«Может, стоит ему признаться?» – подумала Кассандра, с острым волнением предвкушая предстоящее объяснение. Она больше не испытывала стыда при воспоминании о партии в карты. Их свела сама Фортуна, а вовсе не выпивка, не случай и не жульничество. И она ему нравится, по-настоящему нравится. Кассандра это точно знала. И не только в постели, хотя, конечно, и в постели тоже. Она обхватила себя руками, вздрагивая в ожидании того, что ждало ее вечером.

Она не только любила его, она безмерно гордилась им. Он был честолюбив, но думал больше о других, чем о себе самом. Ей было известно, как раздражает его необходимость ломать комедию, разыгрывая роль развратника и себялюбца. Строго говоря, он даже не имел права разрабатывать и продвигать законопроект об уменьшении списка правонарушений, караемых смертной казнью, чтобы не разрушить созданный образ, но мистеру Куинну не удалось его удержать.

Когда Риордан объяснял ей, что к повешению приговаривают за сто пятьдесят шесть различных правонарушений, причем закон не делает различия между кражей и убийством, его голос звенел от страсти: «Девять из десяти преступников, казнимых в Лондоне, – несовершеннолетние, Касс, и детей приговаривают к тому же наказанию, что и взрослых! Нам не преступников надо искоренять каленым железом, а невежество, равнодушие и самодовольство!»

Ей нетрудно было вообразить, как он выступает в палате общин и убеждает своих товарищей предпринять шаги к исправлению столь вопиющей несправедливости. Как приятно и радостно было сознавать, что у Филиппа есть воля и власть для осуществления перемен в мире! Она поклялась, что будет помогать ему, чем только сможет. Вместе они сумеют добиться успеха.

Карета медленно продвигалась по Стрэнду [43]. Кассандра открыла кошелек и насчитала три фунта десять пенсов. Что ему подарить? В витрине, мимо которой она проезжала, был выставлен Камзол из небеленого шелка-сырца с золочеными пуговицами. Нет, это, конечно, ей не по карману, да и ему вряд ли понравится: у него более строгие вкусы.

Но вот карета поравнялась с ювелирным магазином. В витрине Кассандра увидела золотые часы с резной крышкой, кольца с бриллиантами, черепаховую табакерку с серебряными накладками, золотые и серебряные пряжки. Она тяжело вздохнула. На три фунта и десять пенсов тут не больно-то разгуляешься.

На боковой стенке кареты был прикреплен колокольчик, висящий на крючке. Кассандра сняла его и позвонила, высунув руку из окна. Трипп направил лошадей к тротуару, остановил экипаж и спрыгнул с козел.

– Мне бы хотелось выйти и немного прогуляться, – сказала ему Кассандра.

– Очень хорошо, мэм.

Он помог ей сойти на тротуар и приподнял шляпу.

– Вы подождете меня здесь?

– Да, мэм, сколько угодно.

Она послала ему благодарную улыбку и отважно шагнула в поток прохожих с твердым намерением найти подходящий подарок для мужа.

– Желаете сделать гравировку, сэр? Риордан сжал в пальцах массивное золотое кольцо и улыбнулся своим мыслям.

– «Tu et nul autre» [44], – ответил он ювелиру. – А внутри «Ф.Р. и К.М. 28892».

– Очень хорошо, сэр. Будет готово примерно через неделю, я полагаю.

– Неделю! Оно мне нужно раньше.

– Когда же?

Риордан вновь улыбнулся, на этот раз с надеждой.

– К сегодняшнему вечеру!

Оскорбленный в лучших чувствах ювелир воздел руки к небу.

– Это невозможно!

Они начали торговаться о сроке, и Риордан не замутил, как у него за спиной открылась и закрылась дверь мастерской. Он умолк и обернулся, лишь почувствовав легкое, как перышко, прикосновение женской ручки к своему плечу.

– Привет, Филипп! Выбираете подарок для жены? Полагаю, до свадьбы у вас совсем не было для этого времени?

Клодия протянула ему обе руки, он машинально взял их в свои.

– Когда же вы вернулись? Ваше письмо пришло три дня назад, но к тому времени весть о вашей женитьбе уже облетела весь город. Мои поздравления. Надеюсь, вы будете очень счастливы.

Придя наконец в себя, Риордан взял ее под руку и отвел к окну, подальше от любопытных ушей хозяина ювелирной лавки. Впрочем, в голове у него было по-прежнему пусто.

– Вы прекрасно выглядите, Клодия. Это было чистой правдой.

– Значит, слухи дошли до вас раньше, чем мое письмо? Простите, я хотел сам вам сказать, но все произошло так быстро…

– Да уж, могу себе представить.

Он опустил взгляд.

– Вы, конечно, вправе на меня сердиться.

– Вовсе нет. Я, пожалуй, немного разочарована, но не сердита.

– Нет? Но ваш отец и леди Алисия, наверное, никогда меня не простят.

– Они в недоумении. Я им сказала, что мы с вами просто старые друзья. В конце концов, это ведь правда!

Ее улыбка была насмешливо-дружелюбной, и ему стало немного легче.

– Ну а теперь расскажите о себе. Вы счастливы? Вы надеетесь хорошо прожить жизнь с этой Кассандрой Мерлин?

– По правде говоря, Клодия, я и сам не знаю. Но я женат на ней и намерен приложить все усилия, чтобы мы были счастливы.

– Дорогой Филипп!

Во внезапном порыве она сжала его руки и легко коснулась губами его губ.

– Я желаю вам счастья.

В его ответной улыбке сквозило облегчение.

– Для меня ваши слова очень много значат. Вы всегда будете…

Тут вдруг лицо его побелело, приветливые слова замерли на языке. Он до боли, словно тисками, сжал руки Клодии. Она попыталась проследить за его обезумевшим взглядом, щурясь в косых лучах послеполуденного солнца, проникавших сквозь стекло витрины.

– Филипп, что случилось?

Риордан с неприличной поспешностью отпрянул от нее.

– Боже милостивый, я только что увидел свою жену!

А главное, она его увидела. Торопливо извинившись, Риордан выскочил за дверь и скрылся из виду прежде, чем Клодия успела сказать еще хоть слово.

По натуре незлая, Клодия все-таки была женщиной и потому, глядя ему вслед, не удержалась от улыбочки, полной торжества.

Риордан окинул взглядом улицу в обоих направлениях в поисках желтого платья, но безуспешно. Одно платье он заметил, но у его хозяйки были каштановые волосы. Должно быть, Касс зашла в магазин, чтобы избежать встречи с ним. Эта мысль заставила его скрипнуть зубами. Надо же было такому случиться – еще не прошел их медовый месяц, а Касс застала его целующимся с Клодией в витрине магазина!

В лавке обойщика ее не было, в магазине дамских шляп и у серебряных дел мастера – тоже. Он дважды обошел весь квартал, заглядывая в каждую витрину по дороге. Тут ему пришло в голову, что она могла вернуться домой. Повернувшись кругом, Риордан решительным шагом отправился на Портмен-сквер. Он не сомневался, что сумеет ее вразумить, объяснить ей все. Но объяснение откладывалось, и это бесило его.

Увы, когда он добрался до дома двадцать минут спустя, оказалось, что Кассандра еще не вернулась.

Зато его ждал Куинн.

– Скажи мне, что это не правда.

– Не могу.

Никогда в жизни Риордану не приходилось видеть своего друга таким расстроенным. На этот раз стальное хладнокровие изменило Куинну: он слепо метался взад-вперед от письменного стола до дверей библиотеки и обратно, то и дело хватаясь руками за голову, словно боялся ее потерять.

– Ты был пьян?

– Да.

– Боже!

Весь в черном, как на похоронах, Куинн зажал уши ладонями, не прекращая бегать взад-вперед по комнате. Его лицо было бледно, жидкие волосы всклокочены. Казалось, он постарел лет на десять с тех пор, как Риордан видел его в последний раз.

– Неужели ты не можешь попытаться понять, Оливер? Я был…

Куинн повернулся к нему:

– Что я должен понять? Что ты позволил себе потерять голову и забыться настолько, что женился на женщине, которая ничем не лучше…

– Не смей так говорить! – прогремел Риордан, взвиваясь со стула. – Это не правда!

Ему с трудом удалось овладеть собой.

– Ты ошибся насчет Касс, Оливер, и я хочу знать, как это получилось.

Куинн поглядел на него с жалостью.

– Ты болван.

– Нет. Это ты допустил ошибку. Моя жена была невинна, когда я женился на ней.

– Невинна? – Куинн запрокинул голову и деланно расхохотался. – Ты что, видел кровь?

Риордан сделал три шага по направлению к нему и остановился, сжав кулаки. Лицо Куинна неясно маячило перед Ним в черном облаке гнева.

– Ты опять собираешься меня ударить, Филипп? – прорычал Куинн. – У меня еще остался шрам с прошлого раза.

Он оттянул вверх манжету и показал запястье. Риордан отвернулся в мучительном смущении и направился к своему столу. Руки у него тряслись.

Через минуту Куинн заговорил более спокойным тоном.

– Дело сделано. Так или иначе жизнь продолжается. Мне придется позабыть о своих личных переживаниях, хотя я очень разочарован, и сосредоточиться на достижении главной цели, а именно: на разоблачении убийцы.

Каждое его слово резало Риордана, точно лезвие бритвы. Он тяжело опустился в кресло.

– Касс порядочная женщина, Оливер. Дай ей шанс доказать это. Она…

– Ты слышал, что я сказал? Нам надо думать о более важных вещах. Теперь, когда король Людовик [45] арестован, нам…

– Что?

Куинн вскинул на Него удивленный взгляд. Удивление быстро уступило место отвращению.

– Ты хочешь сказать, что не знал об этом?

– Нет, мы были… – Риордан беспомощно развел руками. – Расскажи толком.

– Людовик искал убежища от толпы бунтовщиков в Конвенте. Швейцарские гвардейцы, которые должны бы ди его защищать, получили приказ отойти, многие из них были застрелены в ходе отступления. Якобинцы в Конвенте объявили, что Людовик «смещен со своего поста», вместе с семьей он заключен в Темпль [46]. Питт отозвал нашего посла.

– О Господи! Я не думал, что до этого дойдет.

– Арест короля всколыхнул все революционные группировки не только во Франции, но – что еще важнее – и у нас тоже. Настал час испытаний, Филипп. Нам срочно нужны новые данные, и, как мне ни жаль, Уэйд по-прежнему остается нашим лучшим источником.

– У меня есть новости от Уэйда. Он признался Касс в том, что именно он стоял во главе группы заговорщиков, пытавшихся убить короля Георга.

– Это все?

– Нет. Он сказал ей, что они по-прежнему метят в короля и что следующее покушение произойдет в ноябре.

– В ноябре… – Куинн задумчиво уставился в пространство. – В ноябре откроется сессия парламента.

– Вот именно.

– Два месяца. Мы должны все разузнать.

Риордан поднялся на ноги. Он знал, что за этим последует.

– Я не хочу, чтобы она с ним встречалась, Оливер. Куинн ответил ему уничтожающим взглядом.

– Повтори, что ты сказал. Я, должно быть, ослышался.

– Послушай меня. Он пытался сделать ей больно. Как-то раз я тебя спрашивал, все ли у него в порядке по части женщин, и ты сказал «да». Твои сведения неверны, Оливер. И это уже во второй раз. Я больше не позволю ей видеться с ним.

Куинну стоило заметного труда сдержать свое возмущение.

– Ты просто ошалел, Филипп. Мои сведения были точны как в первом случае, так и во втором. Когда-нибудь ты это поймешь, и я надеюсь, что этот день не за горами. Что касается твоих слов о том, что она не должна видеться с Уэйдом, я могу сказать лишь одно: ты лишился рассудка. Мы должны раскрыть его планы, для нас это вопрос жизни и смерти, и тебе это отлично известно. Он явно ей доверяет. У нас нет выбора – мы должны ее использовать, как бы тебе ни было неприятно. Твои чувства больше не имеют значения. На карту поставлено нечто большее. Речь идет о жизни монарха, Филипп.

Он продолжал говорить, но Риордан перестал слушать. Он ничего не мог противопоставить логике Куинна, но при одной мысли о том, что Касс должна вновь встретиться с Уэйдом, к горлу подступала тошнота. Внезапная вспышка озарения помогла ему понять, что Касс значит для него гораздо больше, чем одобрение или неодобрение Оливера. Кроме того, он твердо знал, что она не станет встречаться с Уэйдом против его воли. Он перебил Куинна на середине фразы:

– Хорошо, я не стану ей мешать встречаться с ним. Но решение будет зависеть от нее самой. Мы ее спросим, и она даст ответ. Как она решит, Оливер, так и будет.

Куинн ответил ему кривоватой улыбкой. Риордан удивился, когда он сказал:

– Согласен.

Трипп помог Кассандре выбраться из кареты в тот самый момент, когда к дому подкатил еще один экипаж, из которого высадились пятеро мужчин. Она догадалась, что это товарищи Риордана – члены парламентского комитета, пришедшие обсудить билль о реформе уголовного законодательства. Ее сердце наполнилось гордостью: хотя все они были старше ее мужа, главой комитета являлся именно он. Она приветливо поздоровалась с ними на крыльце и провела их в дом, ощущая на себе любопытные взгляды.

Из библиотеки до нее сразу же донеслись разгневанные голоса. Кассандра обрадовалась появлению Уокера, который сразу же взял обязанности распорядителя на себя и увел господ в гостиную. Сама она направилась в библиотеку, все еще держа под мышкой ноты, купленные у уличного продавца баллад. Голоса становились все громче, пока она приближалась к двери. Уже взявшись за ручку, она услышала, как Куинн закричал:

– Ну так подумай об этом, подумай головой! Ради всего святого! Неужели ты не понимаешь? Если ты ее обрюхатишь, это сорвет весь наш план!

С побелевшим лицом Кассандра открыла дверь, переводя взгляд с одного на другого. Оба взглянули на нее с виноватым видом, и ей вспомнилось, какое лицо было у Риордана, когда она увидела его в витрине ювелирного магазина с Клодией.

– Касс!

Он подошел и взял ее за руку.

– У тебя посетители, Филипп, – сказала она, и голос ее дрогнул. – Они в гостиной. Это члены твоего комитета.

Он тихо выругался, потом обнял ее за талию и повернулся к Куинну.

– Оливер, я уверен, что ты захочешь сказать Касс, как ты счастлив был узнать о нашей свадьбе.

В комнате повисло тяжелое молчание. Кассандра судорожно сглотнула, чувствуя, что между мужчинами идет молчаливый поединок. Наконец Куинн слегка поклонился и растянул губы в подобии улыбки.

– Желаю вам… удачи.

Риордан сурово выпрямился.

– Это все?

Не успел Куинн ответить, как послышался стук в дверь, и в образовавшуюся щель просунулась голова Уокера.

– Сэр, члены комитета…

– Сейчас иду!

Риордан посмотрел на Кассандру, словно желая что-то внушить ей взглядом, но она так и не сумела понять, что означает выражение его глаз. Он крепко поцеловал ее в губы прямо на глазах у Куинна, потом отпустил и вышел из комнаты.

Минута прошла в молчании. Интересно, о чем думает Куинн? Ей вспомнились слова, услышанные из-за двери. Что это значит: он не хочет, чтобы они… При одной мысли об этом она вспыхнула. Молчание затягивалось, а ей ничего не приходило в голову: вряд ли его заинтересует разговор о ее свадебном путешествии. Сообразив, что она все еще держит в руках подарок для Риордана, Кассандра прошла к банкетке под окном и положила ноты рядом с его альтом.

– Лето кончилось, – заметила она наконец, провожая взглядом листья, опадающие с акаций в саду.

– Король Франции арестован вместе с семьей. Они в тюрьме.

Она ахнула и резко обернулась.

– Конвент сместил его с престола, сейчас он в Темпле. Вероятнее всего, его будут судить за измену и казнят.

– Поверить не могу! Король? И Мария-Антуанетта тоже?

Куинн кивнул. Кассандра покачала головой, стараясь осмыслить услышанное.

– А как это скажется на положении дел здесь? – робко спросила она, прислонившись к стене и заложив руки за спину.

– Англичанам не нравится, когда королей сажают в тюрьму. Эта новость окончательно уничтожит всяческие симпатии к революции в нашей стране, но она может подтолкнуть радикалов к отчаянным действиям.

– Филипп рассказал вам о том, что мне говорил Колин?

Он опять кивнул.

– В ноябре. Сейчас, как никогда, важно, чтобы вы не порывали связь с Уэйдом, мисс Мерлин.

– Я понимаю и… я согласна с вами. Но Филипп не хочет, чтобы я продолжала с ним видеться.

– И что из этого?

– Как что? Боюсь, мне придется подчиниться его желанию.

Кассандра посмотрела ему прямо в глаза.

– Он мой муж, мистер Куинн.

Что-то промелькнуло в его глазах, но так быстро, что она не смогла разобрать, что именно, хотя у нее осталось впечатление, что это странное выражение похоже на жалость. Он подошел к ней и протянул руку.

– Не могли бы мы присесть?

Кассандра удивилась, но позволила ему отвести себя к одному из обитых бархатом кресел, стоявших возле письменного стола Риордана. Сам Куинн опустился в такое же кресло напротив. Впервые за все то время, что она его знала, он выглядел смущенным. Его голос зазвучал сочувственно.

– Я знаю Филиппа уже много лет, мисс Мерлин…

– Я понимаю, как трудно вам назвать меня миссис Риордан. Может, будете называть меня просто Кассандрой?

На его аскетическом лице появилась усмешка.

– Спасибо за предложение. Хорошо, я постараюсь. Куинн посмотрел на свои руки.

– В душе Филипп хороший человек, – вновь начал он, – и я уверен, что в этом вы со мной согласитесь. Но у него было трудное детство, а неблагоприятное влияние семьи нелегко преодолеть. Некоторым людям приходится бороться с ним всю жизнь.

– Филипп не похож на других членов семьи, – возразила Кассандра.

Он грустно улыбнулся в ответ.

– Как бы я хотел, чтобы это было правдой, Кассандра. Мне очень жаль, моя дорогая, но я должен сообщить вам весьма неприятную новость.

– Я знаю о том, что он якобы пытался убить человека, мистер Куинн. Должна вам признаться, что в это почти невозможно поверить.

– Я вас понимаю, – согласился Куинн. – Это было так чудовищно, так…

Он запнулся, словно ему трудно было говорить.

– Мне самому приходится напоминать себе, что это действительно произошло.

Он протянул руку вперед, и она ахнула при виде длинного белого шрама, тянувшегося от запястья к основанию большого пальца.

– О, нет! О Боже…

Значит, это правда. Кассандра, онемев, откинулась на спинку кресла.

– Но я не об этом хотел вам сообщить, – Негромко продолжал Куинн. – То, что я должен открыть вам, в каком-то смысле даже хуже.

Он отвел взгляд в явном расстройстве.

– Хотелось бы при этом не причинить вам боли, но не знаю, как это сделать. Боюсь, это не в моих силах.

– Может, все не так уж страшно, – криво усмехнулась Кассандра.

Но при этом почувствовала, как ее охватывает холод, и застыла в ожидании. По улице прогромыхала телега, и шум показался ей оглушительно громким.

Куинн посмотрел на нее и опять отвернулся.

– Простите, но я просто обязан это сказать. Дело в том, что вы не замужем за Филиппом. И он об этом знает.

В лице у Кассандры не осталось ни кровинки. Она даже не заметила, как поднялась на ноги и оказалась в другом конце комнаты.

– Это нелепо, – проговорила она, пытаясь засмеяться. – Я вам не верю.

– Мне очень жаль. Это правда, клянусь вам. Она прижала руки к груди, борясь с подступающей тошнотой.

– Это не правда. Вы лжете.

Куинн подошел и с опаской наклонился к ней, явно страшась прикоснуться.

– Мне очень, очень жаль.

– Это ложь!

Кассандра никак не могла сдвинуться с мертвой точки, другие слова у нее не выговаривались.

– Человек, обвенчавший вас, не был сборщиком податей, он вообще не местный житель. Друг Филиппа Уоллес нашел его и заплатил ему за проведение обряда. Этот человек – бродячий торговец, проезжавший через селение по дороге в Карлайль. Такой брак не считается законным. Моя дорогая!..

Он подхватил ее прежде, чем она успела соскользнуть на пол, и усадил на банкетку под окном.

– У меня все в порядке.

Кассандра попыталась сесть прямо, но ее голова сама собой откинулась назад, к стене. Куинн начал растирать ее холодные, как лед, руки.

– Это не может быть правдой, – повторила она еле слышно. – Это не должно быть правдой.

Но пока она произносила эти слова, в голове у нее зазвучал тихий настойчивый голос, твердивший, что это правда. И она всегда это знала. Филипп ни за что не женился бы на ней. Неудивительно, что все случившееся показалось ей чудом: ведь это был обман. Фокус. Трюк. Ей вспомнилось неоконченное письмо к Уолли. Филипп назвал их свадьбу «трюком» и поблагодарил Уолли за то, что тот его «провернул». Он пожал руку Уолли у мостика через пруд. Как будто благодарил за оказанную услугу. Конечно, он не женат на ней. Иначе и быть не могло.

– Но мы подписали свидетельство! – вдруг вспомнила Кассандра. – Это доказывает, что мы женаты.

Ей хотелось во что бы то ни стало освободиться от ощущения безнадежности, тяжко сдавившего грудь.

Куинн сочувственно покачал головой.

– Свидетельство не имеет силы. Если оно вообще еще существует.

Кассандра отняла у него руки и встала, отказавшись от помощи. Она подошла к стеклянной двери, ведущей в сад, и тяжело прислонилась к ней. Ей было слишком больно, чтобы плакать. Она стала смотреть, как две белки гоняются друг за другом в ветвях акации. Солнце склонялось к западу, красиво подсвечивая сбоку плющ, обвивавший высокую каменную стену. Она почувствовала себя узницей, увидевшей прекрасный сон. Куинн разбудил ее. Проснувшись, она убедилась, что по-прежнему находится в четырех стенах своей тюремной камеры.

Вдруг она повернулась кругом, словно ужаленная.

– Это не может быть правдой. Я никогда в это не поверю. Что он потом скажет людям? Как он все объяснит? Объявит, что наш брак был шуткой? Это немыслимо, он на такое не способен!

Куинн поднес молитвенно сложенные руки к подбородку и бросил на нее скорбный взгляд.

– Вряд ли он все до конца продумал. Филипп – человек, обуреваемый страстями. Я всегда знал, что он способен на многое ради удовлетворения своих желаний. Но вы правы, то, что он сделал на этот раз, переходит все границы. Полагаю, он думал, что вы примете денежную компенсацию и уедете, когда все кончится. Мне стыдно за него, дорогая, поверьте. Мне очень стыдно за него.

– Вы хотите сказать, что он разыграл комедию с женитьбой, чтобы уложить меня в постель?

– О, я не сомневаюсь, что он испытывает к вам подлинные чувства…

– И он собирается дать мне денег? Чтобы я отправилась…

Кассандра задохнулась. У нее больше не было слов. Все ее чувства хаотично метались от негодования к недоверию и обратно.

– Но мне некуда идти, – прошептала она скорее себе, чем ему.

Куинн расслышал.

– К вашей тетушке?

– Нет, теперь это невозможно.

Тут внутри у нее опять что-то взбунтовалось.

– Я вам не верю! Мистер Куинн, вы все это говорите только для того, чтобы отправить меня к Уэйду!

Он отвернулся, словно уличенный во лжи.

– В каком-то смысле вы правы. Если бы я не нуждался в вашей помощи так отчаянно, я не стал бы вмешиваться в личные дела Филиппа и предоставил бы событиям развиваться своим чередом. Но я нуждаюсь в вас. Теперь, Кассандра, только вы одна можете мне помочь. Уэйд готов положить жизнь ради свержения монархии. Если бы мы могли удовольствоваться вашим устным свидетельством, дело было бы закончено уже сегодня. Но вашего слова недостаточно. Он очень богат, он сын графа. Мы должны поймать его на месте преступления, схватить за руку в ту самую минуту, как он поднимет ее, чтобы нанести удар. Не раньше и не позже. А без вашей помощи нам это не удастся. Он подошел к ней и опять сочувственно сжал ее руки.

– Я понимаю, какой это страшный удар для вас. И я знаю: не познакомь я вас с Филиппом, этого никогда бы не случилось. Но теперь уже поздно сожалеть о том, чего исправить нельзя. У меня нет иного выбора, как просить вас продолжить работу. Ради короля. Ради нашей страны. Вы должны искупить то зло, которое пытался причинить ваш отец.

– Разве его смерти мало?

Сердце у нее разрывалось, она едва могла говорить.

– Боюсь, что мало. Я прошу вас сделать нечто большее.

– А если я откажусь?

Куинн крепко стиснул ее ледяные пальцы.

– Значит, я проиграю. Но и вы, моя дорогая, тоже останетесь в проигрыше. Кассандра, бедное мое дитя, он вам не муж.

Кассандра высвободила руки и отступила от него на шаг.

– Я должна с ним поговорить.

– Да-да, разумеется, но… могу я попросить об одном одолжении?

Она машинально покачала головой, но вслух сказала:

– О чем именно?

– Не говорите ему, что это я открыл вам глаза.

– Почему?

– Потому что это положило бы конец нашей дружбе. Филипп мне дороже жизни, Кассандра, я люблю его как родного сына. Мне кажется, что он тоже испытывает ко мне родственные чувства. Мы с ним такие разные, и все же мы любим друг друга. Мы нужны друг другу.

По щекам у нее покатились беспомощные слезы.

– Почему же тогда вы его оставили? – глухо спросила Кассандра сквозь плач. – Почему вы уехали и оставили его на милость семьи?

– Меня вызвал король, у меня не было выбора! Думаете, мне не больно было с ним расставаться? Я…

Куинн умолк и отвернулся.

– Нет, конечно же, нет. По-вашему, я бездушный расчетливый интриган, не так ли? У меня нет никаких чувств, слезы несчастного, обездоленного ребенка для меня ничего не значат!

Он вновь замолчал.

– Извините, – начала Кассандра, пальцами утирая слезы с пылающих щек. – Простите меня, я не знаю, что думать, чему верить. Я больше не могу говорить.

– Подождите! Прошу вас, выслушайте меня. Вы, разумеется, можете поговорить с Филиппом, можете делать, что хотите, но помните одно: Колин Уэйд действительно угрожает жизни нашего монарха. Эта угроза вполне реальна, он в состоянии ее осуществить. При нынешних обстоятельствах все мы должны по возможности забыть наши собственные чувства, как бы сильны или мучительны они ни были, и начать действовать в интересах страны. Это наш долг. Вот все, о чем я прошу. Вы мне поможете?

Стоя в дверях, бледная, вся в смятении, Кассандра ответила:

– Я не знаю.

Поднимаясь по лестнице наверх, она услышала мужские голоса, доносившиеся из гостиной. Голос Филиппа звучал уверенно и властно, он убеждал остальных. При одном звуке этого голоса ее стрелой пронзила боль. Кассандра с трудом добралась до его спальни, до их спальни, и направилась к его дорожной сумке, все еще стоявшей на кровати. Где же документ, который они подписали, где их свидетельство о браке? Она сама видела, как он укладывал эту бумагу в сумку в то утро, когда они покидали Гретна-Грин. Документ должен быть здесь. «Свидетельство недействительно. Если оно вообще еще существует», – звучали у нее в ушах слова Куинна.

Его там не было. Ей показалось, что она камнем падает в какой-то бездонный темный колодец, летит бесконечно, так и не достигая дна. Свидетельства о браке в сумке не было.

Кассандра опустилась на стул возле письменного стола и стиснула руки на коленях. Через некоторое время в комнату вошла горничная.

– Могу я распаковать багаж, мэм?

Целых десять секунд Кассандра смотрела на девушку в упор, не понимая смысла обращенных к ней слов. Наконец она покачала головой. Служанка ушла в полном недоумении.

Не было никакого брачного свидетельства. Риордан с благодарностью пожал руку Уолли за то, что тот «провернул трюк». Но мистер Бин, сборщик податей, казался таким настоящим, таким… опытным. «Обычно, кто бледнее всех, тот и лезет в ярмо. Это уж верный признак – девять раз из десяти». «Бродячий торговец», – сказал Куинн. Уолли ему заплатил.

Ей вспомнилось, как Риордан рассмеялся, когда она сказала, что ему придется на ней жениться, чтобы заполучить ее. И в тот же вечер он уехал к Клодии. Кассандра в отчаянии ссутулила плечи, вспоминая, как увидела их вдвоем в витрине ювелирного магазина. Такая прекрасная пара. Так поглощены друг другом. А она-то, дура, решила, что не стоит расстраиваться, что это был всего лишь дружеский поцелуй!

Обхватив себя руками, Кассандра встала и обвела взглядом комнату. Значит, все это правда. В ушах прозвучали слова Риордана: «Можешь менять все, что захочешь». Она подошла к умывальнику с водопроводом, установленному в нише между двумя окнами. Фарфоровая раковина была расписана рисунком из чайных роз. На краю стоял кувшин с водой, из него доносилось тонкое благоухание лаванды. Подхватив тяжелый кувшин обеими руками, Кассандра подняла его до уровня груди. Мышцы у нее напряглись и задрожали от усилия. Она швырнула кувшин на пол, глядя, как разлетаются осколки и вода растекается по блестящему паркету.

Потом она подошла к кровати и взяла свой ридикюль. Та же служанка, что уже заходила раньше, показалась в дверях, привлеченная звоном разбитого фарфора, да так и застыла на месте, разинув рот. Кассандре пришлось оттолкнуть ее, чтобы выбраться из комнаты. Она спустилась вниз и вышла через парадный подъезд на улицу, не останавливаясь ни на минуту.

– Мисс… Миссис… – нерешительно окликнул ее Уокер.

Она обернулась, уже стоя на тротуаре.

– Попрощайтесь за меня с мистером Риорданом, Джон.

– Да, мэм. А куда вы идете? – спросил он, опомнившись. – То есть, если вы…

– Я иду на Бикмен-Плейс, к мистеру Уэйду. За своим багажом пришлю завтра.

У него отвисла челюсть, а Кассандра повернулась к нему спиной и скорым шагом направилась прочь по улице, не дожидаюсь, пока он придет в себя. На углу она повернула направо и скрылась из виду.

Стоя в библиотеке у окна, выходившего на улицу, Куинн проводил ее взглядом. Молитвенно сложенные руки скрывали нижнюю часть его лица. Казалось, он и в самом деле погружен в молитву.