Мои шаги делались все медленнее, мне было все труднее заставлять себя отрывать подошву от земли, сгибать ноги в колене… Все труднее. У меня глаза вылезали из орбит, но я все равно не различал ничего впереди себя.
Оставалось лишь помахивать рейкой для самоуспокоения.
Так я и стоял, уставившись в темноту. Я не видел там никого, но и без того знал, что темнота враждебна. Скоро мне стало казаться, что кто-то наблюдает за мной. Кто-то сильный и хитрый, умеющий быть невидимым. Кто-то, кому нравится оставаться вне поля зрения, кому нравится забавляться с людьми, прежде чем напасть на них — неожиданно и свирепо.
И когда я почувствовал движение слева от меня, то, не раздумывая, послал туда рейку, держа ее на уровне собственных плеч. Раздался треск, рейка сломалась, столкнувшись с чем-то твердым. За треском последовал вскрик удивления и боли, а значит, это был человек. Обломок рейки в моей руке оказался чересчур коротким, чтобы достать цель во второй раз, но я упал на колени и вытянул руку изо всех сил вперед, стараясь задеть невидимого врага по ногам…
И вроде бы мне это удалось, но, как только конец рейки коснулся чужого тела, тут же гром и молния пронеслись над моей головой, обжигая кожу на затылке. Я упал грудью на землю и перекатился в сторону. Невидимка нажал на курок еще раз, но оружие издало лишь щелчок.
— Твою мать! — прозвучал в темноте яростный шепот, и я удивленно приподнялся.
— Гарик? — осторожно спросил я.
— А это кто еще? — так же осторожно поинтересовался Гарик. — Ты, что ли, Костя?
— Нет, Жан-Поль Бельмондо! — яростно крикнул я, забывая про враждебную темноту, окружавшую нас.
— Ты же меня чуть не прибил!
— А ты что, по головке меня хотел погладить своей дубиной? Ты первый меня саданул! — не менее яростно ответил Гарик. — Кретин! Болван! — Он подскочил ко мне вплотную, когда уже не требовалось никакого освещения, чтобы понять — да, это именно Гарик. Это именно он трясет перед носом пистолетом, зажатым в кулак. Того гляди, разобьет мне нос.
— Ну так что? — перебил я. — Где остальные?
Гарик замолк. Рука с пистолетом опустилась.
— Остальные… — произнес он устало.. — Я нашел Тихонова. Там, у машины.
— Нашел?
— Ну да. Он сидел у машины, у «Дэу». С дыркой во лбу.
— А остальные? — автоматически спросил я, хотя можно уже было и не спрашивать, а догадаться и так. Мы стояли у склада, и никто из оперативников не торопился к нам подойти.
— Сейчас пойду, — невнятно пробурчал Гарик, уставившись в землю. — Сейчас пойду наверх, я там рацию оставил. Вызову наших. Вызову «Скорую помощь». Хотя… «Скорую», пожалуй, уже не надо. Нет раненых, понимаешь?
Только трупы.
Я кивнул. Что ж тут непонятного. Только трупы. Раз человека наняли, чтобы он убил меня, то он и должен оставлять после себя только трупы. Не вазочки же с икебаной ему оставлять. Все было вполне естественно, но только вот при этих мыслях меня почему-то пробирала совсем неестественная дрожь.
Гарик толкнул меня в плечо, чтобы освободить дорогу, и медленно двинулся к лестнице.
— А ты сваливай отсюда, — сказал он на ходу. — Я и так на свою голову такого наработал сегодня, что и без тебя многовато…
Я стоял на месте и не думал шевелиться. Тогда Гарик включил фонарик и направил луч света мне прямо в лицо. Я зажмурился.
— Убирайся отсюда, — повторил Гарик. — Все, тебе нечего тут делать.
— А где мне есть что делать? — спросил я.
— Заберись в свое подполье и сиди как можно дольше, — велел Гарик. — Не знаю, спасет ли это тебя… Но ничего другого предложить не могу.
— Я могу помочь… — начал было я, но Гарик заорал, и в голосе его были смешаны боль, отчаяние и смертельная тоска:
— Пошел вон! Убирайся! Это были мои люди, и я сам буду здесь сидеть с ними! Я буду это объяснять! Не ты! Мне не нужна ничья помощь!
В этот момент я не видел его глаз. Но я примерно представлял себе их выражение, И хорошо, что я их не видел.
28
Выйдя за территорию склада, я обнаружил, что все еще сжимаю в руке обломок рейки. Причем сжимаю довольно твердо. Что ж, у меня были на то причины.
И я шел с рейкой в руке, пока не выбрался на более-менее освещенные улицы, а потом бросил свое оружие в урну.
Было холодно, и девушка в бикини, улыбавшаяся с плаката туристического агентства, выглядела здесь так же чужеродно, как священник в борделе.
Впрочем, священники бывают разные.
Витрины магазинов казались мне огромными аквариумами, в которых плавали разные диковинные товары с не менее диковинными ценами. На улицах еще попадались прохожие, и одна молодая пара, не слишком богато одетая, застыла у витрины супермаркета, разглядывая выставленную в витрине мягкую мебель. Я прошел мимо и подумал, что скоро разглядывание витрин станет обычной формой досуга, полностью заменив собой походы в музеи и картинные галереи. К этому все шло.
Но я возвращался домой. Хотя нет… Я забыл. В течение неопределенного срока я не смогу возвращаться домой, снимать в прихожей ботинки, садиться в старое продавленное кресло, брать книги с полки, пить кофе из маленьких, словно игрушечных, чашек, подаренных мне Ленкой на день рождения… И Ленку я теперь долго не увижу. Впрочем, это, вероятно, и к лучшему. Меньше боли — и ей, и мне.
У меня этой ночью не было дома, в который стоило торопиться. Был гостиничный номер, но он не был домом. Он был, как выразился Гарик, подпольем. Местом, где пересиживают тяжелые времена. А дома не было. От сознания этого факта мне стало еще холоднее.
На дороге появился автобус, и я ускорил шаг, чтобы успеть добраться до остановки. Я успел и запрыгнул на подножку, слегка толкнув пожилого мужчину, что вошел в автобус передо мной. Мужчина неприязненно покосился на меня, но ничего не сказал. И правильно — ни к чему затевать ссоры в общественном транспорте в двенадцать часов ночи.
Нас было двое в автобусе. То есть были еще водитель и кондуктор, но пассажиров было двое, и я чувствовал себя почти как в салоне личного «Линкольна». Не хватало коньяка в баре и музыки из микродинамиков. Впрочем, у меня все в порядке с воображением. Я мог представить и бар, и музыку, и длинноногую секретаршу рядом…
Потом ко мне подошла кондукторша, и пришлось вернуться к реальности. Я заплатил рубль и получил взамен серенькую бумажку с надписью «билет». Я выполнил свой гражданский долг. Можно было снова закрывать глаза.
— Кто хочет, может еще купить сегодняшние газеты, — сорванным за день голосом предложила кондукторша. — «Московский комсомолец», «Городские вести», «Комсомольская правда»…
— Уже не сегодняшние, — поправил я. — Уже вчерашние. Пять минут первого.
— Ага, — устало согласилась кондукторша. — Будете брать? В «Городских вестях» сегодня интересная статья, как один парень повесился…
— Спасибо, — поморщился я. Еще и читать про это?
Я видел достаточно мертвецов в своей жизни. Я вообще слишком хорошо знал жизнь Города, чтобы еще и читать о ней в популярных изданиях. Мне, напротив, нужно было что-то совсем из другой жизни. Скажем, почитать про жизнь на Марсе, или про кулинарные пристрастия японских самураев.
— Другого ничего нет? — спросил я. — «Нью-Йорк таймс»? «Жэньминь жибао»?
— У нас только русские газеты, — гордо ответила кондукторша. Кажется, мой вопрос ее задел. Но ведь я нечаянно. Я не всегда бываю таким вредным.
Только когда сильно устаю. Когда при мне убивают четверых человек. Точнее, пятерых. Рома тоже идет в этот счет.
Кондукторша двинулась обрабатывать второго пассажира, и тот был более благосклонен.
— В «Комсомольской правде» про то, где Чубайс хранит свои деньги, — говорила кондукторша — А в «Московском комсомольце» про одну учительницу, которая соблазнила семиклассника…
Пожилой мужчина купил все три газеты и снова неодобрительно покосился в мою сторону. Это мне за «Жэнь-минь жибао». Кондукторша, довольная тем, что избавилась от товара, ушла на переднее сиденье, а я сидел и считал оставшиеся до гостиницы остановки.
Пожилой мужчина развернул «Городские вести», и я увидел большой заголовок: «Полмиллиона долларов не падают с неба: их передает городской детской больнице известный бизнесмен из Москвы, начинавший свою карьеру в нашем городе». Наверняка этот богатенький Буратино делает такие жесты неспроста. Скажем, передаст больнице не полмиллиона, а тысяч пятьдесят. Еще пятьдесят — главному врачу. Зато потом во всех документах будет стоять пожертвование в полмиллиона, в том числе — в налоговой декларации бизнесмена. А можно еще отдать полмиллиона не деньгами, а каким-нибудь товаром, залежавшимся на складах бизнесмена и нужным ему не больше, чем прошлогодний снег…
Когда я мысленно произнес — «на складах», то сразу же перестал думать о долларах и стал думать о теле милиционера Лехи, лежавшем под лестницей.
Казалось, я чувствовал, как с каждой секундой оно становилось все холоднее…
Нет, думать об этом было все равно, что резать себя бритвой. Я перевел взгляд в нижний угол страницы. Час от часу не легче. «Курсант военного училища покончил с собой, не сумев пережить смерть отца». Эти газетчики, что, с ума, что ли, посходили? Прочитав такую подборку сообщений, либо сам в петлю полезешь, либо закроешься на все замки, чтобы больше никогда не выходить на улицы в столь кошмарный мир… Стоп.
Я вернулся к предыдущему заголовку: «Курсант военного училища…» Нет, это не то, про что я подумал. Этого не может быть. Это слишком нелепо и слишком страшно, чтобы быть правдой, «…не сумев пережить смерть отца». Это совпадение. Просто совпадение. Такое случается, иногда.
Я встал и подошел к пожилому мужчине. Прежде чем тот меня заметил, я выдернул из его пальцев страницу «Городских вестей»…
— Это еще что?.. — сурово начал было мужчина, но я посмотрел на него, и он замолчал. Он просто не мешал мне читать газету.
«Тело девятнадцатилетнего курсанта военного училища Юрия Леонова было обнаружено вчера вечером в квартире его отца, недавно погибшего в результате несчастного случая. Юрий приехал на похороны и, по словам родственников, тяжело переживал трагедию, произошедшую с отцом. Тем не менее никто не предполагал, что отчаяние молодого человека найдет такой выход. Вчера Юрий должен был встретиться со своей матерью, но в назначенное время юноша не появился. Мать забеспокоилась и вместе с другими родственниками поехала на квартиру покойного Павла Леонова, где в последние дни жил и Юра. Обнаружив, что дверь в квартиру не заперта, родственники Леонова, по их словам, заподозрили неладное. И их опасения оправдались: когда они вошли внутрь квартиры, Юрий Леонов висел в петле. Он не оставил предсмертной записки, но действовал весьма последовательно: сначала снял с крюка люстру, потом прицепил на этот крюк длинный кожаный ремень отца и затянул его на своей шее…»
Газета выпала у меня из рук. Пожилой мужчина сначала подобрал ее с пола, потом посмотрел на меня, чтобы в очередной раз высказать свое недовольство, однако сказал другое:
— Вам что, нехорошо? А?
— Нормально, — ответил я, и это была гнусная ложь, потому что смерть девятнадцатилетнего юноши в петле по собственному желанию не может быть нормальной. — Нормально, — тупо повторил я, чтобы мужчина успокоился. Так и случилось. Мужчина не собирался влезать в мои проблемы. Он всего лишь продемонстрировал свое хорошее воспитание. И на том спасибо.
Я сел на свое место и уставился в окно, на проносившиеся мимо огни ночного города. Не знаю почему, но в этот момент я подумал, что зима скоро наступит и она в этом году будет долгой и холодной.
Часть вторая
МОЙ УБИЙЦА
1
Двое суток — это всего лишь сорок восемь часов. И это слишком мало, чтобы забыть о липкой крови на теле Лехи и о полезшем в петлю розовощеком Юре Леонове.
Двое суток — это лишь время, когда бесконечно задаешь себе один и тот же вопрос: "Как такое могло случиться? Что я сделал не так?
Но сорок восемь часов — это не то время, за которое можно получить ответы на такие вопросы. До ответов оставались миллионы лет и миллионы километров.
Прошло двое суток и прошло еще несколько минут, прежде чем Гарик толкнул дверь моего гостиничного номера и вошел внутрь. Без стука. Без приветствия. Просто вошел, бросил на тумбочку куртку и сел в кресло, скрестив руки на груди.
— Выпить есть? — спросил он несколько минут спустя. Хорошее начало. И совершенно не типичное для Гарика.
— Нет, — ответил я и для пущей ясности отрицательно покачал головой.
— А тогда на кой черт тебе холодильник? — с логикой завзятого алкаша спросил Гарик. — И чего ты тут вообще делаешь?!
— Сижу, — вяло ответил я. — Как ты и приказал. Сижу и жду, когда все кончится.
— Ну жди! — язвительно бросил Гарик. Он расцепил руки, стал барабанить пальцами по подлокотникам кресла, потом поправил свитер, потом пригладил волосы… Ему явно некуда было пристроить свои руки. В другой ситуации я осведомился бы, не нужна ли Гарику смирительная рубашка. Но сейчас ситуация была неподходящая.
Через некоторое время Гарик оставил свои попытки держать руки в неподвижном состоянии.
— Я попал под служебное расследование, — наконец произнес он те слова, с которых и собирался начать, но слишком нервничал и стыдился. — Комиссия проверяет все обстоятельства той операции…
— Тебя есть за что там подловить?
— За все, — коротко ответил Гарик. — Я не имел права устраивать ничего подобного.
— Они тебя сожрут?
— Запросто. И будут правы. Я слишком увлекся. Мне следует дать по мозгам.
— Судя по всему, тебе уже дали.
— И это только начало, — многозначительно заметил Гарик — Но ты от этого, как ни странно, в выигрыше.
— Каким боком? — удивился я.
— Убийство четверых милиционеров — это совсем не то, что угроза жизни для какого-то частного детектива. Такое не сходит с рук никому. Этого парня будут искать месяцы, годы, десятилетия. И найдут в конце концов. Засада на твоей квартире оставлена. Мой шеф лично взял дело на контроль. Так что, — Гарик нервно улыбнулся. — Твои шансы выжить слегка поднялись…
— Спасибо, обрадовал — Я встал с кровати и подошел к окну. — Но ты сказал, что поиски киллера могут длиться десятилетия… Все так плохо?
— Хорошего мало, — согласился Гарик. — Рома мертв, и ниточка оборвана.
Следов на складе не осталось, предположительно этот гад работал в перчатках.
— Что тебе сказал Рома перед смертью? — повернулся я к Гарику. — Я-то думал, что он назвал тебе имя.
— Если бы! Я так понял, что киллер застрелил Рому за то, что тот привел за собой «хвост». В кустах, метрах в двухстах от складов, потом нашли милицейскую рацию, настроенную на нашу волну. Рация была не моя и вообще не нашего отдела. Понимаешь?
— Киллер приехал на встречу с милицейской рацией?
— Точно. И он услышал наши переговоры. И сделал вывод, что Рома его выдал. Рома получил две пули в грудь.
— Так что же он тебе сказал?
— Он пытался сказать. Я не уверен, что все расслышал правильно, но…
— Что он тебе сказал?!
— Филя. Или Фил. Или Филин. Что-то в этом роде.
— Так он все-таки назвал убийцу?
— Понятия не имею, кого он назвал, — раздраженно отозвался Гарик. — Может, он просто сказал «фиг вам!».
Он уже умирал, понимаешь? Он еле шептал. Вроде бы первые две буквы — "ф" и "и". Так мне послышалось. А что там дальше — не знаю. В нашей картотеке человека по кличке Филин или Фил нет. Был такой Филиппок, но его застрелили в девяносто втором.
— Кто бы он ни был — Фил или Филин, — но это человек, который сумел раскусить, что посредник привел за собой «хвост», сумел уйти, не оставив следов, да еще попутно уложить четверых милиционеров. Как я понимаю, не самых плохих в вашем ведомстве?
— Не самых плохих, — кивнул Гарик. Мне показалось, что за эти дни он похудел килограммов на пять-шесть. Щеки ввалились, кожа на скулах натянулась, из расстегнутого ворота джемпера торчала тонкая, как у подростка, шея. Не слишком здоровый вид. — И это тоже моя вина, — продолжил он. — Я не настроил их на серьезное дело.
— Но они, кажется, были в бронежилетах, — вспомнил я. — Я не видел бронежилет на Лехе…
— Правильно. Все правильно. Они были в бронежилетах. Только тот гад не стрелял в корпус, понимаешь? Он бил в голову. Всех четверых.
— Суровый мужчина, — сказал я. — Сработано мастерски. Я и не думал, что в городе есть такие искусники.
— Прикуси язык! — резко сказал Гарик. — Это сволочь, а не суровый мужчина. Он убил четверых моих ребят. И кстати — этот умелец нанят по твою душу. Тебе приятно, что Рома подыскал классного парня?
— Для Ромы он оказался даже слишком классным.
— Пожалуй, — Гарик на некоторое время задумался. — Суровый мужчина, говоришь… Я с удовольствием выбью ему передние зубы. Чтобы он не был таким суровым.
— Осталось лишь найти его.
— Найду, — пообещал Гарик. — Вот это я тебе обещаю. Найду и выбью передние зубы.
— Разожми кулаки, — посоветовал я. — Мне кажется, что пройдет достаточно времени, прежде чем ты доберешься до него и его зубов. Он не такой дурак, ты ведь согласен? — Гарик молча кивнул. — Сам знаешь, лучше относиться к врагу слишком серьезно, чем недооценивать его. Между прочим, он забрал деньги у Ромы?
— Наверное, забрал. Во всяком случае, в кармане у него была только мелочь, рублей двести. Этот гад на букву "Ф" сделал все свои дела — пришел, взял деньги и поехал домой, — Гарик покачал головой и добавил:
— Сука.
В слове из четырех букв содержалась не только ненависть к неизвестному убийце, но и вынужденное к нему уважение. Я всегда удивлялся, с какими вариациями можно произносить одни и те же ругательства, выражая зачастую противоположные чувства. В одном из своих фильмов Брюс Уиллис говорит женщине: «Ах ты, лживая сука», и это звучит как признание в любви. Когда Гарик негромко и отчетливо произнес «сука» в адрес киллера, это подразумевало: «Тебе повезло, ублюдок, но это ненадолго, я обязательно тебя найду и обязательно убью, каким бы везучим и опытным гадом ты ни был».
— Хм, — Гарик на некоторое время перестал мечтать о расплате и неуверенно усмехнулся, — Если он взял деньги… Он может ведь и не заниматься больше твоей скромной персоной, Костя. Он может свалить на все четыре стороны с деньгами в кармане. Рома мертв, никто не потребует отчета о проделанной работе… Может, тебе повезло?
Я хотел бы поверить в то, что говорит Гарик. Я хотел бы радостно закивать головой. Но мой опыт подсказывал мне другую реакцию. Гариков вариант был слишком хорош, чтобы быть правдой.
— Если бы Ф был дилетантом, нанятым на один раз, он бы с радостью соскочил с работы, после того как получил деньги и лишился заказчика. Но…
Ф слишком сурово вырвался из склада, чтобы быть дилетантом. Я не знаю, как он себя поведет. Но появляться дома я пока не рискну.
— Да? А может, прогулялся бы? Как приманка. Мы бы основательно тебя прикрыли… Таким способом можно было бы выманить гада.
— Спасибо, не хочу, — решительно ответил я. — После того, что я видел на складе, мне не хочется работать приманкой. Извини.
— Я пошутил, — признался Гарик. Это уже было прогрессом. Когда он вошел в номер десять минут назад — нервный, напряженный, с дрожащими пальцами — я никогда бы не заподозрил в этом человеке способность к шуткам. — Сиди в своем подполье. Там в твою квартиру ломится нескончаемый поток посетителей, как в Мавзолей.
— Да ну? Зачитайте весь список.
— Один — это Генрих. Я кратко обрисовал ему ситуацию, он кратко обматерил тебя и поехал на работу. Два — это твоя соседка. Лена, кажется? Я ей ничего не объяснял. Да если бы что-то и объяснил, толку бы не было.
Короче говоря, она каждые пять минут звонит в твою квартиру. Ребята там уже издергались. Может, напишешь ей записку? Я передам.
— Может, и напишу, — сказал я. — А может, и нет. Мне казалось, что у нас все решено, и ей незачем звонить в дверь каждые пять минут.
— Значит, тебе не правильно казалось. Хотя кто их поймет, этих женщин! — вздохнул Гарик. — И далее по списку идет… — Он запустил руку в карман брюк и вытащил какую-то бумажку. — Дальше по списку идет некая Орлова Ольга Петровна, — прочитал Гарик. — Оставила телефон, просила позвонить… Я сам ее не видел, но ребята говорят, что ей около сорока. Кажется, раньше ты не увлекался женщинами старше себя. Или вкусы меняются?
— Орлова? В первый раз слышу.
— Ну-ну, — снисходительно проговорил Гарик. — Я же не Лена, со мной можешь быть откровенным.
— Откровенным с милиционером? Это что-то новенькое.
— Не стесняйся, я пойму, — настаивал Гарик. — Откуда же у нее твой адрес?
— Это, должно быть, Генрих направил ее ко мне… Хотя… Нет, Генрих не мог никого ко мне послать, раз ты ему все объяснил. — Я непонимающе уставился на Гарика, и тот поторопился истребить мои тягостные раздумья.
— Ну вот, сам смотри. — Гарик стал снова рыться в брючных карманах, но ничего там не нашел, взял свою куртку и стал исследовать ее содержимое.
Через пару минут он издал довольный возглас и повернулся ко мне. — Вот оно, смотри… Что, что-то не так?
— Все в порядке, — проговорил я, ворочая языком с проворством престарелой черепахи. — Все в порядке. Абсолютно, — выдавливал я из себя все новые и новые лживые слова, не в силах остановиться, как испорченный автомат. Хотя ни одно слово не было в те минуты так далеко по значению от моего действительного состояния, как слово — «порядок».
Но я повторял «все в порядке», завороженно глядя на прямоугольный кусочек картона, который мне протягивал Гарик. Эта визитная карточка стала еще более потрепанной. И еще одна маленькая деталь — ее владелец умер.
Аккуратно отцепил люстру от крюка, накрепко завязал длинный кожаный ремень, не менее аккуратно соорудил на другом конце ремня петлю и просунул в нее свою коротко стриженную голову.
Отверстие от кнопки также было заметно — памятка, оставленная Леоновым-старшим, еще одним человеком, который держал эту визитку в руках, а потом умер. Я вдруг понял, что моя визитная карточка действует не хуже «черной метки» из «Острова сокровищ» — каждый, кто берет ее в руки, умирает.
И еще — в промежутках между смертями карточка возвращается ко мне. Я перевернул ее обратной стороной и увидел написанный аккуратным женским почерком номер телефона: шесть цифр, приглашавших сделать шаг в неизвестность.
Я не знал, кто такая Ольга Петровна Орлова и имеет ли она хоть малейшее представление о судьбе визитной карточки, но я захотел это узнать. Я не желал, чтобы смерти продолжались — с меня было достаточно Павла и Юрия Леоновых. Я вообще устал смотреть на мертвых мужчин и женщин.
— Ты ей позвонишь? — спросил Гарик, и его голос раздался как будто из параллельного мира.
— Позвоню, — пообещал я.
— Это имеет какое-то отношение к нашему делу? К Артуру, Роме и человеку на букву "Ф"? — вдруг спросил Гарик, и это был очень неожиданный вопрос. Я был счастлив ответить на него.
— Нет, — сказал я. — Абсолютно никакого отношения.
— Тогда я рад за Ольгу Петровну Орлову, — с горькой иронией проговорил Гарик. — Приятно знать, что существуют люди, не замешанные в таких делах…
Я не стал ему говорить, что, по всей видимости, Ольга Петровна Орлова имеет отношение к другому делу, менее кровавому, но не менее странному.
Зачем отнимать у человека веру в существование лучшей жизни?
2
В гостиничном номере было спокойно, одиноко и душно. За пределами гостиницы, на улицах Города, было людно, холодно и куда более опасно. Но за прошедшие несколько дней спокойствие и духота надоели мне до смерти.
И я оделся и вышел из номера. Не просто так. Предварительно я набрал шесть цифр, значившихся на визитной карточке, и попросил позвать Ольгу Петровну Орлову.
Трубку взяла секретарша, и это было первой неожиданностью: мне дали служебный телефон. У Ольги Орловой секретарша — это было второй неожиданностью.
— Представьтесь, пожалуйста, — попросила секретарша, прежде чем я успел что-либо заявить. — Иначе я повешу трубку. Мы не разговариваем с анонимными абонентами. Женщина, способная в девять утра без запинки выговорить слова «анонимные абоненты», заслуживает уважения. Я назвался.
— Ольга Петровна ждала вашего звонка, господин Шумов, — сообщила секретарша чуть более любезным голосом. — К сожалению, сейчас она находится на приеме в мэрии. Ольга Петровна вернется в офис примерно к двенадцати часам, и я советую вам также подъехать к этому времени. Вас это не затруднит?
Меня очень давно никто не спрашивал в таком тоне. Не затруднит ли меня?
Конечно, нет.
— Хорошо, — деловито сказала секретарша, — Я предупрежу охрану на входе. Вам выпишут пропуск.
Неожиданность номер три — Ольга Петровна Орлова возглавляла контору, в которой на входе выписывали пропуска. Насколько мне было известно, таких правил не придерживались даже в самых крупных коммерческих банках Города. За исключением "Европа Инвеста. Ну да это отдельная история.
— Всего хорошего, — сказала секретарша, но я успел вклиниться:
— Минутку! Вы не подскажете, по какому вопросу Ольга Петровна хотела со мной поговорить?
— Что вы! — удивилась секретарша. — Ольга Петровна не ставит меня в известность по таким серьезным вопросам. А вы сами разве не в курсе?
— Ну… Вообще-то догадываюсь, — соврал я. — Просто хотел уточнить.
— Понятно. В двенадцать, не забудьте, — напутствовала меня секретарша и продиктовала адрес офиса и кратчайшие подъезды.
— А если на общественном транспорте? — виновато спросил я: Гарик решил оставить мою машину у дома, словно подстрекая киллера к заминированию или еще какой-нибудь гадости. Характерно, что взамен Гарик мне ничего не предоставил, и я был вынужден разъезжать по Городу на автобусах и маршрутных такси.
— У меня «Мерседес» поломался, — пояснил я секретарше. — А «Линкольн» я одолжил соседу покататься.
— Понятно, — сказала она. — Что ж, если бы вы связались с нами заранее, мы бы прислали за вами машину, господин Шумов. Не «Линкольн», но что-нибудь приличное. Типа «Форда». К сожалению, сейчас уже слишком поздно, у нас нет свободных автомобилей. Вам стоит воспользоваться автобусом номер сорок шесть, остановка «Северный рынок», далее триста метров в направлении от центра…
После таких инструкций я не мог заблудиться. И без пяти двенадцать я перешагнул порог двухэтажного здания с небольшой табличкой "Совместное предприятие «Орел». Экспортно-импортная компания «Орел». Акционерное общество «Орел». Всего орлов я насчитал три. Просто заповедник непуганых хищников.
Два самых явных хищника стояли в вестибюле, положив руки на бедра.
Бедра были перепоясаны толстыми ремнями. Ремни украшала кобура, очевидно, не пустая.
— Здравствуйте, — сказал один, не переставая при этом жевать пластмассовую зубочистку, — Далеко?
— К Ольге Петровне, — ответил я. — «Рэкет Интернейшнл». Пришел получить дань за последние полгода.
Прежде чем меня успели выбросить за дверь, я все-таки успел улыбнуться и добавить:
— Шутка.
— Это хорошо, — сказал второй охранник и убрал руки от моего горла. — Люблю сатиру и юмор. Особенно журнал «Крокодил». Фамилия?
— Шумов, — признался я. — Константин Сергеевич.
— Не надо больше шутить, Константин Сергеевич, — посоветовал первый охранник. — Последнего рэкетира, который сюда сунулся, до сих пор ищут родные и близкие.
— Вы его съели? — простодушно поинтересовался я, глядя на ровные белые зубы охранников.
— Надо же, — удивился охранник с зубочисткой. — Догадливый попался.
Проходите…
Он нажал кнопку, и турникет, стоявший в проходе, пришел в движение. С риском получить алюминиевой скобой по заду, я проскочил внутрь орлиного заповедника. Охрана любезно помахала мне вслед ладонями размером с небольшую сковороду.
Лифт в здании с двумя этажами — сумасшедшая роскошь. Здесь было два лифта. В кабине из динамиков играл Моцарт. Я наслаждался им секунд десять, пока двери не разъехались в стороны и я не вышел в коридор второго этажа, стерильно-белый и безусловно отвечающий всем стандартам евродизайна.
Ради удобства таких визитеров, как я, коридор украшали стрелки-указатели «Генеральный директор», «Коммерческий директор», «Рекламный отдел» и так далее. Каждая стрелка была украшена черным силуэтом орла — логотипом компании. Я не знал, какой именно пост занимает Ольга Петровна, но, судя по разговору с секретаршей, ниже коммерческого директора она не тянула. Кабинеты коммерческого и генерального директора находились в одном конце коридора, и я двинулся туда. Только собрался я постучать в кабинет с табличкой «Коммерческий директор», как услышал за спиной звук открывающейся двери.
— Константин Сергеевич?
Я обернулся.
— Да, это я, — ответил я женщине, вышедшей из дверей генерального директора. — А вы…
— Ольга Петровна Орлова, — сказала она и протянула руку, которую я осторожно пожал. — Я хотела с вами поговорить. С глазу на глаз.
— Это самый лучший тип разговора, — вежливо заметил я, думая, что теперь Орлова не менее вежливо улыбнется. Но улыбки не последовало.
— Пройдите сюда. — Она указала на маленькую дверь с табличкой «Комната отдыха».
Очевидно, сотрудники компании «Орел» отдыхали мало и редко: комната отдыха представляла собой помещение в десять-двенадцать квадратных метров, с голыми стенами, без окон, с комплектом мебели из трех весьма простых стульев. Из развлечений здесь был только вентилятор под потолком.
— Итак, — сказала Орлова, сев на стул напротив меня и положив руки на колени. — Первый вопрос, который я хотела вам задать, Константин Сергеевич… Кто вы такой?
— Забавно, — ответил я. — У меня к вам аналогичный вопрос. Получается, нас мучают одни и те же вопросы.
Она снова не улыбнулась. Впрочем, вскоре я понял, что на это у нее были очень веские причины.
3
На первый взгляд Ольге Петровне было едва за сорок. А дальше первого взгляда дело не пошло, потому что мои глаза встретились с ее спокойным взглядом, который не то чтобы был холоден — скорее прохладен. Он заставил меня перестать разглядывать эту женщину и сосредоточиться на ее словах.