- Я чувствую - это отец!
      Ругивлад изумленно глянул на нее. Он натолкнулся на ответный взгляд пронзительных девичьих очей, прекрасных, как божий день. В нежных тонких губах девушки мелькнула таинственная, непостижимая чарующая улыбка, одна из тех, что меняют судьбы мира. Словен вздрогнул всем телом, но промолчал, верный себе, он решил отложить разбирательство до лучших времен.
      - Лишь у жупана Домагоща из всей округи есть столько верховых лошадей. Больше есть, разве что, у "главы глав", - объяснила она, но ему еще не все было ясно.
      Мгновения ползли в тягостном ожидании... Но вскоре их окликнули. А затем на поляну выехало десятка три высоких светловолосых воинов, вооруженных по последнему велению неспокойного времени. Островерхие с наносником шеломы, из-под бармицы - рыжеватые кудри. Длинные, заостренные книзу щиты, перекинуты за спину. Некоторые имели при себе тяжелую боевую секиру с широким полукруглым железком и длинной рукоятью с низким пахом. Как отметил словен, одетые в прочную и дорогую чешуйчатую броню, дружинники двигались на редкость легко и свободно. Каждый воин носил поясной, почти в два с половиной локтя, меч, имевший крепкий и легкий клинок с двумя лезвиями, что шли от основания до трехгранного острия, и долой посередине.
      Вот всадники подались в стороны, и вперед выехал предводитель, среднего роста, бородатый, с обильной сединой в косматых волосах.
      Он не по годам легко соскочил с коня и бросился к Ольге.
      "Отец!" - воскликнула она, моментально утратив черты валькирии и превратившись в кроткое, любящее дитя.
      Пред ними стоял жупан местных вятичей - Владух.
      - Ну, и хвала Роду! - заключил кот.
      ГЛАВА 6. ПРОРОЧЕСТВО ИНДРИК-ЗВЕРЯ
      ... Наконец-то, его ждали!
      Ругивлад ускорил шаг, оставив позади гостиный двор, еще не выветривший запах смолы и опилок, он направился к заветной башне на холме, где была назначена встреча.
      - Град, что тесто подымается! - подумал словен, оглянувшись и невольно сравнивая нынешнее строительство со всем, что видел на Западе.
      А избы вятичи строили в два яруса, с просторным гульбищем, вкруг всего жилища шел широкий помост с перилами, к удовольствию девиц и их ухажеров. Не редко здесь можно было бы приметить то одну, то другую молодуху с неизменными семечками, а то и целым кругом подсолнуха. Каждый двор был огорожен со всех сторон высоким острым кольем, и подпрыгни Ругивлад, он углядел бы разве только досчатые крыши.
      По улице, заползавшей круто вверх, ему попадались горожане, мужики все крепкие, рослые, да и женщины им под стать. Многие приветствовали героя, молчаливым кивком, ибо слух о чудесном спасении Ольги скоренько облетел Домагощ.
      Вот хоромина самого Волаха - местного воеводы. На миг словен остановился, любуясь красотой - там, где встречались скаты, шла толстая, но тоже деревянная, полоса с нанесенными на нее искуссными резами, удивительным ленточным плетением да причудливыми зверьми.
      Вершины домов, как отметил словен, местные венчали петушиной головой, веря, что Радигош* не оставит милостью кров, где чтут его любимца.
      (* Радигош, Радегаст, Радигощ, Сварожич - одно из высших божеств западных славян, верховное божество у лютичей-ретарей. Защитник от непрошеных гостей, бог плодородия. Сопоставим по своим функциям и внешнему виду кумира с Митрой и Даждьбогом. Из арабских источников известно, что вятичи, пришедшие "из ляхов" поклонялись Огню, а на территории их земель было несколько городов именованных Радогощ, это дало основания сблизить его с Огнем-Сварожичем, сходные функции есть и у Митры)
      Так говорил и волхв Станимир. Он охотно принял у себя чужестранца. И долгими вечерами старик подробно расспрашивал младшего собрата про далекую и таинственную Аркону, о которой столько слышал, но где ни разу ни бывал.
      - Веруешь ли в мощь светлого Радигоша, брат!
      - Верую, брат! Но и черный Велес не менее могуч!
      - Истину говоришь... Хоть и служим мы разным богам, а выходит, всё равно - единому Роду.
      Пришелец постарался убедить Станимира, что не соперник ему. Похоже, старик это сразу понял. Кто поклоняется Тьме - не станет класть требы священному Огню,
      Свободное время, принятый Владухом с распростертыми объятиями, герой гулял по окрестным лесам. Ольга сопровождала его. Ей не стоило труда внушить отцу, что чужак будет полезен роду.
      - Сам Радигош посылает нам столь доблестного воина, как твой Ругивлад! - заметил жупан, внимательно выслушав дочь.
      - Почему это "мой"? - вспыхнула Ольга.
      Но Владух не ответил на выпад и продолжал:
      - Неспроста Бермята самолично к нам в леса пожаловал. Видать, это он и нанял печенегов, что тебя похитили. У них уж в крови дурной навык - ходить на вятичи за полоном. Татей мы словили, а вот этот подлец ушел... И непременно явится к лету, да не с сотней, а "тьмой". Если правда все то, что болтают о князе киевском - не уймет он свою похоть, не умерит гордыню! Бермята при нем тысяцкий... Правда, иной раз случается - при добром господине плохой слуга али советник. Странные дела творятся во Киеве сначала поубивали волхвов, теперь же взялись грамоте народ обучать! У нас, у славян, всегда так - лихая голова рукам покоя не дает. Поживем - увидим!
      Ты говоришь, чужеземец сведущ в ратном деле и знается с колдовством? Своди-ка его к Станимиру, и коль волхв не против, убеди остаться своего Ругивлада... И не надо злиться! Не бывает лишним добрый клинок. А там, глядишь, осядет, остепенится...
      И одна по обабки боле не ходи. Смотри у меня, дереза! Хвала Радигошу, все пока счастливо складывается... Но впредь учти! За тобой будут неотступно следить. Хотя бы тот же Дорох. Тебя прощает лишь то, что у нас стало одним богатырем больше. Я уж начал сомневаться в благосклонности богов - будто Сварожич и забыл про нас, будто небожители обессилили.
      - Я уверена, отец, он поможет! Ругивлад говорит, его волшебные силы не совсем те, к которым мы привыкли. Я видела, ему повиновался змей! А как он разметал киян...! - затараторила Ольга.
      - Да будет Род с тобой! - ответил Владух, - делай, как знаешь... Но к Станимиру ты чужака все-таки своди - мало ли что!
      Неожиданно, Ругивлад обнаружил, что девушка проявляет чрезмерную ревность к их ежедневным прогулкам. Молодой волхв объяснил это той непохожестью, что принес он, чужеземец, в порядком однообразный мир племени. Поначалу словен и не льстил себя никакими надеждами. Да, сперва, и не желал таких надежд! Пришелец неизвестно откуда, один, как перст. Без крова и рода, что случится с ним завтра - не понятно ни Белбогу*, ни Чернобогу. Он исчезнет внезапно, возможно, против собственной воли, и чутье безошибочно подсказывало черному волхву, как это произойдет.
      (* Белобог (Белбог)- Белый Свет, благой бог природы. Белый бог - это соперник Черного бога, обладающий атрибутами белизны или Света. Как и Черный бог, он относится к богам старшего поколения, однако Белый бог противостоит миру мертвых и смерти. В той же степени, как и Черный бог, связан с зарождением новой жизни и судьбой, он участвует в творении Мира, либо препятствует порче мира. Блага в мире от Белобога - это просветитель, который добывает и дарит людям и иным богам знания. Белый бог является в наш мир из своего мира, чтобы совершенствовать его, в соперничестве с Черным богом обретая целостность и снимая собственную ущербность. Иногда Белый бог ассоциируется с молодостью, а Черный бог - со старостью, также иногда Белый бог обладает подчеркнуто светлым (зорким) взглядом, а Черный бог полностью или частично "слеп".)
      "Женщины любят таких, с которыми надежно, спокойно," - думал Ругивлад. - "Они завлекают легковеров в сети, обещая верность, требуя верности взамен. Мужчина хочет верить - что его будут любить и слушаться до могилы, женщина жаждет полного подчинения себе мыслей и желаний мужчины, к чему бы они не направлялись. Мужчина способен ревновать любимую только к сопернику, более или менее удачливому, женщина ревнует ко всему, что умаляет власть ее чувств, а значит, к его знанию, знанию мужчины, и тем более знанию черного волхва."
      Но сколь бы ни последователен был Ругивлад в ограждении себя от несущей смятение страсти, столь хитра и настойчива сама страсть, в конце концов она найдет лазейку в любых неприступных крепостях, столь беспощадна эта страсть, когда стены падут.
      Хотя жупан был немало рад, что племя заполучило столь удачливого воина, он не мог позволить чужаку жить в своем тереме. И честь немалая, какой не удостоился даже сын Буревида, "главы всех глав". И дочь на выдане - "Волосом светити быть девице"! А присутствие в доме холостого мужика, к тому же иноземца - мало ли что судачить начнут.
      На пиру по случаю счастливого избавления Ольги Ругивлад блестящим образом оправдал мысли Владуха:
      - Мой меч будет на твоей стороне!- сказал он жупану, - Обидчик Ольги мой кровник. Если боги допустят, я сумею еще и отомстить! Но что такое клинок, когда мне подвластны силы во сто раз могущественными? Правда, они требуют некоторой подготовки, а для того мне нужен дом или хотя бы мастерская...
      Воевода Волах пробурчал, что даже дряхлеющий Станимир обходится жалкой лачугой, а молодому волхву зазорно требовать себе лучшее. Ольга вспыхнула и хотела уж одернуть воеводу, намекнув о законах гостеприимства. Жрец Сварожича, приглашенный на тот же пир, не обиделся с виду, но посоветовал жупану отдать своему черному собрату давно пустующий дом на самой окраине городища, через стену от слободы.
      - Не гоже мне, герой, пытать о секретах твоего искусства. Есть у нас в Домагоще просторные палаты. Может, они сгодятся? Когда-то, я в ту пору еще пацаном бегал, а вон, Станимир, уже волховствовал, двор сей предназначался для гостей заезжих. Но беда с ним! Поселилась там темная сила. Видать, зараза иноземная. Пакость всегда из-за границы приходит! Какой-нибудь купец завез, да так и бросил. Словом, никто уж много лет в гостинном дому жить не может. Хотел спалить - да вот, Станимир отговорил. Дескать, злыдни по всему городищу разбегутся и станут творить лихо добрым селянам. Так и стоит пустой двор, и всяк обходит ныне его стороной. Коль сумеешь справиться со злыднями - двор твой. Не получится - будем думать.
      - Да, где это видано, батюшка, чтобы гость службу служил? Али не показал себя чужестранец, когда выручал меня из боярских уз? И не он ли защитил вашу дочь от лесуна? - горячо вступилась за спасителя Ольга.
      Но Ругивлад прервал ее.
      - Я службы, владыка, не боюсь. Мне, чем опасней дело - тем оно милее, продолжал он, украдкой глянув на девушку.
      Ольга улыбнулась и покраснела.
      - Одно не понятно, - словен мигом отвел взор, - неужто, Станимир сам не опробовал свое искусство?
      Старый волхв укоризненно покачал головой и ответил:
      - Как же, ворожил и я, да толку чуть. Рядиться со злыднями может, разве, черниг*. Я ж - беляг.
      ( * черниг - тот, кто следует дорогой Чернобога, беляг - жрец Белобога)
      Ругивлад не стал боле испытывать терпение старика, поклонился ему, поклонился и жупану поясно.
      - На том и порешили, - подвел черту Владух, - Коль сумеет молодец управиться с темной силой - тот гостиный терем и двор при нем будут Ругивладовы.
      Когда герой поведал о деле коту, Баюн расправил усы, подмигнул зеленым глазом и успокоил озадаченного волхва:
      - И в голову не бери! Не печалься, сладим мы со злыднями, коли они шуткуют. Только вот, ни разу еще не слыхивал, чтобы эта погань вместе с купцами путешествовала. Уж не смеются ли жупан со Станимиром? О тараканах знаю, о клопах наслышан, да и блохи...
      Кот вцепился в шубу на брюхе, щелкнул клыками:
      - Вот тебе, проклятая!... Но чтобы злыдни?
      - Будем надеяться, что ты этих парней ловишь столь же успешно, как и мышей, - ответил словен.
      Сказано - сделано. В тот же день, еще не начало смеркаться, Ругивлад и неизменный кот, направились к проклятому всеми жилищу, чтобы осмотреться заранее. Пол-Домагоща со страхом и интересом глядело им вслед, но словен обернулся только один раз, когда почувствовал, что щедрая девичья слеза по нему уж падает на землю. Они как раз миновали терем Владуха.
      В мешке у волхва был мел Седовласа, он не слишком дорожил подарком, помня лиходейство черного колдуна и происшествие в Корчме. Но на такой случай вещица нужная! На языке у Баюна скопилось немало колкостей, и котяра тоже не очень горевал, когда та или иная острота вдруг да вылетала из говорливой пасти. При таком сумеречном настроении хозяина сгодилась бы любая.
      Прежний гостиный терем, не в пример новому, был окружен, как и многие дома городища, еще добротным частоколом, сквозь который вела лишь одна калитка. Она скрипнула и нехотя пропустила молодого волхва. Кот прошмыгнул следом и, сев среди двора, принялся высматривать опасность. Человек доверился звериному чутью и ожидал решения Баюна, хотя, для пущей убедительности, достал клинок и поглядывал на руны - те не светились.
      - Приступим, помаленьку! - объявил Баюн, - Ступай-ка к колодцу, да задобри его хозяина. Пригодится!
      Каждому волхву известно, вода - одна из пяти стихий, а пятая - град, и заручиться поддержкой Колодечника не мешало бы. А еще сказывал арконский учитель Велемудр, что у самых древних колодцев царица русалок воду живую хранит. Любая душа не оживет, на небо не попадет без напитка этого волшебного, русалкой с небе принесенного.
      Но этот источник был самый обыкновенный.
      Ругивлад вывел на бревнах мелом знак воды, затем начал медленно вытравливать цепь на себя, под скрипучее стенание вертушки. Та пошла на редкость живо - ведра, конечно, не было. Он пробормотал обещание непременно почистить вместилище живительной влаги.
      - Угу! - донеслось из темноты.
      Развязав тряпицу, волхв поделился с Колодечником нехилым комком соли дабы ее взял, а пресну воду взамен дал. Во глубине что-то булькнуло, ухнуло и... затихло. "Жертва принята!" - понял словен, и тут внимание его привлек невнятный шепоток, доносившийся сзади:
      - Дядя Дворовой, приходи ко мне, не зелен, как дубравный лист, не синь, как речной вал; приходи таким, каков я сам - и тебе яичко Рода дам.
      Он оглянулся и замер. Кот сидел на крыльце. Пред ним, вытянувшись в струнку, на задних лапках стояла ласка и поблескивала черненькими глазенками. Волхв почуял, не простая она, а не иначе как сам Дворовик вышел честь хозяевам отдать.
      - Худо, значит? - донеслись до словена отрывки доверительной беседы.
      - Заднее не бывает! - пропищала ласка, - Жрать совсем нечего, особливо зимой. Мыши - и те смотались к соседям. А мне нельзя. Я за двором глядеть поставлен.
      - Мышей обеспечим! Это я тебе, как честный кот обещаю! И закрома пустыми не останутся, так Амбарному и передай! Я тут порядок наведу! мяукал Баюн - Скотинкой разживемся. Будет мохнатый зверь да на богатый двор, пои, корми его, рукавичкой гладь, расчесывай.
      - Передай, чтоб на Великие Овсени, хоть какое, но угощение было! попросила ласка.
      Баюн хитро глянул в сторону остолбеневшего героя и заверил:
      - Всенепременно! Лично прослежу! Но и ты, братец, давай, Гуменника-то верни, нам без овина-то несподручно... А мы ему за то ведро пивка поставим, и чего тянуть, прямо на Волха и поставим. И коль разохотится - на Сречу тоже будет ему пиво.
      - Сделаем! - пискнула ласка и юркнула куда-то.
      - Вижу, с водяными договорился, - по-хозяйски отметил кот, - Пошли в хату! Трошки пошукаем до пенат, пока солнце не село.
      - И точно, лучше днем беседовать, - согласился волхв с ученым зверем.
      - Только ты, молодой ещо, и вперед батьки в пекло-то не лезь. Я в терем первым войду.
      - Другой бы спорить стал, а я всегда - пожалуйста! - ответил волхв и уступил Баюну дорогу.
      Но кот и не думал проникать в пустой дом через дверь. Он хорошенько разбежался и мигом очутился посередине отвесной, сложенной из толстенных бревен, стены терема. Подтянувшись на когтях, Баюн вскарабкался на второй ярус, где с трудом протиснул свою спинищу и то, чем она заканчивалась, меж прутьями балясин.
      Даже весьма тренированному воину взобраться вот так сразу не удалось бы без шеста или на худой конец - крепкой веревки. Запасливый волхв ее и прихватил. Уже скоро он также был наверху. Приоткрыв ставни клинком, запустил туда кота. Зверь бесшумно скользнул внутрь горницы. Немного погодя он появился опять и, прокашлявшись от пыли, махнул человеку лапой:
      - Давай сюда!
      Пенаты встретили новых хозяев в терпеливом молчании. Никто, и даже всемудрые боги, еще не слыхал, чтобы тени говорили. Всякому известно - у них нет тела, а значит, и языка. Самую длинную обычно звали Глумицей, чуть поменьше - ту кликали Поманихой; Стень и Настень - под этими именами почитали оставшихся сестриц.
      Баюн обратился к ним с пространной речью, но не расслышали. Раз у теней нет языка - то нет и ушей.
      Горница была просторна, да не пуста, тут стояли массивный стол и пара широких лавок. В углу, поднимаясь с первого яруса, высилась ладно сложенная печь.
      Кот придирчиво обнюхал скамьи и успокоил человека:
      - Клопов тут нема, спать можно...
      - Какие клопы? Все с полвека как вымерли, - поддержал его Ругивлад.
      - Тебе почивать, - мне-то что?...Ну, чего застрял? Спускайся!
      ...Вниз вела скрипучая лестница с шаткими перилами. Пару раз словен чуть не загремел по ступеням, но сумел-таки устоять на ногах. Руны на мече по-прежнему ни о чем его не предупреждали.
      Внизу комнат оказалось много, но Баюн уверенно повел волхва в самую большую, аккурат под горницей наверху.
      - Чую, никакими злыднями здесь и не пахнет! - высказался Ругивлад.
      - Хорошо чуешь, волхв! Главное, нутром, али еще чем? Гляди, тебя тоже кой чему научили? Злыдни бы изгрызли тут все, испакостили бы стены, то, знаю, их любимое занятие, подпалили бы потолок лучиной. Ан нет! Все на своих местах, порядок, хотя и пылища. Гляди - даже чашки и миски на полках сохранились.
      - Я и гляжу, - поддакивал словен, осматривая основание печи, - Ктой-то здесь обитает. И этот кто-то очень не любит непрошеных гостей, - добавил волхв, сунув в запечную темень клинок.
      Руны высветились, но погасли. Он кивнул коту, а сам, раздвинув табуреты и скамьи, достав мел Седовласа, принялся старательно вычерчивать на полу круг. Кот усмехнулся в усы, но ничего не сказал - полез за печь, чихая и фыркая. Зашуршало, заскрежетало. Полетела черная пыль. Наконец, он выбрался оттуда, весь в паутине, и занялся собственной шубой.
      - Будем ждать полуночи, - ответил зверь на немой вопрос словена.
      Так они и сделали. Волхв устроился на табурете внутри колдовского круга. Положив меч на колени, он изредка посматривал на древние витиеватые руны - не засверкают ли вновь. Кот же вскарабкался под самый потолок на полку и замер там в засаде, так что Ругивлад не слышал даже звериного сопения.
      Ожидание выдалось томительным, тягостным, долгим. Прогорланили последнюю вечернюю песнь домагощинские петухи. Уж давно смерклось, словен начал клевать носом, когда вспыхнули знаки на клинке. Что-то заскрипело, и повеяло, как из подгреба.
      - Вот она, темная сила явилась, - сказал волхв.
      - Когда-то называлась Сквозняком, - пошутил кот.
      - Кто! Кто посмел тревожить старого! - загудело в печной трубе.
      - Да, ладно, пугать-то! Выходи! Разговор имеется, - предложил Ругивлад.
      - Кто ты таков, чтобы с тобой говорить! Дерзкий человечишка! Ну, держись! - вновь прогудел голос из печи.
      В сей же миг нехитрая утварь, имевшаяся в комнате, пустилась в пляс. Взмыли вверх табуреты, устоял лишь тот, на котором сидел волхв. Завертелись, закружились горшки и глиняные миски, а откуда ни возьмись выскочил голик и принял участие в хороводе, вздымая клубы пыли.
      Нараспев волхв начал читать заклятие:
      - Ах, ты гой еси, домовая Кикимора, выходи-ка из горюнина дома скорее, а не то задернут тебя калеными прутьями, сожгут огнем-полымем и черной зальют смолою...
      - Ты ругаться, мерзавец! Ну, ужо мы не из пугливых, - донесся другой писклявый голосок из темного угла, и в Ругивлада полетел драный валенок.
      По счастью, круг Седовласа в этот раз сдержал натиск, как домовая пакость ни бесновалась, и словену не досталось ничего из того, что выпало на голову кота.
      За зверем охотилась кадушка с явными намерениями окатить хвостатого тухлой зеленой водицей. Да еще завалящая ендова бренчала при каждом ударе о столь же медный, как и она сама, лоб Баюна. Кот изловчился и, сыграл в лапту, отбил эту посудину лапой. Увернулся - и кадушка промазала, впечатавшись в стену, она разлетелась по досточкам.
      Голоса страшно завывали, ныли, пищали, причитали и ухали наперебой.
      Огрызаясь на голик, который нет-нет, да и прохаживался по толстой спинище, Баюн продвигался к печи, откуда доносился наибольший шум.
      Наконец, он прыгнул! Раздался визг, точно голосил малолетний ребенок!
      Спустя мгновение котяра, освещая дорогу глазищами, выволок из темноты отчаянно отбивающегося коротышку. Ростом старикашка был с поларшина, о то и меньше, рыжая взлохмаченная шевелюра и едва различимые брови. На нем сидел неказистый драный тулупчик, обещавший и вовсе превратиться в лохмотья стараниями Баюна.
      - Ах ты, окаянный! Пусти мого мужика! Ишь чего удумал! - вооружившись все тем же нахальным веником, на кота наскочила худая маленькая деваха, с белым лицом курицы, и лишь длинные черные волосы не позволяли спутать ее с дворовой птицей.
      - Брысь, кикимора! - рявкнул кот, удерживая выскочившего было Домового когтистыми лапами.
      Берегиня сообразила, что ей самой не сладить с лютым зверем и, швырнув в кота голик, она обратилась к словену:
      - Мил человек, унял бы ты хищника. Задерет, ведь, мужа мого ненароком?
      - Мужика-то как звать?
      - Сысуем кличут.
      Ругивлад сделал коту знак, чтобы тот слегка отпустил когти. Баюн фыркнул, но не ослушался. Домовому заметно полегчало. Он перестал трепыхаться и вопить, в тот же миг утварь, летавшая в воздухе вокруг, грянулась об пол, да так, что остались одни осколки и щепочки.
      - Никак, одичал! - юродствовал Баюн, - Или того хуже - рехнулся на старости лет! Вона сколько всего переколотил.
      - И ты бы рассвирепел за полвека-то, - уже совсем миролюбиво сказал Сысуй, - Мне бы, старому, на угольках поваляться! Золою бы горяченькой больные ножки растереть. Так, печь который год не топлена. Я ж не злыдень по натуре - а лишь из необходимости.
      - Ну, это мы мигом! - заметил волхв.
      Взявшись за кремень и кресало, что всегда носил на поясе, он принялся высекать искру...
      - Давно бы так, - согласилась Кикимора, подсаживаясь к печи и протягивая к пламени длинные паучьи пальцы, - А ведь, я тебя помню, коток! Бывало, такие сказки загибал, что с утра до вечера слушали...
      Она мечтательно завела глаза, но Баюн смолчал. Кот - не ворона, да и домовой - не сыр с маслом.
      Волхв знал, кикиморы рождаются, как и обычные дети, только отец у них один - пенежный змей. Залетит такой к своей любимице в избу через печную трубу, принесет злато-серебро. Для него она ставит в печи щи да кашу, на худой конец яичницу, а забудет - осерчает змей и спалит дотла. Заскочит эдак, потешится, а на завтра - милая уж брюхатая ходит. И на седьмой месяц выкинет девочку, такую, что волхвы содрогнутся. Подхватит огненный змей дитенка, унесет на самый край света, куда - не ведомо. Только старые люди говорят - там живет Древний Старик, напоит он девочку медовой росой, жена его - Матушка яга - расчешет Кикиморе волосы гребнем злаченым, кот-баюн ей на гусельках песенку сыграет - заснет маленькая в хрустальной колыбельке. Очнется деваха, словно бабочка, скинув кокон - и знает она все то, о чем Кудесник да женка его вещая поведали ей. Но не порхать берегине в поднебесье - будет она подругой Домовому, станет век с ним под печкой коротать, не старея боле, но и Света Белого не видя.
      А про пенежного-то змея Ругивладу еще тетка Власилиса сказывала быличку:
      - "Как во граде Лукорье летел змей по поморию, града княгиня им прельшалася, от тоски по князю убивалася, с ним, со змеем, сопрягалася, белизна ея умалялася, сердце тосковалося, одному утешению предавалася - как змий прилетит, так ее и обольстит". И чтобы избавиться от пенежного, продолжала тетка-ведунья, - надо заткнуть в терему все щели мордвинником, да и говорить трижды такие слова: "Тебя, огненный, не боюся. Ладу в пояс поклонюся. Ладе уподоблюся, во узилища заключуся. Как мертвяку из земли не вставати, так и тебе ко мне не летати, утробы моей не распаляти, а сердечку моему не тосковати. Заговором я заговариваюсь, железным замком запираюся, пеленою Макоши покрываюся!"
      Всегда и во веки веков будут петь у нас по деревням, прося Рожаниц о помощи:
      Благослови, мати,
      Ой мати, Лада, мати
      Весну закликати!..
      - Значит так!
      Ругивлад вздрогнул, писклявый голос кота вернул его в действительность.
      - Коль озорничать бросите, - учил Кикимору Баюн - все пойдет чинарем. На Просинец мужику твоему - кашу, а тебе - на Масленицу будет угощение.
      - Тогда все семь дней. На Встречу можно поменьше, Заигрыш - тут надобно добавить. В Лакомый денек - сам Род велел, но особенно, когда Разгуляй к концу двинется! Там очень прошу!
      - Уважим! Не обидим! - согласился волхв.
      - Вот и ладненько, - продолжала Кикимора, загибая пальцы, - В Тещины вечера - сам забудешь, есть кому напомнить...
      - Да, я, Кикимора, не женат пока.
      - А это, брат, не порядок! Не порядок! - вставил Сысуй, и заворочался, кот еще ослабил когти - Без бабы никак нельзя. То ж погибель прямая Домовому!
      - Вот, и я про то же, - закивал котяра.
      - Поговорите еще, - рассердился Ругивлад, - Пост у меня ныне.
      - Ты послушай, мил человек! Я, почитай, седьмой век коротаю, и всякое повидал. Терем мы поправим - это не беда. Дыры законопатим, на оконца сперва пузырь натянем, потом и о зерцале могем покумекать. Короче, в Лютене жарко станет. Завтра проси жупана дать тебе в помощники Творило - то самый толковый да рукастый мужик на городище. Вдвоем мы с тобой не управимся, а холода наступают скоро. Двор, я так понимаю, тоже обустроят, у тебя найдутся помощники порасторопнее. Но нам, духам, уют потребен, а кто его сумеет сотворить, как не простая баба. Ты на худышек, да вертушек не смотри - они ни фига в семейной жизни не соображают и от них дому одно разорение. Ты заведи нам хозяюшку... Отчего, спрашивается, мы тут за полвека озверели? Дому тоже нужна женская забота да ласка, а на гостином то дворе - одни гулящие ошивались...
      - Вот ведь пристал. "заведи"!? То ж не корова какая? Ладно, придумаю что-нибудь, - успокоил волхв Сысуя.
      - Значит, ударили по рукам!? - осведомился у Кикиморы более практичный Баюн.
      ... Словом, на другой день Ругивлад вернулся ко двору жупана цел и невредим. Станимир похвалил молодого волхва. Ольга не скрывала радости и восхищения. Но средь прочих голосов даже тугой на ухо словен различил полный зависти шепоток ее чернявого ухажера - Дороха.
      * * *
      - Наверное, твой господин несчастен? - заговорила Ольга с котом.
      - У меня нет хозяина! - гордо промурлыкал Баюн.
      - Извини, я и забыла, что воля в крови у вашего племени, - смутилась она.
      - Но если ты о Ругивладе, то он и в самом деле несчастен. Чудовищное честолюбие сыграло с ним злую шутку. Так что не жалей его! Сам виноват и от страданий лишь испытывает наслаждение. А что, хищница вышла на охоту?
      - Я не понимаю?
      - Да, ладно врать-то! Я дивиц насквозь вижу! Что ты - ведьма, может батюшка не приметить, иль какой влюбленный остолоп! А у тебя меж тем все на лбу написано...
      Ольга загадочно улыбнулась. Затем, вдруг, схватила кота за шкирку, и с трудом приподняв, поднесла звериную морду к лицу:
      - А вот это еще бабка надвое сказала!
      - Сказала - так сказала! Но зачем же сразу лапать? Дурень, он и есть дурень, - заговорил разумный кот,- Кто не пожелал отдаться на милость Лады, тот должен пойти хотя б к Ругевиту на поклон.
      - Разве любовь и сила так мешают друг другу? - спросила Ольга и опустила зверя, разгладив мех на загривке.
      - У нас, обычно, совмещают, - согласился Баюн, почесав лапой за ухом Ругивлад искал тайное знание. Но не меньшую власть имеют вполне нормальные вещи. Конечно, парень добился бы и славы, и богатства, и женщин, но этого ему мало. А по мне - лучше сразу отбросить когти, чем такая жизнь.
      - Мне не нравятся умники, которые стремятся сделать людей иными, чем они есть на самом деле - уязвлено произнесла Ольга, - Нельзя подчинять себе человека против его воли, какие бы добрые намерения при этом не двигали бы тобой! Боги мудры, и единственная подлинная власть - это любовь.
      - Она ваша и целиком ваша, коварные, - мявкнул кот. - К тому же, любовь - обоюдоострый меч. Кто жаждет ее - сам надевает оковы. И потому любовь есть предрассудок... Знал я одну кошечку, так она, мерзавка, бросила меня с двумя котятами...
      - Нельзя же вечно бояться? - прервала воспоминания кота девушка, - Но теперь-то он обладает своим знанием, раз вызвался помочь нам?
      - Уж что верно, то верно. Как разойдется, как разойдется... Близко не подходи - зашибет. А потом жалеет, ох жалеет... Как мужик мужика, я его не понимаю. Мррр... Знание получишь только в борьбе, но Любовь познается лишь в несчастье.
      - Ты, оказывается, тоже большой умник?!
      - Я это не в первый раз слышу, милая. Все мы немного ученые, - так ответил Баюн, фыркнул и гордо удалился по зубчатой стене частокола, подняв пышный хвост трубой.
      Кто-то бесшумно подошел сзади. Ольга заметила приближение по тени на камнях, быстро обернулась.
      - Здравствуй! Да хранит тебя Макощ! - приветствовал девушку Ругивлад, Что за сплетни поведал этот бессовестный пожиратель мышей?
      С тех пор, как словен нежданно-негаданно вошел в жизнь Ольги, а жупану Владуху вернул уж совсем было потерянную дочь, минуло дней десять. На дворе уж стоял месяц Велесень. Близился праздник Волха, за ним следовал Ляльник, когда всякому жениху должно, переодевшись в звериные шкуры, неузнанным подобраться к самому крыльцу невесты. Родичи нареченной обычно делали вид, что мешают жениху, а нередко и впрямь спускали псов. Незадачливый парень должен был успеть укрыться - иначе, собаки могли расстроить свадьбу в тот год. Коль парень оказался прыток - играли свадьбу по первому снегу. И пели девушки, обращаясь к Радигошу: "Батюшка-Сварожич, покрой землю снежком, а меня женишком!"...