По сути, он выполнял работу правосудия, хотя никто этого не ценит. Да ему и не надо, свой кайф получит он в любом случае. Меру наказания он уже выбрал.
Прокручивая события назад, он рисовал план, не имеющий ничего общего с гуманностью, совестью и здравомыслием в общечеловеческом понимании этих «ценностей». Для него гуманностью было равновесие, как в окружающем его мире, так и в нем самом.
И никак не могло оно наступить до тех пор, пока эти твари лопали себе пончики, не подозревая о том, что правосудие – когда больно и страшно.
Ему предстояла интересная работа. Оставалось лишь подгадать момент.
И вот в одно прекрасное майское утро в класс вбежала бестолочь Срыкина и, как дура, начала орать – «Я первая узнала, восьмого едем с экскурсией на металлургический!» Запах жареного мяса почувствовал он буквально сразу. Сделаю из них «Терминатора три», верней «Три терминатора». В свое время они приняли меня за профессора Мариарти. Так вот, немножечко напали не на того Мариарти. Знаю, это не смешно – подумал тогда Исаак.
С чувством юмора у него вообще проблема. С тех пор как погибли его родители, улыбался он лишь в тех случаях, когда требует этого ситуация, играющая в итоге ему на пользу. Но услышав про экскурсию, улыбнулся он действительно искренне, и его радость не была преждевременной.
Он знал, куда их заведет, знал, какой включит рубильник, и где черная кнопка. Не из тех он лябзиков, которые кладут в штаны при виде крови из пальца. И потом, его философы перестанут его уважать, а это гораздо серьезней, чем три безнравственных тела. Внутри у него впервые за последние несколько месяцев заиграла музыка.
Его пораньше разбудила бабушка. Ее об этом он попросил сам. Нужно было обмозговать еще кое-какие детали. Типа, своего алиби и еще всякие мелочи.
– Исик, кушать иди.
– Щас, бабуль, – в его мозгу наносились последние штрихи уникального, на его взгляд, действа. «Бля, будет весело, сука» – почти в слух он произнес.
– Что ты там бормочешь, балашка? – иногда его так называла бабушка.
– Все в порядке, бабуль. Где пирожки?
– Садись уже.
Из тарелки с пирожками шел ароматный пар. Ему почему-то казалось, что все великие люди перед великими делами обязательно должны были вкусно подкрепиться. Лопая пирожки и ерзая в своем любимом черном кресле, он дорисовывал жирную точку в его гениальном сценарии.
Утренний Ленинград улыбался ему, изредка останавливая его светофорами.
Он чувствовал себя как актер в день премьеры. Его прекрасное настроение подсказывало ему, что день пройдет удачно, и на душе становилось легче.
Спадал тот камень, который так долго он вынашивал.
– Яку-б-б-б-о-о – в – донеслось откуда-то сзади. Он оглянулся. О нет.
Это Срыкина. Кого-кого, а ее он меньше всего хотел видеть. Мало того, что пустая как пробка, да еще и матюшница, каких не видывал свет. Больше всего раздражало в ней то, как кичилась она своей мамой – та работала зав. отделением в их больнице.
– Якубов, ты забодал! Я чо, должна орать, как дура?
– Ты и есть дура.
– Тварь! Скотина! Пипипизьдюк! Ты думаешь, я безмозглая дура, да? А очень даже хорошо, что я тебя встретила. Д-а-а-а-а-а, Якубов, хорош-о-о-о-о. Потому что сейчас ссать ты будешь, падла. Думаешь, тебя зря вызывали на повторное обследование? Да? Думаешь зря, бля? Хуй там! У тебя РАК, сволочь. Подохнешь скоро, тогда будешь знать, как меня соской бестолковой называть!
Его губы стали отвечать, что-то вроде того – «как же я узнаю, дура, если подохну?» – но в данный момент он уже думал о другом. В голове, как эхом, стало раздаваться «подохнешь скоро, подохнешь, подохнешь, подохнешь». Куда-то пропали все внешние звуки. Лишь Срыкина раскрывала рот и смеялась почему-то.
Исаак слышал лишь собственный пульс, нарастающий изнутри. Возле урны лежала спичка. Он в ней увидел всю свою жизнь.
Такой она была короткой, с обгоревшей головкой на конце. Головка была смертью, это он понял, когда ощутил, что стоит на краю пропасти босыми ногами, и ветер страха шевелил его волосы. Вокруг никого нет. Он знал, что скоро упадет. Издалека доносился папин голос – «Не бойся сынок, я рядом». А ему все равно было страшно. Не видел же он его.
Бабушка плакала, утираясь платком – «Балашка, не оставляй меня одну, не уходи». Ему стало страшно. Было жутко, чувствовал, как его трясет.
Что-то переворачивалось внутри. Он сам себя не узнавал, не ощущал.
Оказывается, все это время он продолжал идти, потому что вдруг увидел, как его «друзья» курят, спрятавшись позади красного ИКАРУСа. Ему показалось даже, что он им обрадовался. Вернувшись на землю, сглотнул он слюну. Видно давно его они ждали, потому что все трое смотрели в его сторону. Хихикал Аужинов. Не знаю, что руководило им – он подошел к ним и, протянув руку, сказал, что предлагает им свою дружбу. Аужинов перестал смеяться, и они переглянулись между собой.
Исааку почему-то стало их жаль. Он узнал сегодня, что скоро умрет, и они так и не поймут, что жить остались. Выглядели они как дети, которые тупо радуются жизни, абсолютно не осознавая того, что происходит вокруг них на самом деле.
Исаак чувствовал себя стариком, стариком – прожившим жизнь.
Страх начинал уже его покидать. Вспомнился Шопенгауэр: «Нет смысла печалиться о том времени, когда уже нас не будет, потому что оно ничем не отличается от того времени, когда нас еще не было».
На самом деле: все жители 19 века, уже трупы. Более того – люди, родившиеся до 1915 года уже в 20 веке, тоже умерли. Еще хуже то, что многие умирают молодыми, на войне, там, в различных ситуациях, и пр.
– Ты че! Так мы ж давно кореша. Ис, чо ты?
– Эко тебя торкнуло. Ты чо, заболел? – поддержал Леху Марат.
Марат, глядя на него, вдруг стал серьезней и протянул руку – Ну раз тебе так легче, мне пофиг, держи, – остальные, выбрасывая бычки, присоединились к нему.
– Хорош разыгрывать из себя мушкетеров. Ща без нас уедет бус. А еще я хочу посмотреть, где плоскогубцы делают. Пошли, Ис, мы тебе место заняли.
– Не, мужики, без меня сегодня. Чо-то мне нехорошо.
– Нафига тада пришел? Поехали, не ломайся, оторвемся.
– Езжайте. Не поеду я.
Последний раз, когда он оглянулся на отъезжавший автобус, увидел Срыкину, скрутившую ему дулю. Она крутила пальцем у носа, показывая язык.
На следующий день в его комнату зашла заплаканная бабушка. Ей позвонили из школы. Автобус перевернуло в кювет, выжило всего трое. Наверное, бабушка плакала от счастья, не подозревая о том, что Исаак ждал конца, хотя надеялся на ошибку. Бабушка ушла от мужа Меера, жила одна, точнее с Исааком, поэтому терять его для нее стало бы трагедией.
И тихо он начал: _Рабами мы были!_
Но в темной могиле,
В подвале немом
Мы гордо повторим: мы были! мы были!
Теперь мы тяжелое иго забыли –
И дышим своим торжеством!
12.
***- С*лышь, Исаак! У меня конкретный план, как в азербайджанское общество внести смуту! Понял меня?
Голос Сулеймана разбудил, растормошил Исаака. Он еще сидел на берегу реки спиной к Сулейману, который подкрался сзади, он не заметил его.
– Тебе чего?
– Да у меня идея! Просто класс. Можно за какой-то месяц расколоть общество в Баку. Я знал, что однажды Президент умрет, и исходил от этого.
Исааку стало интересно, каким путем удастся Сулейману задуманное. Они поудобнее присели у обрыва. Внизу шумела горная река.
– И что на сей раз ты придумал?
– Операция называется – «Самозванец» (моргнул левым глазом). Не понял?
– Если честно, пока я не въезжаю. Объясни по человечески – нахмурился, прикрывая лицо ладонью.
– В общем, слушай. Мы по республике пустим слух, что, оказывается, прикинь, оказываетсянет, ты щас точно охуеешь.
– Да говори уже! Надоел
– Короче (вполголоса), мы распространим слушок, что у бывшего Президента Георгия Агаева есть еще один сын. Ну? Как тебе это (мигнул)?
– А как это (изумленно)?
– Очень просто, Исаак. У Георгия Агаева был сын, 1967 года он рождения.
Его хотели убить еще в детстве, но не смогли. Он остался жив. Прикинь, Исаак! Более того, сейчас он жив, здоров, и направляется в Баку. Хо-хо!
Вот будет это смута, народ поверит, клянусь тебе! Да народ уже поверил моим слухам здесь, в селе, и в районе. Уже об этом неделю говорят. Уй блин, что будет дальше то а? Только Офра об этом не знает. Она думает, что этот самозванец – настоящий сын Агаева. Понял? Ей ни слова. Она считает, что он реальный принц. Так надо было.
– А потом?
– А что потом? Потом сообщим Илье, нашему Президенту. Пусть и он узнает об этом. Представляешь реакцию?
– А в чем смысл твоего заговора? Суть?
– Как? Не понял ты еще? Какой же тогда ты еврей?
Покосился на него Исаак.
– Запомни Исаак! Не буду повторять. Я вспомнил это с книг Достоевского.
Сулейман посмотрел в сторону гор, помял рукой лицо, шевельнул мышцами подбородка, напряженно вспоминал, и изрек:
– Н_е вникая в суть и глубину предмета, можно изобразить хотя бы некоторые признаки этого государства в государстве, то есть, евреев. По крайней мере хоть наружно. Признаки эти: отчужденность и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире одна народная личность __- еврей, а другие хоть есть, но все равно надо считать, что как бы их не существовало. "Выйти из народов и оставить свою особь, и знай, что с сих пор у Бога ты один, истреби остальных, или обрати в рабов, или эксплуатируй. _ Верь в победу над всем миром, верь, что покорится тебе все А пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй, и ожидай, ожидай" Вот суть идеи нашего "государства в государстве''.
– Это тоже евреи сказали?
– Ну да
– БляааааБедные евреи. Да ты хоть знаешь, что в Баку спокон веков евреев было мало. Они то тут при чем? В Баку было много русских, именно русских, а не евреев.
– Вот ты и добрался сам до цели. Именно! Русские должны эксплуатировать азербайджанцев! Хотя, русские на роль эксплуататора не претендуют, но все же русские для азербайджанцев, как командир взвода для простого солдата. Еврей играет роль министра обороны.
– Опять еврей! Слушай, отстань ты от евреев! Что ты от них хочешь? Да если бы евреи управляли политикой в Кремле, в Москве, то Россия так не обосралась бы на мировой арене. В России кроме политики все в руках евреев. Искусство, спорт, кино, архитектура, экономика, литература, и пр. – все это в руках евреев, и это правильно, это верно. Не видишь, какой от этого эффект? Все на высоком уровне.
А политика, именно политика в руках у русских, и поэтому политика России топорная, медвежья, упрямо – тупая. У них не хватает гибкости, ибо у руля политики не евреи, а сами русаки.
Так что, евреи тут не причем!
– Ну вот я почти об этом и говорю. Каждый должен отчитаться перед своим непосредственным шефом! Для азербайджанца шеф – это русский. Хотя бы ты теперь то понял?
Русский – командир! Русские – полностью убили весь национализм в Азербайджане. Они считают, что Азербайджан – это осколок их бывшей империи. Но амбиции русских остаются только амбициями, не более того!
Кремль способен только на то, чтоб выдавать абхазцам паспорта граждан Абхазии, а в Нагорном Карабахе выпускать монеты "Арцах". Все, на большее Москва не способна, кроме как поджигать, накаливать межнациональные отношения. Москва – это не Вашингтон и Лондон, чтоб взять и раз! – захватить Ирак, и трахнуть Саддама Хусейна. Будто Москва не хотела бы оккупировать какие то землиКонечно хотела бы! Кишка тонка!
Русские политики изощряются в несерьезных делах. Они внушили азербайджанцам, что ты мол, лезгин – и тот "становиться" лезгином, забыв свою истинную нацию. Ты де – еврей, и все! – азербайджанец стал евреем.
Ты мол, курд, и все! – азербайджанец '' превращается'' в курда. Он не знает, что он – азербайджанец, азербайджанец!!! Не хватает у него ума, чтоб разобраться, кто есть кто.
Это ужас, и азербайджанец лениться докопаться до своей подноготной национальной принадлежности. Не надо ему это, ему это по фени! Какая мол, разница, кто я по нации? Лезгин, курд, талыш, удин, ингилой, или хрен знает кто Это страшно!!!
Я уверяю тебя, в северных районах Азербайджана, типа, в Губе, в Гусарах, в Закаталах, живут чистокровные азербайджанцы.
Но им русские внушили, что вы мол, не азербайджанцы, а лезгины, аварцы, или, кумыки. И те поверили, прикинь! Какие долбайобы!
– Да, умно сказано, толково. Ты сам догадался, или тебе об этом намекнули?
– Какая разница? Не все ли равно, кто сказал? Главное, что это истина!
Представь себе, что живет азербайджанец, и думает, что он лезгин, или курд, или аварец. Подсчитывает свою древнюю родню, вычисляет, примеряет, вспоминает, и пр.
А на самом деле он натуральный азербайджанец, но он не знает этого! По паспорту он лезгин или же еврей. Он не знает, кто он на самом деле, и все!!! Это более чем страшно! Страшно, страшно, страшно!!! 50% лезгин являются азербайджанцами, более 30% талышей азербайджанцы, 70%курдов тоже азеры! И что? Ой бляааа
Если выявить всех чистокровных азербайджанцев, то их окажется больше 80 миллионов на всей земле. А это сила! Но многие азербайджанцы думают, что они или лезгины, или курды, или даже армяне.
Вот русские их обманули!!! Облапошили по полной программе!
Исаак качнул головой по сторонам, поморщил лоб, как бы желая сказать, что Сулейман умный, но страшный человек.
– А теперь, по поводу самозванца. Так вот. Сообщим Президенту – Илье, что его родной брат сейчас в Баку. Как тебе его реакция? Мол, он едет, скоро сюда он едет, в Президентский дворец. Какой в верхах пойдет переполох! А молва какая будет!
– А можно на него взглянуть?
– На самозванца? Пожалуйста.
Сулейман жадно взглянул вдаль, потом приметил кого – то, и рукой подал знак. По его знаку к ним из беседки выпрыгнул мужчина, ему было на вид 36-37 лет. Высок, худощав и угрюм. А главное – красив. И выглядел моложе своих лет. Но лицом все – таки он был похож на покойного Президента. В глазах огонь и опыт, но в физиономии мороз. Размеренные, уверенные повадки, во взгляде и движениях небольшая ирония. Исаак смотрел на него с любопытством.
– Как звать то тебя, принц? – спросил Исаак.
– Имамом меня звать.
– Как, просто Имам? И все? – Исаак пристально всматривался в него, как будто спешил изучить его в одну минуту.
– Да.
– А в честь кого это тебя прозвали так? В честь Аятоллы Хомейни что ли?
Может в честь пророков, иль халифов? – меняя учтивый тон на развязный, спросил Исаак.
– Да нет В честь Имама Мустафаева. Тогдашнего руководителя Азербайджана.
– Ясно. Ну что, готов ты ехать в Баку в качестве наследника престола?
Имаму не нравилась скорость вопросов Исаака.
– Да мне лишь бы до Баку добраться А там, они за все ответят!
В его словах прозвучала сталь. Тотчас же мысли о троне, славе и богатстве обступили его. Над угрозой стоило задуматься.
Это была не просто угроза, а обещание, даже клятва. Исаак продолжал наблюдать за ним.
– А что тебе надо то вообще?
– Как что? Власти!
– А зачем она тебе? – спросил Сулейман, хитро подмигнув Исааку, будто еще раньше разучил с ним эту роль.
– Э! Кто не хочет власти, кто не стремится к ней, тот и погибнет. Лучшая оборона – это атака. А то, сижу я здесь, в деревне, живу как в бутылке.
Иногда через горлышко высуну голову, потом опять втяну обратно. Я хочу власти (сказал вдруг злостно)! Власти! Причем, до сласти!
– Тогда будет тебе власть! Только знай, что власть – это цель. А в свою цель надо влюбиться как в девушку. Выжидать, терпеть, страдать, но и любить – сказал Сулейман. Несчастные браки создаются не по любви. Знай Имам, что власть – это работа с людьми. А при работе с людьми необходима любовь.
Сулейман разошелся, развинтился вовсю.
– Люди – это не компьютеры, не машины, что бы с ними работать холодно – продолжал Сулейман. Им нужна страсть. Но там где любовь, там и реальность, а там где реальность, там и кровь. Кровь должна выйти наружу, увидеть свет, радоваться солнцу. Кровопускание всегда было в почете. Иначе нам горе, горе, горе, горе, горе, горе!!!!!!!.
– А кто ты по нации? – спросил Исаак у Имама.
– По матери араб. А кто отец – вы знаете.
– Ну иди, отдыхай. Надо будет, позовем.
Имам удаляется от них. Он почти ничего не понял из того, что сказал Сулейман.
– Он твой родственник? Я спрашиваю, он твой родич? Он же тоже араб, на половину – обратился Исаак к Сулейману.
– Нет, не родич (улыбаясь). Просто земляк. Слышь, Исаак – улыбнулся Сулейман. Во чудеса а, клянусь, ей богу. Имам же конюх, прикинь, КОНЮХ!
А сейчас он метит на трон. И что ты думаешь? Все в этом районе уже слышали об этом. Молодые двадцатилетние чувихи с ума по нему сходят.
Даже Офре он после этого понравился. Сватается она к нему, считая, что это ее идеал мужчины. Аксакалы говорят, что у этого Имама порода чувствуется.
– Все зависит от результата. Кто ищет ночь, тот должен считаться и со звездами. И к тому же, голод усыпляет вопли. Это закон! Хотя правитель, сидя на троне, далеко не сразу начинает мыслить, как король. Он продолжает думать так же, как и прежде.
То есть, его уровень низок, а возможности высоки. Очень часто правитель действует, как простой гражданин, бизнесмен или педагог. Это несоответствие отражается часто пагубно на его имидже, который он недооценивает. Потом бывает поздно. Впрочем, на троне будет смотреться и мартышка.
Когда ты на сцене, и на тебя все смотрят, то хочешь – не хочешь, ты будешь стараться, дабы не ударить лицом в грязь. Любая толпа поддержит правителя. Толпе все равно, кто правитель? Бывший конюх, спецслужбист или врач. Не имеет значения. Завтра на трон сядет оппозиционер, толпа и его полюбит, возненавидев бывшего правителя. Это политический закон.
Толпа – это как решето, она пропустит все.
– Тсс, тише ты. Вот Имам. Живу, говорит в бутылке. А где тебе еще жить то? Представь себе рыбу в аквариуме. Под светом бра, притаилась она ночью в квартире богача. Но она глупа, ибо мечтает когда нибудь поплавать в океане. Ее же там сожрут! Да уж У нас больная эпоха.
Вечером того же дня, Имам ласково беседовал с женщиной, которую любил.
Не то чтобы любил, но хотел он ее точно. Это была Офра. Они сидели на веранде, с видом на высокие лесистые горы. Райский вид: с четырех сторон горы, покрытые лесами, и вверху парит стервятник. Периодически Офра наливала себе коньяк, и залпом осушала. Она вернулась из Баку в Губу, ожидая новых инструкций. Имам читал ей стихи. Офра отвечала Имаму взаимностью. Он почти бредил ею, вернее ее телом.
– Офра, умоляю тебя, выходи за меня. Я обожаю тебя!
На лице Офры сияли неудержимая радость и оживление.
– Я тоже. (Обняла его) Конечно милый. А когда ты намерен поговорить с Президентом?
Правил он, как все другие.
Слыл опорой просвещенья.
Говорят, почти исчезли
Кражи в дни его правленья.
– С каким Президентом?
– Как с каким? С Президентом Азербайджана? Или ты с ним уже не считаешься?
– Конечно, не считаюсь. Он сам себе Президент, а я сам себе.
– И все же говорить с ним надо.
– На счет чего?
– На счет своего наследства, ну, или власти?
Имам улыбнулся, как улыбаются слабостям любимых людей. – (Задумчиво) А разве это сейчас важно? Главное, мы друг друга любим.
– Нет, мой хороший, и это тоже главное. Без денег трудно будет нам.
Прошли те времена, когда с любимым и в шалаше рай.
– А разве ты не веришь в чистую любовь?
– Нет! Это глупости! Только в сентиментальных романах пишут, что без любви и кенгуру не скачет. Любовь описывается теми, кто никогда сами ее не испытывали, но слышали от тех, кто видел тех, кто знает, как приблизительно это чувство симулировать. Что-то екнет в сердце, и глупцы подумали, что это любовь. Но тебя я люблю, Имам, но и деньги я люблю.
Имам стоял обиженный. Приподнял ветерок его волосы. Он смотрел на Офру холодным взглядом.
– Офра! Хочешь, я тебе открою тайну?
– Какую? Обожаю тайны!
– Боюсь, что это не та тайна.
– Ты уверен (надменно)? Что ж, говори, а мы поглядим.
– Офра! Ты хоть знаешь кто я?
– Ты принц. Будущий наследник президентского кресла.
– Нет. Это не так.
– А кто ты (с любопытством смотрит)?
– Я конюх. Поняла? Конюх! Хоть и бывший, хотя бывших конюхов не бывает. – (Застучала глазами) Не поняла А этот маскарад с династией, престолом?
Что это, сказка значит?
– Да, сказка. Угадала! И что? И как теперь? Ты сейчас меня любишь или нет?
Офра пристально посмотрела на Имама с ног до головы. Вся душа перешла в ее взгляд.
– Серьезно говоришь?
– Ну да (с улыбкою)
– Ты конюх?
– Конюх, конюх (с улыбкой)!
– Точно?.
– Так точно! И что теперь (радостно)?
– Да пошел ты на хер! Урод! Только конюха мне не хватало. Я вижу Рим, Париж и Прагу, а тут ко мне липнут конюхи. Отвянь, чмо! Ну ничего, я с Сулейманом разберусь. Это его проделки, знаю. А я – дура, поверила, повелась, как шалава на лимонад.
Имам изучающе посмотрел на Офру, улыбнулся.
– Да нет же, Офра, я пошутил. Какой я тебе конюх! Обалдела, что ли? Я принц, самый настоящий! Я просто хотел проверить, как ты любить умеешь.
Оказалось, что ты любишь только власть.
Офра, закинув руки за голову, вскрикнула, как ужаленная, затем перед ним присела на колени.
– Ох ты, чудовище! Издеваешься надо мной? Прости меня, Имам! Умоляю тебя, прости. Я сорвалась.
– Да? Простить? Ну хорошо, вставай. Вставай, говорю. Я пошутил, пошутил. – (С оттенком недоверия) Ты точно пошутил, Имам? Такие шутки я не признаю.
– Но мы же любим друг друга. Нет разве? – (Остановилась) Нет, постой. Любить то, мы любим, это само собой. Но ты точно пошутил на счет конюха?
– Ну ты мозглячка! Нет, не пошутил, я конюх. Клянусь! Ко – нюх я, ко – нюх!!! Конюх!!! Конюх! Конюх! (Заорал так, что коровы испугались и отбежали в сторону).
Второй раз Офра не выдержала такого чистосердечного признания. Она напустилась на него как бешеная.
– Ах ты сволочь! Значит, издеваешься. Сука! Охуел ты что ли?
Опять Имам посмотрел на нее, улыбнулся.
– УфХорошо, Офра. Ладно, все. Я пошутил. Не конюх я, не конюх. Остынь!
Все! Принц, принц я на хер, вот я кто! Я сын Георгия Агаева.
– Да на хуй ты пошел!!! Не верю я тебе. Докажи!
Еще несколько раз продолжались эти маневры, где Офра дергалась, заламывала худые руки, а Имам зубоскалил. Они говорили много и долго.
Иногда он машинально тянулся к ее пышной груди, и Офра резко хлопала его по тыльной стороне ладони.
Исаак с Сулейманом стояли в палисаднике. Оба взяли в руки лопаты и начали копать. Копали долго, частенько вытирая со лба испарину, и опять копали сочную черную землю. Они принесли стебельки березы, и хотели их посадить.
– Уф, устал. Сулейман! Вот скажи, разве догма о бессмертии души не утешает бедных и несчастных? Я знаю, что ты не веришь в загробный мир, отрицаешь потустороннюю жизнь.
Но мне интересно. Пусть потусторонний мир – это иллюзия, но разве он не успокаивает и не радует? Разве это не хорошо, если человек поверит в то, что он переживет себя, и когда-нибудь он в небесах будет парить. Нет?
– УфВспотел я уже. Оф Честно говоря, – ответил Сулейман – я не думаю, что желание утешить кучку неудачников может оправдать поголовное отравление мозгов миллионов умных людей. И еще! Разве можно искажать истину ради чьего-то блага или желания?
Так будь реалистом, смирись с судьбой, которая говорит, что ты, с другими вместе, обратно будешь брошен в жопу Природы, и вскоре возродишься в какой-то иной форме. В виде бабочки может, ты появишься, а может и в виде свиньи. Не знаю.
Ибо в Природе ничто не исчезнет бесследно.
Жизнь человека – это как дерьмо в наших кишках. Пока оно в кишках, значит оно живет и мается. А когда мы опорожняемся, освобождаемся от дерьма, то тут же освобождается и дерьмо, оно не умирает, а именно освобождается.
Так же и жизнь! Пока мы якобы живем, именно якобы, значит природа нас пока не высрала, не опорожнила нас из своего кишечника. Как умрем, значит – жизнь начинается. Земной шар – это кишечник, а мы, люди – это дерьмо.
– Но дерьмо же уходит в унитаз, или в почву, на удобрения. А человек?
– Правильно. А куда после смерти уходит человек? Объясни мне пожалуйста.
Опять же в землю, на удобрение. С точки зрения природы, человек и дерьмо – это одно и тоже, а наша Галактика и кишечный тракт – почти синонимы.
Составляющие нас элементы вначале разлагаются, затем соединяются заново уже по-другому, в иных сочетаниях, как любое дерево. Оно скидывает с себя листья, а затем весною заново обрастает ими же. Но уже листочки растут по – другому, по – иному, по – весеннему.
И вас всех, тупых верующих, я теперь спрошу: разве это распределение хуже рая или ада? Все мы норовим попасть в рай, и боимся ада, между тем идиоты – верующие твердят, что для спасения требуется милость, которую Бог обещал немногим! Шикарно!
Очень утешительная мысль! Кто из вас не хотел бы исчезнуть без следа, чем вечно гореть в огне? Лучше вечная спячка без сна, чем муки ада!
Разве нет?
Хотя в любом случае ты будешь видеть сон. Сон будет! Хотя это будет просто сон.
Недавно я в одной компании дискуссировал с одной верующей азербайджанкой. Она постилась, молилась, и пр. и пр. Теперь слушай. Я ей задаю вопрос: ''а что такое рай?', она отвечает: ''В Коране все написано''. Я не отстаю: ''а сами то вы как понимаете рай?'' Я вижу, что она начала нервничать. Ага Напряжение между нами росло, и я, разумеется, так и не получив ответа на эти обычные вопросы про рай и ад, говорю ей: ''как можно верить в то, чего еще до конца вы не поняли''. И что? Она меня, это меня, обозвала невежей. Так и сказала перед всеми: ''вы невежа! Вы говорите глупости''.
Вот, пожалуйста, вот что сделала с людьми религия. Она меня видит первый раз, мы с ней незнакомы, и уже оскорбление. И это еще женщина. Был бы это мужчина, наверное с ножом бы кинулся он на меня. Слово невежа – это очень старое слово, его употребляли много веков назад. Сегодня же 21 век, и эти слабоумные людишки считают это слово актуальным по сей день, ибо так написано в Коране. Мол, если так написано в самом Коране, значит все правильно, можно говорить. Она обозвала, оскорбила меня, разгневалась, потому, что не смогла ответить на вопрос: что такое рай и что такое ад! Естественно, что если бы она знала ответ, то вела бы себя спокойно.
Верующие люди очень быстро вспыхивают, взрываются, артачатся, когда им перечат на слово, когда иронизируют их веру, ибо они еще сами до конца не разобрались с этой верой.
Необразованный плебей, надев на голову белую кипу и отпустив бороду, прилюдно назвал профессора невежей, так как профессор был атеистом.
Профессора освистали, забросали камнями, и буквально вышвырнули из квартиры. Я это видел однажды сам, в деревне Сараи. И что, кто теперь невежа? Профессор, или эти деревенские туземцы? Повторяю, кругом сплошное уродство!
Освобождение от страха ада и загробного мира миллион раз гуманнее, чем томительное ожидание подачек от Бога, раздающего их только по блату небольшой кучке "своих" людей, и обрекающего всех прочих на вечные муки!
Только фанатизм или безумие могут заставить отвергнуть ясную и надежную перспективу и броситься в объятия другой, где царит неуверенность, неопределенность, неясность, доходящая до отчаяния, до изнеможения. Это и есть человек! Он живет надеждой! Ему нужна сказка, сказка для взрослых! И эту сказку понимать ему не нужно.
Это как в футболе, болельщики Спартака или Динамо. Разве их переубедишь, что Спартак – это бездарная команда? Нет конечно! Они скорее загрызут тебя, чем согласятся с тобой. Докажи, докажи болельщику московского Динамо, что его любимая команда – это сборище дворников или оболтусов.
Сможешь им это объяснить? Ты же сам знаешь, что это невозможно!
Любой болельщик Спартака даже сам не знает, почему он болеет за свой любимый клуб. НЕ ЗНА – ОТ! Он радуется победе Спартака так, будто там играет его родственник, или даже он сам. Но это не важно, это ему не надобно знать. Главное болезнь, а этого хоть отбавляй.
Точно также и с религией. Фанатизм – есть фанатизм! Без разницы, в какой он отрасли, в спорте или религии.
Вот подумай: если землю создал бог, то создал он и небо! Разве нет? Так вот, все мы знаем, что рай и ад находятся на небе. Правда? Не в подвале же они? На небе, или в небе. Но если на земле царит разврат, то точно так же будет и на небе. Не иначе, уверяю тебя, будет нечто совершенно похожее, сходное, ибо проектировщик тот же – это Бог!
Если даже Мерседес будут изготавливать в Японии, а не в Германии, то этот Мерседес не будет выглядеть иным. Что-то будет аналогичное, возможно с японской изюминкой. Но тот же останется дизайн, движок и ТТХ, что было и в Германии.
– Толково сказано. А что же будет со мной? Я иногда боюсь этой неизвестной и холодной темноты, меня страшит это вечное небытие.
– Человек всегда ищет жизнь вне себя, не осознавая того, что она – всегда внутри него.
Скажи мне, кем был ты до рождения? Кем? Неорганизованным и бесформенным кусочком материи. И ты снова обратишься в те же самые кусочки материи, ты станешь сырьем, из которого выйдут новые существа, и произойдет это самым естественным образом. Тебе приятно будет? Нет. Может быть, ты будешь страдать? Тоже нет. Чем является человек, который отказывается "кайфовать" с надеждой, что никогда не будет испытывать он боли, гореть в аду? Чем был бы человек, если бы отказался от такой сделки? Инертной бесчувственной массой, вот был бы кем!
