Легкость, с которой я выложил деньги, практически не торгуясь, произвела на Рикки глубочайшее впечатление.

Из кабака мы поехали прямо к владельцу «витары». Посмотрели, договорились о цене, загрузились в машину, съездили за деньгами и завершили турне у нотариуса. Чтобы не возиться с получением номеров, продажу оформили по доверенности. Таким образом, к вечеру мы с друганом были опять на колесах, а я чувствовал себя счастливым обладателем плейбойской машины. Блондинки с длинными ногами бросали в нашу сторону заинтересованные взгляды.

Впрочем, было не до блондинок, я ведь едва не встретился с Гошей Марковым, отчего сильно переживал, хотя и сохранял видимость спокойствия.

Я вернулся к Маринке, опустошенный событиями насыщенного дня.

– У нас новая машина. – Мы спустились во двор, чтобы осмотреть приобретение.

– А где старая?

– Обменял на новую.

– Как обменял? – удивилась Маринка.

– «Гольф» отдал, взял «витару», – я помахал в воздухе доверенностью. – Все просто, отдаешь одно, берешь другое.

– Разве так можно?! – Вот документ.

Маринка ничего не поняла, но, похоже, поверила. Обошла «судзуки-витару», осмотрела. Кокетливый джип ей не понравился.

– «Фольксваген» был лучше, – заявила она, когда мы поднялись домой.

– Это мещанские вкусы в тебе говорят, – ответствовал я.

– Надо исправляться. Пляжный джип – мечта всех плейбоев и классных телок. Будем ездить на нем в Зеленогорск, на залив купаться., На нудистском пляже все упадут, когда увидят.

– Что, правда? – впечатлилась Маринка.

– А то! – Лерка с ума сойдет...

– Только ее нам не хватало, – решительно пресек я поползновение Маринки поделиться радостью с подругой. – Давай без Леры обойдемся. Она все-таки не твоего круга человек, дорогая.

– Почему? – обиделась Маринка.

– Потому что она непроходимая дура, – бесстрастно пояснил я, – и очень активно тянет тебя вниз, к себе и ей подобным пустышкам.

– А может, и я такая же! – с вызовом заявила Маринка.

– Пока еще нет, дорогая, – кротко заметил я. – Пока еще нет.

Оставив Маринку кипеть праведным гневом на кухне, я прошел в комнату и устало опустился в кресло под водопадом искусственной зелени. Мне было не до дебатов с любимой. Я измотался. Меня сегодня дважды чуть не убили. Хотелось просто посидеть в тишине и ни о чем не думать.

Я вытянул руку и всмотрелся в перстень. Плоский изумруд манил в свои чарующие глубины. Я приблизил его к глазам и погрузился в недра волшебного зеркала. Там было хорошо. Там было радостно. Мир, который казался мне враждебным, на самом деле был полон приятного света и восторга.

Когда я вынырнул, то заметил, что прибавилось сил. Я больше не чувствовал себя пустым сосудом. Скакать от переизбытка энергии еще не хотелось, но настроение заметно улучшилось.

Вещи вождя давали их обладателю дополнительные возможности. Не исключено, что они продлевали жизнь. В прихожей я достал из куртки кинжал ас-Сабаха. Серебряные ножны заметно посветлели, должно быть, обтерлись на выступающих частях орнамента от постоянного ношения в кармане. С этим комплектом предметов мне лучше было не расставаться.

Я не удержался и вытащил кинжал. «Джихад» – извивалась гравировка на клинке. То было имя кинжала. Витая золотая нить огибала спиралью рукоятку. «Джамбия» – так, по словам Петровича, называлось это оружие на родине. У него были свои секреты, которые мне предстояло познать.

Услышав шорох за спиной, я обернулся.

– Это Лермонтов, – пояснил я Маринке.

– Это – Лермонтов? – презрительно переспросила она. – По-моему, это кривой нож.

– Что ты понимаешь в оружии, женщина! Эта джамбия – священная реликвия исмаилитов. У нее есть свое имя! За нее отдали жизни многие славные мужи. Сомневаюсь, что ты достойна даже смотреть на нее. Ступай на кухню и приготовь ужин, я проголодался!

Ошарашенная Маринка беспрекословно убралась на кухню. «Джихад» вернулся в ножны и перекочевал ко мне за пояс. Я прикрыл его одеждой, чтобы не вызывать глупых вопросов. Лучше, если кинжал все время будет при мне. Как говаривал Черный Абдулла: «Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо, если его не окажется под рукой в нужное время».

Я не успел уйти из прихожей. В спину меня настиг вечерний звон. Проклятое средство привязи, активированное во время покупки «витары», дало о себе знать. Прежде чем звонильщик услышал пятый гудок, я обнаружился в эфире.

– Алло.

– Здравствуйте, Илья Игоревич, – голос де Мегиддельяра был грустен, но тверд.

– У меня есть к вам разговор.

– Слушаю. – Мне было все равно, что скажет испанец. Наверное, опять предложит заключить сделку.

– В нашей... э-э... фирме свершились нечестивые дела. Де Мегиддельяр надолго замолчал.

– Да-да, я слушаю. – Начало заставило навострить уши.

– Хорхе Эррара и три его подчиненных откололись от нас. Мне жаль, что так получилось с вами. Вы нанесли Эрраре оскорбление... э-э... я не смог его удержать. Между нами возник разлад... – признание давалось приору нелегко. – Эррара решил действовать самостоятельно. Я не могу заставить его подчиниться, потому что я не могу поставить об этом в известность Мадрид. Я не знаю, что делать, и поэтому решил обратиться к вам.

– И чем же я могу вам помочь? – с искренним интересом спросил я, рассчитывая дружеским тоном вывести испанца на чистую воду, если он затеял подвох.

– Я хотел бы вас предупредить. Эррара стал опасен. Он не просто опасен сам по себе. Он всту пил в переговоры с... э-э... сынами погибели, – на конец нашелся де Мегиддельяр.

Прослушивания телефонных переговоров старый рыцарь опасался вполне обоснованно. Взрыв офиса мог привлечь внимание Большого Брата. Сейчас с телефонами, особенно с сотовыми, спецслужбы не церемонятся.

– Под «сынами погибели» мы понимаем нашего общего врага? – спросил я, переходя в комнату, подальше от Маринкиных ушей.

– Да! Поэтому я не могу сообщить ордену о ТАКОМ предательстве. Это немыслимо. Я просто хочу предупредить вас, что теперь все возможно.

– Что именно «все»? – Я догадался, кто привел хашишинов в кафе «Хорс-мажор».

– Хорхе Эррара может знать больше, чем обычный человек. Он может получать совершенно необычные сведения. – Он что, экстрасенс?

– Это не так просто объяснить по телефону, – уклончиво ответил де Мегиддельяр. Я правильно понял его намек.

Смеркалось, когда я со Славой подъехал к «Аламосу». «Гольф», который мы оставили перед офисом, исчез, отогнали, наверное, это аварийное страшилище с глаз долой. На его месте стоял знакомый черный «мерседес» с номером 337. Офис пребывал в запустенье. Свет горел только в одном окне. Когда я позвонил, он погас. В петербургском филиале ордена Алькантара творилось что-то необычное. Нам открыл Хенаро Гарсия. Мельком осмотрел с головы до ног, улыбнулся, пропустил внутрь. В кабинете управляющего пахло изысканным парфюмом. Похоже, что приор проводил в офисе много времени. Окна были плотно закрыты жалюзи. Сеньор де Мегиддельяр встретил нас на пороге.

Старый лис сумел заинтриговать меня. Наш с корефаном поздний визит был достойной данью его дипломатии.

– Так что же произошло с сеньором Эррарой? – спросил я, когда мы сели за длинный конференц-стол. Де Мегиддельяр разместился напротив, оставив пустовать директорское кресло.

– Желаете выпить? – учтиво спросил он.

– Нет! – поспешно ответил я. Слава промолчал.

– Я же выпью с вашего позволения, – приор обратился к Гарсии по-испански, я уловил только слово «чивас». Хенаро распахнул канцелярский шкафчик, на поверку оказавшийся баром, плеснул из бутылки с этикеткой «Чивас ригал» в стакан, поставил стакан рядом с шефом. Сам остался стоять за его спиною.

Мы сидели безмолвно, словно чего-то выжидая. В офисе было тихо и пусто. Казалось, он осиротел.

Де Мегиддельяр пригубил, повертел стакан в пальцах. Было заметно, что ему трудно начать. – Итак, что случилось с Эррарой? – повторил я.

– Хорхе Эррара меня предал. Хуже того, он предал орден, осквернив святое имя брата Алькантара неразрешенным сношением с ассассинами. Его... э-э... самоуправство есть грубое нарушение Устава ордена. – Де Мегиддельяр сделал большой глоток, укоризненным взглядом смерил уровень жидкости в стакане, словно возлагал на виски всю тяжесть вины. – Хуже то, что, с точки зрения Эррары, я, встречаясь с вами, являюсь таким же пре дателем.

Я держал руки на столе. Взгляд приора переместился на перстень и браслет. Я все понял.

– Вы остались в меньшинстве и опасаетесь, что не вам, а вашему мятежному подчиненному может поверить руководство ордена в Мадриде? Де Мегиддельяр кивнул.

– Гарсия – это все, что у меня осталось, – хрипло выдавил он. – У Эррары трое человек. Нас очень мало!

Скорбь приора крошечного филиала, не справившегося с великой задачей, почти ощутимо повисла в воздухе.

– И что же такого необычного в Эрраре, что ему поверят, а вам нет? И что он знает такого, чего не могут знать обычные люди?

– Хорхе Эррара – наш медиум. – Де Мегид дельяр явно открыл нам страшную тайну, даже стоящий возле бара Хенаро засопел от значимости сказанного, только я ничего не понял.

– Медиум, ну и что?

– Он снимает информацию с Бафомета, – с решимостью человека, сказавшего «А» и вынужденного говорить «Б», пояснил де Мегиддельяр.

– Бафомет – это дьявол в образе головы бородатого старика на палке, которому поклонялись тамплиеры? Сеньор Эррара вступает в общение с дьяволом? – Моей специализацией на истфаке была отнюдь не медиевистика, поэтому о средневековых мистериях я знал немного. Что-то смутно помнил о процессе тамплиеров, в которых фигурировал Бафомет, но в суть обвинений не вдавался. Для меня они были столь же надуманны, как процессы вредителей тридцатых годов. Где-то на краю сознания фигурировала расшифровка слова Baphomet как перевернутого имени Temophab, которое представляло собой сокращенную латинскую фразу «Templi omnium hominum pacis abbas» – «Храма всех людей мира настоятель». В общем, дремучее мракобесие, замешанное на метафизике обезумевших в беспутных умствованиях философов. Да и черт с ними!

– Нет, Илья Игоревич, – вздохнул приор в густые усы, – Хорхе не вступает в общение с дьяволом. Бафомет – это не дьявол, это посредник в потустороннем мире, через которого медиум получает нужные сведения, хотя Бертран де Гот упирал на то, что вместо духа через медиума говорит дьявол. Но это ложь! Это была ложь для непосвященных! Рыцари Храма никогда не поклонялись дьяволу. Бафомет – это инструмент. Такой же инструмент, каким для вас является компьютер. Если вас сегодня осудят за сношения с дьяволом посредством компьютера, ваши необразованные потомки через семьсот лет будут утверждать это с полной уверенностью.

«Надо еще доказать, что дьявол не общается с нами посредством компьютера, – подумал я. – Хорошо, что у меня его нет».

Приор выплеснул в рот остатки виски и стукнул дном по столешнице. Хенаро Гарсия тут же извлек из бара «Чивас ригал», налил на два пальца и поставил бутылку рядом со стаканом.

– Бафомет – не изобретение тамплиеров, – де Мегиддельяр набрал в грудь побольше воздуха, готовясь к долгой речи. – Это не дьявол, это голова-оракул, предмет, известный у многих народов, от Скандинавии до Полинезии. Греки называли этот способ пророчества некромантией, гаданием с помощью мертвых. Тамплиеры позаимствовали его на Востоке, у евреев Святой земли Палестины. От тамплиеров Бафомет распространился в большинстве средневековых орденов, но в вину его вменили только рыцарям Храма. Прочие братья предпочли благоразумно молчать, когда тамплиеров сжигали за поклонение дьяволу в образе Бафомета. Тогда это нельзя было опровергнуть, чтобы самим не подпасть под обвинение в колдовстве. Общение с головой-оракулом для инквизиции являлось несомненным преступлением, а пользоваться предсказателем умели немногие. Медиумы – это посвященные высокого ранга, обладающие врожденными способностями. Они умеют то, что не умеет руководство ордена, и являются носителями ценных секретов. Именно по этой причине Эррара был вторым после меня человеком в «Аламосе». Только он знал, как правильно изготовить Бафомет, как связаться с душой убитого и как сделать путь сотрудничества гладким.

– Убитого? – переспросил я. – Эррара кого-то убил и отрезал голову?

Слава заворочался и сунул руку за пазуху. Хенаро Гарсия насторожился. Друган достал золотой портсигар, вытащил сигарету, закурил.

– После того как мы приехали в Россию, – де Мегиддельяр глотнул виски, наверное, чтобы сгладить горечь исповеди. – Везти человеческую голову через таможню очень опасно. К тому же у нас не было лишнего оракула. Для Бафомета необходим весьма неординарный человек, умный, умеющий четко формулировать мысль и ясно ее излагать. Иначе медиуму будет сложно понять, что он хочет сообщить из загробного мира. Чем яснее мыслит человек, тем достовернее полученная от него информация. Поэтому для создания Бафомета требовалось умертвить образованного человека. В прежние времена образованных было мало. Древние евреи, создававшие Закон, именно поэтому заповедовали убивать колдунов. Они были ученые люди и не хотели сами стать жертвами некромантов.

– Как же, помню: «Ворожеи не оставляй в живых». То ли книга «Исход», то ли «Второзаконие».

– От евреев к нам и пришло название головы-оракула. Слово «Бафомет» – это прочтенное по-французски слово из пяти еврейских букв Бет-Пей-Вав-Мэм-Тав. Оно является сокращением фразы: «Бесар пухлац – вадаут, мехавега таэв», что в переводе на русский дословно означает: «Плоть чучела – достоверность, выражает ее жаждущему». Тому, кто достоверности хочет достигнуть. В этой фразе суть процесса прорицания. Можно сказать, что это инструкция по обращению с головой-оракулом, чья плоть является носителем истины. Все великие люди жаждали познать истину. У Одина была голова мудреца Мимира. У индейцев были головы из горного хрусталя, полинезийцы и маори используют деревянные головы, но это высшая магия, для которой нужны особые способности. В Европе медиумы такой силы почему-то не рождаются. Мы работаем с тем, с чем можем. Использовать голову человека, образованного, умного, умерщвленного на пике ясности сознания, значительно проще. Она дает надежный результат, а мы в современном мире не можем оступаться. Ошибки теперь дорого стоят. Что наглядно показывает случай с вами, Илья Игоревич.

– Эррара ошибся?

– И ошибся, и его ввели в заблуждение, тут целый комплекс проблем. Немаловажным фактором явилось то, что полученное от Бафомета пророчество оказывает влияние на ход событий, которое приводит к предреченному результату.

– Что было в пророчестве?

– Бафомет сообщил, что сотрудничество с вами, Илья Игоревич, будет нелегким и с возвращением предметов могут возникнуть проблемы. Дословно по-русски это звучало так: «Он будет жесток и упрям. Три предмета дадут ему власть и силу. С ними он не захочет расстаться». Так сказал мне Эррара. Я очень жалею, что отправил его к вам. Но нас так мало! Мне больше некого было отправить вместо себя, а я слишком болен и стар! – Де Мегиддельяр хватанул залпом сразу все виски из стакана и снова стукнул дном по столу. – Участие в таких делах нельзя доверять медиуму! – выплеснув отчаяние, он продолжил более спокойным тоном: – Хорхе был очень озабочен предсказанием оракула, накануне он сильно волновался. Мне кажется, что в лесу он запаниковал. Как медиум, он чересчур вспыльчив и... э-э... нервен. Он ошибся тогда со стрельбой, едва ему показалось, что вы не собираетесь отдавать предметы. Мне очень жаль, поверьте, очень жаль!

– М-да, не сложились у нас отношения с Эррарой. – Старик сумел вызвать сочувствие. – Что вы предлагаете?

– Я предлагаю съездить к нему. Всем вместе. Мы должны остановить негодяя, хотя бы отобрать у него Бафомет. Силу применять не придется, опасности для вас нет никакой, но одному мне не справиться. Их четверо, нас с Хенаро только двое. К тому же я после пожара слишком слаб и немощен. Вот если бы нас было четверо...

– Это нужно вам, – жестко сказал я. – Зачем это нужно мне?

– Хорхе Эррара хочет отнять у вас предметы влияния. Я же хочу у вас их купить. Отняв у медиума Бафомет, мы обезвредим Эррару. Без оракула он мало на что способен. Это в ваших интересах, Илья Игоревич, поверьте!

– Что мы получим, если поедем с вами? – Когда мной пытаются манипулировать, жалость угасает и верх одерживает бесстрастная прагматичность. – Сколько вы готовы нам заплатить?

– Сто евро каждому, всего двести, – мгновенно перестроился приор. Он был опытным торговцем и недаром возглавлял фирму.

– Что такое сто евро для человека, получившего весь золотой запас исмаилитов? – вздохнул я.

– Триста каждому?

– Пятьсот, иначе нам не имеет смысла лезть под пули вашего помощника. – Я вспомнил Лося и решил торговаться. – Да. Пусть будет пятьсот, всего тысяча. – Ты как? – посмотрел я на корефана.

– Нормально, по-моему, – пожал плечами Слава.

– Согласны, – резюмировал я. – Когда отправляемся.

– Чем скорее, тем лучше, – оживился де Ме-гиддельяр. – Мы можем застать Эррару врасплох, если он не успеет обратиться за прорицанием наших действий к оракулу. Лучше отправиться сейчас, если вы готовы.

– Мы готовы, – сказал я.

– Всегда готовы, – пробасил Слава.

Приор встал. Грузно ступая, пошел к выходу, приволакивая ногу. Благородный идальго был немощен и стар, но исполнен решимости и неукротимой отваги.

Мы двинулись следом. Процессию замыкал Гарсия. Хенаро выключил свет, обогнал приора, заботливо распахнул перед ним дверь, выпустил нас на улицу и запер офис. Снова обогнал, открыл заднюю дверцу «мерседеса», усадил босса и занял шоферское место.

Испанцы обзавелись двухэтажным домиком в Озерках. В отличие от официальной штаб-квартиры, это было нелегальное логово Алькантары. Рыцари поступили мудрее хашишинов – сняли коттедж в черте города, недалеко от станции метро. При необходимости можно было быстро добраться пешком.

Мы съехали с проспекта и припарковались возле забора. Ограда была кирпичной, высотой метра три. Рядом с глухими воротами располагалась изящная калиточка из витой кованой решетки. Де Мегиддельяр достал из брючного кармана связку ключей, выбрал самый длинный, с бородкой, вероятно, тоже кованый, и дважды провернул в замке. Распахнул калитку и по-хозяйски уверенно зашагал к дому. В призрачных сумерках белой ночи, на фоне светлого неба коттедж над озером казался мрачной крепостью. Свет горел в единственном окошке на втором этаже. Приор поднялся на крыльцо, отпер входную дверь и зажег люстру в холле. Мы оказались в просторном помещении, уставленном безликой икейской[18] мебелью. Орден Алькантара и в самом деле был небогат. Де Мегиддельяр направился к лестнице.

Глядя, как он взбирается на второй этаж, цепляясь за перила и осторожно переставляя раненую ногу, я подумал, что выжигание змеиного гнезда хашишинов в Юкки было недостаточной платой за мучения старика. Исмаилиты остались должны – ограбление золотого фургона я считал компенсацией за похищение Ирки, – а за взрыв офиса хашишины должны заплатить отдельно.

Де Мегиддельяр повернул ручку и вошел в комнату. Человек, сидевший за компьютером, обернулся. Он был ненамного крупнее Эррары и, судя по огромным фиолетовым подушкам под глазами, являлся тем самым клерком, которому Слава зарядил лбом в переносицу. Тяжело было узнать в лицо этого бедолагу, но можно было идентифицировать по травмам.

Приор спросил что-то по-испански. Клерк резво оторвал зад от кресла и залепетал в ответ, нерешительно придерживаясь рукой за край стола. Де Мегиддельяр заговорил брюзгливо и устало. Должно быть «Чивас ригал» дал о себе знать. Клерк отвечал, испуганно косясь на нас из заплывших щелочек. Скромно обставленная комнатка испанских рыцарей блистала чистотой. Пахло разогретым компьютером.

– Хорхе Эррара уехал, – окончив допрос, пояснил нам де Мегиддельяр, – неизвестно, куда. Может быть, сторожить вас, Илья Игоревич. Не появляйтесь сегодня у себя дома. Эррара на все готов, чтобы завладеть сокровищем, которое вы так легкомысленно носите на себе. Оно ему жизненно необходимо. Эррара надеется получить свой приорат.

– Его могут так повысить из-за исмаилитских реликвий? – Похоже, что вещи ас-Сабаха стоили куда дороже, чем я мог вообразить.

– Карлик, который сумел далеко плюнуть, все равно не станет великаном, – печально сказал де Мегиддельяр, повернулся и вышел из комнаты.

Мы переглянулись со Славой. Корефан подмигнул.

Я посмотрел на свою правую руку. Что было в этих украшениях такого, из-за чего члены ордена предавали начальство и братьев и вступали в тайные союзы с врагом?

Де Мегиддельяр спустился в холл и завернул к двери под лестницей. Достал связку ключей, отпер два замка. Хенаро Гарсия вежливо подтолкнул клерка в спину, чтобы следовал за приором.

Мы сошли в подвал. Де Мегиддельяр включил свет.

– Вот здесь, – сказал он. – Здесь находится медитационная комната медиума. Здесь хранится Бафомет. Приготовьтесь, господа, сейчас вы его увидите.

Подвал в новорусском коттедже я почему-то представлял себе с цементным полом. Заливается же в качестве фундамента бетонная подушка. Однако испанские рыцари и тут ухитрились соблюсти обет добровольной бедности – пол был земляной, половину подвала занимал дощатый помост. Поверх досок бросили толстый синтетический коврик. Напротив помоста в землю был врыт шест высотою в рост человека. На шест была насажена мумифицированная голова пожилого мужчины, изрядно закопченная, но впоследствии тщательно очищенная. Веки и губы были зашиты нитками. Бережно расчесанная седая бородка клинышком придавала голове сходство с рассеянным академиком из довоенного фильма, не хватало только пенсне и черной профессорской шапочки. От головы попахивало тухлятиной.

Слава и я потоптались у легендарного Бафомета. Я не мог поверить, что инквизиторское пугало, которым трибуналы Святейшего Обвинения стращали обывателей в четырнадцатом веке, существует в наши дни и вдобавок активно используется!

– Значит, это были не сказки, – пробормотал я. – Бафомет действительно существует.

Я вдруг понял, что существует не только Бафомет, но и тамплиеры. К тому же их немало, судя по рассказам Гоши Маркова и де Мегиддельяра. Жизнь повернулась ко мне удивительной и пугающей стороной. Древние тайные общества не были мифом. Существовал Бафомет и существовали тамплиеры. И они не были самозванцами – самозванцы не хранят в подвале мумифицированные головы для решения задач прикладного характера. Рыцари Алькантары не были тамплиерами, но являлись продолжателями средневековых традиций. Чтобы в этом убедиться, я должен был увидеть доказательство своими глазами.

– Это наш оракул, – сказал приор. – Хорхе Эр-рара изготовил его в Москве, когда мы еще не выбрали город, в котором остановимся.

– Кого для этого потребовалось убить? – угрюмо поинтересовался я. – Кого из светил российской науки вы угробили?

– Это голова академика Фламенко, – сообщил де Мегиддельяр.

– Академика Фламенко?!

– Да.

Я расхохотался.

– Ты чего, Ильюха? – забеспокоился Слава.

– Довольно неподходящий объект для Бафомета! – хихикнул я, отворачиваясь от головы. Смех был нервный, и я судорожно сжал браслет. – Академик Фламенко – это же знаменитый ученый-разоблачитель, срывавший покровы, скрывающие постыдные тайны мировой истории. Не удивительно, что Эррара получал от него путаные телепатемы с налетом мудрости, в которых затем не мог разобраться. У вас ведь были проблемы с показаниями оракула? – обратился я к приору.

– Э-э... некоторые затруднения возникали, – согласился де Мегиддельяр. – Я относил это к способностям Хорхе.

– Со способностями у Хорхе было все в порядке. Просто Эррара ошибся, погнавшись за научным званием. – Я не стал знакомить де Мегиддельяра с существованием в России массы левых академий с громкими названиями, тема была слишком велика для разговора в подвале. – В общем, российская наука урона не понесла, и слава Богу! Жаль только, что Эррара не добрался до учеников академика.

Посмеиваясь, я выбрался из подвала. Хенаро Гарсия забрал мумифицированный трофей и погнал несчастного клерка, как овчарка гонит отбившуюся от стада овцу. Мы вышли на свежий воздух. Де Мегиддельяр запер дом.

– Я могу попросить вас похоронить голову? – спросил он.

– Сначала я хотел бы получить наши деньги, – мягко ответил я.

– Пожалуйста. – Де Мегиддельяр вытащил бумажник и отсчитал деньги. У бедного рыцаря что-то еще оставалось.

– Я возьму башку, – сказал Слава.

Мы вышли за ворота. Я забрался на водительское кресло и наблюдал, как Хенаро Гарсия заталкивает в «мерседес» клерка. Де Мегиддельяр величественно стоял рядом. Это был уставший идальго. Печальный великан.

– Кидай ее назад, между сиденьями, – брезгливо сказал я.

Слава забросил на пол голову академика Фламенко, я включил зажигание.

Мы помчались на похороны. Сердце, голоса которого рекомендовали слушаться Петрович и Слава, подсказывало захоронить жертву в кладбищенской земле. В Парголово я свернул и через десять минут остановился возле Северного погоста.

– У тебя лопата есть? – спросил корефан.

– Нету.

– Руками придется рыть.

– У нас есть ножи, – сказал я.

– Тогда пошли. – «Афганец» подцепил за бороду голову академика, и мы выбрались из машины.

Постояли, осмотрелись. До ворот кладбища было еще далеко, людей не наблюдалось.

– Ну что, пошли? – спросил «афганец». Ему, как и мне, страшновато было нести голову по открытой местности.

– А фигли делать? – сказал я. – Пошли, раз приехали.

Между деревьями, где валялись старые памятники и пользованные оградки, мы и решили похоронить голову-оракул. Северное кладбище растет, подпитываемое мертвецами города Питера, и скоро доберется сюда. Слава опустился на корточки, достал пику и принялся бешено рвать ею землю с корнями дикорастущих трав. Когда он разрыхлил приличный участок, я начал отгребать руками землю. Довольно быстро мы выкопали глубокую круглую яму. Под слоем дерна земля оказалась мягкой, лесной. Слава бережно уложил голову академика Фламенко на дно могилы, и мы быстро засыпали ее ногами. Притоптали и замаскировали дерном.

– Давай навалим сверху плиту, – предложил корефан.

– Давай.

Тяжелую половину треснувшего памятника, выкинутого с кладбища за ненадобностью, мы бросили поверх земляного холмика. Плита почти целиком закрыла выброшенную землю. После первого хорошего дождя будет не разглядеть, что здесь копали.

– Ну и хорош! – ободрил Слава, пиная ногой камень. Он не сдвинулся с места.

Постояли немного молча. Надо было что-то сказать. Что говорят в таких случаях?

– Покойся с миром, никчемная жертва рыцарей, – пробормотал я. – Легкого тебе лежанья.

– Пусть будет земля пухом, – добавил Слава.

– Кстати, вот твоя доля, – я протянул корефану пятьсот евро.

– Ага. – «Афганец» сунул деньги в задний карман джинсов и посмотрел на меня. – Ну, чего, Ильюха, теперь надо бы того... Помянуть.

– Не вопрос, – сказал я, двигаясь к машине, – только не за рулем. Доедем до дома, осядем в нормальном кабаке.

Ночевать я сегодня собирался у Маринки. Рулить надо было через весь город. Когда проезжали через центр, я глянул на часы.

– Время еще есть, завернем в «Хорс-мажор»? Рокабилли сейчас как раз должны быть в ударе.

– Дались тебе эти рокеры, Ильюха, – покачал головой Слава. – Че ты на них запал?

– Почему бы и нет? Забавные люди, живая оригинальная музыка. К тому же нас с ними свело само Небо. Помнишь божество «Раут—шестьдесят шесть»? Нельзя пренебрегать вмешательством высших сил!

– Ты же вроде только прикалывался с ихнего божества.

– Так иногда бывает: поначалу прикалываешься, а потом – раз и поверил.

– Серьезно что ли?

– Слышал о теории эгрегора?

– Чего? Ну так, слышал краем уха. Че за мандула?

– Эгрегор – это такое маленькое божество, которое появляется, когда в него уверуют. Чем больше в него верят, тем сильнее божество становится. Если ты читал внимательно Библию, а в тюрьме ты ее наверняка читал от скуки, то помнишь, что Иегова поначалу был мелким злобным божком. Только потом, благодаря стараниям патриархов, он стал могучим и не таким мстительным.

– Сильные люди – добрые люди.

– Правильно. Раут—шестьдесят шесть как раз такой эгрегор, вступивший в стадию угасания. Раньше он был большим и добрым, когда о нем грезили миллионы, теперь он переживает осень патриарха, но тем не менее вполне силен. Если подключиться к эгрегору, можно рассчитывать на его защиту.

Слава красноречиво вздохнул, воздержался от комментариев и стал смотреть в окно. Я вывернул с набережной на задворки Невского проспекта и покатил к «Хорс-мажору», предвкушая нескучный вечер.

Сердце замерло. Пол-улицы перегораживала здоровенная красная корма пожарного «ЗИЛа». По тротуару текла вода. Я объехал «ЗИЛ», сбавив скорость до предела. Объезжать пришлось также милицейскую «Газель» с надписью «Криминалистическая лаборатория» и открытый люк, из которого вылезал брезентовый пожарный рукав. Кабак был раскурочен. Вывеска с конем в пальто криво висела на одном болте. Стекла были выбиты, из окон вился слабый дымок.

Миновав казенные машины, я придавил педаль газа и свалил подальше от взорванного кафе. Пересек Невский и вырулил на Вознесенский проспект.

– Вот то же самое я увидел, когда приехал продавать исмаилитские древности в «Аламос», – нарушил я тягостное молчание. – «Черные» опять взорвали бомбу.

– Надо бы узнать, как твои рокеры поживают.