…

 
      Москва, 2003 год, июнь месяц. Черный лимузин с президентом России
      Владимиром Путиным выехал по Димитровскому проспекту, двинулся дальше, за город, в резиденцию президента Российской Федерации.
      Эскорт черных Джипов сопровождал первое лицо государства. У обочины стояли москвичи, жители столицы, сотрудники ГАИ оцепили все окраины проезжей части дороги.
      Через час Президент заехал в свою резиденцию, состоящую из зеленой лужайки, фонтанчика, тойтерьер бегал по асфальту, повсюду рассыпались сотрудники Охраны правителя России.
      Путин поблагодарил всех, попрощался, вошел в дом.
      Он устал, сегодняшний день был утомителен: телефонная беседа с
      Саакашвили, Ким Чен Иром и прочими полностью вывели его из равновесия.
      Владимир Владимирович вытер лоб черным носовым платком, кивнул прислуге, прошелся дальше.
      Прямо перед гостиной стояла Людмила Путина, первая леди России.
      – Привет Вов, ну как ты? – она машет веером перед своим лицом.
      – Устал Людок, очень устал. Сегодня наверное рано лягу спать, – сказал, и пошел дальше, в сторону ванной комнаты.
 

…

 
      1835 год, июль месяц. Крым, пригород Феодосии. В тот ненастный дождливый день, когда в небе разгром и молния, Иван Айвазовский, тогда еще малоизвестный художник, сидел перед домом, работая кисть по холсту
      Это был кучерявый пухленький парень, уже самодовольный, со своим правом, своей идеей. Он считал так: чтобы о нем не думали, он всегда прав. Любил он живопись, картины, он вообще хотел любить, но никто не соглашался.
      Ваня собирался нанести на холст небольшой эскиз, но в этот момент его внимание отвлек маленький мальчик. Пацану было от силы лет десять. Он бежал вниз, по дороге к шумевшему морю.
      Иван что – то крикнул вдогонку пацану, малыш махнул рукой, и помчался вниз. Айвазовский привстал, и неожиданно для себя, подобрав с земли острый камешек, кинул его мальчику и попал ему в глаз. Пацан схватившись за глаз, плюхнулся в грязь и стал так орать и кричать, что душу коряжило.
      – Аа-ай!!! Маа-маа! Ай-ай-ай! У-у-у-у! О-о-о-о!
      Он кружился в грязи и кричал, долго кричал. Его было жаль, но
      Айвазовский зачем то усмехнулся, повернулся уйти Кругом была страшная грязь, шел сильный ливень.
      Воистину о глубине лужи узнаешь, когда попадаешь в нее. Иван подняв глаза, онемел от ужаса.
      Перед ним стоял Иуда. Иуда только рукой указал в сторону холста, держа в руке его кисть.
      Иван Айвазовский со страха упал в обморок, на минуту потерял сознание, и, очнувшись, ничего странного больше не увидел. Образ
      Иуды исчез.
      Но рука Ивана потянулась за кистью, жест Иуды вошел в его сердце как стрела в амурно – лировой охоте.
      Ваня мокнул кисть в гуашь, стал писать на холсте.
      Писал долго, работал с такой силой, что капли пота струями текли с его лба. Пальцы сами без натуги писали пейзаж на холсте, писали быстро, будто за ним гнались гончие.
      Он искал потерянный край, лавой атак чертил остро заточенным карандашом, потом брал в руки кисть, и элегантно наводил цветовые гаммы, выправляя тонкие слои краски.
      И вновь стал мочить кисть, вдавливал ее в холст, скорость движения кисти то ускорялась, то становилась настолько медленной, что казалась неподвижной.
      Он старался минимально, но выразительно обозначать все контуры, старательно проводил линии и штрихи, иногда дул на пятно жидкой краски, оживляя контраст.
      Частички краски перемещались под действием ветра то вверх, то вниз, то влево, то вправо.
      В небе гром гремел, но Иван стоял под навесом, вдыхал свежий воздух. И вдруг рядом прошмыгнула его старая бабушка Нора, армянка.
      Она скончалась давно, еще семья Айвазовских (Айвазян) жила тогда в
      Польше.
      Как известно из истории, предки Айвазовского в 18 веке переселились из Западной (Турецкой) Армении в Польшу, где старенькая бабушка Ивана и умерла. Но теперь Ваня видел свою бабулю молодой, высокой и стильной женщиной, с тонким станом. Сплошная грация, в руках зонтик. Точь – точь, Екатерина малая.
      Она взглянула на своего внука, губою презрение вызмеив, молча его приветствовала, сухо помахав рукой, тихо шепнула:
      – Вань, ты рисуй, пиши милый. Авось бог сжалится.
 
      После этого она ушла, Иван совершенно не удивившись появлению давно умершей и воскресшей бабули, доканчивал картину.
 

…

 
      2001 год. Реакторный зал Института Физики.
      Молодой человек по имени Теодор стоял в помещении зала. Он был несколько склонен к полноте, но не толст. Белизна лица, оттененная здоровым румянцем, красивые руки. Грудной голос, мягкий и обаятельный. Он был похож на нежную вазу, которую надо беречь.
      В потертых джинсах, в желтой рубашке, в коричневых макасинах.
      Макасины были модные, но на размер ниже, посему и приятно сжимали его ноги.
      Теодор принадлежал к числу мужчин, у которых в характере была сладкость, приятность, но и эгоистичность. В характере была еле уловимая печаль, иногда необъяснимые провалы памяти, душевные срывы.
      Несколько раз обращался к психотерапевту, но безрезультатно. По национальности метис, наполовину азербайджанец, другая половина помесь русского с греком.
      Чуть выше среднего роста, шатен, на лице веснушки. Обожал российские сигареты, любил пить водку с селедкой. Для него это был праздник особый. Хотя в последнее время ударился в меланхолию, считая, что человек обязан быть в стороне от всяческих потребностей, типа выпивки, табака, наркотиков.
      "Ведь после смерти человек ни в чем не нуждается, он мертв, он прах, а бездыханное тело наркомана не найдет покоя и на том свете, когда его зароют в могилу. Его душа и тело привыкли к дозе. Он будет и ТАМ искать дозу, будет мучиться. Это относится и к алкашам", – из слов Теодора.
      Он любил уединение, размышления, глубокие мысли. Был честолюбив, периодически высказывался в узких кругах о том, как добиться громкой победы. Не важно, в какой сфере, лишь бы она была – победа.
      Он всегда страстно желал, чтоб из него вышел какой нить толк.
      Толк вышел, а бестолочь осталась.
 
      Перед Теодором мощная установка самой современной и сложной техники. Напротив него цифровая аппаратура свисала как ветки деревьев.
      На табличке формула Т = Ф/T+A-N
      Бурлил комплексный эксперимент: звуковые сопровождения в виде четырех акустических систем и кабельной разводки с пультами для подключения микрофонов. Были приложены сетевые кабели.
      Рядом отражательный экран, динамические изображения, диаграммы, схемы, слайды, фотографии.
      Тут же рядышком к локальной сети был подключен персональный компьютер для использования сетевых ресурсов.
      Реакторный зал обладал сверх современным мультимедиапроектором, получающим яркое изображение без дополнительного затемнения, и позволяющий показывать изображение на непрозрачной основе.
      Теодор готовился к страшному и уникальному эксперименту, он хотел вернуть былое время, приблизить будущее, войти промеж световой системы, и оказаться между двумя временами вместе, и лицезреть их одновременно. Он хотел узнать и познать дыхание времени, ощутить универсальный язык, говор живых существ.
      До этого он долго осваивал новую технику и бесперебойно анализировал поверхности времени методом резерфордовского обратного рассеивания ионов.
      На подготовку данного опыта он потратил почти три года. Теперь он хотел автоматизировать полученные данные на основании теоретических разработок.
      Он долго разрабатывал методы построения экспериментальной аппаратуры для изучения амплитудно-фазовой структуры электромагнитных полей на разных частотных диапазонах.
      Ему были очень интересны физические явления микромира.
 
      Теодор на минуту присел, достал свои любимые сигареты 'Кептейн
      Блэк', закурил. На губах сладковатый привкус, кофейный дымок закрутился по залу.
 
      Он включил тумблер микроэлектроники, пошли помехи, слабые гармоничные сигналы, и по радиорелейной, оптической и лучеводной линиям пронесся свободный носитель, металл – полупроводник.
      Главный кабель он подключил к своему сердцу, учитывая валентный угол своих молекул и атомов. Другой кабель он подключил к фазовой диаграмме серы.
      Внезапно начались колебания, толчки, усилились импульсы, затем вновь колебания, колебания, волны, яркий поток света закружился над
      Теодором. Резонанс от колебаний потряс Теодора, мимо глаз как словно птицы пролетели частицы сверхвысокой энергии. Из окна ворвалась в комнату блестящий жирный осетр, хлопнув глазками в знак приветствия, приземлился рядом с Теодором.
      Теодор крикнул в соседнюю комнату:
      – Рота! Принеси мне стакан воды!
      – Щас несу! Потерпи, – послышался тонкий женский голос.
 

…

 
      Теодор парил верхом на осетрине, как счастливая птица летал над земным шаром. Под ним Канада, США. Мимо пролетали самолеты, чуть выше были звезды. Он стал невидим для живых организмов. Теодор украдкой проник в Белый дом в Вашингтоне.
      Во дворе Белого дома красивый фонтан, фонтан красив тем, что скульптору удалось высечь в нем сразу десять писающих мальчиков.
      Хотя мальчиков сейчас нет, они должны быть в школе. Белые колоннады здания, стриженный зеленый газон.
      Теодор беспрепятственно проник внутрь президентских апартаментов, не взирая на охрану и на наличие специалистов по безопасности киберпространства.
      Кабинет Президента США. Комната овальная, строгая мебель, ковры, зеркала, на стене часы.
      Но в комнате, на удивление Теодора сидел отец Джорджа Буша,
      Джордж Буш – старший, экс – президент США.
      Он не видел и не мог видеть Теодора, так как последний превратился в невидимку, он мог манипулировать собой как хотел.
      Джордж Буш старший смотрел телевизор, на экране мелькали сексуальные девушки, топ – модели Америки. Бушу на тот момент было не меньше 75 лет, и в приложение проблемы с эрекцией и со слухом. Он совсем перестал понимать людей, ему было лень заменить батарейки в слуховом аппарате.
      Это нормально, он был настолько стар, что даже проститутки в постели давали ему сдачу. Он схватил трубку телефона, начал прокручивать номера.
      Было видно, что у него появилось 'желание', посему он хотел его удовлетворить хотя бы по телефону.
      Пару раз ему ответили, он молча дал отбой. Потом на случайно набранный номер ему ответил очень молодой женский голос.
      – Алло! Я вас слушаю, говорите. Почему вы молчите? – спрашивает женский голос.
      – …Ты…это…как тебя звать то, милая? – ввязывается в беседу
      Буш – старший.
      – А вы кто?
      – Я твой принц.
      – Кто? О-хо-хо!…Вы меня убиваете. Вам сколько лет?
      – Пизда ровесников не ищет, дорогая.
      – Если ты увидишь мою пизду, то испугаешься, придурок!
      – А она у тебя страшная?
      – Очень!
      – Волосатая? Ты ее не бреешь?
      – Допустим?
      – Если она волосатая, я готов своими зубами выдернуть каждый волосок с твоей пизды, милая.
      – Какой ты бесстыдник, урод!
      – Ой – ой – ой. Слышь! Алло!
 
      В этот момент на том конце провода послышался мужской голос.
      – Мистер, что вам надо? – спрашивает голос.
      – А вы кто? – переспрашивает Буш.
      – Это вы кто?
      – Слушай, передай трубку этой шалаве.
      – Кому?
      – Да шалаве этой! Ты наверно ее ебешь там! Жалко что ли? Дай ей трубку! – настаивает Буш.
      – Да я твою жопу порву, тварь ебаная. Скажи адрес, и я приеду!
      – Да передай трубку ей!
 
      Пип – пип – пип – пип – отбойные гудки.
      Бушу стало не по себе. Опять на экране мелькают почти голенькие девушки, загорают на диком пляже.
      Качнув головой, он медленно прошел в туалет, остановился перед раковиной, стал массировать свой член через брюки, и член стал опухать. Расстегнув халат, он поглядел в зеркало, достал возбужденный член из под трусов, член выглядел для его возраста достаточно приличным.
      Бело – серый, вздрагивает, на головке волосики, и Буш стал его мастурбировать.
      Левой рукой обхватил ствол, а правой интенсивно ласкал головку.
      – Уф…Ах…Эй…Уш…- стонал Буш.
      И вдруг в этот самый желанный момент, в туалет без стука вошел его сын, Джордж Буш младший, нынешний президент Америки. Он вернулся домой к жене из Интернета.
      Буш – старший с членом в правой руке побледнел и робко улыбнулся.
      – Ты это…Джони…Это я так…
      – Папа! Ты что это?!
 
      Понурив голову, Буш младший выйдя от туалета, прошел в гостиную.
      Видно было, что он удручен, подавлен, он молча смотрел в горящий камин в углу залы, в камине огонь потрескивал.
      "Да -а…сначала человек научился добывать огонь, а потом и подливать в него масло", – подумал про себя Буш. И вдруг в этот самый момент Теодор вышел из невидимого состояния.
      Буш поднял на него глаза.
      – Вы кто, мистер? – изумился правитель США.
      – Я из бывшего СССР, сэр, – спешно ответил Теодор.
      – Откуда? – тараща глаза.
      – Из бывшего СССР! Former the USSR from!
      – Как вы сюда попали? Кто вы? – раскрыв рот, упал в кресло Буш.
      – Я пришел сюда поддержать вас, – отвечает Теодор.
      – …Поддержать?…Не понимаю.
      – Да не волнуйтесь вы так, господин президент. Да, вы только что стали свидетелем, как ваш старенький отец занимается онанизмом, но это нормально. Честно нормально. Чтоб получить сетку, надо сшить дырки.
      – Позвольте…Да кто вы вообще?! – Буш взбешен.
      – Господин президент, прочтите, пожалуйста, это. Пожалуйста, прочтите, не побрезгуйте.
      Теодор ему передал, точнее, всучил ему в руки белый листок бумаги, который он вытащил из красной папки.
      Это были стихи, стихи русские, но переведены на инглиш.
      Через секунду Теодор исчез, как Чеширский кот, Буш озирался по сторонам, держа в руке бумагу.
      – Мистика. Точно мистика! Что это было?! – проговаривает про себя
      Буш.
      Но бесполезно, Теодора след уже простыл.
      Буш стал читать стихи.
 
Дрочат прохожие, дрочит полиция,
Дрочат пожарные в нашей столице,
Дрочит бухгалтер и дрочит спортсмен,
Яростно дрочит крутой бизнесмен.
 
 
Дрочат, мозолистыми кулаками,
Дрочат мозолистый пенис руками,
Дрочат татарин, мордвин и аид,
Только проклятый стоит и стоит
 
 
Повар на кухне дрочит в ведро,
Физики в атоме дрочат ядро,
Дрочат, уйдя в онанизм с головой
Нет чтобы акт совершить половой!
 
 
Власть бесполезна, бессильна харизма,
Нам не избавиться от онанизма,
Не запретить и не переучить,
Так и придется до смерти дрочить!
 

…

 
      У Теодора Руми разболелась голова от эксперимента, он устал, опыт прошел удачно. Теперь надо бы проветриться. Он устал парить с липкой осетриной, спустился вниз, сошел с осетрины на асфальт. На него подул свежий морозный ветерок.
      Мимо стоят высотки, желтые окна светятся, а там конфигурации жильцов. Миллионнолобый город жил своей жизнью.
      Он вспомнил свое детство, как он порог осыпал перцем, чтоб защитить свой дом от врагов и сглаза.
      И через пару дней где – то внизу взорвали квартиру, а он внезапно заболел тифом. Мысли прыгали, бежали, и так прогуливаясь, осматриваясь, принюхиваясь, он увидел зоомагазин.
      Зоомагазин располагался в центре Баку, под арками.
      Стоял вечер, посетителей там было мало, магазин готовился к закрытию.
      Теодор стоял в центре, перед аквариумом с пираньями.
      Слева клетка с сиамскими и сибирскими котами, справа корзина с собаками.
      В углу магазина продавщица – девушка тихо болтала с продавцом, парнем 25 лет.
      На Теодора никто не обращал внимания. И вдруг он услышал голоса, говорили животные, они говорили на человеческом языке. По крайней мере язык Теодору был понятен.
      Первым заговорил дог.
      – А!…Теодор!…Явился. Не узнаешь? А? Это я, твой отец. Я сейчас превратился в пса, и меня продают в магазине. Все мы тут,
      Теодор, все! Вон твоя мама, она уже пиранья. Видишь, как плавает, булькает в аквариуме, ищет свою добычу.
 
      Теодор перевел взгляд на аквариум, в нем плавала большая пиранья, она прильнула к стеклу, моргнула Теодору, отчего он отшатнулся назад, но не испугался. Сзади он услышал мяуканье сиамского кота.
      – Ау! Мяу, мяу!…Теодорчик, не признал меня ты. Это я, твой дядя, брат отца, помнишь? Вот. Как видишь, теперь нас покупают, мы в магазине, вот.
      Как ты живешь, как здоровье?
 
      Теодор покрутил язык во рту, хотел ответить, но вместо слов вышла нечленораздельная фраза.
      Теодор убежал из зоомагазина, быстрыми шагами, впопыхах, добежал домой, рухнул на диван, включил пультом телевизор.
      На экране говорил Президент. Он стоял на сцене, что – то говорил, громил кулаком, потом резко замер…
      – Блин…опять загружается, у него 'рефреш' пошел, – шмякнул про себя Теодор. – Я уже столько раз говорил, что наш Президент – это робот, у него в организме провода и батареи. Вот, вон, вон, у него аккумулятор сел. Видно надо его перезагрузить.
      Взорвался его мобильник. Теодор взял в руки сотовый телефон.
      – Да, алло! А!…Жора! Ну что, ты достал прибор? Отлично.
 
      Жора работал на приборостроительном заводе, он смастерил датчик, который выявляет голубых, гомиков. Жора был опытным и талантливым механиком, фанат своего дела. Кандидат химических наук. Любил экспериментировать, один день капнул канифолью в глаз собаке, ей разъело пол головы. Жуткая вещь, эта химия…
      Правда, он только недавно приступил, вернулся к делам. Месяц как выписался с больницы. Его друг купил машину, и его нашли с перерезанными венами.
      Теодор хотел прикрепить этот Жорин датчик в себя, и зайти с ним в
      Кабинет Министров.
      Все случилось так, как и предполагал Теодор.
      Он с Жорой встретился на приморском бульваре, тот ему всучил в руки датчик, и они молча разошлись.
      Теодор вошел в Кабинет министров спокойно и мирно, его никто не задержал. Полицейский пытался было остановить его, но увидев глаза
      Теодора, пропустил. Теодор прошелся дальше по ковровому коридору.
      Оттуда наверх, на третий, на четвертый этаж.
      Мимо проходили министры, заместители министров, прочие высокие чины.
      Датчик Теодора заиграл, забулькал, затрезвонил.
      – Е – мое! Сколько голубых! Вон, этого же министра вчера показывали по телику, и он педрила! Елки палки!
      А этот, вон, он управляет целым комплексом, и он педик.
      Датчик гремел и звонил. На него оборачивались в коридоре.
      Теодор вошел в приемную к Вице – премьер Министру.
      В приемной было очень много людей. Все разом обернулись на
      Теодора, от которого шли звонки, будто он нажимал на звонок. А он молча стоял в стороне, руки по швам, а датчик все громыхал.
      – Бл…!…Что творится а! Картина называется: педрилы – все чины Азербайджана!
 
      Он это сказал громко, звучно, на него обернулись, искоса посмотрел один толстый представительный дядька в галстуке.
      – Вы это кому, товарищ? – к нему подошел зам министра, стройный мужчина лет пятидесяти.
      – Да о всех почти тут! Избавления нет от них, – как – то быстро проговорил Теодор.
      – Позвольте, позвольте!…, – привстал мужчина с брюшком. Он подошел вплотную к Теодору, лицо его было красным. Он глядел на него тяжелым взглядом, потом по его уголкам рта пробежало подобие улыбки.
      Он моргнул Теодору, и вышел из приемной.
 
      Теодор еще продолжал стоять в приемной, потом что – то резко вспомнил, и выбежал в коридор.
      Прошелся по ковру, и вдруг услышал сзади, как за ним бежит Вице -
      Премьер Министр: высокий лысый смешной человек.
      Он орал в след Теодору:
      – Найду! Загоню! Доконаю! Замучу!
 

…

 
      Молодая женщина, ее звали Рота, подлетела на осетрине в Париж.
      Привязала осетра к дереву, пошла на стадион.
      Курилка стадиона 'Парк де Пренс' в Париже. 1938 год. Чемпионат мира по футболу, финальный матч Бразилия – Италия. Перерыв на 15 минут.
      Гитлер и Сталин обсуждают первый тайм. Чуть дальше от них стоит
      Рота.
      Она на глаза наводит марафет, и одним глазом приглядывает, прислушивается к беседе Гитлера со Сталиным.
      Два диктатора, вальяжно потягивая трубки, завели беседу:
 
      Позволю себе заметить, многоуважаемый Иосиф Виссарионович, что, абстрагируясь от частностей, создается неловкое впечатление, что вы
      ЧМО и неотесанная гнида. Это как ясен хрен.
      – Прошу прощения, но я должен вам заметить, что
      – О нет, не нужно, хватит…
      – Нет уж, я скажу! А хули, мы тоже люди! Со всем уважением к вам, вынужден констатировать тот неопровержимый факт, что вы, без должной скромности, карякский гид и ахтунг – ЧМО.
      – Но, прошу обратить ваше внимание, что с точки зрения диалектической физиологии, и ввиду падения атмосферного давления, плотности и температуры воздуха, от которой также зависит скорость звука, вы, фактически жестокий лесбиян.
      – Банальность вашего силлогизма свидетельствует и ярко демонстрирует ваш эмпирический подход к сравнительному анализированию индивидуумов, как вида, что путем, отнюдь не гипотеза, но аксиома показывает какой вы усеныч, немецкий сломанный процессор, несчастный ефрейтор и ебаный ганс!
      – Мой искренний друг! Я прошу вас воспринимать этот аргумент как данность, носящую исключительно смысловую нагрузку, что, соответственно, не позволяет делать ее причиной, а ставит лишь в положение следствия, а посему вы усатая ебун гора и охуевший бабкин внук! Мустанг хренов!
      – Предположу, с вполне вероятной и оправданной уверенностью, что онтология вашей индуктивности остается загадкой для логического восприятия адекватного мышления, ибо асимметричность вами высказанного, опровергает общепринятые формы рациональности и упорядоченности мыслительного процесса, так как вы полный озоновый член, баварский танкер и лесное уебище!
      – Многоуважаемый диктатор! Формальность вашего столь пренебрежительного поведения носит исключительно атрибутивный характер, без малейшей доли позитивизма, и, в действительности, не отражает и не дифференцирует, как формы, так и содержания вышеупомянутого вами, но так или иначе вы грузинский гурвинек, горская снегурка, и вы всегда будете сосать член хором!
      – Товарищ Гитлер. Вы далеки от центризма, и потому, как у вас присутствует эмоциональная связь с электоратом, и по всей теории банальной эрудиции, вы есть нумерной долбайоб.
      – Ах Сталин, Сталин…По законам структруирования времени ясно, что человек обособлен, но он должен быть доступен для социальных контактов, и не зависимо от его близости с матрицей деятельности, я заявляю вам с полной серьезностью, что вы рабочий ротик и канализация.
      – Адольф! Все принципы трансакционного анализа показывают, что родительское программирование в ваши пластичные годы не удалось провести, так как вы вечно голодный подсрачник и жопоненавистник.
      – Иосиф! Я понимаю, что в упругих и акустических телах могут возникнуть механические колебания, и исходя из логарифмических звуков и интерференции звука я нахожу, что вы вонючий дрочер и продажный гомофоб.
      – Вы затронули хорошую тему, коллега. Ведь ультразвуковая дефектоскопия металлов и ультразвуковая технология обработки, гидроакустическое зхолотирование и телеметрия вам не подвластна, посему вы жеманный шакал, пижонский обсос и анальная дефлорация.
      – Мне нравятся ваши идеи, дружище! Но вы забыли одну деталь. Все мы знаем, что скорость звука в газе равна корню квадратному из отношения статического давления газа к его плотности. Это формула
      Ньютона. Из этого следует, что вы кавказский жук – пожарник, восьмичленный мутант, копченное хамло и кисло – молочная фауна.
      – Однако вот уже и второй тайм! Позвольте откланяться, дорогой мой коллега! Рад был полемизировать с вами!
      – С глубоким уважением и признательностью, хотел бы отметить, что был счастлив провести с вами, Диктатор, столь глубокий и содержательный диалог! Искренне польщен вами и до встречи!
 
      Диктаторы удалились, Рота криво усмехнувшись, поплелась за ними.
 

…

 
      На улице послышался гром. Теодор шел по дождливой улице, скитался по улочкам, на его голову лили толстые струи дождя, словно жгут, он весь промок. Кругом все сыро, серо, уныло и тоскливо. Губы с холода хурмеют.
      Как ему это надоело, он весь промозглый в подъезд забежал, и прямо попал в паутину. Большая паутина, он барахтался в ней, потом кое – как оттуда вылез.
      – Тьфу, сука!…Это осень, осень. А так все нормально, – громко шубнул он.
 
      Поймав такси, поехал домой. Машина летела, мотором урча, бегут дома, за видом вид. Сиденье казалось льдом. Город большой до обиды.
      По радио передавали цыганский романс.
      Пулей влетел домой, забежал на середину, открыл секретер, а там большие пачки американских долларов.
      Он считал и считал купюры, они не кончались. Ему в голову взбрела идея.
 
      На следующий день он увидел дворника у дома, тот в оранжевом фартуке подметал улицу меж домовьих камней. Это был 50 летний русский мужик, с толстым женским лицом. Такие лица имели старые бабули, которые в печке жарили пирожки. Он кивнул Теодору, продолжая сметать по задворкам своей метелкой.
      – Слышь, как тебя звать? – спросил Теодор его в упор.
      – Леша…А что такое?
      – Пошли ко мне. Пошли, пошли, не бойся, – он поманил его к себе.
      – Да я не боюсь. Мне нечего бояться, – удивленно последовал за
      Теодором дворник Леша со своей метлой.
 
      Теодора несло, несло и несло.
      Они уселись в квартире за журнальным столиком. В окно солнце так и манит, день ясен как пойманный шпион. Теодор стянул с себя золотистую куртку, бросил пачку денег перед Лешей.
      – Бери парень, пожи. Время – не просто деньги, а валюта. И у каждого человека – свой курс. Так что, бери, бери, пока не передумал
      – откинулся назад Теодор.
      – Для чего? Зачем? Кому? – бритвой луча глазами, запясил Леша.
      Мозги его шевелили тревогой.
 
      Теодор ему о чем – то долго говорил. Они лакали холодный чай, и долго гутарили.
      – Я все понял, Теодор, – говорил Леша. – Я стал богатым ныне, оставаясь дворником. Так? Но ничто так не отбивает желание работать, как высокая зарплата.
      – Это ничего, Леха, ничего. Счастье не в деньгах, они где – то рядом с ними! – воскликнул Теодор.
      Теперь сцена через недельку была такова: Леша на Джипе приезжал на свою прежнюю работу, надевал фартук, опять подметал.
      Обедал в ресторане 'Оскар', чем удивлял всех знающих его соседей и людей.
      Леша довольный выходил из ресторана, зубочистка во рту, окатил глазами всех изумленных людишек. Они полукругом ели его глазами.
      Среди них были профессора и писатели, менты и врачи. А Леша резко стал богатым, оставаясь дворником. Леша так посмотрел на них, так посмотрел, и громко дурбанул:
      – Родные! Любимые! Любите меня, да!? Вы ведь меня любите?! Так уж слушайте: главное деньги! Деньги! Они всех свели с ума! Не бойтесь денег, и они вас найдут.
 
      Со стороны Теодор глядел на это, развлекаясь. Он хотел сломить людскую психику, сделав дворника миллионером. Они часто общались с
      Лешей, тот периодически отчитывался перед Теодором.
      Уже обнаглел, чуть нос задрал. Деньги – ужаснейшая дрянь, они могут из любой скотины сделать человека. Вскоре эта игра надоела
      Теодору, он понял грязную суть доллара.
      Они встретились в последний раз, на сей раз сидели у Леши дома.
      Его жена, Матильда, полная женщина лет 40, типичная дурында, накрывала стол.
      На белой скатерти стояла тарелка с дымящимися картошкой и мясом, соленые огурчики, серый хлеб, русская водка.
      Леша рычал на жену, требовал принести то или это, она скакала как кенгуру, сохраняя обаяние, Леша же просто выказывался перед
      Теодором. Пьяным уже был.
      – Слышь, Теодор, хоть ты меня и сделал человеком, но я то!…я то дворянин! Я русский дворянин! Мой дед кадетом был – важно крикнул Леша.
      – Кадетом? – переспросил Теодор. – Если у тебя голубая кровь, то чего ж такая красная рожа?!
      – Ты Теодор это брось! Мой дед кадет! И это козырь мой! Понял, ко
      – зырь! – орал Леша.
      – Да-а-а. Как мало человеку нужно для счастья, – заметил Теодор.
      – Согласен. Но ведь даже этого нет! – жадно тюбнул Леша. – Тебе то что, Теодор. У тебя все есть! А плевать на все можно только тогда, когда все у тебя есть. Ты великий, Теодор. Ты гений! Я горжусь нашей дружбой. Леша стал рассыпаться в любезностях, не боясь, что потом его будет трудно собрать.
      Теодор резко привстав, быстро зашагал в коридор, будто что – то забыл, и ему надо срочно ехать. Надел куртку, и вышел в блок. Ему противно стало, затошнило от Леши.
      Через пару дней Теодор пил пиво, закусывая его солеными мухами, и вдруг он получает факс, его карман пипикнул, бумага вылетела, и
      Теодор читает:
 
      'Дорогой Теодор! Ваша идея с дворником рухнула! Хоть он и стал богаче, но остался все – таки дворником. Так лучше быть педагогом, получать свои гроши, чем на Джипе ездить, ходить в костюме 'Кельвин
      Кляйн', кушать осетрину и черную икру, но убирать с подворотни дерьмо. Это цыплячье богатство'.
      Жильцы кооперативного дома.
 

…

 
      Белый катер разрезал волны, ветер волосы колышет. Прохладный бриз нежно ласкал лицо. Пассажиры забились в кабины, остальные стояли на палубе. Парни курили, влюбленные парочки шушукались, дети метали в море огрызки яблок.