Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Фабрика марионеток. Исповедь школьного учителя

ModernLib.Net / Детская образовательная / Гатто Джон / Фабрика марионеток. Исповедь школьного учителя - Чтение (стр. 5)
Автор: Гатто Джон
Жанр: Детская образовательная

 

 


      Этот бизнес, называемый «образованием», хотя, по сути, он является дрессировкой, служит типичным примером конфликта между институциональными и традиционными общественными интересами. На протяжении ста пятидесяти лет государственное образование в качестве своей основной цели считало возможным провозглашение подготовки детей к экономическому успеху. Хорошее образование в понимании официальной школы является залогом получения в дальнейшем хорошей работы, хороших денег, хороших (дорогих) вещей. Это стало универсальным национальным знаменем, поднятым как Гарвардами, так и средними школами. До тех пор, пока правдивость или философская суть этой логической цепочки никем не оспорена, такой лозунг облегчает управление и устрашение как учеников, так и их родителей. Интересно отметить, что Американская ассоциация учителей в качестве одной из своих задач формулирует убеждение делового сообщества в том, что принимать людей на работу и продвигать их по службе надо в том числе на основании их школьных оценок. В таком случае не будет нарушаться формула «школьные оценки = деньги». До сих пор при приеме на работу предприниматели руководствовались здравым смыслом, предпочитая в качестве основных критериев не оценки, а деловые качества и личное мнение о претенденте. Неизвестно, сколько они еще продержатся под напором государственной системы образования.
      Абсурдность придания образованию товарных черт становится очевидной, если мы зададимся вопросом: что дает попытка рассматривать образование как способ дальнейшего раскручивания философии потребления, угрожающей земле, воздуху и воде нашей планеты? Следует ли продолжать убеждать людей в том, что они могут купить счастье, когда действительность свидетельствует об обратном? Следует ли закрывать глаза на то, что наркомания, алкоголизм, подростковый суицид, разводы и другие жесты отчаяния в гораздо большей степени поражают богатых, нежели бедных?
      От правильного понимания сути этого вопроса, которого мы столь долго избегали, зависит осознание болезни, которая нас убивает, и поиск методов ее лечения. Что же все-таки должно быть целью всеобщего школьного обучения? Ответ «Обучение письму, чтению и арифметике» не может быть принят, так как при правильном подходе это занимает в общей сложности менее ста часов, и у нас есть многочисленные свидетельства того, что каждый легко это постигает сам в нужном месте и в нужное время.
      Зачем же мы в принудительном порядке запираем детей на двенадцать лет в специально подготовленном государством месте? Уж наверняка не для того, чтобы некоторые из них смогли разбогатеть. Даже если это и соответствовало бы действительности, в чем лично я сомневаюсь, любое здоровое общество оценило бы такое образование крайне отрицательно. Оно разделяет и классифицирует людей, заставляя их соперничать друг с другом и официально клеймя проигравших плохими оценками, отождествляя их, таким образом, с низкосортным материалом. Конечной целью победителей является возможность купить больше вещей.Я не думаю, что кто-либо удовлетворится столь глупым выводом. Меня не оставляет чувство, что если нам удастся понять, чего же мы хотим достичь, запирая детей в школы, мы вдруг поймем, на каком же этапе мы повернули не туда. Я в достаточной степени верю в воображение и находчивость американцев, чтобы считать, что, поняв это, мы сможем тут же предложить лучший путь, что у нас появится целый супермаркет достойных идей.
      Одно я знаю наверняка: большинство из тех, кто знает, что такое любящая семья, хочет, чтобы их дети это тоже познали. И еще я знаю, что на каком-то этапе все должны испытать принадлежность какому-то месту– холмам, улицам, рекам и озерам, людям, – в противном случае вы проживете жалкую жизнь изгнанника. Образование – это в значительной степени поиск личного смыслаи постановка личной цели.Как можно достичь этого, держа детей взаперти от реальной жизни, в моей голове не укладывается.

5

      Важным различием между общиной и институтом является наличие у общин естественных границ; они либо прекращают рост, либо умирают. Причина этого – в том, что в общинах и семьях каждый человек является уникальным, влияющим на сознание всех других членов общины. Постоянное внимание, которым человек окружен в Общине, придает всем, и богатым, и бедным, чувство собственной значимости, так как значимость ощущается тогда, когда другие обращают на тебя внимание. Внимание, конечно, можно купить,но истинное внимание и купленное – это совсем не одно и то же. Псевдообщинная жизнь, когда вы живете рядом с другими, не замечая их, под постоянной угрозой вторжения неприятных вам посторонних людей, дает прямо противоположный эффект. В псевдообщинной жизни вы по большей части анонимны и хотите таковым остаться из-за всевозможных опасностей, которым другие люди могут вас подвергнуть, если узнают о вашем существовании. Обратить на себя внимание в псевдообщине можно практически только купив его, так как преобладающая атмосфера – это атмосфера равнодушия. Псевдообщина – это лишь другая форма организации: в ней дружба и преданность преходящи, ее проблемы считаются чужими проблемами (проблемами того, кому платятза их решение), в ней и дети, и старики воспринимаются по большей части как раздражители, и общей мечтой всех членов является желание найти место получше, менять худшее на лучшее до бесконечности.
      В отличие от настоящих общин псевдообщины и другие всеобъемлющие организации, такие как школы, расширяются максимально, настолько, насколько им это удается. «Больше» совсем не обязательно означает «лучше», но больше всегда означает прибыльнее для людей, которые на этом зарабатывают. Именно это соображение лежит в основе нынешних призывов еще более укрепить и расширить влияние школы: очень много людей смогут на этом росте сделать большие деньги.
      В отличие от сложных, часто непостижимых и неизмеримых радостей общинной и семейной жизни успех в организации всегда измеряется математическим выражением превосходства: «Сколько пятерок? Сколько килограммов сброшено? Сколько запросов отправлено?» Соперничество находится в крови организаций, и точность, выраженная присвоением порядковых мест за достигнутые результаты, является их излюбленным стилем.
      Конкуренция предпринимателей, как правило, играет на руку потребителям; бизнес вынужден идти в ногу со временем, постоянно держать высокую планку. Соперничество в пределах такой организации, как школа, – совершенно другое дело. В школе борются за благосклонность учителя, а эта благосклонность зависит от множества различных субъективных параметров; она всегда немного произвольна, а зачастую и очень пагубна. Она порождает зависть, недовольство и веру в чудеса. Учителя, в свою очередь, должны бороться за произвольно проявляемую благосклонность администраторов, от которых зависит получение хороших или плохих классов, хороших или плохих помещений, доступ к учебным материалам и к прочим заложникам послушания, подобострастия и субординации. Школьная культура основана на целой системе материальных поощрений и наказаний: пятерки и двойки, золотые звезды, «хорошие» классы, доступ к копировальной технике. В стенах таких учебных заведений теряет смысл все, что мы когда-либо слышали о том, почемулюди стремятся к знаниям и стараются работать с полной отдачей.
      Правда как таковая – еще один водораздел между общинами и организациями. В общине, если вы нарушите слово, все об этом узнают и у вас возникнут серьезные проблемы. Но во всех крупных организациях ложь во имя личной выгоды является нормой поведения; в школах это тоже входит в правила игры. Родителям большей частью лгут или говорят полуправду, так как их обычно считают противниками. По крайней мере так было во всех школах, где мне довелось работать. Только самые глупые сотрудники не прибегают ко лжи; наказания в случае разоблачения практически никакого, а выгода в случае успеха может быть значительной. Тот, кто бьет в барабаны по поводу злоупотреблений, рискует быть подвергнутым изоляции или безжалостным гонениям. Борцы за правду никогда не получают продвижения по службе, так как выступив против организации однажды, они вполне могут сделать это еще раз.
      Реймский собор является ярчайшим примером того, что может совершить община и что мы рискуем потерять, если не поймем разницу между этим человеческим чудом и социальным механизмом, называемым организация. Реймский собор строился на протяжении ста лет людьми, которые работали круглосуточно без помощи каких-либо мощных механизмов. Все работали добровольно, никакого рабского принуждения не было. Ни в одной школе не преподавали в качестве предмета строительство соборов.
      Что заставляло людей на протяжении ста лет вместе работать? Что бы это ни было, этому стоит поучиться. Мы знаем, что люди были объединены семейными и дружественными узами и знали, какой храм им нужен. Папы и архиепископы не имели к этому никакого отношения; готическая архитектура как таковая возникла из чистого стремления; готический собор стоит как маяк, освещающий то, что может создать свободное человеческое единство. Он является тем ориентиром, по которому можно оценивать собственную жизнь.
      В Реймсе крепостные, фермеры и крестьяне заполнили огромные пространства потрясающими по красоте витражами, но никто из них и не подумал оставить где-либо свою подпись. Никто не знает, кто спроектировал и создал эти витражи, так как в то время еще не существовала современная форма институционального бахвальства, коррумпирующая общинный дух. После всех прошедших веков они по-прежнему показывают, что значит быть настоящим человеком.

6

      Общины – это добровольные сообщества людей, в них входят не только члены семьи, но и друзья. Понятие «семья» понимается ими очень широко, поскольку общинные отношения распространяются не только на кровных родственников, но и на других людей, близких по духу. Несмотря на то что люди не живут в одном доме, между ними существуют сложные взаимоотношения общности и взаимных обязательств, характерные для семьи.
      Когда жизненная целостность, являющаяся следствием принадлежности семье или общине, по какой-то причине недостижима, единственной альтернативой, помимо жизни в изоляции, является поиск искусственной интеграции в одну из многочисленных организационных структур. Искусственная интеграция, контролирующая группы людей – вспомните институтские общежития или студенческие группы, – кажется людям сильной, но на самом деле является довольно слабой; кажется прочной, но на поверку оказывается рыхлой; предполагает долгосрочность, но обычно быстро рассыпается. И как правило, она плохо отвечает потребностям людей, хотя прикрывается именно ими.
      Добро пожаловать в мир школы! Школьная реформа должна начаться с того, чтобы школа прекратила функционировать как киста, как непроницаемое изолированное тело, пожирающее наши деньги, наших детей, наше время и ничего не дающее взамен. Неужели нам нужно еще больше школы?
      В последние годы я много думал над проблемой трансформации системы обязательного школьного образования в некую эмоционально обогащающую общину, так как наметилась прямо противоположная тенденция – значительно увеличить кусок, который школа отхватывает у молодого человека из его семейного, общинного и личного времени. Пробные шары регулярно запускаются в средствах массовой информации и на телевидении, а это означает, что некие влиятельные группы готовятся расширить влияние обязательного школьного образования, несмотря на его ужасающие результаты. С моей точки зрения, это свидетельствует о том, что они чувствуют себя всесильными.
      Я часто слышу, что имело бы смысл увеличить продолжительность школьного дня и установить его с девяти утра до пяти вечера, или даже с девяти утра до девяти вечера, а учебный год должен соответствовать календарному. Говорят, что мы больше не являемся сельскохозяйственной страной, чтобы распускать детей летом на каникулы для уборки урожая. Предлагается, чтобы эта всеобъемлющая школа нового образца кормила ужином, заботилась о вечернем развлечении, оказывала консультационные и медицинские услуги, равно как и целый ряд других услуг. Все это превратит школу в синтетическую семью для детей, якобы лучшую для многих неблагополучных ребят, чем их настоящие семьи; и это якобы уравняет шансы для детей из разных семей.
      Мне, однако, как учителю кажется, что школа сама по себе является серьезной причиной возникновения неблагополучных семей и общин. Она разъединяет детей и родителей и препятствует жизненно важному взаимодействию их друг с другом, возникновению и удовлетворению интереса относительно жизни друг друга. Школа подавляет семейную жизнь, отбирая время, необходимое для развития полноценной семьи, а потом сама же и обвиняет семью в ее слабости. Это похоже на то, как злонамеренный человек преждевременно вытаскивает фотографию из проявителя, а потом обвиняет фотографа в некомпетентности.
      Некоторое время назад сенатор от штата Массачусетс сказал, что до перехода на всеобщее обязательное школьное образование уровень грамотности в его штате был выше. Над этим стоит всерьез задуматься: школы уже давно достигли своей максимальной эффективности и увеличение времени, проводимого в школе, только усугубит положение вместо того, чтобы исправить его.

7

      Чем бы ни являлось образование, оно должно сделать вас уникальной личностью, а не конформистом; оно должно сформировать ваше уникальное Я, способное отвечать на вызовы жизни; оно должно позволить вам обрести ценности, которые стали бы вашей дорожной картой в жизни; оно должно сделать вас духовно богатым человеком, любящим то, что вы делаете, где бы и с кем бы вы ни находились; оно должно показать вам, что именно важно в этой жизни, научить, как жить и как умереть.
      На развитие образования в Соединенных Штатах оказала влияние социальная теория, утверждающая, что есть только один правильный путьроста и взросления. Это древняя египетская идея, выраженная пирамидой с глазом на верху, отображенной на оборотной стороне долларовой купюры. Каждый человек является камнем, имеющим определенное положение в пирамиде. Эта теория представлялась во множестве разных видов, но в конечном итоге она выражает мировоззрение умов, одержимых жаждой контроля над другими умами, идеей господства и интервенционистскими стратегиями для удержания своего господства.
      Возможно, эта теория была хороша для фараонов, но нам она особой пользы не принесла. История не подтверждает тезис о том, что во время развития и становления молодой личности должна доминировать только какая-то одна идея, однако поборники этой идеи никогда еще не были так близки к успеху. Гул пчелиного улья, являющегося прообразом общества, предсказанного Фрэнсисом Бэконом и описанного Гербертом Уэллсом в романе «Когда спящий проснется», еще никогда не звучал так громко, как сейчас.
      Защита личной жизни, человеческого разнообразия и индивидуальности зависит от того, как мы воспитываем нашу молодежь. Дети учатся на примере того, как они живут.Заприте детей в классе, и они проживут жизнь в невидимой клетке, лишенные опыта общинной жизни; все время прерывайте их занятия звонками и гонгами, и они привыкнут, что дело любой важности может быть прервано; заставьте их вымаливать разрешение на то, чтобы справить естественную нужду, и они станут лгунами и подхалимами; высмеивайте их, и они будут избегать человеческого общения; стыдите их, и они найдут сотни способов поквитаться с вами. Привычки, прививаемые такими крупномасштабными организациями, как школа, губительны.
      С другой стороны, индивидуальность, семья и община являются по определению проявлениями своеобразия, а ни в коей мере не «единственно-правильного-пути-развития». Личное время совершенно необходимо для развития личности, и оно также совершенно необходимо для развития индивидуальной системы ценностей, без которой мы личностью являться не можем. Чтобы индивидуальный характер, присущий каждому конкретному человеку, мог развиться, необходимо ослабить государственный надзор над детьми и семьями, равно как и их запугивание. Без развития личности свобода теряет смысл.
      Моя учительская практика показала, что теория и практика массового образования фатально порочны; они не могут служить развитию демократической логики национальной идеи, так как они предали принцип демократии. Принцип демократии по-прежнему является лучшей национальной идеологией, но мы ему в настоящее время не следуем.
      Массовое образование не может способствовать построению справедливого общества, потому что оно само построено на нечестной конкуренции, угнетении и запугивании. Школы, которым мы позволили развиться, не в состоянии сформировать систему нематериальных ценностей, придающих смысл жизни любого человека, бедного или богатого, так как они сами сотканы из византийского гобелена наград и наказаний, пряников и кнутов. Работа в обмен на официальную благосклонность, оценки или прочие побрякушки субординации – ничего общего с образованием это не имеет, все это атрибуты рабства, а не свободы.
      Массовое школьное обучение калечит детей. Не надо нам его дальнейшего расширения! И под прикрытием того, что оно идентично образованию, оно обчищает наши карманы, как это предвидел Сократ еще тысячи лет назад. Одним из основных признаков истинного образования является то, что оно не стоит дорого; оно не зависит от дорогих технологий. Опыт, который учит, и самосознание, подстегивающее этот процесс, практически бесплатны. На этом трудно заработать большие деньги. А вот система школьного обучения является прекрасной кормушкой, все более и более изощренной.
      Шестьдесят пять лет назад Бертран Рассел, возможно, величайший математик двадцатого столетия, великий философ, да к тому же и близкий родственник английского короля, понял, что массовое обучение в Соединенных Штатах имело глубоко антидемократическую цель, что оно являлось способом создания искусственного национального единства путем уничтожения людского разнообразия и устранения кузницы, которая это разнообразие порождает, – Семьи. Лорд Рассел считал, что массовое школьное обучение порождает легко узнаваемого американского ученика: неинтеллектуального, суеверного, неуверенного в себе и с меньшей, по определению Рассела, «внутренней свободой», чем у его (или ее) сверстника в любой из известных ему стран. Эти бывшие школьники становились потом гражданами со слабым характером, одинаково презирающими умственное превосходство и эстетику, не в состоянии справиться с личными кризисами своей собственной жизни.
      Американское национальное единство всегда было центральной проблемой американской жизни. Это лежало в основе всех наших начинаний и покорения целого континента. Это было актуально в 1790 году, это остается актуальным, даже, может быть, и в большей степени, по прошествии двухсот лет. Где-то примерно в период Гражданской войны мы стали искать более быстрые пути достижения желаемого единства искусственными методами. Обязательное школьное обучение стало одним из таких методов. «Хватайте детей!» – сказал Джон Коттон в колониальном Бостоне. Это показалось такой хорошей идеей, что люди, молящиеся на идею «единства», так и сделали. Потребовалось тридцать лет, чтобы сломить яростное сопротивление людей, но к 1880 году желаемое свершилось – дети были захвачены. На протяжении последних ста десяти лет толпа, проповедующая «один-правильный-путь-развития», все пытается безуспешно понять, что же с детьми делать.
      Возможно, настало время попробовать другие методы. «Хорошие заборы – хорошие соседи», сказал Роберт Фрост. Наиболее естественный способ научиться жить вместе в обществе – это сначала научиться жить порознь– как личности и как семьи. Только когда человек сам себя хорошо ощущает, он может хорошо относиться к другим.
      Но мы подошли к проблеме единства механически, как будто можно было внедрить инженерное решение, загнав разнообразные семьи и общины под широкую гомогенизирующую крышу таких учреждений, как обязательные школы. Внедрение этой схемы привело к предательству демократических идеалов, являвшихся единственным оправданием нашего национального эксперимента.
      Попытка срезать путь продолжается, и она разрушает семьи и общины сейчас так же, как и раньше. Восстановите их, и молодые люди сами станут себя обучать – с нашей помощью – так же, как они это делали на заре нашего государства. Сейчас они работают исключительно за деньги, а это никогда не являлось первоклассным стимулом. Сломайте систему институциональных школ, отмените учительскую лицензию, позвольте любому желающему набирать учеников, дайте возможность людям организовать собственную школу, доверьтесь свободной рыночной конкуренции. Я понимаю, легче сказать, нежели сделать, но разве у нас остался выбор? В школе надо проводить меньше времени, а не больше!

Возможные пути решения школьной проблемы

Принцип конгрегации

      Мы живем в сюрреалистическое время. Научный школьный истэблишмент продолжает вынашивать планы дальнейшей централизации системы образования путем введения государственных стандартов, государственной программы и улучшенного государственного стандартного тестирования. Отовсюду слышатся голоса, обещающие всякие волшебные решения школьной проблемы. Надежды возлагаются либо на повсеместное внедрение техники, либо на новые формы дошкольного обучения, либо на чудодейственный эффект информационных технологий. После полутора столетий безуспешных поисков решения никто, похоже, ни на минуту не сомневается, что такое решение имеется. Одно решение. Единственно правильное.
      Возможно, вы тоже так считаете, а может быть, и нет. Но если у вас есть хоть слабая надежда на то, что существует какое-то централизованное лекарство против школьной болезни, давайте ненадолго вместе вернемся в колониальную Новую Англию, в такие города, как Салем и Марблхэд, Фрамингхэм и Дедхэм, Уэллфлит и Провинстаун. Именно там родилась и развивалась система общественного устройства, которая сейчас может помочь нам.
      Эта система возникла в первой пуританской церкви Салема, которая была основана в 1629 году так называемым «Салемским порядком». Поскольку никаких церковных чиновников в этот момент рядом не было, община взяла на себя ответственность и сама решила вопрос о выборе пастора. Благодаря этому простому действию власть, традиционно принадлежавшая дипломированным специалистам, была передана простым прихожанам. Единственным критерием, дающим право голоса, было регулярное посещение церкви и принадлежность к конгрегации. Это событие местного вроде бы масштаба имело серьезные последствия. На протяжении двух последующих веков каждая отдельная конгрегация сама путем яростных дебатов, а не вследствие навязанного извне решения, активно определяла цели и смысл своего существования, самостоятельно решая свои собственные задачи, вместо того чтобы передавать их на усмотрение старым английским властям или новой аристократии. Это касалось как сферы хозяйственной, так и идеологической и образовательной. Тем самым такое простое действие, как самостоятельный выбор пастора, подрывал монопольное право государства и церкви на распространение истины.
      Прошлой осенью я выступал в городе Дедхэм в церкви, построенной в 1638 году, лишь девять лет спустя после того, как «Арабелла» высадила переселенцев в Бостоне. Церковь эта принадлежит сейчас унитарно-универсалистскому приходу, но изначально она была конгрегационной. Белый шпиль, удивительная простота и грациозность линий – простоту и правильность конгрегационной церковной архитектуры невозможно ни с чем спутать, она удивительна и единообразна. Может быть, вы знаете, а может, и нет, что конгрегация долгое время (более двух веков – начиная с «Салемского порядка» и до 1834 года) была единственно возможной религией для людей, населявших колонию Массачусетского залива. Либо вы были сторонником конгрегационализма, либо вам мог грозить остракизм и даже преследование. Звучит, пожалуй, даже похуже подрывающей нас школьной монополии, не так ли?
      Прихожане так яростно защищали свою религиозную монополию, что, прослышав сто семьдесят лет назад о предстоящем прибытии унитаристов, священник Лайман Бичер разъезжал по улицам с криком «Унитаристы идут! Унитаристы идут!». Очевидно, приходского священника Бичера не сильно радовало предстоящее пришествие. Но на протяжении последующего столетия произошла удивительная вещь. Приверженцы конгрегаций медленно, без нажима извне,сами изменили свои взгляды, и к концу 1800-х годов унитаристы в Новой Англии стали повсеместно уважаемыми.
      Считается, что колониальная Новая Англия являет собой образец величайшего в истории США конформизма . Но сама сутьконгрегационализма подразумевает индивидуальность, а не строгую дисциплину.Церковная служба почти не содержит литургии, много времени уделяется проповеди, посвященной местным проблемам. Постоянное стремление к свету каждого прихожанина, являющегося для самого себя и священником, и экспертом , неизменно приближает всех к истине. Почему я это говорю? Аристотель, Карл Маркс, Томас Гоббс или любой другой мыслитель назвали бы процесс, который я сейчас описал, «диалектикой». Конгрегация до корней своих была диалектична, что совершенно враждебно иерархическому мышлению.
      На любом этапе истории сторонники централизованного планирования презирают диалектику, так как она мешает эффективно навязывать «единственно правильный» путь развития. Полвека назад Бертран Рассел отметил, что Соединенные Штаты являются единственной крупной страной на планете, сознательно не обучающей своих детей диалектическому мышлению. Он говорил об Америке двадцатого века, стране с обязательным государственным школьным образованием, а не о конгрегационной Новой Англии. Задумывались ли вы над тем, почему янки считались упрямыми, сварливыми и дотошными? Теперь вы знаете ответ на этот вопрос. Еще Роджер Уилльямс показал в своих трудах четкую связь между возможностью проявления разнообразия и качеством жизни. Одно без другого невозможно.
      Более поздние исследования доказали, что в семнадцатом веке города Массачусетса вовсе не были однородными. Каждый человек имел возможность отклониться от идеологии, навязываемой центральной государственной властью. Первоначальные поселенцы Дедхэма, где я выступал прошлой осенью, происходили из Восточной Англии, где в почете были частная собственность и индивидуализм. Институты, присущие Восточной Англии, быстро укоренились и в Новом Свете. С другой стороны, расположенный по соседству с Дедхэмом город Садбери был изначально заселен колонистами саксонского и кельтского происхождения, которые были традиционными приверженцами коллективного труда. Так же, как и в Великобритании, в Америке они обрабатывали общинные поля. Таким образом, в колониальном Массачусетсе существовали конструктивные противоречия между коллективистской культурой региона и местной деревенской индивидуалистической культурой. Так же, как в музыке или поэзии возможно существование наряду с классическим стилем различных отклонений от него, эти противоречия между маленькими городами, между различными конгрегациями и внутри самих конгрегаций порождали удивительную энергию, плодотворное и причудливое своеобразие, создающие особую атмосферу колониального Массачусетса.
      Однако в гражданской жизни Новой Англии были и отрицательные стороны, которые сейчас вызывают у нас некоторое смущение. Каждый город имел право изгнать тех, кто ему не нравился!Люди могли сами решать, с кем они хотели работать, могли сами строить свою жизненную программу. Слова первого устава города Дедхэм четко передают это настроение; первоначальные поселенцы хотели исключить (и исключали) «людей, чьи нравы нам не подходят, чье общество может принести нам вред». Таким образом, эти древние города функционировали как избранные клубы или колледжи, как функционирует ныне Гарвард и Массачусетский технологический институт, сужая человеческие различия до степени, которой можно гуманно управлять. Если принять во внимания огромный стресс, порождаемый тем, что каждый является своим собственным священником, хозяином собственной жизни, то становится понятно, что у конгрегационного общества просто не было другого выхода. Если вы вынуждены принимать всех, как бы враждебны они ни были лично вам, вашей философии или вашей деятельности, то можно точно сказать, что любое дело очень быстро будет парализовано фатальными разногласиями. В этом случае общие цели и действия, присущие человеческим объединениям, должны быть низведены до нескольких безобидных, не имеющих политической подоплеки начинаний, если таковые вообще существуют.
      В этом кроется тонкий нюанс: диалектическая жизнь, которую вели поселенцы Новой Англии, позволяет достичь великолепных результатов, выявить сильные стороны характера и духа людей, но такой образ жизни невозможен, когда все люди собираются или силой загоняются в одну кучу, как это делается в монополизированной государством школьной жизни. Чтобы избежать хаоса, руководство должно любыми методами достичь единообразия во всем – времени, пространстве, текстах, процедурах. У греков есть легенда о человеке, который делал именно это, его звали Прокруст. Он укорачивал или удлинял путников, чтобы они соответствовали размеру его гостевой кровати. Система работала великолепно, но при этом калечила или убивала людей.
      Жители Новой Англии изобрели систему, которая позволяла людям, желающим вместе жить и работать, жить именно таким образом, как им хочется. При этом весь регион удивительно процветал: материально, интеллектуально и социально. Создавалось впечатление, что людям, занимающимся в основном своими личными проблемами, каким-то волшебным образом удавалось решать и проблемы общественные. Привычка рассчитывать на собственные силы, самоуважение, бесстрашие, демократия и преданность месту, в котором они живут, порождали хороших граждан. Государственные общеобразовательные школы действуют сейчас совсем по-другому. Люди любыми способами извлекаются из их естественной жизни и помещаются в некие ячейки на основании схожих оценок по стандартизованным тестам. Их вынуждают действовать и вести себя в соответствии с требованиями посторонних людей. В своем произведении «Единственные и истинные небеса» американский историк и социальный критик Кристофер Лаш пишет:

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6