В сером неброском платье, с зачесанными назад, точно прилизанными волосами и старческой шишкой на затылке, Антонина Сергеевна скромно стояла, взявшись за спинку стула, ожидая, когда усядется начальство. Рядом с маленьким Игорем Климовичем широкоплечий и высокорослый заведующий районо казался очень важным и солидным человеком. У него был небольшой, слегка вздернутый нос, который придавал его крупному лицу веселое выражение. Вообще заведующий районо был веселым человеком. И сейчас, поднявшись за столом, он улыбнулся, точно для него не было и нет большей радости, чем эта встреча с учителями, потом начал бодрым голосом:
      - Как вы знаете, в вашей школе почти десять дней находился Игорь Климович Шутик. Райкомом партии ему было поручено не только проверить факты, изложенные в письме двух ваших коллег, а вообще посмотреть, как и что здесь у вас делается. Своими наблюдениями и соображениями он поделился у нас, в отделе народного образования. Мы приглашали на этот разговор Антонину Сергеевну. Надо сказать, замечания, касающиеся недостатков в работе школы, она восприняла с пониманием. Антонина Сергеевна попросила нас вынести эти замечания на обсуждение педагогического коллектива, что мы и делаем. Пожалуйста, Игорь Климович, вам слово.
      Шутик поднялся. В зале сидело немало его бывших учителей, и это, очевидно, смущало инструктора райкома. Стоял, точно не зная, с чего ему начинать. Заведующий районо что-то сказал ему, Шутик вышел из-за стола, подошел к узкой обшарпанной трибуне. Заговорил как-то робко, неуверенно, наверное, чувствовал себя учеником, который снова держит экзамен.
      - Я учился в этой школе. Я люблю свою школу. Лучшие воспоминания у меня связаны с моей школьной жизнью. Мне всегда казалось, что наша школа лучшая в городе. И не только в городе. Может, это потому, что она своя, родная... Когда мне попало в руки письмо учительниц Аллы Петровны и Фаины Олеговны, признаюсь, оно меня очень встревожило. Не хотелось верить тому, о чем там было написано. Я попросил, чтобы жалобу поручили проверить мне. Не скажу, чтобы после проверки я разочаровался в родной школе. Но многое меня здесь смутило. Если говорить про учителей, про их мастерство, то здесь немало хорошего. Есть высокое педагогическое мастерство, есть умение заинтересовать, увлечь учеников. У каждого это проявляется по-своему, но это как раз и хорошо. Хуже, когда все работают по одному шаблону. У большинства налицо желание совершенствовать свою работу. Значит, возрастет и мастерство, недостатков будет становиться меньше и меньше. Конечно, совершенствованию нет границ. Но этот позитивный процесс - объект каждодневного внимания самих педагогов, руководителей школы, одним словом, специалистов, которые лучше меня разбираются в педагогической науке. Однако я хочу остановить ваше внимание на одной очень обидной тенденции, которая, словно ржа, разъедает школу. Трудно сказать по чьей вине, но почти всех учителей захватила борьба не за прочные знания учеников, а за высокие оценки. Каждому же ясно, что выставить высокие оценки легче, чем научить детей. Совесть под замок - и действуй. Не надо перенапрягаться, ночами готовиться к урокам. Для всех ты хорош, никто тебя не критикует. А за что критиковать? В журнале порядок, родители довольны. К сожалению, руководство школы способствовало развитию этой тенденции. Каким образом? Например, ведомости, в которых были двойки, просто не принимались. Учителя вынуждены были законные двойки переправлять на фальшивые тройки. Не буду приводить примеры, вы их знаете лучше меня. Учителю, который ставил лодырю двойку, говорили, что он не умеет качественно работать, убивает у ребят веру в себя, в свои способности. Вместо того чтобы направить внимание педагогов на работу с родителями, им твердили, что низкие оценки порождают семейные конфликты, потому что многие родители очень ревниво относятся к оценкам своего чада. Целые теории выдумывались в защиту фальшивой завышенной оценки. Что угодно, только не двойка! Эти тенденции породили немало отрицательных явлений. Вот одна из них. Ученики скоро поняли, что можно и не учить, мол, тройка-то всегда будет. А многим большего и не надо. Другое явление. Некоторые учителя стали больше заботиться о форме урока, чем о его содержании. Побывал я на таких уроках. Не уроки, а спектакли. Все есть, что надо. Кажется, лучшего урока и представить себе невозможно. Нет только у педагога заботы о знаниях своих учеников. Сыграла свою роль и ушла. Все равно, слушали ее или не слушали, запомнили что-нибудь из того, что она говорила, или пропустили мимо ушей. Урок ради урока. Конечно, куда проще провести такой блестящий урок, чем добиться, чтобы ученики что-то запомнили, поняли. Цепная реакция. Одна показуха порождает другую. Самое обидное, что всех, кажется, удовлетворяло такое положение. Просто диву даешься, что так дружно можно отказаться от принципов, утратить способность объективно посмотреть на свою работу, оценить ее. И надо было, чтобы в школе появились новые педагоги, которые не смогли смириться с показухой. Не научились. И взглянули на все это своими глазами. Но, вот беда, они сразу же попали под обстрел руководства школы и некоторых коллег. И то, что они устояли под этим обстрелом, делает им честь. Они показали себя настоящими педагогами. У них государственный подход к своим обязанностям. Брак, допущенный в воспитании детей сегодня, обернется завтра недобросовестным трудом, браком на производстве, говорят они. Конечно, я не берусь утверждать, что и у этих учителей все идеально. Однако у них есть главное. А этого некоторые ваши товарищи не могут понять. Были, увы, и такие, что старались их принизить, доказать им, будто они пошли не по той дороге. Даже добивались их увольнения. Выискивали у них недостатки, которых не было. Смотрел я журнал посещения уроков завучем школы. Читал оценки, замечания. Мне показалось, что в этих оценках и замечаниях много субъективного, отсутствует желание разобраться в достоинствах и недостатках уроков Аллы Петровны. Меня это, признаюсь, очень обескуражило. Я со школьных лет знал Виктора Ивановича как принципиального и добросовестного учителя. Что же случилось, Виктор Иванович? Антонина Сергеевна? Я вас уважаю и люблю, как может уважать и любить своих учителей благодарный ученик. Но, извините, кривить душой не могу. Я побывал на уроках Аллы Петровны. Уроки содержательные, интересные. Материал подается эмоционально. Ученики не остаются безразличными. Слушают. Ее внимание направлено на то, чтобы заинтересовать всех учеников, чтобы они сами принимали участие в разборе материала. Правда, пока что не все справляются с программой, но нет сомнения, что отставание учеников явление временное. Понравились мне и уроки Фаины Олеговны. Такими педагогами, как они, надо гордиться, а не преследовать их. В районо состоялась встреча с руководством школы. Руководители пообещали более объективно оценивать работу каждого учителя, содействовать каждому педагогу совершенствовать свое мастерство... У меня все, - заученными словами закончил Игорь Климович, огляделся и поспешил на свое место.
      16
      Алесич и Катя пока жили на частной квартире. Они занимали отдельную комнатку-пристроечку. Хотя комнатка была маленькая, с низким потолком, с одним окошком, выходившим на огород, она нравилась им. Нравилась тем, что имела вход сразу из коридора - отдельный.
      Лет десять тому, а может и больше, когда под Зуевом нашли черное золото, сюда, в давно обжитые места, понаехало немало специалистов осваивать новое месторождение. Небольшой зеленый городок, состоявший из одних частных домиков, не мог принять столько людей. Тогда здешние жители начали лихорадочно утеплять сени, лепить всякие пристроечки. Денег за эти катухи нефтяники не жалели.
      Потом нефтяники построили десятки высоких зданий со всеми удобствами, частные домики в зарослях садов оказались всего лишь окраиной нового города, глухой и неблагоустроенной, и все эти утепленные и ветхие пристроечки быстро опустели. Поэтому Алесичу с Катей нетрудно было найти себе пристанище. У них даже была возможность выбирать. Поселились на самой окраине, чтобы Кате ближе было ходить в свою столовку. А цех, где работал Алесич, был совсем рядом. Впрочем, на месте он не сидел, все больше был в разъездах.
      Жилье было без всяких удобств. Но о лучшем они пока что и не мечтали. Оглушенные счастьем, они, казалось, вообще ничего не замечали вокруг. Видели только друг друга. Главное, у них было место, где можно было отдохнуть, переночевать, а потом идти на работу на весь день, чтобы снова жить ожиданием встречи.
      Однажды вечером, поужинав тем, что Катя принесла из столовки, - дома им готовить было не на чем, а на кухню к хозяевам лезть не хотелось, - они собрались спать. Ожидая, пока Катя накрутит волосы на бигуди и ляжет, Алесич сказал:
      - Катя, нам надо записаться. Чтоб законно, так сказать.
      - Если до сих пор не убежала, то теперь не убегу, не бойся, засмеялась Катя. - Привязал крепко.
      - Я не о том. По мне, хоть бы и всю жизнь так... Наш бригадир освободил однокомнатную, мне ее обещают.
      - Когда это будет?
      - Просили документы принести.
      - Развод же нужен...
      - Конечно.
      - Я давно тебе говорила.
      Катя действительно не раз уговаривала Алесича съездить к спортсмену, ее бывшему мужу, оформить развод, а заодно и взять кое-что из того, что принадлежит ей. Алесич всякий раз отнекивался. Одну ее не отпускал и с нею не хотел ехать: из памяти не выветрилась та ночная стычка на буровой... Штангист, конечно, не выкинет его, для этого ему не хватит смелости, но так может швырнуть, что вылетишь пулей, открывая лбом двери.
      - Зачем ездить? Можно подать в суд. И все. Ему сообщат. Я же не ездил, когда моя подала на развод. Послал письмо, что не против. И все.
      - А вдруг мой не даст развода?
      - Почему не даст?
      - Ему что? У него квартира. Три комнаты. Приведет какую и будет жить. Ему можно и не спешить с разводом. Нет, надо поехать и поговорить. По-доброму.
      - А может, все-таки письмо написать? - Алесич готов был на все, лишь бы не ехать.
      - Не ответит. И вообще читать не станет. Нет, надо съездить. Заберем, кстати, вещи. Там все мое осталось.
      - Говорю тебе, обойдемся и без тех вещей. Денег нет, что ли? Возьми и купи, что тебе надо.
      - Деньги... Деньги еще понадобятся. Сам говоришь, что квартиру дадут. В пустой жить не будешь.
      - Хватит и на квартиру, - буркнул Алесич. Его начинало раздражать не столько упорное желание Кати съездить к тому спортсмену-штангисту, сколько собственное бессилие помешать этой поездке. Он тоже упорствовал, но упорствовал слепо, бездумно, не находя убедительных доводов.
      - Ты готов и от квартиры отказаться, лишь бы не ехать, - упрекнула его Катя.
      - Глупости!
      - Когда едем? - Катя встала, подошла к кровати, запустила пятерню ему в шевелюру.
      - Выключай свет... - размяк Алесич.
      Было уже поздно. Давно перестал гудеть телевизор за стеной. Хозяева только что купили его и теперь каждый вечер смотрели передачи, пока диктор не пожелает спокойной ночи. Взошла луна, бросив через окно белые пятна на кровать и на стену. На обоях заблестела серебром краска. Слышно было, как шашель точит дерево. Алесич не спал. Он было уже начал засыпать, как вдруг ему приснился сын. Будто залез он на буровую вышку и прыгнул оттуда, растопырив крыльями руки. Видно, захотел хлопчик полететь птицей. Алесич бросился, чтобы подхватить его, и... проснулся.
      - Ты спишь? - спросил шепотом.
      - Сплю, - отозвалась Катя. - А ты?
      - Сын вдруг приснился... Слушай, Кать, родила бы ты мне скорее кого, а то...
      - Тут не ускоришь. Поменьше думай об этом.
      - Ты не обижайся. Что ни говори, сын. Может, потому и вспоминается, что раньше только и радости было, что он, Костик...
      Катя долго молчала. Алесич подумал, что она уснула.
      - Иван, ты не спишь? - вдруг спросила она. - Так вот, Иван, запомни. Будет у нас дочка или сын или несколько детей, все равно ты не должен забывать своего Костика. Он твой... Напиши ему письмо. Пригласи на каникулы. На все лето. А что? Может, соберемся куда в отпуск, его возьмем. Или у твоей матери поживет. Побегает с деревенскими сверстниками. Мы будем приезжать. Неужели твоя не понимает, что мальчику нужен отец?
      - Понимает. Писала же, чтобы я не забывал, и вообще...
      - Тем более. Он-то тебя не забудет, какого бы она ни завела нового отца. Ты писал ему?
      - Деньги посылал...
      - Что деньги? Ему письмо твое, может, дороже денег.
      Помолчали. Луна поднялась высоко, и теперь ее свет падал только на стену.
      - Слушай, Кать, - повернулся к ней Алесич. - Может, сделаем так? В субботу поедем к моей матери. Должен же я показать тебя. Пусть старуха порадуется. А то, думает, я у нее какой-то шалопутный. И вдруг с тобой заявляюсь... Такая, как ты, за шалопутного не выскочит... Потом заедем в Гомель. Возьмешь у того, что надо, и сразу домой. Как говорят, одним заездом...
      - Хорошо. Спи... Завтра поговорим.
      В пятницу, придя с работы, Катя первым делом придирчиво осмотрела костюм мужа, серый в черную крапинку.
      - Костюм еще ничего, - сказала она. - А вот новую рубашку и галстук купить надо. Шляпа тоже не помешает. Плащ купим, когда будем в универмаге. На минутку задумалась: - Вот что. Завтра с утра поедем в универмаг, купим тебе все. Не бойся, не опоздаем. - Заметив, как помрачнело лицо мужа, постаралась успокоить его: - Такси возьмем и поедем...
      - Зачем все это? Моя мать обыкновенная деревенская женщина. Она будет рада нам всяким.
      Асфальт уже освободился от наледи. Сухой, он блестел на солнце, особенно вдалеке, как стекло. Проселочные дороги чернели еще слежавшимся снегом. От него тянуло сырым холодом. В деревне, под заборами, тоже еще лежали осевшие сугробы. Зато на прогалинах уже начала пробиваться первая травка. Когда-то в детстве на таких прогалинах мальчишки играли в чижика, в мяч. Теперь детворы нигде не было видно. Непривычно пусто было вокруг.
      Подъехать к материнскому двору не удалось. Дорогу перегородила широкая, от забора до забора, лужа. Как Алесич ни убеждал таксиста, что земля здесь песчаная, твердая, машина пройдет, тот и слышать его не хотел. Мол, забуксую, кто меня тогда вытащит, а для меня время - деньги.
      - Дойдем, Иван, - сказала Катя и, выйдя из машины, достала из багажника сверток с подарками.
      Параска как раз была дома. Она колола ржавой тяпкой почерневший лед, чтобы освободить дорогу ручейку, который силился и никак не мог пробиться со двора на простор. Увидев сына в шляпе, в новом коричневом плаще и красивую женщину с небольшим свертком, остолбенев, стояла и не верила своим глазам.
      - Встречай, мать, гостей, - весело сказал Алесич. - Это Катя. Моя жена.
      - Добрый день, мама. - Катя подошла к старухе, поцеловала ее. - Что вы плачете? Я сына вам привезла...
      - Ой, спасибочки, - прошамкала почти беззвучно Параска. Из ее покрасневших глаз горохом посыпались слезы. Спохватившись, смахнула слезы рукой. - Ой, что ж это мы стоим? Заходите в хату... Спасибо, что не забыли старуху. Ты ж, донька, раздевайся, в хате у меня тепло, я сегодня печь протопила...
      - Не беспокойтесь, - увидев, как мать зазвенела заслонкой, попросила Катя. - Мы не голодные. Недавно завтракали. Подождем до обеда.
      Алесич взял свой и женин плащ, повесил их в старом полинявшем шкафу с расшатанными дверцами. В нем висело одно только пальто с цигейковым воротником, его пальто, которое он носил еще в молодости, и материна старая плюшевая жакетка.
      - Пускай так, - Параска постояла в задумчивости. - Тогда отдыхайте.
      - А ты куда? - спросил Алесич.
      - Ручей же... Во дворе лужа, а за сараем еще больше. Вдруг в погреб вода хлынет.
      - Оставайся. Не надо. Разберись тут с подарками, которых тебе невестка накупила... Я сам пробью ручей. Где у тебя топор лежит? - И, поглубже нахлобучив шляпу, вышел.
      - Ой, хотя бы переоделся! - бросила ему вслед Катя, но он уже хлопнул дверью.
      На другой день Алесич проснулся, когда в хате было совсем светло. В печи потрескивали дрова, пахло горячими оладками - мать готовила завтрак. Катя спала. Если дать ей поспать еще хоть часик, то на утренний поезд они опоздают. А тогда нечего и ехать в Гомель. Что там делать в конце дня? И чтобы не разбудить жену, он лежал, не двигался.
      - На поезд не проспали? - подняла взлохмаченную голову Катя.
      - Если хочешь спать, спи.
      - Может, успеем еще?
      - Отдохнула бы лучше.
      - Нет, если уж надумали, то... - Она подхватилась, набросила на плечи халат. - Поднимайся, еще успеем.
      - Может, отложим? - Алесичу не хотелось ехать. И не хотелось особенно потому, что жена проявляла нетерпение.
      - Нет, нет - засуетилась Катя, начиная одеваться.
      Из-за того, что Катя настояла на поездке, а он не сумел отговориться, у него испортилось настроение. Всю дорогу Алесич молчал. Сидел с закрытыми глазами, делал вид, что ему хочется спать. Катя не лезла с разговорами. Только на вокзале в Гомеле спросила:
      - Поедем троллейбусом или перехватим такси?
      - Как хочешь...
      Она направилась на троллейбусную остановку.
      Ехали молча, молча шли вдоль высоких серых зданий по мокрой асфальтовой дорожке - с утра чуть-чуть моросило... У самого дома, где жил ее бывший муж, Катя призналась:
      - Знал бы ты, как не хочется встречаться с ним... Даже ноги немеют...
      - Вот еще! - возмутился Алесич. - То тащила меня, то боится... Иди уж, если приехали. Только долго там не возись.
      - А ты?
      - Подожду. Что мне там делать? Не буду же я в шкафах копаться.
      Катя стояла, покусывала губы. Глаза ее сузились, потемнели. Казалось, она вот-вот расплачется. Алесич сел на лавочке, усмехнулся:
      - Будем ждать, пока сам вынесет все твое?
      - Ухватился за шмотки, - рассердилась Катя. - Надо же и о разводе договориться.
      - Пойдешь и договоришься.
      - Если так, то пошли назад, - закапризничала Катя. - Будто мне одной это надо.
      - Ну что ты? - смягчился Алесич. - Сама подумай, зачем я там? Без меня вы скорее договоритесь.
      - Я боюсь, Иван, - призналась Катя. Глянув на него, попросила: - Сходи ты. Тебя он боится. Ты поговорил с ним тогда, сразу перестал ездить. И теперь поговори. Или тоже боишься?
      - Кто? Я? - запетушился Алесич. - Хорошо. Не торчать же нам здесь до ночи. Я пошел. Да не сиди так, поглядывай вверх. Если швырну твоего штангиста через балкон, смотри, как бы он не шмякнулся тебе на голову.
      Алесич довольно уверенно поднялся на пятый этаж, поднял руку, чтобы нажать на черную кнопку звонка, и вдруг увидел, что та будто прыгает перед глазами. Долго не мог поймать кнопку пальцем - дрожала рука. Нажал ладонью. Где-то далеко, точно под землей, что-то булькнуло. Шагов не было слышно. Второй раз нажимать пока не стал. Решил подождать. Если никто не откроет, он спустится вниз и скажет, что никого нет дома. Стал ждать. Вдруг чуть слышно щелкнул замок. Дверь тихо приоткрылась, выглянула круглая голова с коротеньким чубчиком, нависшим над лбом.
      - Ко мне? - довольно приветливо сказала голова. В ее обличии не было ничего угрожающего.
      - Извините, но есть дело, - проговорил Алесич.
      - Прошу, - хозяин гостеприимно отворил дверь, впустил Алесича, снова щелкнул замком. Он был в майке, готовой, казалось, лопнуть на выпуклой бугристой груди, в спортивных синих брюках, закатанных до колен, босой. В передней стояло пластмассовое голубое ведро с мутной, почти черной водой. На ведре висела мокрая тряпка. - А я как раз взялся марафет навести, а то пыль на всем такая, хоть картинки рисуй. Извините, я сейчас... - Он занес ведро с тряпкой в ванную, вышел оттуда в синем шерстяном костюме с белыми обводочками на рукавах и воротничке вокруг могучей шеи, в белых кедах. Пригласил Алесича в комнату, усадил в низкое мягкое кресло. - Извините, кажется, я вас где-то видел.
      - Возможно, - смутился Алесич. - Извините, что без предупреждения. Но у нас неотложное дело.
      - У кого это у вас? - засмеялся штангист. - Вы же один.
      - У нас с Катей.
      - А-а, теперь вспомнил, где мы с вами встречались. Не покалечил я вас тогда?
      - Нет, как видите, - покраснел Алесич.
      - А где она?
      - У подъезда сидит.
      - Стыдно зайти... Конечно, стыдно смотреть мне в глаза. Я с самого начала понял, что она стерва.
      - Попрошу не оскорблять. Она моя жена.
      - Жена? - приподнялся на подлокотниках штангист, потом снова плюхнулся в кресло.
      - Да.
      - Ха-ха-ха! - залился смехом штангист. - Поздравляю, дорогой. А я, дурак, боялся, что она вернется ко мне. Если бы еще она не была такой...
      - Я вас прошу!
      - Извините, извините. Хорошо, не будем о ней. Я тоже когда-то не позволял никому плохого слова сказать об этой... Кате. Придушил бы, попробуй кто каркнуть. Потом у самого открылись глаза. Хоть не буду страдать, что своими подозрениями напрасно оскорблял женщину. Хорошо, хорошо, больше ни слова... Давно вы вместе?
      - Не очень. Ей надо оформить развод.
      - Ясно.
      - Приехали поговорить. Договориться.
      - На каких условиях?
      - Какие могут быть условия? Ваше согласие.
      - Вы так считаете? А она?
      - И она.
      - Хе, будто я не знаю ее. У нас же с ней какая-то общая собственность... Я реалист, трезвый человек, понимаю, что надо поделиться. Справедливо.
      - Ее позвать? - спросил Алесич.
      - Погодите, погодите, - запротестовал хозяин. - Сначала поговорим с вами. Как мужчина с мужчиной. Мы лучше поймем друг друга. Она вас слушает? Считается с вашим мнением?
      - Как положено, - ответил Алесич.
      - Допустим, что так и есть на самом деле, - недоверчиво посмотрел на него хозяин. - Тогда с вами и договоримся. Признаться, я ждал такого разговора, больше того, давно приготовился к нему. Знал, что не миновать. Не знал только с кем. Я рад, что будем говорить с вами, а не с нею. Знаете, нервы у каждого... - Он встал, отодвинул стекло на книжной полке, вынул книгу, из книги - плоский ключик, отомкнул тем ключиком бар, достал черную бутылку. - Может, возьмем по рюмочке?
      - Спасибо. Не пью.
      - Французский коньяк? У меня и водка есть...
      - Вообще не пью.
      - Не понимаю, - пожал плечами штангист. - Я думал, она как раз этим вас и приохотила... - Он спрятал бутылку снова в бар, запер его, ключик положил в книгу, книгу поставил на место. - Как она умеет угощать! Высший пилотаж. Обыкновенные чернила так подаст, что сочтешь их за королевский напиток... Но если не это, так что же? Обыкновенная баба. Задумала опутать меня детьми, но я разгадал ее замысел... Хотелось еще пожить на свободе. Я о прошлых временах говорю. Теперь у меня другой взгляд на это...
      - Давайте о деле, - перебил его Алесич.
      - Я говорил, что ждал такого разговора и приготовился к нему. Кстати, как у вас с квартирой?
      - В перспективе...
      - Ясненько... - Он уселся снова в кресле, вытянул ноги с круглыми толстыми коленками, как у женщины, забросил ногу на ногу. Дальше говорил, разглядывая свои кеды с такой внимательностью, как будто изучал, как они сделаны. - Я оценил все, что мы нажили с ней вместе. Подсчитал. Конечно, сюда вошла и ее одежда. На нее пошли все мои рекорды. Барахло ее стоит как раз столько, сколько вся мебель. Так что мебель остается мне. Ковры пусть берет. Теперь о главном. Если у вас там в Зуеве насчет квартиры есть какая-то уверенность, то я просил бы эту квартиру оставить за мной. Чтобы не разменивать...
      - Да мы... - Алесич хотел сказать, что им ничего от него не надо, кроме согласия на развод.
      - Погодите, я скажу свои условия, потом вы свои, - прервал его на полуслове хозяин. - Почему я не хочу размениваться? Мне, конечно, город даст квартиру, но не такую, как эта. Таких теперь не строят. Зачем же надо, чтобы она досталась кому-то? Рядом с домом спортивная школа. Мне обещают место в этой школе. Потом, я не люблю переезды. Привык. Если отступитесь от квартиры - это будет благородно с вашей стороны. Взамен на ваше согласие не разменивать квартиру я предлагаю несколько вариантов. Могу компенсировать это деньгами. Могу отдать всю мебель и еще добавить некоторую сумму по взаимной договоренности. Могу отдать свои "Жигули". Понятно, что в любом случае она забирает и свою одежду. Вот мои условия...
      - Да ничего нам не надо, - наконец сказал Алесич. - Нам нужно только ваше согласие на развод.
      - Это вы так считаете. Мне надо знать, как она считает. Идите, ведите ее сюда, и мы вместе поставим все точки над "и".
      - Если согласится, - засомневался Алесич.
      - Согласится, согласится. Еще как согласится.
      Алесич спустился вниз.
      - Ой, что ж ты так долго? - вскочила ему навстречу Катя. - Чего я здесь только не передумала. Хотела уже милиционера звать, как раз мимо шел.
      - Чего ты боишься? Меня не знаешь, что ли? - засмеялся Алесич. - У меня гипноз. Только глянул на него, и он передо мной на задних лапках: чего желаете?
      - Согласился на развод?
      - Конечно. Только хотел у него спросить, а он уже говорит, что согласен. Гипноз! И не только согласен. Все твои шмотки отдает. Ковры тоже. И "Жигули" в придачу. Пошли, заберешь, что тебе надо.
      Пока они поднимались по лестнице, Алесич подробно передал жене свой разговор со штангистом.
      - А ты? Что ты сказал?
      - А что я? Я человек гордый. Я сказал, что ничего нам не надо. Только развод. И все. А что?
      - Машину возьмем. Отказываться не будем. Ты же когда-то говорил, что, если бы у тебя была машина, ты только и делал бы, что катал меня. Вот и будешь катать.
      Алесич вдруг забежал вперед, заглянул в лицо Кате. Он хотел сказать, чтобы она не дурила, ничего им не надо, кроме развода, но в это время дверь распахнулась и на пороге вырос штангист.
      - Заходите, заходите... Поздравляю тебя, Екатерина. Желаю счастья, кучу детей, здоровеньких и умненьких!
      Катя ничего не ответила.
      - Твой законный не захотел выпить со мной рюмочку французского коньяка, - продолжал штангист, когда вышли в комнату. - Может, теперь по маленькой? Посидим, поговорим...
      - Нет, нет, - завертела головой Катя, больше всего боясь, что Алесич согласится. - У нас нет времени.
      - Пусть будет по-твоему, - с сожалением вздохнул штангист и, немного помолчав, озабоченно спросил: - Думаю, муж сказал о моих условиях. Кстати, можешь взять сервиз... Оставь мне только пару тарелок.
      - И "Жигули", - сказала Катя.
      - Чудесно, - обрадовался штангист. - Сделаем так. Вы упаковывайте все, что надо, а я пойду пригоню машину. - И спросил у Алесича: - Умеешь водить?
      - Разберусь, - пожал тот плечами.
      - Думаю, тебе не надо говорить, где что лежит, - с усмешкой глянул на Катю штангист. - Ничего не менял, ничего не переставлял. Ну, я пошел, через полчаса буду.
      - Наверное, нашел себе новую бабу, - хмыкнула Катя. - Вот и обрадовался, что так легко избавился от нас. Думаю, другой причины не может быть. Знаю я его... - Она достала из шкафа простыню, приказала мужу: - Пакуй сервиз!
      - Я вообще бы ничего не брал отсюда.
      - Не переживай. Я не меньше его имела, когда работала в ресторане. Если подсчитать, то, может, еще и не все, что принадлежит мне, мы забрали. Поверь, он всегда был добреньким только за счет других. Знаю я его.
      Пока они все выносили на улицу, к подъезду подъехал на "Жигулях" штангист. Он помог запихать узлы в багажник. Посуду поставили на заднее сиденье. И когда Алесич уже сел за руль, протянул ему небольшую бумажку:
      - Доверенность на машину. Чтобы милиция не придиралась. А через день-другой передам документы. Сам переоформлю. Ну, спасибо тебе, что освободил меня от жены и машины, - засмеялся довольным смехом. Но, видно, ему захотелось сильно уесть Катю и Алесича, поэтому, заглянув в машину, пригласил: - Кстати, чуть не забыл. Буду рад, если вы приедете на мою свадьбу. Могу и сам приехать за вами, у меня будет "Волга". А что, подумайте. Народ соберется культурный. Жена - кандидат наук.
      - Тебе как раз и нужен кандидат наук, чтобы научила тебя уму-разуму, уколола его и Катя. - Поехали!
      Алесич не запускал мотор, ждал, когда уйдет штангист. А тот, заметив, как неуверенно садится за руль Алесич, ждал еще одной возможности посмеяться над ним.
      - Ты хоть ездил когда-нибудь? - забеспокоилась Катя.
      - Когда-то на полуторке на заводском дворе мусор возил, - ответил Алесич. - Но не беспокойся. Выедем с шиком.
      Он завел мотор и так газанул, что машина подпрыгнула, рванувшись с места. Звякнула на заднем сиденье посуда. Катя закрыла глаза руками, сидела, не дышала. Едва выехали со двора, машина так же резко остановилась, как и тронулась с места.
      - Приехали, - вздохнул Алесич и улыбнулся Кате. На его лице выступил пот. - Посиди минутку, надо пару слов сказать знакомому милиционеру. - Он вылез из-за руля и зашагал к постовому, который стоял на перекрестке улиц. Разрешите обратиться... Выручай, браток. Жена развелась с мужем, он так обрадовался, что в придачу к жене дал еще и свои "Жигули". А я за рулем ни бум-бум. Может, какого-нибудь водителя попросил бы, пусть подкинет нас с женой в Зуев. Рассчитаюсь, как положено.
      Милиционер посмотрел на часы, спросил:
      - Можете подождать?.. Отлично. Через полчаса кончаю дежурство и завезу вас. Мне как раз надо в Зуев к матери.
      17
      - Слушай, Валера, выступишь в моем классе? Перед учениками, их родителями? - сказала Алла Петровна, собираясь в школу. Она вчера засиделась за тетрадями, легла спать поздно, оставив их на столе, и теперь торопливо складывала тетради в портфель.
      - Почему я? - заглянул из передней Скачков, держа пальто в руках.
      - Если начальник выступит, легче будет договориться с его подчиненными.
      - Что ты еще придумала?
      - Не я придумала, жизнь.
      - И какая же она у вас там, эта жизнь?
      - Какой была, такой и осталась. Так же звенят звонки, так же школьники тузят друг друга на переменках. Тетрадей не уменьшилось. Проверяющие как ходили на уроки, так и ходят. Боремся за знания. Учителя начали стонать... Дети не хотят учиться. Говоришь им, говоришь, а они как глухие. Просидит такой десять лет, ничего не делая, какой из него потом работник? Есть и такие, что учат уроки без всякого интереса. А надо, чтобы ученики с нетерпением ждали каждого урока, заглядывали на следующую страницу учебника...