Поэтому, видите ли, в некотором отношении я купил Мелодию у капитана Пьера, чтобы не дать ей запустить в него свои коготки. Капитан продавал здесь своих рабов и несмотря на то, что у Гишара уже есть больше рабов - как женщин, так и мужчин, - чем ему на самом деле нужно, его жена воспылала страстью к Мелодии. Она с таким вожделением строила ему глазки, что я предлагал все более высокую цену, пока наконец мне не пришлось шепнуть кое-что на ухо ее мужу. Но, конечно, это еще не все. Жена Гишара любит черных; я бы сказал, она увлечена ими. Что на самом деле меня беспокоит, так это то, что она ждет ребенка. Он должен родиться через два месяца. Но кто это будет, Боже, кто это будет? У меня есть все основания полагать, что она родит мулата.
      - Тогда, - холодно произнес дю Парке, - вам известны меры: сто фунтов сахара и ребенок будет передан в госпиталь при форте Сен-Пьера.
      - Знаю, знаю! Скорее всего Гишар не пойдет против своей жены, так как он сам довольно чувствителен к чарам негритянок. Но если его заставят в итоге заплатить сто фунтов сахара, это восстановит его против вас, Большого Совета, меня и религии ... Но, к сожалению, он тот человек, чье мнение имеет вес в кругу его сограждан.
      Дю Парке отпил немного пунша, но ничего не сказал. Опустив голову на грудь, он обдумывал слова иезуита. Он уже был хорошо осведомлен о том, что ему рассказал капеллан и знал также, что он ничего не может сделать, чтобы предотвратить запрещенные связи между белыми и черными. Наконец, он посмотрел на капеллана и сказал:
      - Решайте согласно вашему порядку, отец. Если необходимо, вы должны отлучать от церкви тех, кто нарушает закон. И даже если колонисты и белые женщины, все те, кто поддаются искушению, должны быть заживо сожжены, мы будем приговаривать их, не дрогнув. От этого зависит судьба колонии.
      - Я очень боюсь, сын мой, что скоро мы будем вынуждены делать это. Но нельзя ли, для начала, положить конец наплыву негров на Острова? Чем больше их здесь становится, тем хуже обстоят дела.
      - Отец, колония не может существовать без черных так же, как хлеб без муки.
      - У меня есть еще и другая причина для беспокойства, сын мой, продолжал иезуит, - до сих пор лица, присылаемые из Франции, хотя они не идеальны, тем не менее порядочные люди либо по крови, либо по судьбе. Все они уважают традицию. Но, кажется, последние прибывшие в какой-то мере отличаются от других, и я надеюсь, что вы сможете мне рассказать о них больше... те, кого я имею в виду, - супружеская пара ле Шено де Сент-Андре.
      Услышав эту фамилию, Жак вздрогнул.
      - На протяжении двух прошедших дней, уважаемый губернатор, ходит слух, и не только здесь, но и по Кас-Пилоту и Карбе. У меня есть все основания полагать, что этот слух уже докатился до Робера и Макубы. Вы не хуже меня знаете, как новости могут распространиться с одного конца острова на другой, в сущности, за считанные часы. Если верить слуху, о котором я говорю, то командующий Сент-Андре - человек давно достигший зрелого возраста...
      - И уже давно переваливший за него.
      - Очевидно, вы его знаете, а потому можете мне сказать, что думаете по этому поводу. Говорят, что этот господин приехал с молодой женщиной, о которой вообще ничего неизвестно. Он говорит, что это его жена. Одни клянутся, что она его дочь, а другие - что проститутка, которая прельстилась привлекательностью его звания и славой, за которые она готова пожертвовать своей молодостью...
      - Славой... я не совсем понимаю...
      - Сын мой, - продолжал священник, - вы только себе представьте. Я имею в виду то, что господин де Сент-Андре - человек преклонных лет, в то время как девушка не только молода, но и красива. Она в самом деле настолько красива, что уже пленила всю армию развратников. Как вам известно, огонь и лед не совместимы. Только ранг и деньги господина де Сент-Андре могли пробудить в ней желание впустую тратить свою молодость и очарование. Короче говоря, мне сказали, что если главный интендант и вправду женат, его женитьба не доведена до конца. И я могу заверить вас, что те, кто так говорит, имеют на это все основания. Но если это его дочь, то тогда его внимание к ней едва ли можно назвать приличным, и я должен предпринять немедленные меры к тому, чтобы положить конец скандалу. Поэтому я и хотел поговорить об этом с вами.
      - Но, отец, - возразил Жак, - я не могу приказывать Сент-Андре, я губернатор, а он - главный интендант. У нас одинаковые полномочия, и ни один из нас не стоит выше другого.
      - Сын мой, - серьезно проговорил отец Бонен, - я должен незамедлительно сообщить во Францию о сложившемся положении. Вы уже проявили свои способности, и я сделаю все, что в моей власти, чтобы добиться вашего превосходства над господином де Сент-Андре, даже если мне придется прибегнуть к помощи лично главы Ордена иезуитов. Но есть один человек, который поймет непременно, это кардинал Ришелье. Управлять островом должны вы и только вы.
      Глава седьмая
      РАСТЕРЯННОСТЬ ГУБЕРНАТОРА
      Покинув отца Бонена, дю Парке, почти не переставая, думал о словах иезуита. Сам-то он ничуть не сомневался, что брак Сент-Андре вполне законный. И тем не менее, молодой губернатор был глубоко озадачен. Преклонный возраст Сент-Андре ни для кого тайны не составлял и дю Парке невольно вновь и вновь спрашивал себя - а сможет ли старик исполнить свои супружеские обязанности? Вот какой вопрос будоражил воображение губернатора, который уже начинал видеть Марию в новом свете. Да, верно, она переехала к своему жениху за добрых два месяца до бракосочетания, но, быть может, немощность Сент-Андре позволила ей сберечь добродетель?
      Желание девушки, выйдя замуж за столь почтенного человека, обеспечить себе будущее и возвыситься, было вполне объяснимо. В конце концов, разве не он сам, узнав, что Ле Шено де Сент-Андре готов жениться на Марии, преодолел свое предубеждение и пошел на попятный, взяв назад обещание не брать девушку в жены из-за ее плебейского происхождения? Господи, какое безрассудство! И куда он только смотрел!
      Почти целый день, трясясь на лошади, дю Парке не проронил ни слова; его спутник, Лесперанс, видя настроение губернатора, тоже ехал молча, стараясь не отвлекать его. Лишь когда вдали показались первые крыши маленького городка Карбе, Жак нарушил молчание:
      - Я думаю, не стоит нам продолжать путь ночью, мы только зря потратим время. Переночуем в Карбе. Не сомневаюсь, что господин де Пленвиль предоставит нам ночлег. А поутру двинемся в путь.
      Лесперанс возражать не стал и путники направили коней к поместью плантатора.
      Де Пленвиль подбросил в очаг дров и поставил на огонь котелок с водой. Потом, пока губернатор с интендантом отдыхали, принес три кружки и кувшин рома, которые поставил на столе и тут же снова исчез. Несколько минут спустя он вернулся с целой корзиной угрей и крабов, которых держал в огромной бочке на дворе. Вымыв крабов и рыбу, он пошвырял их в закипающую воду и лишь тогда разлил ром по кружкам.
      Небольшая комнатка тускло освещалась коптящей масляной лампой, сизый дым из открытого очага разъедал горло. Сиденья грубо сколоченных стульев были сделаны из плетеных волокон кокосовых орехов, а кособокий стол - из выловленных досок потерпевшего крушение баркаса. В углу громоздились сельскохозяйственные орудия, залепленные землей. Пленвиль уселся и взял кружку, приглашая гостей последовать его примеру. Потом произнес:
      - Дела наши идут все хуже и хуже, господин губернатор. Два года назад я выращивал сахарный тростник, который неизменно приносил приличную прибыль. И вдруг по непонятной причине местным плантаторам запретили выращивать тростник и изготавливать сахар для продажи. Дозволялось получать сахар лишь для собственных нужд. Так и случилось, что теперь мы выращиваем только табак. Теперь мы получаем его столько, что продавать приходится по самой ничтожной цене, и многих из нас подстерегает неминуемое разорение! А ведь налогов никто не снижал, господин губернатор!
      - Я сделал все от меня зависящее, чтобы убедить Компанию не повышать налоги.
      - Пусть только попробуют! Сами увидите, что случится! Если нас припрут к стенке, мы перейдем под правление Англии. Или отправимся пиратствовать. Жить-то здесь скоро станет совсем невозможно.
      - Не отчаивайтесь, Пленвиль, - подбодрил дю Парке. - Сейчас времена и впрямь трудные, но скоро все изменится к лучшему. Компания заботится о вас - она уже направила сюда главного интенданта, который должен приложить все усилия, чтобы снова сделать Мартинику процветающей.
      - Кто - он! - выкрикнул Пленвиль. - Давайте-ка потолкуем о нем. С тех пор, как десять дней назад господин де Сент-Андре прибыл сюда, мы только и делаем, что перемываем ему косточки!
      Он встал из-за стола и снял крышку с котелка. Когда он помешал варево, ноздри гостей защекотал волшебный аромат. Пленвиль подбросил в котелок пряностей, цитронеллу, добавил мускатного ореха и перца, еще раз перемешал и снова накрыл. Потом уселся за стол и одним глотком опустошил кружку.
      - Да, - сказал он, наконец, с гримасой отвращения, - пользы от этого господина де Сент-Андре будет здесь как с козла молока. Что касается меня, месье, то я бы скорее предпочел, чтобы Компания подвергла нас забвению, нежели обложила новыми налогами. Господи, как бы откупиться от этих кровопийц! Хоть бы они о нас позабыли, а уж мы бы сами сумели о себе позаботиться. Мы прекрасно знаем, как нам здесь жить, на этом острове. В отличие от чванливых индюков, которых присылают сюда из Франции на наши головы. И они еще пытаются нам советовать!
      В голосе Жака прозвучали успокаивающие нотки:
      - Мне приходилось встречаться во Франции с господином де Сент-Андре. Не знаю, какой из него получится наместник, однако, учитывая его преклонные годы...
      Пленвиль ядовито расхохотался.
      - В его преклонные годы, говорите? Да, про это я тоже наслышан. Вы считаете, что он - старый дуралей, который, попав в местный климат, сложит здесь голову, как сахарный тростник под ударом мачете? Нет, таких стариков еще поискать надо! Вам, должно быть, известно, что говорят по поводу его немощности, а заодно и про женщину, которую он сюда привез? Одни называют ее женой, другие любовницей, хотя мне не верится, чтобы кто-то, пребывая в здравом уме, мог представить, что такой старый козел способен удовлетворить столь юную красотку! Как бы то ни было, раз уж он вздумал волочиться за молоденькими девушками, вряд ли у него останется много времени, чтобы управлять колонией - поверьте моему опыту. Если так и в самом деле случится, то мы, плантаторы, обратимся в Большой совет, чтобы уладить этот вопрос.
      Дю Парке промолчал. В голове у него роились тревожные мысли. Он пребывал в полной растерянности. Пленвиль принес миски, сделанные из половинок выдолбленной тыквы. Затем, попробовав варево и найдя его достаточно съедобным, он поставил котелок на стол и извлек из ларя краюху черствого хлеба.
      - Ешьте, господа! - провозгласил он. - Ешьте, пока не нагрянул новый правитель и не лишил нас последнего!
      В течение нескольких минут все трое сосредоточенно уписывали кушанье. Наконец Жак нарушил молчание, проронив:
      - Судя по всему, вы не слишком рады приезду господина де Сент-Андре.
      - Господи, да спросите любого колониста - никто его на дух не переносит. Неужто вы считаете, что с таким человеком мы можем связывать хоть какие-то надежды? Нет, он относится к своему приезду сюда как к увеселительной прогулке с девушкой.
      - Что ж, - Жак стукнул кулаком по столу, - как только вернусь в форт, немедленно встречусь с ним и настоятельно посоветую, чтобы он встретился с колонистами, прежде чем примет решение.
      Глава восьмая
      ДЮ ПАРКЕ НАВОДИТ СПРАВКИ ПРО МАДАМ ДЕ СЕНТ-АНДРЕ
      Солнце уже почти стояло в зените, когда наши всадники достигли окраин Сен-Пьера. Пришпорив лошадей, они доскакали до города галопом. В шуме городских винокурен и сахарных заводиков потонуло даже назойливое жужжание москитов, тучи которых роились над головами путников в этот жаркий час.
      Капитан Сент-Обен, которого дозорный примчался известить о приближении губернатора, вышел встретить дю Парке, когда тот въезжал в форт. Жак спешился и набросил поводья на шею лошади, которую тут же отвели в конюшню; Лесперансе позаботился о своей лошади сам.
      Кузены радостно заключили друг друга в объятия.
      - Как прошла ваша инспекция? - спросил капитан.
      - Замечательно! - выпалил дю Парке. - Действительность превзошла наши самые смелые ожидания. Скоро у нас будет еще один город, пусть маленький, но все же город. Вокруг Форт-Рояля как грибы растут дома, которые заселяют новые колонисты. Мне сказали, что поселенцы, живущие здесь уже больше года, жалуются на постоянный приток новых колонистов - неужели сами не понимают, что сама их безопасность зависит от их же численности. Уже в ближайшем времени мы будем в состоянии отразить любое нападение, с какой бы стороны не нагрянул враг! А теперь расскажи, что происходило здесь?
      - Утром в гавань прибыло невольничье судно "Лузансей", доставившее пятьсот восемьдесят восемь рабов. Есть, говорят, несколько первосортных экземпляров.
      - Все формальности улажены?
      - Я послал на корабль двух врачей вместе с Ле Фортом и Баярделем. Если все пройдет благополучно, то днем к вам придет капитан.
      - Если я буду очень занят, не откажите в любезности принять его, кузен.
      Жак, сопровождаемый по пятам Сент-Обеном, повернулся и быстро зашагал по направлению к своим апартаментам. Он взбежал по узкой каменной лестнице, прошел по длинному коридору, воздух в котором был сыроват и прохладен, несмотря на удушливую жару снаружи, и перед дверью в губернаторский кабинет, остановился.
      - Кстати, - обратился он к своему кузену, - вы подобрали подходящее жилье для Сент-Андре и его жены?
      Сент-Обен неодобрительно поцокал языком.
      - Не говорите мне про мадам де Сент-Андре, кузен! Она, похоже, всерьез вознамерилась всем досадить, а меня, похоже, просто на дух не выносит. Держит себя просто возмутительно! Основной мишенью для нападок она выбрала почему-то вас. Утверждает, в частности, что вам совершенно ни к чему было столь поспешно отъезжать в Форт-Рояль в тот самый день, когда приехал главный интендант. Не было дня, чтобы она раз десять не справлялась о вас, доведя меня, капитана Баярделя и Ле Форта до исступления.
      - Значит, они еще здесь?
      - Боюсь, что да, кузен.
      Дю Парке отпер дверь своего кабинета и вошел, найдя все точь-в-точь в таком виде, как оставил отбывая в провинцию. Он пересек кабинет и подошел к окну, откуда открывался изумительный вид на гавань, запруженную кораблями и лодками. На невольничьем судне поднимали якоря, но сейчас Жака интересовало нечто другое. Он спросил:
      - Значит, мадам де Сент-Андре и ее муж до сих пор проживают в тех же комнатах, которые мы отвели им по их приезде? - Он ненадолго приумолк, делая вид, что разглядывает бриг, кровавые-паруса которого отражались в зеленоватой воде гавани, потом заметил: - Что ж, возможно, оно и к лучшему.
      Отойдя от окна, губернатор приблизился к кузену.
      - Я довольно наслышан об этих Сент-Андре, - произнес он, понизив голос. - А вы? Вы ведь беседовали с этим господином, не так ли? Что вы о нем скажете?
      Молитвенно сложа руки, Сент-Обен ответил:
      - Клянусь Богом, мне жаль Фуке, если он посылает нам таких людишек! В тот самый день, когда вы уехали, он прислал ко мне посыльного и пригласил меня. Когда я пришел, то увидел жалкого дряхлого человечка в ночной рубашке, который лежал в постели. Он спросил, когда вы сможете его принять, а я ответил, что вы уехали на несколько дней.
      - А она? Мадам де Сент-Андре? Вы разговаривали с ней?
      Сент-Обен глубоко вздохнул.
      - Избави Боже! Если ее муж это кожа да кости, то в ней сил на троих хватит! Ну и женщина - в минуту превращается в настоящую фурию! Представляю, каково ей приходится с этим старикашкой. Должно быть, готова устроить смотрины всему гарнизону, чтобы подыскать ему на ночь замену. Держу пари, что в постели они не встречаются...
      - Но скажи мне, - нетерпеливо прервал его дю Парке, - она не рассказывала тебе про своего мужа? Не делилась своими горестями? Черт побери, ведь ей же не больше двадцати! Как она терпит такую жизнь?
      - Дело в том, - сказал Сент-Обен, - что она обращается со своим мужем, как с пустым местом, да и вообще ведет себя так, словно она, а не он присланы сюда занять столь высокий пост. А старому гороховому стручку, похоже, это даже нравится - ведь ему совершенно наплевать на нашу колонию, на поселенцев, табак, кофе, сахар, индиго и все прочее.
      Дю Парке улыбнулся.
      - Это мы еще посмотрим, - произнес он. - Кстати говоря, в Форт-Рояле я виделся с капелланом иезуитов и выяснил, что он этого Сент-Андре терпеть не может. И вообще весь остров о них судачит. Не знаю, кому изливала душу мадам де Сент-Андре, но, по ее словам, выходит, что Сент-Андре - ее отец, а не муж! Это, конечно, ерунда, ведь я знаю ее отца, мы когда-то встречались.
      - Ну и дела! - вскричал заинтригованный Сент-Обен. - До моих ушей тоже доносились какие-то слухи, но я отметал их прочь, почитая досужими бреднями. Я не верил, что такое возможно. Посудите сами - люди, ссылаясь на ее слова, уверяют, что ее брак так и не был разрешен.
      - О Господи! - воскликнул дю Парке, не в силах сдержать себя. - Но кому же она могла сказать такое?
      Он принялся мерить шагами комнату, потом вдруг резко остановился и, бросив хмурый взгляд на стол, заваленный бумагами, спросил:
      - Вы сказали, дорогой кузен, что она неоднократно справлялась обо мне?
      - Постоянно. Просто извела всех.
      - А вам известно, чего она хотела?
      - Нетрудно догадаться. Ей все не по нутру: прием - ведь вы лично их не встретили, - пища, солнце, да все, что угодно! Но главное, конечно, ваша столь внезапная и длительная отлучка.
      - А где она сейчас?
      - В своей комнате, наверное.
      - Пожалуйста, приведите ее ко мне.
      Когда Сент-Обен вышел, губернатор уселся за стол. Его ждала гора всевозможных бумаг - петиции, рапорты, прошения, - но дю Парке не замечал их. Все его мысли были прикованы к Марии.
      Кабинет был залит солнечными лучами, в которых весело плясали пылинки. Впервые более чем за целый год дю Парке увидел жизнь в другом свете. Даже окружающие предметы вдруг показались ему родными и приветливыми. Он весь трепетал при одной лишь мысли, что сейчас вновь увидит Марию, женщину, которую он мечтал сделать своей, тогда как она предпочла ему другого. Теперь же, в нем вспыхнула безумная надежда, что все еще удастся поправить, что Мария, его любимая, прекрасная, как сама любовь Мария, снова достанется ему - ему одному!
      Прошло немного времени и Сент-Обен вернулся.
      - Я выполнил вашу просьбу, кузен, - сказал он, - но мадам де Сент-Андре дома не оказалось. Слуга сказал, что мадам пошла на пристань. Она хочет посмотреть, как торгуют рабами.
      Сгорающий от нетерпения Жак, не в силах сдержать досады, в сердцах треснул кулаком по столу.
      - Что ж, - сказал он, - я тоже прогуляюсь на пристань. Если понадобится, осмотрю корабль сам.
      Глава девятая
      НА БОРТУ НЕВОЛЬНИЧЬЕГО СУДНА
      В сопровождении двух офицеров из форта Жак в полном молчании шагал к пристани. Сам не понимая отчего, он с каждой минутой закипал сильнее и сильнее. Может быть, потому, что не застал Марию, когда так о ней размечтался? Но ведь он сам отказался от встречи, когда девушка прибыла на остров.
      Он приказал одному из офицеров договориться о том, чтобы их переправили на борт "Лузансея", а сам в ожидании нетерпеливо мерил шагами пристань и размышлял о Марии. Дю Парке решил, что в данную минуту вовсе не хочет с ней встречаться. Ведь, увидев Марию, он должен будет заговорить с ней, поприветствовать ее, тогда как сам считал, что именно Марии следует сделать первый шаг и объяснить все, что случилось.
      Несколько минут спустя он услышал, как сразу два голоса воскликнули:
      - Господин губернатор!
      Первый голос принадлежал офицеру, возвратившемуся сообщить, что лодка ждет. А вот от второго, женского, внутри у Жака что-то оборвалось.
      Забыв про лодку, он резко развернулся, стараясь скрыть переполнявшие его чувства. И все же, увидев прямо перед собой мадам де Сент-Андре в длинном белоснежном платье, низкий вырез которого открывал изумительные плечи, дю Парке невольно стиснул в кулаки.
      - Господин губернатор, - повторила Мария мягким дружелюбным тоном, вы меня не узнаете? Я мадам де Сент-Андре. Я не могла поверить, что вы не хотите со мной встретиться.
      - Позвольте засвидетельствовать вам мое нижайшее почтение, сударыня, холодно ответил Жак. - Я сожалею, что не смог сделать этого раньше, но пришлось срочно отбыть в Форт-Рояль по неотложному делу. Я вернулся совсем недавно и, даже не успев позавтракать, поспешил сюда, чтобы осмотреть работорговца. Тем не менее, едва вернувшись, я спросил у Сент-Обена, здесь ли вы и могу ли я увидеть вас.
      По улыбке, озарившей ее лицо, дю Парке сразу понял, что Мария, несмотря на все неудобства, причиненные его бегством, больше не питает к нему гнева.
      - Вы хотите взойти на борт невольничьего корабля? - спросила она.
      - Да, я должен его осмотреть. Почти всякий раз после захода в наш порт работорговца, в колонии вспыхивает эпидемия. Я обязан проследить за тем, чтобы были приняты все меры предосторожности. Ни один негр не сойдет на берег, пока я не дам разрешения.
      - Вы можете взять меня с собой? - попросила Мария. - Я давно хочу побывать на невольничьем судне.
      - Это невозможно, мадам! Я уже говорил об эпидемии, но это еще не все - то, что можно увидеть на борту работорговца, никак не предназначено для глаз благородной госпожи.
      Жак заметил, что вокруг уже собираются люди, пытаясь хоть краем уха уловить, о чем они разговаривают; он знал, что не пройдет и дня, как каждый островитянин на свой манер будет обсасывать эту беседу.
      - Уверяю вас, - сказала Мария, - что, готовясь к поездке на Мартинику, я заковала свое сердце в стальную клетку. Теперь я готова вынести любое зрелище.
      - Значит, вы и в самом деле хотите посмотреть на корабль? - развел руками дю Парке. - Что ж, будь по-вашему. Хотя я искренне надеюсь, что увиденное навсегда отобьет у вас охоту когда-либо повторить столь безрассудный поступок!
      Офицеры поджидали их в шлюпке. Пока лодочник налегал на весла, Жак с удивлением поймал себя на мысли, что не испытывает особого волнения после столь долгожданной встречи. Разумеется, Мария выглядела прекрасно. Возникла в ее чертах какая-то особая свежесть, которой не было даже в тот памятный вечер в салоне мадам Бриго, хотя Мария появилась тогда в своем лучшем и наряднейшем платье, украшенная самыми изысканными драгоценностями. И тем не менее, ее красота уже не казалась толь волшебной и завораживающей; Жак даже усомнился, в самом ли деле он столь боялся этой встречи. Должно быть, он просто нафантазировал себе какой-то несуществующий образ. Да, любоваться Марией было вполне приятно, но и только. Буря, поднятая в его сердце, улеглась сама собой, даже без его ведома.
      Мария, сидя на жесткой банке, украдкой разглядывала молодого губернатора. Ей показалось, что он выглядит более мужественным и решительным, чем прежде; зародилось в его облике какое-то почти неуловимое горделивое упрямство, которого прежде не было. Трудно было поверить, что еще час назад она ненавидела его, смертельно обижалась за его столь поспешный отъезд. Теперь же, когда он снова оказался рядом, все ее обиды улетучились.
      Шлюпка уже приближалась к "Лузансею", когда с внезапным порывом ветра со стороны корабля донеслось ужасное зловоние. Лодочник, перестав грести, крепко выругался и обернулся с гримасой отвращения. Дю Парке и офицеры наморщили носы, а Мария поспешно зарылась лицом в надушенный кружевной платочек.
      - Интересно, что за падаль мы там найдем? - произнес губернатор. Надеюсь, у Баярделя и Ле Форта хватило ума не подписать им разрешения на высадку.
      Шлюпку заметили на "Лузансее" и с борта сбросили веревочный трап. Глядя в упор на молодую женщину, Жак произнес:
      - Вы не сможете подняться на борт. Если бы я вспомнил про трап, я бы не позволил брать вас с собой.
      Мария ответила, что по прибытии на Матринику, ей уже пришлось спускаться по веревочному трапу.
      - Подниматься куда тяжелее, - ответил Жак.
      - Посмотрим! Не надейтесь, что, проделав этот путь, я останусь ждать вас в лодке. Я хочу посмотреть и я увижу, что творится на борту невольничьего корабля!
      - Вы об этом пожалеете, - хмуро ответил Жак.
      Лодочник уже разворачивал шлюпку, чтобы пристать к борту "Лузансея". Подняв голову, Жак увидел капитана, который смотрел на них, перегнувшись через фальшборт. Перехватив взгляд дю Парке, он крикнул:
      - Добро пожаловать на борт, господин губернатор!
      - Добрый день, сударь, - откликнулся Жак.
      Один из офицеров повис всей тяжестью на конце веревочного трапа, чтобы удержать его, и обратился к Марии:
      - Что вы решили, мадам? Вы будете подниматься?
      Дю Парке встал.
      - Держите крепче, лейтенант, - приказал он и повернулся к Марии. - Я сам подниму вас на борт. Я понесу вас на руках, но вы должны пообещать мне, что не станете вырываться и сопротивляться.
      С этими словами он протянул к ней руки и Мария послушно позволила поднять и прижать себя, как ребенка. Их лица почти соприкоснулись и прядь волос молодой женщины дурманяще щекотала лоб дю Парке. Нежное выражение ее ореховых глаз в сочетании с теплом и близостью ее тела, манящим изгибом бедер и возбуждающей свежестью юной плоти вскружили голову губернатору.
      Жак поднимался медленно, следя за каждым своим движением, и Марии показалось, что вся она растворилась в нем. Она старалась не мешать ему и закрыла глаза, обхватив Жака рукой за шею. Оба испытывали приятное волнение от столь неожиданной близости. Когда дю Парке поравнялся с фальшбортом, капитан принял Марию из его рук и осторожно опустил на палубу, куда следом за ней спрыгнул и Жак. Капитан, низко поклонившись, представился:
      - Капитан Морен из Руана, к вашим услугам.
      - Мадам де Сент-Андре, - ответил в свою очередь дю Парке. - Супруга господина де Сент-Андре, главного интенданта Американской островной компании на Мартинике. Она выразила желание посетить ваш корабль.
      - Весьма польщен, мадам.
      Капитан явно ощущал себя не в своей тарелке. Зловоние, доносившееся из трюма, казалось, отпугивало даже чаек, которые старательно избегали высоких мачт. Наоборот, вокруг судна воду бороздили зловещие треугольники акульих плавников - эти пожиратели падали сгрудились вокруг невольничьего корабля, словно мухи, слетевшиеся на мед.
      - У меня на борту уже есть двое офицеров из форта, - сказал капитан. Я передал им документы и даже уплатил вперед двухнедельную пошлину за пребывание в гавани, пошлину за высадку и пороховой налог... Кроме того, в соответствии с обычаем, по окончании торгов, господин губернатор, я вручу один процент от выручки лично вам, а еще полпроцента вице-губернатору.
      - Об этом мы позже поговорим, - сухо произнес дю Парке. - Пока вы должны уладить все формальности с посланными мной врачами, судебным исполнителем и интендантом. Сколько всего невольников у вас на борту?
      - Пятьсот восемьдесят семь. Один скончался. Мы выбросили его за борт около часа назад.
      Жак невольно бросил взгляд за борт, где вычерчивали зигзаги акулы, рассчитавшие на очередную лакомую добычу.
      - Ваш корабль находится в ужасном состоянии, - сказал Жак. - По окончании торгов вам придется затопить его на трое приливных суток.
      - Но я потеряю половину такелажа! - вскричал капитан.
      - Меня это не касается. Я не хочу, чтобы на острове разразилась эпидемия. Если вам это не по нраву, идите на Ямайку, на Кубу или на Сент-Винсент. Я слышал, что англичане не столь разборчивы.
      Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал по направлению к баку и матросскому кубрику. Мария направилась за ним, стараясь не отставать, а следом поплелся капитан.
      Они шли вдоль левого борта и уже поравнялись с батареей, когда Жак увидел около дюжины совершенно голых негритянок.
      - Что они здесь делают? - изумленно спросил он, повернувшись к капитану.
      - Они на сносях, - ухмыльнулся тот, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном. - Во время путешествия ими пользовалась вся команда, поэтому - ведь обрюхатили-то их белые люди, - я и велел поместить их отдельно от остальных рабов. Англичане ценят черномазых, которые принесут им детей-мулатов.
      - Вам и здесь заплатят за них ничуть не меньше, - сказал Жак. - По той же самой причине.
      В эту минуту на палубе появились Баярдель и Ле Форт, которые осматривали в трюме закованных в цепи невольников. Подойдя к капитану, Ле Форт сказал:
      - Я бы вам посоветовал как можно быстрее избавиться от вашего груза, если вы не хотите, чтобы мартиникские акулы передохли от обжорства. Если вы не выпустите своих негров на свежий воздух, вскоре от них мало что останется.
      Дю Парке подошел поближе к нагим женщинам, которыми, по словам капитана, пользовалась в пути вся команда. Несчастные неподвижно сидели на корточках; на всех лицах застыло одинаково испуганное выражение. Всех отличала бронзовая кожа, толстые и мясистые губы, приплюснутые носы и высокие скулы. Хотя все лица были похожи, ростом и сложением негритянки заметно отличались.
      Дю Парке с безразличным видом отвернулся от них.
      - Пожалуйста, сегодня же вечером пришлите в форт на подпись все документы, - сказал он и быстро зашагал обратно к веревочному трапу.
      - Как, мы уже уходим? - вскричала Мария. - Мы же еще ничего не видели!
      - Для одного дня этого вполне достаточно, мадам, поверьте мне.
      Перед самым трапом дю Парке подхватил Марию одной рукой, ловко перемахнул через планшир и принялся осторожно спускаться, нащупывая ногой каждую веревочную ступеньку. Все случилось так быстро, что Мария даже не успела возразить. Ни слова не говоря, дю Парке опустил ее в шлюпку. Когда к ним присоединились Баярдель и Ле Форт, лодочник налег на весла и погреб к берегу.
      Глава десятая
      ЖАК И МАРИЯ
      Они все вместе прошли через боковую дверь в форт, пересекли внутренний двор и поднялись по узкой каменной лестнице к коридору, который вел к губернаторским апартаментам.