Глава 6

Ровный несмолкающий шум дождя за окном гипнотизировал меня. И не только меня, Генрих заснул, сидя на диване, с журналом мод в руках. Из всех моих знакомых это был единственный мужчина, способный часами разглядывать подобные издания. Генрих так любил женщин, что готов был смотреть не только на раздетых девушек «Плейбоя», но и на разряженных в пух и прах моделей. Возможно, когда мне стукнет пятьдесят три, моя любовь к женщинам тоже примет извращенные формы.

— Генрих там кемарит, — сообщил я. Максу.

— Бог с ним, — отозвался Макс. — Делать сейчас все равно нечего. Никто к нам не идет. Никому мы не нужны. Чертов дождь. Можешь прилечь на диванчик рядом с Генрихом и...

— Если это увидят клиенты, к нам никто больше не придет, — сказал я и снял трубку телефона.

— Кому это ты? — спросил Макс и зевнул.

— Насчет твоего карбюратора, — соврал я. На самом деле состояние карбюратора и перспективы его починки интересовали меня меньше всего. Меня интересовал Сидоров.

Я набрал номер автосервиса. Кто-то незнакомый и явно недовольный тем, что его побеспокоили, буркнул в трубку:

— Слушаю.

— Автосервис? — уточнил я.

— Ну. — Мой собеседник был превосходно воспитан.

— Сидорова позовите, — попросил я, подумал и добавил: — Пожалуйста.

— Нету Сидорова.

— Где он?

— Я почем знаю?! — фыркнула трубка. — Был утром, потом смотался куда-то...

Я повесил трубку, посмотрел на Макса и разочарованно развел руками.

— Плакал твой карбюратор.

— Почему это? Он же не навсегда пропал, твой Сидоров. Вечером позвони ему домой.

— Да, пожалуй, — кивнул я, хотя в данный момент у меня не было уверенности в том, что вечерние, ночные и утренние звонки будут иметь какой-то смысл. Сидорова била лихорадка. Все, относящееся к поведению людей здоровых, теперь его не касалось. Вчера, опершись локтем на перила, он соскользнул вниз по ступенькам. Сегодня, опираясь на свою мечту о мешках с деньгами, он стремительно соскальзывал в темную глубину. Там руководствуются тайными страстями. Там лихорадочно претворяют мечты в жизнь, не беспокоясь о том, насколько совместимы жизнь и мечта.

И если жизнь не совпадала с мечтою, бралось что-то острое, и ткань жизни кромсалась безжалостно и безрассудно. По живой ткани, по мышцам, по кровоточащим артериям.

Потом, позже, наступало отрезвление. Человек с отвращением выпускал из рук орудие переустройства жизни, смотрел на свои окровавленные руки и шептал потрясенно:

— Боже, что я сделал?! Неужели это сделал я?!

Но Бог молчал, потому что было достаточно оглянуться по сторонам, чтобы получить все ответы на все вопросы...

— Макс.

— Что?! — Он встрепенулся, поднял голову, которую все больше тянуло опуститься на грудь, погрузиться в сон.

— Ты знаешь, где находится главный офис «Европы-Инвест»?

— Понятия не имею. Костик, ты это... — Он широко и продолжительно зевнул.

— Что? — нетерпеливо спросил я.

— Посмотри там, рядом с диваном, на столе... Подшивка «Городских вестей». Там должна быть реклама разных фирм. Может, найдешь и свою «Европу-Инвест»...

— Понятно. — Я встал из кресла.

— А что случилось?

— Да так, ничего существенного.

— Ты говорил, что хочешь посидеть здесь, пока дождь не перестанет...

— Передумал.

— А-а-а, — равнодушно протянул Макс. — Только не забудь — завтра в три придет клиент, насчет слежки за женой...

— Я помню.

Он вяло помахал мне вслед, а я вышел из кабинета, взял подшивку газет и вышел в коридор, чтобы шуршанием страниц не разбудить Генриха.

Пятнадцать минут спустя я ехал в «Европу-Инвест». Щетки на лобовом стекле метались как сумасшедшие, сражаясь с дождевыми каплями, а те, преследуя лишь им известную цель, продолжали заливать машину. Движения щеток, падение капель, визг тормозов в соседнем ряду, свистки — бесполезные — регулировщика на перекрестке, лязг столкновения металлических красавцев, падение женщины в красном плаще, едва успевшей отскочить от машин и поскользнувшейся на мокром асфальте...

Лихорадка.

Я объехал столкнувшиеся автомобили и упавшую женщину, к которой спешил регулировщик в синем дождевике. Я продолжил свой путь.

Глава 7

Вопреки рассказам Сидорова никакой очереди из желающих продать свои акции и получить пачку купюр из бездонных денежных запасов «Европы-Инвест» я не обнаружил. Должно быть, дождь отогнал не только потенциальных клиентов Макса, но и потенциальных посетителей инвестиционной конторы.

На входе я долго и тщательно вытирал ноги. Я думал, что после этого в «Европе-Инвест» ко мне отнесутся более любезно, чем если бы я наследил по мраморному полу вестибюля. Не сбылось.

— Что вы хотели? — строго спросил милиционер, приближаясь ко мне. Второй милиционер остался сидеть за конторкой. Их было двое — и это первое, в чем ты ошибся, Сидоров.

— Я хотел посмотреть.

— Что именно? — В милиционере было примерно метр восемьдесят. На поясе у него висела дубинка, наручники и кобура с пистолетом. Серьезный парень.

— Почем покупают акции...

— Какие именно вас интересуют? — это уже спрашивал молодой парень в идеально белой сорочке с короткими рукавами. Узкий черный галстук. Запечатанная в пластик визитка на нагрудном кармане.

— Все, — сказал я, радостно улыбаясь. — Все акции...

Клерк удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Я притворился, что у меня судороги, и задергал головой направо-налево, стараясь охватить взглядом вестибюль и часть начинавшихся отсюда коридоров. Каждый коридор отделялся от вестибюля стальной решетчатой дверью. Под потолком висели видеокамеры.

— Держите, — услышал я.

— Что? — Я еще раз дернул головой, вернув ее в первоначальное состояние и встретился глазами с клерком.

— Вот, держите, — повторил он. — Это наш прайс-лист. Здесь указаны цены по всем видам акций, которые мы покупаем.

— Отлично, — радостно воскликнул я и стал запихивать лист плотной глянцевой бумаги в карман. Клерк внимательно наблюдал за моими действиями. Когда прайс-лист наконец исчез, изрядно помятый и сложенный вчетверо, юноша в белой сорочке вежливо осведомился:

— А сегодня у вас нет ничего на продажу?

— Нет, я просто хотел узнать цены, — забубнил я, но милиционер уже шел в мою сторону, подчиняясь знаку клерка.

— Проводите товарища к выходу, — попросил клерк.

— И то верно, — пробормотал я. — Пойду, пожалуй...

— Сюда, — жестко сказал милиционер и коснулся меня кончиками пальцев, направляя в нужную сторону. Я повиновался.

— Когда решитесь что-то продавать, милости просим, — напутствовал меня клерк.

— Хорошо! — на ходу я обернулся и замахал ему рукой как старому доброму знакомому. Клерк чуть улыбнулся уголками губ. — А когда у вас обеденный перерыв? — выкрикнул я от самых дверей, не замедляя при этом своего движения: охранник по-прежнему касался меня лишь кончиками пальцев, но впечатление было таким, будто меня толкал в спину маневровый электровоз.

— У нас нет обеденного перерыва, — сказал клерк.

— Что? — Удивление, застывшее в моих глазах, показалось милиционеру странным, и он поторопился выставить меня за дверь. Последним, что врезалось мне в память из увиденного в «Европе-Инвест», был объектив видеокамеры, обращенный в мою сторону.

Будто удав, свесившийся с верхушки дерева, пытался заглянуть мне в зрачки.

Двери захлопнулись, капли дождя застучали по голове и плечам, радуясь новой встрече.

Я не торопился садиться в машину. Я посмотрел на таблички, украшавшие стены здания по обе стороны от дверей.

«Европа-Инвест. Финансово-инвестиционная компания. Часы работы: 9.00 — 19.00. Без перерыва. Без выходных дней».

— Сидоров, — тихо сказал я, хотя не было никакой надежды, что Сидоров меня услышит. — Тебя крепко дурят. Не знаю, с кем ты там сдружился, но только этот тип тебя дурит. Беги от него. Бросай это дело. Пока не поздно...

Как и следовало ожидать, Сидоров не отозвался.

А когда я приехал домой, сел в кресло, поставил на колени телефонный аппарат и принялся названивать то в автосервис, то в сидоровскую квартиру, то в квартиру его бывшей жены, то в квартиру его нынешней подруги — в ответ получал или долгие гудки. Или — «его здесь нет». Или — «не знаю, где он может быть».

Я понял, что слова Макса — «он же не навсегда исчез» — могли оказаться слишком оптимистичным прогнозом.

Я отнес телефонный аппарат на кухню. Пил крепкий чай, ел наскоро сделанные бутерброды и смотрел на телефон. А тот молчал.

Он зазвонил в тот момент, когда я меньше всего этого ожидал.

Глава 8

Это было уже глубокой ночью. Я сидел в кресле, тупо уставившись в экран телевизора. Моя правая ладонь лежала на телефонном аппарате, словно это могло сделать меня более чувствительным, словно телефонные кабели могли стать моими нервами, пронизавшими весь Город и напрягшимися сейчас в ожидании Сидорова. Любого знака, любого звука, любого сигнала с его стороны.

Постепенно я стал проваливаться в дремоту, и кресло будто потеряло твердость деревянного каркаса, позволив мне все глубже и глубже погрузиться спиной в обивку, скрыться в темной глубокой норе, как в пасти огромного животного, притаившегося за креслом...

И когда тишину разорвал телефонный звонок, я вздрогнул, словно меня тряхнул электрический разряд, словно я ощутил кожей приставленный к виску пистолетный ствол, словно почва стала уходить из-под ног. Словно все это произошло одновременно.

Я вцепился в ребристый кусок пластмассы, будто она была для меня последней соломинкой, а я был утопающим. Я вжал верхний конец трубки в ухо так, что стало больно. Я вслушивался и вслушивался, но там была лишь густая немая тьма.

Потом по тьме раздался слабый, едва различимый вздох.

— Алло, — негромко произнес я. Почему-то я старался говорить тихо, словно кто-то мог нас подслушивать. Скорее всего я делал это потому, что вокруг была ночь. В доме напротив все окна были темны, и лишь тусклый круг цвета топленого масла висел в нескольких метрах от подъезда, венчая бетонную основу фонарного столба.

— Алло, — повторил я. Похоже, никто не хотел со мной разговаривать. Возможно, что и вздох мне почудился.

Как только я об этом подумал, как далекий звук повторился.

И минутой позже, более отчетливо:

— Тя-же-ло.

Я узнал этот голос.

— Что случилось, Сидоров? — медленно проговорил я, стараясь, чтобы все слова звучали четко и ясно. Чтобы меня поняли в том дальнем, всеми проклятом закутке ада, откуда звонил Сидоров. — Что случилось? Я слышу тебя. Говори.

Сидоров не торопился с ответом. Полжизни спустя он прошептал, а я услышал:

— Мне пло-хо. По-мо-ги м-не...

— Где ты, Сидоров?

Мои слова падали в бездну, долго, бесконечно долго кружились в бездонной шахте, прежде чем оттуда, из невидимой и недосягаемой черноты раздалось почти неразличимое:

— Га-ра-же...

— Я сейчас приеду. Подожди. Я быстро.

— Тя-же-ло, — повторил он.

В ухо ударили гудки. Связь прервалась так неожиданно, что мне подумалось, будто кто-то играючи перерубил провода сверкающими гигантскими кусачками. Он как будто перекусил мне нервы.

Я заметался по квартире, сгребая в кучу те вещи, которые могли пригодиться. А поскольку я не очень представлял, что мне нужно, то вещей набралась куча — спирт, бинты, вата, ножницы, нож, спички, теплая одежда...

В какой-то миг я замер над горой вещей, перемешавшихся в причудливом беспорядке, а потом пулей вылетел из квартиры. С пустыми руками.

Я торопился.

Меня ждали. И судя по всему, в данный момент я был единственным человеком, к которому Сидоров мог обратиться за помощью.

Глава 9

Я практически ничего не взял с собой, когда отправился в автосервис. Но на полу в машине лежала одна вещь, про которую я точно знал — она мне не помешает. Это был обрезок металлической трубы, и именно его я сжал в руке, когда распахнул дверцу «Оки» и вылез наружу. Я настраивался на неприятные неожиданности.

Вокруг стояла влажная темнота. Метрах в ста одиноким светлячком дрожала электрическая лампочка над входом в гараж. Дождь закончился около часа назад, и я чувствовал себя так, будто находился на дне огромного бассейна, откуда только что спустили воду.

Я сцепил руки за спиной, чтобы обрезок трубы, легший между лопатками, не был заметен. Это был мой неприятный сюрприз. Только почему-то никто не торопился его получить.

Я преодолел расстояние от машины до гаража, напряженно всматриваясь и вслушиваясь в окружающую тьму, но оттуда не раздалось ни звука, там не было заметно ни малейшего движения.

А потом я нырнул в пахнущий машинным маслом, бензином и паленой резиной провал гаража. Сначала я чувствовал только запахи, медленно двигаясь вдоль стены, на ощупь отыскивая электрический выключатель.

Прежде чем нажать на панель, я поудобнее ухватил свое оружие и приготовился отпрыгнуть в сторону сразу же, как только зажжется свет.

Что я и сделал, больно ударившись бедром о верстак, а потом скользнув под него и затаившись.

Время шло, но ничего не менялось. Мои действия не вызывали ничьей реакции. Или же у этих людей было больше терпения, чем у меня.

Я выбрался из-под верстака, взял в левую руку длинное шило и двинулся между машинами. В этот момент я был настроен очень серьезно.

А потом я увидел телефонный аппарат. Он стоял на старенькой деревянной тумбочке рядом с холодильником. Здесь Сидоров имел обыкновение восседать в раскладном пляжном стульчике. Правой рукой он мог дотянуться до холодильника и вытащить оттуда очередную банку пива. Левой рукой он хватал телефонную трубку.

Сейчас эта трубка висела на шнуре, чуть дрожа, не достигая нескольких сантиметров до грязного пола. Она тихонько попискивала, оплакивая наш с Сидоровым прерванный разговор.

Я взял обрезок трубы под мышку, чтобы положить телефонную трубку на место. Мне пришлось чуть нагнуться, и, когда я это сделал, маленькие темные кляксы, усеивавшие пол вокруг тумбочки, бросились мне в глаза. Я коснулся одной из них кончиком указательного пальца. Вязкая жидкость. Возможно, масло. Но пролитое совсем недавно.

Я пристально всмотрелся в свой испачканный палец, а потом лизнул его. Это оказалось не маслом. Я снова взял обрезок трубы в руку и пошел по следу — то есть по цепочке темных круглых клякс, которыми кто-то пометил пол гаража.

У черной «Волги» я остановился и негромко позвал:

— Сидоров.

За грязными стеклами «Волги» мне почудилось какое-то движение, но быть уверенным при таком освещении я не мог.

— Сидоров, — снова сказал я. — Не бойся. Свои.

Ответ был таким же громким, как шелест последних листьев на облетевшей осине в конце ноября.

— Я... Тут...

Положив шило на крышу автомобиля, я потянул дверцу на себя и сразу же увидел Сидорова. Сначала подошвы его кроссовок, потом синие тренировочные штаны, потом руки, обхватившие тело. Странно. Сидоров будто боялся распасться на части. Он держал себя в руках. Колени были прижаты к груди. Сидоров лежал на полу и старался занимать там как можно меньше места.

Он пытался стать незаметным. Что при его комплекции было весьма непросто.

— Ты чего тут прячешься? — спросил я. Напряжение спало. Сидоров был жив, оставалось только выяснить причины его странного поведения, потом предупредить его насчет «Европы-Инвест», а потом отвезти, скажем, к его подруге...

Сидоров не спешил отвечать. Он медленно вытягивал шею, чтобы рассмотреть меня. Сначала я увидел его всклокоченные волосы, потом лоб... Лоб пересекала свежая кровоточащая царапина.

— Где это ты так ободрался? — продолжал задавать я свои риторические вопросы. — Наследил ты тут на полу, друг...

Сидоров опять промолчал, а я вдруг подумал о том, что царапина на лбу не может дать такое сильное кровотечение, результаты которого привели меня от тумбочки с телефоном к черной «Волге».

Тут Сидоров окончательно приподнял голову от пола, я увидел его глаза... Он все еще молчал, его толстые губы были раскрыты и дрожали словно от холода. Он все еще молчал, но его взгляд...

Я никогда еще не видел у Сидорова такого взгляда. У других людей — видел. Неоднократно. Такой взгляд являлся симптомом того, что человека поразил страх — насквозь, с ног до головы, в оба полушария, в сердце, в печень, в позвоночник, в подколенные мышцы, в мочевой пузырь, пробежал по артериям и венам вместо крови. Страх дал зрачкам Сидорова какой-то особенный цвет, и особенно жутко они выглядели на мертвенно-бледном лице моего приятеля. А бледность такая говорит либо все о том же безумном страхе, либо о серьезной потере крови. Либо о двух вещах сразу.

В любом из этих двух вариантов надо было вытаскивать Сидорова отсюда. Я понял, что дело обстоит вовсе не так хорошо, как мне казалось две минуты назад. Однако вопрос «что случилось?» был явно второстепенным, главное — «что делать?».

— Давай, вылезай, — решительно проговорил я и протянул ему руку, поймав себя на мысли, что не далее как вчера мне пришлось делать нечто подобное, только тогда вытаскивать человека нужно было из багажника. Что-то слишком часто жизнь загоняет людей в неудобные укрытия, а мне слишком часто приходится вытаскивать их оттуда на свет божий. Если бы я был чуть в более веселом расположении духа, я мог бы спросить у Сидорова: «Давно обосновался?»

Но почему-то сейчас я не хотел шутить.

— Давай, поторапливайся, — нетерпеливо повторил я и собрался влезть внутрь «Волги», чтобы привести Сидорова в чувство.

Тут случилось нечто неожиданное.

Сидоров разжал свои объятия, развел дрожащие руки в стороны и протянул их ко мне. Я увидел, что его майка испачкана в крови. Нижняя половина букв «СССР» уже не была белой. Пятно шло дальше вниз, и я не мог понять, где оно заканчивалось.

— Черт, — тихо сказал я.

Обрезок трубы я положил на крышу «Волги», чтобы освободить руки. Было ясно как божий день, что Сидорова придется вытаскивать обеими руками, как младенца, правда с весом явно немладенческим.

Когда я снова склонился к Сидорову, что-то дрогнуло в его взгляде. Я не сразу понял, что он смотрит мне за спину, я слишком поздно услышал звук шагов...

У этих людей и вправду было терпения хоть отбавляй.

В следующую секунду меня смыло волной и унесло в открытое море.

Глава 10

Последний раз я был на море, когда мне было то ли двадцать один, то ли двадцать два. Сказать, что там было хорошо, — значит, ничего не сказать. Я едва не женился на девушке, с которой познакомился тем летом. Но не об этом речь.

Как-то мне пришлось купаться в шторм, небольшой, балла два-три. Подкатывала волна и уносила вверх, словно я ничего не весил, а потом столь же легко сбрасывала вниз... Я чувствовал себя щепкой в потоке воды. Двигать руками и ногами было совершенно бессмысленно. Волна не обращала внимание на такие мелочи...

А здесь, в гараже, мне в спину ударила волна с точечным наведением на цель. Целью был я.

Будто бы в воде во время шторма, я перестал ощущать свое тело. Меня подняло и бросило вперед, на машину. Я врезался ртом и подбородком в крышу «Волги», ощутив на губах тот же вкус, что и пять минут назад на указательном пальце. Мы с Сидоровым — довольно разные люди, но кровь одинакова на вкус.

Человек, подкравшийся сзади и швырнувший меня на «Волгу», схватился одной рукой за мою шею, а другой стал бить в основание позвоночника. Он успел ударить два раза, прежде чем я схватил обрезок трубы и махнул им назад. Третьего удара не последовало.

Я резко повернулся, занося трубу для нового удара, и на миг замер, увидев своего противника. Не то чтобы я испугался. Просто нечасто бывает, что люди, решившие набить вам морду, надевают черные шерстяные маски с прорезями для глаз и рта. Словно какие-нибудь международные террористы.

Я почувствовал себя Брюсом Уиллисом в смертельной схватке с бандой негодяев и так врезал своему противнику, что труба вылетела у меня из рук, человек в маске вскрикнул, а за секунду до этого возгласа я явственно услышал хруст ломающейся кости. Брюс Уиллис и Стивен Сигал могли мною гордиться. Только трубу я уронил напрасно.