— Нет так нет, — покорно произнес я и отступил назад, выйдя из контакта с тем, что казалось мне пистолетом. — Ухожу, ухожу...
Я начал поворачиваться, имитируя испуг и решимость немедленно сделать ноги из столь жуткого места. Но на самом деле никакого испуга не было. Я ударил ребром ладони по руке с оружием, а правую руку с зажатым в ней фонарем резко выбросил туда, где должна была находиться голова незнакомца. Фонарь врезался во что-то твердое, подтверждая мою догадку, и сразу же я двинул в тот район ногой.
В полумраке я увидел лишь контуры движения — тело моего противника осело на пол. В свете фонаря он оказался парнем лет двадцати, с немытыми волосами, в красном спортивном костюме. Его кожа на лице и руках была покрыта маленькими темными пятнышками, да и вообще он выглядел неважно. Хотя кто будет хорошо выглядеть после удара ногой в лицо? Кровь темными струйками вытекала у него из ноздрей. Я потрогал его пульс и решил, что ничего страшного этому типу не грозит. Если он только не очухается слишком быстро и не попытается еще раз со мной побеседовать.
Пистолет лежал рядом. Он оказался газовым, да еще и незаряженным. Я отбросил его ногой в сторону и стал подниматься по лестнице.
Теперь я не зажигал фонарик, чтобы не привлекать внимания. Я ступал как можно тише. И когда я поднялся на второй этаж, я увидел это.
Сначала я увидел широко раскрытые двери. Подойдя к ним, я понял, что это вход в большой киноконцертный зал клуба. Сразу за дверями начинались ряды кресел, пол шел под уклон, а на противоположном конце зала висели куски белой ткани, бывшие некогда экраном. Фильмов здесь больше не показывали.
Но тем более странным было то, что в креслах сидели зрители. То есть это сначала я подумал о зрителях, подчиняясь логической сцепке понятий — если висит экран, то напротив должны сидеть зрители. Конечно, эти люди пришли сюда не на киносеанс. Их интересовали развлечения другого рода.
Я включил фонарик. Человек тридцать сидели в креслах в разных концах зала, по двое, по трое, в одиночку. Они были неподвижны, и мне на какое-то время даже показалось, что я нахожусь в компании нескольких десятков мертвецов. Не слишком веселое предположение. Мне стало не по себе, но тут же я понял, что ошибаюсь — запахи и звуки, которыми был наполнен зал, испускались явно живыми людьми. Они спали, похрапывая, постанывая от дурных снов, иногда бормоча какие-то странные слова... Запах, который я ощутил внизу, здесь был куда более концентрированным — пот, немытые тела, дым... Я с облегчением перевел дух — как известно, мертвецы не потеют. Даже в кино. «Мертвецы не потеют». Хорошее название для фильма.
Я едва не наступил на человека. Оказывается, спали здесь не только в креслах, спали на полу, в проходах, на сцене под экраном. А некоторые и не спали.
— Одолжи десять штук, — внезапно услышал я справа. Я посветил на голос и увидел прислонившегося к стене бородатого парня с ввалившимися глазами. Пальцы его рук дрожали. — Одолжи десять штук, — повторил он. — Мне надо. А у тебя есть.
— Может, и есть, — ответил я и присел рядом. — Я дам тебе десять штук, если ты мне покажешь, где здесь парень по имени Коля. По фамилии Фокин. Знаешь такого?
— Колян? — не слишком уверенно пробормотал бородатый. — За десять штук я найду тебе Коляна. Только подожди...
Он вцепился мне в лицо, использовав его как опору, и встал на ноги. Медленно переставляя длинные ноги в потертых джинсах, бородатый двинулся в одному ему известном направлении, добрел кое-как до прохода между рядами, споткнулся, упал и сразу же заснул, добавив свой басовый храп к общему хору.
Наверное, ему не так уж и нужны были десять тысяч, если он так халатно отнесся к своему обещанию найти Колю. Я видел еще несколько людей, которые находились в пограничном состоянии между бодрствованием и сном, но разговаривать с ними было то же самое, что читать лекцию глухим. Они смотрели на меня пустыми глазами, тихо переговаривались о чем-то своем. Когда я спрашивал, здесь ли Коля, они кивали. Когда я спрашивал, могут ли они его отыскать, они кивали. И продолжали кивать, что бы я у них ни спросил. Банда китайских болванчиков.
Я отчаялся найти себе здравомыслящего консультанта и пустился в самостоятельное путешествие по рядам, светя фонариком в лица спящих, переворачивая тех, кто лежал на животе. Под ногами у меня гремели пустые бутылки, скрипели какие-то пакеты, перекатывались пластиковые одноразовые шприцы, которые здесь использовали наверняка не один раз.
Я светил им в лица. Некоторые вообще не реагировали на свет. Даже ресницы не дрожали. Некоторые вяло ворочались. Раз пять меня послали познакомиться с мужским половым органом, два раза — с женским. Одна девушка открыла глаза и, увидев меня, воскликнула: «Мама!» Я поспешил пройти мимо, пока она не припала к моей груди. Я не мог спасать всех подряд, хотя наверняка у всех этих спящих среди бела дня молодых людей были родные, которые проявляли беспокойство о судьбе своего сына, дочери, племянника... Тем не менее все эти сыновья, дочери и племянники спрятались от света дня и от своих родных в клубе железнодорожников. Что-то страшное было в этой картине — в городе, летом, в полдень несколько десятков молодых людей заперли себя в заброшенном клубе. Мне снова стало чудиться, что я брожу среди мертвецов. Один, с фонариком в руке. Но этот свет был слишком слаб.
Я прошел примерно половину зала, когда увидел в темноте красный огонек. Мужчина лет тридцати в защитного цвета штанах, босой и голый по пояс, сидел в кресле, положив ноги на спинки переднего ряда, и курил. Судя по запаху, это были явно не сигареты фабрики «Ява».
— Ты чего тут бродишь? — негромко спросил он.
— Пацана одного ищу, — сказал я. — Коля Фокин зовут. Не видал его здесь?
— Давно я его не видел. — Мужчина яростно заскреб щетину на щеках. — Вроде бы не появлялся он на этой неделе...
— Он говорил мне, что будет с Артуром. — Я торопился, внезапно обнаружив единственного толкового собеседника. — Не знаешь, где они могут быть? Где бывает Артур?
— Артур? — Мужчина нахмурился. — Какой Артур? Что-то не припомню... У нас таких нет. Кольку знаю, а этого — нет.
Ну да, конечно, Колька ведь потребитель товара, а Артур — всего лишь продавец. Сам он не употребляет. Да и сложно было представить Артура в его шикарных пиджаках на фоне здешних интерьеров.
— Ладно, — махнул я рукой. — Поищем в другом месте...
Я двинулся дальше. Мне предстояло проверить еще человек пятнадцать, но тут внезапно мужик с сигаретой окликнул меня.
— Эй, парень! С фонариком!
— Что? — обернулся я.
— Ты все-таки посмотри здесь. Поищи Кольку. Я сам-то его не видел, но у нас тут такой бардак, что он запросто может где-нибудь валяться на полу. Поищи, мой тебе совет...
— Хорошо, — кивнул я, хотя собирался облазить клуб и без советов всяких там курильщиков конопли.
Но тут стали происходить вещи совсем неожиданные. Откуда-то сверху, от дальнего конца зрительного зала, ударил невероятно яркий луч света, высветивший прямоугольный кусочек пола перед сценой. Я уже настолько свыкся с темнотой, что прорезавший ее луч показался мне чем-то фантастическим. Как будто посреди обычного летнего дня в безоблачном небе открылось окошко, откуда высунулось розовощекое ангельское личико и раздался голос: «Ну что, ребята, как жизнь?»
Голос действительно раздался, но спросил он о другом:
— Что там за дело? Кто это орет?
— Никто не орет! — ответил мужик с сигаретой. Он даже не повернулся в сторону луча. Я на всякий случай выключил фонарик.
— Это ты, что ли, Рома? — спросили сверху уже не так раздраженно.
— Я, кто же еще... — буркнул мужик с сигаретой и добавил, хотя его никто об этом не просил: — Тут один парень Кольку Фокина ищет. Я ему сказал, что вроде бы нет его у нас...
— Что? — спросили сверху. И, как мне показалось, в голосе что-то изменилось. Не к лучшему.
Тут началось светопреставление. В том смысле, что в зале стал постепенно зажигаться свет. Сначала задрожала тонкая полоска люминесцентного светильника в дальнем конце зала, у входа, через который я сюда попал. Тут же стало понятно, откуда раздается голос: винтовая лестница вела от входа в зрительный зал наверх, примерно метра на три, и там располагалась дверь в будку киномеханика. Сейчас эта дверца была распахнута, оттуда лился поток света, который становился все менее видимым по мере того, как включались светильники по всему залу.
Я прищурил глаза и пошел по проходу, надеясь выбраться к выходу, прежде чем сверху скажут еще что-нибудь. Почему-то мне казалось, что ничего хорошего от человека из кинобудки ожидать не следует.
И я не ошибся.
— Рома, где он? — заорали сверху. Я не смотрел в сторону будки, но совершенно отчетливо слышал стук ботинок по лестнице — человек сбегал вниз. — Рома, где эта падла? Мочи его!
— Что? — сказал Рома. Я знал, что из расслабленного состояния ему будет трудновато выйти. — Кого мочить?
— Этого гада! Который Кольку ищет! Мне Артур звонил, предупреждал... Это сволочь, которую надо...
Что именно надо делать с этой сволочью, он не сказал, потому что увидел меня. Надо отдать этому типу должное, он сразу сообразил, что чужак, интересующийся Колькой Фокиным, — это я. И он кинулся на меня. Может быть, он надеялся, что я буду стоять на месте и ждать, пока со мной сделают все, что должны. Но я повел себя совсем по-другому.
Я врезал ему в лицо, и он отлетел назад, покатился по грязному полу, очумело сверкая белками и оставляя кровавый след. А также выбитые зубы.
Однако и меня ждало разочарование: прорваться к выходу из зала становилось все труднее. Из кинобудки спустились еще двое парней, и теперь они помогали встать на ноги своему обиженному приятелю. Крики и шум разбудили некоторых обитателей клуба. Они соображали медленно, но верно: тип с разбитым лицом тыкал пальцем в мою сторону и вопил, что меня надо немедленно урыть, кончить, покоцать и сделать еще что-то такое же неприятное. Откуда-то справа в меня полетела пустая бутылка. Я увернулся, но ситуация нравилась мне все меньше и меньше.
Троица из кинобудки решительно двигалась на меня, поблескивая раскрытыми лезвиями ножей. Справа тоже подымались какие-то малосимпатичные ребята. Даже Рома бросил сигарету и двинулся в мою сторону. А уж когда на входе появился, держась за нос, давешний страж, лишенный газового пистолета, я понял, что дело дрянь.
Меня потеснили к сцене, и я подумал, что выбраться отсюда мне удастся разве что путем отстрела всех особо решительных молодых людей...
И когда я уперся спиной в порожек сцены (а до сверкающих ножей было метра четыре), то ничего другого уже не оставалось, как судорожно схватиться за рукоятку «беретты» и извлечь ее на свет. Я выставил пистолет вперед, сделал зверское лицо и спросил:
— Ну и кто хочет сдохнуть первым?
Наверное, я не учел специфики аудитории, к которой обращался с такой замечательной речью. Они не схлынули назад с выражением ужаса на лицах. Они не разбежались в стороны и не попадали на пол. И уж конечно никто не поднял руки вверх. Вместо этого в группе столпившихся передо мной людей произошло какое-то движение. Каким-то чудом я успел среагировать, и направленный на меня выстрел ушел вверх. В руке одного из троих «кинобудочных» типов появился пистолет, и я не стал дожидаться следующей пули. Я выстрелил, целясь поверх голов, и запрыгнул на сцену, откуда выстрелил еще раз. Наконец-то в рядах нападавших появилось нечто похожее на испуг. Кто-то даже упал, закрывая голову руками. Завизжала девица, пять минут назад принявшая меня за свою маму.
Но эти сволочи из кинобудки, настроенные весьма решительно, не успокаивались. В мою сторону грохнул еще один выстрел — мимо. Зато прилетевшая из зала пивная бутылка больно ударила меня по коленке. Я подумал, что их слишком много. Даже больше, чем патронов у меня в двух обоймах.
И я побежал. Как ураган — мне так показалось, — я пронесся через сцену, нырнул под белые лоскуты старого экрана, перепрыгнул через какие-то ящики, через пыльные мешки, на маленькую лестницу — запасной выход. И он был закрыт.
Я выстрелил два раза в замок и пнул дверь что было сил. Третья пуля пропела свою мажорную песню в опасной близости от моей головы. И я нырнул в темные недра, скрывавшиеся за распахнувшейся дверью. Стены дышали холодом и сыростью, я то и дело спотыкался о какие-то кочки, камни, доски. Сзади с ревом неслись преследователи.
По себе знаю: погоня — вещь возбуждающая. Особенно когда толпа преследует одного человека. И я решил охладить их пыл. Я остановился, прижался к стене и три раза выстрелил назад. В темноте я не видел преследователей, но, судя по всему, стрелял я почти в упор, потому что вопли испуга и боли раздались едва ли не над моим ухом. Я целился в ноги, поэтому вряд ли кого-то убил. Был слышен шум падения нескольких тел — как обычно случается, на первого упавшего налетели задние. Погоня застопорилась, а я ринулся вперед.
Метров через двадцать тоннель уперся в еще одну закрытую дверь. Я вышиб и ее и стремглав вылетел на залитый солнцем двор клуба. На мое счастье, он был пуст. Я в несколько прыжков преодолел кучу кирпичей, перемахнул через забор и увидел спасительный «Форд». Забег вышел еще тот.
Когда я завел мотор и дал задний ход, отъезжая от забора, оказалось, что «кинобудочники» еще не угомонились. Тот, самый громкоголосый, которому я выбил пару зубов и который, как я напрасно надеялся, должен был напороться на пулю в тоннеле, отодвинул доску в заборе и показал свое ожесточенное лицо.
В ответ я выставил в окно руку с «береттой». Расстояние между нами увеличивалось, но я успел заметить, как мой преследователь достал мобильный телефон и принялся названивать. Наверное, жаловался Артуру на мое плохое поведение.
Пусть. Ему полезно будет узнать, что я начал показывать зубки.
Глава 26
Как только я выехал на более приличную дорогу, я притормозил у обочины и позвонил Максу.
— Фух, — облегченно вздохнул я, услышав его голос. — А я боялся, что ты уже умотал за своей машиной.
— Так не прошло еще полчаса, — удивленно отозвался Макс. — Всего пятнадцать минут прошло. Я даже не волновался.
— А стоило, — сказал я. Признаваться Максу, что у меня было немного другое ощущение времени и что я прожил за эти пятнадцать минут если не полжизни, то хотя бы десять ее процентов, я не стал. К чему волновать семейного человека?
— Так все в порядке?
— Ты имеешь в виду машину? В порядке.
— И машину, и тебя, — обиженно сказал Макс. — О тебе я тоже беспокоюсь.
— Спасибо, — благодарно произнес я. — Сообщаю тебе, что сейчас я еду в кафе «Босфор». Знаешь такое?
— В кафе? — благодушным голосом отозвался Макс. — Перекусить решил? Ладно... «Босфор»?! — наконец сообразил он. — Это там, у парка? Какого черта тебя туда понесло?! Тебе мало в прошлый раз врезали?
— Врезали мне нормально, — сказал я. — И достаточно. Я больше не собираюсь получать по шее. Вот сам кому-нибудь...
— Ты это кончай, — строго произнес Макс. — Ты не зарывайся...
— Я не зарываюсь. Я сейчас позвоню Гарику. Если он не разрешит, я никуда не поеду.
— Неужели? — с подозрением спросил Макс. — Тогда ладно... Обязательно посоветуйся с Гариком.
И я посоветовался. Гарик был приятно удивлен моим звонком. Сначала он немного удивился моей просьбе. Но я настаивал. И в конце концов он согласился.
— Как-то это все сомнительно, — сказал Гарик.
— А цель оправдывает средства?
— Если других средств нет.
— У меня — нет. У вас, по-моему, тоже.
— Хорошо, Костя, — согласился Гарик. — Как вы меня запрягли быстро...
— Но вы же обещали прикрытие...
— Да я не отказываюсь, — услышал я и поехал в «Босфор». По пути я остановился, подошел к телефону-автомату и позвонил в милицию. Я сообщил, что из клуба железнодорожников слышатся выстрелы, и повесил трубку. Обитатели клуба заслуживают хорошей трепки. Хотя бы за негостеприимство.
Если в клубе железнодорожников я искал самого Колю, то в «Босфоре» мне был нужен тот, кто сможет меня привести к Коле. Конечно, лучше всего, если там окажется сам Артур. На худой конец сгодится и Петя. Или бледнолицый со шрамом на лбу. Кто угодно сгодится, потому что меня уже было не остановить. Я уже встал на тропу войны. Я уже начал кусаться.
Вот только ментам из Молодежного парка мне не следовало пока попадаться на глаза, потому что против них я ничего бы сделать не смог. Пока.
Я пару раз проехался вокруг «Босфора», покружил у Молодежного парка, всматриваясь в прохожих, ища знакомые лица. Потом я решился.
У «Босфора» стояли довольно крутые машины, так что я оставил «Форд» в хорошей компании. Если бы у меня была с собой бутылка водки, то я бы сейчас хлебнул глотка-другого для куража. Но водки не было, приходилось куражиться на трезвую голову. Я выщелкнул из «беретты» обойму с оставшимися двумя патронами и вставил новую, полную. Потом я снял спортивную куртку и остался в рубашке, которую перетягивала наплечная кобура. В карман брюк я положил шокер, в другой карман — мобильный телефон.
Теперь я был готов. Хлопнув дверцей «Форда», я одернул рубашку и зашагал к двери «Босфора». Встречная женщина уставилась на мою втиснутую в кобуру «беретту», как на восьмое чудо света. Тоже мне, невидаль! Наверняка у большинства завсегдатаев «Босфора» такие игрушки тоже имеются. Только они их держат в специально устроенных тайниках, под сиденьями машин, в багажниках. А у меня — вот, смотрите, завидуйте! Ничего не таю, вся душа — та, что в кобуре, — нараспашку. Свободный гражданин свободной страны, где так легко можно разбогатеть на страхе и смерти. Я толкнул ногой входную дверь «Босфора» и оказался внутри.
Душное помещение метров двадцати в длину. Справа — стойка и бар, слева — столики. Зрачки у бледного охранника — как металлические рубли, я коллекционировал такие в детстве. Он протянул ко мне руку, но очень медленно и осторожно. Я прохожу мимо, не обращая на него никакого внимания. Что за охранник, у которого из оружия лишь табличка на груди с импортным словом «секьюрити». Он все-таки решился на активные действия и коснулся меня кончиками пальцев сзади за плечо. Я подаюсь этим плечом назад, он получает толчок в грудь и отлетает туда, где и должен находиться, — на скромную табуретку у двери.
Он приземляется на табурет с таким шумом, что все посетители кафе и бармен смотрят на нас. Женщина в белом коротком халате, которая убирает грязную посуду со столов, тоже смотрит на нас. Мне нравится, когда на меня обращают внимание женщины.
Без дальнейших предисловий я рву из кобуры «беретту». Я облизываю языком губы, чуть наклоняю голову вправо и подергиваю нижней губой, словно хочу всем продемонстрировать свои зубы. Я нервный. Я очень нервный. И лучше не пытаться проверить, насколько я нервный, чтобы начать палить в общественном месте. На меня смотрят четырнадцать пар глаз. Некоторые из них обеспокоены. В некоторых читается ужас. Они не знают, за кем из них пришли. Они не знают, по ком сегодня прозвонит колокол.
Я кручу головой, будто воротник рубашки режет мне шею, потом прохожу к стойке бара. Пистолет смотрит вперед — он как бы ни на кого конкретно не нацелен. Он нацелен сразу на всех.
— Где Свинтус? — цежу я сквозь зубы. Я произношу эти два слова негромко, но меня слышат все. Только бармен оказывается настолько смелым, что переспрашивает:
— Кто? Кто вам нужен?
У парня деловой подход. Кто вам нужен? Кому вы хотите вышибить мозги вашим чудесным пистолетом? Сейчас я его позову, он отлучился в туалет. А вы посидите пока, выпейте чашечку кофе по-турецки. У нас чудесный кофе...
— Свинтус, — повторяю я, одарив бармена взглядом бешеных глаз. — Еще его зовут Петя... Где этот пидор?!
Посетители несколько расслабляются. Их не зовут Петя. Это не за ними. Некоторые даже пытаются начать есть, но получается что-то неважно. Слишком трясутся руки, чтобы удержать на весу вилку с сосиской.
— Это какой Петя? — бармен берет на себя роль посредника.
— Это пидор, толстый усатый пидор, — сообщаю я. — Иногда он пасет здесь свое жирное тело.
— По-моему, его сейчас здесь нет, — осторожно замечает бармен. Дурак, это я и сам вижу. Как только я влетел в «Босфор», я сразу же понял, что Пети здесь нет и мне придется ломать комедию, приманивая его своими истерическими воплями, как охотник подманивает утку манком. Я был охотником.
— Я урою этого мудозвона! — кричу я. — Эта трусливая погань от меня не спрячется! Я забью ему свой ствол в задницу, и никакой Артур не спасет Свинтуса!
При упоминании Артура бармен меняется в лице. Кажется, он начинает понимать.
— Так ведь нет здесь ни Пети, ни Артура, — говорит он.
— Нет? Тогда я сяду здесь. — Я показал стволом «беретты» на ближайший столик. — И буду там их ждать. Пока они не заявятся. И тогда жирная скотина...
Сзади открывается дверь, и внутрь просовывается чья-то длинная прыщавая физиономия. Я резко поворачиваюсь назад, хватаю парня за шиворот, втаскиваю в «Босфор» быстрее, чем он может что-то сообразить. Дверь бьет его по икрам.
Я толкаю его к стойке и снова поворачиваюсь лицом к почтенной публике. Новоприбывший бел лицом, как стиральная машина «Аристон». Я всматриваюсь в него и с сожалением говорю:
— Нет, это не Свинтус...
— Может быть, вы зайдете попозже? — предлагает бармен. — Когда Петя подъедет... Я скажу, что вы заходили. Как ему передать — кто его спрашивал?
— Кто его спрашивал? — Я ухмыляюсь. — Скажи, что приходила его смерть. Вот так... А зовут меня Костя.
— Хорошо. — Бармен спокоен. — Я так и скажу.
— Я не буду далеко отъезжать, — говорю я, начиная отступление к двери. — Здесь неподалеку подожду толстого урода. У меня с ним кое-какие счеты. Он мне надоел, гад вонючий...
Бармен понимающе кивает. Он знает, как могут надоесть вонючие гады.
Напоследок я хлопаю дверью так, что в окнах «Босфора» дрожат стекла. На улице я вкладываю пистолет в кобуру и быстро направляюсь к «Форду». Я не сажусь в машину, а остаюсь стоять, прислонившись к капоту. Меня должно быть хорошо видно из «Босфора».
И если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то бармен сейчас набирает номер Пети и говорит ему о том, что какой-то тип с «пушкой» только что ввалился в «Босфор» и клялся, что замочит эту жирную скотину, то есть тебя, Петя, и вдобавок материл тебя... Как он выглядел? Сейчас я расскажу, как он выглядел. Да, похож. Он никуда не свалил, он стоит на улице возле своей тачки и ждет. Да уж, Петя, приезжай и сделай что-нибудь. Такие психи нам тут совсем некстати. И неудобно перед людьми — что они о тебе подумают, если какой-то козел себе позволит так тебя поносить...
Приезжай, Петя. Мы все с нетерпением тебя ждем.
Глава 27
То, что Петя сильно не в духе, было видно по тому, как он вел машину на подъезде к «Босфору». Резина взвизгнула, когда его «девятка» вынеслась из-за угла, а потом, нервно вихляясь из стороны в сторону, полетела к кафе. Петя так затормозил, что мне стало жалко его покрышки. Он вывалился из машины на улицу, взлетел по ступенькам в «Босфор» и пару секунд спустя выскочил наружу.
Он был в бешенстве. Причем настолько, что терял над собой контроль. Болван. От «Босфора» Петя кинулся к своей машине, потом дернулся к парковой ограде, замер и наконец-то сообразил оглядеться. Я не прятался, и Петя довольно быстро меня высмотрел. Теперь его ярость получила точное направление.
По-бычьи склонив голову и сжав пальцы рук в два увесистых кулака, он кинулся в мою сторону. Из окон «Босфора» высунулись несколько заинтересованных лиц. Может быть, они даже делали ставки на меня и на Петю. Если бы у меня был красный носовой платок, это еще больше напоминало бы корриду.
Я стоял, не двигаясь с места, скрестив руки на груди. Приближение Пети напоминало стихийное бедствие, нечто вроде тайфуна или смерча — встречные торопились убраться с его пути, с опаской поглядывая вслед.
— Ты! — завопил он, выставив в мою сторону указательный палец, похожий на сосиску. — Покойник! Укатаю в бетон гада! Сотру в порошок!
Его багровая морда — слово «лицо» тут было явно неуместно — свидетельствовало о том, что Петя созрел. Я завел его еще позавчера, тем вечерним разговором. Сегодня он был обижен не на шутку. Знать, что какой-то дохляк, недавно валявшийся у тебя в ногах, бегает по городу и поливает твое имя грязью, — к такому Петя не привык. В своей бешеной решимости стереть меня в порошок он упустил из виду, что сегодня он был один — это во-первых. А во-вторых, сегодня я был готов к встрече. Не он застал меня врасплох, а я выманил его сюда.
На его оскорбления я ответил коротко.
— Свинтус, — сказал я, — не порть воздух.
Он взвыл и кинулся вперед. Я не сомневаюсь, что, попади я под его кулак, Петя смог бы выполнить свою угрозу насчет порошка. Кулаки у него были еще те. И видя, что я стою у «Форда», не собираясь бежать, Петя по наивности решил, что легко повторит все то, что делал недавно у фокинского дома.
Петя махнул правой рукой, и та рассекла воздух над моей головой. Я поднырнул под зубодробительным устройством, что у Пети называлось кулаками, и коснулся Петиного живота электрошокером.
Эффект получился поразительный — Петя будто отключился от источника энергии, которой он подпитывался до этой секунды. Он вздрогнул, вытянулся и повалился на асфальт, широко раскинув руки. В этот момент я, как истый тореадор, ждал цветов на арену и грома аплодисментов. Но лица зрителей безмолвно исчезли из окон «Босфора». Они явно болели за Петю, а не за меня.
Что ж, обойдемся без оваций. Я стоял над телом Пети, как охотник над поверженным зверем, когда сзади раздалось:
— Так это ты?
— Извините, не понял. — Я повернулся и увидел того самого сержанта — мастера лупить дубинкой по шее. Он хмуро смотрел на Петю, поигрывая своим резиновым орудием, и, судя по выражению лица, прикидывал, что со мной такое сотворить — то ли пристрелить на месте, то ли отметелить дубинкой до потери сознания.
— Я же тебе говорил? Я же тебя предупреждал? — негромко произнес он. Я посмотрел в сторону «Босфора» — оттуда выходили люди. Они поглядывали на нас и переговаривались. Они ждали отмщения за Петю.
— Ты на меня смотри, — попросил сержант. — На меня смотри, падла, когда я с тобой разговариваю. Какого хрена ты лезешь сюда? На мою территорию? Ты думаешь, что твое удостоверение здесь что-то значит? Ты думаешь, оно тебя спасет? Или «пушка» тебя спасет? Есть у тебя на нее разрешение?
— Есть, — весело сказал я. Мое веселье сержанту не понравилось. Он снял с пояса рацию и сказал:
— Это Восьмой. Васильев, пришли-ка мне машину к «Босфору». Тут нападение на гражданина. Вооруженное нападение.
— Это правильно, — одобрил я. — Нападение было. Только не вооруженное. Разве что в машине у него найдется что-нибудь.
— У него? — удивленно спросил сержант. — Он — жертва. А у тебя целый арсенал. Шокер, «ствол»... Смотри, парень. Не послушался меня, так мы тебя оформим по полной программе... — И он положил руку на свою кобуру. — Стой смирно, не дергайся. Не то я тебя быстро угомоню.
— Не сомневаюсь.
Да, в чем я не сомневался, так это в способности сержанта и его коллег оформить меня по полной программе. С руками, прикованными наручниками к батарее в отделении милиции. С отбиванием почек и прочими малоприятными последствиями. Чтобы не любить сотрудника частного охранного агентства, можно и не быть продажным милиционером. Частные охранные агентства не любил министр внутренних дел, считая их ненужным конкурентом, а все остальные сотрудники МВД — от первого заместителя министра до последнего участкового — это мнение разделяли. Поэтому я не обращался в милицию после того, как Петя с компанией избили меня возле фокинского дома, — это было бесполезной тратой времени. Поэтому я мог довериться далеко не каждому человеку в форме, а лишь редким проверенным людям.
Например — Гарику.
— Здравствуйте, сержант, — сказал Гарик, вылезая из служебной «Волги». — Что у вас тут происходит?
— А вы... — подозрительно посмотрел на него сержант, но в ответ Гарик уже совал ему под нос удостоверение. — Понятно...
— Управление по борьбе с организованной преступностью, — сказал Гарик. — Что здесь происходит? Константин?
— Вот это один из тех, кто напал на меня тогда, — сказал я и кивнул на Петю, который уже открыл глаза и теперь пытался подняться. Происходящего вокруг он пока не осознавал. — Случайно увидел его, попытался задержать, он оказал сопротивление.
— Понятно, — сказал Гарик. — Сержант, задержите этого человека. Он проходит по одному важному делу.
— Этого задержать? — сержант посмотрел на Петю, Петя посмотрел на сержанта, и во взглядах обоих читалось изумление и досада.
— Конечно, — ответил Гарик. — Не его же. — Он хлопнул меня по плечу. Я посмотрел на сержанта и засмеялся. Так злорадно, как только мог. Лицо у сержанта стало пепельно-серым.
— Сейчас придет машина, — сказал он угрюмо.
— А пока наденьте на него наручники, — приказал Гарик.
— Наручники?
— Ну да, у вас же есть наручники.
— Есть, — признался сержант.
— Вот и надевайте.
Петя не произнес ни слова во время процедуры надевания наручников на его запястья, он только изумленно сопел, поглядывая на меня, да сморщился от боли, когда кольца наручников защемили кожу.
— Везите его в отделение, — продолжал давать указания Гарик. — Оформляйте задержание, все как положено. Мне и Константину сейчас не до этого, но вечером мы, может быть, подъедем. Костя даст показания. А завтра-послезавтра заберем этого бугая от вас в СИЗО.
Сержант никак не мог поверить в происходящее. Он все таращился на Гарика, будто ждал, что тот передумает и даст какие-то другие инструкции. Особенно бесила милиционера моя ехидная усмешка.
Минут через десять приехал милицейский «газик», который вызывал по мою душу сержант. Петю затолкали в машину, а сержант вдруг изъявил желание лично проконвоировать задержанного.
— Пожалуйста, пожалуйста, — не возражал Гарик и, как только «газик» тронулся с места, поехал в своей «Волге» следом. Я представил, как матерится, глядя в зеркало заднего вида, сержант, и улыбнулся.