– Значит, этот, – веско резюмировал Лось. За ним чувствовался авторитет. Лось обвел глазами нашу команду. – Братва, если вопросов ни у кого нет, поехали.

Мы спустились во двор. Лось достал из кармана ключи, деловито открыл дверь ГАЗ-66.

– Енот, полезай с пацанами в кузов, – распоря дился он.

Место нам было определено безапелляционно. Однако борьба за власть в нашем коллективе еще не начиналась.

– Обожди, я баул возьму. – Достав из багаж ника «гольфа» сумку с автоматами, я передал ее разместившемуся в кузове Славе и сам перелез через борт.

Лось и Бобер сели в кабину. Зарычал мотор. «Шишига» задрожала и покатилась на мокрое дело.

Работать с орденом Алькантара становилось все страшнее и интереснее. Трясясь на узкой, неудобной скамейке, я цеплялся за нее обеими руками и прикидывал, что будет, если грузовик остановит наряд автоинспекции, усиленный ОМОНом. Заглянут в кузов и увидят банду здоровенных мужиков. Проверят вещи, а там... До конца жизни потом будешь давать показания, что не ехал в очередной «Норд-ост», только шиш кто поверит. Увидев бандитов, я понял, что крепко увяз, связавшись с испанцами. Мало было арабов? Я вообще жалел, что поехал с Петровичем на раскопки. Сидел бы сейчас в лесу, искал всякий хлам по урочищам, жил бы мирно, бедно и горя не знал. Идея про лес мне понравилась. Надо будет затихариться, если эта операция сойдет с рук. Спрячусь от испанцев и Славу прихвачу. Россия большая, пусть ищут. Перекантуемся до зимы, а там страсти улягутся.

Эта мысль пришлась мне по душе. Я приободрился, и вовремя. «Шишига» остановилась. Хлопнула дверь кабины. – Прибыли, – сказал Слава. – К машине!

Он подхватил сумку и первым выпрыгнул из кузова. Следом за ним десантировался Енот, достав из-под сиденья длинный черный баул.

Район, куда мы прибыли, я опознать не сумел, хотя всю дорогу приглядывался к маршруту. Какие-то задворки проспекта Луначарского или Просвещения с безликими детскими площадками и типовыми девятиэтажками. В жаркий час сиесты народ по двору не шарился. Не дав осмотреться, Лось увереннo пошел к ближайшему парадному. Со стороны нашу бригаду можно было принять за работяг-ремонтников. Я надеялся, что досужие жильцы, тупо пялящиеся в окна, так и подумают.

В подъезде мы достали из сумок оружие. У бандитов была «сайга» двенадцатого калибра и неизвестной фирмы помповуха. Компактное, складное оружие, легальное, приобретенное на вполне законных основаниях. Не исключено, что бандюги были сотрудниками частного охранного предприятия и имели разрешение на его ношение.

– Готовы? – Лось с заметной иронией оценил наши насквозь криминальные «калаши». – Ну тогда пошли.

На четвертом этаже наш отряд остановился перед железной дверью. Как ни странно, братву это совсем не смутило. Вперед протиснулся Енот, осмотрел замок, достал из баула отмычку и взялся за дело. Работал он очень тихо, с мягкой воровской осторожностью. Испанцы навербовали себе грамотных специалистов.

«Это же резидентура! – ужаснулся я. – У ордена все разведано, есть штатные боевики и, наверное, своя агентурная сеть... Так ведь и мы со Славой агенты!» Поздно пришло ко мне это понимание. Енот справился с замком и потянул на себя дверь. Она открылась. За ней была вторая, деревянная. Отпирать ее было куда проблематичнее – копанье в замке, каким бы осторожным оно ни было, арабы наверняка услышат. Лось тоже это понимал. Он отодвинул Енота с дороги и отошел к противоположной стене лестничной площадки.

– Пацаны, не шмаляйте без дела, – предупредил он. – Бобер, готов?

– Готов. – Крепыш с помповухой встал рядом.

– Три-четыре!

Парочка оттолкнулась от стены, разбежалась и синхронно ударила ногами в дверь. Вероятно, это был их коронный трюк. С хлипкой оргалитовой преградой он сработал великолепно. Дверь распахнулась настежь, впечаталась в стену прихожей и повисла на выбитой петле. Мы рванулись в квартиру, торопясь успеть раньше, чем арабы придут в себя и схватятся за оружие.

Ошалев от обилия комнат, я рванул на себя первую попавшуюся дверь. На меня шарахнулось толстое белое привидение. Я сходу втер ему ногой в пах. Привидение завизжало, но не скрючилось, только схватилось за ушибленную промежность и запричитало.

«Баба! – понял я и ударил плечевым упором АКМС в лоб. Привидение рухнуло. – Точно, сегодня день огорчения женщин!»

Я заскочил в комнату, перепрыгнув через неловко упавшее привидение. Мы разбежались по квартире удивительно быстро. Я огляделся и понял, что остался один. Привидение не подавало признаков жизни. Это явно была женская половина: заставленное флакончиками трюмо, всюду пестрые салфеточки, большая тахта, застеленная бархатным зеленым покрывалом. Ногой я перевернул привидение на спину. Из-под низко надвинутого хиджаба (погулять она, что ли, приоделась?) выглянул большой отвислый нос и одутловатые щеки. Фу, родит же земля такого монстра! Если это и была жена бен Ладена, то, наверное, самая старшая и почетная. Но вот что с ней делать-то? Я поозирался в поисках веревки, которой можно было бы связать пленнице руки. В углу стоял маленький телевизор. Я выдернул из розетки вилку, сбросил на пол агрегат, наступил на него и вырвал провод.

– Молодец, по-солдатски! – одобрил Слава, заглядывая в комнату. Автомат он держал стволом вниз, прикладом у плеча, всегда готовый выстрелить навскидку.

– А что делать, если нет ножа! – я закинул АКМС за спину и прочно скрутил руки жене бен Ладена. Слава тем временем стоял в дверях, с автоматом наготове.

– Давай ее в большую комнату, – сказал он, когда я завязал узлы. Мы перетащили женщину в залу. Арабы снесли перегородку, сделав просторную квадратную гостиную, увешанную коврами в восточном вкусе. Столы, стулья и сервант с телевизором, впрочем, были вполне европейские. Сюда бандиты стаскивали добычу: пару окровавленных фидаинов в спортивных костюмах и жирного бен Ладена, целого и невредимого. Правда, вживую он почему-то не походил на короля террористов – просто холеный чурка, потерявший от испуга аристократический лоск. Пленник уныло сидел за столом, спрятав между ног скованные браслетами запястья. Его придерживал за плечо довольно улыбающийся Енот. Бобер деловито вытирал приклад ружья о грудь оглушенного фидаина.

– Кто это у вас? – заметил нашу ношу Енот.

– Баба, – лаконично ответил я.

– Откуда? – Бобер настороженно зыркнул в нашу сторону.

– Я-то откуда знаю? Вон там нашел, – указал я в сторону комнаты.

– Пацаны, – обратился к нам вышедший из дальней комнаты Лось, – берите бен Ладена и несите вниз. Плетки только спрячьте. Енот, помоги им.

Он сложил плечевой упор «сайги» и спрятал ее в баул.

Пока я убирал наши автоматы, Слава с Енотом вздернули под руки араба и выволокли на лестницу. Я догнал их и вызвал лифт. Пленник бегал взглядом по нашим лицам, словно пытаясь прочесть свой приговор. От страха он плохо соображал, во всяком случае, глаза у него были совершенно пустые и на простые команды не отзывался. Возможно, араб просто не понимал русского языка.

Мы спустили бен Ладена вниз и погрузили его жирную тушку в кузов. Залезли сами и задернули тент. Через десять минут стукнули двери кабины. Зарокотал движок. «ГАЗ-66» шатнулся взад-вперед и тронулся.

Оставшись без братвы, Енот избегал даже смотреть в нашу сторону. Он сосредоточился на пленнике, что-то неслышно за шумом двигателя спрашивал у него и наконец с понтом поставил ногу ему на плечо.

– Как думаешь, замочили они духов? – крикнул мне в самое ухо Слава.

– Не знаю, – наклонился к нему я. – Можешь сам у них спросить. – Приедем, спрошу.

Грузовичок доставил нас обратно в провинциальный двор. Мы выпрыгнули из кузова. Лось говорил с кем-то по мобильнику.

– Завалили там зверей? – миролюбивым тоном поинтересовался у Лося «афганец».

– Да нам не платили, чтобы их валить, – бригадир выбил из пачки «Мальборо», достал из чехольчика на поясе зажигалку, чиркнул, закурил. – Угощайся. Где-то я тебя видел.

– В «Крестах» на «пятерке» ты мог меня видеть. – Слава взял сигарету. – Тебя к нам в пять три-три на полчаса кинули. Ты все это время у двери на бауле просидел и через кормушку с корпусным общался.

– Да, точно, был такой период в моей жизни, – согласился Лось. – Опера меня тогда из хаты в хату гоняли. Теперь я тебя вспомнил. Это ты по всей «пятерке» афганские порядки устанавливал?

– Какие «афганские»? Я просто «черным» борзеть не давал. Порядки были нормальные, – начал заводиться Слава.

– Ладно, дело старое, проехали. – Лось даванул косяк. – А вот и наш спонсор едет.

Действительно, во двор зарулил белый «фиат». Следом за ним двигался темно-синий мини-вэн «Рено канго». Отважный рыцарь вернулся собирать урожай с большой подмогой. «Фиат» подъехал вплотную к нам. Из салона, будто подброшенный пружиной, выскочил кабальеро.

– Как ваши дела? – вопрос из уст отсиживавшегося в сторонке испанца прозвучал смешно.

– Наши дела в прокуратуре, – не удержался Енот.

– Смотри в кузове, – Лось указал испанцу на «ГАЗ-66». С таким же легким презрением предки бандита, тамбовские плотники, сдавали работу скупому заказчику. Вместо комтура проверять работу полез Хенаро Гарсия. Через минуту он выглянул из-под тента и что-то сказал по-испански. Эррара махнул рукой. Из «рено» вылезли еще трое рыцарей и двинулись к «шишиге».

– Я доволен вашей работой, госопода. – Эррара достал из бумажника пачку стоевровых купюр и протянул Лосю, пачку поменьше он отдал мне. – Вы сделали хорошее дело. Возможно, вам скоро придется опять поработать.

Он торопился. Мы тоже не собирались задержи. ваться. Пожелав братве удачи и получив в ответ то же напутствие, сели в «гольфик» и спешно покину ли сонный двор. За нашей спиной испанцы грузила бен Ладена в «рено». Им предстояло долгое и познавательное общение.

– Ишь ты, припомнил он меня, – бурчал Слава, пока я гнал по раскаленным улицам домой. – Афганские порядки я устанавливал...

– Фигня, Слава, – сказал я. – Какая разница, устанавливал или не устанавливал, дело прошлое, зачем гонять за пустое? Поехали лучше расслабимся, послушаем рок-н-ролл. Мы денег сегодня срубили, надо радоваться жизни.

Когда мы убрали автоматы в тайник и спустились во двор, отряхиваясь от чердачной пыли, настало пять часов.

– Время еще детское. – Слава поглядел на трофейные часы. – На машине поедем?

– Ни фига, тачку поймаем. Гулять так гулять, а пьяным я за руль больше не сяду. Держи, кстати, – я отсчитал другану половину пачки. – Зайдем в обменник, а оттуда в кабак.

– Да забей, Ильюха, – отмахнулся корефан. – У меня рублей полно.

Щедрость фронтовика, привыкшего пускать на ветер всю наличку, показалась мне транжирством, и я решил сегодня накрыть поляну сам.

Через сорок минут мы усаживались за столик «Rocking-hors»-пaбa. В кармане я ощущал толстый пресс рублей – по пути все же завернули в банк. Рок-н-ролльную пивную «Лошадь-качалка» я выбрал по ассоциации с последней пьянкой. Не потому, что решил накачаться, как конь, а просто нашел визитку Рикки и захотел послушать живую музыку.

По случаю детского времени рокабилли еще не играли. Мы заказали водки и стейк. В ожидании заказа разминались пивом.

– Длинный сегодня день получился, – вздохнул я. – Столько всего... По-моему, уже наступило послезавтра.

– Война, – сказал Слава. – День за три.

– Не только, я с утра еще... – прервался я, пока официант ставил графин водки и рюмочки. – Вроде бы как похоронку отвозил жене Петровича.

– Понимаю, – заметил «афганец», выдержав скорбную паузу. – Давай за Петровича.

Он разлил водку, и мы опрокинули не чокаясь. Полирнули пивком, посидели молча, приходуясь, однако я по-прежнему оставался не в своей тарелке. Алкоголь не цеплял совершенно. Мне было не по себе от знакомства с бандитами, да и с арабами уж как-то слишком легко получилось. Наскоком, без подготовки. Это беспокоило еще больше.

– Мы удачно использовали фактор внезапности, – сказал Слава, когда я поделился с ним своими опасениями. – А что без подготовки работали – это значит, что кабальеро своим не доверяют. Делают важные дела быстро, чтобы утечек информации не было.

– Важные дела? Это же настоящая война!

– Ну, а ты думал? Сам же рассказывал, как с тобой получилось.

– Тебе не кажется, что испанцы совсем обнаглели? Орудуют нахрапом, чуть ли не в открытую с автоматами по улицам бегают. Еще и нас как платных агентов используют.

– Идет война, – объяснил Слава. – Белые люди воюют с черными. Ты что, не заметил? Посмотри телевизор.

– Слава, – я посмотрел в глаза другу, – ты же с фашистами по зоне вроде не корешился?

– А чего мне фашисты? У меня своя голова есть.

– В таком случае, как думаешь, долго эта война продлится? С такими темпами нас не сегодня-завтра примут менты либо «контора».

– Долго она, конечно, не продлится, – рассудил Слава, разминая окурок в пепельнице. – Сегодня крутовато было, спору нет. Вряд ли кабальеро еще рискнут на такое в ближайшие месяцы. По поводу ментов я думаю, что нам надо снять денег и по-тихому слиться из Питера до весны.

– Почему бы и нет? – Идея лечь на дно не вдохновила, и я прикидывал, какую выгоду лучше из этого извлечь. – Поедем куда-нибудь в сельскую местность, покопаем всякий хлам по заброшенным деревням, возможно, зимовка и окупится... «... Но, скорее всего, нет», – закончил я про себя.

Слава не понял бы мой пессимистичный вывод, который являлся всего лишь скептицизмом практика. За осенний и весенний сезоны, которые мы имели все шансы застать, если вовремя скроемся от пристального взора компетентных органов, можно было прошерстить пяток исчезнувших с лица земли деревень.

Эти точки, лакомые для любого кладоискателя, я наметил за год до тюрьмы, когда мне в руки по случаю попала карта Псковской области 1930 года. В моем архиве имелась псковская карта 1860 года выпуска, и теперь я получил возможность сличить количество оставшихся после Гражданской войны населенных пунктов. Результат несказанно порадовал. К моему удивлению, число деревень за годы советской власти сократилось значительно больше, чем я думал. И хотя логично было предположить, что карта тридцатого года врет, составленная небрежно, как все совдеповские карты, я все же отправился в поиск.

Мертвая деревня, которую я нашел по старой карте, поразила до глубины души. Была весна, середина апреля, трава еще не выросла, и в глубине леса местами лежал снег. За сорными березами и тощей сиренью притаился маленький кирпичный дом с короткой трубой. Только через минуту я сообразил, что это русская печь. Позже в лесу встречались кучи темно-красного кирпича, но уцелевшая печка была только одна, и я вышел аккурат на нее. Впечатление сказки с той минуты поселилось в моей душе. Казалось, вот-вот увидишь избушку на курьих ножках или из-за дерева выйдет Кощей. Это заставляло оглядываться на раскопках. Не успокаивал даже немецкий штык-нож, который я прихва-тил, впрочем, не столько для самозащиты, сколько из суеверных соображений, что в поиск надо взять трофей, который привлечет другие находки. С этой вылазки на Псковщину я начал верить в нечистую силу. С суеверия, впрочем, и начались мои беды.

В ту первую поездку по заброшенным деревням я не нашел ничего ценного. И хотя населенный пункт я выбрал правильно (деревня исчезла с карт после Гражданской, а не Великой Отечественной войны, стало быть люди в ней жили куда состоятельнее, чем на двадцать пятый год советской власти, и могли оставить после себя больше нетленного добра), одиночный поиск без металлодетектора не принес весомого результата. Штампованный медный крест размером с ладонь да серебряная лампадка – вот и все мои находки в тот раз, не считая ржавых лопат, серпов, кос и прочего сельхозинвентаря. Цветной металл я поднял с одного места, вероятно, кто-то, покидая дом, бросил иконостас. Ощутимую прибыль эти находки принести не могли. Лампадку я очистил и сдал как серебряный лом, а крест подарил Леше Есикову. Иногда надо задаривать людей мелочевкой, чтобы судьба послала взамен что-то ценное. Леша заинтересовался и попросил взять с собой. Я взял. Кто ж знал, что он окажется такой сукой?

Одному на селище работать было не под силу, да и скучно. Приглашать же друзей-трофейщиков я не хотел из опаски, что эти вскормленные пеплом великих побед волки пронюхают про мои карты и, учуяв поживу, разграбят все сами, оставив мне жалкие крохи. Леша Есиков куда больше подходил в качестве напарника для секретного предприятия. Он имел мизерный кладоискательский опыт, зато ездил в археологические экспедиции. Мы учились на одном курсе. Только я после окончания университета копал и на это жил, а Леша работал в ларьке. Но он был безопасен. Кроме того, новичкам везет, этого тоже не следовало сбрасывать со счетов.

В первую же поездку Леша зарекомендовал себя раздолбаем. Он и в университетских экспедициях вел себя как мудак, но сейчас, в отрыве от коллектива и бдительного ока старших и более опытных товарищей, проявился во всей красе. Нечаянно столкнул меня в ручей, прожег ботинок на костре, чуть не провалился в заросший колодец и все время насвистывал, как последний идиот. И он же нашел серебряные карманные часы и дутое обручальное кольцо 56-й пробы. Фарт. Мне не попалось ничего, кроме ржавых чугунных утюгов, гвоздей, ножей и керамики. Лешины находки мы продали и нажили денег. Слегка, самую малость. Ровно настолько, чтобы интерес к деревне разгорелся в полную силу. Мне пришла в голову светлая мысль поискать в колодцах. Большая по псковским меркам деревня в три-дцать пять дворов, оставленная в условиях смуты, должна быть напичкана мелкими кладами. Носимые ценности крестьяне наверняка забрали с собой либо зарыли где-нибудь в амбаре или на огороде, где без миноискателя не найти, а вот громоздкое добро вполне могли побросать в колодец, чтобы вернуться за ним, когда минует опасность. Судя по состоянию деревни, опасность хозяев не миновала. Это значило, что колодцы представляли собой сокровищницы зажиточных пейзан.

Версия «зажиточных пейзан», как я окрестил свою гипотезу, привела Лешу в восторг.

– Что же ты раньше молчал? – крикнул он. – Мы бы уже давно на «мерседесах» ездили. Собираемся, я отпуск возьму.

В этом был весь Леша. Он не поинтересовался, как я вышел на эту деревню, да и об остальных местах тоже не любопытствовал. Возможно, ему мешала деликатность или опасение, что я перестану с ним работать, если он будет много спрашивать. Впрочем, Есиков оказался человеком дела и оставил свой ларек. Даже для выпускника исторического факультета он засиделся там слишком долго. Наши приятельские отношения переросли в компаньонские.

Вдвоем мы могли уйти надолго, унести не только палатку и снаряжение, но и большой запас еды. Питались мы тогда гречкой, макаронами и салом. В первые дни был черный хлеб. И еще запас кофе, который хоть и занимал место в рюкзаке, но спину не гнул. И вот, захватив с собой двадцать метров капро нового фала, полиспаст и лебедку, мы отправились на зачистку колодцев. По дороге от станции нам нежданно-негаданно улыбнулась удача.

– Теперь у нас навалам крепежного материала, – сказал я, заметив старый гнилой столб с куском многожильного алюминиевого провода. – Сматываем, берем все.

– Илья, – спросил придавленный тяжестью поклажи Леша Есиков, – зачем нам столько проволоки?

– Пригодится, – я снял рюкзак и достал топор, чтобы разбить на столбе изоляторы. – Запомни, в лесу, кроме деревьев, ничего нет, а проволока – вещь полезная.

Алюминиевый провод нам очень пригодился при сооружении треножника. Двухметровую треногу из толстых березок мы поставили над колодцем. От идеи полиспаста быстро отказались, просто зацепили за вершину треноги блок, пропустили через него фал с привязанным поперек колом, к ближайшему дереву прикрепили лебедку. Я надел плащ ОЗК, застегнув его между ног как комбез, оседлал палку и, раскачиваясь над смердящей бездной, сказал:

– Леша, держи крепче, опускай медленно. В случае чего, у лебедки есть фиксатор, вот здесь, видишь? Если меня уронишь, вылезу и начищу рыло. Все понял?

– Понял! – прокряхтел Есиков, удерживая рукоять. – Тогда трави.

Плавными рывками я сползал в темную, пахнущую тиной дыру. Мимо лица проплыло вверх замшелое надломленное бревно. Предварительно мы как следует обкопали колодец, чтобы меня не засыпало, и сняли три венца, но внизу обсадка осталась. Она была ненадежной и гнилой, как моя жизнь.

– Давай! Еще давай! – командовал я, подсвечивая фонариком. – Леша, давай еще!

Наконец, подошвы болотных сапог стукнули по чему-то твердому.

– Стоп! – крикнул я, светя вниз. Под ногами покачивался лесной мусор и блестящий пласт льда посередине. – Закрепляй!

По этой команде Леша должен был зафиксировать барабан лебедки и подать мне слегу. Но гладко было только в теории. Я быстро поехал вниз.

– Сто-ой!!! – заорал я во всю глотку. – Капут! Я раскачивался, крепко вцепившись в фал, хотя спасти меня от погружения в трясину он бы не смог. Был, правда, шанс вылезти по нему наверх, если Лешу вдруг хватит инфаркт или инсульт от натуги. Привязывая лебедку к дереву, я рассматривал и такой вариант.

Падение прекратилось. Я висел, почти касаясь задом мусорного ковра, опершись подметками о затопленный ледяной блин. Он качался, значит, был не толстый. В него вмерзли чудом угодившие сюда корявые ветки. Возможно, на дне скрывались врытые в землю колья, острые как игла. Спустя несколько минут, дневной свет померк, в колодец заглянул Леша.

– Шест давать? – спросил он. Ну и дурак!

Заточенной пехотной лопаткой я разбил лед и прощупал слегой дно колодца. К счастью, заиление не оказалось сильным, венец удерживал грунт от осыпания со стенок, да и воды было немного. Смущало только, что в процессе зондирования шест задевал странные бугры, один был чересчур высокий. Возможно, это были камни, которыми выкладывали дно.

Успокоившись, я надел тесемку фонарика на голову и слез, опираясь на слегу. Вода сдавила болотники до середины бедер и остановилась. Это было очень хорошо. Это значило, что, стоя в ледяной жиже, я еще некоторое время останусь сухой. Другой хорошей новостью было то, что я чувствовал под собой камни. Надежное дно, когда ты стоишь в старом колодце вдалеке от человеческого жилья, радует больше, чем крепкий тыл в семейной жизни. – Давай ведро! – крикнул я.

Леша вытянул канат, привязал к нему ведро и опустил. Я был начеку и успел убрать голову.

Первым делом я переправил наверх лед и ветки, как самый неудобный сор. Колодец был давно нечищеный. Лет, наверное, сто. Прежде нас здесь кладоискателей не было.

Потом началось самое неприятное. Мы стали вычерпывать колодец.

Когда уровень воды упал до колен, я решил, что купание теперь уже все равно не повредит и окунулся по локти в жидкую грязь. Меня очень занимал предмет, торчавший по центру дна. Он был высотой до середины голени, от пинка не сдвигался, и я решил, что это камень. Только форма у него была какая-то странная.

Ощупав предмет под водой, я быстро понял, что имею дело с творением рук человеческих. – Самовар!

Леша не услышал. Стены гасили голос, если говоришь себе под ноги.

Я вытянул из жижи облепленный илом самовар. Он был тяжелый, полный воды. Я стер с него грязь и поначалу решил, что держу в руках блестящую латунь. Самовар был желтый. Он был золотой.

В свете фонарика разобраться с находкой было непросто. Я кликнул Есикова, куковавшего над дыркой в земле, снял ведро, привязал самовар за ручку и приказал тянуть. Небольшой, круглый, литров на пять—семь, он переломал бы мне кости, если б сорвался с веревки.

Покачиваясь, самовар устремился на свет божий, Леша ловко подхватил его у самого блока и проворно уволок в сторону от дыры. Я внимательно следил за манипуляциями компаньона. Уворачиваться в колодце было некуда.

Сверху раздалось приглушённое уханье Есикова. Должно быть, он выражал восторг. – Леша! – позвал я.

П одождал. Никакой реакции. – Леша, блядь! Ко мне пришло одиночество. – ЛЕША!!! – Да здесь я, – наконец отозвался Есиков. Остаться без веревки в колодце оказалось страшно тоскливо. Появление компаньона вдруг напомнило давным-давно виденные капиталистические фильмы о том, как любители легкой наживы бросают своих товарищей в беде, чтобы целиком завладеть богатством, а перед уходом глумятся над ними.

– Веревку давай. Палку к ней привяжи, я буду вылезать.

Подъем на поверхность оказался быстрее и удобнее спуска. Я выкарабкался, шатаясь под тяжестью наполненных водой болотных сапог.

– Ни фига себе, какое я обляпанное говном чудовище! – Только при свете дня я смог оценить, во что превратился на пути к преисподней.

Мы расхохотались.

– Давай смотреть, что мы там нашли. При ближайшем изучении самовар оказался всего лишь позолоченным, вдобавок у него отломилась внутренняя труба, но внешне он был совершенно целый. Носик был на месте, кран поворачивался. Трубу Леша припаял уже дома, и мы продали самовар Борису Михайловичу Маркову за неплохие деньги. В тот день, посменно отогреваясь у костра, мы достали из колодца сахарницу с серебряным ободком и ручкой, шесть фарфоровых чашек и одно чайное блюдце. Остальной сервиз дошел до нас в виде фрагментов керамики, не представляющих коммерческой ценности. Симпатичные чашки также ушли в салон «Галлус», в ту пору только начинающий набирать обороты.

Впоследствии мы с Лешей неоднократно навещали селище и еще кое-чем там поживились. Однажды я выцарапал гвоздем на новенькой алюминиевой ложке инициалы «Ал. Б.» и аккуратно припрятал под кирпичами на месте некопаной избы. Есиков ложку нашел и очень дорожил ею потом, считая, что вещь нашла владельца. Потом мы с Лешей нашли одиноко стоящую церковь, раскопали ее и по-настоящему озолотились. Моей ошибкой было доверить реализацию хабора[11] компаньону. Дурачка Есикова приняли опера и начали запугивать своими отработанными гестаповскими приемчиками. Вскоре он написал под диктовку явку с повинной. На основании его показаний следователь успешно пришил мне то, чего не было. От того, что было, я отвертелся, но срок за надругательство над могилой получил, а Леше дали год условно, учитывая его чистосердечное признание. Вот и доверяй после этого людям.

– Ты о чем задумался, Ильюха? – оборвал мои мысли Слава.

– Да так, о ментах.

– А че о них думать? Будем смотреть телевизор.

– Телевизор? Зачем?!

– Будем криминальную хронику смотреть, – объяснил Слава, удивившись моей несообразительности. Он любил на зоне пялиться в дебилизатор, вероятно, рассчитывая отыскать там правду жизни. – Про наши сегодняшние дела обязательно покажут.

– Не исключено, – сказал я. – Только нам от этого что?

– Узнаем, что по этому поводу менты говорят.

– Что они могут сказать: бандитская разборка с зарубежными бизнесменами, по факту похищения заведено уголовное дело, бла-бла-бла, все дела. Что они могут сказать нового? Ты это слышал уже миллион раз.

– Ну, про нас-то новости мы еще не видели.

– И, дай Бог, не увидим! – содрогнулся я.

– Ладно, забей, – Слава отвесил нам по пятьдесят грамм.

Мы не стали пить, потому что к нам скользнул официант, любезно выставил тарелки с восхитительно пахнущим стейком и собрался было пожелать приятного аппетита, как я осведомился:

– Не подскажете, сегодня будут выступать «Mad Wheels»?

– В семь часиков начнут, – услужливо просветил официант, заботясь о щедрых чаевых. Очевидно, мы со Славой выглядели многообещающе. – Уже скоро. Музыканты приехали? – Да, конечно.

– Позовите Рикки, пожалуйста. Скажите, что его Илья приглашает.

– Одну минуточку! – расплылся в улыбке халдей и улизнул в подсобные помещения.

Мы воспользовались его отсутствием, в должной мере воздав почести Бахусу, и закусили.

– Сердце подсказывает мне скорое, близкое, плотное и долговременное общение с природой, – поделился я возникшими чувствами.

– Правильно, Ильюха, слушай сердце, оно не обманет, – кивнул Слава, и тут появился Рикки.

– Привет, решили навестить твою обитель, – я пожал жесткую руку ударника эстрадного труда. – Присаживайся. – Официант верно понял обстановку и принес третью рюмку. – Как поживает старый добрый рок-н-ролл?

– Рок-н-ролл жив! – привычно отреагировал Рикки, и мы выпили.

– Будешь играть? Мы как раз зашли послушать. – Водка меня что-то не вставляла сегодня, наверное, переволновался за день.

– Скоро начнем, – заверил меня Рикки.

– Кстати, ты знаешь, что, будучи рокабилли, являешься зримым проявлением, манифестацией могущественного идола Раут—шестьдесят шесть?

– Как-как?!

Я поведал изумленному Рикки гипотезу о рок-н-ролльном божестве, не забыв упомянуть Маринкино дополнение.

– Нехило! – оценил Рикки. – Я, пожалуй, об этом песню напишу.

– Ты и песни пишешь? – Да, детка, я такой!

– Секунду! – У меня в кармане запиликал телефон. – Алло.

– Встретишь меня? – звонила Маринка. – Я заканчиваю работу.

– Не вопрос. Буду через двадцать минут. – Я убрал мобильник. – Блин, не могла попозже позвонить! Только пить начали.

– Удобная штука! Надо будет себе такой же купить. – Слава с завистью смотрел на телефон.

– Не вопрос, сегодня же и купим. Они на каждом углу продаются, – просветил я засидевшегося корефана. – Марину только заберем с работы, она просила встретить. Ладно, надо ехать, извини, Рикки, дама ждет.

– Тогда двинули. – Слава поискал глазами официанта, который тут же подлетел, алчно облизываясь. – Давай счет.

– Ни фига, я сам заплачу! – придержал я руку корефана и полез в свой карман.

– Не, ни хрена! Давай я.

– Да ну на фиг! Лучше я. Сегодня нам улыбнулась Фортуна, все остались целы, считай, второй день рождения!

– Не дури, Ильюха.

– Ну, если хочешь, давай пополам.

– Мы что, немцы какие-то?

– Правильно, мы не немцы. Не выпендривайся, Слава, сегодня плачу я!

– Лады. Упрямый как баран... – уступил Слава.

– Все, пошли! Рикки, чао!