, однако интерес, проявленный к ней новым родственником, никак нельзя было назвать братским, а вольности, которые он себе позволял, – чересчур затянувшееся рукопожатие или поцелуи, неизменно приходившиеся не в щечку, а в губы, – вызвали у нее твердое желание держаться от него подальше.

Приказав горничной подать чаю и пирожных, Кассандра усадила его в гостиной на диване, а сама, отстранясь от него на безопасное расстояние, принялась вежливо расспрашивать его о том, как он поживает, как здоровье других членов семьи и что он думает об этом нескончаемом дожде.

Пока он отвечал, она исподтишка изучала его, вновь удивляясь тому, как мало сходства между братьями. Вдруг ее осенила ужасная мысль: а что, если у них разные отцы? Кассандра тотчас же отринула ее, стыдясь самой себя за то, что в голову лезет всякая чертовщина, но по ходу разговора непрошеная мысль навязчиво возвращалась снова и снова. В конце концов, подобное предположение было не столь уж невероятным, если принять во внимание все, что рассказал ей Риордан о своей матери. И все-таки нельзя так думать, нехорошо, одернула она себя. Даже если это правда, что ей за дело? Уж теперь-то какая разница? Нельзя предаваться таким размышлениям – мелким, праздным и злобным! Усилием воли она выбросила недостойные мысли из головы раз и навсегда.

Виконт сидел, развалившись посреди дивана, широко расставив ноги в развязной и, как ей показалось, несколько нескромной позе. А может, это его особый способ флиртовать? Если так, его вряд ли можно было назвать успешным. Даже закрывая глаза на грубость его манер, Кассандра не могла не признать, что внешность Джорджа ей не нравится, хотя и понимала, что многим он кажется привлекательным мужчиной. Она невольно сравнивала его грубое, массивное тело с крепким, но худощавым и изящным сложением Риордана и пришла к неизбежному выводу о том, что никакого сравнения нет и быть не может. Внезапно ее охватила острая, доходящая до физической боли тоска по Филиппу. Как ей его не хватало! Как она хотела его! Господи, как все это вынести? Ей пришлось взять себя в руки, чтобы сосредоточиться на словах его брата.

Оказалось, что у них есть общий друг – Уолли, лорд Дигби-Холмс, заседавший вместе с виконтом в палате лордов. Выяснилось и кое-что еще: Уолли вкратце пересказал Джорджу историю поездки в Гретна-Грин.

– Ей-богу, жаль, что меня там не было! Хотел бы я увидеть такую свадьбу! – воскликнул Джордж, скрестив руки на груди и подмигнув Кассандре самым неприличным, как ей показалось, образом. – Говорят, все вы были пьяны как сапожники. Вот, должно быть, знатная была потеха, когда вы вшестером вылезли из кареты на следующее утро! Филипп вроде бы так надрался, что даже идти не мог. Верно? Но он поступил правильно – проигравший должен платить.

Джордж вдруг вспомнил о своих манерах.

– Но, разрази меня гром, ему чертовски повезло! Настоящая удача! Да переверни он хоть весь мир вверх дном, ему в жизни не найти себе более подходящей жены, что я и говорю всем, кто утверждает обратное.

Очевидно, это было задумано как комплимент, поэтому Кассандра пробормотала в ответ какие-то невразумительные слова признательности.

– А вот смеху было бы, если бы Уолли и Том тоже женились на тех двух шлюхах!

Джордж стукнул себя по коленке и покатился со смеху, расплескав чай на подушки дивана.

Кассандра вспыхнула. Слава Богу, он хоть не сказал «тоже на шлюхах», но она подозревала, что это только из вежливости.

– Я бы хотела побольше узнать о своей новой семье, – попросила она ледяным тоном. – Каким Филипп был в детстве?

– Филипп? Он был настоящей грозой домашних. Ужас на всех наводил. Разве он сам тебе не рассказывал? Мы все его боялись, когда он был ребенком. В него словно бес вселился.

– Но ведь ты был намного старше! И, несомненно, с легкостью мог поставить его на место.

Она проговорила это ровным, безучастным голосом, но ее взгляд был холоден: ей вспомнился рассказ Риордана о том, как Джордж проявлял свои братские чувства. В эту минуту Кассандра поняла, что, сколько бы времени ни прошло, даже если каким-то чудом им когда-нибудь удастся подружиться, она никогда не простит Джорджу той мальчишеской жестокости.

– Разумеется, мог и делал это не раз и не два, – признался он без тени раскаяния, – ради его же собственной пользы. И поверь, он действительно заслуживал хорошей порки, только и она не очень-то помогала. Уж больно этот маленький гаденыш был упрям. Вечно тут как тут со своими выходками, истериками, злобными шуточками. Пока не появился этот святоша со своими проповедями, Филипп доводил нас всех до безумия.

– Ты имеешь в виду мистера Куинна?

– Точно, Куинна. Вот, доложу я тебе, скользкий гад! Я никогда не мог понять, что Филипп в нем нашел. Даже, можно сказать, до сих пор находит: ведь они вроде бы все еще друзья.

Джордж недоуменно покачал головой, и на этот раз Кассандра не могла с ним не согласиться.

– Ну, что до меня, то я его всегда терпеть не мог. Выглядел он как пугало огородное, а рассуждал так, будто его устами говорит сам Господь Бог. Меня от одного его вида в дрожь бросало. Он словно бы стремился заиметь над людьми власть, чтобы они, как рабы, ему служили. Я-то сразу его раскусил и не мыслил перед ним пресмыкаться, а вот Филипп вроде бы купился на первых порах.

– Купился? – переспросила Кассандра, услыхав незнакомое выражение. – Что ты хочешь этим сказать?

– Этот школьный учитель будто околдовал его. Но потом он уехал, а Филипп вернулся к своим старым штучкам. Только еще хуже стало.

Джордж задумчиво погладил подбородок, погрузившись в воспоминания.

– Я мог бы тебе порассказать кое-что про Филиппа, у тебя бы волосы дыбом поднялись! Вот, помню, как-то раз…

Кассандра стремительно вскочила на ноги.

– Извини, я предпочитаю ничего не знать об этом.

Она подошла к камину и сделала вид, что помешивает поленья.

– Как ты думаешь, почему мистер Куинн стремится командовать людьми, как рабами?

Ей хотелось знать ответ, но еще больше хотелось увести его подальше от разговора о скандальном прошлом Филиппа, подробности которого ее совершенно не интересовали. Джордж встал и тоже подошел к камину.

– Понятия не имею. Наверное, бывают такие люди, – философски заметил он. – Может, это придает им важности. К тому же я считаю, что это не самый главный недостаток Куинна.

– Нет?

– Нет.

Он бочком подобрался к ней поближе.

– Знаешь, он всегда был женоненавистником.

Тут Джордж поднял руку ладонью вверх и воскликнул:

– О, я не хочу сказать, что он предпочитал мужчин! Или мальчиков, если на то пошло. У меня такого и в мыслях не было! Просто ему не нравилось то, чем мужчины и женщины занимаются вдвоем. Надеюсь, ты меня понимаешь.

Он многозначительно пошевелил густыми толстыми бровями и ухмыльнулся ей.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, – кивнула Кассандра, незаметно отступая на шаг назад. Виконт понизил голос до интимной нотки:

– Помню, как-то раз… было мне тогда лет семнадцать, и у нас появилась эта… ну… новая горничная. Звали ее Хетти. Она была на год, на два постарше меня и такая же шальная. А что ты хочешь, это шальной возраст! По крайней мере для мальчиков. Вот тебе сейчас сколько? Восемнадцать? Девятнадцать?

– Прости, но какое отношение…

– Никакого. Ну так вот, как-то раз встретились мы с Хетти в библиотеке и решили познакомиться поближе. О, черт, – он опять ухмыльнулся, явно решив, что миндальничать ни к чему, – мы с ней забрались на кушетку и приступили прямо к делу. Ну извини, но ты теперь замужняя дама, и мы одна семья, не так ли?

Приняв ее молчаливое смущение за знак согласия, он продолжил свой рассказ:

– И кто же, по-твоему, входит в библиотеку в эту самую минуту, как не учителишка Куинн? Господи Боже, надо было его видеть. Просто с петель сорвался прямо у нас на глазах. Лицо у него стало лиловое, глаза на лоб полезли, а на лбу вздулась такая жила – я думал, его родимчик хватит. Мне стало страшно за девушку, честное слово. А как он разорялся! Я таких проклятий в жизни не слыхивал, ни до, ни после. Ты только не подумай, он не ругался, как все обычные люди, он говорил как по Библии. Можно считать, весь Ветхий завет перебрал… Точно сам Господь застукал нас с Хетти на кушетке в библиотеке, да и погнал прямо в ад за наши грехи. Я тебе говорю, на несколько минут бедолага стал просто non compos [55].

– Ты о ком? – раздался голос позади них.

Облегчение волной нахлынуло на Кассандру. Она поспешила через всю комнату навстречу Риордану, стоявшему в дверях, и взяла его за руку.

– Филипп, я так рада, что ты дома! – воскликнула она со сдержанной горячностью.

– Правда, любовь моя?

Риордан не знал, чем вызван столь необычно теплый прием, но зато твердо знал, что будет последним дураком, если упустит эту золотую возможность. Не давая ей ускользнуть, он обнял ее обеими руками и поцеловал в губы. Это был весьма основательный поцелуй, который мог бы, пожалуй, Даже удовлетворить Риордана (тем более что Касс не отпрянула и даже не выглядела смущенной, хотя Джордж ни на секунду не спускал с них жадного и недоброжелательного взгляда), если бы он не кончился так скоро.

– Так кто был non compos? – переспросил Риордан, когда поцелуй прервался.

Он обращался к брату, но продолжал при этом обнимать плечи Кассандры. Джордж промолчал, и отвечать пришлось ей.

– Мы говорили о мистере Куинне, – сказала она беспечно. – Твой брат… вспоминал прежние времена.

– Ах вот как, – усмехнулся Риордан. – Добрые старые времена, веселые деньки нашей бесшабашной юности, не так ли, Джордж? У меня сохранились самые теплые воспоминания о тех днях. А у тебя?

Виконт стойко вынес полный язвительной насмешки взгляд младшего брата, и Кассандре наконец удалось уловить мимолетное сходство между ними.

– Мы с тобой в другой раз поговорим, Филипп, – сухо сказал Джордж. – Мне пора.

– Уже уходишь? К чему такая спешка? – Сожаление в голосе Риордана прозвучало не слишком искренне.

Вместе с Кассандрой он проводил Джорджа до самых входных дверей. Мужчины пожали друг другу руки, и на этот раз, когда Джордж поцеловал Кассандру, поцелуй пришелся в щеку.

Когда дверь за ним закрылась, Риордан повернулся к Кассандре и попытался выманить у нее еще один поцелуй, но после ухода Джорджа страх у нее прошел. Нет, подумала она, пожалуй, «страх» – слишком сильное слово, но с его уходом у нее стало спокойнее на душе. Ловко увернувшись от Риордана, она направилась вверх по ступенькам.

Он проводил ее тоскующим взглядом. Только когда она поднялась до середины лестницы, ему пришло в голову спросить:

– Джордж тебе ничего не сделал, Касс? Ты знаешь, что я имею в виду.

Она знала, что он имеет в виду.

– Нет, конечно, нет. Он только языком чесать мастер.

– И о чем он говорил?

Кассандра обернулась с насмешливой улыбкой, положив руку на перила.

– Главным образом о тебе. Сегодня я узнала о вас много интересного, мистер Риордан.

– Уверяю тебя, не стоит верить и половине.

– Если бы я поверила хоть половине, я бы с криком ужаса бежала из дома в эту самую минуту.

– Если бы ты знала, что у меня на уме в эту самую минуту, ты бы непременно так и сделала.

– Вот как? Неужели ты задумал нечто ужасное?

– Это зависит от того, с какой стороны смотреть.

Он сделал шаг к ней навстречу.

– Хочешь, расскажу тебе, что я задумал?

Она отступила на шаг назад.

– Да нет, не стоит.

Он подошел ближе.

– Ты уверена?

Она сделала еще шаг назад.

– Совершенно уверена.

– А мне кажется, тебе было бы интересно.

Теперь он уже спешил к ней решительным шагом.

– Да, конечно, но… Нет, Филипп, нет!

Он сделал вид, что переходит на бег, и она с испуганным смехом стремительно бросилась наутек вверх по лестнице.

Пройдя всего четверть дистанции, Риордан остановился и прислушался: вот она бежит по коридору, со стуком захлопывает за собою дверь. Он оперся на перила, тихонько посмеиваясь, но вскоре улыбка на его лице угасла, сменившись нахмуренным и озабоченным выражением. Так больше продолжаться не может. Где, ну где же, черт его побери, задерживается Уокер?

Риордан слишком сильно надавил на перо, и на листе бумаги перед ним расплылась огромная чернильная клякса. Он чертыхнулся и швырнул перо на стол. Не стоит так беспокоиться – только время зря теряешь. У него и без того забот по горло, его ждет дюжина куда более важных дел! Верно, все это верно, но он не мог, никакими силами не мог заставить себя отрешиться от гнетущей мысли о том, что вот сейчас, в эту самую минуту Касс встречается с Уэйдом.

Он возражал, спорил, чуть было вообще не запретил ей идти на встречу, все время чувствуя себя дураком и прекрасно понимая, что ведет себя неразумно, хотя Оливер взывал именно к его разуму, указывая в свойственной ему педантичной манере на то, что им предстоит встретиться на улице, где полно прохожих, что ее будет неотлучно сопровождать Клара и за ними будет постоянно наблюдать один из его, Куинна, людей – невидимых и безымянных. Риордан знал, что с точки зрения логики его возражения безосновательны, но при одной мысли о том, что Уэйд окажется в непосредственной близости от его жены, кровь закипала у него в жилах.

И все же он ничего не смог противопоставить Куинну, когда тот выдвинул свой самый сильный аргумент: на этот раз Уэйд впервые написал Касс с просьбой о встрече (до сих пор все их tete-a-tete происходили по ее приглашению), и к тому же время у них на исходе. До открытия парламентской сессии, на которой король должен был выступить с тронной речью, осталось всего четыре дня; если им вообще суждено выведать планы Уэйда, сделать это надо сейчас, другого случая не будет.

Будь они прокляты, эти логически обоснованные, неопровержимые аргументы! А что, если сукин сын начнет к ней приставать? Что, если он заманит ее в какое-нибудь уединенное место и даст волю рукам?

Риордан поднялся из-за письменного стола (он давно уже перестал притворяться перед самим собой, будто работает над докладом о сокращении налоговых поступлений, ассигнуемых на Цивильный Лист [56]) и начал беспокойно расхаживать по библиотеке. Конечно, давая волю безумным фантазиям, он вел себя как выжившая из ума старуха, но… Он ничего не мог с собой поделать. Уэйд был опасен, и Риордан не хотел подпускать его даже близко к Касс. И даже если от этого бы зависела безопасность конституционной монархии в Англии, ему было наплевать.

Он яростно крутанул стоявший на подставке глобус и положил ладонь на вращающийся шар, не отрывая ее, пока глобус не остановился. Когда он отнял руку, под ней открылся похожий на сапог контур Италии. Италия… Риордану хотелось съездить туда снова, но на этот раз взять с собой Касс. Хотя во время своей поездки по странам континента семь лет назад он беспробудно пьянствовал и предавался разврату, ему по-настоящему полюбилась Италия. Однако до сих пор он не знал никого, с кем хотел бы разделить свое увлечение прекрасной страной.

Тяжело опустившись на край стола, Риордан вспомнил о гардеробе в спальне наверху, забитом платьями, которые он ей накупил и которые она отказывалась носить. А ему так хотелось увидеть ее в новых нарядах! Он выбирал их с любовью, считая, что они подчеркивают нежный цвет ее лица, а она к ним не прикасалась, потому что не верила, что они женаты.

Проклятье! Где же она? Ушла в десять часов утра, а сейчас уже около полудня. Этот расфранченный хлыщ мог уже раз сто рассказать и пересказать все, что хотел ей сообщить. Риордана совершенно не интересовало, что именно Уэйд собирается ей сообщить, ему важно было только одно: вернуть жену домой. Он в неистовстве пнул ногой хрупкую ножку стола из розового дерева. Теперь ему казалось непостижимым, что он так и не признался Касс в любви. Он сделает это прямо сегодня, если, конечно, она когда-нибудь доберется до дому.

И где черти носят Уокера? Он уехал восемь дней назад! В жизни Риордана это были самые длинные восемь дней. Сущий ад, которого он не пожелал бы и злейшему врагу. А хуже всего то, что его терпению, кажется, пришел конец. Если Уокер сегодня не появится, он вряд ли будет в состоянии продолжать любовную игру, которую затеял с Касс неделю назад: постоянное преследование, шутливые попытки соблазнить ее, пробудить в ней страсть, заставить ее потерять голову, а самому сохранить самообладание.

Самой искусительной и гибельной была мысль о том, что ему не пришлось бы ее заставлять, даже вряд ли пришлось бы очень долго упрашивать. Ему хотелось уважать ее сомнения, но ведь он знал, что они не имеют под собой никакой реальной основы. Она его жена! Оставалось лишь надеяться, что он сумеет удержаться и не прокричать это ей в лицо прежде, чем начнет целовать ее и срывать с нее одежду.

Услышав шум в передней части дома, Риордан поднялся на ноги. Через мгновение шаги раздались в коридоре. Ее шаги. И вот она уже в комнате. Бросив взгляд на ее лицо, он подошел и взял ее холодные руки в свои.

– У тебя все в порядке? Он не сделал тебе больно?

– Больно?

Она удивленно посмотрела на него.

– Нет, конечно, нет. Ой, Филипп, ты просто не представляешь, что он мне сказал! Я собственным ушам не поверила!

– Иди сюда и расскажи мне.

Риордан подвел ее к любимой банкетке под окном, усадил и сам сел с нею рядом, все время держа ее за руки.

– Давай рассказывай.

Она рассказала. Убийство короля намечено на пятое ноября. В него будут стрелять с галереи для публики во время тронной речи, обращенной к депутатам обеих палат парламента. Ей неизвестно, сколько будет убийц и кто они такие, но сам Уэйд не собирается принимать в этом участия.

– Видел бы ты его лицо! Филипп, я думаю, он сумасшедший. Он сказал, что после этого в стране начнется анархия, по улицам потекут реки крови. Правительство рухнет, и я наконец смогу отомстить тебе и всем таким, как ты.

Кассандра запнулась и слегка покраснела.

– Я… Я ему раньше говорила, что ты… несносный гордец.

Риордан весело усмехнулся и подмигнул ей.

– Прямо так и сказала, любовь моя?

– Да. Я хотела таким образом завоевать его доверие. Думала, он охотнее будет делиться со мной своими секретами. Я ему передала якобы твои слова о том, что мой отец заслужил петли.

– Бедная Касс! Но, надо признать, это отличное вранье, – тихо проговорил Риордан, коснувшись пальцами ее щеки, после чего перешел на деловито-озабоченный тон:

– Надо будет немедленно дать знать Оливеру. Но сначала расскажи мне по порядку все, что он говорил, не упуская ни слова. И все, что ты ему говорила. Постарайся ничего не забыть.

Кассандра добросовестно и во всех подробностях пересказала ему содержание разговора. Выслушав ее рассказ, Риордан сел за стол, чтобы написать письмо Куинну, а она пошла наверх и приказала приготовить себе горячую ванну, хотя была всего лишь середина дня. После встреч с Уэйдом она всегда чувствовала себя грязной.

Сидя перед зеркалом у себя в гардеробной и причесывая волосы (Клару она отпустила на всю вторую половину дня), Кассандра услышала нетерпеливый стук в дверь. Не дожидаясь ответа, Риордан распахнул дверь и вошел. На лице у него расплылась торжествующая ухмылка, глаза искрились весельем. Он напоминал кота, только что проглотившего канарейку.

– В чем дело? – спросила Кассандра, невольно улыбаясь ему в ответ. – Что случилось?

– Он здесь.

– Кто?

Но она тут же поняла, о ком речь:

– Уокер!

– Уокер. Я велел ему перекусить с дороги и сказал, что мы увидимся в библиотеке.

Риордан положил руки ей на плечи и подмигнул ее отражению в зеркале.

– Поторопись, Касс. Разве ты еще не готова?

– Перестань на меня пялиться!

Сердце учащенно забилось у нее в груди, она почувствовала, что неудержимо краснеет.

– Нет, я еще не совсем готова.

Пальцы у нее так дрожали, что понадобилось вдвое больше времени, чем обычно, чтобы сделать привычную для нее в эти дни прическу и уложить волосы свободным узлом на затылке. Наконец она поднялась и повернулась к нему.

– Вот теперь я готова.

На ее лице появилась загадочная улыбка.

– Я давно уже готова, – хриплым шепотом пробормотала Кассандра, обращаясь скорее к себе, чем к нему, и нарочно задела грудью его плечо, проходя мимо, словно давая понять, что в эту игру могут играть двое.

Риордан со звериным рычанием схватил ее за руку и силой вытащил из комнаты. Проходя по коридору и спускаясь по лестнице, они не обменялись ни словом, ни даже взглядом, но никогда в жизни не ощущали так остро присутствия друг друга. И думали они об одном и том же.

Уокер уже ждал их в библиотеке. Кассандра подошла к нему и протянула руку, отметив про себя, какой у него измученный вид.

– Вы проделали долгий путь, – сказала она тихо. – Спасибо вам, Джон.

Секретарь наклонил голову и пробормотал в ответ нечто невнятное, не глядя ей в глаза. На него это было не похоже: обычно он так не смущался в ее присутствии. Сердце у нее замерло, по коже пробежал ледяной холодок скверного предчувствия.

– Вас покормили? – спросил между тем Риордан, добродушно хлопнув Уокера по плечу и совершенно не замечая воцарившегося в комнате настроения. – Давайте я налью вам чего-нибудь выпить. Кларета? Бренди?

Переминаясь с ноги на ногу, Уокер беспокойно провел рукой по растрепанным светлым волосам.

– Нет, спасибо, мне ничего не нужно, я… ничего не хочу.

Кассандра нащупала стул и села, вцепившись в колени побелевшими от напряжения пальцами.

– Ну, выкладывайте новости!

Риордан нетерпеливо потер руки, с радостью предвкушая эти новости, и подошел к стулу, на котором сидела Кассандра. Она бросила на него какой-то странный взгляд, словно видела впервые, и не ответила на его улыбку. Он ободряюще сжал ее плечо, потом сунул руки в карманы и устремил взгляд на Уокера, ожидая хороших новостей.

– Прошу меня простить, сэр, мне очень жаль, – еле слышно выдавил из себя секретарь.