Я окружил себя разными людьми, причем такими, которые являлись друг для друга полными противоположностями. Взять, например, Ле Форта. Он настолько мне предан, что я могу просить его о чем угодно - ради меня он пойдет даже на преступление. Потом я послал за своим кузеном, Сент-Обеном. Он тоже совершенно мне предан, а к тому же умен и честен. Затем появился Ля Пьерьер; он, я знаю, обожает меня, но ему не достает решительности. Мне же остро не достает надежного тыла, человека, который поощрял бы меня в моих стремлениях по отношению к Мартинике, помогал реализовывать мои планы, поддерживал бы меня. Как ты считаешь, могла бы ты стать таким человеком?
      Мария повернулась к нему, вся дрожа. Теперь, подумала она, он будет связан с ней на всю оставшуюся жизнь. Без нее он ничего не сделает, не примет ни одного решения, более того, все - сам Жак, Мартиника, соседние острова - будет впредь зависеть только от нее. Жак просит ее стать его двойником, а фактически им самим. Он предлагает ей партнерство, об истинной стоимости и смысле которого она еще может пока только догадываться, но это партнерство, которое она обязана принять, хотя и не в состоянии пока оценить всех последствий такого решения.
      Наконец, она сказала:
      - Я твоя, Жак. Я всецело принадлежу тебе и ты можешь мною распоряжаться.
      - Тогда, Мария, - торжественно провозгласил дю Парке, - раз ты вверяешь свою судьбу в мои руки и соглашаешься помогать мне своими советами, чутьем и делами - иными словами, соглашаешься стать моим вторым "я", - я клянусь тебе: мы свершим великие деяния!
      Мария уставилась на него с восхищением, смешанным с изумлением.
      После минутного молчания Жак продолжил:
      - По сравнению с тем, что мы с тобой сотворим, господин де Сент-Андре слишком ничтожен, чтобы о нем вспоминать. Мы можем смело выкинуть его из головы.
      Жак был полностью увлечен мечтаниями, о которых Мария пока ничего не знала, но все ее сомнения окончательно рассеялись. Она сказала себе, что их любовь и безграничная вера друг в друга придаст им такие силы, что вместе они любые горы свернут. До тех пор, пока будут вместе.
      Какое-то время они ехали молча, пока в отдалении между деревьями не показалась крыша большого дома. Тогда Жак повернулся к Марии и сказал:
      - Сегодня ты впервые почувствуешь вкус того, что я собираюсь сделать с твоей помощью. Это будет только начало, но остальное не заставит себя долго ждать. Верь мне, Мария, я не подведу.
      Выбравшись на высокое ровное плато, путешественники увидели целое море кактусов, юкки и алоэ, над которыми возвышались пышные бугенвилии, окружавшие поместье плантатора.
      Когда лошади вынесли Жака и Марию на широкую аллею, обсаженную кокосовыми и финиковыми пальмами и ведущую прямо к главной усадьбе, ноздри всадников защекотал дразнящий аромат готовящейся пищи, еще больше разжигая и без того разгоревшийся аппетит.
      - Дорогая моя, - произнес Жак, - надеюсь здесь тебе не придется скучать. Из-за нашего приезда любезный господин Драсле не поехал на праздник в Сен-Пьер, но я уверен, что, едва увидев тебя, он тут же перестанет жалеть об упущенном веселье.
      Они не проехали и половины аллеи, когда навстречу вышли три негра, которых выслал радушный хозяин. Невольники взяли лошадей под уздцы и повели к парадному входа особняка, который господин де Сент-Андре недавно выбрал в качестве своей будущей резиденции.
      Особняк был выстроен из камня - редкое явление для Мартиники, так как камня здесь недоставало. Когда господин Драсле впервые высадился на острове, он сразу задался целью отстроить себе каменный особняк и, будучи довольно богат, сумел достичь поставленной цели еще до того, как принялся возделывать землю.
      Драсле вышел навстречу гостям, улыбаясь во весь рот и растопырив руки.
      - Рад вас приветствовать, - произнес он. - Это высокая честь для моей скромной обители, но я уверен, что вы не пожалеете о своем приезде.
      Драсле резко оттолкнул негра, державшего лошадь мадам де Сент-Андре, и помог Марии спешиться. Девушка оперлась ногой о подставленную им ладонь, извлекла из стремени вторую ногу и Драсле подхватил ее за талию и осторожно опустил на землю, прежде чем Жак успел соскочить со своей лошади.
      Особняк, стоявший перед бамбуковой рощей, был целиком выстроен из камня и окружен деревянной террасой. Через открытые окна был виден огромный обеденный стол, густо уставленный посудой и бутылками.
      - Ну что ж, мой дорогой Драсле, - сказал Жак, - я слышал, что вы решили продать свой дом. Неужели вам совсем не жалко расставаться с ним?
      Плантатор поморщился и пожал плечами.
      - Увы, - произнес он, - на Мартинике дальнейшая жизнь стала невозможной. В моем возрасте думают о том, как собрать урожай, а не о том, как сажать. А политика Компании вынуждает плантаторов жать под корень едва проклюнувшиеся ростки. Вот почему я считаю предложение господина интенданта неслыханной удачей. Само Провидение прислало его. Я продаю ему дом и землю в обмен на концессию для себя на острове Мари-Галант, куда пока не распространилось могущество Компании.
      - Я желаю вам всяческих успехов, Драсле. Вы этого заслужили, - сказал губернатор и повернулся к Марии. - Мадам, мой друг Драсле сейчас покажет вам дом, в котором вы собираетесь жить.
      Они вошли в особняк и Драсле повел их через длинную анфиладу комнат. Все комнаты были просторные, но обставлены довольно просто, по колониальной моде. Драсле подчеркнул, что каменные дома не только прочнее и устойчивее деревянных, но и гораздо лучше защищают от солнца. Мария блаженно улыбалась. Хотя этот дом не шел ни в какое сравнение с роскошью и удобствами дворца, в котором она жила в Париже, она была уверена, что рядом с Жаком будет здесь счастлива. Она даже думать забыла о своем престарелом муже.
      Наконец они вернулись в столовую и уселись за обеденный стол. Драсле тут же наполнил бокалы напитком из рома, красного вина и пупавки с лимоном и сахаром. Это был излюбленный на острове пунш, приготовляемый по традиционному английскому рецепту. Плантатор приготовил также салат "пальметто" из тонко нарезанных зеленых почек пальмы сабаль - кушанье напоминало по внешнему виду кучку толстых белых червей. Преодолев начальное отвращение, Мария попробовала и, проглотив первый кусочек, пришла в такой восторг, что мигом опустошила тарелку.
      Прежде чем подали следующее блюдо, Драсле извинился за то, что не успел подготовить более обильное угощение, поскольку капитан Сент-Обен слишком поздно поставил его в известность об их предстоящем приезде. Однако очень скоро в искренности его слов заставили усомниться два чернокожих невольника, которые, расчистив место посреди стола, водрузили перед владельцем дома огромный черепаший панцырь. Драсле, вооружившись длинным ножом отделил от панцыря крышку, снял ее, и глазам изумленной Марии открылся нежнейший розовый паштет.
      - Это одно из местных лакомств, - сказал Драсле, с улыбкой глядя на Марию. - Искусству его приготовления нас научили карибы. От панцыря отрезается нижний щит, мясо извлекают, готовят, потом снова помещают в панцырь, а щит используется как крышка.
      Когда трапеза подошла к концу, Жак попросил гостеприимного хозяина выйти с ним наружу. Мужчины вышли на террасу, где нежились в ласковых солнечных лучах серые и зеленые ящерицы, подстерегая добычу - неосторожных насекомых, которых хватали с молниеносной быстротой. Указав на склон горы, густо заросшей зелеными кронами, Жак спросил:
      - А что, дорогой Драсле, вся эта земля тоже принадлежит вам?
      Плантатор кивнул.
      - Она включена в контракт, который вы собираетесь заключить с Главным интендантом?
      - Пока мы говорили только о самом доме и прилекающих постройках. Землю, о которой вы говорите, еще не возделывали, и я сомневаюсь, чтобы на ней удалось хоть что-нибудь вырастить. Там повсюду разбросаны огромные валуны, которые нужно убрать.
      - Что ж, - произнес Жак, - я бы хотел приобрести ее Драсле. Сколько вы за нее хотите?
      - Вы ничего не сможете с ней сделать, господин губернатор. Эта земля стерильна.
      - У меня на нее свои планы. Сейчас мы съездим туда с мадам де Сент-Андре и осмотрим окрестности, но я хотел бы подписать купчую возможно быстрее. Вы сможете приехать завтра в форт?
      - Я в вашем распоряжении, сударь, - поклонился плантатор.
      Солнце немилосердно припекало. Вот уже больше получаса Жак и Мария молча тряслись на взмокших лошадях по одуряющей жаре, направляясь к склону горы, на который дю Парке указывал в беседе с Драсле. Растительность была буйная. Огромные пушницы возносились высоченными стволами до неба; из-за величины листьев Мария даже приняла их за бананы. Каждое растение было увенчано большущим ярко-алым цветком. Повсюду между бамбуковыми зарослями и каскадами лиан, среди толстых стеблей древовидных папоротников и бамий, со всех сторон зелень расцвечивали другие цветы самых невероятных красок и форм.
      - Дальше мы уже не проедем, - сказал Жак, останавливая лошадь и спрыгивая на землю. - Извини, что подвергаю тебя таким испытаниям, но, мне кажется, узнав причину нашего приезда, ты не пожалеешь.
      Мария подозревала, что Жак что-то задумал, но, видя, что он не спешит посвятить ее в свои планы, только улыбнулась и промолчала. Жак помог ей спешиться, а потом привязал лошадей к дереву.
      Тропический лес, подступивший со всех сторон, казался девушке совершенно непроходимым. Как она ни старалась сдержать себя, ей стало страшно. Особенно пугали змеи, которых, как ей рассказывали, сюда завезли карибы и арауоки. Но дю Парке поспешил развеять ее опасения, заверив, что на Мартинике змеи не водятся, а любые завезенные гады уже давно передохли.
      Губернатору удалось разыскать едва заметную тропку, которая вела к вершине горы; должно быть, ее проложили какие-то животные, чтобы добираться из своих логов к водопою.
      Пробираясь вверх по тропе, Жак вел за собой Марию, ни на секунду не выпуская ее руки, чтобы девушка не споткнулась о какое-нибудь невидимое препятствие. Тишину нарушали только крики потревоженных пташек. Несмотря на удушливый зной, здесь, под пологом тропического леса стояла приятная прохлада. Отсюда лысая вершина горы, казалось, была окутана полупрозрачной дымкой. Взбираться на самую вершину путешественники не стали, а остановились на широком и ровном каменистом плато, откуда открывался изумительный вид на поместье Драсле и дом, который замыслил приобрести господин де Сент-Андре.
      Стоя позади Марии, Жак обвил ее руками и тесно прижал к себе. Мария затрепетала.
      - Надеюсь, восхождение тебя не слишком утомило? - осведомился Жак.
      - Совсем нет, - ответила девушка. Однако, переведя взгляд на свои туфельки, она увидела, что карабканье по горной тропе не прошло для них даром - в нескольких местах материя была надорвана и торчала лохмотьями. Мария шаловливо рассмеялась.
      - Интересно, что подумает господин де Сент-Андре, когда увидит их? весело спросила она.
      - Пойдем, Мария, - тихо позвал Жак.
      Он увлек ее в тень и усадил на траву. Над ними высилась развесистая сейба, увитая лианами.
      - Тебе лучше передохнуть, потому что скоро мы пустимся в обратный путь... Очень скоро, - продолжил он после непродолжительного молчания, взбираться сюда станет совсем просто. По дороге, которую я построю, смогут проезжать даже экипажи. Видишь, Мария, здесь мы вознеслись над Сен-Пьером, словно сидим в орлином гнезде. Отсюда мы можем за всем наблюдать и защищать тех, кто живет внизу. Тебе не кажется, что находясь здесь, ты превратилась в настоящую владычицу острова?
      Девушка улыбнулась.
      - Здесь, - продолжил Жак, - я выстрою дворец, нечто вроде феодального замка, откуда ты будешь обозревать свои владения. Ты ненадолго задержишься в доме господина Драсле, обещаю тебе, Мария.
      Он принялся расхаживать взад-вперед, оживленно жестикулируя и описывая дворец, который собирался отстроить в недалеком будущем.
      - Здесь будет караульная вышка, а там... вон там - часовня. За ней помещения для прислуги. Впереди два бастиона с пушками для отражения любого нападения с моря. Стража будет нести вахту день и ночь...
      Девушка думала, что Жак фантазирует, но тот уже разошелся и возвращался к своему проекту снова и снова, уточняя одно, добавляя другое, пока картина феодального замка вдруг не предстала перед глазами Марии во всей утонченной и пышной красе. Вот он, дворец, в котором она станет править, как настоящая принцесса. Вместе с Жаком они задумают и воплотят в жизнь грандиозные планы, которые принесут Мартинике богатство, славу и процветание. Жизнь здесь станет настоящим раем!
      Жак присел на траву рядом с ней. Взгляды влюбленных встретились и Жак прочел в ореховых глазах Марии такую нежность и любовь, какую никогда еще прежде не замечал. Он рассмеялся, увидев в ее глазах свое отражение - два крохотных Жака Диэля!
      - Жак, - прошептала девушка, - неужели правда, что скоро мы с тобой станем такими счастливыми и наконец обретем свободу?
      - А ты честолюбива, Мария? - в свою очередь, спросил Жак. - Если да, то я не опасаюсь за наше будущее. Вместе нам с тобой и море по колено.
      Он откинулся на спину и мягко привлек девушку к себе. Марии показалось, что этой минуты она ждала всю жизнь. Она повернулась к Жаку, ее увлажнившиеся губы разжались и сомкнулись с губами Жака в долгом и страстном поцелуе.
      Жак почувствовал, что тело девушки вдруг обмякло, словно покоряясь ему. Ощущение было удивительное - как будто их плоти сливаются воедино. Мария инстинктивно выгнула спину, чтобы прижаться к нему еще сильнее. В ее чреслах зародилось страстное желание, обжигающее, как разгорающийся костер.
      Но Жак не спешил; он еще не насмотрелся на Марию, не налюбовался ее совершенной прелестью. Он невольно стремился продлить мгновения, которые больше никогда не вернутся. Он ласково ерошил волосы девушки, гладил шею, чувствуя, как трепещет под его пальцами нежная девичья кожа. Сердце Марии колотилось, как у загнанного зверька, она вся сжалась, словно пытаясь всем телом впитать столь непривычные и долгожданные ласки.
      То тут то там солнечные лучи, просачиваясь сквозь густую листву, расцвечивали зеленую траву золотистыми пятнами, и то и дело, когда легкий ветерок сдувал в сторону листву, солнечные блики падали на лицо девушки, заставляя ее жмуриться. Тогда Жак, пользуясь удобным случаем, заслонял ее от проказливого солнца своим лицом и нежно целовал. Ни он, ни Мария не произносили ни слова. За них говорила сама любовь.
      Жак как бы ненароком обнажил плечо девушки. Матовое, словно редчайший перламутр, оно сияло жемчужной белизной под лучами тропического солнца. Расстегнута пуговка, и вот жадному взору Жака открывается манящая бороздка между грудями, вздымавшимися с такой скоростью, как сердце самого Жака. Он расстегнул вторую пуговку, а за ней и третью.
      Весь окружающий мир, казалось, ушел в небытие, стал призрачным, почти несуществующим. Белоснежные груди Марии каким-то образом выскользнули из стягивавшего их корсажа. Юные и трепетные, нежные и жаждущие ласки, круглые и упругие, белые и мягкие, как неоперившиеся голубки. Жак так и замер, уставившись на них, опьяневший от желания. Ведь уже больше года он созерцал только груди цвета полированной бронзы или шоколада - полуобнаженные рабыни, трудясь на плантациях под палящими солнечными лучами, обычно раздевались, не стесняясь нескромных взглядов. А прелестные груди Марии источали аромат, напомнивший Жаку о почти забытой цивилизации. Именно воспоминания об изящных и элегантных француженках не позволяли Жаку искать утехи и наслаждения в объятиях негритянок, пахнувших мускусом и несмываемым потом.
      Жак испытывал ощущение, как будто впитывает в себя Марию, подобно тому, как пчела высасывает нектар из медоносного цветка, упиваясь непередаваемо сладостным вкусом. Тело его налилось и отяжелело, словно охваченное хмельной сонливостью.
      Внезапно Жак осознал, что оттягивая минуту блаженства, которой так жаждало все его существо, он подвергает Марию слишком тяжелому испытанию ведь исстрадавшаяся по любви девушка тянулась к нему не только всем сердцем и душой, но и телом, почти не ведавшим настоящей мужской ласки. Он встал и расстегнул камзол, обнажив собственную грудь, мускулистую и плотно поросшую курчавыми волосками, густота которых свидетельствовала о недюжинных мужских способностях.
      Склонившись над Марией, Жак принялся с неловкостью, представлявшейся девушке чарующе неотразимой, расстегивать многочисленные крючки, кнопки и пуговицы на ее платье. Местами оно было разорвано - шипы тропических кустарников безжалостны к одежде отважных лесопроходцев, - но Жаку показалось, что Мария никогда и ни в чем не была так прекрасна. Даже в своем брильянтовом ожерелье. Это платье он сохранит как самое блаженное и сладостное воспоминание. Хотя ему представлялось маловероятным, чтобы Мария когда-либо снова облачилась в него. Пустяки, платье останется как талисман, бережно хранимый знак их любви.
      Мария, лежа с закрытыми глазами, дозволяла Жаку делать с ней все, что ему заблагорассудится. Столь полными были ее смирение и покорность, что, казалось, она не смеет даже шелохнуться, не говоря уж о том, чтобы воспротивиться каким-то действиям своего повелителя. На самом деле Мария полностью доверилась молодому человеку, наслаждаясь каждым неловким жестом, каждым непривычным прикосновением, получая несказанное удовольствие от агонизирующей медлительности, которая всегда сопровождает робкие попытки неопытного влюбленного впервые раздеть свою возлюбленную.
      По теплу солнечных лучей, ласкавших ее обнаженное тело, Мария догадывалась, насколько преуспел Жак, снимая с нее одежду. Наконец, почувствовав покалывающий жар во всем теле с головы до пят, Мария догадалась, что полностью раздета. Впрочем, буквально в следующее мгновение это чувство прошло - Жак навалился на нее и тепло его тела заменило зной солнечных лучей. Волосы на его груди оказались мягкими и пушистыми, и приятно щекотали нежные груди Марии шелковистыми язычками.
      Руки Жака шарили по ее бедрам, не пропуская самых сокровенных тайников, и под его прикосновениями все тело девушки вибрировало, словно струны лиры под пальцами маэстро. Потом она почувствовала жгучее прикосновение его губ. Губы Жака ласкали ее в самых неожиданных местах, заставляя девушку всякий раз изумленно вздрагивать и наслаждаться неведомыми и трепетными ощущениями. Вот они прижимаются к ее шее, спускаются ниже и...уже целуют нежную ложбинку между грудей, а теперь живот... И вдруг... Мария ахнула и дугой выгнула спину навстречу самой изысканной и сильной ласке, заставившей ее тело принять немыслимую позу, в которой она опиралась о землю только головой и пятками.
      Жак воспользовался этим, чтобы обнять ее одной рукой снизу и прижать к себе. Свободной рукой он продолжал ласкать девичье тело - неспешно и нежно.
      Мария полностью утратила чувство реальности. Захваченная страстью и желанием, она только издавала бессвязные восклицания, лопоча, как зверек. Два бесконечных года она мечтала об этом, но действительность превзошла ее самые смелые ожидания. Когда наконец Мария пришла в себя, ей показалось, что она стала легкой, как облачко, эфемерной и прозрачной.
      Рука об руку, они спустились по извилистой тропинке, счастливые и упивающиеся, понимающие друг друга без слов. Сели на лошадей и поскакали назад, по направлению к форту Сен-Пьер, отдаленные очертания которого уже расплывались в спускавшихся сумерках.
      Марии казалось, будто она заново родилась. Ни она, ни Жак были не в состоянии по достоинству оценить всю силу снизошедшего на нее откровения. До сих пор она думала, что уже познала все мыслимые любовные ласки, которыми награждал ее престарелый супруг; но, хотя господин де Сент-Андре и слыл непревзойденным по этой части искусником, никогда прежде девушка не испытывала столь острых, радостных, запоминающихся и непередаваемо чистых ощущений, как только что с Жаком.
      Вспоминая свое воздушное возвращение из небытия, Мария невольно содрогнулась.
      За последний час она преодолела новую ступень своего тернистого жизненного пути и даже не смогла бы представить, что отныне и впредь ее сильная, страстная, чувственная и столь щедро одаренная природой натура станет всегда одерживать верх над смыслом и логикой.
      Глава тринадцатая
      МАДАМ ДЕ СЕНТ-АНДРЕ ССОРИТСЯ С МУЖЕМ
      Во второй месяц 1643 года корабль, прибывший в Сен-Пьер из Франции, доставил Жаку хорошие вести: он назначался генералом-главнокомандующим, полномочным правителем и Великим сенешалем Мартиники. Почти год минул с тех пор, как был заложен первый камень в фундамент здания, которое из-за удивительного сходства с феодальным замком прозвали на Мартинике "Шато де ля Монтань" - Горным замком.
      Новые титулы не были для дю Парке полной неожиданностью. Мария рассказала ему об усилиях, предпринятых ею ради него во Франции, которые увенчались тем, что ей удалось вырвать у Фуке клятвенное обещание повременить и не отзывать дю Парке с Мартиники; она также уговорила Белена д'Энабюка раскрыть глаза кардиналу на махинации Компании.
      Жак нисколько не сомневался, что именно заступничество дядюшки способствовало тому, что враги присмирели, но он также прекрасно понимал, сколь важную роль в его судьбе сыграл отец Бонен, который сдержал слово, данное Жаку в Форт-Рояле примерно двенадцать месяцев назад. Благодаря ходатайству д'Энабюка он получил столь желанный титул сенешаля, который не только предоставлял Жаку большие полномочия, чем господину де Сент-Андре, но и давал ему право расторгнуть брак последнего. Не говоря уж о воистину неограниченных возможностях, которые Жак получал с назначением Верховным главнокомандующим!
      В ту самую минуту, когда дю Парке получил столь добрые вести, Мария наконец решилась перебраться в Шато де ля Монтань. Жак уже давно уговаривал ее согласиться на этот шаг, но Мария колебалась - несмотря на безграничную любовь и доверие к дю Парке, ее мучили сомнения. Она опасалась, что ее внезапный переезд в дом губернатора не только вызовет неизбежные кривотолки, но и приведет к непредсказуемо тяжелым последствиям.
      Мария прекрасно отдавала себе отчет в том, какие сплетни ходят про них с Жаком. И она не верила, что де Сент-Андре ничего об этом не знает, ведь главный интендант даже рабов своих сумел уговорить, чтобы те передавали ему любые слухи - не только о колонистах, но даже об офицерах из форта Сен-Пьер. И тем не менее господин де Сент-Андре ни разу даже не намекнул, что знает или хотя бы подозревает о том, что происходит между Марией и губернатором.
      Насколько возможно, интендант и дю Парке избегали встречаться ; Сент-Андре появлялся в форте только тогда, когда этого требовали дела. Его главные интересы были связаны с восточным побережьем острова, в плохо охраняемых портах которого часто бросали якорь испанские корабли.
      Со своей стороны, люди, состоявшие на службе у дю Парке, ставили его в известность о том, что господин де Сент-Андре то и дело мелькал в Воклене, в Росо и даже в Санта-Марии в те самые дни, когда в тамошние гавани заходил испанский капер. Дю Парке сделал из этого вывод, что интендант занимается какими-то тайными делишками, если вообще не вступил в преступный сговор с врагом. Однако губернатор не спешил принимать меры. Он не хотел быть обвиненным в преследовании человека, соперником которого слыл, если не считался в открытую.
      Получив бумаги, наделявшие его почти безграничными полномочиями, дю Парке почувствовал себя на седьмом небе. Наконец-то ему удастся воплотить в жизнь свои честолюбивые замыслы и грандиозные стремления. Он искренне полагал, что чем больше колонистов поселится на Мартинике, тем больше станет процветать остров. Если возникнет необходимость, считал он, поселенцы позабудут о своих разногласиях и распрях и дружно, как один поднимутся, чтобы дать вооруженный отпор неприятелю - ведь защищать-то им придется не что-нибудь,а свою собственность. С другой стороны, размышлял губернатор, доступные для обработки земли на острове ограничены, и не смогут прокормить больше определенного количества людей. Вот почему в его ближайшие планы входило заполучить во владение еще один остров, который принимал бы людей, которым не хватало места на Мартинике. Дю Парке уже присмотрел для этой цели подходящий - Гренаду, Карибскую твердыню, причем расположенную так близко от Мартиники, что помощь могла подоспеть за считанные часы.
      Едва получив столь славные вести из Франции, губернатор тут же, не мешкая, собрал Большой совет и рассказал высокому собранию о своих новых назначениях. Отныне, сообщил Жак, к нему следует обращаться, называя "генералом"; он также попросил членов совета известить колонистов о том, что будет как и прежде проводить довольно жесткую линию, продолжая при этом биться за интересы островитян. Когда заседание совета закончилось, он послал в форт за офицерами и раздал всем задания.
      Господин де Сент-Андре не стал переименовывать свое новое жилище и дом носил имя прежнего владельца - Драсле. В одной из самых просторных комнат главный интендант устроил свой кабинет, в котором и сидел сейчас, ничего не зная об успехах своего соперника, губернатора, и готовя бумаги для погрузки партии какао на испанский корабль, когда в дверь постучала, а затем вошла Мария.
      Время уже было позднее. Как всегда в тропиках тьма сгущалась сразу после заката солнца, и рабы зажгли в огромной столовой канделябры. Кабинет интенданта освещался масляными лампами, так что Сент-Андре в первое мгновение даже не разглядел, кто к нему пожаловал; правда, секунду спустя он сообразил, что кроме него, невольников и его супруги в доме никого нет, а позволить себе войти, не дождавшись ответа, может только она.
      - Мария! - радостно воскликнул он. - Это ты? Почему ты не проходишь сюда, вместо того чтобы стоять в темноте? Мне, право, жаль, что ты от меня таишься, ведь в последнее время ты прекрасна, как никогда!
      После некоторого колебания Мария наконец решилась, прошла вперед на негнущихся ногах и села в кресло у дальнего конца стола де Сент-Андре. Уже не в первый раз за этот год супруг говорил ей, что она выглядит лучше, чем когда бы то ни было, даже в Париже. Что ж, в этом, по меньшей мере, он прав, подумала Мария. Ей самой была отлично известна причина такого перевоплощения - любовь, страсть и желание.
      - Итак, мое дитя? - произнес господин де Сент-Андре. - Чему я обязан столь приятной неожиданностью?
      - Я должна сообщить нечто, что причинит вам жестокую боль и заставит страдать, но я обязана это сделать.
      У господина де Сент-Андре неприятно засосало под ложечкой. Он поспешно ответил:
      - Дитя мое, никогда не следует принимать поспешных решений - сперва нужно все тщательно обдумать. Ты еще слишком молода и подвержена порывам. Ты должна всегда советоваться со мной.
      Мария, еще не решившая, как ей следует преподнести мужу свое решение, промолчала. Старик продолжил:
      - Я надеюсь, именно с этой целью ты и пришла. Посоветоваться. Чем я могу тебе помочь? Скажи, не бойся.
      Мария внезапно почувствовала себя уязвленной его надменностью.
      - Вы ничем не можете помочь мне, - отрезала она, решившись. Совершенно ничем. Разве что, конечно, забудете меня.
      - Что ты говоришь? - вскричал Сент-Андре. - Забыть тебя? Ты с ума сошла! Или вы забыли, мадам, что вы моя супруга и носите фамилию Сент-Андре?
      - Вы не имеете права, сударь, разговаривать со мной таким тоном, ответила Мария, полностью овладев собой. - Знала бы я заранее, что вы себе такое позволите, я бы не стала с вами разговаривать, а просто ушла, не простившись.
      Сент-Андре ответил более сдержанно, но крайне язвительно:
      - Значит, ты пришла только для того, чтобы проститься со мной? Что ж, я ценю твою учтивость! Ты великолепно воспитана! И тем не менее, если вы, мадам, и можете с такой легкостью отмахнуться от фамилии, которую я вам дал, я не позволю вам покинуть этот дом!
      - Я люблю господина дю Парке, сударь, а он любит меня! Мы полюбили друг друга с первого взгляда! - Мария мечтательно возвела глаза к потолку. - Это случилось задолго до того, как мы встретились с вами; я еще даже не подозревала о вашем существовании. Мы познакомились с ним в Дьеппе, за год до того, как я приехала в Париж.
      - Примите мои поздравления! - едко процедил Сент-Андре. - Должен признаться, что ваше отношение к этому господину сразу показалось мне подозрительным. Но я отказывался верить досужим сплетням, ходившим о вас. Значит, я все-таки заблуждался! Вы оказались превеликой искусницей, мадам, по части утаивания своих делишек. Но мне все-таки непонятно, как смеет губернатор Мартиники пытаться похитить жену достойного гражданина, который своими поступками заслуживает только уважения! Интересно, что подумает по этому поводу месье Фуке? А особенно - кардинал Ришелье?
      - Что подумают они или что думаете вы - теперь уже не важно, ответила Мария, поднимаясь с кресла. - Я сегодня же покидаю ваш дом!
      - И куда, скажите на милость, вы пойдете?
      - В Шато де ля Монтань.
      - Что ж, должен признаться, домик вы выбрали роскошный, - ядовито сказал Сент-Андре. - Похоже, его строили специально для вас. Да, так люди и подумают. Придется рассказать об этом маркизу де Белилю.
      Он приблизился к Марии вплотную.
      - Поскольку ваша голова забита мыслями о Шато де ля Монтань, вы не знаете, что вчера из Франции пришел корабль, который скоро туда вернется. Можете быть уверены, мадам, что капитан этого корабля повезет с собой письма, содержание которых весьма небезынтересно для господина дю Парке! Можете передать ему, что вскоре о его кознях станет известно не только президенту Американской островной компании, но и самому кардиналу!
      Ледяным тоном Мария ответила:
      - Я обещала губернатору, что сегодня же вечером буду у него. Ваше общество мне крайне неприятно - я почувствовала это, как только снова встретилась с господином дю Парке. Мне до смерти надоели ваши бесконечные капризы и противоестественные выходки!
      Сент-Андре схватил ее за руку и сжал с такой силой, что Мария вскрикнула от боли.
      - Что ты хочешь этим сказать? - прошипел он. - Что ты имеешь в виду? И как ты смеешь говорить это мне, своему мужу? Или ты забыла, что жена должна беспрекословно слушаться мужа?
      - Вы не муж мне! - вскричала Мария. - Вы просто чудовище. Именно таким я вас вижу с тех пор, как снова встретила Жака!