Я ненадолго задержался возле вешалки, любуясь драгоценной джамбией Хасана ас-Сабаха. Кинжал сидел в руке как влитой, я с трудом втискивал пальцы между массивной гардой и громадным навершием. Несмотря на то, что рукоять сделали явно под узкую кисть, держать ее было удобно как прямым, так и обратным хватом. Девятьсот лет назад древний мастер сработал на славу, вложив в изделие пресловутую магию кузнеца. Впрочем, неудивительно – ковал для святого! Я повертел джамбию, меняя хват, клинком к себе, клинком от себя. Всякий раз массивная рукоять крепко ложилась в ладонь, делая кинжал естественным продолжением конечности. И так же естественно было двигать им снизу вверх, вспарывая загнутым внутрь лезвием противника от паха до грудины, или рассекать ему горло нижней, выгнутой наружу стороной клинка. Рука двигалась сама, словно я годами учился резать живых людей. Кинжал подсказывал траекторию удара. Это было оружие тесной схватки. Умное, свирепое и беспощадное.

Кинжал действительно был воплощением террористической доктрины исмаилитов – клинка как оружия политической борьбы. Джамбия Старца Горы была кинжалом кинжалов фидаинов, подобно тому, как небесный Коран является книгой всех существующих на земле Коранов.

Я вернул оружие на место, наполнил ванну и погрузился в горячую воду. Влажные рубины на браслете блестели подобно каплям свежей крови. Ее немало пролилось из-за этих реликвий, наделяющих владельца могуществом и властью. Я вспомнил, как Афанасьев хвастался, что может определить подлинность антика по исходящим от него вибрациям. Петрович мог. Через его руки прошла тонна этого добра. У заслуженных предметов есть история, своя судьба, они пожили яркой жизнью в симбиозе с прежними владельцами. Личные вещи Хасана ас-Сабаха обладали богатыми воспоминаниями.

Они отыскали своего истинного владельца.

Только сейчас мне представилась возможность изучить перстень шейха аль-джабаль. Я покрутил кольцо, но с пальца снимать не стал. Перстень смотрелся на своем месте. Он был как загадочная игрушка, притягательная и заманчивая. Мокрое золото ярко блестело, а плоский отполированный изумруд казался окном в прекрасный и пленительный мир – кто ли далекого детства, то ли чего-то более раннего... гораздо более древнего.

– Я никогда не расстанусь с тобой, – сказал я этому миру, и он отозвался, ласковой и бодрящей волной затопив плечи, руки и голову. Я словно глядел откуда-то сверху, из-под потолка, мгновенно увеличившись в размерах, как раздувается воздуш ный шар, накачиваемый из мощного баллона. На мгновение мне показалось, что я действительно вырос, такое появилось ощущение превосходства над всеми остальными людьми, ощущение знания чего-то ранее неведомого. Мне помогал могущественный союзник, который делал мой ум острее и прозорливее. Это было чудесно, и я осознал, что могу наслаждаться игрой с людьми.

Я удовлетворенно рассмеялся, добавил горячей воды и погрузился в блаженную дрему. Я уже начал видеть сны, при этом краем бодрствующего сознания понимал, что сплю. Мне привиделось, будто я разговариваю с Лешей Есиковым. Подлый стукач подстригся под рокабилли – у него начинали отрастать бакенбарды и был зачесан куцый напомаженный кок.

– Знаешь, в чем польза падения Сатаны? – горячо доказывал я.

– В сладости искушений, которыми он нас испытывает?

– Нет. В огне! Когда создал Господь Адама, то повелел Сатане поклониться человеку, но сказал Сатана: «Я лучше Адама, ибо Ты создал меня из огня, а его из глины». Сатана исполнился гордыни и не поклонился Адаму. Ослушался Творца и впал в неверие. Замыслил бунт и был низвержен с Небес. С тех пор воспылал Сатана ненавистью к детям Адама. Но в борьбе с ним закаляется человек. Ибо раскаляется глина от огня и, одолев огонь, становится крепче камня.

– А если глина не одолевает огонь? Тогда она рассыпается в прах.

– Человек одолевает огонь, а не глина. Человек всегда одолевает Сатану!

Я проснулся, словно от толчка. На самом деле я проснулся от холода. Вода давно остыла. Мне еще что-то снилось, но запомнил я только отрывок нашего с Есиковым спора.

Меня била дрожь. Я вылез из ванны и поспешил в кабинет, к часам. «Проспал! – испугался я. – Заснул и все проспал!» Почему-то спросонок меня пугала мысль, что я не успею встретиться с Борисом Михайловичем в одиннадцать. Вытираясь на ходу полотенцем, я вбежал в комнату, споткнувшись о кулек с золотом, и увидел на циферблате стрелки, задранные, как усы довольного пожарного.

– Десять десять, – пробормотал я, от сердца от легло.

Спешить, собственно говоря, было некуда. Одиннадцать часов – это начало рабочего дня директора антикварного магазина. Господина Маркова можно навестить и в двенадцать, и в час, ничего не изменится. Под влиянием здравого смысла опасюк унялся.

– В ад всегда успеем, – бодро рассудил я и от правился готовить завтрак.

К салону «Галлус» я подъехал в начале первого, не потрудившись предупредить Бориса Михайловича. По дороге я завернул в магазин и купил новую куртку из тонкой коричневой кожи. Являться к приличному человеку в «боевой» кожанке, покоцанной об асфальт и распоротой на плече бандитской пулей, я счел недостойным истинного джентльмена. Хватит моей помятой и побитой в хлам машины. Наскоро обновив гардероб, ринулся в антикварную лавку. Удачно запарковался напротив крылечка и достал трубку.

– Борис Михайлович? Доброе утро, Илья Потехин вас беспокоит. Хочу кое-что показать.

– Когда вы будете?

– Да вот прямо сейчас и зайду.

С этими словами я выскочил из машины, вытянув газетный сверток с блюдом и холщовую сумку, в которой лежала чарка, два портсигара и несколько разномастных ложек с вилками. Сумку нацепил на плечо, сверток сунул под мышку, захлопнул дверцу, вздохнул, оглядев убитую тачку, квакнул сигналкой и вошел в салон.

– Добрый день! – Высокая лощеная кобыла с приклеенной улыбкой преградила мне дорогу. – Я к Борису Михайловичу...

– Вот сюда, пожалуйста. – Зубы у кобылы были белые, пластмассовые. От шеи сладко пахло духами. Выше мой нос не доставал.

– Спасибо, – я сунулся в боковой закуток, прикрытый занавесью. За ней скрывался коридор и кабинеты администрации.

Кобыла ловко обогнала меня и постучала в директорскую дверь.

– Можно, Борис Михайлович? – протараторила она.

– Войдите!

На секунду я оказался затертым между лоснящимся пузом Маркова (тоже немаленького дяди) и упругими буферами кобылы. От буферов пахло здоровым разогретым телом и разнотравьем. От директорской одежды исходил аромат благородной свежести, чуть с кислинкой.

– Спасибо, – тепло улыбнулся кобыле господин Марков, и дверь за нами закрылась. – Прошу вас, Илья.

Я присел к директорскому столу, огромному антикварному динозавру благородного черного цвета. Надо полагать, мореный дуб или что-то в этом роде. Борис Михайлович, одетый в поношенный сюртук с фиолетовой бархатной жилеткой, казался прилетевшим из девятнадцатого века путешественником во времени. Ветхий трон с плюшевой обивкой, служивший директорским креслом, был едва ли не древнее письменного стола. Когда Марков угнездился на своем месте, я понял, что именно так и должен выглядеть настоящий путешественник во времени. Сел на свой аппарат и единым росчерком пера перенесся в двадцать первый век.

– Полагаю, разговор будет предметным? – скользнул Марков глазами по свертку, который я поместил на краю стола.

Ничто в его внешности не напоминало о недавно пережитой трагедии. Да, сын погиб, но чувства есть чувства, а дело есть дело.

– Именно так. – Я принялся распутывать бечевку. Взгляд господина Маркова остановился на перстне ас-Сабаха. – Вот, что я хотел вам предло жить.

Развернув газету, я подал Борису Михайловичу блюдо. Глаза Маркова забегали по перстню, блюду и браслету, открывшемуся из-под рукава куртки. Директор принял товар, четким профессиональным жестом перевернул, осмотрел клеймо.

– Что у вас еще есть? В покер с ним играть не садись!

– Не могу сказать, что это набор... – Я полез в сумку и выложил остальное. – Но мне явно пофартило.

– Чарка с охотничьим орнаментом, угу, – оценил клеймо Марков. – Портсигары, жаль, с дарственной гравировкой... Понятно.

Он выудил из жилетного кармана ключ на цепочке и открыл сейф. Достал старинный ящичек с медными уголками. Снял крышку. В ящичке лежали разборные весы с гирьками.

В исключительных случаях, как, например, в работе с личными клиентами, Борис Михайлович производил оценку сам.

– Ложки-вилки некомплект, – напомнил он, – поэтому много не дам.

Я не торговался. В условиях назревающей войны планировалась эвакуация в отдаленную сельскую местность. Финансовые средства требовались позарез.

– Одиннадцать тысяч триста долларов, – подбил бабки на здоровенном калькуляторе Борис Михайлович. – Десятку дам валютой, остальное рублями.

– О'кей, – сказал я.

– Быть может, заодно вы хотите реализовать этот перстень и браслет? – невинным тоном поинтересовался Марков.

– Спасибо, хочу оставить их у себя, – я скорчил наивную мину и застенчиво улыбнулся.

– Мы могли бы обсудить условия сделки, очень выгодные для вас.

«Интересно, он для себя старается или для рыцарского ордена? – Я догадался, что Марков понял, какие украшения увидел на моей руке. – Ну, уж себя он при любом раскладе не обидит. Сказать ему о кинжале?»

– Я категорически не хочу расставаться с дорогими моему сердцу вещами. Они – большая ценность, – я прижал руку к сердцу.

Марков с пониманием проследил за жестом. Он был очень проницательный человек.

– Да, у меня весь комплект, – признался я и ненадолго вытащил из внутреннего кармана кинжал, с которым теперь не расставался. – Вот он.

Карты были розданы, прикуп взят, настало время вскрываться.

– С утра приезжали испанцы, Хорхе Эррара и охрана, интересовались вами, Илья, – сообщил Борис Михайлович. – Вы что-то с ними не поделили?

Получается, не зря меня колбасило после ванны: ехать – не ехать. В битве с демоном-искусителем победил ангел-хранитель.

– Мы не поделили вещи Хасана ас-Сабаха. Из-за них меня вчера пытались убить. Те самые испанцы, по команде господина Эррары.

– Эти вещи приносят несчастье. – Борис Михайлович помрачнел. – Продайте их или избавьтесь другим путем.

Интересно, каким мог быть другой путь? Принести в дар ордену Алькантара?

– Нет, – выяснять я не стал. – Теперь это дело чести. Предметы испанцам не достанутся.

– Вам решать, – подытожил разговор Марков. Деньги перекочевали ко мне в карман, а золото и весы были спрятаны под замок.

– Вы все же подумайте насчет этих предметов, – сказал на прощание Борис Михайлович. Оставить их себе – дьявольское искушение. Это не те вещи, которыми может владеть один человек.

– Сатана никогда не сможет победить человека, – сон, похоже, мне удался, – потому что челорек всегда может одолеть Сатану.

– Надеюсь, – Борис Михайлович слегка опешил. – И все же, Илья, могу подыскать вам другого покупателя. Мир белых людей одними испанцами не ограничивается.

– Мир вообще не ограничивается одними белыми людьми, – заметил я на прощанье, но развивать свою мысль не стал.

Теперь, когда меня искали, передвигаться по городу стало стремновато. Испанцы времени не теряли. Вот и Маркова навестили, догадались, наверное, кому я хабор поволоку. Надо полагать, рыцари попросили Бориса Михайловича сообщить, если беглец появится. Но, вот тут я был уверен, мяч влетел не в те ворота. Какой купец своими руками зарежет курицу, несущую золотые яйца? В прямом смысле золотые, в прямом смысле несущую: прямо в лавку! Нет, ребята, я – редкая птица. У директора магазина антиквариата частнособственнические, барыжные интересы обязательно победят интересы общественные. Особенно если общество тайное и причастное к смерти единственного сына.

Марков не донесет, и все же... Оставался фактор случайности. Вероятность застрять в пробке бок о бок с машиной Алькантары была невелика, но исключать ее тоже не следовало. Жизнь любит делать подлости.

Поэтому к Славе я ехал с оглядкой. К себе домой без корефана я решил не возвращаться. Если рыцари посетили Бориса Михайловича, стоило бояться засады возле собственного подъезда. В квартиру ко мне Эррара не вломится, кишка у испанца тонка, позвонит в дверь, подождет да отвалит. И будет караулить во дворе.

Оставалось только надеяться, что наемные бандиты у петербургского филиала Алькантары закончились. В противном же случае меня с корефаном ждет вооруженная засада готовых на все отморозков. Хотя почему там? Что, если испанцы выставили наблюдение утром, но во дворе перехватить не успели, а в магазине поднимать шум побоялись и теперь колесят за мной по улицам, подыскивая удобный для нападения момент?

Я прибавил газку, пару раз грубо нарушил правила дорожного движения, но обнаружить «хвост» не сумел. Занервничал и завертел головой по сторонам. И увидел такое, отчего едва не впилился в бампер идущего впереди «мерседеса».

По тротуару, сунув руки в карманы поносного цвета ветровки, с видом величайшей покорности судьбе брел куда-то по своим делам подлый стукач Леша Есиков!

Поспешно давя на тормоз, чтобы не стукнуть «мерин», я быстро включил правый поворотник, но сзади яростно забибикали, и пришлось отказаться от лихого маневра. Довольно уже понарушал правил. Пойдя на поводу у общественного мнения, я упустил стукача.

Ладно, черт с ним! Где живет Леша, я знал, и теперь уже твердо вознамерился заглянуть к нему в ближайшее время. Проклятый стукач, переместившийся из сна в реальность, сам напросился на это.

Слава, которого я предупредил о своем визите по мобильнику, вышел меня встретить на улицу. Его громоздкую фигуру трудно было не заметить даже издалека. Он махнул, показывая, куда надо заезжать во двор, и подвалил к стоянке. В руке у корефана была бутылка пива.

– Здоров, Ильюха, – сказал он, устраиваясь на сиденье. – Гляжу, здорово тачилу помяли. Теперь придется кузовщикам в ремонт отдавать, да и подкрасить не мешало бы...

– Черт с ней, с тачилой, – ляпнул я вместо приветствия.

– Чего такой нашороханный?

– А-а... В «мерс» чуть не въехал.

– Ерунда, всякое случается, – хмыкнул корефан. – Это анекдот. Дедок на «Москвиче» влетает в «мерседес». Выходит братва, осматривает повреждения. Ну, разводка, как водится: «Поехали, старый, квартиру смотреть». Дедок говорит: «Может, не надо, ребятки, так-то резко, все ж колдун я». Короче, отвезли его к нотариусу, выписал он им генеральную доверенность на квартиру. «Нате, – говорит, – засранцы!» Бандюги его слова мимо ушей и поехали недвижимость продавать. И вдруг у всех открылся понос. День, два, три... На четвертый один из братков вспомнил про колдуна, нашли они деда на даче, принесли ему доверенность, мол, бери квартиру назад, только сними установку на засранцев. «Хорошо, – отвечает дедок, – больше вы срать не будете». День не срут, второй, третий. На четвертый один из братков, тот, что посообразительней, припомнил разговор. Опять бандиты приехали к деду: на вот, старый, мы по тыще баксов скинулись, помоги, короче. «Все будет с вами в порядке, – говорит дедок, – езжайте с миром и больше не грешите». Братки охренели малость, не верят уже. «Точно все будет в порядке?» – спрашивают. «Да не ссыте, пацаны!»

– Урка ты засиженный, Слава, и анекдоты у тебя про старых арестантов, которые прибандиченное бычье на лавэ разводят! Какие «установки на засранцев»? Кашпировского нашел!

– Это я к тому, Ильюха, – пояснил друган, – что «мерседесов» бояться не стоит. Всякое в жизни бывает. Видишь, как в анекдоте случилось: нашел дед дойную корову...

– Радуешься, что Лося с его отморозками забороли? Сдается мне, что радоваться рано.

– Плохие новости?

– Разные. Давай в помещении поговорим.

– Может, по пивку?

– Нет, – твердо отказался я. – Со спиртным покончено! Впервые я был у Ксении дома. Уютная однокомнатная квартирка, обставленная по принципу «бедность не порок». Сама хозяйка отсутствовала. Надо полагать, исцеляла страждущих в военном госпитале. Что может быть благороднее? Из спальни несло ананасами и нестиранным бельем. Кровать была разобрана, в ногах валялось скомканное одеяло. В кресле, подобно огромному коту, свернулось покрывало. На ковре поблескивали золотые цепочки. Надо же так радоваться хабору! Я снова позавидовал другу. Пока я дрых в холодной воде, парочка резвилась напропалую.

– Пошли на кухню, – Слава ощерился непротезированной пастью, – а то здесь бардак...

– Выкладывай, что у тебя. – Мы сели за стол прямо в куртках, только обувь в прихожей сняли. На своей территории Слава действовал просто и по-солдатски. – Кофе, чай?

– Кофе. Сейчас тебе выложу все. У меня есть три новости: хорошая, плохая и личная. С какой начать?

– Валяй по порядку, с которой начал.

– Новость хорошая: я реализовал часть добычи, а именно блюдо, чарку, портсигары и ложки с вилками.

– Ну вот, а я ложку золотую себе хотел! – хмыкнул Слава. – Когда успел?

– Да вот только что, – в тон ему отозвался я и выложил на стол деньги. – Тебе половина, и мне пополам.

– Еще что скажешь?

– Новость плохая: человек, которому я сдал хабор, связан с испанцами. Он сообщил, что с утра к нему заходил Эррара с боевиками и просил донести, если я появлюсь.

– А он что?

– А он мне сообщил. Пугает другое. Что, если испанцы сделали засаду возле моего дома?

– Тебе есть у кого отсидеться?

– У нас там все золото лежит, не забывай.

– Съездим вдвоем, заберем, – предложил «афганец». – Давай хоть сейчас.

– У меня из оружия – только кинжал ас-Сабаха, – напомнил я.

– А у меня – только пика, – заявил коре-фан. – Но это и к лучшему. Кабальеро – народ бздиловатый, не будут они нас стрелять в городе.

– Они нас в больнице чуть было не завалили!

– Это были понты дешевые. Нанять кого-то они могут, но сами не полезут. Могут наблюдать со стороны.

– Как ты думаешь, есть у них кто-нибудь вроде нас или Лося с бригадой?

– Нет у них никого. – Слава открыл буфет, достал банку растворимого кофе, снял с огня закипевший чайник. – Всех, кого могли, испанцы подтянули на трассу. Мы их видели. Лось, покойничек, с пацанами да мы с тобой. Они же не всемогущие, Ильюха. Это иностранцы, которые пытаются ссать против ветра в чужой стране.

– Есть еще хашишины, – напомнил я.

– А они откуда знают, что ты в этом деле замешан?

Слава поставил передо мной чашку древних, дореволюционных годов. Простая, белая, неказистой формы. Я перевернул, глянул на клеймо на донышке. Так и есть, производства «товарищества М. С. Кузнецова», с двуглавым орлом. Тетка, от которой Ксения унаследовала квартиру, происходила из старинной петербургской семьи.

– Ты прав, – я поднял глаза на Славу, – не знают. Те из хашишинов, кто нас видел на трассе, никому не смогут об этом рассказать.

– Ну и не парься на их счет. – «Афганец» был непрошибаем, как кирпичная стена. – Будь проще, Ильюха. Вот, сахар бери.

Чайные ложечки у Ксении оказались под стать чашке – из серебра дрянной пробы, потемневшие, старинные. Действительно, следовало выделить им ложек из добычи, а не продавать все Маркову. Воистину, эта пара в своей простоте умела наслаждаться жизнью, чего мне, по всей видимости, не было дано.

«Сейчас скажет, что я слишком много думаю», – мелькнула мысль.

– Ты слишком много думаешь, Ильюха, – наставительно произнес Слава, присаживаясь рядом. Он взял початую бутылку пива и отхлебнул. – Гоняешь всякую муть...

– Новость личная: приснился мне сегодня Леша Есиков и – что бы ты думал? – по дороге к тебе встречаю его на улице!

– Прикольно! – Слава был в курсе наших дел, по зоне я неоднократно делился планами мести в отношении подлого стукача. – Морду ему набил?

– Нет, я чуть в «мерседес» не впилился. Вот, хочу теперь к нему съездить. Получается, сон-то был в руку!

– Прикольно, – повторил Слава. – Хочешь, чтобы мы вместе поехали?

Он твердо и открыто глядел мне в глаза. Ход мысли его был прямолинеен и прост. – Поехали, – сказал я.

Адрес я помнил хорошо. Все-таки не раз у него бывал. В гостях. Почему люди становятся такими суками? Леша, испанцы... Что за жизнь! Я припарковался во дворе и привычным взглядом окинул окна. Мне показалось, что на потолке синеет отблеск работающего телевизора. Не работает Леша, что ли? Сидит дома на бобах? – Похоже, нам везет, – сообщил я Славе. Ссучившийся подельничек и в самом деле сидел дома. Через хлипкую дверь доносилась музыка. Я позвонил, зажав глазок большим пальцем. Музыка прекратилась. – Кто там?

– Электрик. У вас счетчик на лестнице искрит, – брякнул я первое, что пришло на ум. Готовься, гад, сейчас я тебе в розетку вставлю!

Удивительно, но обман сработал. Послышался Щелчок замка, и дверь отворилась. Какое удивление нарисовалось на лице Леши Есикова! Не страх, нет, – удивление.

– Илья?

Мой кулак, заранее отведенный к плечу, со всей дури влетел в морду стукача. Есиков упал на спину. Я пнул отскочившую от стены дверь и шагнул в прихожую. Следом за мной зашел Слава, наглухо перекрыв пути отступления.

– Вставай, гаденыш! – Я собирался метелить Лешу, пока хватит сил.

Есиков завизжал, когда мой ботинок несколько раз проехался по его ребрам. – Это только начало!

Стукачок быстро перевернулся и на четвереньках побежал в комнату.

В прыжке я догнал его и пнул каблуком под зад. Есиков проскользил носом по ковру, но тут же опять вскочил на карачки.

– Ты что, Илья, ты что? – причитал он.

Я остановился. Избивать знакомого, пусть даже такую гниду, расхотелось.

– Что я? Я в гости к приятелю заглянул. Освободился вот, из мест заключения, думаю, дай зайду, проведаю, как там мой подельник ссучившийся поживает.

Леша на четвереньках отбежал в противоположный угол и несмело поднялся, прижимаясь к стене.

– Ты освободился? Поздравляю, – проблеял он. Морда у него стремительно опухала. Леша про вел рукой по губам, размазал кровь.

– Ну, спасибо! Только благодаря твоим стараниям я смог узнать вкус первого глотка свободы. Рожа Есикова отекала прямо на глазах.

– Ты мне зуб выбил.

– Ты это заслужил!

Леша торопливо показал на ладони крупный белый осколок. Не меньше половины отломал!

– Тебя вообще убить надо было за твои подвиги, стукачина сучий!

Леша судорожно глотнул и вдруг ожил.

– Я понимаю, понимаю все, – зачастил он, заслоняясь выставленными ладонями. – Да, виноват. Я вправду нехорошо поступил, меня заставили, ты ведь знаешь, как опера умеют раскручивать, ты же все понимаешь...

– Я знаю, как они умеют. Ничего страшного. Это же не убойная статья была, голимая мелочовка, тебе на допросе никто кишки на локоть не наматывал. Меня вот не заставили себя оклеветать, а ты, гад, ссучился. Явку с повинной написал, душу захотел облегчить. Облегчился прямо в мою душу, так ведь, гондон ты штопаный? За что мне такой подарок? Я тебе что-нибудь плохое сделал?

– Не, не сделал, – выдавил Леша.

– Ну, теперь буду снимать с тебя должок. Хочу получить моральную компенсацию.

– Какую?! – ошалел Есиков. Должно быть, на смотрелся по телевизору фильмов о жутких тюремных извращениях и вообразил невесть что.

– Равноценную. Одевайся, пошли.

– Я не пойду!

– А в зубы? – Я занес кулак.

– Не надо меня бить!

– Не боись. Я же сказал, что это было только начало. Пошли, дружок!

– Никуда я с тобой не пойду, – несмело отказался Леша. – Куда это идти?

– Со мной, козлятина, – ласково улыбнулся я, – в мир иной!

– Илья, одумайся, – слабым голосом попросил Леша.

Я посторонился. Слава все правильно понял и выступил вперед. Схватил Есикова за плечо и вытолкал из комнаты.

– Обувайся, – сказал я. Леша замотал головой.

Слава легонько врезал ему по печени. Лешу подбросило. Он скрючился и засипел.

– Не филонь. – У меня пропала жалость к стукачу. – Будешь шланговать, замочу прямо здесь.

Не разгибаясь, Есиков сунул ноги в ботинки и стал поспешно завязывать шнурки.

Боли стукач опасался сильнее казни. Ну не дурак ли?

– Я дверь закрою? – проскулил Леша, когда его выставили на лестничную площадку. Слава вопросительно посмотрел на меня. – Да запирай, – разрешил я. – Какая разница?

Мы спустились во двор. Леша мелко трясся. Рыло у него раздулось и посинело, как у насосавшегося вурдалака. Слава затолкал стукача на заднее сиденье и устроился рядом.

– Куда вы меня? – обреченно спросил Леша.

– В лес.

На Колтушском шоссе я загнал машину в лес и вынул из багажника складную лопатку. Слава выволок безвольно обмякшего стукача.

– Вот, – выбрав небольшую полянку, я воткнул в землю лопату. – Копай здесь.

– Что ты собрался делать? – Леша заторможенно пялился под ноги.

– Вернуть кое-какие долги. Раньше я брал у земли то, что не клал, а теперь положу то, что не брал.

Взбодренный поощрительный ударом по почкам, Леша принялся за работу. Он замерил длину под свой рост, аккуратно снял дерн и принялся выкидывать землю, время от времени останавливаясь, чтобы перерубить корень. Мы со Славой молча наблюдали. Корефан проникся значением момента и замер, почти не мигая. Он умел ждать. Леша работал. Отвал на краю могилы рос. Когда Есиков углубился по пояс, я скомандовал отбой. – Вылезай наверх и раздевайся.

– Зачем раздеваться? – промямлил Леша.

– Чтобы труп не опознали. Одежду я в другом месте сожгу или выкину в реку.

– Илья...

– Вразуми его, – попросил я Славу.

Вразумленный Леша безропотно начал расстегивать пуговицы. Он изо всех сил старался тянуть время. Наконец сбросил с себя одежду и остался в одних плавках.

– Трусы тоже снимать?

– А как же! Плавки полетели в общую кучу.

– Теперь ложись в могилу и устраивайся поудобнее. Тебе в ней доолго лежать, до Страшного суда.

– Илья-а... – жалобно заблеял предатель.

– Ложись, тварь!

Леша поспешно вытянулся на дне. Славиной оплеухи он боялся больше, чем смерти. Мне тоже не хотелось, чтобы корефан перестарался, неправильно расценив мои намерения. Я подошел к краю ямы.

– Хорошо в могиле?

Стукач ничего не ответил. Его колотило от страха. Я плюнул и попал ему на живот.

– Спи спокойно, дорогой товарищ, – с максимально возможной желчью, на которую только был способен, произнес я и стал ногой спихивать на него землю.

Конечно, можно было взять лопату, закидать его с холмиком и утрамбовать как следует, чтоб не выбрался, но мне эта затея уже опротивела. Не мог я за здорово живешь умертвить старого приятеля.

Пусть даже продавшего меня с потрохами. И так наказал его предостаточно.

Я покидал шмотки в багажник. Слава все правильно понял и сел в машину.

– Поглумились, и будет.

Я завел мотор, и могила со стукачом осталась у нас за спиною.

– Затейник ты, Ильюха. – Корефан щелкнул золотым портсигаром и пустил дым.

Отъехав подальше, я выкинул одежду в кювет. Пусть Есиков добирается до дома, как хочет. Интересно, кто на трассе остановится подобрать голого мужчину? Лично я не остановился бы, другие, полагаю, тоже. Надеюсь, Лешин путь будет долгим. А ведь ему еще в запертую квартиру ломиться, ключ-то мы вместе с одеждой выкинули. Совершив эксгибиционистский вояж, Есиков наверняка получит ценный опыт. Может быть, ему даже понравится, и он со временем привыкнет.

– Это только начало, – пробормотал я. Слава поглядел на меня, но ничего не сказал.

– Зайдешь? – предложил он, когда я привез его к дому.

– Мне к Маринке надо заехать. – Пьянствовать, когда впереди было много дел, не хотелось. – Надо ее тоже порадовать.

– Барыгу ты сегодня порадовал, меня порадовал, стукача своего порадовал, теперь Маринкина очередь, – хмыкнул корефан. – Умеешь ты дарить людям радость.

– А то ж! – признал я и свалил.

Затея с казнью предателя меня не тронула. После вчерашней мясни я вообще мало о чем беспокоился. Наверное, бессонная ночь сказывалась, но на меня навалилось вдруг мрачное чувство непрошибаемой самоуверенности. С таким можно горы свернуть! Или это выработалась привычка к победе? Мы проваландались с Есиковым до половины седьмого. Поздновато было еще куда-то ездить, и я решил остаться у Маринки. Сотрудники фирмы «Аламос» могут караулить меня возле дома до полного истощения. Завтра вернемся со Славой, тогда и посмотрим, у кого нервы крепче. Навряд ли испанцы станут что-то предпринимать своими руками. Для грязной работы по устранению препятствий на пути к великой цели благородным рыцарям нужны наемники, а их еще надо отыскать во враждебном криминальном мире.

Размышляя о нелегком бремени белого человека, я добрался до Маринкиного жилья. Интересно, вернулись с дачи ее родители? Звонить и выяснять я не стал, куда интереснее показалось появиться без предупреждения. Что я там застану? Упремся – разберемся!

К моему приятному удивлению, Маринка оказалась дома и одна. Хотя запах духов в прихожей, определенно, был не ее. Примерно такой же, как в прошлый раз, когда я застал в гостях Леру.

– Привет, милый, куда ты пропал?

– Отъезжал на заработки. Что, Лера опять заходила?

– Да, была вчера, – удивилась Маринка. – А ты как узнал, следил?

– Экстрасенсорика! – Я не стал посвящать Маринку в свои секреты, например, сколько я сегодня заполучил денег. – Как, ты думаешь, я клады отыскиваю?

– Как? – В том, что я периодически нахожу всякие древности, она убедилась давно, но в тонко сти до сих пор не вдавалась.

– Интуитивным методом.

– Ты вчера нашел что-нибудь? Вот это я понимаю, нюх на деньги!

– Кое-что. Сегодня мотался весь день, продавал.

– Правда, что ли?

– Честное слово, нашел! Пятьсот долларов срубил как с куста. Глаза у Маринки засверкали.