Так и есть, обходят выворот с разных сторон, направляются дальше. Счастливого пути. Если таким образом они намерены осмотреть весь остров, даже если такая же группа вышла навстречу им по другой стороне, то это работы на час. Моржаретов предварительно подсчитал, что участников встречи может быть около шести-семи человек. Значит, в охране — в два раза больше плюс кое-какая прислуга. Поэтому на яхте и у яхты осталось сейчас около пятнадцати человек. Многовато.

Борис вылез из-под веток, прощупал всю амуницию — не потерял ли чего. Не потерял. И не надо терять, операция только начинается.

И вновь — коротенький шаг, носочек вниз. Предметы через прибор видятся в зеленоватом свете, создавая ирреальность происходящего. Конечно, он готовился к чему-то подобному, но чтобы эти навыки применять на своей земле — такого и в мыслях не возникало. А Моржаретов с муровцем наверняка нервничают и пытаются представить, что здесь происходит. А ничего особенного: короткий шаг, локоть вперед, носочек вниз…

Вскоре лес стат редеть, уступая место кустарнику. Начал улавливаться запах от костра и шашлыков, и теперь уже перебежками, пригибаясь, Борис выдвигался к стоянке коммерсантов. От воды пришлось уходить в глубину острова, и наконец перед ним открылась сразу вся картина: красавица-яхта, соединенная с берегом узеньким трапом, костер около первых кустиков и бродившие по берегу люди.

— Одному в темноте не справиться, — послышался голос от воды, и Борис догадался, что моторист все это время пытался починить винт судна.

Значит, Степан поработал на славу. Похоже, и сделал все так, что не оставил следов своего пребывания. Вот это классическая диверсия — списать все на случайность. Теперь и ему легче: даже среди злых и раздраженных действовать все равно легче, чем среди настороженных и подозрительных.

— Прекращаем все до утра, — отдали команду с борта, и на берег осторожно сошел коротышка. За ним, с небольшой видеокамерой в руках, спустился оператор, и Борис насторожился: у киношников глаз-алмаз, острее всех, да к тому же во время съемки.

Коротышка дал оператору какие-то пояснения, тот покивал и стал примеряться то к костру, то к яхте. В конце концов увидел мчащийся сквозь тучи месяц и направил камеру вверх. Вот тебе и никто не смотрит соловьев и не гадает на звездах! Интересно, уронил бы он камеру, когда в объектив попал бы Борис на своем крыле? Но это еще раз подтверждает, что бояться нужно не классической охраны, а всяких причуд типа этой — засняться на ночном острове.

— Дорогой Асаф, можно вас пригласить к нам? — позвали коротышку от костра, и тот охотно пошел к огню.

Не ошибся Моржаретов и насчет женщин: одна разливала спиртное у костра, вторая умело сбегала по трапу ей на помощь с новыми бутылками в руках. Спиртное — это хорошо, это быстрее усталость и крепче сон. Яхту и брать нужно ближе к утру, когда все погрузится в забытье: здесь ничего и вьщумывать не надо, раз сама природа работает на разведку.

Нигде пока не видел Борис Черевача. Может, он занял свой пост на яхте, но не особо отсвечивала и внутренняя охрана. Где засели те, что обязаны охранять костер, Борис пока тоже не выяснил. Скорее всего лежали, как и он, под кустами, и это тоже было не очень приятно: движущееся более прогнозируемо, чем затаившееся. Но делать было нечего, и он принялся осматривать через прибор каждый кустик.

Нашел троих. Лежат, маются от безделья и подступающего холода. Свитерок надо надевать при выезде на реку, это вам не май месяц. И тайно попивать из фляжек тоже чревато последствиями.

Шумнул в ветвях ветер, полетели от костра искры — неужто все-таки дождь пойдет? Если ливень грянет, наверняка все соберутся на яхте, и в этом случае добраться до сейфа окажется практически невозможно. Может, плюнуть на все рекомендации насчет бдительности и пойти за документами как раз в пик настороженности? Сейчас вылезет из воды моторист и можно вместо него опускаться в реку. А что, две группы бродят по побережью, коммерсанты ублажаются женщинами у костра, и если на судне осталось человека три-четыре, то это семечки. А семечки нужно лузгать, иначе они отсыреют…

Борис отполз назад, сделал крюк, выходя к реке. У последних деревьев снял одежду, вернув на тело лишь бронированную жилетку с принадлежностями. Осмотревшись еще раз с помощью прибора по сторонам, припрятал одежду под очередным корневищем. И, наверное, слишком долго возился с захоронением и отвлекся, когда же распрямился, над ним стояли два охранника.

Учил полковник — любитель перстней и колечек из Рязанского десантного — самому простому и мудрому правилу: бей первым. Особенно тех, кто чувствует себя в более выгодном положении, кто ждет твоего недоумения и твоей заминки. Такие почему-то не кричат и не зовут на помощь, даже когда завязывается драка. Самое большее, на что они готовы, — это насладиться своим превосходством. А по лесу ведь нужно ходить, выставив локоть левой и сжав кулак правой…

Они и вправду не издали ни звука, даже когда Борис, оттолкнувшись ногой от дерева, прыгнул сразу на двоих. Сбить, повязать их дракой, не дать отскочить им и остаться свободным — а дальше пока он не заглядывал. Охранники лишь сопели, словно боясь, что крик не только отвлечет их, но и что вместе с ним уйдет и часть силы, которая вдруг так нежданно потребовалась.

Преимущество Бориса оказалось и в том, что он знал, кто перед ним, а охранники понятия не имели о возникшем полуголом робинзоне. Не пожалев силы и ребра ладони, Борис врезал по первой же подвернувшейся шее — туда, где сонная артерия. Когда несчастный рухнул без сознания, второй наконец спохватился, раскрыл рот, чтобы закричать и позвать на помощь. И вновь ни секунды не колеблясь, ближайшим, что было, — коленом поддел Борис противника в пах. Вместо крика тот стал хватать ртом воздух, и теперь уже двумя ладонями с обеих сторон нанес Соломатин ему удар по сонным шейным артериям.

Из множества болевых и смертельных ударов, которые он знал, эти отличались все же своей безобидностью: через минуту-другую оба придут в себя и вновь могут даже полезть в драку. Поэтому, рванув их же рубахи, затолкал им кляпы в рот — но не сильно, чтобы не вызвать рвоту и не погубить, в общем-то, ни в чем не виновных ребят. Зато в следующий раз станут лучше учиться, если хотят выжить в той среде, куда окунулись.

Лейкопластырем, извлеченным из одного из кармашков, он залепил им рты, связал сзади руки и за шиворот потащил пленников в лес. Привалил каждого спиной к сосне, завел за ствол руки и одну ногу, перехватил там морским узлом — прикованы. Хорошо, что ветерок комаров разогнал, а то попировали бы на халяву. Проверил карманы охранников, усмехнулся найденному оружию: даже его не вытащили, настолько уверовали в свое превосходство. Но это не электричка, где можно сзади ударить бутылкой по голове. На просторе драться одно удовольствие.

Пистолеты он прикопал рядышком — все же числятся за фирмой и Ивану придется отвечать за них. И теперь еще более осторожно стал пробираться к реке, припоминая: в воде уже ноги поднимать нельзя, их нужно волочить по дну, чтобы не шуметь. И не думать, как холодна вода. Надо представить, что ты толкаешь в воде бревно и тебе жарко…

Вода, конечно, оказалась не такой, как в озере Лесном. Далеко не молоко и тем более не парное. А самую большую опасность представлял теперь оператор: вдруг ему захочется снимать лунные блики среди волн? Лучше бы коротышка увлекался музыкой и таскал с собой какого-нибудь композитора.

Сжав от холода зубы, Борис вошел в воду по горло и стал медленно перемещаться в сторону яхты. Внимание теперь занимал не озноб, а обстановка на берегу — там по-прежнему веселились, радуясь нежданной задержке: что им грустить, коли вино в стакане, женщины пред глазами, на костре шашлык. Романтика. Про возможные неприятности в такой ситуации думать может только самый закоренелый скептик, а таких, судя по всему, в компании особо не просматривалось. Одни надеялись на то, что раз их пригласили, то обо всем остальном голова должна болеть у хозяев. У тех же оглядка на охрану: деньги платим — берегите. А в охране тоже люди: лежат под кустиками и потягивают из фляжек водочку. Нет, одно удовольствие работать при подобной безответственности.

Шажок за шажком, иногда все же окунаясь с головой под воду, дошел Борис до округлого, уходящего под воду борта яхты. Пожалел, что еще не придумали присосок на руки, с помощью которых можно было бы подняться по борту. А может, у кого-то и есть что-то подобное, но пока секретное и не про их, налоговой полиции, честь. Так что придется лезть, как в старые, еще пиратские и мушкетерские времена, — при помощи «кошки».

Отдохнув, Борис достал ее, расправил и укрепил лапки. Металл виден только на ноготках, остальное взято в резину — даже стукнувшись о палубу, «кошка» не привлечет особого внимания. Хорошая экипировка — приятная работа. Только отчего же так холодно? Может, вид костра и разгоряченных женщин действует? Тогда мы вновь толкаем бревно и нам самим жарко до невозможности…

Отплыв немного к середине реки, он подержался на воде, вслушиваясь только в звуки — есть ли кто на палубе? Затем вновь приблизился к борту, бросил вверх «кошку». Замер. Тишина. Натянул стропу, попробовал на надежность зацеп. Замер. Тишина. Сердце колотилось все учащеннее, предвкушая опасность. Даже холод — и тот забылся. Медленно, чтобы вода не падала с тела, а стекала, мокрыми руками удерживаясь за предварительно навязанные на стропе узелки, упираясь в крутой бок судна кедами, надетыми ради резиновой подошвы, начал он подниматься. Здесь не надо бояться задирать ноги выше головы — не женщина. И не стесняться ими упираться в круглый живот корабля — не в женщину опять же! Но когда он готов уже был ухватиться рукой за леера, яхта качнулась — кто-то с берега прошел на нее, замер посреди корабля.

— Все нормально?

Асаф, тот самый коротышка, которого столь заботливо и подобострастно приглашали к костру. И чего это ему там не греется? И тут наконец он услышал голос Ивана:

— Тихо.

Значит, Черевач сидел на яхте, как он и предполагал.

— Я не люблю случайностей в ответственные моменты. Пройди, проверь посты на берегу.

— Есть.

Вновь качнулась яхта — Черевач ушел с палубы, а коротышка, если только голос принадлежал ему, остался. Значит, Борис поспешил, навешивая им безответственность. Ребята в достаточно чутком напряжении. Хорошо, что подобные штрихи проявляются чуть раньше, чем начинается конкретное дело, и отрезвляют. Иначе ведь проигрыш. А проигрывать Моржаретов не велел. Да и с ним самим церемониться не станут…

Рука, перетянутая петлей, занемела, а коротышка все не трогался с места, высматривая что-то ему одному ведомое то ли в небе, то ли в море, то ли на острове. Пусть смотрит, лишь бы не взялся за яхту. Интересно, когда они хватятся исчезнувшей лесной парочки?

Настороженный слух различил скрип двери — коротышка спустился вниз? Правильно сделал, иначе оторванная рука была бы на его совести.

Борис подтянулся из последних сил, поймал тонкий леер на борту. Отдыхая, с удовольствием повисел на нем, радуясь устойчивости. Выполз на борт. Вдали, только тренируясь, порокотал немного гром, и это подстегнуло Бориса: быстрее, гроза спутает все карты. В колоде же много крапленых, и все не его, поэтому нужно приберечь несколько доставшихся козырей. И первый, который нужно выставить, — это отрезать яхту от берега. А уж потом раздадим колоду по новой.

Поэтому Борис стал пробираться не к каюте, а к трапу. Приподнять его, вынув из пазов, не составило труда — вот где нормально согреваешься, а не при толкании бревен в воде! — и после этого, чуть оттолкнувшись трапом от берега, он поставил крюки на самый краешек борта. Теперь посмотрим, кому повезет окунуться в реку. И опять никаких подпиливаний, сломов — все случайно, а отчего эти случайности навалились, поди спроси кого-нибудь.

Переместившись обратно к дверце каюты, замер среди ящиков, прикрывшись краем валявшегося рядом брезента. Теперь немного подождать. Все хорошо в экипировке, но фляжечка бы тоже не помешала. Подать, что ли, рационализаторское предложение и запатентовать его? Сколько народищу скажет ему «спасибо» — хоть своя разведка, хоть вражья. А то сиди щелкай зубами, мечтай о чертовых бревнах.

Благо, что ждать пришлось недолго. С берега послышались возгласы — за очередной партией спиртного посылалась девица. За ней увязался один из ошалевших от свободы и романтики сибирских коммерсантов, и это тоже играло на руку: когда падают в воду двое — это уже баловство влюбленной парочки, за которую он, Борис Соломатин, никакой ответственности не несет.

Он из-под брезента видел их, хихикающих и отбивающихся друг от друга бедрами на узеньком трапе. Игры хватило ровно до середины: трап оборвался и, царапая крюками борт, плашмя ударился о воду. Вопли падающей парочки взбудоражили всех и на берегу, и на яхте. Однако если прибежавшие от костра завизжали от восторга и нежданной забавы, то выскочившие из кубрика — от недовольства и тревоги.

Но для Бориса это роли уже не играло. Откинув в сторону брезент, одним прыжком он оказался в каюте. У порога нос к носу столкнулся с покачивающимся, опаздывающим на зрелище коммерсантом и, не задумываясь, одним толчком грудью отбросил его в угол. Тот, как ни странно, воспринял случившееся с ним как должное, и лишь по его лицу было видно, насколько трудно оценить ему ситуацию.

— Молчи, — предупредил его Борис, для большей выразительности показав, как в детстве, кулак.

Коммерсант согласно кивнул: ничего не вижу, я пьян, и только не взбалтывай и не бей больше меня. Борис сгреб в кучу все бумаги, которые находились на столе, собрал все «дипломаты» и один-единственный портфель, к счастью, открытый. Не рискуя трогать замки, привязал ручки к одной веревке. Попеременно распахнул все дверцы шкафов. Те, которые не открывались, поддел финкой, взломал, благо это не составило труда: фанера есть фанера. Японцы, кажется, до сих пор удивляются, что у русских заборы воздвигаются из настоящих досок, а мебель делается из опилок. Но на сегодня это хорошо, что из опилок, меньше проблем для налоговой полиции.

Наконец за одной из дверок обнаружился сейф. Борис не знал, необходимые ли документы он смахнул со стола в раскрытый портфель или в каком-то из «дипломатов» они, но сейф — он и в Африке сейф. Он для того и существует, чтобы хранить тайны. Поэтому, хотя уже и теряя минуты, за которые можно было вырваться обратно на палубу, Соломатин выложил на дверце круг выжигающего «обруча» и подпалил его. Шнур медленно, словно работала электросварка, начал прожигать дыру в металле. А Борис, томясь ожиданием, отпрыгнул на всякий случай к двери.

Кажется, он успел это сделать вовремя. Пока все получалось вовремя — значит, он шел на шаг впереди событий и предугадывал их. На этот раз интуиция не подвела тоже: по лесенке кто-то торопливо спускался в кубрик. На пьяного коммерсанта времени смотреть не было, но он почувствовал кожей, как даже тот напрягся, готовый начать борьбу, если ему помогут.

Не помогли. Слишком торопился пришелец, поэтому Борису не составило труда сбить его с ног по ходу движения, зажать рот и подставить нож к горлу.

— Тихо, — как можно спокойнее попросил Соломатин, для убедительности нажав на рукоятку.

Однако сидеть рядом с ним не было времени, и он поддел его коротким тычком под дых. Пусть малость помучается: лучший способ освободить себе руки — это заставить противника бороться со своей болью и за свою жизнь. Тем более бикфордов шнур догорал и неровный — так уж приложилось — круг выпал из стенки сейфа у него на глазах. Тихо, без копоти и пламени, — чтобы не потревожить документы. Но бежать к сейфу, оторвавшись от свидетелей и убрав от горла нож, — это равносильно самоубийству. Они вдвоем теперь такой хай поднимут, что не стоило изначально затевать всей этой катавасии. Пришлось по уже отработанной методике залепить несчастным пластырем рты, увязать их одной веревкой. Мимоходом сделал себе на память зарубку: веревок и всяких шнуров нужно брать побольше, вон сколько под руку попалось тех, которым нужна веревка. Оставшегося куска оказалось маловато, и Борис для гарантии перевернул стол, поставил его на угол над лежащими, испуганно глазеющими на происходящее коммерсантами. Один край веревки пропустил через ножку стола и закрепил на ногах поверженных: дернетесь — стол рухнет и прибьет. И сами окажетесь виноваты. Обыкновенный прием из серии «Падающая смерть». Так что думайте.

В сейфе бумаг оказалось не так уж и много, зато в аккуратных папочках. Ерунду в папки складывать не стали бы, поэтому их — в старый портфель, словно для этих целей и предназначенный. А там разберемся.

На палубе продолжали командовать и давать советы. Кто-то из охраны возился в реке и подавал наверх трап, который пытались водворить на старое место. Крюки царапали борт, советчики подбадривали, но у стоящего в воде охранника, видимо, просто не хватало сил и роста, чтобы выполнить все по науке. Отлично. Колупайтесь дальше. А Борису теперь — спрятать захваченное где-то на яхте, хотя отпускать от себя документы боязно, спуститься по «кошке» вниз и вскрыть пиропатрон для Моржаретова. Начать и кончить.

Кроме брезента, на палубе больше ничего подходящего под укрытие не виделось, но брезент — это слишком на глазах, под него полезут сразу. Что еще?

Придумать или увидеть ничего больше Борис не успел. Коротышка, до конца, видимо, не поверивший во все эти случайности, тревожно оглянулся и успел ухватить взглядом мелькнувшего за рубку Соломатина.

— Сзади! — в отличие от всех предыдущих противников сразу закричал он и тем взял инициативу в свои руки. — Он здесь, на яхте.

Кто здесь, кого ловить — это было не суть важно. Главное, что все присутствующие обернулись и тоже отрезвели: так это все не случайно?

Времени на размышление уже не оставалось, и Борис выхватил пиропатрон, скрутил крышку и выдернул шнур. Раздался пронзительный тонкий свист, из гильзы стали вырываться и взлетать в небо красные звездочки ракет. Это на мгновение остановило нападавших, но затем в отчаянном порыве они бросились на Бориса: только уничтожив его, можно было надеяться на свое спасение.

К этому моменту зацепился за яхту и трап, и по нему первым, выполняя свой долг начальника охраны, ринулся Черевач. Однако или очень уж он спешил, или недостаточно прочно укрепили трап, но на середине Иван резко пошатнулся, срываясь в реку. Хотел ухватиться за мостик, соединявший яхту и берег, но получилось, что вновь вывернул его, и в воду упали вместе — и он, и трап. Оставшиеся у костра снова оказались отрезанными, и нарочно подстроил Черевач свое падение или нет, но благодаря его кульбиту перед Борисом оказалось всего человек шесть. И если судить по одежде, большинство из них — коммерсанты, а не охранники.

Пиропатрон продолжал свистеть и выбрасывать в небо красные звезды, где-то вдали загудел сиреной катер Моржаретова, рвущийся на подмогу и заодно предупреждающий особо ретивых о неизбежности расплаты. Однако коротышка не обращал внимания ни на что, кроме лежащей за спиной Соломатина связки «дипломатов» и своего портфеля:

— Взять!

Двое оставшихся на палубе охранников без подготовки, только повинуясь слову, бросились на Соломатина. Борис, прижавшись спиной к борту и вцепившись руками в леера, выбросил вперед ноги и встретил нападавших ударами в грудь. Нестерпимо хотелось оглянуться на реку, посмотреть, где там катер с подмогой, но с начала схватки прошло всего не более минуты, а Моржаретов обещал пять-семь. Какой огромнейший разрыв!

Тем временем пришедшие в себя охранники выждали мгновение перед очередным броском и напали уже с двух сторон, заставляя Бориса, как они рассчитывали, не только раскрыться, но и растеряться.

Забыли или не знали, что на каждый прием есть свой контрприем. А над всем этим — школа Рязани: бей первым.

Бросился Борис под рывок того, который шел справа, и одновременно встретились два их удара. С той лишь разницей, что у нападавшего он только начинал набирать силу после замаха, а Борис вложил свой в точно рассчитанное место. Опять десантным войскам спасибо. Когда учились разбивать рукой кирпичи, знатоки подсказали: точка удара должна намечаться не на самом кирпиче, а под ним. И тогда ты просто проламываешь преграду, стремясь к намеченному месту.

Прием сработал и здесь, и, больше не обращая внимания на замершего от боли противника, Соломатин развернулся ко второму. Тот, в отличие от своего кореша, не достал в намеченном месте ушедшего в сторону противника, потерял силу удара, и его развернуло от неиспользованной энергии. Не церемонясь, капитан схватил его под ноги и, хотя тот попытался ухватиться за него, бросил через леера. Вот и весь контрприем.

А катер Моржаретова надрывался уже где-то рядом, за ухом, заглушая свист пиропатрона. И тогда, понимая, что найти выход просто не хватит времени, коротышка достал пистолет. Приходилось признаваться себе, что чего-то он недопонял в этой стране. Люди поступали не так, как положено поступать при всеобщем бардаке и таких деньгах. Он упростил людей, поверив, что все можно купить. Однако кто-то еще сопротивляется, вспоминает о каких-то принципах, не боясь лишиться при этом приработка.

Поэтому сейчас, здесь, на их с Розой острове, он стреляет не просто в еще одного неизвестно откуда появившегося смертника-идеалиста — он стреляет в свое неудачливое, проклятое прошлое. В одного из тех, кто всегда стоял на его пути. Звук выстрела заглушит сирена, а пистолет он выбросит в воду. Но неужели так нелепо, быстро и неотвратимо будет порван бредень, за которым — его сеть?

Не заметил, не мог заметить он в темноте и сзади, как поднявшийся на борт по швартовому канату мокрый Черевач, мгновенно ухвативший ситуацию на палубе, бросился на Бориса. Разбег оказался таким сильным, что, не удержавшись на ногах, он вместе с Иваном перелетел за борт. Бросившегося к «дипломатам» Асафа перехватила перепрыгнувшая с подскочившего катера на яхту оперативно-боевая группа из физзащиты…

— Прошу, — Моржаретов сам распахнул дверцу машины, приглашая Соломатина и Черевача.

Те переглянулись, и Иван попросил:

— Если можно, до Речного. Там у меня машина.

«БМВ» терпеливо ждала своего хозяина. Завелась охотно, послушно. Черевач включил дальний свет, умело вывернулся с пирса на Ленинградское шоссе.

— Заедем сначала в одно местечко, — сообщил он Соломатину. Москва торопилась укрыться, разъехаться, разбежаться перед ночной грозой, а они, наоборот, остановились около парка на улице Куусинена. Черевач вышел из автомобиля, стал рассматривать деревья, росшие вдоль дороги. Подошел к одному, присел, начал что-то искать под ним в листве. Разочарованно встал, огляделся еще раз и начал повторять тот же прием под остальными деревьями.

— Что? — спросил Борис, когда прошло несколько минут, а Черевач продолжал без объяснений копошиться вокруг осин.

— Да так, кое-что хотел найти, — неопределенно ответил тот. Виновато посмотрел на друга, оглянулся на парк. Много, очень много деревьев…

— Завтра найдем, поутру, — предложил Соломатин, поймав за шиворот первую каплю дождя.

— Ты думаешь? — пристально посмотрел на него Черевач, но объясняться вновь не стал и молча направился к машине.

Постоял около нее, о чем-то раздумывая, потом вытащил из нее свою сумку, блокнот. Захлопнул дверцу. Оглянулся назад, в сторону метро:

— Может, на «Полежаевку» пойдем? В метро быстрее.

В метро, конечно, было дольше и дальше, но Борис пожал плечами и первым выбрался на тротуар: скорее всего Черевач оставлял не просто машину в ночной предгрозовой Москве…