Глава 7

Это было то же самое место, куда Марк и компания привезли меня пару дней назад. Пустырь между покосившимися деревянными домиками и оврагом. Мы приехали первыми, Боб на джипе появился пять минут спустя.

Я медленно побрел к нему навстречу, держа руки в карманах плаща и покусывая подобранную с земли сухую травинку.

— Привет, — настороженно сказал Боб и снял очки. — Где Анна?

— Скоро будет. Она сказала тебе, в чем дело?

— Что-то случилось с Марком, так?

— Случилось, — кивнул я. — Он оказался предателем.

— Что ты несешь?! — Боб изменился в лице.

— Он был одним из организаторов налета на «Европу-Инвест». Он был здесь раньше, сделал дело и улетел в Москву. А потом приехал вместе с вами и пытался запутать расследование. И пытался убрать свидетеля, которого не смог убить при ограблении.

— Какого свидетеля? — Боб прищурился, всматриваясь в стекла «Ягуара». — Кто там в машине?

— Сидоров, — сказал я. — Марк с его помощью провернул ограбление, а когда деньги были взяты, он выстрелил Сидорову в живот, выбросил из машины. Но что-то помешало ему тогда добить Сидорова... И он попытался сделать это сегодня.

— И что случилось? — Боб явно нервничал, ел меня глазами, переступал с ноги на ногу, то отходя назад к джипу, то приближаясь вплотную ко мне. — Что с Марком?

— Анна его застрелила.

— Что?! — Боб схватил меня за плечи и затряс, словно спелую яблоню. — Что ты несешь, кретин?!

— Убери руки, — попросил я. Боб отдернул кисти, будто получив разряд электрического тока, потом посмотрел мне в глаза и прошептал:

— Я не верю. Я тебе не верю.

— Там, в машине, сидит Сидоров, — сказал я. — Пошли, он все тебе подтвердит. А минут через пятнадцать и Анна появится, все тебе расскажет сама...

Не дожидаясь, когда Боб откликнется на мое предложение, я повернулся и зашагал к «Ягуару». Шел и считал шаги. Шел и вслушивался в звуки за спиной.

Один раз мне послышался шорох, и я сжал рукоятку «люгера» в кармане плаща. И шел, шел... Это длилось годами.

Пять шагов до «Ягуара». Череп с левой стороны раскалывается от боли.

Четыре шага. Что там делает этот чертов Боб? Почему он не идет за мной? Или он, как индеец, движется бесшумно? Или аки ангел парит над землей?

Три шага. Пот заливает мне глаза. То ли от страха, то ли от усталости. А может, наступило внезапное потепление? Бабье лето номер два?

Два шага. Я вижу лицо Сидорова, прильнувшее к стеклу. Он таращится на меня.

Шаг. Я смотрю в стекло, пытаюсь увидеть отражение того, что происходит за моей спиной. Но ничего не могу разобрать. И тут я совершенно отчетливо слышу металлический щелчок...

И поворачиваюсь, вырывая «люгер» из кармана...

— Все, Костя, можешь повернуться! — кричит Анна. Я поворачиваюсь и вижу, как она выходит из-за джипа. Ее пистолет больше не направлен на Боба.

Тот размахивает руками и вопит:

— Что это вы тут устроили?! Что за спектакль?! Он мне наговорил какую-то чушь про Марка...

— Это не чушь, — отвечает Анна. — Это совсем не чушь. Я бы даже сказала, что это правда... Костя! — Она удивленно смотрит на меня. — Все в порядке, что ты...

А я не опускаю «люгер», хотя не могу точно поймать на прицел Боба. Звук металлического щелчка не дает мне покоя.

— Костя. — Анна шагает ко мне, потом переходит на быстрый шаг. — Все нормально...

— Ничего себе нормально! — Боб воздевает руки к небу. — Я думал, он собирается меня пристрелить! Я думал, это ловушка!

Я криво усмехаюсь: сам-то я думал точно так же про него. Но этот щелчок...

— Я слышал... — говорю я подбежавшей Анне.

— Это я сняла пистолет со взвода, — отвечает она.

— Ах вот оно что... — бормочу я.

Напряжение уходит. Стальной стержень, поддерживающий меня в вертикальном положении, растворяется где-то внутри моего тела... Я становлюсь бесформенным куском студня и расползаюсь по блеклой траве...

Аккуратно кладу щеку на холодную землю. И засыпаю.

Глава 8

Я проснулся так, как выныривают купальщики из глубины темного холодного озера — торопливо, судорожно, стремительно, стараясь как можно быстрее глотнуть легкими воздух.

Тело вздрогнуло, согнулось в поясе, и я ощутил легкую тошноту в сочетании с головной болью словно после долгой и добросовестной пьянки.

— Добрый вечер, — сказал Боб. Это прозвучало приглушенно, как будто в ушах у меня торчали ватные затычки. Я неуверенно поднял ладони и хлопнул себя по щекам. Это оказалось больно. Как и должно было быть. Стало понятно, что я проснулся.

Только эта тяжесть в голове... Я поднял руки еще выше, ощупал череп. Какой-то он был не такой.

— Вы что, пришили мне чужую голову, пока я спал? — хмуро поинтересовался я у Боба. Тот оторвался от рассматривания картинок в журнале «Космополитэн» и продекламировал:

— Голова повязана, кровь на рукаве. След кровавый стелется по сырой траве.

— Туго замотали, медики хреновы, — пожаловался я.

— Чтобы не развалилась.

Я еще немного поворчал, а потом стал осторожно сползать со своего ложа, которое было составлено из двух древних кухонных столов разной высоты. Из-за этого у меня теперь болела спина.

Разминая руками поясницу и переступая черепашьими шагами по полу, я осматривался. Место, в котором находились я, Боб и прикорнувший в углу на разодранном матрасе Сидоров, напоминало деревенский сарай. Бревенчатые стены, высокий потолок, каких не встретишь в городских квартирах. И запах: пахло довольно противно, но не так, как пахнет в «хрущевках» или в многоэтажных панельных домах. Это был очень своеобразный плохой запах. Сырое дерево, затхлость и гниль. Боб листал глянцевые страницы журнала и морщился. То ли от запаха, те ли от содержания журнала.

— Куда это нас занесло? — спросил я, подойдя поближе к Бобу и привалившись к стене для удобства.

— Нас заносит все дальше и дальше, — пробормотал он, не отрывая глаз от фотографий Наоми Кэмпбелл. На меня он смотреть не хотел. Конечно, у Наоми фигурка получше. Да и бледный я какой-то стал в последнее время.

— Анна? — задал я следующий вопрос.

— По делу, — был ответ.

— А мы что тут делаем?

— Ждали, пока ты очухаешься.

— Ну, так дождались, — обрадовал я Боба, и он все-таки отложил журнал.

— Что ты предлагаешь? — осведомился он.

— Даже не знаю... — сказал я, и это было правдой. В голове стоял какой-то туман, в котором очень успешно спрятались все мысли. Я понимал, что это неправильно — сидеть в сарае. Но почему это неправильно, я вряд ли бы смог объяснить.

Боб скептически посмотрел на мое лицо и снова углубился в чтение.

А я сполз по стене на пол и закрыл глаза.

— Сортир на улице, — услышал я в наступившей темноте бурчание Боба. — Какой кретин его строил?! Руки бы оторвать... Такие щели в стенах...

— Боишься, что будут подглядывать?

— Дует, — коротко ответил Боб. — Здесь задохнуться можно, а на улице — ураган какой-то. И вообще: нет в жизни счастья.

Может быть, он говорил еще что-то, но я уже не слышал. Я заснул и проснулся уже перед накрытым столом. Даже перед двумя. Я сидел на фанерном ящике, а передо мной стояли два стола, те, что служили раньше мне постелью. Теперь они были покрыты старой газетой и богато сервированы. Под стать окружающей обстановке. Буханка черного хлеба, палка салями, две полуторалитровые бутылки минеральной воды, две банки килек в томате, три плитки шоколада и россыпь красных венгерских яблок. Плюс четыре тарелки, четыре вилки и четыре стакана. Все — из белого пластика.

Во главе стола сидел Сидоров, мутно поглядывая вокруг и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Я сперва подумал, что это от слабости, но оказалось, что он тоже восседает на ящике, а тот скрипит и гнется под ним. Сидоров глотал какие-то таблетки, что высыпала перед ним на газету Анна, и запивал их водой.

Мне тоже досталась порция: таблетка аспирина, растворенная в воде. Боб отхлебнул из банки «Хайнекен» и сказал:

— Приятного аппетита.

Сидоров с мученическим выражением лица наблюдал, как пиво уходит в чужое горло. Мне было все равно. Я был равнодушен к еде и питью. Мои часы стояли. Я не знал, который час и какой день недели сегодня. Я лишь знал, что у меня ломит спину. Я знал, что спятивший дятел забрался мне в голову и теперь пробивается наружу, методично колотя в череп. Остальное уже не представляло интереса.

Боб допил пиво и бросил опустевшую банку в угол. Там уже валялась пара смятых жестянок. И окровавленные бинты.

— Хозяева не будут возмущаться? — спросил я.

— А нету хозяев, — развел руками Боб. — Ничейный дом. Только в провинции такое встречается. У нас так каждый сантиметр площади расписан и приватизирован. А за метр и убить могут.

Я немного напряг память, припомнил обстоятельства своего обморока... И решил, что мы сидим в одном из домов у того самого пустыря.

Анна подтвердила мою догадку.

— Ты меня просто напугал, — сказала она, — когда рухнул там... Ничего, заживет.

— Жизненные центра не задеты, — проговорил я, тупо глядя в газетные строки. Там не было ни одной знакомой буквы, и я решил было, что крыша моя переехала в другое место окончательно и бесповоротно. Минут пять спустя я сообразил, что газета лежит передо мной вверх ногами. Стало немного легче. Я сильно вырос в своих собственных глазах.

— Надо было водки взять, — выпалил вдруг Боб, ласково поглаживая свою бородку. — Помянуть Марка...

— Вот еще! — презрительно фыркнула Анна. — Дерьма-то...

— Как-никак, товарищ по работе, — настаивал Боб.

— Этот товарищ перерезал бы тебе глотку, как тому доктору, и не поморщился, — многозначительно сказала Анна. — Он уже играл в свои игры, он был сам по себе... Никакой он был не товарищ.

— Кое в чем ты права, — кивнул Боб. — Марк — свинтус. Мог бы расколоться. Мог бы заложить своего хозяина. Мы бы уже сегодня отсюда улетели. С чувством выполненного долга. А теперь... — Он тяжело вздохнул. — Черт знает, сколько еще придется куковать в этой дыре...

— А ты ничего не раскопал в «Европе-Инвест»? — медленно проговорил я. Произнесенное «Европа-Инвест» тут же отозвалось очередным ударом безумного дятла в череп. Мой организм уже не переваривал всей этой истории.

— Ничего такого, что давало бы выход на главных людей, — с сожалением сказал Боб.

— А видеопленки? Там что-то было не в порядке с ними. — Я выдавливал из себя эти слова как сок из иссохшего лимона. Я не хотел возвращаться в ЭТО. Но ничего другого не оставалось. — Это не подставка? Не монтаж?

— Дошлый ты парень, Костя, — усмехнулся Боб. — Хоть и голова повязана... Ты прав. Из четырехчасовой кассеты, на которую снимался коридор, пропало минут на пятнадцать пленки. Объясняют это тем, что в камеру произвели выстрелы, случилось замыкание, и часть пленки испортилась. Очень я в этом сомневаюсь.

— То есть в самой «Европе-Инвест» есть люди, которые участвовали в подготовке налета, а теперь заметают следы?

— Конечно, дорогой мой, — снисходительно пояснил Боб. — А как же иначе? Кто же тогда мог выдать коды к черному ходу и к комнате с деньгами? Без «пятой колонны» тут не обошлось. Три человека работали снаружи, но был кто-то и внутри. Кто-то очень быстро обработал видеопленку, вырезал оттуда все опасные моменты и сдал в милицию. Если бы еще и знать, кто именно это был...

— А толку? — возразила Анна. — Там наверняка работали купленные «шестерки», которые сделали свое дело, получили бабки и сейчас дрожат от страха. Но они ничего не знают! Они не знают, кто главный. Поэтому и нет особого смысла искать этих сволочей.

— Нет, найти-то надо, — сурово заявил Боб. — Найти, чтобы эти сволочи не успели еще навредить... А на главного мы не выйдем, ты права.

Я почувствовал, что моя голова начинает болеть сильнее. Сидоров же не слушал нашу болтовню, он сделал себе бутерброд из ломтя хлеба с половиной салями и теперь уминал это блюдо за обе щеки.

— Сидоров, — простонал я. — У меня такое впечатление, что это я получил три пули и провалялся неделю в больнице. А ты будто всю неделю бегал по городу с высунутым языком, пытаясь одновременно не получить пулю и не сесть в тюрьму... И нагулял зверский аппетит.

Сидоров счел ниже своего достоинства отвечать на подобные выпады.

— Он и вправду пришел в себя, — сказала Анна. — Пока ты спал, он столько всего интересного порассказывал...

— Что ты еще нарассказывал, сказочник? — посмотрел я на Сидорова. Тот проглотил очередной кусок и нехотя буркнул:

— Все, что просили... Аж язык устал. Да что ты переживаешь, Костик? Я рассказал то же самое, что и тебе в больнице. Ничего нового я не придумал...

В это я поверил. Выдумывать Сидоров не мог. Да такое и невозможно было выдумать. Эта можно было объяснить лишь неожиданным умопомрачением, настигнувшим Сидорова. Оставалось надеяться, что сейчас его разум вышел из помраченного состояния.

Если отбросить все жалобы на жизнь, все самобичевание, которым Сидоров украшал свое повествование, то история выглядела следующим образом.

Однажды вечером, когда Сидоров закрывал свой автосервис, к нему подошел незнакомый усатый мужчина. Этот тип знал, как Сидорова зовут, кем он работает, где, когда и за что сидел. И предложил Сидорову легкую работенку: забрать несколько мешков с деньгами из офиса «Европы-Инвест». Объяснение было тем самым, что потом повторил мне на кухне Сидоров: усатый раньше подвозил обеды в офис, знал там все ходы и выходы, снял слепок ключа с двери и так далее...

Усатому был нужен напарник. Лучше — с машиной. А у Сидорова в автосервисе можно было найти подходящую, сделать на ней дело и поставить обратно в гараж. Когда усатый произнес слово «миллиард», у Сидорова в голове замкнуло, он немедленно согласился и побежал уговаривать меня.

Но на следующий день у него уже не было времени расстраиваться. Усатый вызвал его по телефону и сообщил, что деньги в «Европу-Инвест» завезли, а значит, действовать надо немедленно. И Сидоров отправился на дело, будучи в полной уверенности, что его обязанность — подогнать машину во двор «Европы-Инвест», подождать, пока усатый взломает все двери, и помочь с переноской мешков в машину.

Вышло все немного не так.

Сидоров дождался, пока все рабочие автосервиса уйдут на обеденный перерыв, сел в только что отремонтированную «Газель» и поехал на место встречи. Тут начались неожиданности. Усатый встретил его не один. С ним был мужчина лет тридцати пяти, плотного телосложения. «Серьезный мужик», — как выразился Сидоров. Новый знакомый курил гаванские сигары. И молчал.

Они приехали во двор «Европы-Инвест». Тут оказалось, что усатый — всего лишь подручный «серьезного мужика». Именно тип с сигарой открыл дверь, причем никаким не ключом, а набрав несколько цифр на встроенной в дверь пластине. Потом «серьезный» сунул Сидорову в руку пистолет и отправил внутрь здания. Сидоров попробовал заявить, что на такие штуки он не соглашался, но ему показали ствол пистолета крупным планом, и Сидоров пошел вперед. Вслед за ним вошли «серьезный» и усатый. Они открыли дверь в комнату с деньгами и вошли туда, оставив Сидорова стоять на стреме. Потом ему велели войти, и глаза у Сидорова полезли на лоб. В комнате было три мертвых тела: две женщины и один мужчина. Сидорова едва не стошнило, но ему опять показали ствол крупным планом. И велели перетаскивать мешки с деньгами в машину. Что он и сделал. Усатый помогал.

А потом вдруг что-то случилось. Послышался топот. «Серьезный» был уже во дворе, усатый рванул туда же, а Сидоров оказался последним, и именно по нему влепил очередь из «АКМ» появившийся охранник. На свое счастье Сидоров успел, выскочив во двор, захлопнуть за собой бронированную дверь. Иначе его располосовали бы тут же, на пороге. Охромевший Сидоров залез в «Газель», и машина понеслась.

Вел машину усатый, а «серьезный» сидел вместе с Сидоровым в кузове, среди мешков с деньгами. Сидоров пытался обрадоваться, но не мог. Наверное, из-за раненой ноги.

Какое-то время спустя машина остановилась. «Серьезный» сказал, что это нужно, чтобы обработать Сидорову рану. И попросил выйти из машины. На свет, чтобы лучше осмотреть ногу.

Сидоров, польщенный заботой, вывалился из кузова. Оказалось, что «Газель» стоит на каком-то окраинном шоссе. Совершенно пустом. Сидоров еще удивился, почему усатый не заглушит двигатель, ведь обрабатывать рану — не минутное дело.

Но тут «серьезный» человек Марк все объяснил. Он выстрелил в Сидорова, и тот стал съезжать на спине по насыпи вниз, в канаву. Марк, видимо, собрался сделать контрольный выстрел, но усатый позвал его... И выстрел не состоялся.

Наверное, на шоссе показалась машина. И двое налетчиков поспешили скрыться. Сидоров выглядел как покойник. Таким его и посчитали.

С дороги Сидорова видно не было. Поэтому он спокойно пролежал некоторое время в грязи, а потом очнулся. Настроение у него было паршивое. И он пополз домой. Сначала пополз, потом сумел встать на ноги.

Когда Сидоров выбрался на шоссе, то хотел тормознуть попутку и поехать в больницу. Но потом вспомнил, при каких обстоятельствах он получил свои пули. И поостерегся просить водителя остановившегося на шоссе «Запорожца» везти его в больницу.

Был уже вечер, и водитель не заметил странного состояния своего пассажира. А Сидорову становилось все хуже. Он чудом не потерял сознание в машине, но зато сделал это сразу же, как только выбрался наружу. «Запорожец» уехал, а водитель не посмотрел в зеркало заднего вида. Иначе увидел бы валяющегося на обочине Сидорова.

Еще какое-то время спустя Сидоров очнулся и потащил свое истекающее кровью тело к автосервису. И это ему удалось. Он добрался до телефона и набрал мой номер.

Чувствуя, что слабеет, Сидоров влез в одну из машин, лег на заднее сиденье и опять забылся.

Ну, а потом появился я, вслед за мной (а может, и одновременно) появились два типа в масках. Мы выяснили отношения, я остался победителем, и в качестве приза мне достался Сидоров, к данному моменту столь же подвижный, как и мешок с картошкой. Я забросил его в свою машину и...

— Вот черт! — Я досадливо хлопнул себя по лбу. — Машина-то осталась у больницы! Моя машина там осталась...

— О такой потере даже не стоит сожалеть, — по-своему утешил меня Боб. — Такую тачку лично я отдал бы на благотворительные цели.

Сидоров ухмыльнулся.

— Я вижу, ты совсем выздоровел, — разозлился я. — Значит, дальше будешь выпутываться сам.

— Не знаю, кому из вас труднее будет выпутываться — тебе или ему, — сказала Анна. — На тебя собак повешено не меньше, Костя... Кстати, почему ты ничего не ешь? Кильки в томате видел? Специально для тебя покупала.

— Да ну вас всех, — сказал я. И обхватил руками больную голову.

Глава 9

— Мне, наверное, придется просидеть здесь остаток жизни, — тоскливо сказал я Анне. Свежая газета была только что брошена на стол передо мной. Набранный большими черными буквами заголовок на первой полосе гласил: «Кровавая бойня у Третьей городской больницы!» По соседству помещалась заметка с не менее интригующим названием «Чиновник из городского управления культуры пил кровь своих сотрудников! Вампиры в мэрии!»

— С чего такой пессимизм? — Анна сидела на крышке стола, чистила банан и покачивала ногами. В отличие от меня она пребывала в жизнерадостном расположении духа.

— Теперь на меня повесят и «кровавую бойню». Весь персонал больницы подтвердит, что человек, выкравший больного из палаты, приехал на «Оке»...

— Ты придаешь слишком много значения своей персоне, — заметила Анна. — Никто не знает, что выкраденный больной — это Сидоров. Никто не видел, чтобы ты убивал кого-то.

— Медсестра в коридоре.

— Она была слишком далеко от тебя и слишком быстро убежала. Нет, все это ерунда. Приехали мафиози для какой-то разборки. С кем-то постреляли. Этот кто-то ранил пару человек. Кто убил врача и Марка — непонятно. При чем здесь ты? Ты всего лишь забыл машину у больничного забора. Голова заживет, заберешь.

— А Гиви Хромой? — напомнил я.

— Да, это серьезно, — признала Анна и тут же вонзила ровные крепкие зубы в мягкую сердцевину банана. — Гиви в милицию обращаться не будет. Он сам постарается тебя найти. Ну и Сидорова, конечно. Если заказ еще не отменили.

— Ну и что мне делать?

— Не волноваться. — Еще укус. Розовый язычок быстро слизал с губ прилипшие волокна. — Гиви Хромой нам самим нужен. Для серьезного разговора. Гиви водит компанию если не с главным, то с тем, кто получает от главного инструкции.

— И ты хочешь заставить Гиви расколоться? Чтобы он выдал заказчика?

— Ты очень догадлив, Костя. — Банан был уничтожен в следующую секунду, и шкурка полетела в угол, прямо в картонную коробку, которую мы использовали в качестве мусорного ведра.

— Я думаю, что Гиви не из таких... — начал я.

— Зря ты так думаешь. — Анна спрыгнула со стола и отряхнула руки. — Есть такое правило в бизнесе — личный контакт решает многое. Если нельзя договориться по телефону, если нельзя договориться через посредников, тогда надо идти на личный контакт. И, как правило, это помогает. А наша работа — тот же бизнес.

— Значит, я тебе больше не нужен?

— Еще одно правило бизнеса — никогда не прерывай деловых контактов без особых причин. Ты нам помог, и я хотя бы прослежу, чтобы у тебя не было неприятностей.

— А у меня? — подал голос Сидоров. Он валялся на матрасе и изучал оставленные Бобом журналы. — Чтобы и у меня не было неприятностей...

— Само собой, — кивнула Анна. — Да, и еще, Костя... Гиви ищет вас. И это может оказаться нам на руку. Потому что в тот момент, когда он найдет вас, мы найдем его.

— Ты хочешь использовать нас как приманку для Гиви? — удивленно спросил я. — Ничего себе партнерские отношения!

— Это один из вариантов. — Анна упругой походкой прошлась по комнате, постукивая подошвами ботинок по полу. — Один из возможных вариантов... Все еще может случиться.

— Хотелось бы, чтобы все изменилось к лучшему, — сказал я и закрыл глаза. Мне уже опостылело смотреть на четыре стены, окружавшие меня и Сидорова на протяжении последних трех дней. Этот запах. Тусклый свет одинокой электрической лампочки, свисающей с потолка. В комнате одинаково сумрачно двадцать четыре часа в сутки, потому что здесь нет окон. И это начинает действовать мне на нервы. Я начинаю подозревать, что и за пределами комнаты та же самая картина: сумрак двадцать четыре часа в сутки. Во всем Городе. Во всем мире...

Самое интересное, что плохое настроение только у меня. Сидоров глаз не сводит с фотографий импортных красавиц, добродушно раздвинувших ножки перед объективом. Анна принялась за очередной банан, беззаботная, словно обезьянка на пальме. Только меня мучают внутренние дятлы и проблемы сумрачности окружающей среды.

Я вскакиваю с места, направляюсь к выходу и пинком распахиваю дверь. Анна тут же хватает меня за плечо.

— Далеко собрался, Костя? — Она говорит отнюдь не беззаботно. Я вспоминаю, что кобура по-прежнему на ней.

— В туалет, — доверительно сообщаю я.

— Одна нога здесь, — напутствует меня Анна, — другая...

— В «очке»? — невесело шучу я.

— Не «светись» во дворе, — конкретизирует свою просьбу Анна.

— Да кто меня здесь увидит? Кому мы сдались?

— Один мой знакомый, — медленно произносит Анна, — тоже думал, что никто его не увидит.

— И что он сделал?

— Закурил.

— Последствия?

— Он очень широко пораскинул мозгами. В радиусе полутора метров. Пуля в переносицу.

Я тяжело вздыхаю и берусь за дверную ручку. Анна напутственно улыбается.

— У тебя очень красивые зубы, — говорю я. — Палец в рот не клади.

— Вставные. — Анна продолжает улыбаться. — Это профессиональное...

Видимо, в этот момент выражение моего лица меняется, потому что Анна пожимает плечами и говорит:

— Извини, что разочаровала...

Я толкаю дверь и выхожу через узкий коридор на улицу. Солнце прячется в облаках, его почти нет, но я слепну, словно от ярчайшего тропического сияния.

Глава 10

Понятия не имею, какое официальное объяснение получила смерть Марка, но никакого особенного шума не было. И у Анны с Бобом не возникло никаких проблем с их расследованием.

— Главное — это придумать объяснение, устраивающее всех, — улыбнулся Боб. — Мы его придумали.

Боб получил в наследство от Марка обязанность контактировать с милицией и прокуратурой по делу о налете на «Европу-Инвест». Предполагалось, что правоохранительные органы должны держать Боба в курсе дела. На деле же Боб знал немного больше, чем официальное следствие. И помалкивал.

С милицией, но не со мной.

— У тебя есть знакомый в той команде, которая занимается нашим делом? — спросил он как-то, в очередной раз вернувшись в деревянный домик на южной окраине Города.

— Ты имеешь в виду — среди милиционеров? — уточнил я.

— А кто еще этим занимается? — удивился Боб. — Садоводы-любители?

— Среди милиционеров — есть.

— Его случайно зовут не Игорь Григорьев?

— Очень может быть и так, — уклончиво ответил я. То есть это мне казалось, что я уклончив и хитроумен. Только вот постоянное сидение в четырех стенах с забинтованной головой и в компании с Сидоровым сделало меня тугодумом. Я старался говорить медленно и неопределенно.

— Может быть? — недовольно хмыкнул Боб. — Слушай тогда: этот Игорь поймал меня в коридоре Управления внутренних дел и сказал буквально следующее. Слушаешь?

— Ну, — буркнул я. Что бы там ни сказал Гарик, вывод мог быть один: скоро мне придется выползти из моего укрытия. И что из этого получится... Лучше и не думать. Здесь плохо, но за порогом сумрачного дома — еще хуже. Там кипит жизнь.

И иногда это напоминает водоем, кишащий пираньями.

— Он сказал: «Если ты вдруг случайно встретишь Костю Шумова, то попроси его связаться со мной. Немедленно. Есть кое-какие новые обстоятельства», — сообщил Боб.

— И все?

— Еще он сказал: «Личную безопасность гарантирую».

— Ха, — невесело отреагировал я.

— Тебе не понравилось сообщение? — поинтересовался Боб, поглаживая бородку.

— Если уж что мне и не нравится, так это бижутерия в твоем ухе, — сказал я. — Ты мне напоминаешь окольцованного голубя. Я все жду, когда ты захлопаешь крыльями и улетишь... Дай телефон.

— Что? — не понял Боб, на всякий случай прикрывая мочку уха. — Зачем?

— А зачем вообще нужен мобильный телефон? Конечно же, чтобы колоть им орехи.

После этого Боб беспрекословно протянул мне «Моторолу». Я засунул ее под мышку, схватил со стола банку пива, откупорил ее на ходу и вышел во двор. Анна проводила меня пристальным взглядом. Я отошел подальше от дома, набрал номер, и через некоторое время услышал:

— Григорьев, — Гарик был официален. — Управление внутренних дел...

— Шумов. Сам по себе, — представился я.

— Кхм. — Гарик явно подрастерялся. — Во-первых, привет...

— А во-вторых?

— Во-вторых, перезвони мне по другому телефону.

Десять минут спустя я вернул Бобу телефон, поднял с пола свой плащ, кинул его на плечи. Потом подошел к Анне, забрал у нее один банан и сунул в карман плаща. На случай, если проголодаюсь.

— Далеко собрался? — спросил Боб.

— Со мной хотят побеседовать.

— Кто и где?

— Пара моих знакомых в Управлении. По поводу «Европы-Инвест» и по поводу некоторых других дел...

— Думаешь, стоит ехать?

— Меня попросили. Тот самый знакомый. Он сказал, что если я сам не появлюсь в ближайшее время, это ухудшит мое положение.

— А про меня он ничего не говорил? — насторожился Сидоров.

— А что про тебя говорить? — пожал я плечами. — Ты все так же во всероссийском розыске.

Сидоров побледнел.

— Я поеду с тобой, — сказал Боб. — Посмотрю, чем это кончится. Не возражаешь?

Я не возражал.

— И еще один совет. — Боб серьезно посмотрел на меня. — Есть у тебя знакомый юрист?

— В смысле — адвокат?

— Именно в этом смысле. Я думаю, что стоит об этом позаботиться. Все может случиться...