- Что произошло?
      - Мальчику не понравилось, как я отдавал распоряжения его людям, раздраженно бросил Волах, - А единственный выход - это объединение сил. Сейчас не время для упреков! Каким-то тварям удалось незамеченными вскарабкаться ночью на стену. Они затаились и ждали подхода головного отряда. Но мы не лыком шиты! Степняков заметили раньше. Тогда эти гады попытались открыть ворота, но часть печенегов перестреляли, как куропаток, а за оставшимися - идет охота. Они зажаты в ходе, что принизывает стену по всей окружности. Возьми с собой человек пятнадцать и займись этим!
      - Все сделаю, воевода! Так, кого брать?
      - Эй, Серый Хорт! - крикнул Волах крепкому темно-русому воину.
      Вянтич обернулся.
      - Чужак пойдет с вами!
      Хорт кивнул. Его люди один за другим погрузились в недра крепости сквозь черную дыру потайного лаза.
      Идя по запутанным переходам, Ругивлад недоумевал, почему Волах отправил его с Хортом. Из всех домагощинских воителей, именно он, да может еще и сам чернявый отпрыск Буревида, невзлюбил нашего словена с первого взгляда и держал себя неприкрыто враждебно. Однажды их показательный бой чуть не перерос в настоящий, но вмешалась Ольга, и все обошлось. Волах прекрасно знал о перепалке, видел собственными глазами. Возможно, он рассчитывал примирить противников, но такой поступок выглядел крайне легкомысленным со стороны опытного воеводы. Либо Волах просто забыл о размолвке, либо у него не оказалось ни кого под рукой, или он, напротив, решил избавиться от одного из них, а то и от двух сразу.
      ...Шли, но никого пока не встретили. Проход то сужался, то расширялся вновь. Ругивладу с его ростом было тесно в тоннеле. Пахло сыростью и тлением. Белые корневища опутывали потолок. Так добрались к лазу, выводящему на колодезную площадь. Там отряд встретил сын Волаха со своей группой. Они узнали, что спустившиеся было сюда печенеги получили отпор.
      Теперь лазутчикам всё равно конец, хотя пять или шесть степняков скрылись в темноте тоннеля чуть дальше, и трое среди них ранены. вятичи потеряли двоих, печенеги, запутавшись в хитросплетениях хода - в три раза больше.
      Серый Хорт расставил свежих воинов, а остальным приказал спешить к вратам под начало воеводы. Сам он, да еще четыре ратника, сменив факела, продолжили преследование, желая убедиться, что враг и в самом деле ушел.
      Ругивлад двинулся вслед. А если вспомнить, что девушкам нравятся именно безрассудные - поведение Ругивлада можно как-то объяснить.
      Ход, прорубленный неизвестными мастерами, уводил все глубже и глубже, лестница была завалена трупами невезучих кочевников. Затем спуск кончился, а отряд оказался в большой для подземного помещения круглой зале со сводчатыми известняковыми сводами. Из нее в противоположные стороны вели два ответвления.
      - Вы туда, направо, до Оки им не добраться! - приказал Хорт троим, а сам вместе с Ругивладом и еще одним молодцем, свернул налево.
      Выбранный ход, вначале широкий, заметно сузился, потолок опустился ниже. Пришлось идти гуськом. Ругивлад, замыкавший движение, уже начал подумывать о возвращении, как вдруг раздался тонкий, дрожажий крик. Воин, шедший впереди, как сквозь землю провалился. Колодец? Ловушка была столь глубока, что под тяжестью брони несчастный мгновенно пошел ко дну. Спутники не успели ничего предпринять.
      Безуспешно пытаясь вытащить беднягу, Ругивлад и Хорт поменялись местами, так что оказались по разные стороны злополучной ямы. Словен наклонился, одного взгляда было достаточно - все попытки спасти товарища тщетны. Но это и сохранило самому Ругивладу жизнь. Меч Серого Хорта высек сноп длинных желтых искр из стены подземелья, приблизительно там, где мгновение назад находилась голова спутника. Волхв инстинктивно подался в сторону, больно ударился о выступ. Рост мешал ему.
      - Ну что ж, - сказал Хорт, - вот и мы, наконец, можем выяснить отношения. В лесу при пожаре я облажался. Здесь нам никто не помешает!
      И тогда Ругивлад заговорил нараспев, растягивая слова, низким, леденящим сердце голосом, так его учили, так он поступал в совершенно особых случаях. Дуновение Нави погасило факела. Словен плел колдовскую паутину нида. Волхв слышал, как учащенно забилось сердце врага. Хорт наугад, еще не привыкнув к темноте, рубанул ее. Пару раз Хорт почти достал противника, свечение рун выдавало волхва. Но словену удалось парировать. Он продолжал читать нид, а тот уж вершил дело...
      Вянтич решил отступать в проход за спиной, и попятился туда. Он полагал, в темноте Ругивладу не миновать злополучного колодца, если вздумает преследовать.
      - Постой, чужеземец! Не надо! - выдавил Хорт, и пал, удушенный своим коварством.
      Горлом хлынула кровь.
      ... Когда волхв выбрался на поверхность бледнее смерти, у ворот его с интересом поджидал Волах.
      - Как дела? - начал было воевода, но осекся под тяжелым взглядом Ругивлада.
      - Кого ты мне подсунул в провожатые?
      За стеной уж слышался звериный ор иноземцев, звон металла и ужасный скрежет, дикое ржание скакунов, испробовавших копья.
      Тут заскрежетали металлические звенья и створки врат отверзлись. На взмыленных лошадях в крепость ворвался потрепанный отряд Владуха. Воевода поспешил навстречу.
      - Враг здесь! Имя ему - Тьма! Они окружили городище. Мы напоролись на головной отряд... - прохрипел Владух, неуклюже сползая с седла.
      Он не договорил и стал оседать на землю. Волах едва успел подхватить раненного. Из плеча жупана торчала длинная печенежская стрела. Не разжимая рук, Волах повернулся к воинам и громко, но неразборчиво выругался. Подбежавшие трое приняли тело и понесли к терему.
      Мгновение спустя около него хлопотала, по-бабьи причитая, Медведиха. Ольга, подобно воину облаченная в кольчугу, металась рядом. Дорох, как мог, утешал ее. Очнувшись, Владух выпрямился и, цыкнув на баб, тяжело поднялся к себе. На лестнице, поддерживаемый дочерью, он остановился. Было от чего! Доносившиеся отовсюду лязг оружия и крики перекрыл звук, будто десять ящеров одновременно испустили дух. Все замерли.
      Появился Кулиш. Мальчишку трясло, заплетающимся от страха языком он невнятно пересказал увиденное.
      Часть стены Домагоща высилась над крутым обрывом. Дозорные приметили на реке движение. Они кликнули Кулиша, это им приказал еще вчера воевода. Парень, не долго думая, последовал наставлениям чужеземного волхва и вывалил в воду со стены полтора десятка дырявых в днище сосудов. Ругивлад приготовил их заранее. Из Окских глубин взметнулись разозленные до невозможности водяные и принялись, по словам Кулиша, топить вражеские лодки.
      - Это что-то!
      - Ты цел?
      - Цца-а-арапнуло малость! Ничего! До свадьбы заживет! - Кулиш слабо улыбнулся и присел на камень.
      Ночная вылазка планомерно перетекала в штурм. Взять Домагощ наскоком врагу не удалось. Утром силы Яви растут.
      - Владух сильно ранен. Боюсь- стрела отравлена! Яд медленно проникает в него, а жупан и слышать о том не хочет, - сказал Станимир, появившись на лестнице, - Но, что это было?
      - Да, словен разбудил Водяного царя! А владыка вод разбираться-то не стал! Взял всех, кто подвернулся! - усмехнулся Волах, но потом, повернувшись к чужаку, сказал уже совсем серьезно, - Ругивлад, постарайся еще раз помочь нам, чем только сможешь! Бери столько людей, сколько сочтешь необходимым! Вот тебе знак, кто не подчинится - убей на месте!
      И Волах протянул жезл, наконечник которого украшала искусно вырезанная голова вепря. То был символ Сварожича.
      Ругивлад ополоснул лицо в стоящей здесь же, во дворе, бочке и хотел идти - подобрать помощников, у него был кое-кто на примете. Но тут столкнулся с Ольгой! Следом за ней шествовал неизменный Дорох. Молодой волхв, раздосадованный этим, все-таки поздоровался. Она прошла мимо, скривив губки, но Дорох откликнулся:
      - Будь здоров, Ругивлад! Еще встретимся.
      - Непременно буду, чтобы вскоре пожелать тебе покойной ночи. Этим я, боги свидетели, заслужу еще большую немилость у девицы - да нам не привыкать!! - и, подмигнув Ольге, словен удалился.
      Напускная веселость волхва в миг улетучилась, как только он отошел на приличное расстояние, с которого девушка не разглядела бы, что с ним творилось. Ну, знаете, эти герои сами не ведают, чего хотят! На них не угодишь!
      - Право, друг мой, не стоит мрачно смотреть на мир. Ты не из тех, кого первая косичка сведет с ума. Мы еще поборемся! - обнадеживающе заметил Голос.
      И волхв согласился с ним. Промедление - смерти подобно.
      Перехватив у грудастой селянки кувшин с водой и глотнув пару раз, он поспешил на Южную стену - лишь бы не расправиться в припадке ревности с Дорохом. Еще успеется, да и Ольгин жених не прост - обеирукий. С таким ухо держи остро!
      На стене гордо реяли боевые стяги родов и сотен Домагоща. Вой, скрежет, монотонный звон спускаемой тетивы и накатывающийся волнами посвист неотразимых перистых смертей. Лучники собрались отменные - первой стрелой они с двухсот шагов били врага в глаз, а пять последующих, длинных, в три локтя, уже гудели в воздухе, с неизменным успехом настигая очередную жертву. Но пока особого искусства от них не требовалось, окрестные луга были черны вражьей силой.
      Так и в песне поется:
      "Нагнано той силы много-множество,
      Как от покрику от человечьяго,
      Как от ржания лошадинаго,
      Унывает сердце человеческо..."
      Волах, уже верхом, отдавал последние распоряжения, вселяя уверенность в соратников ледяным спокойствием. К нему бросилась Ольга и пожаловалась на отца:
      - Он приказал себя окольчужить.
      - Настоящего воина не удержать в постели!
      - Ты, просто, хочешь занять место жупана!
      - Он и только он - наш законный правитель. Воин сам защитит себя, а коли суждено погибнуть - на то Воля Макощи.
      - Хорошо сказано, воевода! - отозвался жупан, появившись на крыльце Встретимся в Ирии! Делай, что должен сделать!
      В самом деле, вождь был одет в новую кольчугу, что охватывала не только тело, но и ноги до колен. Судя по всему, она была легка, почти невесома, но частые кольца свидетельствовали о неимоверной прочности.
      За Владухом стоял Станимир и разводил руками
      Близ девушки все вертелся женишок, даже в минуты боя веселый и полный желаний. Он нес какую-то похабщину, Ольга делала вид, что слушает все это, но ей было не до любовных словечек. Владух грозно нахмурил брови, да в перепалку с дочкой не вступил, а поддерживаемый телохранителями начал обход защитников Западной стены. За ним следовал Родомысл с сыном. Они выполнили обещание.
      Ревение, ржание, дикое гиканье, воинственный клич - накатывались волнами и снова стихали. Не умолкали разве стоны сотен раненных.
      Подозвав Творило, словен отобрал еще восемь помощников. Как он и думал, вятичи выполняли указания чужеземца без особого рвения, пока Ругивлад не ткнул под нос зловещий знак воеводы. Дело пошло живей! Чаши двух метательных механизмов вскоре были снаряжены горшками, полными какой-то дрянью. Адские снаряды воняли серой, смолой и жженым маслом. Опасаясь черного колдовства, ратники подносили их, вытянув руки далеко вперед, и воротили нос. Сказать по чести, чародейством тут и не пахло. А если и было оно, так вовсе не то, о котором помощнички думали.
      Последнее, о чем позаботился волхв особо, чтобы ни одна юбка не мельтешила у его людей перед глазами.
      Убедившись в исправности конструкции из натертых до блеска щитов, Ругивлад осмотрелся. Он приметил сверху заметно поредевший отряд Волаха, что уходил от следовавшего по пятам скопища печенегов. При взгляде со стены уловка воеводы была понятна даже ребенку. Чтобы добраться до Западных ворот необходимо миновать узкое "горло". На стенах по обе стороны притаились лучники и пращники, готовые в тот момент, когда противник попытается ворваться в городище на плечах преследуемых, обрушить на врага град смертоносных снарядов и стрел. Теперь и ему пришло время заняться штурмующими, натиск которых вятичи отражали уже с трудом.
      То здесь, то там на край ложились длинные лестницы. Вверх карабкались низкорослые скуластые и смуглые воины в кожаных доспехах, вооруженные легкими кривыми мечами. Женщины выплескивали на них кипящее масло, а рослые кузнецы лили вниз свинец. Срывались. Падали, обожженные и изувеченные, но тут же поспевала новая волна. Мужчины встречали неприятеля секирами. Сверху летели камни, бревна, дротики, пущенные неопытной юношеской рукой. Печенеги не оставались в долгу. Вспарывая воздух, визжали стрелы. Выбив сноп искр, одна ткнулась в бронзовый щит, едва не проткнув Кулиша. Мальчишка выругался.
      Ругивлад поднял взгляд. Небо безоблачно - дневное светило беспрепятственно посылало лучи. Сосредоточившись, словен плавно потянул рычаг... Солнечный зайчик, размером с корову, притаился на ханском шатре. Взвизгнули механизмы.
      - Совсем неплохо, чужеземец! - похвалил древний Свенельд.
      Он появился на стене одетым в броню и будто сбросил с плеч десятки лет.
      "Греческий огонь" жадно пожирал войлоки неприятельского стана.
      - Помнится, видывал я уже такое. Давненько это было, правда. Но ума не приложу, волхв, как ты выведал у ромеев их секрет?
      - То уж моя забота, князь. Но я бы не справился без Творилы - на прошлой неделе пристреляли место.
      - Добро! - еще раз похвалил Свенельд, не обратив внимания на громкий титул, - Тогда, подпали-ка гривы вон той сотне, что мчится в обход! Коли глаза мои не лгут - ведет их сам Ильдей!
      - Ничего себе глаза? Сам-то, поди, в три раза меня старше?
      - Раньше люди и крепче втрое были, не то, что нынешнее племя, - молвил Свенельд загадочно, но расспрашивать древнего воина сейчас Ругивлад счел неуместным.
      Печенеги приметили, как на стене снова что-то ослепительно вспыхнуло, точно солнце разверзло очи. Обугленные трупы и предсмертные хрипы сгорающих лошадей!...
      - Слава взору Сварожича! - грянули ратники.
      По совету опытного Свенельда он метнул еще несколько пекельных "снарядов"... С ужасным свистом огненные ядра понеслись в гущу неприятелей. Обезумевшие люди катались по земле, тщетно пытаясь сбить пламя. Печенеги отхлынули, но до защитников уж долетел запах горящей плоти.
      Хан смекнул в чем дело - раз в силе Сварожич, покровитель непокорных туземцев, никому не выдержать пламенного взора его очей...
      На покрытых пеплом южных подступах остались лишь стрелки. Они лихо гарцевали на мохнатых лошаденках в чистом поле, дожидаясь глупца, который бы загляделся на их скок. Такой, к сожалению, находился средь молодых. Желая поспорить в искусстве стрельбы с опытными воинами, то один, то другой славянин, нет-нет да и выцеливал увертливого врага. Но не успевал вятич отпустить тетивы, как в горло или грудь кусала его ядовитая печенежская гадина, и он срывался вниз под горестный стон женщин. Но теперь враги стреляли против солнца.
      - Сумеешь ли ты передвинуть свои катапульты? - спросил Свенельд.
      - Увы и ах! Это не сделать быстро, я ж не Архимед какой!
      - Кто это? Почему не знаю?
      - Один хитрый грек был в прежние времена.
      - Тогда поспешим к Северным вратам. На этот раз печенеги перехитрили, и теперь неуязвимы для твоих умных механизмов, - молвил одноглазый воин.
      Ругивлад, стараясь не мешать сновавшим тут и там защитникам крепости, каждый из них знал свое дело - решил во что бы то ни стало найти Ольгу. Он последовал совету воеводы и направился вдоль стены на Северный конец. Там не стихал гул яростной сечи. Подоспевшего Кулиша словен оставил при машинах.
      Руны на мече вспыхнули и засветились, предостерегая. Металл, точно зеркало, отразил три фигуры. Воины настойчиво преследовали чужеземца. Он узнал телохранителей Дороха. Волхв круто развернулся и крикнул:
      - Здорово, братцы! У вас ко мне дело?
      - Смерть чужаку!
      Он уклонился - в вершке над ухом просвистел нож. Неистово рыча, убийцы разом бросились на словена. Но кто-то из негодяев споткнулся, другой приотстал... С каждым случается, хотя волхв и шевелил губами.
      Ругивлад принял на меч размашистый удар третьего. Крепкий парень попался. Словен неуловимым движением отвел устремленное в грудь острие и внезапно оказался за спиной врага. Клинок разрубил кольчугу и, повизгивая от удовольствия, пустил кровь.
      - Скверная рана, но ты сам напросился! - заметил волхв.
      Тут подоспели еще двое. Они слаженно атаковали чужака. Словен одним движением парировал коварные удары, утекая, извиваясь, огибая бойцов.
      Один, не удержавшись, сам напоролся на зловещий дар Седовласа. Не в силах кричать, враг хрипел, клинок вонзился в шею. Захлебываясь кровью, воин осел на бревна. Во второго угодила "случайная" стрела. Боец безуспешно пытался выдрать ее из бока. В следующем ударе не было никакого изящества. Меч Ругивлада со страшной силой обрушился на врага. Голова раскололась, словно спелая тыква, и вятич замертво рухнул с высокой стены. Ругивлад глянул вослед.
      Проклятье! Печенеги сумели тараном высадить Северные врата. Бой кипел всюду. И на улицах, и на стенах и под ними шла яростная сеча. Ряды защитников таяли, как снег по весне. Он видел сверху, как на городище из-за леска неудержимо надвигается серая конная масса печенегов. Степняки успешно преодолели вал лошадиных и человечьих трупов, утыканных во множестве стрелами и устремились к захваченному проходу. Там по-прежнему шла кровавая схватка. Громоздились горы хладеющих тел, подрагивающих в конвульсиях.
      Внезапно, павшие ожили! Вскочили, кинулись навстречу лаве с леденящим кровь боевым криком. Казалось, их ждет немедленная смерть. Но славяне присели. Нырнули под скакунов, подсекая ноги и распарывая брюхо несчастным животным. Едва всадник слетал на землю, на нем оказывался вятич и коротким движением добивал ненавистного врага.
      - Русь! Русь! - таков был клич берсерков Арконы.
      Именно он неожиданно грянул внизу.
      - Русь! - воскликнул словен, и от этого ярого крика кровь закипела в венах.
      Славяне вторили: "Вятко! Вятко!". И меткие стрелы десятками косили степняков.
      Ругивлад заметил неистового богатыря. Он дрался один с десятью противниками, ловко отражая удары наседавших печенегов двумя неестественно белыми прямыми клинками. Высокий и статный, этот воин то стоял твердо, словно могучий вяз, то пускался кружить, насколько это позволяли тела, трепещущие в предсмертном стремлении. Ругивлад вспомнил, что где-то уже встречал этот удивительный цвет. Но размышлять некогда! Он бросился навыручку. Минуя диковинного воина, обтекая его, через северную брешь в крепость вливались все новые и новые враги. Словен кинулся в самую гущу схватки, заботясь не о том, чтобы непременно убивать, а лишь бы калечить. Черный меч радостно принял на себя этот труд. Клинок Седовласа отсекал кисти, вскрывал жилы, впивался в непрочную плоть смертных. Справа и слева на трупы валились трупы. Средь них возвышался Родомысл, с каждым неуловимым ударом боевого топора к ногам вятича падал сраженный враг.
      Груды изрубленных тел покрывали улицы города. Кровь, фонтаном бъющая из ран, обратила землю в сплошное месиво.
      Печенег налетел на словена, целя коротким кривым мечом в горло. Но ему достался слишком искуссный и страшный противник. Ругивлад не дожидался удара, он быстро уклонился. Колдовской клинок взметнулся, сверкнув молнией. Хладное железо разрубило голову, отсекая следом руку по самую лопатку.
      - Кровь за кровь! - прохрипел словен.
      Следующего степняка он достал секущим ударом через грудь, прыгнул в сторону, обрушивая дар Седовласа на ближайшего врага и тут же принимая на меч новый сулейманов клинок.
      Могло показаться, что какая-то волшебная сила охраняет словена от печенежских мечей и стрел. Но то лишь казалось его соратникам. Он пропустил сильный удар в спину, потом в грудь. Волхв отметил их как данность, но живя боем, не мог уже остановиться. Броня плотно облегала плечи и тело. Грязные ручейки сочились из-под пластин. Рубаха уже сто раз взмокла и липла к коже. Струйки едкого пота стекали со лба, смывая запекшуюся кровь. Шлем брошен не привык, больно тяжел. Налетевший ветер рвал волосы. Меч сам увлекал руку, а Ругивладу приходилось лишь сдерживать клинок, иначе бы вырвался. И он тоже вертелся ваьюном, отражая удары, сыпавшиеся, казалось, со всех сторон.
      Сплетение разноязыких криков, испуганное ржание, кровавый клубок человеческих тел. Здесь, захлебываясь кровью, плевались, проклинали, крушили и резали. Здесь корявые пальцы находили вражье горло, а нож - мягкое брюхо.
      Сквозь застилавший глаза кровавый туман он видел Волаха и жупана, плечом к плечу витязи рубились с кряжистыми степняками из ханской сотни. Кольчуга жупана была рассечена в двух-трех местах, и кровь ручейками стекала по ней. Левая рука у Владуха висела, как плеть. Перебили ключицу. Предводителю особое внимание!
      Ольга с бледным лицом, и сломанный лук в руках. Дорох, поражающий противника в горло хитрым ударом... Затем было еще что-то, привлекшее внимание словена, и еще, но все это он потом плохо помнил... Млада в разодранных одеждах, и Медведиха, принявшая на вилы сладострастного печенега. Родомысл в такой же, как и сам Ругивлад, окровавленной броне и с громадной секирой на плече.
      Удары рождали ритм, даже не ритм - то была слышимая лишь ему, черному волхву, мелодия схватки. Виски пульсировали в такт. Ругивлад стал подпевать бою, в то же время, меняя темп, взвинчивая его до невозможности... Он танцевал, меняя партнеров каждый раз, когда они ему пытались помешать! За ним не поспевали... Только хладный, как град, дар Седовласа, вторил черному волхву! Он выводил Песнь Сечи!! Упоенно, самозабвенно, восторженно, неистово!!!
      * * *
      Очнулся словен от боли. Вокруг была знакомая и незнакомая горница, в которой существовали голоса без тел.
      - Тогда сын Ильдея и говорит: "Пришла пора посчитаться! Тебе конец!" да как размахнется бичом. А Свенельд встать-то после удара не мог, так он толкнул клинок в сторону печенега. Меч послушный. Ему довольно оказалось, вошел гадине в живот по самую гарду.
      - Хорошо сквитались они! Скучать теперь Ильдею без любимца! А верно, что... ?
      - Правда, правда! Откуда еще может быть у Свенельда такое оружие, кроме как от Радигоша? Поговаривают, что Свенельд-то некогда прибыл в Киев из тех же краев... Только он светлый, а этот - чернец.
      - Жаль, правда, Кулиша - трудновато пареньку будет без отца!. А еще больше жаль самого Манилу - пропал мужик.
      Ругивлад лежал в своей горнице на лавке, только теперь на нее кто-то заботливо постелил шкуру бера. Доска, утыканная гвоздями, валялась в углу. Стол был чист от сосудов и колб. Кот прихорашивался, сидя на табурете. У отверстия с витой лестницей, змеей сползавшей вниз, сидели двое, один неловко клонил на бок перевязанную голову.
      - А, волхв! Наконец, очнулся... А мы испужались. Ну и сыпал же ты заклятиями в бреду... Хозяйка!
      Ольга быстро вошла в комнату.
      "Значит, это с ее легкой руки посторонние проникли в мастерскую?! Медведиха бы не посмела!"
      - Ну, мы пошли... - осторожно начали воины и кубарем скатились вниз по ступенькам под холодным взглядом Ругивлада.
      Он с трудом привстал с ложа.
      - Отец погиб, - молвила Ольга, и точно хладным железом ранил его этот голос.
      Узкая бледная полоска сжатых девичьих губ. Казалось, уж никогда они не познают ни поцелуя, ни улыбки.
      ГЛАВА 11. "НА КРУГИ СВОЯ..."
      "За каждым волхованием, несомненно, стоят законы всего сущего. И наши обряды - лишь отражение рун этих законов, - размышлял Ругивлад, поглядывая, как тело Владуха, иссеченное печенежским оружием; возносят на вершину уже почти сложенного костра, - Знаки слагаются в слова, которыми мы читаем Священные Тексты, великую книгу Рода."
      Павших было много, очень много. Городище обезлюдело на треть. Смерть не разбирала, кто из Домагоща, кто с Радогоща. В огненном смерче взовьются герои искрами, и ведомые своим жупаном предстанут пред очами Великого Водчего. А живые махнут на прощание рукой и пожелают радости в заоблачных высях, и пращуры примут на небесных полях сынов и внуков, и заключат в отческие объятия. Все родичи встретятся вновь, а неостывший прах и пепел положат начало новому кургану... Сколько их уже здесь, на землях непокорных славян? Но частичку пепла все ж положат вятичи под порог - да хранит же родитель детей в доме сем!
      Сверх собственной головы не прыгнет никто. Ругивлад старался это проделать. Получилось. Но толку чуть! Мысли роились, словно пчелы, перелетали с места на место, срывались и этим беспорядком мучили его:
      - Мы разные. Ее удел - домашний уют, веселый смех детей, теплые шкуры на скамьях... Неотесанный муж, которого за буйный нрав побаивалась, но могла бы крутить им, как захочет.
      Конечно, желание счастья порой толкает на поиски чего-то лучшего! Оно у каждого свое. И пути-дороги к нему разные. Почему же я не могу жить, как все, как они? Почему я обречен вечно шагать куда-то, когда вот эта девушка?! Вот она, чудная лесная родина! Чего еще надо, Ругивлад? Почему так тяжело? Зачем эти мысли? В чем мое счастье? А разве можно быть счастливым и свободным, стесняя волю другого?...
      Ты противен Ольге по сути! Она считает - окончательно злых созданий нет, но когда на родичей лезет из Степи тьма печенегов - не колеблясь берется за лук и стрелы. Счастье Дороха - в породистых лошадях с богатой сбруей, в веселом хмельном застолье, в красавице жене. И он рвется безоглядно к желанной цели, и берет то, что ему хочется, не подозревая о существовании в мире иных Сил. Вероятно, он прав! Может, и она права!? Надо жить проще!
      Но почему я не нахожу в этом ничего такого, что удержало бы от простого убийства? Как смею я вмешиваться в размеренную смену времен и поколений?...
      Покойный Владух, мир его праху, тоже желал счастья дочери, но старался выдать ее замуж, ради спокойствия жупы. Он свершил бы сущую нелепицу ... Если я убью Дороха и женюсь на Ольге, то стану одним из многих, поправ ее чувства и свободу. Если я не уничтожу этого молодца - изменю себе снова, ибо отныне в ответе за девушку по праву самозваного героя...
      ... Пламя лизнуло небо. На север неслись свинцовые облака. Следом рванулись ввысь души усопших, они летели в обетованный Ирий*, там обретают покой и вечность, только там находят люди забвение. Но в Самый Последний День они вернутся на землю и примут участие в Битве Любви и Смерти.
      (* Ирий, вырий - Верхний мир, владение светлых богов древних славян, иногда его ошибочно называют "славянским раем". Однако, он гораздо ближе по смыслу к скандинавской Вальхалле или даже всему Асгарду. В ирий попадают героически сражавшиеся воины, там находится чертог Громовика (сварга согласно РигВедам - чертог Индры) или бога - Сварога).
      - Пусть не печалятся Родичи! Все у нас идет, слава Роду! Дай Бог им доброй жизни на полях у Сварги! - громко сказал Станимир, плеснув в огонь из кубка, - Хвала Радигошу!
      - Родичи милые, то-ж вам, тятя и мамка! Все вам Отцы и Прадеды, Пращуры и Щуры! - поддержал Свенельд, и тоже выплеснул кубок, лишь пригубив его.
      - Гуляй, народ Домагощинский! Живы будем - не помрем, а представимся так на Том Свете жизнь, поди, краше нашей будет! - весело крикнул Волах.
      Заиграли рожки да сопелки, зазвенели бубны. Хозяйки раздавали пироги направо и налево. Мальчишки без счета били куриные яйца - чье крепче выйдет.
      А чего горевать? Роды небесные восполнятся новыми воинами, новыми женами, прибавится у вятичей заоблачных заступников, глядишь, и в этом Свете от напастей отобьемся.
      - За старых верных товарищей!
      - За Удачу! За лучший Удел!
      * * *
      Однажды из уст Верховного жреца, Велемудра, там, на Арконе ему довелось услышать такое, что долго не давало черному волхву покоя:
      Началом Всему явилось Ничто - Пустота и Безмолвие.
      И не было ни единого Слов. Ни Рода, ни Руны Единой.
      Было Все сразу и, значит, совсем Ничего.
      Все и Ничто - их связала Воля Рода знаком всеобщим.
      Воля Рода - то сила Всего и свобода Ничто.
      Воля к Ничто - венчана Смертью, то суть Чернобога.
      Вечная тяга к творению и созиданию - Рождение само,
      Это стремление к Жизни и Жизни начало.
      Белого бога веленье - Жизни служить.
      А в бесконечной борьбе Сил этих грозных
      Коло катилось и Стриба* простерся.
      И друг-друга сменяли они, бег свой затеяв.
      Все ныне сущее есть лишь заздравная речь,
      Что произносит Безмолвие в честь и во славу себя самого.
      Льется сквозь весны и пустоту мировую многоголосие...
      Вечность и Жизнь шествуют, гордо за руки взявшись...
      И круговерть эта есть колыбель неистребимого Рода.
      Род наполняет духом тела, Водчий связует живых и умерших,
      (* Стрибог, Стрибо, Стриба - бог-отец, стрый, старый бог, дед ветров. "Слово Иоанна Злотоуста... како первое погани веровали в идолы и требы им клали..." говорит о нем, как о божестве неба, воздуха и ветра. Вероятно, одно из имен высшего бога славян - Рода или сторона Рода, как отца богов. Его день - суббота. Не случайно, суббота - родительский день. В поздних источниках изображался в виде одной головы, приобретая хтонические черты типа Вия. Связан с Лунным Культом, постоянное поминание Стрибога рядом с Даждьбогом - солярным божеством, наводит как раз на эту мысль: "кумирьскую жертву ядять... верують Стрибога, Даждьбога и Переплута, иже вертячеся ему пiють в розех" (Лет. рус. лит. т.IV, 99, 108-9)
      Все в мире этом - вместилище Духа Его.
      Все в этом мире - лишь откровение Ничто,
      Иль разговор Черного с Белым Владыки,
      Что воплотились, как Навь, Разрушение, Ненависть, Злоба
      И всемогущая Власть, Притяженье Любви!
      - Неужто, ненависть, жажда мщения порождает такое стремление к смерти, что даже случайная вспышка ведет в пропасть всякого, кто ждал и жаждал любви? Слабость стоящих по краям этой пропасти - есть верный слуга Чернобога. Сколько бы мне не говорили, что Ненависть отступает пред Любовью, бегство не влечет за собой приход Любви. Мертвое, увы, не вернется к жизни, - поделился он с Учителем своими мыслями
      - Оказывается, и твой ум бессилен перед чарами древних! - улыбнулся белый волхв.