ГЛАВА 17

После той первой ночи я действительно успокоилась, немного расслабилась, напряжение куда-то ушло. На следующий день снова выпал снег, совсем как на рождественских открытках. Атмосфера была поистине праздничной.

День, проведенный перед камином, в ленивой дремоте, под нескончаемые рождественские гимны, льющиеся из радиоприемника… Нам даже удалось обойти самый большой подводный камень праздника – ненавистный обмен подарками, – возможно, потому, что мы покончили с этим ритуалом с утра пораньше, еще лежа в клубке простыней и одеял.

Я долго ломала голову над тем, что преподнести Джеку. Покупка рождественского подарка для нового бойфренда должна быть спланирована так же тщательно, как очередной ход в шахматной партии. Необходимо было как следует поразмыслить, чего хочет и в чем нуждается данный индивид. Подарок должен быть не слишком личным и не слишком безликим, не слишком дорогим и не слишком дешевым, не должен намекать на обязательства и клятвы (например, часы или запонки) или выглядеть замаскированной критикой (вроде плейера). Если вы придерживаетесь подобных критериев, выбор сужается до предметов одежды, что представляет собой определенные трудности, если не слишком хорошо знаешь человека. Поскольку с Джеком мы общались в основном по телефону, я почти не была знакома с его гардеробом. Например, не знала, есть ли у него зеленый свитер под цвет его глаз и нравятся ли ему галстуки в консервативном стиле или с экстравагантными узорами.

После возвращения из Чикаго я потратила целое воскресенье, переходя из магазина в магазин в поисках идеального подарка, и уже готова была сдаться и купить что-нибудь жутко банальное вроде подарочного сертификата, когда случайно увидела в стеклянной витрине поднос с изумительными бумажниками. Двадцать минут спустя я практически выпорхнула из магазина с пакетом, в котором лежал черный кожаный бумажник-портмоне, тщательно упакованный в шелковистую бумагу. Стоил он сто восемь долларов и был абсолютно идеальным во всех отношениях подарком: приличная цена, не чересчур интимен, не сверхпрактичен и ни намека на некое скрытое значение.

Этим рождественским утром, когда Джек сорвал зеленую бумагу с коробки, я сразу поняла, насколько верный выбор сделала: он искренне обрадовался, долго разглядывал бумажник и, наконец, заверил меня, что уже давно нуждается в новом, и непонятно, как я об этом догадалась. И лишь потом вытащил маленькую коробочку в подарочной серебристой обертке и вручил мне. Я алчно сорвала упаковку, раскрыла золотую коробочку и ахнула. Внутри оказалось колье, чудесное колье: тонкая золотая цепочка с семью круглыми, завальцованными в оправу бриллиантами, явно стоившее гораздо больше того вшивого бумажника, что я подарила ему. Элегантное, изящное. Наверное, лучший рождественский подарок, который я получила в этой жизни. Уж конечно, гораздо лучше, чем новости о предстоящем разводе родителей. Я уставилась на него, раскрыв рот и качая головой, а Джек довольно улыбался.

– Оно потрясающее, но… – начала я и осеклась, не зная, что сказать. Опять он нарушил все правила отношений между полами. А это не просто одно из правил: всем известно, что никто не покупает дорогие подарки, а особенно драгоценности тому, с кем недавно познакомился. Конечно, это ужасно старомодные ханжеские бредни, но мне не стоило бы принимать украшение. Только как сказать ему, чтобы не обидеть? И, кроме того, мне ужасно хотелось его примерить… Джек помог мне надеть колье, и я встала с постели, чтобы полюбоваться в зеркале своим усыпанным драгоценностями отражением. Длина колье оказалась идеальной: камни лежали как раз между ключицами, переливаясь и сверкая.

– Оно прекрасно на тебе смотрится, – похвалил Джек и потянул меня обратно в постель, так что протестовать не представилось возможности.

Остаток дня мы гуляли по заснеженным полям. К сожалению, Джек не смог добыть для меня веллингтоны, так что опыт погружения в английскую сельскую жизнь оказался неполным, но довольно приятным. Вернувшись, мы расположились у огня, перебирая гору кассет с фильмами, которые Джек привез из Лондона, и наслаждаясь готовыми блюдами от «Маркса энд Спенсера». В четверг погода испортилась, поэтому мы решили объездить близлежащие деревушки. Все до единой были миленькие и живописные, но ни одну нельзя было сравнить с Дедамом. В пятницу мы не отходили далеко от дома, но побывали в деревне. Осмотрели древнюю ветхую церковь, поглазели на витрины и остановились у паба выпить по стаканчику омерзительно теплого пива, которое, как уверял Джек, необходимо попробовать, чтобы проникнуться истинным духом Англии.

– Какая чудесная прогулка. Если не считать пива, разумеется, – вздохнула я, когда мы вышли из паба и побрели к дому.

– Это было светлое пиво, – подчеркнул Джек, взяв мою надежно упрятанную в варежку руку.

– Не важно, все равно, бр-р-р. Но сам паб очень мил. Сплошное дерево, атмосфера позапрошлого века, и все были так дружелюбны.

– Ну, еще бы! – фыркнул Джек. – Только я совсем не уверен, что встретил бы такой же теплый прием, если бы пришел один.

– Почему? Людям не нравится, что ты купил дом? Потому что ты американец?

– Нет. Потому что я – не красивая сексуальная женщина. Так и думал, что придется палкой отгонять от тебя обожателей, – мрачно пояснил Джек.

– Фу, что за чушь! Они просто славные люди, вот и все. А тот парень… Берни, кажется? – просто старый волокита, – отмахнулась я, счастливая, что Джек назвал меня красивой и сексуальной, даже если считала это явным преувеличением.

– Он пытался ущипнуть тебя за задницу, – не унимался Джек.

– А по-моему, он просто немного неуклюж.

Джек снова фыркнул.

В субботу утром мы с Джеком вернулись в Лондон. В наше отсутствие снежная погода сменилась унылой и серой, а набухшее тучами небо угрожало вот-вот послать на землю ливень. Я ожидала, что, если прогноз не изменится, мы проведем день, а может, и все время до моего отъезда в четырех стенах, в крайнем случае сходим в музей или посмотрим какой-нибудь третьесортный блокбастер с инопланетянами, сценами погони и бессодержательными, пересыпанными ругательствами и междометиями диалогами.

Когда я предложила Джеку нечто в этом роде, предположив, естественно, что приманка спецэффектов и взрывов окажется неотразимой, он, к моему удивлению, покачал головой и сказал:

– А я думал, мы погуляем в парке.

– Дождь вот-вот пойдет, – возразила я.

– Не пойдет. Пойдем немного погуляем, а потом я поведу тебя на чай в «Эринджери», – пообещал он.

– Что это?

– Небольшой ресторанчик прямо за Кенсингтонским дворцом, где жила принцесса Ди.

Я закутала шею небесно-голубым шерстяным шарфом, натянула приталенное черное пальто, и мы пешком отправились в Гайд-парк по улицам Саут-Кенсингтона, мимо спесивых белых особняков за оградами из кованого железа. Народа почти не было, пока мы не свернули на главную улицу, где толпы покупателей осаждали магазины, спеша вернуть неудачно выбранные подарки и накупить вещей с послерождественских распродаж. Мы пробились к входу в парк. Все аллеи были почти пустынны, если не считать владельцев собак, с поднятыми воротниками и зонтиками, и их питомцев. Видимо, большинство англичан были слишком умны, чтобы бродить по парку в такую погоду.

– А далеко до этого ресторана? – проворчала я, жмурясь. Холодный ветер высекал слезы из глаз, уши совсем онемели.

– Замерзла? – удивился Джек. – А мне казалось, по сравнению с Нью-Йорком здесь куда теплее.

– Теплее? Вряд ли это подходящее слово, – охнула я, когда очередной порыв ветра ударил в лицо.

– Мы почти пришли, – заверил Джек.

Как оказалось, «Эринджери» стоил прогулки по холоду. Летний стеклянный домик, очевидно, служил когда-то чем-то вроде столовой для королевских особ. Войдя, я сразу увидела стол, стонавший под весом бесчисленных сортов калорийных пирожных и тортов самого соблазнительного вида. Сила воли, и без того ослабленная ходьбой на холоде, окончательно отступила при взгляде на огромный слоеный шоколадный торт. Хотя последние семнадцать лет я и была на постоянной диете, но все же питаю тайную слабость к шоколадным тортам.

Мы с Джеком уселись за маленький квадратный, покрытый белой скатертью столик и заказали чай, сандвичи и торт у чванливого официанта, который, судя по холодности, с которой он нам отвечал, был не слишком высокого мнения об американских туристах. Едва нам принесли стаканы с водой (разумеется, комнатной температуры и никакого льда), небеса разверзлись, опрокинув на землю галлоны воды. Стальное небо прорезали молнии, то и дело слышались раскаты грома. Стеклянные стены ресторана мгновенно стали непрозрачными. Холодные струи, льющиеся с крыши, почти скрыли от нас Кенсингтонский дворец.

– Похоже, мы застряли на неопределенное время, – покачал головой Джек. – Что, в сущности, не так уж плохо, потому что я хотел кое о чем поговорить.

На его лице появилось выражение решимости, типичное для мужчины, обремененного священной миссией. То самое, от которого у меня в животе все перевернулось. Но на этот раз я не собиралась молоть вздор и заикаться, как несчастная идиотка. Вместо этого постаралась взять дело в свои руки и перевести беседу на безопасные рельсы.

– Ну, если уж пришлось застрять, лучше уж в том месте, где подают шоколадный торт, – спокойно ответила я, поедая глазами блюда с лакомствами, которые официант продолжал ставить на стол.

Но Джек не потянулся к торту. Напротив, он рассеянно провел рукой по волосам, привычно откидывая упрямую прядь, постоянно спадавшую на лоб, после чего схватил бумажную салфетку и принялся рвать в клочья. Конечно, мне следовало бы спросить о причине такой нервозности, но я не могла себя заставить и поэтому поспешно пробормотала:

– Знаешь, пока я в Лондоне, мне на самом деле хотелось бы сходить в Музей Виктории и Альберта. Не знаешь, он открыт по воскресеньям?

Джек не ответил, продолжая терзать салфетку, и старательно изучая каждый предмет сервировки, лежавший перед ним на столе. Я вздохнула. Очевидно, увильнуть от разговора не удастся. Джек не позволит сменить тему.

– Джек, – прошептала я, дотронувшись до его руки. – Что-то не так?

– Почему? Откуда ты взяла? – удивился он, даря мне знакомую улыбку, от которой я мгновенно растаяла: ощущение, уже успевшее стать для меня чем-то вроде наркотика.

Я ухмыльнулась в ответ и снова сжала его руку.

– Ты явно не в себе. Отключился на целую минуту.

– Я только… – заикнулся он и, глубоко вздохнув, начал: – Не пойми меня неправильно, Клер, но…

И тут опять умолк, на этот раз надолго.

Что? Что он хотел сказать? «Не пойми меня неправильно, но…» – что? Когда кто-нибудь просит понять его правильно, значит, обязательно скажет что-то такое, что либо тебя обозлит, либо ранит твои чувства, либо еще чего похуже. Так какой из вариантов он приготовил для меня? И почему осекся и уставился куда-то поверх моего левого плеча? Я не хотела давить на него и выяснять отношения в полной уверенности, что пойму услышанное именно в том ужасном смысле, какой Джек в него вложит. Теперь мне точно не отвертеться от этого разговора: есть моменты, когда ты просто не можешь уйти в сторону.

Да и сил не оставалось. Я не могла заставить себя поднять глаза. Просто, внезапно потеряв аппетит, тупо пялилась на кусок торта. Бисквит, который минуту назад казался таким привлекательным, сейчас выглядел немного зачерствевшим, глазурь потрескалась и скорее всего была чересчур сладкой.

– Это Мадди, – тихо произнес Джек. Меня словно ударили кулаком в живот. Какой бы я ни представляла следующую фразу Джека: «я питаю к тебе не того рода чувства», «у нас ничего не выйдет», «когда я увидел тебя голой, в голове сразу зазвучала тема к рекламе желе»… но этого я не ожидала. Не ожидала слов, которые вонзятся мне в сердце. Но, как бы ни было больно, – о Господи, это было безумно больно, все равно как выдирать волоски пинцетом по линии бикини, только еще хуже, – почему я так удивилась? Разве не так всегда бывает? Разве не так бывает, когда мужчине приходится выбирать между богиней и простой смертной? Я, по всей видимости, просто заполнила паузу, стала чем-то вроде бальзама для его раненого самолюбия после того, как Джек узнал, что любовь его жизни изменяет ему со своим боссом.

– Это какая-то игра? – прошептала я, но отнюдь не из слабости. Наоборот, я так взбесилась, что если бы попробовала говорить нормальным голосом, получился бы пронзительный визг, который разнес бы вдребезги стеклянные стены «Эринджери».

– Что? Ты о чем?

– Об этом. Какая-то игра? Именно поэтому ты привел меня сюда? Чтобы отомстить ей за ее измену?

– Клер, что ты несешь? Понятия не имею, о чем ты. Просто пытаюсь сказать… Мадди здесь. Стоит в дверях и смотрит в нашу сторону. И, судя по выражению ее лица, ты так и не удосужилась рассказать ей о нас, – быстро объяснил Джек.

Я повернулась, взглянула на дверь… и точно: там была она – насквозь промокшая, растрепанная и забрызганная грязью и все же по-прежнему неотразимая. Мадди походила на киноактрису, облитую водой перед съемками сцены шторма на корабле, после чего гримеры и парикмахеры тщательно поправили грим и прическу.

Она перевела взгляд с Джека на меня. Наши глаза встретились, и я увидела, как побелело ее лицо. Она словно окаменела. Лицо застыло в гримасе шока и боли. Рот медленно открылся, и я словно услышала вопросы, обвинения, жалобы, готовые сорваться с языка, но все же она не пошевелилась. Не сказала ни слова.

– Мадди, – произнесла я, вскакивая. Металлический стул опрокинулся на мраморный пол с таким грохотом, что сидящие в ресторане обернулись и воззрились на меня – сначала с легким любопытством, потом, сообразив, что перед их глазами разворачивается драма, – с неподдельным интересом. Но мне было все равно, мало того, я едва обратила внимание на неестественную тишину в зале и десятки устремленных на нас взглядов. Присутствующие, вероятно, полагали, что Джек – неверный муж, Мадди – оскорбленная жена, а я – наглая потаскуха, решившая отбить женатого мужчину. В эту минуту я еще успела подумать, что за все годы нашего знакомства с Мадди, после всего, что нам пришлось пережить вместе, я никогда не видела ее в таком смятении.

– Мадди, – повторила я и скорее почувствовала, чем увидела, как Джек тоже встал. Застукав нас вместе, Мадди, вероятно, еще глубже ощутила всю глубину предательства. Глаза ее метали молнии, но лицо обиженного ребенка навсегда врезалось мне в память. Мне очень хотелось подойти, обнять ее, утешить, попытаться объяснить или извиниться… вот только ноги почему-то никак не хотели слушаться.

Впрочем, Мадди и не дала мне такой возможности. Повернувшись, она выбежала в дождь и сразу же превратилась в очередной размытый силуэт, мчавшийся по направлению к Гайд-парку. Вскоре она исчезла из виду.

ГЛАВА 18

– Я должна догнать ее, – выдохнула я. Но Джек спокойно поднял мой стул и знаком велел мне сесть. Я неожиданно осознала, как тихо стало в «Эринджери», как вытаращились, на нас посетители, явно наслаждавшиеся пикантной сценой, свидетелями которой только что стали. Я бессильно опустилась на стул, заслонившись рукой от жадных взглядов.

– Все на нас смотрят, – прошептала я.

– И что? – пожал плечами Джек. – Пусть смотрят. Мы ничего плохого не сделали. Не забудь, мы с Мадди больше не встречаемся, мало того, никогда не были помолвлены или женаты. По-моему, я вполне имею право встречаться с кем хочу.

– О да, разумеется, но как насчет меня? Мадди – моя подруга, вернее, была ей. Понятия не имею, что теперь будет. Это ужасно, – выдавила я. Почему я с самого начала не сказала обо всем Мадди? Почему позволила ситуации с Джеком зайти так далеко, не поговорив с ней? По крайней мере, я могла бы все объяснить, смягчив удар.

– Что ты хочешь сделать? – спросил Джек, обнимая меня за плечи. Он нежно провел ладонью по спине, и по какой-то причине мои глаза мгновенно наполнились слезами. Я просто не заслуживала доброго отношения, особенно со стороны такого славного человека, как Джек.

– Мне необходимо с ней объясниться, – настаивала я. – Прямо сейчас.

– Хорошо, только я поеду с тобой, – решил Джек. – Подожди, сейчас заплачу по счету, и мы уходим.

– Нет, я должна сделать это сама. Так будет легче для нее, а я… словом, это правильнее.

– Но в таком случае я приму часть ее гнева на себя, иначе тебя она просто уничтожит, – возразил Джек.

Я улыбнулась и легонько дотронулась до его щеки.

– Ты очень добр. Но, думаю, я сама во всем виновата, мне и отвечать.

Но одно дело – храбриться перед тяжелым разговором с Мадди, сидя в уютном ресторанчике рядом с Джеком, обнимающим тебя за плечи, и совсем другое – стоять перед ее дверью и набираться храбрости нажать кнопку звонка. Сомнительно, чтобы она вообще захотела меня видеть. Вполне может крикнуть через дверь, чтобы я убиралась ко всем чертям, и что тогда делать? Разбить лагерь на лестнице? Вернуться домой к Джеку и оттуда попробовать позвонить? А если она не возьмет трубку?

Дождь по-прежнему лил, пальто промокло насквозь, и сознание, что, стоя здесь, я только затягиваю объяснение, делу не помогало. Наконец я громко постучала и прислушалась. Тишина. Я подняла руку, чтобы постучать снова, но тут дверь распахнулась. В проеме стояла Мадди, глядя на меня широко раскрытыми голубыми глазами, излучавшими странное сияние. От нее словно исходило зло, как от персонажа ужастика, который, ни с того ни с сего придя в бешенство, принимается резать головы серпом налево и направо. Я невольно отступила.

– Не думала, что у тебя хватит наглости явиться. Но так и быть, входи, – процедила она.

Если не считать неприятного взгляда, Мадди говорила и казалась спокойной, даже заторможенной. И это действовало на нервы. Я ожидала рыданий, криков, но не этой неестественной отрешенности. Мне вдруг не слишком захотелось идти за ней, но поскольку она уже повернулась и пошла обратно, оставив дверь открытой, ничего другого не оставалось, как последовать за ней.

Первое, что я заметила, – чудовищный беспорядок. В прошлый раз здесь царила безупречная чистота, теперь же повсюду валялись пустые коробки из-под пиццы, газеты, журналы, банки из-под диет-коки, переполненные пепельницы, груды мятой одежды… Белые покрывала на диванах посерели, а на дизайнерских столиках лежал тонкий слой пыли. Даже пушистый белый ковер, напоминавший мне шкуру волкодава, выглядел крайне нуждавшимся в срочной чистке. В жизни не видела, чтобы Мадди терпела такую грязь. Когда мы жили вместе, она злилась, если я скидывала туфли у двери и оставляла там валяться, вместо того чтобы немедленно убрать их в общую кладовку.

– Позволь мне объяснить, – пролепетала я.

– Да, мне кажется, давно пора, – холодно бросила Мадди и, плюхнувшись на диван, вытащила сигареты. Вынула одну, закурила и глубоко затянулась, прежде чем поднять глаза: – Хочешь?