Напрасно. Громадный всадник с размаху обрушил на старца ужасный удар секиры...
      * * * Площадь гудела. Никто друг друга не слушал. Все попытки Богумила воззвать к землякам тонули в бушующем море страстей. К жрецу протиснулся малец, перемазанный сажей, через спину наискось шел кровавый след:
      - Худо, дедушка Богумил! Кияне по всей реке жгут дворы, горит Великий Город! Твоих тоже порешили...
      - Будь он проклят, Добрыня-Краснобай! Покарай его боги!
      В тот же миг справа и слева два отряда всадников с дикими криками на всем скаку врезались в толпу. За ними звенели копьями пешие ратники. Дикая мешанина метущейся стали, снова кричащие и плачущие навзрыд люди. Трепещущие в судорогах тела.
      - Пожар! Караул! Горим! - заорали со всех концов на разные голоса.
      И тысячные людские массы вдруг стали расползаться, словенское озеро стыдливо утекало сквозь узкие улицы, и Путята не мешал его стремлению. Площадь быстро пустела. Пыль обратилась в кровавую грязь. Всюду валялись трупы задавленных и посеченных горожан.
      Хрипели умирающие, стонали раненные.
      Богумил в бессилии воздел посох к небесам, но вышние боги не слышали своего служителя.
      - Быдло и есть быдло! Что с них возьмешь? - рассмеялся вельможа, посматривая свысока в сторону беспорядочно мечущихся горожан.
      Расторопный конюший придержал скакуна. Княжий дядя ступил на землю, умытую славянской кровью. Не побрезговал Добыня сапожки замарать - не впервой ему.
      - Давайте сюда волхва, - приказал Малхович конюшим.
      Ростовцы шли плотным строем, выставив копья, вытесняли люд в проулки и гнали вниз к Волхову. Над городом повисла серая дымная пелена. Подъехал и Путята., спешился, не посмел с дядей княжьим с седла говорить.
      - Ну, что? Взяли Угоняя? - спросил Добрыня воеводу.
      - Не гневись, светлейший! Больно крепок оказался! Гори он в пекле! выругался Путята. - Да и этот, - воевода указал на Богумила, которого только что подвели - тоже не слаб.
      Тяжело шел Богумил. Не посмели кияне волхва новгородского скрутить сам он к разорителям Нова-города подступил.
      - Что скажешь, дед! По-княжьему вышло, али нет? - ухмыльнулся Добрыня.
      - Проклятье тебе, боярин! Будь проклято семя твое! - замахнулся на вельможу Богумил, но ударить не успел.
      Краснобай с яростью ткнул старика ножом под бок, предательское железо вошло в тело по самую рукоять. Богумил охнул, выронил корявый посох, ухватился за одежды убийцы и стал медленно оседать. Тот отпихнул старика, верховный жрец рухнул на колени, но подняв быстро хладеющие персты, трясущимся пальцем все же указал в сторону Добрыни:
      - Внемлите, Навьи судьи! И ты, внемли, жестокий Вий! Веди мстителя! вымолвил старый волхв, пав навзничь.
      - Я иду! Я слышу, отче! - крикнул молодой волхв, что было сил, и очнулся.
      - Мы идем! Трепещите, церковники! - повторил я, крепко сжимая Инегельдов посох, - Ни хитру, ни горазду суда Велесова не избежать!
      ...Компьютер запищал, стрекотал модем. Продрав глаза, я бросился к машине и нажал "Обновить" на верхней панели. В папке новых писем красным высветилась единица. Я раскрыл письмо, которое состояло из одной строки.
      "С возвращением, Рогволд!"
      (1999)