7

Иногда полезно посмотреть на знакомые веши под новым углом — например, лечь на пол и уже оттуда улыбаться хозяину охранной конторы «Статус» Максу и его громилам. Они убрали отлетавшие свое табуретки. Но воспоминания о них надолго сохранятся в моей неблагодарной памяти.

— Я же обещал — еще увидимся. — напомнил Макс, зловеще нависая надо мной. — Вот и встретились. Теперь можно поговорить начистоту, без ментов...

— Внимательно вас слушаю, — пробормотал я, и каждое сказанное мною слово вызывало в голове звучный колокольный звон: бом, бом, бом... Пришлось делать паузу после фразы, чтобы расслышать слова Макса.

— Ну, ты встань, а то несолидно, — предложил Макс. Тут в коридоре появился один из его парней и, довольно ухмыляясь, сообщил, что «бабу заперли в дальней комнате». Судя по ухмылке, борьба с Тамарой доставила ему несколько приятных мгновений. Бедный парень. Он еще не знал, с кем связался.

Меня совместными усилиями этой троицы поставили на ноги и прислонили к стене. Звон в голове стал понемногу проходить, и я сразу начал просчитывать расклад: Макс передо мной, один громила справа, один слева. Судя по всему, больше они меня глушить табуретками не будут, они меня будут допрашивать. То есть выбивать признание во вчерашнем расстреле. А поскольку добровольно я этого не сделаю, они будут одновременно задавать вопросы и делать из меня отбивную. Два удовольствия сразу.

— Это ты вчера наших ребят положил? — спросил Макс. От него я такой глупости все же не ожидал. Сказали же человеку вчера — нет, не я. А он опять со своей идиотской идеей, как дурень с писаной торбой. У меня даже бровь задергалась, так я распереживался. Про себя-то я давно знаю, что не семи пядей во лбу, но тут — шеф охранной фирмы. Должен быть по идее головастым типом. А на деле...

— Нет, — сказал я, закатывая глаза и изображая полный упадок сил. — Это не я...

— А если подумать? — Макс взялся за табуретку.

— Это она.

— Кто?!

— Тамара... — я жестом умирающего от дистрофии лебедя протянул руку в направлении той комнаты, где закрыли Тамару.

— Ой-ой, — с чувством сказал помощник Макса и перестал ухмыляться. — А ведь я ее даже не обыскал как следует...

Если он так пошутил, то коллеги его шутку не одобрили. Они дружно посмотрели на дверь, за которой готовилась к очередному массовому убийству крутая бабо-киллер Тамара Джорджадзе-Локтева. Ее звали Тамара. Она любила йогурт и не брала пленных.

У меня тоже не было настроения брать пленных, особенно после знакомства с летающими табуретками. Я же вышибала. Поставьте передо мной троих уродов и дайте мне секунд двадцать — я их уделаю без проблем. При условии, что они не будут сопротивляться. Если будут — тогда это совсем другая песня.

И я шарахнул сначала по одному стриженому затылку, а потом по другому. Они разлетелись в стороны как бильярдные шары, и посередине остался торчать лишь удивленный кий с лицом Макса. До его челюсти мне было не достать, и я применил старый трюк ДК: если гора не идет к Магомету, гору опускают. Я врезал Максу ногой по коленной чашечке, Макс огорченно согнулся и тут же получил удар в пах. Тут он совсем расстроился и сложился пополам. Наконец-то его лицо оказалось в поле досягаемости моих кулаков. Но тут прикатились обратно бильярдные шары и принялись обрабатывать мои ребра и почки. Им следовало знать одну важную деталь — поскольку я довольно долго трудился вышибалой, то у меня выработался вышибальский рефлекс. Я могу драться на автопилоте. То есть меня уже вырубили, но я еще секунд десять-двадцать машу по инерции руками и ногами.

Так вышло и тут. Макс все-таки получил от меня хук справа. Он не упал, он стоял, согнувшись, как печальный шлагбаум, глядя, как меня лупят его ребята. Ребятам тоже перепало, а затем я наконец вырубился. Но Максу от этого лучше не стало, потому что падал я вперед. И врезался башкой прямо Максу между ног.

— Ах! — тихо сказал Макс и нервно стиснул мои уши. К сожалению, я не видел в этот момент выражение его лица. Но могу себе представить.

Впрочем, тогда мне было не до мыслей о выражении лица Макса. Впору было позаботиться о своем собственном. Потому что Макс неуклюже отошел от стены, широко расставив ноги, взял меня за уши и треснул мордой о стену. Кажется, при этом он печально проговорил:

— Пора мне с этими делами завязывать... На пенсию пора.

Как бы в подтверждение его слов раздался звонок в дверь, и Макс вздрогнул.

— Кого это там принесло? — спросил он своих помощников, но, прежде чем те подскочили к глазку домофона, приглушенный голос Тамары сообщил не без злорадства:

— Я тут по мобильному вызвала кое-кого! Так что готовьтесь, мальчики...

— Вот сука, — ответил ей Макс, все еще морщась по поводу ушибленных гениталий.

Тем временем настырный «кое-кто» безостановочно жал на кнопку звонка.

8

В голосах Максовых помощников появились панические нотки.

— Так что, открывать?!

— А ты попробуй не открой! — ехидно выкрикнула из своей комнаты Тамара. — Посмотрим, что тогда с вами будет...

— Тащите ее сюда, — сквозь зубы велел Макс и нетвердой походкой направился к входной двери. Он посмотрел в глазок, потом посмотрел на меня, вздохнул и многозначительно произнес: — Да-а-а...

В коридоре появилась сияющая как начищенный чайник и растрепанная как бойцовый петух Тамара. Ее подтащили к двери, но по пути она успела подмигнуть мне. Мое лицо было в крови, и подмигивать в ответ я не стал. Я сидел на полу и не шевелился, ожидая, какой сюрприз притаился за дверью.

Щелкнул замок, Тамару на правах хозяйки квартиры вытолкнули вперед, а Макс постарался за ней спрятаться. У него не получилось.

— А это вы чего тут делаете? — удивленно спросил

Лисицын, остановившись на пороге. Я заметил, что у Тамары в это время не менее удивленно отвисает нижняя челюсть.

— О, Саша, и ты тут, — Лисицын посмотрел на мою окровавленную физиономию и покачал головой. — Надо же... А я вот решил заехать. А вы тут... Н-да.

— Я тоже решил заехать, — раскрыл наконец рот Макс.

— Наехать, — поправила его Тамара. — Видите, товарищ подполковник, что они тут устроили...

— Вижу, — сказал Лисицын, не решаясь войти в квартиру. Вероятно, мое лицо предупреждало его о том, что такие действия небезопасны.

— Мы просто хотели поговорить, — сказал Макс. — А этот... — он кивнул в мою сторону. — Он полез в драку. Но мы не в обиде...

— Насколько я помню, — насупил брови Лисицын, — частным охранным структурам запрещается проводить самостоятельную оперативно-розыскную деятельность.

— А мы что? А мы ничего, — развел руками Макс. — У нас просто двоих ребят вчера положили. Я нервничаю. Все нервничают...

В следующую секунду он занервничал еще больше, потому что двери лифта раскрылись, и оттуда выскочил обеспокоенный мужчина с рукой в кармане. Теперь мне стало понятно, кого вызывала по мобильному Тамара.

Шота поднял глаза, оглядел распахнутую дверь, подполковника милиции в дверном проеме и Тамару рядом с ним.

— Ох, — виновато сказал он. — Ошибся этажом. Извините меня, пожалуйста.

— Все в порядке, Шотик, — жизнерадостно выкрикнула из квартиры Тамара. — Все нормально!

— Извините еще раз, — пробормотал Шота, пятясь назад к лифту. Он вежливо кивнул мне, как будто не заметил моего неважного состояния, как будто так и должно было быть.

Тут загрохотали шаги на лестнице, и через несколько секунд показались двое молодых запыхавшихся кавказцев.

— Не тот этаж, — быстро сказал им Шота и затащил в лифт. — Бывает.

— Мы тоже, пожалуй, пойдем, — миролюбиво предложил Макс, когда делегация грузинского землячества отбыла вниз. — Я узнал все, что хотел, разговаривать больше не о чем.

— Шагай, — одобрил его решение Лисицын. — А то слишком много вас тут набежало, не продохнешь.

— Уже ухожу, — сказал Макс, подгоняя своих помощников к выходу. — Кстати, Лев Николаевич, — обратился он в дверях к Лисицыну, — вы эту парочку можете не пасти. Я ими больше не интересуюсь.

— А я их и не пасу, — сказал Лисицын недоуменно. — С чего ты взял, что я их пасу?

— Ладно-ладно, — махнул рукой Макс. — Все понятно, секретность бл юдете...

— Странный он какой-то, — поделился своим ощущением Лисицын, когда шеф «Статуса» ушел. — Теперь можно закрыть дверь? — Тамара кивнула. — А поговорить? — Тамара повторила свой жест. — А поднять вот этого несчастного?

— Сам встану, — буркнул я. — Не маленький.

9

Я смывал в ванной комнате кровь с разбитого лица и слышал, как в коридоре Лисицын ведет светскую беседу:

— На улице жарко. А у вас тут хорошо, прохладно.

Тамара не откликалась. То ли еще не отошла от налета «статусов», то ли занималась какими-то своими делами. Я, осторожно касаясь лица полотенцем, вытерся и вышел из ванной.

— На улице жарко, — сказал мне Лисицын и расстегнул еще одну пуговицу на форменной рубашке. — А тут прохладно, хорошо. Только вот с обоями неаккуратно получилось.

Я посмотрел на стену — красные мазки в целом образовывали неправильный круг. Неправильный круг в целом соответствовал моей морде.

— Погорячились, — сказал я.

— Бывает, — благодушно отозвался Лисицын, — главное, что никого не убили. А то уже перебор получается: почти каждый день кого-нибудь да кокошат. Жестокий народ пошел. А я не удивляюсь. Какая жизнь, такой и народ. Жизнь хуже, и народ хуже. Вот у тебя, Саня, батя прокурором был, уважаемым человеком. А ты мордобоем занимаешься в чужих квартирах.

— Они первые начали... — стал я оправдываться, но подполковник махнул рукой:

— Это я так, для примера.

Из дверей кухни, что располагалась на другом конце квартиры, высунулась голова Тамары и не слишком любезно предложила:

— Ну, пошли есть. Раз уж вы тут.

За столом подполковник продолжал отпускать любезности в адрес хозяйки дома:

— Хорошая кухня. Я видел такую. В прошлом году одного предпринимателя зарезали. Вот у него точно такая кухня была. На кухне его и зарезали... О, надо же, тут и стиральная машина встроена! Значит, можно было легко одежду отстирать.

— Какую одежду? — не поняла Тамара.

— Да я все про того предпринимателя. Убийцу нашли по окровавленной одежде. А ведь мог бы спокойно постираться и только потом идти домой. Бестолочь, одно слово.

После таких рассказов аппетит почему-то оставил Тамару. А я — ничего. Картошка правда была какая-то безвкусная, пустая. А рыбу Тамара недожарила, и внутри брикеты остались полусырыми.

— Нормально, — сказал Лисицын, отодвигая тарелку. — Червячка заморил. Удачно я, получается, зашел...

Тамара проворчала что-то насчет благотворительных обедов для сотрудников милиции, но подполковник имел в виду другое:

— А если бы я не сейчас зашел, а вечерком? Часиков в пять? Я бы тут, наверное, не одно красное пятно на обоях нашел? Это ж земляки Георгия Эдуардовича примчались, да? И в кармане у того мужика не огурец был, наверное?

— Не знаю, не знаю, — уклончиво ответила Тамара. — Как бы уж они тут договорились друг с другом... может, и миром.

Лисицын посмотрел на мое лицо и скептически заметил:

— Миром? Это вряд ли. И вообще, — вздохнул он, — не нравится мне все это. Не нравится мне, как развивается эта история.

— Она плохо развивается? — удивилась Тамара. — Впрочем, вы правы, потому что ни убийцы мужа, ни его денег я так и не увидела. Значит, вам нужно сделать что-то, чтобы история развивалась хорошо.

— Обычно, — сказал Лисицын тоном умудренного жизнью старца, который рассказывает молодежи о делах давно минувших дней, — бывает иначе. Обычно убийство — это способ разрешения проблемы. Убийство совершилось — все, проблемы больше нет, тишь и благодать. А тут все наоборот — как только мужа вашего ликвидировали, сразу появляются какие-то хмыри с ножами, — Лисицын посмотрел на меня. — Какие-то стрелки на джипах... Появилась непонятная активность криминальных элементов. С чего бы это?

— Я не знаю, — быстро сказала Тамара.

— А я тем более, — сказал я.

— И я не знаю, — сознался подполковник. — Но я предполагаю: смерть Георгия Эдуардовича не решила ту проблему, из-за которой его убивали.

— Значит, должны еще кого-то убить? — с железной логикой предположила Тамара.

Лисицын с уважением посмотрел на нее.

— Правильно, — сказал он. — Должны еще кое-кого убить. События последних дней указывают на такую тенденцию.

— И кого должны убить? — заинтересовалась Тамара. — Чтобы все наконец устаканилось?

— Вас, — спокойно ответил Лисицын и положил себе в чай еще одну ложку сахара.

— Ага, — сказала Тамара, меняясь в лице. — Меня! А вы уверены? Может быть, как-нибудь без меня это рассосется...

— Вас — значит вас обоих, — пояснил подполковник. Тамара с каким-то облегчением взглянула на меня, а я пожал плечами. Тенденцию я понял еще во вторник, когда меня резали ножом под зонтиком предприятия общественного питания.

— А что мы такого сделали? — продолжала интересоваться Тамара.

— Откуда я знаю? Но раз уж вас так настойчиво стараются убрать — наверняка что-то сделали.

— Настойчиво? Это как? Вчера же стреляли по этим, из «Статуса»...

— Нет, ребята, — с сожалением проговорил Лисицын. — Я вот как раз про это и пришел вам рассказать. Тут вчера вечером один ваш сосед в милицию позвонил и сообщил, что заснял всю эту катавасию на видеокамеру. Поинтересовался, не нужна ли нам кассета. То есть он уже успел сделать копию и эту копию запродал на местное телевидение. А уже потом подкинул это кино нам. Я посмотрел...

— Ну и что? — нетерпеливо встряла Тамара.

— Ну и то. Там очень хорошо все видно, парень с пятого этажа снимал. Видно, что весь этот наезд был по вашу душу, а ребята из «Статуса» им просто под колеса попались. Случайно. Они же одного сбили, а другого могли запросто тут же завалить из автомата. Но они сначала дали задний ход! Они вернулись назад, чтобы оказаться на линии стрельбы с вами. Это очень ясно видно на кассете. К тому же второго парня из «Статуса» они завалили буквально первым же выстрелом, но на этом не успокоились и палили еще секунд сорок. Спрашивается, в кого?

— В случайных свидетелей? — с надеждой предположила Тамара.

— Я вот вспоминаю про удар ножом Сане в руку, — сказал Лисицын, — и как-то не верится мне в случайности. Саню повели от его дома до банка, а потом попытались зарезать. А вчера вас подстерегли тоже возле дома, только возле вашего, Тамара Олеговна. Очень конкретные действия. Они знают, кто вы и где живете. Они хотят убрать именно вас. Никаких случайностей.

— Но за что?!

— Подумайте, — предложил Лисицын, — повспоминайте. Может, и вспомните, что вы такого наделали. Где-то есть причина. Ее не может не быть. Я вот еще думаю о словах Макса...

— А что он сказал?

— Он сказал, чтобы я перестал вас пасти. То есть следить за вами. Но я не отдавал такого приказа.

— И что это значит?

— Это значит, — блеснул я интеллектом, — что Макс видел где-то рядом с нами каких-то людей, которых он принял за ме... сотрудников милиции. Но это не были сотрудники милиции. Значит, это были какие-то левые люди. Какие-то хмыри. Которые за нами следят.

— А где он их видел? — Тамара занервничала.

— Не знаю, — пожал плечами Лисицын. — Надо было у него спросить, а я вот не сообразил... Короче говоря, я бы на вашем месте по городу не бегал, а сидел бы тихо дома и размышлял над своим поведением. Искал бы причину.

— А вы что будете делать? — Тамара от испуга перешла в нападение. — Милиция-то на что?

— Ну, — Лисицын взял салфетку и неторопливо вытер губы, — мы со своей стороны приложим все возможные усилия... Возможные. То есть такие, которые можем приложить. Позвоню Максу и узнаю, где он видел подозрительных людей. Портрет хмыря, кстати, до сих пор не составлен, — подполковник укоризненно посмотрел на меня. — Это же в ваших интересах, Саша...

— Я его нарисую, — пообещал я. — Цветными карандашами. У меня в школе пятерка по рисованию была.

— Ну вот, — почему-то расстроился Лисицын. — Пятерка по рисованию. Талантливый человек, а занимаешься черт знает чем...

— Он меня охраняет, — спохватилась Тамара. — Это вы называете черт знает что?!

— В каком-то смысле, — ответил Лисицын и торопливо выбрался из-за стола.

10

Лисицын ушел, а мы остались. Сидели за кухонным столом и молча смотрели друг на друга.

— Н-да, — сказала наконец Тамара. — Вот видишь, я была права.

— В каком смысле? — насторожился я.

— В том самом. Когда говорила, что ты должен разобраться со смертью Джорджика. Ты просто обязан теперь это сделать. Потому что если ты с ней не разберешься, то разберутся с тобой. Ты же слышал, что сказал Лисицын.

— А что он сказал? Он сказал, что есть какая-то причина, из-за которой убийцы Джорджика не могут успокоиться на достигнутом. Лично я за собой не помню ничего такого, я и знал-то Джорджика всего пару дней. А ты — совсем другое дело, ты его жена, и я уверен, что если кто-то там не может успокоиться, то это из-за тебя. Причина в тебе.

— Ну знаешь, — хмуро посмотрела на меня Тамара. — Хватит валить с больной головы на здоровую. Если ты не помнишь причины, это еще не значит, что ее нет вообще.

— Ладно, а как насчет тебя? Ты знаешь причину, из-за которой за тобой могут охотиться всякие маньяки с автоматами?

— Не знаю, — сказала Тамара, нервно моргнув.

— Врешь, — сказал я.

— Делать мне больше нечего, — фыркнула Тамара. — Я хочу вернуть деньги Джорджика, и я хочу, чтобы за мной никто не гонялся. Если бы я знала, как это сделать, я бы тут же все выложила Лисицыну. Но я не знаю. Поэтому я и говорю тебе, Шура...

— Я не Шура.

— ...ты уже из этого дела не выпутаешься. Ты должен все выяснить. Ты должен пройти весь путь до конца. Как самурай.

— Опять двадцать пять...

Тамара сжала пальцы в кулаки и настойчиво пристукнула по столу. Я устало посмотрел на нее. Да, вот так оно обычно и случается. Вроде бы только вчера ты эту женщину и знать не знал, а вот сегодня она в тебя вцепилась намертво и твердит тебе, что ты должен делать, а чего делать не должен. Эта хочет, чтобы я был самураем. Слава богу, что у нее не возникли фантазии поизвращеннее. Могла бы потребовать, чтобы я стал рыцарем и приезжал к ней каждое утро под окна на белой кобыле, наряженный в металлоконструкции под названием «доспехи».

— Надо понять, что происходит, — сказал я. — И чем быстрее, тем лучше. Если мы поймем это, то поймем, откуда исходит опасность. Если поймем слишком поздно — то все, кранты.

— Вот и понимай, — обрадовалась Тамара. — Ты мужчина. Я слабая женщина. Я и так устала от всех этих безобразий.

— Устала? — я покачал головой. — А про меня тогда что скажешь? Меня резали ножом, в меня стреляли из автомата, мне только что разбили морду о стену твоей квартиры. Я вообще-то тоже немного притомился. Или ты именно это подразумеваешь под самурайством — бесконечно получать синяки и шишки? Бесконечно биться башкой о стену, а когда моя голова все-таки треснет, ты принесешь мне цветочки на могилу?

— Нет, моральные стимулы с тобой решительно не работают, — огорченно заметила Тамара. — Вспомни про деньги и успокойся. Я заплачу, если ты все сделаешь как надо.

— Деньги — это хорошо, — согласился я. — Только издержки уж очень большие. Ты вот сейчас сидишь у себя дома, а я к себе попасть не могу, потому что хмырь меня в прошлый раз оттуда проследил до банка. Значит, там меня могут поджидать. Мне Гиви подсказал.

— Но у тебя есть ключи от офиса, — напомнила Тамара.

— Есть. В офисе я могу прятаться, но ведь нужно и как-то суетиться, как-то разузнавать про смерть Джорджика. Ты-то останешься здесь, а я-то уйду...

— К чему ты клонишь? Такое длинное плаксивое вступление... Я должна тебя пожалеть? Помахать тебе беленьким платочком из окна?

— Что-то в этом роде, — сказал я и уставился в потолок, чтобы Тамара не прочитала в моих глазах то, что там было написано в этот момент. Но она все же прочитала, а каким образом — черт ее знает.

— Ты совсем офонарел? — округлила она свои чудные глаза. Грудь ее возмущенно вздымалась, и мне сразу стало как-то душновато. — Я же, блин, молодая вдова, я вчера только мужа схоронила! А у тебя уже на уме...

— Ухожу, ухожу, — я сразу все понял. Беленьким платочком мне не помашут. Не говоря уже обо всем остальном.

Тамара вытолкала меня в коридор и уже почти совсем закрыла дверь, но вдруг остановилась и, не без колебаний, произнесла шепотом:

— А вообще... Я, конечно, вдова. Но я же не безутешная вдова, Саша.

И дверь с резким хлопком закрылась. А я еще несколько секунд стоял как оглушенный. Само собой, оглушил меня не этот хлопок.

11

Состояние у меня после этого было не совсем нормальное. Слегка прибалдел я после ее слов. Только этим я могу объяснить тот факт, что на лифте я не поехал, а пошел вниз пешком по лестнице. А пока шел вниз, умственная деятельность внезапно активизировалась, и я вспомнил неглупую мысль, посетившую меня утром. Мне требовалось срочно посоветоваться с умным человеком. Одного такого человека я знал, и по счастливому стечению обстоятельств это был брат моего отца. Иначе говоря — мой дядя Кирилл. Сокращенно — ДК.

Я заранее знал, что ДК скажет, выслушав мою историю. Он скажет, иронически усмехаясь: «Нуда, на сыновьях прокуроров природа отдыхает».

Но меня интересовало не это, а то, что ДК скажет потом. ДК всегда классно просекал всякие сомнительные ситуации, уж не знаю, как это у него получалось. Быть может, ДК такой сообразительный от того, что живет за городом, а я такой тупой от того, что двадцать с лишним лет маюсь среди многоэтажек и нюхаю автомобильные выхлопы?

Об этом тоже нужно будет спросить ДК. Правда, вне зависимости от ответа я вряд ли покину город. Присосались мы друг к другу. Только вот не знаю, кто из нас двоих — паразит.

Глава 4

Лимонад на свежем воздухе