- И еще, Расим. Чтобы пока даже родители об этом тоже не знали. Это пока.
      Со временем все узнают, а пока не стоит. Хорошо?
      - Конечно, Фархад!
      - Ну, в принципе все (смотрит на бумаги и прячет в карман). У меня пока вопросов нет. О, чуть не забыл. Завтра мы с тобой встретимся, и ты принесешь мне свою фотографию, 6 на 9. И автобиографию напиши. Не забудь, понял?
      - (Довольный). Это мелочи, сделаем. Ты мне скажи, как мне тебя отблагодарить, а?
      - О чем ты говоришь, это моя работа. Брат, есть такая профессия, Родину защищать. Вот я ее и защищаю. А больше мне ничего не надо.
      - Так, так (потирая руки). Неужели получится?
      - А что нам может помешать? Все будет о-кей.
      - Ну, тогда по рукам?
      - По рукам. О, подожди (вытащил с кармана блокнот и посмотрел в него). Завтра у меня встреча с одним человеком, послезавтра тоже... Зачем откладывать на завтра твою автобиографию, давай сейчас же напишем, чтобы я сегодня вечером представил ее кое- куда. В жизни всякое может случиться, и поэтому надо все делать быстро. Твое место может занять кто-то другой, с "тапшем". Разве нет? Как говорится, надо торопиться не спеша. Ты не согласен?
      - Конечно! Что от меня требуется?
      - Пиши! (Придвинул к нему несколько листов белой бумаги). Ну, обычную такую автобиографию, которую ты писал в школе, там, в институте. Понял?
      - Понял, понял, не ребенок. Сейчас напишу. (Начинает писать).
      - (Через пять минут). Так, посмотрим, полюбопытствуем, что ты здесь напортачил (читает). Ничего, сойдет.
      - Ну как, ничего биография?
      - Бывает и похуже (улыбается).
      - Ну что, по домам?
      - Да...(заканчивая читать), можно и по домам. А, да, Расим, чуть не забыл. Еще кое-что надо написать.
      - А сейчас что?
      - Да так, формальность одна. В принципе это не так важно, но для дела будет конечно лучше, если эта бумажка будет. Маслом кашу не испортишь.
      - Давай напишем. Тебе виднее.
      - Да в принципе, писать то там всего три предложения.
      - Да хоть десять предложений, мне теперь все равно. Ты же плохое мне не посоветуешь. Скоро в Штаты, скоро Америка!!! Эх!
      - Ну, давай тогда напишем это вместе, и на сегодня закончим.
      - Валяй! (Под диктовку Фархада написал три предложения буквально на одном дыхании).
      - (Отобрал, точнее, вырвал, у него "это", боясь, что тот что-то поймет.).
      Ну, кажись, все.
      - Все так все. (Как будто о чем-то задумался). Послушай, а эта бумажка была зачем?
      - Какая?
      - Ну, эта, последняя, которую я только что написал?
      - Я же сказал, что это нужно. Понимаешь, нуж - но.
      - Значит я точно еду, да?
      - Ну да, да. Мы же об этом уже поговорили.
      Фархад заметил опечаленный вид Расима. Он сидел какой-то задумчивый, приуныл, как бы начиная что-то понимать, осознавать, при этом искоса поглядывая на него. Фархад нарушил молчание;
      -Все нормально?
      - Да, но мне кажется я что-то не совсем понял то, что написал. Вот это, последнее.
      - Так ты поэтому расстроился? Дорогой мой, эта бумага необходима для того, чтобы тебя там, в США, не смогли завербовать ЦРУ-шники. Понял? Это как бы твое обязательство перед Родиной, перед своей страной. Тем более ты едешь туда опередив многих конкурентов. Ты знаешь, сколько людей хотят соскочить за рубеж. Но не тут то было, все что шевелится, все под контролем.
      - Ну хорошо. Если у меня возникнут некоторые вопросы, я позвоню тебе, ничего? (Сказал уныло).
      - Конечно. Теперь мы уже с тобой резаные.
      Минут через пять они, попрощавшись, разошлись. Каждый пошел своей дорогой. У каждого из них в жизни свой путь, своя судьба. Им не по пути.
      Это доказывает, как глупо и безрассудно подписывать бумаги, надеясь на пустое обещание.
      Это и есть вербовка.
      Я полагаю, что не будет неуместным после изложенного выше рассмотреть мой личный опыт.
      Однажды, автор данной книги завербовал агента, пообещав ему устроить на работу в КГБ. Одни пустые обещания: слова в кредит, подкрепленные властью чернил.
      Он - бедный агент, горел надеждою, что скоро будет в наших рядах, будет носить табельный пистолет, участвовать в "секретных" операциях. И на фоне этого он с остервенением выполнял все мои поручения. Он был готов на все пакости, лишь бы иметь в кармане удостоверение КГБ, быть сотрудником спецслужб.
      Я не мог его устроить в органы. Не мог и все. Да и не хотел. Зачем? Пусть стучит, закладывает, доносит, выполняет задания. Но работать он у нас не будет - решил я про себя.
      Я еще пару лет пудрил ему мозги (если у него есть мозги), выжал всю информацию, которую можно было выжать, и вышвырнул его из своего окружения, как выкидывают кошку с порога. Он даже не понял, кем он был, и кем стал.
      Вот еще случай был интересный. Однажды я посетил учреждение, где должен был подыскать человека, годного для роли агента спецслужб. Надо было сначала его определить, затем изучить, а потом уже вербовать. Таков порядок.
      И вдруг - А! Передо мною в коридоре того ведомства стояла молодая девушка, лет 25. Высокая, смазливая кокетка, с личиком Сибел Жан (турецкая певица).
      Мордочка нарисованная - типичное солнышко. Я ее знал. И она меня узнала. Хотя много лет мы не виделись. Поздоровались, сели пить кофе.
      Это была девушка с моего старого двора, где я вырос, учился.
      Она стала вспоминать детство, школьные годы, дворовые сцены. Мы уже с ней развинтились во всю. Шутки, анекдоты, воспоминания. Бантики на голове, фартучек школьный, мороженое, цветы, и пр. Нас заволокло ностальгией.
      Узнав, что я холост (я наврал, что холост, я был женат давно), она стала тонко намекать на замужество, щупать меня на предмет женитьбы. А я, как ни в чем, кормил ее надеждой, и в конце привлек ее...к секретному сотрудничеству. Сделал ее агентессой.
      Общаясь с ней, не думал я о плоти. Она не вызвала во мне желания плотские. Меня она не возбуждала. Я видел в ней всего лишь агентессу.
      Но это еще не все. Когда она, через некоторое время поняла, что случилось, когда она осознала всю свою роль в общении со мной, когда она врубилась - что она агент КГБ, то остолбенела.
      Она, побледнев, скривила рот в какую-то высшей степени недоумевающую улыбку.
      ''Не поняла?!''
      Потом с глазами, полными слез, злостно обратилась ко мне:
      - Ведь как Вы могли со мной так поступить? Ведь я Вам верила. Значит, Вы меня использовали как презерватив, как пивную банку?
      Я ей ответил, даже крикнул:
      - Дорогая! Да, я сволочь, сучара я! Я старый негодяй! Но есть такая профессия - Родину защищать. Ясно?!
      Она ушла, а я смотрел ей вслед.
      Я не жалел, что сделал. Тем более, что она была из знатной семьи. А я им предпочтение не отдам. Одни понты да фальшь. Знатная дама похожа на весну, но на цветы весна скупа. Такие вертихвостки с хорошими парнями холодны. Надо мстить таким цыпочкам не только за себя, но и за всех других, которых они не любят. Уж лучше дочка заводского сварщика.
      Если уж речь зашла о пакостях, расскажу об одной "интересной" вербовке.
      Вербовал я как-то человека одного. Но не все гладко получалось у меня. Не подписывался он ни в какую. Нет - и все, точка!
      С чисто оперативных позиций он был нужен мне. Я его доконал, давил, давил, давил... Но все без толку.
      Наконец, однажды вечером, я приготовился к последнему с ним вербовочному "бою". Зашел к нему домой, он жил с сестрой. Открыла дверь она. Прошел в комнату, гляжу: лежит он в постели, от боли корчится. Бледный, даже серый какой-то. Беглая судорога не покидала его лицо. Лицо будто не его, а чужое. Что-то в его взгляде сломалось. Он был сам не свой. Взглянул на меня безразлично, и постанывая от боли, смотрел в потолок. Я ему говорю:
      - Что с тобой?
      - А...(силясь от боли) ай... больно.
      - Что случилось? Чем помочь тебе?
      - Да так, язва у меня. Желудок болит. Пройдет.
      - Братан, конечно пройдет. Куда денется? Ты только напиши мне пожалуйста кое что. Лады? А я тебе куплю лекарство редкое - оно тебе поможет.
      И он равнодушно, лежа в постели, худой белой рукой, подписал все нужные бумаги, потом так же равнодушно уставился в потолок. А я довольный (даже приятно удивленный) тем, что все - таки завербовал его, добился своего, подпрыгивая от радости, покинул его дом. Даже в аптеку не пошел.
      "Пошел он к черту! Буду я еще за ним ухаживать'' - сказал я про себя. Нет в мире вещи, стоящей пощады.
      Буквально вечером того же дня, я услышал, что он умер. Оказывается, он у себя дома умирал, а я его в этот момент вербовал. Что - ж, на том свете агенты не нужны.
      Этот случай на меня подействовал, и я не выдержав, рассказал его своему товарищу - коллеге из КГБ. Тот, слушая меня, кушал, затем замер. Рот (набитый едой) свой не закрывал минут пять. На него это тоже сильно подействовало. Потом тихо мне сказал:
      - Эльчин, ты людоед. А людоеды к врагам относятся не с ненавистью, а с аппетитом.
      Короче говоря, это о вербовках.
      Процесс вербовки очень сложный, даже рутинный. Но если у вас с вербовкой получается, то в своей оперативной работе ставку надо делать именно на этот компонент. У кого-то получается вербовка, кто-то пишет хорошо, другие неплохо добывают информацию. Как говорится, каждому свое.
      Хотя, помню слова: "одною лишь вербовкой меткой, я выдержу ли в контрразведке''?
      Я не собираюсь здесь читать лекцию о том, как поймать шпиона, или там, предотвратить диверсию. Я это не знаю. Мне это известно только по теории.
      А по большому счету, мало кто видел шпиона, настоящего шпиона. Многие чекисты воображают, создают миф, лепят в своих представлениях какого-то шпиона, и начинают за ним гонятся. Иногда догоняют. В общем, это другая тема.
      Но о вербовках я знаю многое, можно сказать почти все. Работая в КГБ, я обращал свое внимание именно на этот параметр, я его почти довел до совершенства. Хотя я проклинаю самомнение, которым наш ум обуян. Но я пишу то, что знаю.
      Агенты плодятся вечно, мори их - не мори. Как зайчиха рожает зайчат по нескольку сразу. Так же и агенты.
      Агент - это сильно изуродованный борец за справедливость, извращенный патриот.
      Одно я знаю точно. В работе любой спецслужбы, ценится активность, энергичность. Все спецслужбы мира занимаются установкой капкана, т.е., они в темном лесу раскладывают капканы с целью поймать медведя, или волка. А когда в капкан попадает заяц, они пытаются из этого зайца сделать хищника. Уверяю вас, изредка им это удается.
      Это скучная изнанка спецслужб, где нет места любви и дружбе. Такие картины приедаются.
      Таковы мои принципы, и если они вам не нравятся, у меня есть другие.
      ЧАСТЬ 3
      Художественная публицистика
      (Черный жанр)
      Подросткам и невинным девушкам читать не рекомендуется.
      "Человек человеку Друг, Товарищ, и Брут".
      Анатолий Рас
      Охрана Президента.
      1998 год. Декабрь месяц. Тбилиси. Квартира Гугушвили. Хозяин дома Гурам, повалил на ковер жену Светлану, и бил ее ногами.
      - Умри, сука! На, на, получай, сучка! - колотил коленом по ее бокам.
      - Гурам! Убьешь, прекрати! Спасите! - орала на всю глотку Светлана.
      Гурам присел на корточки, схватил ее за горло, и начал душить. Потом остановился, потряс ее голову руками, сильно ударив по макушке. В комнате послышался шум. Супруги обернулись. На пороге комнаты стоял их сын Анзор. Он плакал, утирая сопли, его угнетало отношение родителей.
      ...
      В сентябре 1998-го года в Баку проводился "Саммит" (встреча) глав государств, посвященный "Великому шелковому пути''. К этому мероприятию готовились весьма тщательно. Еще бы! В Баку должны были приехать Президенты 5-ти стран; Демирель, Кучма, Шеварднадзе, Акаев и Назарбаев.
      Указанные правители должны были остановиться в отеле "ИСР-Плаза". Ответственность большая!
      Задачей сотрудников охраны было обеспечение безопасности в данном отеле. Хотя это не отель, а бизнес-центр. Отель размещался на 3-х верхних этажах этого красивого высотного здания.
      За три дня до приезда высоких гостей сотрудники местных правоохранительных структур изучали обстановку, создавали оперативные позиции (насколько это было возможно в такой крайний срок), и в целом следили за внутренним порядком.
      ...
      Гурам Гугушвили был сотрудником охраны президента Грузии Эдуарда Шеварднадзе. Он за двое суток до официального открытия данного мероприятия приехал в Баку.
      Это был плечистый, высокий, строгий человек, с гортанным, хриплым голосом.
      Лысоват, прототип Реваза Челебадзе - известного в прошлом футболиста тбилисского Динамо. Ему было 35 лет, или около того.
      Гурам был надменным, ставил свою нацию выше азербайджанцев. Поэтому он свысока смотрел на жителей Баку, внутренне иронизируя каждое их движение и слова.
      Он, естественно, разместился в номере, предназначенного для Шеварднадзе. Выяснял обстановку, осматривался, наводил связи.
      Апартаменты грузинского правителя были конечно шикарные. За окнами Баку. Из круглых окон, напоминающих иллюминаторы, площадь фонтанов была видна так, будто она у тебя во рту. Узкие коридоры отеля были обиты коврами, на стенах висели панно и репродукции известных художников. Кругом тихо и мирно.
      За день до открытия "Саммита" в отель начали стекаться иностранные гости, в том числе и телохранители отмеченных выше Президентов. Как говориться, босс и его босяки... Рядом с номером Шеварднадзе находился номер для Акаева, Президента Киргизии. Поэтому его охрана расположилась на этом этаже.
      Киргизские телохранители удивили Гурама своим высоким ростом. Он сам был не маленький, но дышал им в пупок.
      Время еще было, поэтому Гурам посмотрев на часы, спустился вниз, прошелся по площади фонтанов, завернул на вернисаж, где были выставлены картины, рисунки, чеканки, различный антиквариат, и пр. Проголодался.
      Поднялся к себе в номер, заказал туда же ужин, задернул шторы, зевнул, нажал на пульт, включился телевизор. Стал смотреть отборочный матч на первенство Европы по футболу, между сборными Украины и России.
      В перерыве этого принципиальнейшего поединка, Гураму стало скучно, не знал как убить 15 минут. Вышел в коридор. Рядом находились апартаменты Акаева. Он хотел прикурить сигарету, и прошмыгнул туда. А там значит вот такая картина. Беседуют два сотрудника охраны: один - азербайджанец, телохранитель Алиева, другой киргиз, телохранитель Акаева. Первый был необычайно активный.
      Они сидели на диване, пили кофе. Киргиз был такой хмурый, угрюмый, с опытными и хитрыми глазами. Вечно молчал, был недоволен всем. А азербайджанец же напротив, был весел и беспечен. Ему было все ни по чем.
      Они, значит, беседуют, а Гурам прошел к ним, прикурил, и нарочно крутился около них, с целью послушать их разговор. Потом ушлепал из этой комнаты в другую, где работал телевизор, и двое горничных убирали со стола посуду. Оттуда, через зеркало, стал смотреть на киргиза и азербайджанца, и до него дошли все-таки некоторые обрывки данной беседы.
      - Ты Акаева охраняешь?
      - (Молча кивнул головой в знак согласия)
      - Ты киргиз, да?
      - (Опять кивнул головой)
      - А какая разница между киргизом и туркменом?
      - ...Как какая? Большая!
      - Да?... А у вас море есть?
      - Что?
      - Море да, море. Есть?
      - Нет, у нас озеро, Иссык-Куль.
      - Что? Какое озеро?
      - Иссык-Куль говорю блин, озеро есть такое у нас.
      - Ну и что?
      - Ничего...
      - Ала, ай киши, у нас море, э, море. Каспий, слышал? Там вот такие (показывает рукой) осетрины, икра, нефть, корабли, пляж. В общем э, здесь кайф.
      - (Молчит и смотрит в сторону)
      - Куришь?
      - (Отрицательно кивнул головой)
      - (Достал из кармана пачку "Мальборо" и закурил. Изучающе смотрит на него. (Заметив Гурама через зеркало и продолжал беседу). Ты в Москве был?
      - В Москве, да.
      - Хороший город?
      - Москва?
      - Да.
      - Ничего. Слишком большой... А ты что, там не был?
      - Нет. Хочу поехать (мечтательно) туда. А ты когда там был?
      - Ну... года три назад.
      - А Коржакова там видел?
      - Кого?
      - Коржакова.
      - А это кто такой?
      - ...Па! ... Ты не знаешь Коржакова?
      - Ну не знаю я его. Кто же он такой?
      - Это охранник самого Ельцина (сказал важно).
      - Ну и что?
      - Ничего.
      - Ну и все.
      - Слушай, хочешь я тебе интересный случай расскажу?
      - Ну давай.
      - Это очень интересно э, клянусь. Потом расскажешь у себя в Киргизии. Вобщем, это было давно, лет 10 назад. Я с товарищем ехал на машине, мы много выпили. Короче, пьяными были да... Потом, мы едем на своей ''шестерке', и вдруг видим на дороге стоит красивая девушка. Она была такая длинная, черноглазая, вобщем, красавица! И, короче, она помахала нам рукой, и мы остановились. За рулем был я сам. Она открыла заднюю дверь машины, и сказала нам: "на бульвар не подвезете?'' - и я ей ответил, - "садись" И мы поехали. Повторяю да, что мы оба с другом были пьяные. Голова не работала.
      - И что (раскрывая глаза)?
      - Слушай да...Потом значит, мы едем, едем. А бульвар же далеко. Короче, через пол часа подъехали к бульвару, и я притормозил машину, и повернулся спросить ее, в какую сторону бульвара надо вам, и вижу, что сзади никого нет! Представляешь? Никого!
      - А зачем (иронично)?
      - А потому, что она не села в машину (начал смеяться)!
      - То есть как это не села?
      - Вот в этом и дело да, что мы подумали, что она села, а она увидев двоих выпивших парней за рулем, испугалась, и не села. И вот так мы проехали пол часа, растратив попусту бензин. Я даже сказал своему товарищу, который сидел рядом: ''ты помнишь, говорю, села девушка к нам?', он ответил: "конечно помню, а что?'' Я говорю ему, что ее нет в машине. Он повернулся и обалдел. Ее не было там. Ха-ха-ха.
      Азербайджанский телохранитель дико смеялся, киргиз же спокойно взглянул на него, и сказал:
      - Послушай, я точно такую же историю слышал в Бишкеке. Да, да, точно такую.
      - Какую историю (остановился)?
      - Точно такую! Что двое пьяных ехали именно на ''шестерке', к ним якобы присела одна девица, они ее куда-то отвезли, и в конце концов выяснилось, что она и не садилась в машину...
      Азербайджанец побледнел, глазами искал Гурама, хотел выяснить, услышал он это или нет. Гурам же присел в кресло, якобы читал газету. Киргиз продолжал.
      - Неувязочка получается! Как так, и в Киргизии такое, и в Баку.
      - Но это же было со мной э...
      - Да ладно, будет тебе...Не переживай сильно. Я никому не скажу.
      Азербайджанский телохранитель не угомонился, и через минуты две опят начал:
      - А вы с кем-нибудь воюете?
      - Не понял, ...что значит воюем?
      - Ну, ваша страна с кем - то воюет, или нет?
      - А... нет, нет. Не дай бог!
      - Почему не дай Бог. Вот мы воюем с армянами (гордо сказал). Мы их всегда побеждали, и будем побеждать. Армяне жалкие, как увидят кровь, сразу убегают.
      - Постой, постой, но мне кажется же, они не убежали. Армяне же отобрали у вас Карабах. Вообще-то армяне считают, что они освободили свои земли... А впрочем, это меня не касается, я здесь в гостях.
      - Алэ, ты что говоришь э, мы их убьем э! (Разозлился)
      - Ну иди, убивай.
      - (Занервничал) Ты, ...ты...не прав, понял?
      - Почему не прав? (Поднял глаза)
      - Ты не знаешь ничего, понял?
      - Слушай, я уже устал от тебя. Скажу тебе как интеллигент интеллигенту, отвали а!
      Потом оба умолкли, разговоры прекратились. Гураму показалось, что азербайджанец вышел из номера. Через минут пять Гурам прошел в ту комнату, и там уже никого не было. Хотел уйти, но его привлек шепот, доносящийся из ванной. Он мягко ступая подкрался туда, притаившись перед перегородкой, услышал следующее:
      - Слышь, а у тебя он длинный! У меня меньше. Хотя мой хуй толще твоего. Нет?
      - Не знаю...
      - Нет, он у тебя громадный. Вот ты его отрастил!
      - Тсс... тише ты...У нас в родне все такие.
      - Сколько сантиметров он? Двадцать пять будет?
      - Да нет...ты что? Мне измеряла одна дама, где то двадцать будет, не больше.
      - А можно я его потрогаю?
      - Давай только быстро, а то увидят, не дай Аллах.
      - Оооо, какой он у тебя твердый. Но у меня головка больше твоего, нет?
      - Видимо да...
      После этого на Гурама резко обрушилась тошнота, и он ушел в себя как улитка. Он вдруг вспомнил, что начался второй тайм футбольного матча, и спешно отправился к себе в номер, т.е. в номер Шеварднадзе, досматривать футбол.
      Выйдя в коридор, он заметил азербайджанского телохранителя. Тот стоял перед картиной, висевшей на стене. Так с кем же в ванной был киргиз?
      Гурам повалился в кресло, стал смотреть футбол. Но мысли прыгали, глаза уставились в сторону. Он вспомнил, как в Тбилиси, в прошлом году, он проезжал на своей "пятерке", и резко тормознул машину... У обочины стояла женщина с маленьким мальчиком, и моргнула Гураму.
      Он не сразу врубился, потом подал машину назад, к ним. Женщина уселась сзади со своим сыном. Это был ее сын. Чуть проехали вперед. Потом Гурам припарковался под мостом, у театра Ахматели, пересел на заднее сиденье, пристроился рядом с женщиной, которая указала своему сынишке не мешать им, чтобы он пересел за руль, вперед, и поигрался бы там с кассетами и пр.
      В машине играла музыка Равеля из оперы "Болеро", а женщина смачно сосала член Гурама.
      Мальчик один раз обернулся назад, и увидал, как его мама припала к переду незнакомому дяде, дергала головою, но улыбнувшись, опять стал перебирать кассеты, включать кнопки, смотреть в окно.
      Гурам запомнил глаза мальчика. Их глаза встретились. Они напомнили ему его сына, Анзорчика. Как они похожи, "вай деда!''
      Долго Гурам не мог забыть эти мальчишеские глаза, но время притупило эти чувства.
      ...
      Футбольный матч давно закончился. Гурам выключив телевизор, поднялся в ресторан, что на 17 этаж отеля. В полутемном зале, он присел за столик, заказал пиццу из сома с луком, и гранатовый физ.
      Играл скрипач, горели свечи. Красиво.
      - Можно к вам пристроиться? Спасибо.
      К Гураму подсел пожилой мужчина. Ему было лет 65, не меньше. Высокий, могучего телосложения, крупный человек, с красиво вылепленной большой головой, с загорелым лицом, со светлыми глазами. И костюм у него был светлый, с широким галстуком.
      - А то, видите ли, скучно как - то...Я понимаю, что мероприятие серьезное, будут Президенты, но все здесь как-то пресно.
      Гурам ощутил запах дорогого одеколона.
      - Разрешите представиться, Владимир Павлович Экранов. Представитель Государственной Думы России. Российской Федерации. А Вы простите кто? С кем имею честь?
      - Гурам Гугушвили. Сотрудник Охраны Президента Грузии, Шеварднадзе.
      - О! Шикарно. Очень приятно, молодой человек. Прекрасно.
      Официант подошел к их столу, Владимир Экранов заказал антрекот с яблоками, аргентинский горшочек с перцем, баклажаны в яичной сетке, картофель бедняка по испански, ежевичный джин и чашку кофе. Жутко вкусно!
      Пока слушали музыку, осматривали ресторан, посетителей, официант принес им заказ. Экранов заткнул край салфетки за ворот сорочки и приступил к трапезе.
      Некоторое время молча ели. Протерев салфеткой рот, Владимир Павлович облегченно откинулся на спинку стула.
      - Вы знаете, Гурам, вот мы сейчас находимся в Баку, мы приглашены сюда на международный форум. Все здесь хорошо, холено. Сидим в дорогом ресторане, слушаем музыку, едим изысканные блюда. Я обратил внимание, что вы не доели пиццу свою. Хотите, я вам расскажу один эпизод, не к столу конечно сказанный. В принципе, мы уже поели с вами. Можно говорить?
      Так. Вот что такое еда? Вы знаете? А ведь она имеет свою судьбу. Понимаете, я когда то работал в морге, в Москве. Это было в середине 70 годов. Туда привезли труп. Убили парня молодого, пулю в висок пустили, и насмерть. Поставили труп на кушетку, навесили на грудь табличку, и все дела. Так вот, буквально через четверть часа в морг вломились из КГБ, из Лубянки, и потребовали вскрытие трупа.
      Оказывается, у чекистов были свои заморочки в отношении этого трупака. Ну и, короче говоря, я присутствовал при вскрытии, я же врач. С желудка вывалилась гречневая каша. Она была вся в слизи. Хотя еще была свежая, да и труп был свежий. Его же к нам недавно привезли. И вот...стали ждать показания экспертизы.
      Гречневая каша в миске в шкафу, а труп пока зашили. Ждем значит утра, чтобы, судмедэкспертиза понимаешь ли ответ дала.
      Под утро, ко мне в кабинет вломился охранник. Вдрызг пьяный, бухой, да еще с новым пузырем в руках. И мне: "давай Володь, бухнем!''. Я ему: "так у нас же закуси то нет''.
      - А это что? - спросил он, указывая на гречневую кашу. Ту самую
      - А! Действительно, это каша, гречневая. Кушай сам, я не хочу.
      Я хотел пошутить, разыграть его. И ты веришь, Гурам, он выпил водки, жадно закусывая ее этой кашей. Меня затошнило, я чуть не блеванул, вышел с комнаты.
      Когда зашел туда опять, он ее с аппетитом доел ложкой до последней корки. До дна. Он не знал, что это за каша. Когда ему я это сказал, он побледнел, потом стал белым как мука, и вырвал все заново в миску. Он чуть не умер от психоза.
      В общем, хочу сказать, что эту кашу так и не захоронили в кишках, она осталась в сейфе надолго. Искали там наличие наркотика. Под микроскопом. Есть блюда, Гурам, которым место не в унитазе, и не в кишках. Их должен видеть свет. Вот так вот.
      Гурама тоже затошнило после его рассказа.
      - А...Да ладно, Гурам. Пардон, если что-то не так. Нельзя быть таким интеллигентным, надо сдерживаться.
      А хочешь я тебе историю пострашнее расскажу. Только не здесь. Пойдем ко мне в номер. Я могу быть тебе полезен! Ты не веришь?
      "Почему он тянет меня к себе в номер''? - подумал про себя Гурам.
      ...
      Они сидели в номере Владимира Павловича. Номер находился этажом ниже, и не считался люксовым. Одна комната, с ванной. Диван в углу, и журнальный столик. И только. Это не апартаменты.
      Гурам курил, Владимир Павлович же по телефону заказывал еду.
      - Да, да, и икры черной! Зеленого горошка тоже! Ну все, ждем!
      Обернувшись к Гураму, он заметил ему:
      - Лучше с пеной у рта, чем уж вовсе без пива. Ты знаешь, Гурам, что в жизни самое главное? Главное - это глаза! Зрение! Без нее не будешь ты внимательным. Вот недавно, проходил я по Арбату в Москве, а там значит вот такая сцена. Идет мужик слепой, в черных очках, ничего не видит. Его держит под руку его жена. А рядом с ними значит, подпрыгивает их ребенок. Малыш пацан, лет семи, не больше. Когда они дорогу переходили, мамаша крикнула ребенку: стой! Куда ты сволочь! Назад!
      И он остановился. Родители подошли, и мать начала сильно лупить малыша по голове. Ребенок плакал, но ни в этом дело. Его слепой отец крикнул жене своей: ''а ты его по глазам бей, по глазам, чтобы он не видел божий свет!'' Ты понял, да?
      Гурам молча слушал, покачивая головой.
      - А вообще то, батоне Гурам, мое детство прошло в тяжелое время. Отца репрессировали, и я его не помню. Потом я вырос кое - как, и солдатом в Будапешт, топить в крови народ венгерский. Вспоминать все это трудно. До Армии я был чист, как тургеневская девушка. Как подрастать стал, погоны начали заманивать. Хотел связать свою судьбу с военной жизнью, потом я передумал.
      - Зачем же?
      - Да знаешь ты, сынок. Ничего, если я тебя так величаю, ты ж молод, а я старик. К старости все плохо кончают. Ну вооот...Когда я был маленьким, это было уже после войны, по улице нашей проходили военные. Они были такие красивые, подтянутые, в кителях, парадках своих. Рядом со мной был мой дядя, и я, указав пальцем на них, сказал ему: "дядя, я тоже хочу быть военным!'' На что ответил он мне так: "эх, племяш! Военным становиться тот, кто в жизни ничего не может. Кто туп и без мозгов. Военным ты не будешь, ибо ты умен''.
      Принесли заказ. Официант в желтом жилете и черной бабочке, поставил поднос на стол, Экранов ему доллар дал.
      - Ну что Гурам, выпьем что ли...вдогонку так сказать...
      - Давайте, да!
      На журнальном столике стояло водка из красной смородины, черная икра, тонко нарезанный черный хлеб, толики лимона, в тарелке зеленый горошек, и минеральная вода.
      Стали пить. Ели пили минут 20. Пошла хмель. Экранов сказал:
      - А хочешь, Гурам, я тебе покажу панораму с моего окна? Красивый вид. Пошли!
      Они стояли у окна, внизу горели огни города. Баку шумел как большой муравейник. Гурам курил, молча смотрел в окно, Экранов подошел к нему почти вплотную, и тихо спросил:
      - А как ты вообще к телкам относишься? Ну...с бабами ты трахаешься?
      - Конечно, Владимир Павлович (выпуская дым изо рта). Не без этого (с улыбкой).
      - А засадить ты любишь?
      - Чего?
      - Засадить говорю, любишь?
      При этих словах Владимир Экранов большим пальцем показал свой рот.
      - Да не понял я...В смысле что засадить?
      - Ну в рот давать любишь? Минетик любишь дать?
      - Кому? Девушкам?
      - Эх...вам кавказцам только девушек подавай.
      Владимир Павлович подошел вплотную к Гураму и тихо тронул его ширинку. Гурам все понял. Но тем не менее, он не отпрянул от него. Он был весь в ожидании, даже брови взлетели кверху.
      Более того, его половой орган стал набухать, выпирал трубой. Экранов заметил это, и уже откровенно массировал его. Прижал его головку через брюки. Потом сосредоточился, присел перед Гурамом в кресло, и стал расстегивать ширинку.
      - Иди сюда - шепнул Экранов, руками обняв Гурама ягодицы.
      Гурам молча наблюдал за ним. Он отошел от окна, встал на вытяжку, чуть раздвинув ноги, полностью отдал себя во власть Владимира Экранова.
      Последний же, сидя в кресле, освободив его член из трусов, достал его, как рыбку из аквариума, обхватил его пальцами, внимательно рассматривал его. Потом слегка сдавил его, начал двигать рукой вверх - вниз. Лизнул уздечку, освободив головку.