1

— Ну а теперь присядем на дорожку, — с грустным вздохом предложила тетя Ксения и опустилась на табурет. Дядя Василий из-за прогрессирующего радикулита последовал ее примеру неспешно и едва успел коснуться тощими ягодицами стула, как тетка уже вскочила на ноги и бросилась в десятый раз целовать племянницу и повторять, что именно положено в сумку на дорожку и что следует передать на словах родителям.

«Достали», — подумала слегка утомленная затянувшейся процедурой прощания Наташа. Однако вслух ничего такого не произнесла, потому что, в принципе, и тетка Ксения, и ее муж, у которых Наташа провела две недели июня, были людьми радушными, заботливыми и симпатичными. Несмотря на свой достаточно солидный, по Наташиным представлениям, возраст — супругам было за пятьдесят, — они легко нашли с племянницей общий язык, не надоедали нравоучениями, напротив, предоставили свободу в таком объеме, в каком только о ней и можно было мечтать. Наташа уходила из дома после обеда и возвращалась глубоко за полночь после дискотеки или посиделок у подруги. Каждый раз ее ждал в холодильнике ужин, и каждый раз ни тетя, ни дядя не устраивали ей допроса по поводу столь позднего появления.

«Это не дома!» — радовалась Наташа в первые дни после приезда в Степной. Городок полностью оправдывал свое название, и с балкона третьего этажа Наташа могла любоваться желто-серой бесконечной степью, обложившей со всех сторон скученные невысокие домишки. Километрах в сорока на юго-восток начинался Казахстан, но граница была чисто символической — ни тебе пограничных столбов, ни вспаханной полосы, ни тем более пограничников с собаками. Все та же степь — что в России, что в Казахстане.

Оттуда же, с юга, тянулась железная дорога, и это придавало смысл существованию Степного. Станция давала работу нескольким десяткам людей, в том числе и тете Ксене, трудившейся на посту билетного кассира. Поэтому проблема обратного билета для Наташи не стояла.

Тетка сказала, что билет трудно достать не потому, что поезда идут переполненные, а потому, что поезда все проходящие и в самом Степном билетов продавали всего с десяток. То и дело появлялись слухи, что станцию вот-вот закроют, и тетка очень переживала по этому поводу.

Закончив наконец прощание в коридоре, тетка проводила Наташу на вокзал, благо идти было всего ничего — метров двести. Расстояния в Степном были крошечные, поэтому Наташа удивлялась, зачем горожанам машины, когда весь Степной можно пройти за пять-десять минут, а в соседний город проще и быстрее добраться на поезде.

На платформе тетка всплакнула и, размазывая слезы по щекам, приглашала приезжать на следующее лето и вообще не забывать стариков.

— Какие же вы старики, тетя Ксеня? — не без лукавства спросила Наташа, успокаивая тетку. Конечно же, на самом деле они казались ей стариками, и потому Наташе особенно неуютно было стоять у вагона рядом с плачущей теткой. Две прошедшие недели были такими клевыми: каждое новое лицо в Степном немедленно привлекало внимание, а шестнадцатилетняя девушка — отнюдь не дурнушка — тем более. Наташа наслушалась за это время и двусмысленных, и совершенно однозначных предложений, нацеловалась в укромных уголках и даже выслушала три признания в любви.

Она уезжала из Степного с ощущением собственной притягательности для мужчин, самоуверенная, юная, предвкушающая счастье во всех его проявлениях. Тетка Ксения с ее слезами была тут немного не к месту.

Поэтому, когда проводница завопила, что до отправления остается пять минут и посадка заканчивается, Наташа с облегчением выскользнула из родственных объятий и юркнула в вагон. За немытым оконным стеклом тетка сразу же показалась далекой, остающейся в прошлом.

Вагон дернулся, поползло куда-то в сторону здание вокзала, и Наташа замахала тетке рукой. Та рванулась было вслед поезду, но быстро отстала.

— Фух, — сказала Наташа и потащила тяжеленную сумку, набитую в основном теткиными печеностями и соленьями, на свое место, в середине плацкартного вагона.

Как и говорила тетка Ксения, поезда ходили совсем не переполненные. В Наташином купе сидели только двое: молодой мужчина в темно-синей майке, дремавший у столика, и увлеченно читавшая «СПИД-инфо» дама лет сорока с химической завивкой не первой свежести на голове.

Наташа не без труда закинула сумку наверх и села рядом с молодым человеком, который во сне дышал глубоко и размеренно.

От нечего делать Наташа стала разглядывать своего спящего соседа. Он был похож на спортсмена — остриженный почти наголо, мускулистый. Обнаженные руки были перечеркнуты, словно красными черточками, двумя длинными царапинами.

Наташе было лень думать о возможном происхождении этих царапин. Она уставилась на обложку «СПИД-инфо», где большими красными буквами спрашивалось «Сколько женщин было у Валерия Меладзе?», и смотрела на нее еще минут пятнадцать, пока дама не оторвалась от чтения и не спросила подозрительно:

— Что вы на меня так смотрите?

— Тоже хочу знать, сколько было женщин у Валерия Меладзе, — ответила Наташа.

Соседка по купе насупилась: она не терпела, когда ей мешали заниматься чем-то приятным, а в данном случае — чтением «СПИД-инфо». Она задумалась, стоит ли дать соплячке гневную отповедь на тему «не приставай к незнакомым людям» или просто проигнорировать наличие этой пигалицы напротив. Победила первая точка зрения, и накрашенные полные губы уже раскрылись для произнесения необходимых слов, но тут динамик поездного радио кашлянул, взвизгнул, затрещал, а затем вдруг разразился маршем «Прощание славянки», причем звучало это словно сквозь подушку или как если бы трансляцию пытались заглушить специальными приборами неизвестные враги.

Дама в завивке застыла с открытым ртом, а парень в майке вздрогнул и открыл глаза. Повел он себя как-то странно: обвел быстрым пристальным взглядом купе, встал, вышел в проход, глянул в обе стороны и вернулся на свое место. Теперь он привалился спиной к стенке, скрестил руки на груди и повернул голову к окну.

Наташе такие причуды соседа не понравились, тем более что она заметила — парень в майке только изображал, будто любуется красотами степной природы за окном, а на самом деле то и дело настороженно косился в сторону прохода.

«Нервный какой-то», — опасливо рассудила Наташа. Подумав, что такие мускулы в сочетании с такими нервами могут быть опасны для окружающих, она постепенно отодвинулась от соседа на край полки, а затем как бы невзначай переместилась на боковую нижнюю полку, благо там оба места были свободны.

Тут она почувствовала себя спокойнее.

2

В Степном было мало машин, и в основном это были старые модели советских времен — «Жигули», «Запорожцы», «Москвичи». Единственная в городе «девятка» принадлежала директору местного магазина. Начальник станции довольствовался «Волгой». На этом фоне появление в Степном иномарки, а именно джипа, не должно было остаться незамеченным, даже если водитель постарался его спрятать, оставив в укромном месте. В Степном было не так много укромных мест, и заинтересованные люди могли обыскать их за считаные минуты.

Таким образом, было совершенно естественным, что те, кто искал, нашли то, что искали.

Потрепанный временем и степными ветрами джип стоял во дворе покосившегося одноэтажного домика на окраине Степного. Забор был невысоким — стоило уцепиться за его верх и чуть подтянуться, чтобы увидеть машину. Это и было сделано.

Потом последовал удар ногой в калитку. Та с жалобным скрипом распахнулась, пропуская во двор неказистого домика четверых молодых мужчин. Собака, до этого лежавшая в будке, тявкнула было на непрошеных гостей, но тот, что шел первым, скорчил в ответ зверскую рожу и так рявкнул на бедное животное, что оно тут же скрылось в своем убежище, не оправдав прибитую к калитке табличку «Осторожно, злая собака».

Тот из четверых, что шел последним, закрыл за собой калитку. Гости осмотрели джип и снаружи, и внутри, а затем подошли к открытому настежь окну дома. Из окна с любопытством поглядывал на происходящее в его дворе старик с темным от загара лицом и белой окладистой бородой. Опершись локтями на подоконник, он спокойно отнесся к тому, что четверо вплотную приблизились к нему.

Видя, что гости настроены серьезно, старик закрыл потрепанную книжку в мягкой обложке, которую читал до их появления. Предварительно он заложил недочитанную страницу бумажкой от шоколадного батончика.

— Слушаю вас внимательно, — сказал старик. В оконном проеме он выглядел будто какой-то чиновник, а четверо смотрелись пришедшими к нему на прием просителями, нерешительно мнущимися у окошка.

Заговорил самый маленький из четверых — ему приходилось задирать вверх подбородок, чтобы смотреть старику в глаза. Невысокий, кругленький, смуглый, с маленькими раскосыми глазками, он выплюнул изо рта жвачку, яростно почесал за ушами, кинул еще один взгляд в сторону джипа и спросил:

— Это чья тачка, старый? Твоя, что ли?

— А положим, что и моя, — невозмутимо ответил старик, хотя не было ничего в этом дворе более несовместимого, чем седовласый старец в окошке с белыми занавесочками и кактусами в горшках и джип — грязный, слегка побитый, но тем не менее стоящий не одну тысячу долларов.

Маленький захихикал, потирая круглые гладкие щеки, по которым словно никогда не проходилась бритва. Из-за этого он иногда казался странным, не по годам полным ребенком.

— Шоколадки любишь? — сквозь смех спросил маленький, кивнув на закладку в стариковской книжке. — Зубки не заболят?

— А мне без толку уже беречься, — заметил старик. — Что с зубами меня похоронят, что без зубов — разница невеликая...

— Может быть... А вот с ушами тебя похоронят или без, тут уже есть разница, да?

— Может, и есть. Да тоже не больно серьезная.

— Да ну? Ты просто какой-то пофигист, дед, — даже с каким-то восхищением произнес маленький. — А тебе все равно — сдохнуть в положенный срок или прямо сейчас? — Он мотнул круглой стриженой головой в сторону стоящего рядом длинного узколицего парня, нижняя челюсть которого постоянно была чуть отвисшей, будто парень был не в себе. По жесту маленького узколицый казах жестом циркача извлек откуда-то складной нож, выщелкнул лезвие и одним лишь движением кисти отправил нож в полет.

Старик высунулся из окна и посмотрел, как дрожит рукоять воткнувшегося в стену ножа.

— А могла бы эта самая штука торчать у тебя в башке, дед, — пояснил маленький. — Ты уж лучше не выёживайся, а по-быстрому колись: откуда тачка, кто тебе ее притаранил...

— Иначе в башку, говоришь? — Старик дотронулся желтым ногтем до середины изборожденного морщинами лба.

— Запросто, дедуля. — Маленький ехидно усмехнулся и скрестил полные ручонки на груди. Трое остальных стояли за его спиной, мрачно глядя на старика.

— Ну ладно, ладно, что ж делать, — вздохнул дед, видя, что гости настроены серьезно. — Ну, допустим, не моя машина... И что теперь?

— Это мы и так знаем, — засмеялся маленький. — Мы даже знаем, что она появилась в твоем дворе сегодня утром.

— А раз вы такие умные, так чего же допытываетесь у старика? Да еще ножички свои швыряете куда ни попало?

— Кто тебе поставил во двор эту тачку?

— Парень какой-то.

— Какой парень?

— Почем же мне знать? Постучался парень. Говорит: «Можно мне машину у тебя во дворе поставить, дедушка?»

— А ты и рад до смерти?

— Не до смерти. Но рад. Потому как пенсию задерживают, и лишние копейки никогда не помешают.

— То есть он тебе заплатил?

— Ясное дело.

— И что сказал?

— Сказал, присмотри, дед, за моей машиной.

— И долго ты должен за ней смотреть?

— Этого он не сказал. Добавил только, что если он не появится, то могу машину себе забрать. Может, пошутил, а может...

— Как он выглядел? На морду как он смотрелся? Усатый, бородатый, лысый?

— Не, не лысый. Стриженый. Молодой такой парень. Одно могу сказать — не местный.

— А вещи у него с собой были?

— Вещи? — Старик задумался, и в эти мгновения все четверо неотрывно смотрели на него, ожидая слов, которые готовился произнести бородатый хозяин дома, и напряжение в четырех парах глаз было таким, словно от слов старика зависели судьбы всего человечества.

— Сумка была. Синяя такая, — наконец изрек старик. — Вот с ней он и подался...

— Куда подался?

— А я откуда знаю? Вышел со двора, да и подался...

— Ладно. — Маленький повернулся к остальным и быстро затараторил по-казахски. Все более заинтересовывавшийся визитерами старик лег животом на подоконник, прислушиваясь к разговору. До его ослабленного годами слуха донеслось что-то вроде: «Сумканы... вокзал кай жерде... канша...»[1]

— Ладно, — снова сказал маленький, уже не глядя на старика, и торопливо зашагал к калитке. Остальные потянулись за ним, только узколицый подошел к окну. Старик стал быстро сползать по подоконнику назад в комнату, ожидая от типа с отвисшей челюстью самого худшего, но тот всего лишь выдернул из стены свой нож, убрал его в карман и поспешил к калитке, бросив старику через плечо:

— Рахмет, аке[2].

— Всегда пожалуйста, — сказал старик и, спохватившись, крикнул вслед уходящим: — А машину-то берете? Эй, орлы?

— Оставь себе, — ответил на ходу маленький.

— Ну, спасибо, — удивленно произнес старик.

Покрутив головой, он вышел во двор, закрыл за гостями калитку, поставил чайник на огонь и вернулся к прерванному занятию: раскрыл книжку и продолжил чтение вслух — так легче воспринималось написанное.

— ...вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять меч с земли, и чтобы убивали, дан ему большой меч...

Мало кто приезжал в Степной, но пару лет назад занесло в городок проповедников-баптистов, что подарили деду Библию. С тех пор он почти каждый день читал ее, не всегда понимая смысл, но ощущая одно — произнесение вслух священных текстов наполнило его жизнь каким-то непоколебимым покоем, так что свирепые казахи могли сколько угодно метать ножи в стену. Нарушить спокойное течение жизни этого дома им было не под силу.

Но это и не входило в планы четверых мужчин, только что покинувших двор престарелого читателя Библии. У них самих был утрачен покой, и, видимо, на долгий срок.

Едва не бегом они ринулись к своей машине — а это был совершенно диковинный для Степного новый джип «Крайслер», темно-красный, сверкающий на солнце, будто только что из автосалона, будто не пришлось джипу за последние сутки хорошенько побегать по степи.

Заревел двигатель, громче и мощнее ста восьмидесяти лошадей, и джип рванул с места, оставив после себя облако пыли.

Старик услышал этот звук и покачал головой:

— Ну и дела...

Не часто с ним в течение одного дня случалось такое количество событий. Пожалуй, что и не было никогда такого.

Однако это было еще не все.

3

Вопреки первому впечатлению дама с «химией» на голове оказалась вовсе не злой стервой. Это выяснилось, когда стали разносить чай.

— Подсаживайся ко мне, — предложила женщина, доставая сумку солидных размеров, пахнущую съестным.

— Что вы, спасибо, — немного удивленно сказала Наташа.

— Не стесняйся, у меня тут слишком много всего, — настаивала женщина. На столе один за другим появлялись целлофановые пакеты, в которых угадывались курица, вареные яйца, помидоры, булка, полпалки копченой колбасы и еще какие-то баночки. Наташа подумала, что это действительно «слишком много», но разделять трапезу не торопилась, поскольку помнила о своей собственной набитой доверху сумке.

— Тебе как раз надо поправляться, — продолжала уговоры женщина. — Это я на диете, а тебе можно...

Но тут же она, похоже, напрочь забыла о диете и принялась поглощать свои припасы, любезно разрешив Наташе полистать «СПИД-инфо». По радио хрипела «Виа Гра» — кассету крутили уже по второму разу, и плохое качество записи нисколько не огорчало даму с «химией», которая негромко мурлыкала в такт музыке, успевая при этом еще и обсасывать куриные косточки.

Наташе при такой жаре была противна сама мысль о еде, и она неторопливо листала страницы газеты на своей боковой полке. Наверное, парень в майке тоже не был голоден. Он отказался от чая и проигнорировал предложение соседки угоститься колбасой и яйцами. Парень в синей майке посмотрел на Наташу, решил, что та окончательно перебралась на новое место, переложил свой матрас с верхней полки на нижнюю, застелил его простыней и улегся сверху, не раздевшись.

Наташа бросила на соседа взгляд поверх страниц и убедилась, что парень только прикидывается спящим: его веки чуть дрожали. Он был напряжен. Он явно чего-то ждал или чего-то опасался. Оставалось только сожалеть о неудачном соседстве.

И еще одно — чтобы окончательно отдалиться от подозрительного соседа, стоило перетащить сумку с третьей полки купе на боковые места. Но чтобы сделать это, нужно было встать на нижнюю полку, то есть потревожить прикидывающегося спящим соседа. А этого Наташа делать не хотела.

Оставалось изредка поглядывать на свою поклажу, стоявшую рядом с багажом соседа — синего цвета спортивной сумкой, на боку которой грязно-белыми буквами было написано «Мальборо».

Наташа утешала себя тем, что ехать оставалось не так долго — в ее родной Новоудельск поезд прибывал в половине второго ночи. От железнодорожного вокзала пятнадцать минут на маршрутном такси — и дома. Теткины пирожки не успеют испортиться.

4

Жара и приносящиеся то и дело из степи пыльные ветра вводили жителей Степного независимо от возраста и занимаемой должности в состояние вялого равнодушного созерцания. Неподалеку от мэрии на лавочке сидел милиционер, утомленный солнцем, и лениво обмахивался форменной фуражкой, когда рядом остановился высокий загорелый мужчина.

«Не местный», — подумал милиционер, не прекращая двигать рукой.

— Сержант, — произнес мужчина голосом жестким, как гусеницы танка. Милиционер инстинктивно едва не подпрыгнул с лавки, чтобы вытянуться по стойке «смирно», но вовремя спохватился — чужак был одет в штатское.

— Сержант, не спите, — сказал мужчина, и милиционер понял, что время его послеобеденного отдыха закончилось.

— А в чем дело? — самоуверенным тоном начал милиционер, но чужак прервал его, и стальная интонация сбила с сержанта благодушие в один миг.

— Дело в том, что нельзя блюстителю порядка спать в центре города. Это во-первых. А во-вторых, блюститель порядка уже должен знать, что случилось в этом городе.

— А что случилось? — озабоченно спросил милиционер, поднимаясь с лавки. Он надел фуражку и обнаружил, что ее козырек смотрит чужаку чуть ниже кадыка.

— А ты не знаешь, сержант? Это плохо, — жестко сказал чужак, скрестив руки на груди и глядя на милиционера сверху вниз.

— Э-э-э... А кто ты такой, чтобы говорить мне, что хорошо, а что плохо? — нашелся наконец разморенный жарой и медленно соображающий милиционер.

— Я именно тот человек, который будет тебе говорить, что хорошо и что плохо, — отчеканил чужак. — А чтобы у тебя не было сомнений в этом, отправляйся-ка вон туда, — он ткнул пальцем в сторону мэрии, где также располагалось и городское управление внутренних дел. — Приведи мне своего начальника. Я буду с ним беседовать.

Почему-то у сержанта не возникло сомнений насчет того, имеет ли чужак право так помыкать им, а также пожелает ли начальник городской милиции покинуть кабинет с кондиционером и выйти на улицу, чтобы пообщаться с незнакомцем.

— Вперед, сержант, — сказал чужак, и сержант подумал, что таким голосом, вероятно, отдают приказ «На штурм!», «В атаку!» или что-то в этом роде. И он бросился к дверям мэрии.

Пять минут спустя он выскочил обратно, но уже вместе с начальником. Тот волновался, но пытался это скрыть. Подойдя почти строевым шагом к чужаку, начальник спросил:

— Это вы?

— А то кто же, — усмехнулся чужак. — Ну, докладывай, что у вас тут случилось?

— У нас? — Начальник с подозрением покосился на сержанта («Неужели этот придурок успел что-то ляпнуть?» Хотя что он мог ляпнуть, если самым распространенным преступлением в Степном были пьяные драки между супругами? Насколько понимал начальник, чужака интересовало несколько другое). — У нас вообще-то все тихо и мирно, — осторожно начал начальник. — Кривая преступности за первое полугодие пошла вниз, а по сравнению с прошлым годом...

— Ты меня с кем-то спутал, — сказал приезжий своим вызывающим дрожь голосом. — Мне твои бумажки и показатели на хрен не нужны.

— А что же тогда мы можем...

— Так ты не в курсе, капитан?

— Нет, мне просто сообщили, что надо оказывать всемерное содействие, а что конкретно делать — я без понятия.

— Ладно, — махнул рукой чужак. — Оказывай свое содействие.

— Так что вы хотели...

— Я хочу знать, что сегодня случилось в вашем городе.

— Случилось? А разве что-то случилось? — Капитан снова подозрительно покосился на милиционера. — Шамшиев, разве что-то случилось? Какое-то ЧП? Почему я не в курсе?

— Да я ничего, — пожал плечами Шамшиев. — Ни о чем таком не слышат...

— Что-то должно было случиться, — уверенно сказал чужак. — Если вы это не заметили, то это заметили другие люди. Остается найти этих людей.

— Каких людей? — непонимающе посмотрел на чужака снизу вверх капитан.

— Людей с широко открытыми глазами. Которые замечают все странное. Все новое. У вас маленький городишко. Кругом степь. Поезда ходят редко. Все друг друга знают. Если появляется новый человек, его сразу же замечают. Тем более если этот человек отличается от других.

— Чем же он может отличаться?

— Он спешит. Очень спешит.

— И все?

— Нет, не все. У вас в городе очень мало машин, насколько я успел заметить.

— Точно, — кивнул капитан, — десятка два на ходу. Я их все знаю, — гордо заявил он.

— Я тоже их знаю, — подал голос Шамшиев, всем своим видом показывая, что в этом знании нет ничего особенного. — У нас все знают, у кого какая машина...

— Вот об этом и речь, — кивнул чужак. — И если бы вдруг здесь появилась новая машина, ее бы заметили мгновенно. Так?

— Конечно, — согласился капитан. — Шамшиев, ты видел сегодня какие-нибудь подозрительные машины?

— Нет, — замотал головой милиционер.

— Это неудивительно, — сказал чужак, и Шамшиев потупил взор. — Значит, надо найти людей, которые видели.

— А какая марка машины? — Капитан достал блокнот и ручку, приготовившись записывать.

— Это джип, — сказал приезжий. — Или два джипа.

— А откуда у нас тут взялись? — удивленно спросил Шамшиев. — Вдруг! Сразу! Два джипа!

— Из степи, — пояснил приезжий. — Оттуда. — Он махнул рукой на юг.

— Если они ехали через степь, то им первым делом понадобился бы бензин, — рассудил Шамшиев.

— И то верно! — подхватил капитан, радуясь, что наконец-то смог оказать приезжему «всемерное содействие».

— А бензоколонка у нас всего одна, — продолжил Шамшиев. — Больше им заправиться негде было...

— Отлично, — сказал приезжий и поднял с асфальта свой рюкзак военного образца. — Поехали на бензоколонку.

— Проще пешком дойти, — сообщил Шамшиев и торопливо зашагал впереди, показывая путь.

— Что хорошо в маленьких городках, — уже на ходу сказал приезжий, — так это то, что все как на ладони. Еще бы построить башню, типа пожарной каланчи, как раньше делали, да посадить на верхушку этой башни милиционера, например, Шамшиева. Увидел где непорядок — засвистел в свисток, погрозил дубинкой — вот и все дела.

— Нет, меня не надо на башню, — чуть поморщившись, отказался Шамшиев. — Я высоты боюсь. Я уж лучше так, по старинке, понизу, по земле...

5

Закончив с ужином, дама завалилась спать. Парень в майке продолжал прикидываться дремлющим, и лишь Наташа сидела за столиком, листая «СПИД-инфо» уже по второму разу, потому что других занятий не было, а ложиться спать не имело смысла — скоро Новоудельск. Стоянка там была короткой — шесть минут, поэтому полагаться на то, что проводница разбудит в нужное время, было рискованным.

«Дома отосплюсь, — подумала Наташа, перелистывая разноцветные страницы. — На то и каникулы, чтобы отсыпаться». Тем более что это лето было последним беззаботным летом в ее жизни. На следующий год она заканчивала школу, а следовательно, впереди вставал призрак неизбежной нервотрепки с экзаменами — сначала выпускные в школе, а потом вступительные.