Над стройной снежной крепостью с фортами, зубчатыми стенами и башнями развевается флаг — звезда с четырьмя лучами. У открытых ворот выстроился крепостной гарнизон.
      Из ворот выходит Тимур — комендант снежной крепости. Он оборачивается к Коле Колокольчикову и твёрдо говорит:
      – С сегодняшнего числа часовые у крепости будут сменяться через час, днём и ночью.
      – Но... если которых дома не пустят?
      – Мы подберём таких, которых всегда пустят.
 

      В штабе военной части у дверей стоит шофёр Коля Башмаков.
      Капитан артиллерии Максимов кладёт телефонную трубку. Встаёт, одёргивает ремни. Шофёр чётко поворачивается. Но тут раздаётся телефонный звонок, и дежурный останавливает капитана:
      – Товарищ капитан, вас просят. Капитан слушает, а потом говорит в трубку:
      – Итак, вы опять отступили? Печально... Товарищ командир дивизии, вы генерал, я же только капитан. Но я осмелюсь напомнить, что неоднократно предупреждал: дисциплина в ваших войсках хромает на обе ноги...
      Дежурный в недоумении смотрит на капитана. Тот продолжает:
      – Ваши подразделения лезут по сугробам без лыж, надеясь сокрушить противника только гиком, криком и диким завыванием. Кроме того, вы штурмуете крепость без плана, без подготовки, кулаками, штыками и саблями, и, конечно, противник бьёт вас самой новейшей техникой. Генерал, я высоко ценю ваше личное мужество и вашу храбрость, но одного этого в современной войне для победы — увы! — никак не достаточно... Прошу извинить за прямоту... Через час я буду.
      Капитан кладёт трубку.
 

      Кладёт у себя дома телефонную трубку и сын капитана Максимова Саша. Он берёт сигнальный горн. Перед Сашей на покрытом узорной клеёнкой столе строй оловянных солдатиков.
      Раздаётся резкий сигнал жестяной трубы. Саша трубит. Внезапно он закашлялся, схватился за грудь. Нянька торопливо передаёт ему платок.
      В тёмное стекло окна глухо ударяет снежок. Нянька и Сашина сестра Женя разом оборачиваются. Саша, отбросив платок, кидается к окну. Ещё удар.
      – Это что же такое? — негодует нянька.— Я пойду позову дворника... Отойди от окна, Саша!
      Распахивается дверь, и показывается маленькая растрёпанная фигура запыхавшегося Вовки:
      – О-го-го! Мы дрались, как львы, как тигры... Саша, ты слыхал, как мы «ура» кричали?
      Нянька вскакивает:
      – Вовка, ты с ума сошёл! Скинь пальто! Саша болен, и у него температура...
      – Ты не лев и не тигр, ты просто ушастый кролик,— хладнокровно замечает Вовке Женя.
      – Домашняя кошка! Я вчера был ранен дважды, а сегодня четырежды! Да знаешь ли ты, что мы подступили к самым стенам крепости?
      – Мне не важно, как вы подступили,— гневно перебивает Вовку Саша,— мне важно, почему вы отступили!
      – Кто? Мы отступили? — возмущается Вовка и тут же меняет тон: — Ну конечно, отступили... Мы пошли в атаку без лыж. Сугробы по пояс... А этот комендант ночью протянул под снегом проволоку.
      – Проволоку?!
      – Да, проволоку. А она цепляет за штаны и за валенки... Но берегись! Сегодня ночью мы с Юркой проберёмся к ним в крепость!
      – Ты?... В крепость? — насмешливо говорит Женя.— Жил-был у бабушки серенький кролик...
      – Я кролик? Я... орёл! Улетаю! — кричит Вовка и, взмахнув руками, убегает.
      Снова ударяют в окно два снежка, и Женя говорит Саше:
      – Пришёл чужой мальчик. Привёл отряд. Построил у нас под боком крепость... И вы не можете взять её две недели?
      Из двери в соседнюю комнату выглядывают Нина, студентка, соседка:
      – Саша, ты с отцом говорил по телефону?
      – С папой. Он скоро придёт... Он тебе нужен, Нина?
      – Он мне всегда нужен. А сейчас я хочу показать ему свою работу.
      Нина входит в комнату, вносит картину и ставит её на стол, прислонив к стене. Саша кашляет. Нина говорит ему:
      – Отойди от окна, слышишь?
      Саша нехотя отходит. Нянька обижена:
      – Я просила — он стоял, а как она сказала — пошёл... Я тебе кто, нянька? А она человек посторонний... соседка...
      – Анна Егоровна, вы скажите это при Степане,— добродушно улыбается Нина.
      – И скажу. Это для тебя он капитан, а я его вынянчила, и для меня он мальчик...
      – И для меня мальчик,— перебивает Нина.— Особенно когда он так: губы вниз, брови вверх... Нянечка, на кого похож Степан Петрович?
      – На мать,— смягчаясь, отвечает нянька.— Мать у него была из Рязани, спокойная, работящая... И отец ничего бы, да суров по старинке...
      – Раз на мать — примета счастливая. Я, нянечка, тоже работящая... Рязанская, деревенская, песни знаю, плясать умею...
      – Ну, пошла-поехала! Ты на своё поворотишь... У каждого командира должна быть жена, у детей командира — мать. Я три года Степану говорила, что ему нужно жениться. Так нет! И кого ждала? — Она смотрит Нине в глаза и говорит с иронией: — Уж не тебя ли?
      Нина предостерегающе косит глазами в сторону детей.
      – Ты мне не мигай, я твои мысли вижу. А они,— нянька кивает на детей,— в этом деле ещё ничего не понимают.
      Женя говорит, не отрываясь от тетрадки:
      – Мы, нянечка, всё понимаем. Правда, Саша?
      – Мне твои слова неинтересны. Я командир дивизии,— холодно отвечает Саша.
      Входит капитан Максимов. Он идёт прямо к сыну и, положив руку на его лоб, спрашивает:
      – Доктор уже был?
      – Сейчас будет,— отвечает нянька.
      Максимов чем-то взволнован. Он подошёл к Нине и тихо сказал ей: — Нина...
      Но, заметив пристальный взгляд няньки, запнулся и посмотрел на картину. На картине нарисованы люди разных возрастов и национальностей. С плодами и цветами в руках они выходят по тропкам на широкую дорогу, которая ведёт к освещенным солнцем горным вершинам.
      – Это называется «Дорога к коммунизму»? — спрашивает Максимов.
      Нина молча кивает головой и настороженно слушает, что скажет он дальше.
      Максимов показывает на картину:
      – Этот трактор туда идёт тоже? Он не дойдёт: мал бензиновый бак и велики ведущие шестерёнки.
      Нина вспыхивает:
      – Тебе не нравится? Ну конечно, тебе бы впереди этих людей пустить разведку. По бокам — сторожевое охранение. Вот сюда посадить артиллерийского наблюдателя... Странно, Степан... это же... аллегория, фантазия...
      Максимов, улыбаясь, показывает на свои артиллерийские петлицы:
      – Не знаю. Очевидно, моя артиллерия твою аллегорию не понимает... Это беспечные люди возвращаются с пикника домой.— Он видит её взволнованное лицо и успокаивающе, дружески продолжает: — Девочка, не сердись... но таких дорог к коммунизму не бывает.
      Он заглядывает ей в лицо, но Нина, отступая и широко открыв глаза, спрашивает:
      – Ты... ты тоже сказал, что я девочка?
      – Конечно, девчонка,— не отрываясь от шитья, хладнокровно говорит нянька.— Он командир, капитан. Их дело военное. И куда какая дорога идёт, он лучше знает. На это у них план... карты. А ты: коммунизм, коммунизм... А в голове, поди-ка, один ветер.
      – Няня! — укоризненно останавливает старуху Максимов.
      Женя дипломатично вмешивается:
      – Папа, скоро каникулы, и мы устроим у нас весёлую ёлку.
      – Очень жаль, что меня на этой ёлке не будет. Через час-полтора я уезжаю в далёкую командировку.
      На лице Нины испуг. Лицо няньки настороженно. Женя растеряна. А Саша, прямо глядя отцу в глаза, показывает рукой на карту Финляндии, висящую на стене:
      – Папа, неправда! Ты с батарей уходишь туда... на фронт!
      Глухо ударяется в окно снежок.
      Нянька оборачивается и всплескивает руками:
      – Это что же такое? Нет! Людям на свете покоя нету!
      Входит доктор Колокольчиков. Отряхиваясь от снега, он говорит:
      – Прошу извинения, но во дворе не стихает бой, и к вам пробраться можно только на бронемашине.
      Нянька показывает на Сашу:
      – Вот, батюшка, у него температура.
      – У каждого человека температура.
      – У него сто градусов температура,— говорит Женя.
      – Это не у каждого,— соглашается доктор.— Они, батюшка, затеяли войну,— объясняет нянька,— скачут по сугробам. Ну, вот где-то он и схватил себе простуду.
      – Он схватил простуду или она его схватила, это мы сейчас разберём.
      Доктор подходит к Саше, который хмуро стоит возле своих оловянных солдатиков:
      – Молодой человек, у тебя что? Саша показывает на солдат:
      – У меня армия.
      – Да. Но ты болен.
      – Я командир дивизии.
      – Следовательно, вы... вы генерал.— Доктор отыскивает Сашин пульс.— Генерал должен лечь в лазарет. У генерала высокая температура.
      Он уводит Сашу в его комнату. За ними идёт нянька. Максимов поворачивается к Нине:
      – Ты обиделась?
      – Ты уезжаешь. Почему ты смеёшься?
      – Чтобы ты не плакала.
      – Я не буду. Была Монголия. Была Польша... Мы привыкли.
      В дверь стучат, и у порога останавливается осыпанный снегом мальчик в пальто, перетянутом ремнём. Он вежливо и с достоинством козыряет капитану Максимову и говорит:
      – Меня зовут Тимур. Я комендант снежной крепости. Прошу извинить, если несколько наших снарядов случайно залетело на вашу нейтральную территорию.
      Он показывает на окно.
      На звук его голоса выходит Саша в белой рубашке с распахнутым воротом и останавливается, придерживаясь за дверь. Лицо у него бледное, гордое.
      – Ваша орда сегодня отступила по всему фронту...— говорит Саше Тимур.— Но ты болен. Твой помощник Юрка командовать не умеет. И я пришёл предложить тебе перемирие.
      Закрыв глаза и сжав губы, Саша отрицательно мотает головой. Женя удивлённо смотрит на Тимура. Тимур слегка пожимает плечами:
      – Как хочешь. Но крепости вам не взять! И, чтобы вести бой, у вас должны быть лыжи, крюки, верёвки и приставные лестницы... Ты мне враг, но это я тебе говорю как другу.
      Саша, открывая глаза, говорит с ненавистью:
      – Уходи, уйди! Крепость твою мы всё равно захватим!
      – Её сожжёт солнце, растопит дождь, сровняет ветер, но вашей она никогда не будет! — вспыльчиво отвечает Тимур, поворачивается и выходит.
      Женя бежит за ним следом.
      – Молодой комендант! — кричит вдогонку Тимуру доктор.— Я Красный Крест, и я прошу обеспечить мне свободный проход через вашу опасную территорию...
      Открывая в передней Тимуру дверь, Женя спрашивает:
      – Так вы с моим братом враги?
      – Да. И ты на меня за это сердита?
      – Нет,— вздыхает Женя.— Что же... ваше дело военное...
      Закрыв дверь, Женя возвращается в столовую, где доктор и капитан Максимов разговаривают о Саше.
      – У вашего сына, вероятно, воспаление лёгких,— говорит доктор.— Режим — постель. Еда — лёгкая. Питьё — кислое. Возьмите рецепт. Надо быстро сбегать в аптеку.
      Нянька суёт Нине в руки рецепт:
      – Сходи, Нина. Мне надо собирать капитана. Нина в замешательстве смотрит на няньку.
      – Но, нянечка, можно позвонить,— рассудительно говорит Женя.— Можно послать дворника... А то за папой придёт машина, и они не попрощаются.
      – Успеет. С трамвая на трамвай, а там рядом,— спокойно отвечает нянька.
      Нина тревожно смотрит в глаза Максимову. Он взглянул на часы и молча кивает головой.
      – Нина, не ходи,— говорит из своей комнаты уже уложенный в постель Саша.— Я подожду. Мне не больно.
      Нина входит к нему, наклоняется и целует в лоб:
      – Спасибо, командир. Спи. Всё хорошо будет. Нина ушла. Нянька укладывает чемодан. Максимов
      садится на стул возле Саши, рядом с ним пристраивается Женя. У изголовья Сашиной кровати стоит стол, на нём цветок, коробочка, стакан и отряд оловянных солдатиков. Стучат. Входит шофёр Коля и передаёт Максимову конверт:— Товарищ капитан, есть машина... Саша, здравствуй!
      Максимов, разрывая конверт, говорит шофёру:
      – Вы приехали на час раньше.— Читает приказ.— Всё понятно. Дети, мне пора. Няня, скажи Нине, что я её ждал... Ты на неё не сердись. Ты поцелуй её от меня.
      Саша привстаёт:
      – Папа! Ты пиши мне часто... И ты, Коля, если у него бой, он занят, пиши мне тоже...— Тут он оборачивается, берёт со стола оловянного солдатика и протягивает его шофёру: — На, возьми от меня на память.
      Коля осторожно приближается, издали протягивая руку:
      – Есть писать часто, Саша! А солдат назад вернётся с медалью.
      Кладёт солдата в карман.
      – Ты, шальная голова, там, на фронте, не очень-то с капитаном за медалями гоняйся,— строго говорит Коле нянька.— Ты, если где видишь — нельзя, опасно, постой, обожди, обвези капитана кругом.
      – Есть обвозить капитана кругом!
      Саша манит отца и что-то говорит ему на ухо. Отец подумал, загадочно кивнул головой, вынул из полевой сумки бумагу и что-то быстро на ней пишет. Нянька настораживается. Максимов складывает записку и передаёт её Саше. Саша взял коробочку, сунул в неё записку, положил коробочку на стол. Потом подумал и поставил около неё двух оловянных часовых.
      Максимов берёт сына за руку и целует его:
      – Товарищ генерал! Желаю счастья, здоровья, а в боях — успеха... Пожелайте и мне того же.
      Когда Нина возвращается из аптеки, капитана Максимова уже нет. В опустевшей столовой беспорядок. Не глядя на няньку, Нина тихо спрашивает:
      – Анна Егоровна, Степан, уезжая, ничего не сказал? Ничего мне не передал?
      – Он? — как бы припоминает нянька.— Ничего. Да! Он просил, чтобы ты отнесла его книги в полковую библиотеку.
      – Хорошо,— говорит Нина, опустив голову, потом поворачивается и дрогнувшим голосом спрашивает: — Скажите, за что вы меня не любите?
      – Я всех люблю,— суховато отвечает нянька.— Но у него большие дети, и им нужна настоящая мать, а не такая, как ты, девчонка.
 

      Вдоль стены снежной крепости мерно шагают часовые.
      С деревянными винтовками, немного сутулясь, они ходят навстречу один другому. Потом останавливаются у костра. Часы гулко отбивают четверти.
      Первый часовой прислушивается: должна быть смена.
      – Смена не придёт,— отвечает второй часовой, грея над огнём руки.— Никого дома не отпустят.
      – Не те времена. Теперь отпустят.
      Часовые поворачиваются. По тропке плечом к плечу шагает смена. Большие валенки в калошах чётко, с протяжкой отбивают по скрипучему снегу шаг за шагом. Караул сменяется.
      – Всё спокойно? — спрашивает третий часовой.
      – Пробежала собака. Пролетела ворона. Орда спит, и караулить нечего,— отвечает второй.
      – Порядок! — говорит первый часовой.— Комендант молодец! Комендант знает, что делает!
      – Коменданту хорошо, комендант спит под тёплым одеялом! — ворчит третий.
      – Комендант проверяет караулы...— говорит, выходя из-за куста, Тимур и, заметив смущённое лицо третьего часового, жмёт ему руку: — Ты пришёл, ты не подвёл, Гриша.— Он выпрямляется.— Встаньте по уставу! Плечи не гни! Стой свободно и гляди в оба!
      Из пролома каменной стены высовываются недоуменные лица Вовки и Юры.
      – Он сошёл с ума! Такой мороз... Брр!...— жмётся Вовка.— Вон кошка подохла. А у них опять сменяются часовые... Мне домой пора. Отец ничего, а бабка вредная, и она может стукнуть по затылку.
      – Вот тебе и разведка...— уныло шепчет Юрка.— Эх, заложить бы под стены крепости хорошую бомбу!
      – Бомбу?! — Вовка оглядывается, и заметив драный валенок на снегу, хватает его: — Отвлекай часовых! Засекай время! Бомба сейчас будет брошена!!!
      Вовка и Юрка крадутся к стенам крепости.— Стой! Кто идёт? — кричит третий часовой.
      К нему подбегает четвёртый. Оба настороженно вглядываются в темноту. А в этот момент с другой стороны перелетает через стену крепости и падает на снег драный валенок.
      Не заметив его, часовые ходят опять чётким шагом вдоль стены.
 

      Тревожно раскинувшись, бормочет что-то в полусне Саша. У него жар. Температура поднимается всё выше и выше.
      Стена над Сашиной кроватью увешана деревянным оружием. На столе у изголовья — цветок в стакане и коробочка. У коробочки замерли два оловянных часовых. Дальше, на краю стола, выстроился целый отряд.
      Саша приоткрывает блестящие от жара глаза и смотрит на своих солдат. И вдруг оба часовых точным движением сходят со своих подставок и, приподняв с полу приклады винтовок, чеканным шагом идут навстречу один другому вдоль охраняемого пространства. Саша улыбается. Но вот лицо его насторожилось. Быстрым движением поворачиваются оловянные часовые, перехватывают винтовки наизготовку, приклад к плечу. Пятятся. Смешным клубочком один за другим подымается дым выстрелов. Часовые выхватывают из-за пояса бомбы, бросают их. Беззвучно вспыхивает огонь, вздымаются клубы дыма.
      А когда молочный дым рассеивается, над поваленными часовыми протягивается чья-то рука, открывает коробку и достаёт записку. Это нянька. Торопливо суёт она записку в карман и оборачивается. У дверей стоит Нина в пёстром халатике и тихо говорит:
      – Анна Егоровна, идите, я посижу... Мне всё равно не спится.
      Нянька поправила Саше подушку, вышла и, прикрыв за собой дверь, торопливо разворачивает записку. На её лице недоумение. Это чистый белый лист, без единой буквы.
      А Нина взяла со столика термометр, покачала головой, подняла опрокинутый пузырёк и присела на край кровати. Подняв откинутую, сжатую в кулак руку
      Саши, она замечает в кулаке бумажку, разнимает Саше пальцы, берёт записку и читает: «Милая Нина, береги детей. Расти и сама. Прощай. Вернусь — всё хорошо будет. Степан».
      Лицо Нины загорелось волнением и улыбкой. Она положила записку в коробку, опять поставила около неё двух оловянных часовых. И, благодарная, опускает голову на грудь Саше.
 

      Часовые у стен снежной крепости прислушиваются к звону башенных часов.
      – Должна быть смена,— говорит один.
      – Смена не придёт. Их дома не отпустят,— возражает другой.
      – Не то время. Теперь отпустят.
      И тут же оба часовых поворачиваются, услышав мерный, чеканный топот тяжёлых шагов по скрипучему снегу. Идут Коля Колокольчиков и ещё один мальчик, укутанный с головы до ног.
      Караул сменяется у раскрытых ворот. Вдруг Колокольчиков бросается внутрь крепости, поднимает драный валенок и, заикаясь от волнения, кричит прямо в растерянные лица часовых:
      – Ротозеи! Я пост не приму! Я доложу об этом коменданту!
 

      На снежной лесной поляне всё перекорёжено. Возвышается какое-то полуразрушенное железобетонное сооружение. Лежит вверх колёсами пушка.
      Лыжник в белом халате пересекает поляну и ныряет в чащу леса. Его окружают чёрные деревья, зубья скалистых камней. Вокруг угрюмая тишина.
      Лыжник бежит. Зацепил халатом за сук, рванул, остановился и снимает халат.
      Сверху раздаётся вдруг каркающий голос:
      – Гляди под ноги, не задень провод!
      Лыжник поднимает голову и видит наверху в ветвях артиллерийского наблюдателя. У него резкое лицо, орлиный нос, на шее — бинокль, в руке — телефонная трубка.— Ворон-птица! Капитан Максимов у вас на батарее? — спрашивает лыжник.
      Наблюдатель резко, как крылом, махнул рукой, показывая направление, и поднёс бинокль к глазам.
 

      Внутри полуразрушенного финского дота два красноармейца и шофёр Коля пьют чай на дощатом столе возле железной печки.
      Телефонист принимает телефонограмму, записывает и через ровные промежутки повторяет:
      – Давайте... давайте...
      Коля вынимает из кармана бумагу, спички, махорку и оловянного солдата. Он ставит солдата на стол и, свёртывая цигарку говорит:
      – Война нелегка. Жена далека. Кругом шинели летят шрапнели. Давай, солдат, табаку покурим.
      Красноармеец-башкир отхлёбывает чай и усмехается:
      – Большой человек с маленький игрушка играет... Смеяться можно.
      – Смейся,— отвечает Коля.— Это солдат волшебного войска... Не понимаешь? Ну, как бы по-вашему?... Колдун, что ли?
      – Жулик? Так будет?
      – Эк, хватил не по той мишени... Этого солдата мне подарил один генерал. У него солдат учёный: он говорить умеет. Скажи, солдат, почему Абдул Муртазин пьёт чай без сахару?
      Коля пускает густой клуб дыма, который почти закрывает его лицо, и тонким голосом сам отвечает:
      – Стоял в секрете и съел на рассвете.
      Второй красноармеец хохочет. Телефонист грозит всем кулаком.
      – Он у меня ещё и не то может! — гордо говорит Коля и снова наклоняется к оловянному солдатику.— Раз, два, три, четыре, пять! — Он дунул, окутал солдата густым клубом дыма и заканчивает, обращаясь к башкиру: — Можешь сахар получать!
      Дым рассеивается. Рядом с алюминиевой кружкой башкира лежит кусок сахару.
      Башкир добродушно улыбается...
      Отодвинулась рогожа, заменяющая сорванную дверь. В клубах пара входит капитан Максимов. Все встают.
      Рогожа опять отодвинулась, входит лыжник. Его халат перекинут через руку. Лыжник подаёт пакет и рапортует:
      – Товарищ капитан, посыльный лыжник штаба батальона Егоров прибыл в ваше распоряжение.
      Максимов пробегает глазами бумагу.
      – Почему вы без маскировочного халата?
      – Зацепил, разорвал. Сейчас чинить буду. Товарищ капитан, вам от жены телеграмма. Попала на третью батарею случайно. Распечатана потому, что, меняя позицию, третья батарея передала её по телефону на вторую.
      Лыжник передал телеграмму, отошёл и греет руки у железной печки.
      – Мне... от жены? — удивлённо переспрашивает Максимов, читает, улыбается и показывает телеграмму шофёру Коле.
      Коля читает: «Саша поправляется, опять собирается штурмовать крепость. Мы для раненых устраиваем ёлку. Все целуем. Жена Нина».
      Капитан, показывая карандашом на подпись, тихонько говорит:
      – Женя, Нина.
      И быстро пишет что-то на телеграмме. Лицо его лукаво.
      Красноармеец-башкир улыбается чуть хвастливо:
      – У меня дома в Уфе тоже жена есть. Она мне тоже смешной писем пишет.
      – Врёшь, врёшь! — говорит второй красноармеец.— Никакой жены у тебя нету...
      – Невеста есть в Стерлитамаке, Лола зовут,— задумчиво и безобидно отвечает башкир.— Она мне тоже смешной пишет.
      Максимов кладёт телеграмму в конверт и протягивает его Коле:
      – Не забудьте сегодня отправить. Телефонист, окончивший приёмку, молча передаёт
      капитану исписанный лист, подходит к печке, греет руки и, усмехаясь, спрашивает у лыжника:
      – А у тебя есть Лола?
      – Лолы у меня, я прямо скажу, нету,— отвечает лыжник.— Лола у меня после войны будет.— Тебя убьют, потому что ты бегаешь без маскировочного халата,— строго говорит телефонист.
      Лыжник усаживается, расправляет халат, достаёт, иголку и говорит серьёзно:
      – Убьют? Тогда, конечно, никакой Лолы не будет... Капитан Максимов, прочитав телефонограмму, приказывает шофёру:
      – Приготовьте машину. Едем в штаб участка. Коля подтягивается:
      – Есть приготовить машину, товарищ капитан!
      – Товарищ посыльный,— спрашивает капитан Максимов у лыжника,— по опушке леса вдоль озера дорога не под обстрелом?
      – Я проскочил, было тихо, товарищ капитан... Но я что? Тень... стрела... заяц...
      – Заяц? — усмехается телефонист.— От таких зайцев волки на деревья скачут!...
 

      Через лес пробираются два дозорных финских лыжника. Что-то услыхали, насторожились и направились к дороге, по которой едут в штаб капитан Максимов и шофёр Коля.
      Максимов молча смотрит вперёд. Коля говорит, не поворачиваясь к нему, глядя на дорогу:
      – Разрешите, товарищ командир, спросить? Почему вам дома картина у Нины не понравилась? А мне понравилась. Люди идут, цветы несут. Ребятишки по хорошей дороге на палках скачут. Весело...— Коля вертит рулевую баранку, машина прыгает.— А это разве дорога? Погибель! — говорит он, меняя тон, и искоса смотрит на озабоченное лицо Максимова.— Вы бы что-нибудь, товарищ командир, сказали... Очень мрачная вокруг территория.
      А вокруг действительно мрачно: угрюмый лес, чёрный скелет сгоревшей избы, обломки скал, расщеплённое дерево, причудливо-уродливые фигуры из снега.
      – Да, на картине дорога красивая,— задумчиво говорит Максимов.— Только очень ровная, гладкая, без задержки, без боя...
      – Как — без боя! — восклицает Коля, резко меняясь в лице, даёт тормоз и хватает пулемёт.
      Взрыв, дым.
      Коля в снегу. Ручной пулемёт лежит стволом на пне, и, перед тем как нажать на спуск, Коля кричит:
      – Как — без боя? Нынче без боя дорог не бывает!
      Мчатся на лыжах белофинны. Капитан Максимов стреляет. Коля даёт очередь в полдиска.
      В небе внезапно появляются два самолёта, на крыльях у них красные «звёзды». — Настороженно смотрит вниз наблюдатель. Вдруг он делает резкое движение: он увидел, как внизу, на дороге, отряд лыжников окружает крохотную машину. Стремительно и круто ложатся самолёты на крыло.
      Один из финнов бросает ручные гранаты. Коля падает навзничь. Максимов хватает пулемёт и даёт по финнам очередь. Потом он смотрит на пустой диск и стреляет из нагана в затвор пулемёта.
      Стремительно нарастает рёв моторов: низко пролетая над дорогой, самолёты бьют сверху по финнам. Максимов тянет за плечи Колю. Тот неподвижен. Капитан становится на колени и, достав из простреленной сумки индивидуальный пакет, бинтует голову Коли. «Закончив перевязку, он встаёт, сдёргивает шинель с убитого финна, потом другую, третью и закутывает ими Колю. Потом становится на лыжи и, взглянув на компас, уходит.
      Улетели своим путём самолёты. На дороге остались исковерканная машина и убитые белофинны. Близ дороги, укутанный шинелями, лежит Коля.
      А капитан Максимов мчится на лыжах под гору через лес. Внезапно он спотыкается и со всего размаха летит в снег. Лыжа сломана пополам. Максимов стоит по пояс в снегу и рассматривает сломанную лыжу. Отбросил её, прислонился к дереву и ест снег.
 

      По дороге идёт, покачиваясь, башня с пушкой — бронемашина. Позади ещё три. И на всех на них красные звёзды. Водитель первой машины смотрит через узкую щель бойницы и видит, что на пустынной дороге рядом с убитыми финнами валяются полузанесенные снегом обломки легковой машины капитана Максимова. Броневик останавливается, выскакивают красноармейцы. Коля услышал шум. Он приподнялся, открыл глаза и озирается. Рядом с ним лежит на снегу перчатка капитана.
 

      Раздаётся громкий звонок. Это началась большая перемена. В школе обычная суматоха. В углу шепчутся две девочки — это Катя и Женя Александрова.
      Женя Максимова поймала за руку и теребит Вовку:
      – Ты зачем утром опять в пальто к Саше ввалился? Он болен, к нему нельзя... Я знаю, я сама санитарка.— Она показывает на значок.
      – Да... Но было спешно! Было важно! Было очень срочно нужно!
      – «Спешно, срочно, важно, нужно»,— скороговоркой передразнивает Женя.— Я попрошу Юру или Петьку, чтобы они тебя срочно поколотили.
      Вдруг, заметив шепчущихся девочек и как бы не веря своим глазам, изумлённая Женя медленно выпускает руку Вовки, который улепётывает прочь. Но тут же его крепко хватает за руку Тимур.
      – Стой прямо! Ногами не дрыгай и гляди мне в глаза! — холодно говорит он.
      – Ну, глянул,— робко отвечает Вовка.
      – И что ты там видишь?
      – Ну, ничего... Синяк вижу, царапину...
      – Не туда смотришь, смотри глубже...
      – Ну, круги вижу... Зрачок, дырку...
      – Ты видишь в моих глазах гнев! Кто высыпал ведро золы, а вчера бросил валенок и мёрзлую кошку за стены нашей крепости? Ага, молчишь! — Он хочет дать Вовке щелчка, но раздумал и усмехнулся.— Исчезни! Здесь нейтральная территория, но смотри не попадись мне на поле боя!
      Тимур отпустил руку Вовки. Вовка мчится прочь и тотчас же попадает в лапы Юры.
      – Стой! О чём ты шептался с Тимой Гараевым? — спрашивает Юра.— Ага, измена! Ты замышляешь предать родной двор и переметнуться к нему на чужбину!
      – Нет, он не задумал на чужбину, но он хвастун и он надоедает больному Саше,— с презрением говорит Женя Максимова.— Юрка! Значит, решено! Устроим для раненых ёлку?
      Юрка поворачивается к Вовке:
      – Ты смотри, пока об этом молчок!
      – Я, братцы, никому... Я человек-камень... Человек-могила!
      Женя Максимова подскочила к Кате и дёрнула её за руку:
      – С кем это ты всю перемену шепталась?
      – Это Женя Александрова, одна девочка из шестого «Б». И она мне рассказывала, какое шьёт к ёлке платье...
      – Знаю я эту Александрову. Я стояла, я тебе мигала, моргала, а ты... Какое у неё платье? Из материи или из бумаги?
      – Она не велела говорить... Она говорит, что ты задавала и что ты вместо неё просунула не в очередь пальто в раздевалке.
      Женя остолбенела, потом всплеснула руками и говорит, задыхаясь:
      – Я задавала? Я не в очередь? Вот клевета, какой ещё не было на свете!
      В это время гремит звонок, и Женя меняет голос на обыкновенный:
      – Катя, не верь: никуда и ничего я не просовывала. Она удивлённо смотрит и видит, что Женя Александрова подошла и взяла Тимура за руку. Оба они смеются.
      – Подумаешь, принцесса крепостного гарнизона! — говорит Женя с гримасой.— Саша выздоровеет, крепость возьмёт, а их поколотит.
      – Что ты, что ты! Какая принцесса? Она дочь броневого командира...
      – Я сама дочь артиллерийского капитана, и это я, а не она придумала устроить для раненых ёлку.
      – Ну, вот ты и задавала! Женька, сознайся, ну чуточку, ну вот столечко, а всё-таки задавал очка.
 

      В комнате отдыха, в отделении для выздоравливающих прифронтового лазарета, сидит за столом шофёр Коля в халате; с повязкой на голове. Перед ним скомканная бумага и конверт. На столе стоит оловянный солдатик. Коля что-то чертит на белом листе бумаги. Обращаясь не то к сидящему напротив с книгой раненому, не то к солдату, он говорит:— Когда я закрою глаза, чудная встаёт передо мной картина.