Авторитарные режимы – политические структуры, которые не опираются ни на традиционную легитимацию, ни на принятую обществом процедуру формирования правительства и парламента на основе конкурентных выборов. Их лидеры, устранившие политических конкурентов, подавившие оппозицию, поставившие под контроль средства массовой информации, нередко полагают, что пришли навсегда. Они думают, что находящиеся в их распоряжении средства принуждения достаточны, чтобы обеспечить стабильность власти. Это иллюзия, дорого стоившая многим. Такие формы организации власти внутренне нестабильны. Это связано не с привходящими обстоятельствами или случайностями, а с их природой.

Монархии, опирающиеся на традицию (какой была форма правления при отцах и дедах, ныне живущих, такой будет и впредь), способны сохранять устойчивость на протяжении столетий. Длительность династического цикла в крупнейшей аграрной цивилизации – Китае – 300–400 лет. Существуют республики и конституционные монархии (а это тоже своего рода демократии[94]), продемонстрировавшие способность адаптироваться к беспрецедентным вызовам, связанным с индустриализацией, урбанизацией, демографическим переходом, трансформацией демократии налогоплательщиков в государственное устройство, основанное на всеобщем избирательном праве. Им удавалось сохранять политическую стабильность на протяжении веков.

Авторитарные режимы, которые были бы устойчивыми на протяжении периода, превышающего 75 лет (это жизнь трех поколений), в истории редки. В этом отношении Рим, от которого в Европе ведется имперская традиция, – исключение. Но в его политическом устройстве переплетались черты авторитарного режима и аграрной монархии.

Большинство государств, которые можно назвать империями, по форме политического устройства были либо монархиями, либо демократиями, но ограничивающими права и свободу жителей колоний. Даже в тех случаях, когда метрополия была демократией, она не предоставляла жителям покоренных территорий права голоса в решении общеимперских проблем.

В этой связи тоталитарный Советский Союз и авторитарная Португалия, власти которых не опирались ни на монархические традиции, ни на демократическую процедуру в метрополии, имели общие черты. При всей разнице масштабов произошедших событий ие случайно, что в обоих случаях крах режима был по времени совмещен с крушением империи. Вопрос о причинах внутренней неустойчивости авторитарных и тоталитарных режимов – один из важнейших при обсуждении того, что произошло с Советским Союзом в 1980– начале 1990-х годов.

Нестабильность авторитарных режимов, широко распространенных в периоды, когда база легитимности традиционных монархий подорвана социальной трансформацией, а предпосылки формирования стабильных демократий еще не сложились, – предмет данной главы.

§ 1. Вызовы ранних этапов современного экономического роста и авторитаризм

Характерная черта аграрною общества – долгосрочная устойчивость способов организации производства, расселения, занятости.[95] Верность традициям, следование примеру отцов и дедов – основополагающий элемент их устройства. Перемены – это сожженные деревни, вытоптанные посевы. В аграрном обществе монархия, опирающаяся на многовековую традицию, с понятным порядком престолонаследия – естественная политическая организация.

М. Олсон писал, что при династическом наследовании власти вероятность того, что старший сын короля лучше всех способен выполнять обязанности правителя, невелика. Однако граждане справедливо полагают, что они выиграют, если глава государства передающий власть по наследству, будет руководствоваться пользой страны в долгосрочной перспективе. Согласие в вопросе о том, кто будет следующим правителем, выгодно для всех.[96] При стабильных монархиях редки кровопролитные, разоряющие крестьян войны за престолонаследие после кончины государя. Они случаются, но это исключение, а не правило. Устойчивость правящей династии позволяет государю рассматривать страну как достояние, которое будет принадлежать детям и внукам. Отсюда необходимость заботиться о сохранении достатка подданных, не изнурять их разорительными налогами. Стабильность политического устройства позволяет формировать нормы поведения, связанные с представлением о добродетельном государе, правителе, соблюдающем традиции, заботящемся о процветании страны. Конфуцианство – яркий пример идеологии, обосновывающей такое правление.

Правила перехода власти в аграрных обществах, роль, которую играют представительные органы (народные собрания, совещания знати) в определении порядка наследования после смерти монарха, различаются. И все же для большей части аграрного мира монархия, в которой наследник престола – старший сын правящего монарха, скорее правило, чем исключение.

Формирующаяся в европейских городах-государствах, затем в территориально интегрированных политических образованиях, не являющихся городами, система политических и экономических институтов, основанная на демократии налогоплательщиков, открывает дорогу беспрецедентному экономическому подъему. Это самый серьезный вызов традиционным монархиям за всю тысячелетнюю историю аграрного мира.[97] Изменения в экономике, образе жизни подрывают основу политической стабильности наследственной монархии – традицию.[98] Если для монарха и остается место – то в выполнении церемониальных функций, а не в том, что связано с управлением страной.

К началу XVIII в. образцом для подражания становятся экономически наиболее развитые страны Европы – Нидерланды, Англия – страны с сильными парламентами, контролирующими исполнительную власть. Именно туда едет Петр 1, чтобы перенять передовой технологический опыт. Он, разумеется, не думает пересаживать на российскую почву голландские или английские институты, создавать авторитетный парламент. Но для него очевидно, где надо осваивать наиболее современные, полезные в военном деле технологии.

В странах Западной Европы, а также в некоторых их колониях опыт развитых государств с влиятельным парламентом (прежде всего Англии и Голландии) порождает сомнения в разумности монархического устройства политической системы. Для американского мыслителя и публициста конца XV1I1 в. Томаса Пейна идея, что старший сын монарха является наилучшим правителем, представляется комичной.[99]

В континентальной Европе в XVII–XVIII вв. поднимается идеологическая волна, подрывающая веру в разумность абсолютистских монархий как способа политического устройства. В европейском общественном сознании укореняется парадигма, в рамках которой избранные парламенты – необходимый элемент рационального устройства политической системы; крепнет убеждение, что именно они должны устанавливать налоги, определять то, как будут расходоваться государственные финансовые ресурсы, формироваться исполнительная власть. Иные способы организации общества признаются не соответствующими здравому смыслу. Все это подготавливает масштабные изменения в политической жизни, Французскую революцию и восприятие ее идей в Европе.

Распространение этих представлений об устройстве общества, пусть более медленное, чем в северо-западной Европе, видно и на примере России, удаленной от центра европейского развития. Декабристы убеждены в том, что сохранение абсолютной монархии несовместимо с обретением статуса цивилизованной, развитой страны.

Подрыв легитимации институтов традиционной монархии не гарантирует, что демократические институты сразу же обретают устойчивость.[100] Даже там, где парламенты имели вековую традицию, их роль была ограниченной: это периодически собирающиеся органы, принимающие решения по вопросам, относящимся к размеру налогообложения, расходованию государственных средств. В качестве таковых они – привычный, устоявшийся институт. Трансформация их в высший орган власти – разрыв с традицией. С таким переходом связаны смуты и беспорядки.

Когда монархические установления не легитимны, а демократические еще не стабилизировались, возрастает вероятность того, что кандидат в правители, способный опереться на силу, может навязать свою волю обществу, не считаясь с тем, какое политическое устройство большинство граждан считает разумным и приемлемым. В этом политическая основа авторитарных режимов Европы,[101] таких как режимы Кромвеля и Бонапарта. Угроза такого развития событий в странах, вступивших в процесс современного экономического роста, сохраняется надолго. В Западной Европе, с ее многовековой парламентской традицией, последние авторитарные режимы были демонтированы и заменены демократическими лишь в середине 1970-х годов.[102] Восточная Европа отстала в этом отношении на полтора десятилетия.

Один из факторов, облегчавших приход авторитарных режимов к власти, – социальная дезорганизация, связанная с начальными этапами современного экономического роста. Трудность адаптации первого – второго поколений мигрантов из деревни к жизни в городе, разрушение традиционных форм социальной поддержки при отсутствии новых, адекватных условиям урбанизированного общества, создает базу политической мобилизации низших по уровню доходов групп населения. К этому собственники, налогоплательщики, традиционно игравшие ключевые роли в европейском политическом процессе, как правило, не готовы.[103]

Есть страны, продемонстрировавшие способность решить эти проблемы на пути развития демократических институтов.

Английская политическая система оказалась гибкой и адаптивной, позволила без тяжелого кризиса, шаг за шагом включить все население в состав избирателей. Но так дело обстояло не везде. Страх перед тем, что политическая мобилизация рабочих и крестьян приведет к социалистическим экспериментам, переделу собственности, – важнейший фактор поддержки авторитарных режимов средним классом во второй половине XIX – первой половине XX в..[104]

В неевропейском мире, где нет продолжительной истории авторитетных парламентов и возможности опереться на античную традицию, обеспечение политической устойчивости на ранних этапах современного экономического роста – задача более сложная, чем в северо-западной Европе. Контраст военной слабости традиционных режимов и мощи ушедшего вперед Запада (военные поражения, навязанные договора, превращающие неевропейские державы в колонии или полуколонии) разителен. Он делает подрыв базы легитимации традиционных монархий неизбежным. Для образованной части элиты очевидно, что заимствование европейских образцов, способов политической организации – необходимая предпосылка развития. Однако в обществе нет ни институтов, ни традиций, на которые можно опереться, чтобы провести такую трансформацию; нет унаследованных от средневековой Европы представлений о свободах отдельных групп населения, их праве на защиту от своеволия правителя; нет укоренившегося убеждения в законности сопротивления его произволу, сыгравшего немалую роль в становлении современной концепции свободного общества.[105]

В этом – причина длительного периода нестабильности, институционального кризиса. Легитимность традиционных установлений подорвана, а новые демократические способы организации политической жизни еще не обрели устойчивости. Это те условия, при которых прямое насилие (победа в гражданской войне, государственный переворот) открывает дорогу к власти.

В начале 1960-х годов, когда деколонизация привела к появлению десятков новых государств, многие исследователи считали неопровержимым то, что авторитарные формы правления для них оптимальны. В 1959 г. Де Швейнитц пишет, что для экономического роста необходимо ограничить участие общества в политических делах.[106]

Как отмечалось выше, авторитарные режимы обычно приходят к власти силовым путем. Бывают исключения. Иногда будущие автократы оказываются во главе государства благодаря демократической процедуре, затем используют власть для ограничения прав и свобод граждан. Они могут опираться на потенциал государственных структур или получают возможность применять насилие к оппонентам при отсутствии противодействия со стороны государства. Гитлер – пример политика, использовавшего и ту, и другую стратегии.

Независимо от того, каким образом сформировался авторитарный режим, роль насилия в его устройстве высока. До тех пор, пока руководство государства, силовые структуры, общество убеждены, что для сохранения власти, подавления оппозиции правители могут применить силу по отношению к собственному народу, авторитарная власть способна поддерживать политическую стабильность. Если власть и общество в это верят, к репрессиям можно прибегать лишь ограниченно и избирательно. В противном случае их приходится делать массовыми. Но и это не помогает автократу надолго сохранить власть.

§ 2. Неустойчивость авторитарных режимов

Режимы, пришедшие к власти и удерживающие ее благодаря насилию, в долгосрочной перспективе (речь идет о времени, измеряемом десятилетиями), как правило, нестабильны. Дискуссия о том, достаточно ли силы, чтобы власть признавали справедливой, идет, по меньшей мере, со времен Фукидида.[107] Для Макиавелли то, что власть, основанная лишь на насилии, неустойчива, очевидно.[108] О том же писал и Руссо.[109]

Отсутствие легитимности, понятного и принятого обществом объяснения, на каком основании лидеры авторитарного режима управляют страной, – причина его неустойчивости. За правительством не стоят ни традиция, переходящая из поколения в поколение, ни понятные и общепринятые процедуры подтверждения законности власти. В этом ключевые проблемы, с которыми сталкиваются лидеры подобных политических конструкций.[110]

У монарха есть наследник; президент или премьер-министр демократической страны приходит к власти в рамках понятных, принятых обществом правил. Для подавляющего большинства авторитарных режимов установление правил преемственности невозможно. Официальный наследник – угроза автократу. Отсюда риски устойчивости режима в случае смерти или недееспособности создавшего его лидера.

Время показало, что срок существования авторитарных режимов, недолог.[111] Однако период политической нестабильности, связанной с крушением старых институтов и отсутствием новых, когда на смену традиционным монархиям приходят молодые демократии, а их, в свою очередь, сменяют авторитарные режимы, может растянуться на века.

Как было сказано выше, лидеры авторитарных режимов нередко искренне убеждены в том, что они пришли навсегда. Однако ощущение временности, неустойчивости – характерная черта этого способа организации власти. Даже когда подобные политические структуры формируются при общественной поддержке, обусловленной разочарованием общества в некомпетентных и коррумпированных политиках, пришедших к власти на основе демократических процедур, со временем они начинают восприниматься обществом как нелегитимные. начинается обсуждение путей и сроков восстановления демократических институтов.[112] Когда такие дискуссии становятся значимыми, выясняется, что и лидеру режима, и его ближайшему окружению не просто выстроить то, что называется «стратегией выхода», – набор действий, обеспечивающих их свободу, безопасность и благосостояние после ухода от власти.

Эту проблему хорошо иллюстрирует пример А. Пиночета, одного из самых эффективных диктаторов XX в., проводившего разумную экономическую политику, заложившего основы чилийского «экономического чуда», По его инициативе были внесены соответствующие поправки в чилийскую Конституцию, которые должны были обеспечить его безопасность после отставки. Опыт показал: это не помогает.[113]

А. Пиночет был не первым диктатором, задумавшимся о том, как решать эту проблему. Осознание ее реальности стимулирует распространение коррупции в кругах, близких к верхушке авторитарного режима. Нестабильность положения, ненадежность власти заставляют правящую элиту ориентироваться на короткую перспективу. История не знает случаев, когда бы череда авторитарных правителей уважала права собственности. Статистика демонстрирует взаимосвязь между устойчивостью существования демократической системы и надежностью гарантий контрактных прав.[114]

Авторитарные режимы выстраивают простую структуру государственной власти. Однако, как справедливо отмечал Э. Бурке, «простые формы правления фундаментально ущербны, если не сказать – хуже».[115] Отсутствие системы сдержек и противовесов, публичной дискуссии, позволяющей сделать информацию о решениях, принятых под влиянием коррупционных интересов, общедоступной, подрывает и без того хрупкую веру общества – да и самого режима – в его право управлять страной.

Одна из попыток ответа на вызовы, связанные с нестабильностью авторитарных режимов, – закрытые, или управляемые, демократии. Это политические системы, в которых формально демократические институты и процедуры сохраняются, но правящая элита договаривается о принципах преемственности власти, контролирует избирательный процесс, предопределяя его исход, Я писал об этой форме политической организации в своей предшествующей работе.[116] Чтобы не повторяться, отмечу лишь, что стратегически это решение оказывается тупиковым. Страны, сформировавшие в XX в. системы закрытой демократии, вынуждены были от них отказаться, приступить к формированию функционирующих демократических институтов. Это произошло и в Италии, и в Японии, и в Мексике, считавшихся образцом подобного рода систем.

Есть и другой ответ на вызовы нестабильности, характерные для авторитаризма, – формирование тоталитарных политических конструкций.[117] По своей сути это подвид авторитарных режимов. Они также формируются не на базе традиции престолонаследия и не в результате конкурентной демократической процедуры. В их становлении и функционировании ключевую роль играет готовность власти применять силу в неограниченных пределах. Специфические черты – более жесткий контроль над ежедневной жизнью людей, чем тот, который считают разумным лидеры авторитарных режимов, и мессианская идеология, призванная обеспечить режиму легитимность. В авторитарном государстве властям важно, чтобы люди не вмешивались в публичную политику, не участвовали в демонстрациях, не выступали с петициями, не обращались к зарубежной прессе с разоблачениями преступлений власти. Что они говорят на кухне, не имеет значения. При тоталитарном режиме за анекдот, некорректный по отношению к лидеру режима, рассказанный дома, можно попасть за решетку.

Мессианская идеология – важная отличительная черта тоталитарных режимов. Авторитарный – объясняет свою необходимость прозаическими аргументами: несовершенством демократических властей, значимостью динамичного экономического развития, необходимостью противостоять экстремизму. Тоталитарный – апеллирует к религиозным или псевдорелигиозным символам: тысячелетний рейх, всемирный коммунизм, мировой халифат.

Проблема подобного рода идеологических конструкций в том, что они плохо накладываются на реалии современного мира. Исходя из предшествующего опыта, поверить в их эффективность трудно. Идея тысячелетнего рейха подталкивает к мировой войне, краху и капитуляции. Намерение построить мировую коммунистическую систему оборачивается созданием неэффективной и неустойчивой экономики. К чему приведут попытки создать мировой халифат, сколько это погубит жизней, покажет время.

Чтобы адаптироваться к условиям меняющегося мира, нужно помогать или, по меньшей мере, не мешать процессам глобальной трансформации и связанным с ними социально-экономическим изменениям: урбанизации, росту уровня образования, изменению структуры занятости. Именно необходимость концентрации усилий на экономическом развитии, преодолении отставания от передовых государств – основа идеологических построений, которыми авторитарные режимы оправдывают свое существование. Опыт показывает, что успехи в достижении этих целей не обеспечивают политическую устойчивость.

Мексика конца XIX – начала XX в. – характерный пример влияния динамичного развития на политическую дестабилизацию авторитарного режима. В течение 20 лет, предшествующих 1910 г., темпы роста ВВП были высокими. Производство минерального сырья, сахара выросло в 4 раза, была создана текстильная промышленность, развита нефтедобыча, построены металлургические заводы и железные дороги. Национальная валюта оставалась стабильной, условия доступа к внешним кредитам – благоприятными. Объемы внешней торговли и налоговые поступления выросли в 10 раз. Все это не предотвратило революцию.[118]

Развитие подрывает базу устойчивости недемократических форм политического устройства. В малограмотной, крестьянской стране авторитарный режим может быть устойчивым. Общество не предъявляет спроса на свободу. Те, кому она интересна, – незначительное меньшинство, к тому же нередко понимающее, что свобода может означать эскалацию социальных требований малообеспеченных групп населения, перераспределительный азарт, жертвами которого могут стать они сами. Правящий режим опирается на поддержку армии, рекрутируемой из крестьян, безразличной к идеям городских интеллектуалов. По мере индустриализации, роста уровня образования, ситуация меняется.

Тайвань – пример авторитарного режима, который столкнулся с кризисом легитимности, связанным с трансформацией общества в процессе экономической модернизации. К концу 1970-х годов Тайвань обладал высоко индустриальной экономикой, в значительных объемах экспортировал качественную технику и информационные технологии.