Ей надо было прийти в себя и собраться с мыслями. Дойдя до середины своего слезливого повествования, она вдруг сообразила, что той Кассандре Мерлин, которую знал Уэйд, было бы совершенно наплевать, законен ее брак или нет. Для нее главный вопрос должен был заключаться в другом: есть ли у нее доступ к деньгам Риордана или нет. Узнав, что ее одурачили, она могла, почувствовать себя рассерженной, обиженной, возможно, даже униженной, но только не оскорбленной в лучших чувствах. Безусловно, ее сердце не было бы разбито.

Поднявшись с обитого красной парчой дивана в тесной гостиной Уэйда, буквально забитой роскошной мебелью, Кассандра принялась расхаживать взад-вперед перед незажженным камином.

– Нет, каков ублюдок! – вскричала она, входя в роль ради Уэйда, хотя на этот раз ей почти не приходилось притворяться, изображая негодование. – Он надул меня, Колин, и я заставлю его заплатить!

Уэйд скрестил ноги в желтых чулках и откинулся на атласную подушку, лениво улыбаясь ей.

– Он действительно ублюдок, но мы всегда это знали, разве не так, дорогая? Понимаю, как нелегко тебе приходится, но, говоря по правде, я считаю, что ты должна к нему вернуться.

– Вернуться? Нет уж, такого удовольствия я ему не доставлю! Пусть этот гнусный сукин сын…

Кассандра прикусила губу. Сквернословие было не в ее духе.

Уэйд тихонько засмеялся:

– Но тогда каким же образом ты заставишь его заплатить? К тому же, живя в его доме, ты сможешь добывать для меня ценные сведения!

– Какие сведения?

Уэйд погрозил ей пальцем.

– Нет-нет, пока еще не время. Я же говорил, что еще не готов посвятить тебя в свои план.

Кассандра с трудом подавила желание закричать. Это было невыносимо. Куинн требовал, чтобы она шпионила за Уэйдом. Уэйд хотел, чтобы она шпионила за Риорданом. Она чувствовала себя мухой, пришпиленной к стене.

– Посмотри на это с другой стороны, любовь моя, и улыбнись. Ему придется отвалить тебе кругленькую сумму, чтобы избежать скандала. Это же лучше, чем быть его любовницей просто за красивые глаза! Плюс к тому ты приобретаешь респектабельность замужней дамы. По крайней мере на какое-то время.

Кассандра попыталась сделать вид, что эти соображения вселили в нее бодрость.

– Да, но… я надеялась побыть тут с тобой несколько дней, пока не найду себе какое-нибудь жилье. Я так зла на него, Колин.

– Ты хочешь найти себе жилье? Значит, у тебя есть деньги?

– Да, у меня…

Она осеклась, вовремя вспомнив, что не может открыть ему источник своего финансового благополучия, ведь деньгами ее снабжал Куинн.

– У меня немного осталось от отца. Совсем немного.

– Правда? Я думал, что все его имущество конфисковано.

– Так и есть. Он… отдал мне деньги еще до ареста. О, Колин, почему ты не хочешь мне разрешить остаться здесь? Я тебе не помешаю. Ты даже не заметишь моего присутствия, обещаю.

Уэйд глядел на нее еще с минуту, потом распрямил ноги и медленным, полусонным движением поднялся с дивана. Знакомая улыбка, которой Кассандра уже научилась опасаться, появилась у него на губах.

– Ты правда хочешь остаться, Кассандра? Но учти, если ты останешься, я не удержусь от соблазна развлечься с тобой по-своему. Честно говоря, мне ужасно этого хочется.

Она уже открыла было рот, чтобы Сказать, что он прав и ей, пожалуй, лучше уйти, но тут Уэйд схватил ее запястья и завел их ей за спину, а потом перехватил одной рукой. Другой рукой он вздернул ей подбородок. Кассандра содрогнулась от отвращения, глядя на его мокрые губы и горящие нездоровым огоньком красновато-коричневые глаза. Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не отшатнуться, когда он ее поцеловал. Потом его рука скользнула вниз, и он начал тискать ее грудь – не настолько сильно, чтобы причинить боль, но вполне достаточно, чтобы испугать.

Вдруг до них донесся страшный грохот: кто-то ломился в двери. Кассандра рывком прервала поцелуй и в ужасе уставилась на дверь, ведущую в коридор. Она попыталась высвободиться из объятий Уэйда, но он удержал ее на месте. Глаза у него возбужденно заблестели, на губах появилась злорадная улыбочка. Он даже причмокнул, словно предвкушая потеху.

В коридоре послышался топот. Риордан ворвался в комнату и замер. На пороге, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности и расстройстве, появился дворецкий.

– Прошу прощения, сэр, я не мог его удержать… он не захотел представиться и отказался…

– Все в порядке, Мартин. Оставьте нас. Риордан, вы легки на помине. Заходите. Могу я предложить вам шерри или…

– Не смей прикасаться к моей жене, или я убью тебя.

В голосе Риордана прозвучало ледяное спокойствие, но его лицо было изуродовано бешенством. Кассандра не испугалась, но Уэйд издал деланный смешок и торопливо отпустил ее запястья. Протянув руку и не сводя глаз с Уэйда, Риордан сказал:

– Идем, Касс.

Она не двинулась с места.

– Убирайся к дьяволу.

Он подошел ближе. Уэйд сунул руки в карманы и отступил на шаг, явно не желая ввязываться в драку. Кассандра стояла неподвижно, вытянув руки по швам. Только когда синий взор Риордана потемнел до черноты, у нее появилось предчувствие опасности.

– Если ты не пойдешь своими ногами, я перекину тебя через плечо. Выбирай, мне все равно.

Кассандра попыталась изобразить на лице презрительную усмешку, но дрожащие губы испортили весь эффект.

– Я тебя не боюсь и никуда с тобой не пойду. Я останусь здесь.

Она вызывающе вскинула голову в надежде, что под платьем не видно, как у нее трясутся, стукаясь друг о друга, коленки.

– Кассандра, – мягко и рассудительно заговорил Уэйд, – я а самом деле думаю, что тебе лучше уйти. Она возмущенно повернулась к нему.

– Но ты сказал, что я могу остаться! Ты говорил, что сам этого хочешь!

Риордан зарычал, как разъяренный зверь. Словно почуяв опасность, Уэйд отступил еще на шаг назад.

– Но твой муж требует, чтобы ты ушла с ним, – миролюбиво возразил он, – и я боюсь, что его желания следует уважать в первую очередь.

– Мой муж? – прошипела Кассандра.

– Так и есть, дорогая. Как мне ни жаль, теперь он – твой господин. Проигрыш есть проигрыш и – что еще важнее – брак есть брак, даже если церемония бракосочетания была… гм… несколько необычной.

Кассандра закрыла глаза, понимая, что бесполезно ждать помощи от Уэйда. Впрочем, она с самого начала это знала. Он хотел, чтобы она ушла с Риорданом, его это вполне устраивало. Ведь он надеялся через нее добывать нужные ему сведения. А Куинн хотел, чтобы она выведывала планы Уэйда. Руки Кассандры сами собой сжались в кулаки. У нее было не больше власти над своей жизнью, чем у новорожденного младенца! Когда же окружающие начнут считаться с ее желаниями? Глубоко вздохнув, она призвала на помощь остатки своего попранного достоинства:

– Значит, ты не позволишь мне остаться?

Уэйд покачал головой, с опаской поглядывая на почерневшее от ярости лицо Риордана.

Плечи Кассандры поникли. Она перевела взгляд на Риордана, отметив, что он похож на жаждущего крови зверя, еле сдерживающего свое нетерпение. Может, ей следует его бояться? Что ж, очень скоро она это узнает наверняка.

– Как видно, у меня нет выбора. Он попытался взять ее под руку, но Кассандра шарахнулась от него в сторону.

– Но только не прикасайся ко мне, – предупредила она полным ненависти и отвращения голосом. – Не смей ко мне прикасаться.

На долю секунды гнев на его лице сменился удивлением. Их взгляды встретились и скрестились в молчаливом поединке. Наконец он медленно опустил руку и посторонился, пропуская ее вперед. Кассандра обошла его боком, стараясь не задеть даже краем платья, словно сама мысль о том, чтобы до него дотронуться, приводила ее в содрогание.

– До свиданья, Колин, – попрощалась она.

Ей очень хотелось добавить, что они скоро увидятся, но что-то подсказало ей, что перегибать палку не стоит.

– Au revoir, Кассандра, – протянул он с легкой насмешкой. – Я попрошу Мартина проводить вас до дверей.

На улице Кассандра увидела, что собирается гроза. Небо было затянуто черными тучами, а в предвечернем лондонском воздухе, сгустившемся до нездорового желтовато-зеленого оттенка, ощущалась угроза готовой разгуляться стихии. Не успели они сделать и дюжины шагов, как налетевший порыв ветра едва не сбил Кассандру с ног. Риордан протянул руку, чтобы помочь ей устоять, но она инстинктивно отпрянула; он выругался, однако ветер унес его слова.

Нагнув голову, Кассандра брела против ветра, поднявшаяся пыль слепила глаза – пока новый порыв не заставил ее налететь на фонарный столб. Тут уж она сама выругалась, больно ударившись бедром, но вновь оказала сопротивление Риордану, когда он попытался ей помочь. Она била его по рукам и даже пыталась лягаться. Он схватил ее за плечи и сильно встряхнул, чтобы привести в чувство. И тут хлынул ливень.

Громадные, тяжелые, как свинец, капли ударили с силой ружейной дроби. Не прошло и минуты, как оба они промокли до нитки. Он попытался затащить ее в какое-то парадное, чтобы укрыться от дождя, но она опять его оттолкнула. Согнувшись в три погибели, она упрямо шла сквозь ветер и дождь, вся сосредоточившись на том, чтобы не упасть. Гроза хлестала и швыряла ее, как щепку, с бессмысленной жестокостью разыгравшегося на море шквала, а в душе бушевала другая, еще более страшная буря.

Наконец впереди показался его дом. Промокшие насквозь юбки тяжело шлепали по ногам, пока Кассандра поднималась по ступеням крыльца. Риордан распахнул двери парадного, и она торопливо проскользнула мимо него в холл. После рева грозы внезапно наступившая тишина показалась ей зловещей. Не останавливаясь ни на секунду, она направилась прямо " лестнице, ведущей на второй этаж.

– Остановись! Черт тебя побери, Касс, если сделаешь еще хоть шаг, ты пожалеешь!

Его гнев заставил ее разозлиться во сто крат больше. Назло ему Кассандра успела сделать еще два шага. Риордан схватил ее за талию и немилосердным толчком прижал к балясине перил.

– И что ты собираешься предпринять? – закричала она, отбрасывая назад прилипшие к лицу тяжелые намокшие пряди волос. – Изобьешь меня или раскромсаешь на куски разбитой бутылкой, как своего друга Куинна?

Он оцепенел, глаза превратились в осколки холодного синего мрамора, и впервые ей стало по-настоящему страшно. Заметив ее испуг, Риордан убрал руки. Вода, не переставая, стекала с мокрых волос ему на лицо.

– Запомни с первого раза, я повторять не буду. Никогда больше не приближайся к Уэйду. Тебе понятно? Я ему зла не желаю, но мне придется его убить. Что касается Клодии…

Кассандра сделала попытку убежать, но он опять схватил ее и удержал.

– Что касается Клодии, мне жаль, что ты не правильно истолковала то, что случайно увидела. Это был дружеский поцелуй, ничего больше. Я бы тебе все объяснил, если бы ты дала мне такую возможность, а не побежала к Уэйду, как…

Он умолк, с трудом стараясь сдержаться.

Клодия! Он думает, что она так обезумела из-за Клодии! Кассандра подавила истерический смешок.

– Ты закончил?

– Нет, черт побери! Клодия – мой друг, и я не позволю тебе с твоей глупой ревностью отравить нашу дружбу. Я не собираюсь ее избегать и требую, чтобы ты была с ней любезна, когда мы будем встречаться.

По какой-то непонятной причине эти слова взбесили ее еще больше.

– Я буду не просто любезна, Филипп, я буду сказочно щедра. Скажи своей Клодии, пусть забирает тебя со всеми потрохами! Иди к ней, она твоя! Видеть вас обоих не могу!

Вырвавшись из его рук, Кассандра опять начала подниматься по ступенькам. Риордан последовал за ней.

– Извините, сэр. Повар спрашивает, будете ли вы и миссис Риордан ужинать в семь часов.

Голос слуги, обратившегося к хозяину из холла, прозвучал робко и неуверенно. Когда Риордан повернулся к нему в ярости и заорал: «Нет! Убирайся!», он подпрыгнул на месте от испуга и побежал по коридору подальше от господского гнева.

Риордан нагнал Кассандру на середине полутемного коридора второго этажа.

– Да погоди же ты, черт бы тебя побрал! Нам нужно поговорить и все выяснить. Немедленно, сию же минуту…

– Заткнись! – в бешенстве бросила она ему. – Говорить не о чем, я ухожу. Отпусти мою руку!

– Уходишь? Куда? Почему?

– Куда глаза глядят! Только бы подальше от тебя! Денег у меня хватает, я сниму где-нибудь комнату.

– Черта с два! Я тебе не позволю. Ты моя жена!

Слезы навернулись ей на глаза.

– Замолчи! Лжец!

– Когда это я тебе лгал? О чем речь?

– Ты прекрасно знаешь! Убери от меня руки, или я начну кричать так, что небу жарко станет! Видеть тебя не хочу!

Опять она вырвалась и побежала по коридору к спальне. Кто-то уже успел зажечь в комнате свечи и даже предусмотрительно отогнуть край покрывала. Кассандра с облегчением отметила, что ее сундучок еще не распакован. Подойдя к нему, она откинула крышку. За спиной послышались шаги, но она не обернулась. Где же розовый корсаж, в который она зашила… Слава Богу, вот он, в самом низу. Покусывая губы, Кассандра разорвала боковой шов и вытащила свое сокровище – восемьсот фунтов и десять шиллингов.

– Это мое! – воскликнула она, обернувшись и потрясая деньгами у него перед носом. – Я тяжелым трудом отработала каждый пенни. А теперь я ухожу, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы меня удержать. Я буду видеться с Колином Уэйдом, когда сочту нужным, и давать отчет Куинну, а не тебе. Я вообще больше не желаю тебя видеть.

– Почему?

Ему хотелось рвать на себе волосы.

– Потому что ты лжец, жулик и ублюдок! Боже мой, Филипп, как ты мог это сделать?

Ой, нет, плакать нельзя. Кассандра отвернулась и принялась лихорадочно запихивать деньги в ридикюль.

– Слава Богу, я не нуждаюсь в тебе, Филипп Риордан, – пробормотала она, глотая слезы. – Я могу сама о себе позаботиться.

– Ты никуда не пойдешь.

– Черта с два! – вскричала Кассандра, передразнивая его.

Она попыталась обойти его, но он заступал ей дорогу, куда бы она ни двинулась.

– Дай мне пройти!

Риордан отрицательно покачал головой.

– Ты никуда не пойдешь.

Не успела она сказать хоть слово, как он вырвал у нее из рук ридикюль и вытащил смятые банкноты.

– Не смей… Филипп, остановись!

Держа руки над головой, чтобы она не могла дотянуться, он разорвал пачку денег пополам, потом вчетверо. Кассандра отступила назад и закричала. Обрывки стофунтовых банкнот посыпались на пол, как конфетти.

Она ошеломленно уставилась на разбросанные у ног клочки бумаги, потом попятилась еще дальше и, как подкошенная, опустилась на кровать.

– Мои деньги, – прошептала она, держась за горло и глядя в никуда. – Все мои деньги. О Боже.

Риордан удержался от порыва обнять ее, прекрасно понимая, что она сделает, если он попытается. Он и сам не меньше, чем Кассандра, был потрясен грубой жестокостью своего поступка, но не жалел о содеянном. Глядя на ее поникшую голову и бледное от потрясения лицо, он тихо окликнул ее по имени. Она болезненно поморщилась.

– Послушай меня, Касс.

Он был предельно измучен, и охрипший голос выдал это, – Я не понимаю, что случилось. Но ты не можешь уйти. Мы должны все выяснить и помириться. Только не сегодня; мы и так наговорили друг другу слишком много. Можешь провести ночь в этой спальне, я буду спать рядом, в комнате для гостей.

Перед его мысленным взором вдруг отчетливо возник образ той ночи, о которой он так мечтал: ведь это была ее первая ночь в его доме! Пришлось на секунду закрыть глаза, чтобы прогнать видение.

– Если ты так на этом настаиваешь, – продолжал он, – я разрешу тебе видеться с Уэйдом. Можешь делать вид, что обманываешь меня, и встречаться с ним время от времени. Но только в общественных местах и под присмотром. И исключительно ради нашей общей цели. Что касается нас двоих, как только мы оба немного успокоимся…

Кассандра взвилась как ужаленная. Если бы презрение имело цвет, он был бы именно таким, как ее глаза в эту минуту: холодный серый гранит, неярко поблескивающий после зимнего дождя.

– Не говори о нас. – Она выплюнула ненавистное слово, – «Нас» не существует. Я никогда не буду спать в этой комнате. Если ты еще хоть раз попытаешься ко мне прикоснуться, я велю тебя арестовать.

Услышав знакомую угрозу, Риордан насмешливо фыркнул, и на ее бледных щеках вспыхнули два красных пятна.

– Что касается Колина Уэйда, я буду видеться с ним, где захочу и когда захочу. А теперь прочь с дороги.

Риордан обдумал несколько вариантов ответа. В том числе и связанных с насилием. Ему во что бы то ни стало хотелось оставить последнее слово за собой, как будто вся его жизнь зависела от этого.

– Я твой муж. Будешь делать, как я велю.

Но когда она прошла мимо, он не стал ее удерживать.

В дверях Кассандра обернулась.

– Ты мне не муж. Можешь гнить в аду.

Видимо, ей тоже хотелось оставить последнее слово за собой.

Он слышал, как она идет по коридору, как захлопывается за нею дверь спальни для гостей. Потом наступила тишина.

Следующие дни стали для обоих самыми несчастными за всю их жизнь. Кассандре в буквальном смысле становилось дурно при виде Риордана, а у него от одного взгляда на ее холодное, замкнутое, враждебное лицо пропадала всякая охота выяснять отношения. Несколько раз он, пересилив себя, все-таки пытался ее расспросить, но каждая такая попытка неизменно заканчивалась новой бурной ссорой.

Как-то раз, не выдержав напряженного молчания за обеденным столом, он взорвался:

– Что я такого сделал, разрази меня гром?

Ему казалось невероятным, что один-единственный поцелуй Клодии мог привести к такой, катастрофе.

– Черт возьми, Касс, ты моя жена!

Кассандра так стремительно поднялась с места, что стул с грохотом опрокинулся. Щеки у нее пылали.

– Не смей называть меня так! – вскричала она. – Как у тебя язык поворачивается? Мне приходится жить в твоем доме, есть под одной крышей с тобой и спать в одной из твоих кроватей. Но не вздумай это надувательство, которое я вынуждена терпеть, называть браком!

После этого они вообще перестали разговаривать друг с другом.

Большую часть времени Кассандра проводила в своей комнате за чтением или шитьем, а иногда просто сидела, тупо уставившись на обои в голубой цветочек. Кроме того, она стала вести дневник, и порой ей казалось, что только это занятие помогает ей сохранить рассудок. Клара прислуживала ей, но работы было очень мало: молодая хозяйка почти не выходила из дома. К тому же она почти ничего не ела. Клара постоянно бранила ее, но все кончалось тем, что Кассандра теряла терпение и отсылала верную служанку прочь.

С Уэйдом она встречалась нечасто. Раз или два ей удалось уйти без предупреждения и без сопровождения, просто назло Риордану, хотя она знала, какая взбучка ждет ее по возвращении. Но обычно они встречались на нейтральной территории: на скамье в Грин-парке или в книжном магазине на Флит-стрит. При этом поблизости всегда находилась сопровождавшая ее Клара. Однако во время этих встреч Кассандра не передавала и не получала никаких новых сведений.

Только однажды Уэйд, приведя ее в ужас, намекнул, что больше не замышляет убийство короля: у него, дескать, на уме нечто иное. Если он сказал правду, это означало, что все их усилия пошли прахом: они вновь оказались там, откуда начади. Но когда она передала эту новость Риордану и сказала, что ей следует чаще встречаться с Уэйдом, чтобы разузнать о его новых замыслах, он лишь рассердился и запретил даже говорить об этом. Чего и следовало ожидать. Иногда она спрашивала себя, кто из них двоих больше заинтересован в том, чтобы расстроить планы Уэйда?

Риордан старался как можно реже бывать дома. Он завтракал в кофейнях, где его друзья собирались поговорить и почитать газеты, а после обеда встречался с членами своего комитета. По вечерам он уходил в клуб, где в преддверии открывающейся в ноябре парламентской сессии обсуждал новые политические стратегии с другими членами палаты общин.

По дому он ходил в состоянии недоумения и бессильного гнева, огрызаясь на слуг и провожая пристальным взглядом Кассандру в тех редких случаях, когда она попадалась ему на глаза, в надежде отыскать ключ к разгадке темной тайны. Как они дошли до жизни такой? Как это могло случиться? Можно было подумать, что волшебные дни и ночи после свадьбы прожиты не ими, а другими людьми.

Он больше не узнавал в ней той милой, непосредственной, очаровательной девушки, которая несколько месяцев назад завладела всеми его мыслями. Она похудела и побледнела, бродила по дому как привидение, мгновенно исчезая, когда ему удавалось застать ее одну в комнате, или терпела его присутствие, укрывшись за стеной ледяного молчания.

Ему больше не удавалось даже заставить ее закричать на себя, хотя он предпочел бы все, что угодно, включая громкий скандал, этому угрюмому безмолвию. Каждую ночь, лежа без сна, он прислушивался к звукам за стеной. Ему чудилось, что ее вообще там нет, и, когда удавалось изредка услышать скрип половицы или звук передвигаемого стула, на душе становилось немного легче.

Риордан все еще помнил, почему решил жениться на ней, хотя разумные доводы и объяснения давно уже утратили для него значение. Еще несколько месяцев назад ему казалось, что ему нужна такая женщина, как Клодия; он верил, что благороднее жить умом, а не чувствами, что это самый верный путь к осуществлению намеченных им великих реформ. А потом появилась Касс и убедила его, что этого мало.

Он подчинил свою жизнь отвлеченной идее, а она открыла ему, что страстность является частью его натуры, которой нечего стыдиться, от которой не стоит отказываться. Рядом с ней он впервые ощутил себя цельным человеком. Ее смелость, ее готовность пожертвовать собой ради дела, которому Клодия отдавала дань только на словах, окончательно убедили его в том, что именно Касс – женщина его жизни.

Но потом случилось что-то ужасное, а он даже не знал, в чем дело. Ее враждебность была так сильна, что ему больше не хватало мужества вступать с ней в спор. Надо еще немного подождать, решил Риордан. Конечно, он видел, что она мучается, но ему тоже было больно. Ему требовалось время, чтобы зализать свои раны.

…Однажды ночью, как всегда, страдая бессонницей, Кассандра потихоньку спустилась в библиотеку, чтобы взять что-нибудь почитать. Под дверью в спальню Риордана свет не горел, поэтому она решила, что он крепко спит и ничем ей не угрожает. В библиотеке она нашла нужную книгу – «О духе законов» Монтескье [47] – при лунном свете и потянулась, чтобы ее достать.

– Тебе тоже не спится, Касс?

Она подскочила на целый фут и схватилась за отвороты халата, словно перед нею в темном переулке как из-под земли вырос сумасшедший насильник. Риордан невольно рассмеялся.

– Извини, я думал, ты меня видела.

И как она могла его не заметить? Он тоже был в халате и сидел за своим письменным столом, положив босые ноги на крышку. Кассандра прижала книгу к груди наподобие щита и слепо, как сова, уставилась на него сквозь очки.

– Я обдумал то, что ты мне сказала насчет Уэйда. Интересно, кого он теперь собирается убить? Может быть, Питта?

– Питта? – презрительно переспросила она, позабыв, что дипломатические отношения между ними прерваны. – С такой стати ему убивать Питта? Да Питт – это само воплощение нейтралитета! Если не считать Фокса [48] и его сторонников, можно смело сказать, что у Франции нет более надежного друга в Англии, чем Питт.

Довольная улыбка расплылась по лицу Риордана.

– Я вижу, ты прилежно училась все это время! Скоро сама начнешь давать мне уроки текущей политики!

Застигнутая врасплох Кассандра невольно вспыхнула от гордости. До чего же приятно слышать от него такую похвалу! Да наплевать ей на его мнение, запоздало спохватившись, напомнила она себе.

– Я твердо усвоила одно, – сухо заметила она вслух. – En temps d'ancien regime [49] было совершено столько несправедливостей, что их с лихвой хватит, чтобы оправдать десяток революций.

– Да неужели? Что именно ты имеешь в виду?

Такого длинного разговора между ними не было вот уже много дней. Риордан старался говорить как можно мягче и сидел, откинувшись в кресле, чтобы показать ей, что бояться нечего.

– Что я имею в виду? Например, чиновников, берущих взятки, не знающих толку в делах и думающих только о том, как набить свой карман. Несправедливый суд, непомерные налоги. Аристократию, живущую в праздной роскоши, продажное духовенство. Они жирели, пока крестьяне надрывались, платили подати и церковную десятину, поставляли рекрутов и умирали с голоду. Дворянство пользовалось привилегиями, ничем их не заслужив, а Генеральные штаты [50] не собирались с 1614 года.

Кассандра перевела дух.

– Я могу продолжить.

Как она была прекрасна – такая прямая и стройная в стареньком шелковом халатике, из-под которого выглядывал краешек белой ночной сорочки. Распущенные волосы темным облаком окутывали плечи. Риордану вдруг пришло в голову, что у нее, должно быть, замерзли ноги. Как хотелось бы их согреть!

– Значит, ты ни капельки не сочувствуешь аристократам, которых выгнали из дома и лишили средств к существованию? Говорят, что граф де Вьевиль чистит сапоги на площади д'Эрланже, а графиня де Вирье штопает носки на Новом мосту, как простая уличная торговка.

– Пусть благодарят политических эмигрантов за все свои несчастья! Именно эмигранты навлекли преследования на тех, кто остался. Они настоящие предатели: призывают иностранцев развязать войну против своей родной страны!

Риордан удивленно поднял брови.

– Но разве козлы отпущения заслуживают смерти? Их каждый день везут в телегах на гильотину по улице Сент-Оноре!

– Колин говорит, что это не правильно – видеть в революции одну лишь гильотину. Это пристрастный и односторонний подход.

Лицо Риордана потемнело.

– Колин так говорит? А оправдывать простую резню, кровавую баню – это достаточно широкий подход?

– Что ты хочешь сказать?

Она еще плотнее завернулась в халат.

– В первых числах этого месяца, Касс, толпа – все эти твои безобидные обойщики и мыловары – убила тысячу сто человек: мужчин, женщин и детей. Все сточные канавы были завалены изувеченными трупами, и никто не пытался остановить бойню, которая началась с нападения на нескольких священников, а закончилась убийством всех обитателей парижских тюрем. Кстати, только четыреста из них были политическими заключенными, все остальные – обыкновенные уголовники. Их вытаскивали из камер и хладнокровно убивали.

Кассандра съежилась, вся дрожа.

– Я тебе не верю! Это невозможно. Колин говорит…

– Да плевать на то, что Колин говорит!

Риордан со стуком опустил ноги на пол и вскочил со стула.

– Лучше спроси у Колина, как погибла госпожа де Ламбаль. Вся ее вина состояла в том, что она была домоправительницей королевы. Ее зарезали на углу улицы Балле. Ей отрезали голову ножом, вырвали сердце и половые органы. Один пламенный революционер насадил ее голову на пику, другой нацепил сердце на саблю, а третий сделал себе усы из ее лобковых волос.

Кассандра отвернулась, но Риордан уже не мог остановиться.

– Потом четыре человека впряглись в обезглавленное тело с четырех концов, как в колесницу, и вся процессия направилась в Темпль, чтобы показать отрезанную голову королеве.

– Замолчи, замолчи!

Она зажала руками уши и закрыла глаза, стараясь усилием воли прогнать жуткое видение, вызванное его рассказом. Внезапно он оказался у нее за спиной, Кассандра почувствовала его ласковое прикосновение, и долгая судорога пробежала по всему ее телу. Прошло несколько минут. Совладав наконец с дыханием и стараясь, чтобы голос звучал ровно, она сказала:

– Убери, пожалуйста, руки.

Его пальцы крепче вцепились ей в плечи. Риордан судорожно перевел дух.

– Прости, Касс, но я больше так не могу.

Она напряглась всем телом, по-прежнему глядя на пустую стену прямо перед собой.

– Тогда дай мне уйти.

– Не могу. Хотел бы, но не могу.

Еще один бесконечный миг прошел в молчании. Потом его руки разжались.

Кассандре казалось, что даже ему слышно, как стучит сердце у нее в груди. Одной негнущейся рукой она, как слепая, нащупала стену и, держась за нее, пересекла пространство между Риорданом и дверью. Ее босых ног не слышно было, пока они ступали по полу коридора, потом по лестнице.

Риордан взял с сервировочного столика графин бренди и налил немного в маленькую рюмку. Первый глоток отозвался взрывом горечи у него во рту, зато второй показался чистым медом. «Как быстро тело привыкает к ядам, – философски отметил он про себя. – Может, стоит напиться?» Эту мысль он спокойно и хладнокровно обдумал со всех сторон, но ни к какому определенному выводу так и не пришел. Ему было все равно. В конце концов, поставив на столик недопитую рюмку, он вышел из библиотеки и поднялся наверх следом за своей женой.