…

 
      Москва, 2003 год, июнь месяц. Черный лимузин с президентом России
      Владимиром Путиным выехал по Димитровскому проспекту, двинулся дальше, за город, в резиденцию президента Российской Федерации.
      Эскорт черных Джипов сопровождал первое лицо государства. У обочины стояли москвичи, жители столицы, сотрудники ГАИ оцепили все окраины проезжей части дороги.
      Через час Президент заехал в свою резиденцию, состоящую из зеленой лужайки, фонтанчика, тойтерьер бегал по асфальту, повсюду рассыпались сотрудники Охраны правителя России.
      Путин поблагодарил всех, попрощался, вошел в дом.
      Он устал, сегодняшний день был утомителен: телефонная беседа с
      Саакашвили, Ким Чен Иром и прочими полностью вывели его из равновесия.
      Владимир Владимирович вытер лоб черным носовым платком, кивнул прислуге, прошелся дальше.
      Прямо перед гостиной стояла Людмила Путина, первая леди России.
      – Привет Вов, ну как ты? – она машет веером перед своим лицом.
      – Устал Людок, очень устал. Сегодня наверное рано лягу спать, – сказал, и пошел дальше, в сторону ванной комнаты.
 

…

 
      1835 год, июль месяц. Крым, пригород Феодосии. В тот ненастный дождливый день, когда в небе разгром и молния, Иван Айвазовский, тогда еще малоизвестный художник, сидел перед домом, работая кисть по холсту
      Это был кучерявый пухленький парень, уже самодовольный, со своим правом, своей идеей. Он считал так: чтобы о нем не думали, он всегда прав. Любил он живопись, картины, он вообще хотел любить, но никто не соглашался.
      Ваня собирался нанести на холст небольшой эскиз, но в этот момент его внимание отвлек маленький мальчик. Пацану было от силы лет десять. Он бежал вниз, по дороге к шумевшему морю.
      Иван что – то крикнул вдогонку пацану, малыш махнул рукой, и помчался вниз. Айвазовский привстал, и неожиданно для себя, подобрав с земли острый камешек, кинул его мальчику и попал ему в глаз. Пацан схватившись за глаз, плюхнулся в грязь и стал так орать и кричать, что душу коряжило.
      – Аа-ай!!! Маа-маа! Ай-ай-ай! У-у-у-у! О-о-о-о!
      Он кружился в грязи и кричал, долго кричал. Его было жаль, но
      Айвазовский зачем то усмехнулся, повернулся уйти Кругом была страшная грязь, шел сильный ливень.
      Воистину о глубине лужи узнаешь, когда попадаешь в нее. Иван подняв глаза, онемел от ужаса.
      Перед ним стоял Иуда. Иуда только рукой указал в сторону холста, держа в руке его кисть.
      Иван Айвазовский со страха упал в обморок, на минуту потерял сознание, и, очнувшись, ничего странного больше не увидел. Образ
      Иуды исчез.
      Но рука Ивана потянулась за кистью, жест Иуды вошел в его сердце как стрела в амурно – лировой охоте.
      Ваня мокнул кисть в гуашь, стал писать на холсте.
      Писал долго, работал с такой силой, что капли пота струями текли с его лба. Пальцы сами без натуги писали пейзаж на холсте, писали быстро, будто за ним гнались гончие.
      Он искал потерянный край, лавой атак чертил остро заточенным карандашом, потом брал в руки кисть, и элегантно наводил цветовые гаммы, выправляя тонкие слои краски.
      И вновь стал мочить кисть, вдавливал ее в холст, скорость движения кисти то ускорялась, то становилась настолько медленной, что казалась неподвижной.
      Он старался минимально, но выразительно обозначать все контуры, старательно проводил линии и штрихи, иногда дул на пятно жидкой краски, оживляя контраст.
      Частички краски перемещались под действием ветра то вверх, то вниз, то влево, то вправо.
      В небе гром гремел, но Иван стоял под навесом, вдыхал свежий воздух. И вдруг рядом прошмыгнула его старая бабушка Нора, армянка.
      Она скончалась давно, еще семья Айвазовских (Айвазян) жила тогда в
      Польше.
      Как известно из истории, предки Айвазовского в 18 веке переселились из Западной (Турецкой) Армении в Польшу, где старенькая бабушка Ивана и умерла. Но теперь Ваня видел свою бабулю молодой, высокой и стильной женщиной, с тонким станом. Сплошная грация, в руках зонтик. Точь – точь, Екатерина малая.
      Она взглянула на своего внука, губою презрение вызмеив, молча его приветствовала, сухо помахав рукой, тихо шепнула:
      – Вань, ты рисуй, пиши милый. Авось бог сжалится.
 
      После этого она ушла, Иван совершенно не удивившись появлению давно умершей и воскресшей бабули, доканчивал картину.
 

…

 
      2001 год. Реакторный зал Института Физики.
      Молодой человек по имени Теодор стоял в помещении зала. Он был несколько склонен к полноте, но не толст. Белизна лица, оттененная здоровым румянцем, красивые руки. Грудной голос, мягкий и обаятельный. Он был похож на нежную вазу, которую надо беречь.
      В потертых джинсах, в желтой рубашке, в коричневых макасинах.
      Макасины были модные, но на размер ниже, посему и приятно сжимали его ноги.
      Теодор принадлежал к числу мужчин, у которых в характере была сладкость, приятность, но и эгоистичность. В характере была еле уловимая печаль, иногда необъяснимые провалы памяти, душевные срывы.
      Несколько раз обращался к психотерапевту, но безрезультатно. По национальности метис, наполовину азербайджанец, другая половина помесь русского с греком.
      Чуть выше среднего роста, шатен, на лице веснушки. Обожал российские сигареты, любил пить водку с селедкой. Для него это был праздник особый. Хотя в последнее время ударился в меланхолию, считая, что человек обязан быть в стороне от всяческих потребностей, типа выпивки, табака, наркотиков.
      "Ведь после смерти человек ни в чем не нуждается, он мертв, он прах, а бездыханное тело наркомана не найдет покоя и на том свете, когда его зароют в могилу. Его душа и тело привыкли к дозе. Он будет и ТАМ искать дозу, будет мучиться. Это относится и к алкашам", – из слов Теодора.
      Он любил уединение, размышления, глубокие мысли. Был честолюбив, периодически высказывался в узких кругах о том, как добиться громкой победы. Не важно, в какой сфере, лишь бы она была – победа.
      Он всегда страстно желал, чтоб из него вышел какой нить толк.
      Толк вышел, а бестолочь осталась.
 
      Перед Теодором мощная установка самой современной и сложной техники. Напротив него цифровая аппаратура свисала как ветки деревьев.
      На табличке формула Т = Ф/T+A-N
      Бурлил комплексный эксперимент: звуковые сопровождения в виде четырех акустических систем и кабельной разводки с пультами для подключения микрофонов. Были приложены сетевые кабели.
      Рядом отражательный экран, динамические изображения, диаграммы, схемы, слайды, фотографии.
      Тут же рядышком к локальной сети был подключен персональный компьютер для использования сетевых ресурсов.
      Реакторный зал обладал сверх современным мультимедиапроектором, получающим яркое изображение без дополнительного затемнения, и позволяющий показывать изображение на непрозрачной основе.
      Теодор готовился к страшному и уникальному эксперименту, он хотел вернуть былое время, приблизить будущее, войти промеж световой системы, и оказаться между двумя временами вместе, и лицезреть их одновременно. Он хотел узнать и познать дыхание времени, ощутить универсальный язык, говор живых существ.
      До этого он долго осваивал новую технику и бесперебойно анализировал поверхности времени методом резерфордовского обратного рассеивания ионов.
      На подготовку данного опыта он потратил почти три года. Теперь он хотел автоматизировать полученные данные на основании теоретических разработок.
      Он долго разрабатывал методы построения экспериментальной аппаратуры для изучения амплитудно-фазовой структуры электромагнитных полей на разных частотных диапазонах.
      Ему были очень интересны физические явления микромира.
 
      Теодор на минуту присел, достал свои любимые сигареты 'Кептейн
      Блэк', закурил. На губах сладковатый привкус, кофейный дымок закрутился по залу.
 
      Он включил тумблер микроэлектроники, пошли помехи, слабые гармоничные сигналы, и по радиорелейной, оптической и лучеводной линиям пронесся свободный носитель, металл – полупроводник.
      Главный кабель он подключил к своему сердцу, учитывая валентный угол своих молекул и атомов. Другой кабель он подключил к фазовой диаграмме серы.
      Внезапно начались колебания, толчки, усилились импульсы, затем вновь колебания, колебания, волны, яркий поток света закружился над
      Теодором. Резонанс от колебаний потряс Теодора, мимо глаз как словно птицы пролетели частицы сверхвысокой энергии. Из окна ворвалась в комнату блестящий жирный осетр, хлопнув глазками в знак приветствия, приземлился рядом с Теодором.
      Теодор крикнул в соседнюю комнату:
      – Рота! Принеси мне стакан воды!
      – Щас несу! Потерпи, – послышался тонкий женский голос.
 

…

 
      Теодор парил верхом на осетрине, как счастливая птица летал над земным шаром. Под ним Канада, США. Мимо пролетали самолеты, чуть выше были звезды. Он стал невидим для живых организмов. Теодор украдкой проник в Белый дом в Вашингтоне.
      Во дворе Белого дома красивый фонтан, фонтан красив тем, что скульптору удалось высечь в нем сразу десять писающих мальчиков.
      Хотя мальчиков сейчас нет, они должны быть в школе. Белые колоннады здания, стриженный зеленый газон.
      Теодор беспрепятственно проник внутрь президентских апартаментов, не взирая на охрану и на наличие специалистов по безопасности киберпространства.
      Кабинет Президента США. Комната овальная, строгая мебель, ковры, зеркала, на стене часы.
      Но в комнате, на удивление Теодора сидел отец Джорджа Буша,
      Джордж Буш – старший, экс – президент США.
      Он не видел и не мог видеть Теодора, так как последний превратился в невидимку, он мог манипулировать собой как хотел.
      Джордж Буш старший смотрел телевизор, на экране мелькали сексуальные девушки, топ – модели Америки. Бушу на тот момент было не меньше 75 лет, и в приложение проблемы с эрекцией и со слухом. Он совсем перестал понимать людей, ему было лень заменить батарейки в слуховом аппарате.
      Это нормально, он был настолько стар, что даже проститутки в постели давали ему сдачу. Он схватил трубку телефона, начал прокручивать номера.
      Было видно, что у него появилось 'желание', посему он хотел его удовлетворить хотя бы по телефону.
      Пару раз ему ответили, он молча дал отбой. Потом на случайно набранный номер ему ответил очень молодой женский голос.
      – Алло! Я вас слушаю, говорите. Почему вы молчите? – спрашивает женский голос.
      – …Ты…это…как тебя звать то, милая? – ввязывается в беседу
      Буш – старший.
      – А вы кто?
      – Я твой принц.
      – Кто? О-хо-хо!…Вы меня убиваете. Вам сколько лет?
      – Пизда ровесников не ищет, дорогая.
      – Если ты увидишь мою пизду, то испугаешься, придурок!
      – А она у тебя страшная?
      – Очень!
      – Волосатая? Ты ее не бреешь?
      – Допустим?
      – Если она волосатая, я готов своими зубами выдернуть каждый волосок с твоей пизды, милая.
      – Какой ты бесстыдник, урод!
      – Ой – ой – ой. Слышь! Алло!
 
      В этот момент на том конце провода послышался мужской голос.
      – Мистер, что вам надо? – спрашивает голос.
      – А вы кто? – переспрашивает Буш.
      – Это вы кто?
      – Слушай, передай трубку этой шалаве.
      – Кому?
      – Да шалаве этой! Ты наверно ее ебешь там! Жалко что ли? Дай ей трубку! – настаивает Буш.
      – Да я твою жопу порву, тварь ебаная. Скажи адрес, и я приеду!
      – Да передай трубку ей!
 
      Пип – пип – пип – пип – отбойные гудки.
      Бушу стало не по себе. Опять на экране мелькают почти голенькие девушки, загорают на диком пляже.
      Качнув головой, он медленно прошел в туалет, остановился перед раковиной, стал массировать свой член через брюки, и член стал опухать. Расстегнув халат, он поглядел в зеркало, достал возбужденный член из под трусов, член выглядел для его возраста достаточно приличным.
      Бело – серый, вздрагивает, на головке волосики, и Буш стал его мастурбировать.
      Левой рукой обхватил ствол, а правой интенсивно ласкал головку.
      – Уф…Ах…Эй…Уш…- стонал Буш.
      И вдруг в этот самый желанный момент, в туалет без стука вошел его сын, Джордж Буш младший, нынешний президент Америки. Он вернулся домой к жене из Интернета.
      Буш – старший с членом в правой руке побледнел и робко улыбнулся.
      – Ты это…Джони…Это я так…
      – Папа! Ты что это?!
 
      Понурив голову, Буш младший выйдя от туалета, прошел в гостиную.
      Видно было, что он удручен, подавлен, он молча смотрел в горящий камин в углу залы, в камине огонь потрескивал.
      "Да -а…сначала человек научился добывать огонь, а потом и подливать в него масло", – подумал про себя Буш. И вдруг в этот самый момент Теодор вышел из невидимого состояния.
      Буш поднял на него глаза.
      – Вы кто, мистер? – изумился правитель США.
      – Я из бывшего СССР, сэр, – спешно ответил Теодор.
      – Откуда? – тараща глаза.
      – Из бывшего СССР! Former the USSR from!
      – Как вы сюда попали? Кто вы? – раскрыв рот, упал в кресло Буш.
      – Я пришел сюда поддержать вас, – отвечает Теодор.
      – …Поддержать?…Не понимаю.
      – Да не волнуйтесь вы так, господин президент. Да, вы только что стали свидетелем, как ваш старенький отец занимается онанизмом, но это нормально. Честно нормально. Чтоб получить сетку, надо сшить дырки.
      – Позвольте…Да кто вы вообще?! – Буш взбешен.
      – Господин президент, прочтите, пожалуйста, это. Пожалуйста, прочтите, не побрезгуйте.
      Теодор ему передал, точнее, всучил ему в руки белый листок бумаги, который он вытащил из красной папки.
      Это были стихи, стихи русские, но переведены на инглиш.
      Через секунду Теодор исчез, как Чеширский кот, Буш озирался по сторонам, держа в руке бумагу.
      – Мистика. Точно мистика! Что это было?! – проговаривает про себя
      Буш.
      Но бесполезно, Теодора след уже простыл.
      Буш стал читать стихи.
 
Дрочат прохожие, дрочит полиция,
Дрочат пожарные в нашей столице,
Дрочит бухгалтер и дрочит спортсмен,
Яростно дрочит крутой бизнесмен.
 
 
Дрочат, мозолистыми кулаками,
Дрочат мозолистый пенис руками,
Дрочат татарин, мордвин и аид,
Только проклятый стоит и стоит
 
 
Повар на кухне дрочит в ведро,
Физики в атоме дрочат ядро,
Дрочат, уйдя в онанизм с головой
Нет чтобы акт совершить половой!
 
 
Власть бесполезна, бессильна харизма,
Нам не избавиться от онанизма,
Не запретить и не переучить,
Так и придется до смерти дрочить!
 

…

 
      У Теодора Руми разболелась голова от эксперимента, он устал, опыт прошел удачно. Теперь надо бы проветриться. Он устал парить с липкой осетриной, спустился вниз, сошел с осетрины на асфальт. На него подул свежий морозный ветерок.
      Мимо стоят высотки, желтые окна светятся, а там конфигурации жильцов. Миллионнолобый город жил своей жизнью.
      Он вспомнил свое детство, как он порог осыпал перцем, чтоб защитить свой дом от врагов и сглаза.
      И через пару дней где – то внизу взорвали квартиру, а он внезапно заболел тифом. Мысли прыгали, бежали, и так прогуливаясь, осматриваясь, принюхиваясь, он увидел зоомагазин.
      Зоомагазин располагался в центре Баку, под арками.
      Стоял вечер, посетителей там было мало, магазин готовился к закрытию.
      Теодор стоял в центре, перед аквариумом с пираньями.
      Слева клетка с сиамскими и сибирскими котами, справа корзина с собаками.
      В углу магазина продавщица – девушка тихо болтала с продавцом, парнем 25 лет.
      На Теодора никто не обращал внимания. И вдруг он услышал голоса, говорили животные, они говорили на человеческом языке. По крайней мере язык Теодору был понятен.
      Первым заговорил дог.
      – А!…Теодор!…Явился. Не узнаешь? А? Это я, твой отец. Я сейчас превратился в пса, и меня продают в магазине. Все мы тут,
      Теодор, все! Вон твоя мама, она уже пиранья. Видишь, как плавает, булькает в аквариуме, ищет свою добычу.
 
      Теодор перевел взгляд на аквариум, в нем плавала большая пиранья, она прильнула к стеклу, моргнула Теодору, отчего он отшатнулся назад, но не испугался. Сзади он услышал мяуканье сиамского кота.
      – Ау! Мяу, мяу!…Теодорчик, не признал меня ты. Это я, твой дядя, брат отца, помнишь? Вот. Как видишь, теперь нас покупают, мы в магазине, вот.
      Как ты живешь, как здоровье?
 
      Теодор покрутил язык во рту, хотел ответить, но вместо слов вышла нечленораздельная фраза.
      Теодор убежал из зоомагазина, быстрыми шагами, впопыхах, добежал домой, рухнул на диван, включил пультом телевизор.
      На экране говорил Президент. Он стоял на сцене, что – то говорил, громил кулаком, потом резко замер…
      – Блин…опять загружается, у него 'рефреш' пошел, – шмякнул про себя Теодор. – Я уже столько раз говорил, что наш Президент – это робот, у него в организме провода и батареи. Вот, вон, вон, у него аккумулятор сел. Видно надо его перезагрузить.
      Взорвался его мобильник. Теодор взял в руки сотовый телефон.
      – Да, алло! А!…Жора! Ну что, ты достал прибор? Отлично.
 
      Жора работал на приборостроительном заводе, он смастерил датчик, который выявляет голубых, гомиков. Жора был опытным и талантливым механиком, фанат своего дела. Кандидат химических наук. Любил экспериментировать, один день капнул канифолью в глаз собаке, ей разъело пол головы. Жуткая вещь, эта химия…
      Правда, он только недавно приступил, вернулся к делам. Месяц как выписался с больницы. Его друг купил машину, и его нашли с перерезанными венами.
      Теодор хотел прикрепить этот Жорин датчик в себя, и зайти с ним в
      Кабинет Министров.
      Все случилось так, как и предполагал Теодор.
      Он с Жорой встретился на приморском бульваре, тот ему всучил в руки датчик, и они молча разошлись.
      Теодор вошел в Кабинет министров спокойно и мирно, его никто не задержал. Полицейский пытался было остановить его, но увидев глаза
      Теодора, пропустил. Теодор прошелся дальше по ковровому коридору.
      Оттуда наверх, на третий, на четвертый этаж.
      Мимо проходили министры, заместители министров, прочие высокие чины.
      Датчик Теодора заиграл, забулькал, затрезвонил.
      – Е – мое! Сколько голубых! Вон, этого же министра вчера показывали по телику, и он педрила! Елки палки!
      А этот, вон, он управляет целым комплексом, и он педик.
      Датчик гремел и звонил. На него оборачивались в коридоре.
      Теодор вошел в приемную к Вице – премьер Министру.
      В приемной было очень много людей. Все разом обернулись на
      Теодора, от которого шли звонки, будто он нажимал на звонок. А он молча стоял в стороне, руки по швам, а датчик все громыхал.
      – Бл…!…Что творится а! Картина называется: педрилы – все чины Азербайджана!
 
      Он это сказал громко, звучно, на него обернулись, искоса посмотрел один толстый представительный дядька в галстуке.
      – Вы это кому, товарищ? – к нему подошел зам министра, стройный мужчина лет пятидесяти.
      – Да о всех почти тут! Избавления нет от них, – как – то быстро проговорил Теодор.
      – Позвольте, позвольте!…, – привстал мужчина с брюшком. Он подошел вплотную к Теодору, лицо его было красным. Он глядел на него тяжелым взглядом, потом по его уголкам рта пробежало подобие улыбки.
      Он моргнул Теодору, и вышел из приемной.
 
      Теодор еще продолжал стоять в приемной, потом что – то резко вспомнил, и выбежал в коридор.
      Прошелся по ковру, и вдруг услышал сзади, как за ним бежит Вице -
      Премьер Министр: высокий лысый смешной человек.
      Он орал в след Теодору:
      – Найду! Загоню! Доконаю! Замучу!
 

…

 
      Молодая женщина, ее звали Рота, подлетела на осетрине в Париж.
      Привязала осетра к дереву, пошла на стадион.
      Курилка стадиона 'Парк де Пренс' в Париже. 1938 год. Чемпионат мира по футболу, финальный матч Бразилия – Италия. Перерыв на 15 минут.
      Гитлер и Сталин обсуждают первый тайм. Чуть дальше от них стоит
      Рота.
      Она на глаза наводит марафет, и одним глазом приглядывает, прислушивается к беседе Гитлера со Сталиным.
      Два диктатора, вальяжно потягивая трубки, завели беседу:
 
      Позволю себе заметить, многоуважаемый Иосиф Виссарионович, что, абстрагируясь от частностей, создается неловкое впечатление, что вы
      ЧМО и неотесанная гнида. Это как ясен хрен.
      – Прошу прощения, но я должен вам заметить, что
      – О нет, не нужно, хватит…
      – Нет уж, я скажу! А хули, мы тоже люди! Со всем уважением к вам, вынужден констатировать тот неопровержимый факт, что вы, без должной скромности, карякский гид и ахтунг – ЧМО.
      – Но, прошу обратить ваше внимание, что с точки зрения диалектической физиологии, и ввиду падения атмосферного давления, плотности и температуры воздуха, от которой также зависит скорость звука, вы, фактически жестокий лесбиян.
      – Банальность вашего силлогизма свидетельствует и ярко демонстрирует ваш эмпирический подход к сравнительному анализированию индивидуумов, как вида, что путем, отнюдь не гипотеза, но аксиома показывает какой вы усеныч, немецкий сломанный процессор, несчастный ефрейтор и ебаный ганс!
      – Мой искренний друг! Я прошу вас воспринимать этот аргумент как данность, носящую исключительно смысловую нагрузку, что, соответственно, не позволяет делать ее причиной, а ставит лишь в положение следствия, а посему вы усатая ебун гора и охуевший бабкин внук! Мустанг хренов!
      – Предположу, с вполне вероятной и оправданной уверенностью, что онтология вашей индуктивности остается загадкой для логического восприятия адекватного мышления, ибо асимметричность вами высказанного, опровергает общепринятые формы рациональности и упорядоченности мыслительного процесса, так как вы полный озоновый член, баварский танкер и лесное уебище!
      – Многоуважаемый диктатор! Формальность вашего столь пренебрежительного поведения носит исключительно атрибутивный характер, без малейшей доли позитивизма, и, в действительности, не отражает и не дифференцирует, как формы, так и содержания вышеупомянутого вами, но так или иначе вы грузинский гурвинек, горская снегурка, и вы всегда будете сосать член хором!
      – Товарищ Гитлер. Вы далеки от центризма, и потому, как у вас присутствует эмоциональная связь с электоратом, и по всей теории банальной эрудиции, вы есть нумерной долбайоб.
      – Ах Сталин, Сталин…По законам структруирования времени ясно, что человек обособлен, но он должен быть доступен для социальных контактов, и не зависимо от его близости с матрицей деятельности, я заявляю вам с полной серьезностью, что вы рабочий ротик и канализация.
      – Адольф! Все принципы трансакционного анализа показывают, что родительское программирование в ваши пластичные годы не удалось провести, так как вы вечно голодный подсрачник и жопоненавистник.
      – Иосиф! Я понимаю, что в упругих и акустических телах могут возникнуть механические колебания, и исходя из логарифмических звуков и интерференции звука я нахожу, что вы вонючий дрочер и продажный гомофоб.
      – Вы затронули хорошую тему, коллега. Ведь ультразвуковая дефектоскопия металлов и ультразвуковая технология обработки, гидроакустическое зхолотирование и телеметрия вам не подвластна, посему вы жеманный шакал, пижонский обсос и анальная дефлорация.
      – Мне нравятся ваши идеи, дружище! Но вы забыли одну деталь. Все мы знаем, что скорость звука в газе равна корню квадратному из отношения статического давления газа к его плотности. Это формула
      Ньютона. Из этого следует, что вы кавказский жук – пожарник, восьмичленный мутант, копченное хамло и кисло – молочная фауна.
      – Однако вот уже и второй тайм! Позвольте откланяться, дорогой мой коллега! Рад был полемизировать с вами!
      – С глубоким уважением и признательностью, хотел бы отметить, что был счастлив провести с вами, Диктатор, столь глубокий и содержательный диалог! Искренне польщен вами и до встречи!
 
      Диктаторы удалились, Рота криво усмехнувшись, поплелась за ними.
 

…

 
      На улице послышался гром. Теодор шел по дождливой улице, скитался по улочкам, на его голову лили толстые струи дождя, словно жгут, он весь промок. Кругом все сыро, серо, уныло и тоскливо. Губы с холода хурмеют.
      Как ему это надоело, он весь промозглый в подъезд забежал, и прямо попал в паутину. Большая паутина, он барахтался в ней, потом кое – как оттуда вылез.
      – Тьфу, сука!…Это осень, осень. А так все нормально, – громко шубнул он.
 
      Поймав такси, поехал домой. Машина летела, мотором урча, бегут дома, за видом вид. Сиденье казалось льдом. Город большой до обиды.
      По радио передавали цыганский романс.
      Пулей влетел домой, забежал на середину, открыл секретер, а там большие пачки американских долларов.
      Он считал и считал купюры, они не кончались. Ему в голову взбрела идея.
 
      На следующий день он увидел дворника у дома, тот в оранжевом фартуке подметал улицу меж домовьих камней. Это был 50 летний русский мужик, с толстым женским лицом. Такие лица имели старые бабули, которые в печке жарили пирожки. Он кивнул Теодору, продолжая сметать по задворкам своей метелкой.
      – Слышь, как тебя звать? – спросил Теодор его в упор.
      – Леша…А что такое?
      – Пошли ко мне. Пошли, пошли, не бойся, – он поманил его к себе.
      – Да я не боюсь. Мне нечего бояться, – удивленно последовал за
      Теодором дворник Леша со своей метлой.
 
      Теодора несло, несло и несло.
      Они уселись в квартире за журнальным столиком. В окно солнце так и манит, день ясен как пойманный шпион. Теодор стянул с себя золотистую куртку, бросил пачку денег перед Лешей.
      – Бери парень, пожи. Время – не просто деньги, а валюта. И у каждого человека – свой курс. Так что, бери, бери, пока не передумал
      – откинулся назад Теодор.
      – Для чего? Зачем? Кому? – бритвой луча глазами, запясил Леша.
      Мозги его шевелили тревогой.
 
      Теодор ему о чем – то долго говорил. Они лакали холодный чай, и долго гутарили.
      – Я все понял, Теодор, – говорил Леша. – Я стал богатым ныне, оставаясь дворником. Так? Но ничто так не отбивает желание работать, как высокая зарплата.
      – Это ничего, Леха, ничего. Счастье не в деньгах, они где – то рядом с ними! – воскликнул Теодор.
      Теперь сцена через недельку была такова: Леша на Джипе приезжал на свою прежнюю работу, надевал фартук, опять подметал.
      Обедал в ресторане 'Оскар', чем удивлял всех знающих его соседей и людей.
      Леша довольный выходил из ресторана, зубочистка во рту, окатил глазами всех изумленных людишек. Они полукругом ели его глазами.
      Среди них были профессора и писатели, менты и врачи. А Леша резко стал богатым, оставаясь дворником. Леша так посмотрел на них, так посмотрел, и громко дурбанул:
      – Родные! Любимые! Любите меня, да!? Вы ведь меня любите?! Так уж слушайте: главное деньги! Деньги! Они всех свели с ума! Не бойтесь денег, и они вас найдут.
 
      Со стороны Теодор глядел на это, развлекаясь. Он хотел сломить людскую психику, сделав дворника миллионером. Они часто общались с
      Лешей, тот периодически отчитывался перед Теодором.
      Уже обнаглел, чуть нос задрал. Деньги – ужаснейшая дрянь, они могут из любой скотины сделать человека. Вскоре эта игра надоела
      Теодору, он понял грязную суть доллара.
      Они встретились в последний раз, на сей раз сидели у Леши дома.
      Его жена, Матильда, полная женщина лет 40, типичная дурында, накрывала стол.
      На белой скатерти стояла тарелка с дымящимися картошкой и мясом, соленые огурчики, серый хлеб, русская водка.
      Леша рычал на жену, требовал принести то или это, она скакала как кенгуру, сохраняя обаяние, Леша же просто выказывался перед
      Теодором. Пьяным уже был.
      – Слышь, Теодор, хоть ты меня и сделал человеком, но я то!…я то дворянин! Я русский дворянин! Мой дед кадетом был – важно крикнул Леша.
      – Кадетом? – переспросил Теодор. – Если у тебя голубая кровь, то чего ж такая красная рожа?!
      – Ты Теодор это брось! Мой дед кадет! И это козырь мой! Понял, ко
      – зырь! – орал Леша.
      – Да-а-а. Как мало человеку нужно для счастья, – заметил Теодор.
      – Согласен. Но ведь даже этого нет! – жадно тюбнул Леша. – Тебе то что, Теодор. У тебя все есть! А плевать на все можно только тогда, когда все у тебя есть. Ты великий, Теодор. Ты гений! Я горжусь нашей дружбой. Леша стал рассыпаться в любезностях, не боясь, что потом его будет трудно собрать.
      Теодор резко привстав, быстро зашагал в коридор, будто что – то забыл, и ему надо срочно ехать. Надел куртку, и вышел в блок. Ему противно стало, затошнило от Леши.
      Через пару дней Теодор пил пиво, закусывая его солеными мухами, и вдруг он получает факс, его карман пипикнул, бумага вылетела, и
      Теодор читает:
 
      'Дорогой Теодор! Ваша идея с дворником рухнула! Хоть он и стал богаче, но остался все – таки дворником. Так лучше быть педагогом, получать свои гроши, чем на Джипе ездить, ходить в костюме 'Кельвин
      Кляйн', кушать осетрину и черную икру, но убирать с подворотни дерьмо. Это цыплячье богатство'.
      Жильцы кооперативного дома.
 

…

 
      Белый катер разрезал волны, ветер волосы колышет. Прохладный бриз нежно ласкал лицо. Пассажиры забились в кабины, остальные стояли на палубе. Парни курили, влюбленные парочки шушукались, дети метали в море огрызки яблок.
      Чуть в стороне у борта стояла молодая женщина. Курносая, с белой шалью на голове. Высокая, чуть сутулая, черное платье подчеркивало ее тонкий стан. Глаза большие, серо – голубые. На вид ей было лет
      40. В глазах комплекс необъяснимой вины.
      Окатив взглядом резвившихся мальчишек, разулыбила лицо.
      Она была непонятна окружающим, слишком переменчива. Часто стеснялась мужчин, опускала глаза перед ними, и напротив, могла на банкете станцевать с незнакомым негром.
      Могла демонстративно выкурить турецкую сигару и выпить бутылку русской водки, швырнуть на пол, разбить в дребезги дорогой бокал на глазах у публики, и наоборот, надеть шаль, сидеть тихо, мирно, а по утрам делать пробежку вокруг школьного стадиона. Ужасно консервативна. Душилась только духами "Красная Москва".
      Она была понятна с первого взгляда, но не понятна с первого слова. Была не совсем понятна даже для самой себя.
      "Я не понимаю себя, не контролирую, порой мне кажется, что я – оборотень. Я с тревогой смотрю на будущее, а будущее с тревогой смотрит на меня" – говорила о себе.
      К ней подошел мужчина тех же лет, облокотился о барьер, закурил.
      – Гражданочка, простите меня за наглость, вы тут одна?
      – Нет, – она жадно глядела в море.
      – С кем же? – он стал осматриваться вокруг. – Я уже минут 20 наблюдаю за вами, а вы все одна.
      – Это вам кажется, что я одна. Я тут беседую, – она встряхнула головой, и из под белой шали на плечи ее рассыпались каштановые локоны.
      – С кем же, с кем? – он пристально взглянул на нее.
      – С ним, – она большим пальцем указала вверх, в небо.
 
      Мужчина вытаращив глаза, поднял глаза кверху, взглянул на белые облака, и криво усмехнувшись, сказал:
      – Да, конечно, главное, не просто кинуть камень в чужой огород, а еще и попасть в его хозяина, – сказав это, отошел от нее.
      Через час катер пришвартовался к берегу, пассажиры сходили на пристань. Среди них были две пожилые дамы.
      Одна из них резко дернула другую, глазами указав на женщину с белой шалью, которая шла чуть впереди них.
      – Смотри, Рая, ты знаешь эту молодую особу? – синканула она ей в ухо.
      – Нет, кто же она?
      – Это же Рота. Рота!
      – Как? Та самая?
      – Да!
      – Да тише ты!
      – Это та, которая родственница Иуды?
      – Да, да. Она его потомок. Их много, они все расплодились как тараканы, как мухи. И вот она тут, в Баку.
 
      Женщина, которую звали Рота, быстро зашагала прочь, пронеслась мимо всех прохожих, отдаляясь от них все дальше.
 

…

 
      В кулуарах театра русской драмы болтают двое.
      – Так это же Теодор, тот самый!
      – Да не может быть!
      – Голову кладу. Это потомок Аскольда Вазова…Того самого!
      – Это тот?!
      – Ну да. А кликуха у Теодора Чарли.
      – Чарли?
      – Да. Фамилия была Айвазян, но он ее переделал на Руни.
      – А почему Чарли?
      – Это прозвище. Но все равно он является потомком Аскольда Вазова.
      – Это тот самый…
      – …Тшш…тише…Об этом не писал не Плиний, ни Тертуллиан, ни
      Тацит, ни даже сам Зенон Косидовский.
      – А что там было то конкретно?
      – Одно я знаю точно: когда пророка перед распятием засадили в темницу, вот этот самый Аскольд Вазов его отымел.
      – Как отымел? Трахнул что ли?
      – Ну да, опустил, обезличил. Но об этом факте все умолчали. Об этом факте знали перу жрецов и легионеров Понтия Пилата. После тщательных расспросов пришли к выводу, что факт гомосексуального контакта Аскольда с пророком безоговорочно подлинен.
      Это великая тайна пророка. Признать историчность этого факта конечно же трудно, но кто это сейчас докажет? Да и нужно ли вообще кому?
      – Нет конечно.
      – Ну и все.
      – Значит этот Теодор родственник Аскольда?
      – Да. А Аскольд был другом и племянником самого Иуды. С Иудой было все обговорено, но люди этого не знают. Им не дано это знать.
 

…

 
      Теодор уставшим видом бродил по скверу. Справа на скамейке сидела молодая женщина с грудным ребенком. Шестимесячный ребенок – мальчик егозничал на руках молодой мамаши. Теодору понравился краснощекий малец, он подошел к ним.
      – Какой хороший малыш! Это мальчик?
      – Да, мальчик, – улыбнулась она в ответ.
 
      Теодор достал из кармана плитку шоколада, протянул ребенку.
      – Спасибо, не надо, – вступилась мать.
      – Все нормально. А можно я подержу его на руках? Не бойтесь, всего секунду я поиграюсь, и верну.
 
      Он взял у немного удивленной матери малыша, тот бойко вскинул руки, Теодор приблизил лицо к его лику. Малыш построил гримасу, стал корчить мимику, мигать глазками, улыбаться. Этого было достаточно,
      Теодор вернул ребенка мамаше.
      – Спасибо, я этого хотел.
      – Чего вы хотели? – укладывая ребенка в коляску, спросила мать ребенка.
      – Знаете, только малыш не более шести месяцев может подсказать правду о смерти. Он ведь сам недавно Оттуда. Он все знает о загробном мире. Годовалый ребенок этого уже не знает, забывает.
      Запомните, мамаша, только что ваш малыш мне шепнул пару слов о смерти. Он не сказал ничего, он это сказал своим взглядом, своими глазами, это надо знать, надо быть открытым к этому, чтоб понять. Ну ладно, спасибо вам, мамаша, – на слове 'мамаша' он сделал особое ударение, и стал удаляться.Мать ребенка провожала Теодора тупым взглядом.
 

…

 
      31 год до нашей эры. Иерусалим. Завтра должны распять еще одного самозванца, который кричит, что он пророк. Он долго странствовал по дорогам Галилеи, охотно пускался в разговоры со случайно встреченными людьми, гостил в домах друзей, участвовал в шумных пирушках.
      Легионеры засадили его в темницу, так как он сеял смуту среди евреев.
      Это был хилый, тщедушный человек, среднего роста с длинными волосами, с пробором, с густой бородой, в балахоне коричневого цвета. На голове его терновый венок.
      Внешностью своей он ничем не выделялся из толпы. Он нисколько не отличался небесной красотой, и его лицо не было озарено небесным сиянием.
      Он ждал своей участи, с тревогой прислушивался к любому шороху, доносившемуся за железной дверью. Иной раз плакал, но не смеялся никогда.
      Простирая руки к небу, что – то говорил. Это был пророк в чужом отечестве.
      Двери темницы с шумом и скрипом раскрылись, в подвал вошел Аскольд.
      Это был высокий парень лет 28-30.
 
      – Слышь, Ешу?
      – Что?
      – Ты знаешь, почему ты будешь завтра распят?
      – Откуда мне знать.
      – Ты переплюнул свою карму, хотел отработать больше программы.
      Так не бывает, дорогой друг. Нет никакой миссии у человека на земле.
      Нет! Ты бросаешь камень в воду, и этого достаточно. Достаточно полностью. Ты уже этим изменил эволюцию, ход его направления.
      Ты пойми, твоя песенка уже задана, ты ей просто не мешай. Только не мешай. А то ты своими шагами преграждаешь развитию обстоятельств.
      Никогда не действуй локтями, если у тебя есть рука.
      – А вдруг это развитие обстоятельств мне не понравится…
      – Так не тебе же это решать: нравится тебе, или нет. Всевышний же тебя не спросит, с тобой не посоветуется. Ему виднее, а ты только своей тупостью будешь ему препятствовать. Ты понял? Нет, ну ты понял, да?
      – Нет, не понял.
      – Ну тогда не обижайся, – бросил ему Аскольд.
 
      Он резко набежал на лжепророка, повернул его задом к себе, стянул одним махом его брюки, левой рукой стал мастурбировать свой член.
      Лжепророк стал дышать глубже, но он очень слабо сопротивлялся.
      Аскольд не терял ни минуты, он стягивал вниз весь его балахон.
      – Не надо, не надо… – шептал лжепророк.
      – Многие говорят, что ты дьявол, не признающий Бога. Но дьявол не может быть безбожником, – шептал ему в ухо сзади Аскольд.
      Аскольд расстегнул свои брюки, вытащил наружу свой член, который уже не помещался внутри его одежды. Он взял руку Ешу, и попросил его подрачивать ему член.
      Боже, Ешу боялся, но делал это…
      – Прости его господи, прости…Он не знает, что делает…- шептал лжепророк.
 
      Аскольд всунул два пальца в задний проход лжепророка, стал так ковыряться, пробиваться, зад того был влажным.
      Аскольд с трудом сдерживал стоны, но попа Ешу была действительно прекрасна. Волосики равномерно покрывали его ягодицы. Аскольд был возбужден до предела, а Ешу уже почти не сопротивлялся.
      Светленькая попка лжепророка сводила Аскольда с ума. Анус пророка был очень узким, но он слюной смазав головку, вошел в него, точнее в его зад.
      Аскольд присел, облокотился спиной к стене, и начал усаживать пророка на свой член.
      Он уже был не его партнером, он просто был его сучкой. Аскольд спереди мастурбировал его полустоячий член, сжимал его член, и просто трахал его в попу. Великолепная двойка!
      Через некоторое время толчки стали еще сильнее, приглушенные стоны стали сильнее, и член Аскольда готов был уже взорваться.
      И они оба вместе кончили. На руку Аскольда лился нектар Ешу, а с попы его сперма Аскольда.
      Обессиленный пророк остался на нем с поникшей головой с терновым венком.
      Спустя время с темницы вышел Аскольд. Он пересек улицу, и под оливковым деревом он заметил тень молодого парня.
      – Здравствуй Аскольд, – тень заговорила.
      – А, Беназ!…Все нормально, скажи своему дяде Иуде, что жрецы могут спать спокойно. Всех не догонят.
 

…

 
      Теодор торопился в атомное кафе, там сидели величайшие физики современности.
      За ядерным столом стояли сахарные колбы, мясные шнуры, хлебные провода, сырные молекулы.
 
      За оптическим круглым столом сидели великие умы, классики науки:
      Эйнштейн, Нильс Бор, Макс Планк, Энрико Ферми, Людвиг Больцман,
      Исаак Ньютон, Лев Ландау, Эрвин Шредингер, Резерфорд.
      Теодор присел к столу, оказавшись сбоку от Ньютона, который держал в руках спектральную вилку, пытался насадить на нее хроматическую рыбу.
      На столе стояла телеобъективная дичь в апельсине, рядом производная утиная грудь с соусом. Электромагнитный бульон из дичи с электродвижущимися грибами и магнитными яйцами. Чуть дальше посредине стола геоцентрический салат из языка с холастической клубникой.
      Отварной лосось с гравитационным икорным соусом. Пропорциональные телячьи рулеты с эквивалентным изюмом. А во взаимоисключающем графине булькало красное вино.
      – Давайте выпьем, друзья! – гаркнул Нильс Бор, подняв свой асферический бокал с поляризационным вином.
      – Давай! – поддержал его Резерфорд.
 
      Все подняли свои фиолетовые бокалы, выпили, закусили, проглотили.
      Теодор с минуту наблюдал за физиками, потом не выдержав, тихо обратился к Ньютону:
      – Исаак, скажите, в чем смысл жизни?
      Ньютон перекосился, поглядел на него фотоэмульсионными глазами.
      – А на хрена вам это нужно, сэр? – спросив, Ньютон откинул назад свою диафрагменную голову.
      – Просто, господин Ньютон, просто…- поробел Теодор.
      – Знаете сэр, в чем смысл жизни? Его почему то никто не видит.
      Смысл в том, чтобы не умереть. Да, да! Не умереть! Жизнь дана тому, кто точно и четко следует законам космологии, а по ее закону человек бессмертен. Поняли?
      – Господин Ньютон, раз уж вы мне это объяснили, тогда позвольте попросить у вас об одном одолжении.
      – Извольте, сэр.
      – Отсосите у меня, господин Ньютон, прошу вас, отсосите.
      – Прямо здесь?
      – Ну да, – после этих слов Теодор нажал на кнопку в своем боку, и по залу пошли световые волны, после чего Теодор достал из брюк огромный член с искривленной поверхностью.
      – Но он не поместиться у меня во рту, сэр, – удивился Ньютон, постучав монохроматическими зрачками. – Нет, нет, вы это…сэр…предложите это Эйнштейну, он это любит.
      – Да?
      – Голову кладу, – параллактически перекрестился.
 
      Теодор подошел к Эйнштейну, выставляя свой огромный член размером в 40 см, радиусом в 14 см.
      Резерфорд искоса из под однообъективных очков глядел на его член.
      Ландау также заметил голого Теодора, и громко крикнул:
      – Ну ты надрался, парень! Охо – хо – хо! – заржал он своим светосиловым басом.
 
      Эйнштейн о чем громко и долго говорил, размахивал сферическими руками.
      – Мистер Эйнштейн, пошли в другую комнату, у меня к вам деликатное дело, – попросил его Теодор, нагнувшись к его уху.
 
      Эйнштейн сначала поглядел на его член, перевел глаза на него, и сказав 'а это интересно', встал и последовал за Теодором в соседнюю комнату.
      Комната была полутемная, со своим фокальным столом, который был сервирован изысканно.
      На столе стояли тарелки, в них тосты с печеночным паштетом и грушами, фритированные яйца с соусом, корзиночки со спаржей.
      Изысканный мусс из осетрины, суфле из сыра, свиная шейка в желе, турецкий рисовый суп, жаркое из телятины с перцем, бараньи медальоны с томатами в сыре, в бокалах плескалась русская водка 'Как дам!'.
      Теодор подошел к Эйнштейну все ближе и ближе со своим возбужденным громадным пенисом. Эйнштейн попятился назад, и уткнулся анусом в ростбиф с йоркширским пудингом.
      Теодор возбудился окончательно, Эйнштейн также возбуждался, встал на четвереньки, приготовился. Теодор подошел сзади и всунул свой пенис ему в попу.
      Эйнштейн уткнулся лицом в апельсиновый крем, руками расталкивая бокалы и тарелки. Ему было больно, потому что у Теодора член был с металлической обшивкой без смазки, и он вошел в него с трудом.
      Эйнштейн чувствовал, как громадный железный член ходит у него внутри. Теодор нажал на батарейку, увеличил напор жидкости,
      Эйнштейну стало очень больно, и он совсем ослаб, рухнул на пол.
      Через минуту он закричал:
      – Я понял, я все понял! Я опровергаю все!
 
      Он напряг свой анус, Теодор медленно вытащил обратно свой член, из попы Эйнштейна вышла мощная струя воды и дерьма. Он лежал на полу в луже воды и поноса.
      Теодор подошел к столу, отведал ложкой лимонный крем, выпил водки, обернулся к Эйнштейну, и ударил огромным членом ему по голове словно дубинкой. Он бил его с минуту, пока тот не потерял сознание.
      Когда Эйнштейн пришел в себя, то заметил, что привязан и поставлен раком перед креслом, и у его ануса курирует фаллос Теодора.
      Теодор до упора ввел свой член ему в задницу, теперь его пенис был поменьше, он его уменьшил нажатием кнопки.
      Член Теодора окутали горячие и влажные стенки пещеры сладострастия. Эйнштейн подбрасывал бедра и зад в такт его движениям и уже был кротким как овца.
      Великий физик постанывал от боли и наслаждения. Теодор скакал на нем, как на жеребце. Капли пота скатывались с его шеи, Теодор закрыл глаза от наступающего оргазма, и через минуту так сильно кончил, что чуть не потерял сознание.
      – Оухх….Господин Эйнштейн, это был шик! – разлегся на полу
      Теодор. – Оуоф….да-а-а…хорошо…Скажите, господин Эйнштейн, а есть ли Бог?
      – Ах…ты что со мной сделал, придурок…нет…все, не буду…оф…что? Какой Бог? Проблема пространства и времени обширна, а бог – это философская категория. Религия – это кривизна пространства, и каждый ее излагает по своему, с ошибками.
      – Однако вы атеист. Оближите пожалуйста мою сперму, – Теодор медленно стал вытаскивать член из зада Эйнштейна.
      – Ой, ай!…Тихо, уф…, – вскрикивал физик от боли, и, развернувшись, присосался к мокрому и пока еще вздрагивающему пенису
      Теодора.
      – Ну так как на счет Бога то? – Теодор засовывал свой пенис в рот
      Эйнштейну все глубже и глубже.
      – А что Бог? – Эйнштейн зажал в руке большущий член, снизу поглядывая на Теодора. – Человек и Бог – это два вектора, которые можно даже сравнить. Но тогда пространство получается криволинейным.
      Это простое доказательство имеет существенный изъян.
      Мы не можем сравнить векторы непосредственно. Для этого один из векторов мы должны перенести в точку, где находится первый вектор.
      Однако перенести этот вектор 'вне пространственным' способом, т.е. игнорируя свойства пространства, мы не можем.
      Следовательно, при обратном переносе и сопоставлении исходного и перенесенного векторов оба вектора окажутся одинаковыми. Необходима другая процедура сравнения. Обозначим криволинейное пространство символом…
      – …Ты давай соси, Буба Бубыч! – перебил его Теодор.
      И вот тогда Эйнштейн начал такой отсос, это была классика! Он пошел к низу его живота, начал так приятно посасывать и играться, что Теодор не устоял на ногах, присел, раздвинув ноги врозь. Были слышны его вздохи ахи.
      Эйнштейн продолжал в том же духе. Теодор двигался навстречу его движениям, а тот как голодный облизывал и теребил его член. Теодор закрыл глаза от наслаждения, чувствуя, что вот – вот его сперма вырвется на свободу, схватил его за седые волосы, и кончил ему в рот.
      Теплая жидкость ликуя, фонтаном забила из его члена и во всем теле наконец наступило расслабление… отпустив его лохматые седые волосы, он поднял голову, на губах Эйнштейна капельки спермы, хитренькие еврейские похотливые глаза…
      – А ты проказник, скверный мальчишка…- прошептали губы
      Эйнштейна. – И откуда ты такой взялся?
      – С Кавказа.
      – Откуда?
      – С Закавказья.
      – Никогда не слышал. А это где?
      – А вам интересно?
      – Да, конечно.
      – Хочешь, я вам стихами отвечу.
      – Прекрасно, прекрасно.
      – Так слушайте же, я повторять не буду.
      'Живем на Кавказе, в пиздатой стране,
      Страна, бля, богата, а живем как в говне.
      И в том виноват не народ ни пизды,
      Ни Геша, ни Маша, ни я и ни ты!
      А кто виноват, Вам скажу по секрету,
      Скажу, как исправить ситуацию эту.
      Жизнь, бля, такую пора поменять,
      Хуль еще делать, еб твою мать!!!
      Херня началась с горбачевской эпохи,
      В очередях по полдня все стояли, как лохи.
      Чтобы купить хоть чуть-чуть колбасы,
      А правительству пофиг, хоть в рот им нассы…
      Все проебали: Карабах, и войну
      Из нашей, бля, жизни создали херню.
      Не буду за пидоров голосовать,
      Пошли они на хер болтяру сосать!
 
Надо, короче, народ собирать,
Чтобы всех пидоров на хрен послать.
Ебнуть всем тварям в правительстве, блядь,
Чтоб научились страной управлять.
Бля, ну короче вы поняли, да?
Не изменим ниче, нам всем пизда…'
 
      И тут кабинет наполнил шквал аплодисментов, в дверях стояли физики и с наслаждением наблюдали за этим бесплатным шоу. Но данная ситуация не смутила ни Теодора, ни Эйнштейна, последний привел себя в порядок и проходя мимо своих коллег, игриво подмигнул им. Приложив палец к губам, он тихо шепнул Ньютону: – Пришел, увидел…Помолчи.
 

…

 
      Теодор нажимает на кнопку, и видит вихрь, воздушный смерч.
      Перед ним появляется царь России Василий Шуйский. Сидит на троне, рядом бояре, боярыни, вельможи. Все написано на ижице, старо русским текстом.
      Он зашел за портьеру, слышит разговор двух вельмож.
      – Ты глянь – ка на него, глянь! Вылитый Аскольд Вазов.
      – Не уж то тот!?
      – А то?! Ишь, какие глаза. Этот царский род проклят, его исток осквернил пророка, посланца божьего…
      – Прости наши грехи, аминь!
 
      Василий Шуйский вошел к себе в апартаменты, оттуда спустился в свои перины.
      Стоит перед большим зеркалом, любуется. И вдруг Теодор слышит речь Шуйского.
      – Аскольд, Аскольд…Да, это мой родич, я его прямой потомок. И что из этого?! Да, поговаривают, он изнасиловал пророка. Да! И что оттого! Я скоро забуду этот позор. Забуду! Забуду! Забуду! Забуду!
      Забуду! Забуду! Забуду! Забуду! Забуду! Забуду! Забуду!
      Но Теодор стал свидетелем, как при царском дворе разыгрывается интрига.
      Василий Шуйский отрекается от своего незаконнорожденного сынка
      Ивана, и 15 летний сынок Ванюша поднимает крик, начинает громить кулаком, называя себя потомком русского царя.
      От греха подальше Василий Шуйский отсылает, точнее сказать, депортирует Ваню с его нянькой в Турцию.
      Пятнадцатилетний Иван Шуйский – Вазов оказывается почти одиноким на этом полуострове жизни.
      Но Теодор невидимой физической силой следует за этим сынком царя по пятам, перешагивает через каждые поколения и воочию убеждается, как рождаются и вымирают все последующие поколения данного сынка.
      Теодор находится как бы вне времени, и со стороны глазеет на жизнь и смерть целого царского – хоть и не принятого – поколения
      Шуйских. За это время фамилия Вазовых – Шуйских чуть изменилась, стала Айвазян, Гайвазунц, Гайвазовским.
      И вот Теодор дождался: он становится свидетелем, как в 1817 году, в жаркий июльский день, ровно за 100 лет до революции, в Крыму, в красивом городе Феодосии, на берегу Черного моря, в бедной семье
      Константина Айвазовского родился мальчик, назвали его Иваном.
      Впоследствии этот мальчик станет великим художником Иваном
      Константиновичем Айвазовским.
 

…

 
      1916 год. Западный Азербайджан, поселок Ханлар, близ Гянджинского уезда.
      Красивые места, высокие горы, покрытые зелеными лесами.
      Вверху в небе парит черный коршун, у родника копытит белый конь с черной гривой. Красота!
      Внизу, у подножья были слышны перестрелки армян с азербайджанцами. Залпы снаряд, взрывы бомб, крики людей слились воедино.
      И вот тут проезжая мимо по селению Дашлы попали в плен к азербайджанцам трое русских туриста – историка.
      Они искали тут последние следы династии Айвазовских. Царь Шуйский отослав своего сынка Ивана в Крым, не знал, что его потомком станет великий русский писатель Иван Айвазовский.
      Узнав об этом художник спятил, и написал в своем традиционном стиле мариниста самую свою громкую картину, в которую он воплотил весь свой трехвековой гнев.
      Поговаривали, что он незадолго до смерти приезжал на Кавказ, и тут, недалеко от селения Дашлы у черного родника закопал в тайнике свое сумасшедшее полотно.
      И в поисках этого секрета русские историки – Владимир, Петр и
      Арина – стали пленниками азербайджанских воинов.
      Но с ними обращались нормально, местные бойцы не знали русского языка, вот и наши русские историки сидели в комнате, отведенной для арестантов.
      Они были плененными вот уже три дня, сидели как турки на большом разрисованном ковре, перед ними на скатерти лаваш, в миске мед и масло. Рядом в пиалах свежезаваренный чай.
      Иногда в комнату забегал усатый азербайджанец с карабином в руках, с горской папахой на голове, в кирзовых сапогах. Он хотел проведать пленных, выпить воды, отдохнуть малость.
      Увидев его, Владимир привстав, подскакивал к нему как кенгуру:
      – Слышь, парень, ты мне скажи, в чем наша вина? Что мы сделали? – спрашивает Владимир воина.
 
      Тот явно не понимал русского языка, Владимир артикуляцией объяснял ему ситуацию. Азербайджанец очень плохо но достаточно почтенно выговаривал кое – какие слова:
      – Нэ знаю, ала нэ знаю да! – ответив, воин выбегал на улицу.
 
      Владимир понурив голову, присел с Арине. Арина устало смотрит в окно, громко выговаривает:
      – Господи Боже! Тут кто нибудь знает русский язык или нет?
 
      В этот момент в комнату заходит Теодор. Русские устало подняли на него глаза. Но Теодор вскрикнул, подняв руку кверху:
      – Здравствуйте товарищи!
      – Здрасти, здрасти…- удивленно заговорил Владимир. – А вы кто?
      – Так, тихо, все нормально. Теперь расскажите мне, какое полотно
      Айвазовского является самым жестоким, изображающим кару всевышнего?
      Русские с минуту переглядывались друг с другом, потом Петр тихо выговорил:
      – Но мы не знаем эту картину…Мы сами ее ищем. Великий художник узнав о том, что его предок изнасиловал пророка, ушел в горы, говорят сюда, говорят… И вот тут он нарисовал эту вещь. И зарыл у родника. Он сам оставил после смерти шифр, и вот по этому шифру мы добрались сюда. Но мы не в курсе, что тут оказывается идет война. И вот попали в плен прямо в двух шагах от цели.
      – Но вы не знали одну хитрость, – мигнул им Теодор.
      – Это какую же, молодой человек, – промяукала Арина.
      – Вы давно были в сортире? В туалете говорю, давно не были? Срали недавно, или давно?!
      – … Уже три дня. А – а… п – при чем тут это?…- спросил пораженный Петр.
      – А в том, что вы все в своем кишечнике уже передержали старое говно, и оно вам мешает достичь цели. Это говно имеет свое плохое предначертание, оно вам мешает всем. Это не относится к вегетарианцам, я обращаюсь к тем, кто есть мясо. Баранина, говядина, курятина – они имеют свою кровавую ауру, слезу и карму. Надо очистить его от себя, высвободиться. Это ваше говно имеет негативную ауру, так что бегом в туалет срать! Марш срать! Всем! А потом пойдем искать полотно.
 
      Слова Теодора оказались пророческими, после туалета на бывших арестантов никто уже не обратил внимания.
      – Вот видите! Все хорошо! После отхода в уборную все улучшается.
      Хотя надо знать, что когда в тебе сидит дерьмо, не торопись его высрать. Не торопись! Оно может быть и удачным дерьмом, поможет тебе в твоих начинаниях. Ну а если твои дела не идут, если они застряли, то бегом срать! Бегом! Ясно? Очень хорошо.
 
      Они вместе с Теодором вышли из старого сарая, спустились по крутой тропе вниз, к речке.
      Петр посматривал на план, начерченный на мятой бумаге. Они направлялись к тому самому роднику.
 
      Они все вместе стояли у родника, рассматривая полотно. Это был восторг!
 

…

 
      Едет поезд маршрутом Баку – Тбилиси. Стучат колеса: та так та так, та так, та так.
      В купе СВ сидели напротив друг друга двое женщин. Одна высокая, красивая, с благородным личиком, по имени Рота. Одета была в черный костюм, на голове черный ободок с золотистыми инкрустациями. Рота посматривала в окно, и не отводила глаза оттуда минут пять.
      Напротив нее сидела маленького роста женщина лет 35. Смуглая, губастая, чуть хрипловатая, с грубым гортанным говором, похожа на арабку. Смотря на нее, казалось, будто ее влагалище тоже хрипит.
      Выпучив глаза, удивленно ела глазами свою собеседницу.
      Она вообще по своей сути была скромной, напуганной и вечно настороженной. Говорила мало, часто молчала, искренно считая, что ей не нужен дар слова и дар речи, так как молчание – золото. Звали ее
      Хира.
      Но в данную минуту Хира была поражена своей собеседницей.
      Окна задернуты занавеской в синюю полоску, на ней был рисунок, радио хрипло ноет. Был бы тут Айвазовский, он запечатлел бы эту картину.
      Хира глотнув слюну, заговорила.
      – Рота, а ты не боишься кары Аллаха? Ты ведь якобы религиозная, а сама чудовище. Деньги святые, якобы для церквей и мечетей, ты тратишь в ресторанах.
      – А чего мне бояться? Чего? Адских мучений? В природе нет ничего постоянного, Хира. Запомни: и адским мученьям и райским наслажденьям приходит конец. Нет понятия покоя. Все движется, все меняется, посему понятие постоянно райского покоя или адского мученья – глупость. Происходит вечный круговорот, в мире царит вечная динамика. Это абсолютная объективность. Только идиоты надеяться, что они будут в раю гулять на зеленой лужайке, внизу журчит ручей, сверху светит солнце, де, и так будет всегда. Это абсолютная тупость!
      Неужели надо быть таким глупым, чтоб не понимать, что все в жизни меняется, то есть: рождается, зреет, растет, совершенствуется, стареет, умирает. И опять все заново.
      Это как обычный день, обычное время суток: сначала утро, потом полдень, далее день, солнце в зените, потом вечер, сумерки, закат, ночь и заново утро. Это элементарная и твердо установленная истина.
      Это надо увидеть.
 
      После этих слов Рота развернула на столе сверток из фольги, жестом пригласив к столу Хиру.
      – Давай Хира, отведаем этого.
      – А что это? – подав вперед грудь и вытаращив глаза, хлопала зрачками в содержимое. – Ах…что это, Рота?
      – Это сушеные, маринованные мужские яйца. Половые конечно.
      Скушай, оригинальная вещь, – Рота положила в рот прозрачные кругленькие шарики. Что – то хрустнуло у нее во рту, она запила
      Спрайтом. – Оффф…Вкусно, кушай, милая.
      – Нет, Рота, не хочется. Ты лучше продолжай, рассказывай, – Хира с ужасом смотрела на Роту.
 
      За окном была видна лужайка, пастух растубашив рот, глядел на поезд, овечки кушали травку, и тоже смотрели на поезд. Та так та так, та так, та так – едет поезд.
      – Оух…моя лапочка Хира, – вновь заела Рота сушеной штукенцией.
      – Вот смотри, Хира, вчера эта наволочка была чистой, накрахмаленной, а теперь она пожелтела, она уже не такая как вчера.
      Короче говоря, все меняется, этот мир бесконечен, тут нет конца.
      Это объективно так. Вот, пожалуйста, я царапаю стенку, на – на, вот, это чтоб оставить память. Стена в купе стала другой, с царапинкой.
      Все движется. Даже камень у дороги меняет цвет и температуру.
      Дунет ветер, и камень прохладный, от солнца камень греется. И так далее. Тем более слова про рай и ад – полнейшая ерунда! Понятия про райские наслаждения и адские мученья – гадкая тирания, деспотия, чуждая законам галактики и космологии.
      Эти слова – следствие невежества одних и сознательного обмана других.
      Это обычная несостоятельность, суеверие, пустая и безжизненная абстракция.
      Я была в Риме в прошлом году. Там у собора святого Павла, мраморные лики богов, они менялись постоянно. Утром они глядят по другому, а вечером у них горят глаза. Зимой вообще меняют окраску.
      Нет в природе покоя и отдыха.
      Моя вера в Аллаха тысячу раз колеблется то вправо, то влево, то мчится вперед на всех парах, то делает стоянку на мгновенье, чтоб заново свой путь продолжить.
      Недавно я видела сон. Мы собираем черешню в саду, кругом светло, все течет, вода в речке бежит, вдали в мелководье женщины моют ковры.
      Вдруг один мужик, грязный такой, черный, замызганный, подходит с тачкой, убирает мусор с берега. Я услышала голос сбоку: кто – то шепчет мне, а кто, не знаю.
      'Ты знаешь кто это?' – говорит мне голос.
      'Нет. А кто это?' – спрашиваю я.
      'Это пророк Иисус'.
      Я чуть не проснулась, но сон продолжался.
      'А почему он в таком виде?' – спрашиваю я.
      'Да надоело ему в раю. Ему тоже хочется чего – то нового'. А вот птица, видишь?'
      Я подняла глаза кверху, увидела белого красивого аиста, он клевал инжир.
      'Это знаешь кто?' – спросил голос, указывая на аиста.
      'Нет'.
      'Это Гитлер. Ему уже надоел ад'.
      И все, я проснулась. Я не поняла, кто это мне говорил, но сон я запомнила. Вот так вот. Все в жизни приедается, ничто в природе не застывает, любой процесс бесконечен.
      Все течет, все движется, все зарождается и все уничтожается. Все вещи находятся в движении, неподвижности быть не может.
      Все меняется, образуя новые формы, а появление этих новых форм и исчезновение старых – это не творчество Аллаха, а результат естественно – исторического развития.
      Фотон превращается в электрон, после чего рождается материя из чистой энергии, и таким образом зарождается чистое движение.
      Никогда и нигде не бывает абсолютно покоя и равновесия.
      Скажем, стол, или телевизор покоятся по отношению к Земле, но они движутся вместе с Землей вокруг ее оси, вокруг солнца.
      Но в тоже время в столе, в телевизоре происходит внутри молекулярное движение.
      Пустые бредни о вечном покое в раю или вечном адском мучении являются относительными, ибо ПОСТОЯННОГО ничего нет.
      Бог – это безличное начало, и оно находится не за пределами природы, а слитно с ней. Бог растворен в Природе, так как Бог и
      Природа – это почти синонимы.
      Надо закопать все предвзятые и привычные понятия о Боге и установить достоверную истину. А истина должна быть агрессивной, она должна претендовать на власть. Истина подтверждается не практикой и опытом – хотя и ими тоже иногда – а ясностью и отчетливостью наших понятий.
      После этих слов Рота достала большую розовую клизму, поставила на стол. Клизма напоминала мужской половой орган.
      Хира искоса поглядела на Роту. Купейный вагон продолжал свое движение. Та так та так – та так та так.
      – Рота…ты как себя чувствуешь?…
      – Нормально. А что?
      – Ты на что намекаешь вообще?
      – В смысле?
      – На что ты намекаешь этим? – указала на клизму.
      – Я совсем не намекаю!
      – Так я тебе и поверила! Такая женщина остается с беззащитной девушкой наедине и ни на что не намекает!?
      – Да у меня и в мыслях ничего не было!
      – Правильно, мыслей не надо, если все делается инстинктивно!
      – Что все?
      – Ты меня изнасилуешь!?
      – Ты ненормальная?
      – Первый раз слышу, чтобы перед тем как изнасиловать, проверяли интеллектуальный коэффициент!
      – Не собираюсь я тебя насиловать! Сейчас буду спать!
      – Значит, ты будешь спать, а я должна всю ночь нервничать?
      – Почему?
      – Потому что у меня предчувствие!
      – Оно обманывает!
      – Предчувствие меня еще ни разу не обмануло!
      – А сейчас оно бессовестно лжет!
      – Вот предчувствие говорит, что ты ко мне будешь приставать!
      – Я отвяжусь!
      – Мазохистка какая-то!
      – Я не мазохистка! Я интеллектуальная женщина!
      – Попроси, чтобы проводник перевел тебя в другое купе!
      – Проводника нет на месте!
      – Наверное, он тоже кого-то насилует! Целый вагон насильников!
      Хоть выпрыгивай в окно!
      – Ну, хорошо, что мне сделать, чтобы ты успокоилась?
      – Изнасилуй меня, чтобы я дальше ехала спокойно!
 

…

 
      Теодор усевшись верхом на осетрине, несся по ночной Москве. Ночь звездная, полумесяц блестел ярко. Он пролетал над домом Президента
      России. было поздно, полночь. Он повернул голову осетрины вниз, шлепнул ее по острому горбу, и они тихонько влетели в спальню четы
      Путиных. Теодор поудобнее расселся в кресле перед двуспальней кроватью.
      Он расставил локти к бокам, стал приглядываться в кровать. Его естественно никто не видел.
      Роскошное трюмо, рядом кресло – качалка. На стене висит картина
      Айвазовского.
      И прямо перед Теодором супружеская чета Путиных занималась сексом.
      Президент России поставив Людмилу раком, входил в нее с размаху.
      Иногда покусывал ей беленькую спинку, хватал ее за волосы, и пихал в нее свою погремуху.
      Она слабо постанывала, а он продолжал свои движения взад вперед.
 
      Теодор слышит диалог чего – то с чем – то. Эти сигналы поступали с постели, из интимных мест супругов. Эти звуки шли конкретно оттуда, из влагалища Людмилы, где ковырялся Путинский фаллос.
      – Как я устала от тебя, ты так тверд.
      – Это еще что? Вот когда кончу, я твердею больше.
      – Ой что ты, что ты? Не пугай меня! Потише, нежно, что ты прям!
      – Терпи, терпи, родимая.
      – Я хочу окунуться в твой нектар. Когда ты выплюнешь его?
      – Осталось мало, жди и верь.
      – Но мне же больно, матка рядом.
      – А мне что делать? Принимай товар. Уже готовлюсь.
      – Но где же он, не вижу.
      – Не отвлекай, я весь напряг.
      – Ты в венах весь, и конусообразный.
      – А ты влажна как лес после дождя.
      – Не смей так глубоко входить, до матки ты не доплюнешь никак.
      Будь разнообразней, стенки трогай.
      – Лови товар, болтай поменьше.
      – Да, да, уже плюешься, гад и сволочь.
      – Ну все. У -у-у-у.
 
      Неожиданно Путин задрожал, уперся на ее плечи, и глухо прорычав, кончил.
      Через пять секунд он лег на спину, супруги оба лежа на спине, глядели в потолок.
      Они разумеется, не знали, не ведали, что в спальне прямо сбоку сидит Теодор. Они его не видели.
      Теодор направил прибор в их сторону, и стал явственно слышать, о чем думают про себя Владимир Путин и его жена Людмила.
      Он думает: оф…хорошо кончил.
      Она думает: ну как так можно, он стареет.
      Он думает: а завтра мне встречаться с Лукашенко. Какого хрена я о нем щас вспомнил?
      Она думает: что бы такое сделать? Побезобразничать хочется.
      Он думает: кажись, ништяк я ее трахнул. Хотя ощущения уже не те, при оргазме особенно. Нет уж, надо найти себе любовницу. Хотя бы
      Шарапову эту. Или Курникову. Нет, она шалава. Лучше Шарапова. А еще лучше попробовать с мужиком. Разве нет? А хули? Раз – не пидораз!
      Кого бы выбрать а?
      Она думает: принесут ли мне утром духи 'Сакэ'? Уй блин, как пукнуть хочется.
      Он думает: а дочка Каримова вообще то ничего, нет? Вот бы я ей зафиндючил в попу! Жаль, что я правитель. Но ничего, вот решим вопрос с Грузией, а потом уж можно отдыхать.
      Она думает: нашелся бы один мужик с размером сантиметров тридцать пять. Вот радость то была бы! Я ему член отрезала бы, пихнула бы себе сюда, и жила бы с ним всю жизнь. А то этот Добби со своей пипеткой забодал меня.
      Он думает: скоро отдых, отпуск мой…Куда бы полететь отдыхать?
      Мда…уже спать хочется…
      Она думает: пойду попью сочку.
      Людмила Путина развернувшись, присела на краешек кровати, накинула на себя розовый халатик, сказав Путину 'Я щас, попью сочку, приду', вышла из спальни.
 

…

 
      Рота сидела на пуфике в большой светлой комнате, напротив нее стоял молодой парень, лет 26. Он был в самом ущербном виде, с недельной щетиной, чуть наклонившись вперед, смотрел на Роту, как пес на хозяйку. Он был высокий, худой, на кожу светлый, но волосы черные, кучерявые. Звали его Феликс.
      В руках у него были алые розы. Красивые, в дорогой упаковке, в плетеной корзиночке. Он робко передал ей цветы, она холодно сказав
      'мерси', отложила их на маленький столик сбоку. Затем вновь стала разглядывать его. Феликс отводил от нее глаза.
      Такое ощущение, будто он чего – то или кого – то ждал, глаза напуганные, часто осматривался, резко оборачивался, будто его окликнули.
      Рота сидела с полным правом, курила сигарету через мундштук, иногда поглядывала искоса на Феликса, иногда на дым, который выпускала изо рта.
      Потом набрала в рот воздух, как бы готовясь к прыжку, изрекла.
      – Феликс, а если я сейчас разденусь до гола, отдамся вам, и что?
      Что после этого то? Опять вы меня не поимеете?
      – …М-мм..Дорогая Рота. Я больной, поэтому я не могу быть с женщиной. Мне стыдно, да (краснея), но это так. Так, так, – он выпустил пар, тяжело выдохнул.
      – Странный вы молодой человек…
      – …Я знаю это, знаю (перебивая), но я никак не могу собраться с мыслыми: то я занят, то они.
      – Лаура! – крикнула в коридор Рота.
 
      Появилась молодая девушка лет 25 – 26. Небольшого роста, пухлая как пирожок, пышка, светлая, с турецкой челкой.
      – Лаура, обед готов? – спросила Рота. Лаура кивнула. – Накорми пожалуйста нашего гостя Феликса. Он с дороги, голоден, принеси что нибудь выпить. Живо!
      – Будет сделано, ханум, – Лаура выбежала прочь.
      – Присядьте Феликс, – она знаком указала Феликсу на кресло.
      Феликс уселся за стол. Он жутко покраснел, стараясь не глядеть на
      Роту, она же пристально рассматривала его.
      'Парень как парень, но что – то в нем не то'.
      Через пять минут Лаура занесла в саласке в гостиную обед, помогала ей ее младшая сестра Алина.
      Сестры – служанки разложили на круглом столе баварский салат, пражский шницель, гречку с шампиньонами и жаренным луком, картофельное пюре с клюквой, минеральную воду, зеленый чай, и фирменное пиво 'Тинькофф'.
      – Готово, ханум, – обратилась Лаура к Роте.
      – Спасибо Лаурочка. Все, отдыхайте. Кстати, идите домой, у вас, кажется завтра мероприятие. Готовится надо, – улыбнувшись, крикнула вдогонку служанкам. Дверь закрылась, Рота перевела взгляд на
      Феликса. Тот иногда поглядывал на горячую еду, потом тут же оборачивался к окну, как бы боясь показаться голодным.
      – Не стесняйтесь, Феликс, кушайте, кушайте, – она пригласила его отведать обед, и сама присела к столу. Заткнула салфетку в горло, и начала есть гречку. Феликс взял вилку, начал пробовать салат.
      Некоторое время молча ели.
      Потом Рота откинулась на спинку кресла, закурила.
      – Феликс, скажите, вы любите скачки?
      – …В смысле играть?
      – Да нееет. В смысле скакать. Скакали ли вы на коне?
      – Н-нет, не приходилось. Ну может, в детстве, в деревне у дедушки. У меня дедушка был боевой мужик, у него была своя конюшня, сабля, ружье. Во мужик был! – гаркнул Феликс, и тут же оробел под насмешливым взглядом Роты.
      – А отец у вас кем был? – выпустила дымок.
      – О-о! Отец мой был репрессирован. Он был революционер. Три жены у него было. Три! Это официально. Я от третьей жены. Во мужчины были раньше, не то что сейчас, – Феликс разошелся, не замечая своего голоса. – А мой дядя, дядя Славик, в Австрии был профессором
      Университета, заведовал кафедрой. И это в Австрии, это вам не
      Советский Союз…
      – …А ну подойди сюда. Подойди, не бойся, – перебив его, поманила к себе пальчиком.
      – Я? – он опешил и сразу побледнел.
      – Ну не я же. Кроме тебя тут никого. Иди, иди.
 
      Он робко сделал два шага к ней.
      – Ближе! – она так скомандовала, что тот приблизился вплотную, и встал перед ней на уровне ее красивого личика. Рота запустила руку ему в промежность, ухватила его простату, стала сжимать ее больно.
      – Ай…уй…- стал кричать Феликс.
      – Терпи, парень, терпи, ты болен, а я тебя лечу, – она продолжала свои движения, пальцами рук больно массируя ему меж ног. Она достала оттуда черный пучок, с размером в яблоко, внезапно пучок превратился в черного воробушка, упорхнув, улетел прочь.
      Феликс с испугу поперся назад. Рота, окончив процедуру, встряхнула руки, откинулась на спинку кресла, Феликс еще на три шага отошел от нее назад, к столу.
      – Ты свободен, Феликс, через два дня уже сможешь переспать со своей невестой. Кстати, а она красива. Рота держала в руках большую фотографию, на ней красивая девушка, высокая блондинка, писанная красавица. Алые губки, крупные глаза, тонкие ресницы. Рота внимательно рассматривала ее.
      – Мдя…Блондинка может комплексовать из-за своего интеллекта, если у нее маленькая грудь…
      Феликс съежился, сделал шаг к Роте.
      – Ну, что еще? – она подняла глаза на Феликса.
      – Рота, дорогая, она мне уже не верит, считая меня импотентом.
      Неизлечимым импотентом. Она знает про мою болезнь, и я уже избегаю с ней постельной близости. Поговорите с ней пожалуйста, Рота, – он скрестил руки перед собой как в мольбе.
      – А что я ей скажу? Что мне сказать? – глаза ее стучали.
      – Похвалите меня, скажите, что я здоровый человек, – он ужасно покраснел.
      – А она ведь спросит, откуда я это знаю? А, я поняла. Мне надо сказать, что ты сейчас меня трахнул, да? Я правильно поняла тебя, мой милый? – она улыбалась, стреляла глазами окончательно смутившегося Феликса. Рота с минуту подумала, поглядела в большое окно.
      – Феликс, скажи честно, ты ее бил когда нибудь? – пристально посмотрела на него.
      – …Н-да…Это было пол года назад. Я ее ударил в лицо, по ее щеке пошла кровь. Но вообще – то кровь ей идет.
      Рота достала мобильный телефон.
      – Говори номер. Феликс продиктовал ей номер своей невесты.
      Рота набрала номер, и заговорила:
      – Если б люди летали как птицы
 
Если б крылья за спинами бились
То какие просторы позиций
Перед нами для секса открылись!
Мы б летали надменно и гордо
Отрицая земную опору
Соответственно больше комфорта
Доставляя себе и партнеру
И порою я громко рыдаю,
Мне обидно что люди не птицы
И что крылья у нас не мелькают
А мелькают одни ягодицы.
 

…

 
      В большом светлом зале собралось много людей. Тут были и студенты, и врачи, и военные, и инженеры, короче говоря, люди всякие.
      Теодора тут знали как Чарли. Он собрал всех людей сюда для проповеди, и они пришли сюда поговорить о наболевшем. Раскрыться, открыть сердце свое.
      В углу у большого окна с желтыми занавесками стояла белая рояль.
      За ней сидела Рота, и очень тихо играла 'Лунную сонату' Бетховена.
      Люди под музыку слушали Чарли, он как император поднял правую руку вверх, и тихо сказал:
      – Знайте сначала одну истину: в жизни есть Бог, но есть и дьявол.
      Поверьте люди. Я видел и того, и другого. Больше я ничего добавить не смогу.
      После этих слов некоторые лица в зале порозовели, зрачки расширились. Толпа численностью 9-10 человек расступилась перед ним, а он прошел на середину комнаты, стал за телевизором. Он окинул всех острым взглядом, затем изрек:
      – Я вас научу быть магами, мистиками, вы будете сверх людьми, но если вас интересует рецепт, для этого вы не должны врать. Вы должны рассказать всю правду о себе, о своей жизни.
 
      Зала была большая, холодная. Люди расселись по краям на стульях, все смотрели друг на друга.
      Чарли сидел на середине, люди образовали полукруг. Он взглянул на всех, окатил взглядом, потом выговорил:
      – Что – ж, начнем по часовой стрелке. Тебя как звать то? – обратился он к молодому мужчине в серой куртке.
      – Омри.
      – Омри? Прекрасно. Теперь расскажи нам Омри о своей жизни. Но чтоб не было безмыслия и бессмысленности.
      – Хорошо, – согласился тот.
      – Начинай. Так, все слушаем очень внимательно!
 
      Омри задумался малость, посмотрел вверх, потом под ноги и начал свой пересказ.
 
      'Я помню свое детство, оно было ярким, солнечным, сочным, красочным. Это было при дошкольном возрасте, где – то 5 – 6 лет мне было. Отдыхал в Нальчике, Кисловодске, Минводах, мне было так хорошо, так прекрасно, что я даже сегодня вспоминая те дни, хочу закричать от избытка счастья и отсутствия проблем.
      Но я знал, я был уверен, что это еще не счастье, счастье меня ждет впереди. Это просто отрезок жизни, как бы определенный период, предварительный этап перед большими делами, которые меня ждали впереди.
      Потом я пошел в школу, учился нормально, даже хорошо. Не то чтобы отлично, отличником я не был.
      Школа есть школа. Там было все: драки, враки, дружба, ссоры, первая любовь, первый поцелуй, короче говоря, все первое.
      Да, были дни, когда мне было очень хорошо, даже отлично, классно, я сам себе говорил: вот это жизнь, вот это дни! А что могло быть лучше для 15- 16 летнего пацана? И притом пацана времен СССР, начала
      80 годов.
      Кино, театры, мороженное, футбол, первая любовь, дискотека, ну и так далее. Каникулы в Москве, Ленинграде, Тбилиси, море, маевки, уикэнды, и проч. Все это было в избытке, сполна.
      Но все же я был уверен, что это все не то, это цветочки, журнал так сказать, основное кино меня еще ждет впереди.
      ''Какой толк радоваться в детстве, в школьном возрасте, надо беречь свою радость для более достойных дней и достижений''.
      Потом наступила более взрослая, или вернее сказать, самостоятельная пора в моей жизни. Я поступил в Бакинский университет, стал студентом исторического факультета.
      Безусловно, я стал взрослее, собраннее – как мне казалось тогда – любознательнее, четче мыслил, действовал, и тому подобное.
      Пошли солидные дискотеки, вечера, посиделки. Первая водка, сигарета, первый секс, первые поездки в молодежные туристические лагеря, походы, и так далее и так далее.
      Было здорово, впечатления хоть отбавляй. Не скрою, было шикарно!
      Я повидал все, все абсолютно.
      Представьте себе лагерь в Латвии в лесу, на берегу красивого озера, типа наш Гей Гель.
      И вот там молодежная компания, туристов примерно 300 человек, из них 270 (!) девушки – причем неплохие девушки: грудастые, жопастые – остальные парни. А из парней где-то половина – алкоголики, не бабники. Они только пили водку, играли на гитаре, опять пили водку, засыпали, чтоб проснуться и заново пить и играть на гитаре.
      Ну и судите сами: на одного молодого парня приходилось около 8-9 девушек. Никакой конкуренции.
      Мы там пробыли около месяца, я думал, что нахожусь в раю. Все было рядом, все совершенно.
      Девушки, шашлыки, бадминтон, ночные танцы, костры, в общем, все!
      Это кайф! – кричал я.
      И все же опять я мыслил: нет, мол, все еще впереди, натуральное счастье меня ждет через несколько лет, когда я, скажем, окончу
      Университет, буду работать, женюсь, защищусь, и прочее и прочее.
      В принципе, по большому счету все так и получилось. Прошли года, я окончил Университет, тут же устроился на работу в Проектный
      Институт 'Азибурнефтегаз', получил первую зарплату, купил себе часы
      ''Ракета'' – помню до сих пор – устроили пьянку с друзьями в честь этого, а спустя несколько месяцев поступил в аспирантуру в
      Политехнический Институт.
      Аспирантура – это вообще отдельный разговор.
      Именно аспирантом я впервые столкнулся со многими вещами, с которыми я был не знаком до сих пор.
      Мои научные статьи стали печататься в журнале 'Нефть и Газ', я вращался в солидных научных кругах, лично сам самостоятельно научился заваривать чай, меня этому научили именно в аспирантуре.
      К тому же должен сказать, аспирантура – это единственное время, когда ты сам действительно принадлежишь себе самому и никому другому. Студент зависит от педагога, педагог от своего начальника, от графика занятий, а аспирант зависим только от себя, он практически никому неподотчетен.
      Аспирантское время было объективно яркое, красивое, свободное, мы все делали просто так, как бы невзначай, и все сходило с рук.
      Но я продолжал думать, что мой счастливый час еще не наступил, он еще впереди. ''Еще будет праздник в моей деревне!'' – кричал я в своем сердце.
      Потом я женился, защитился, уже жил отдельно от родителей, в центре Баку, статьи мои публиковались в научных журналах, сборниках, все шло хорошо.
      Ну что может быть лучше?
      Молодая семья, живет отдельно, имеет финансовую поддержку, постоянную работу и так далее. Да все нормально! Нееет, это еще цветочки, все лучшее впереди, за горизонтом, куда я стремлюсь.
      Я искренне верил, что мои лучшие дни, мой звездный час еще не настал.
      Был даже период, когда я работал в двух местах: в коммерческом банке и институте. На то время это было более чем престижно. 27 летний парень совмещал работу в двух солидных ведомствах, успевал преподавать и заниматься банковской деятельностью.
      Но прошли дни, месяцы, у меня родился первенец.
      Кстати, когда он родился, мой внутренний голос шептал мне: кричи, ори, радуйся, вот оно, счастье! А я продолжал спокойно смотреть вперед, за моря, за леса, и ждать своего истинного счастья.
      И вроде бы дождался! Я поступил работать в органы КГБ республики, стал чекистом.
      Ну все, это финиш! Ну что могло быть выше этой должности для парня, которому было 29 лет и который ждет не дождется своего счастья.
      Я стал работать в органах, стал военным, стал тем, о чем в принципе мечтал с детства.
      Какой пацан не хотел стать чекистом? И опять двадцать пять! И вновь я стал думать, что это еще не само счастье, это всего лишь прелюдия, дифирамб, вступление, но не оно, не счастье, будь оно не ладным это счастье.
      Проработав в органах 9 лет, я уволился, буквально оттуда убежал, даже сбежал.
      Но я себя успокаивал: все хорошо, все нормально, спокойно, это было не мое, это не мой хлеб, все еще впереди, я жду свой шанс.
      Потом я стал писать книги, статьи, всякие очерки. Меня приняли в
      Союз писателей, взяли на работу в информационное агентство, я стал получать по тем меркам хорошую зарплату, сотрудничал с некоторыми газетами, получал гонорары, размещал на Интернет сайтах свои произведения, был ''свободным художником'', делал то, что хотел.
      ''Ни этого ли ты хотел?''
      Тем не менее, я заново принялся ждать своего часа, глубоко был уверен, что это все не сама программа. Просто на просто вступление, в моей жизни введение уж слишком затягивается, это все черновик, а я хочу беловик, сам акт, саму песню.
      В агентстве я проработал долго, очень долго. Продолжал сотрудничать с газетами, журналами, меня уже знали, мне платили, я стал более – менее известным в некоторых кругах.
      Но это меня не устраивало, я ни этого хотел, желал. Спинным мозгом чувствовал впереди запах успеха, я ожидал его. Поэтому, тратить энергию на мелочи не хотел.
      Годы проходили, я становился уже известным, меня читали, обсуждали, покупали мои произведения и так далее и так далее.
      Параллельно я участвовал в различных проектах, хотел выиграть тендер, чтоб поехать в США, Венгрию с целью проводить научные исследования.
      И вот, это произошло! Я прошел по экзамену, сдал ''Тойфл'', и меня направили в Штаты.
      Ну все, вон оно, мое счастье!
      АМЕРИКА! Ну наконец то! Я долго ждал тебя Нью-Йорк!
      Я был наполнен счастьем, как покрышка воздухом, боялся лопнуть, берег себя.
      И вот собрался в путь, за океан. Шутка ли, переплыть океан?
      Тщательно собирал свои чемоданы, упаковывал вещи и двинулся в дорогу. Прибыл, какое прибыл, прилетел в аэропорт на своих крыльях, и транзитом через Стамбул в Нью-Йорк.
      Летел 15 часов, надоело, я измочален, сколько можно летать?
      И вот мы в Америке. Небоскребы, статуя свободы как бы хочет прикурить с неба. С открытым ртом глядел на это все я.
      Прошли таможню, оформили документы, и поехали гулять по городу.
      Не прошло и трех часов, как меня нагло ограбили два негра.
      Они нахрапом на меня наехали, взяли за шиворот, впихнули меня в грязный коричневый подъезд одного старого коричневого домика, и как назло рядом никого, все повымирали.
      Один меня ударил в живот, я склонился в бок, другой обшмонал меня, потом еще третий негр подоспел, и стал ножом вертеть перед моими глазами. Пару раз все же он кольнул меня в бок, я почувствовал у печени горячую жидкость, это была моя кровь.
      Негры убежали, сквозанули с моими деньгами. Искать ветра в поле или в Штатах я уже не хотел.
      Но я не падал духом, ведь я этого хотел. Вот оно – мое счастье! Я этого желал, вот она – Америка! Другого счастья впереди уже не будет. Я себя готовил, даже лелеял именно для США, и вот дожил. Меня ножом пырнули, обокрали, ободрали до последней ниточки. Хорошо еще, что не изнасиловали.
      Счастье, ты меня слышишь, точно слышишь? Так вот, раскрой уши, я повторять не буду.
      ИДИ ТЫ В ЖОПУ, СЧАСТЬЕ! Я ''его''!'
 
      – Прекрасно, отлично! А тебя как зовут? – спросил Чарли.
      – Йот.
      – А фамилия?
      – Троянов.
      – Йот Троянов? Прекрасно.
      – Говори, Йот Троянов. Только искренне.
      И Йот Троянов начал рассказывать.
 
      'Это был то ли 1976 год. Стояли солнечные дни, я жил тогда в пятом микрорайоне Баку. Все было так, как в детстве советской эпохи.
      Кругом русские, евреи, армяне, многонациональность, везде повсюду цветет сирень, пахнут олеандры, сам аромат был иной, не то что сегодня.
      Мне было чуть больше 10 лет, гонял мяч во дворе, шарили по деревьям, стреляли из рогаток по воробьям, и проч.
      Мне врезалась в память одна маленькая сцена: я спускался с крыш гаражей, спрыгнул вниз, а там две большие белые шахматные фигуры: конь и ферзь.
      Буквально через три дня уже около школы я увидел другие фигуры, ладью и пешку.
      Я отвлекся малость, но эти фигуры для шахмат имели мне кажется какое – то значение, не суть.
      И вот в де дни запомнился мне один бомж. Прошло достаточное время, но как бы меня не тошнило, я часто думаю об этом бомже.
      Как ни странно, но бомжи в СССР тоже были, не взирая на благодатную вроде бы атмосферу вокруг.
      Этот бомж был грязным, двигался в лохмотьях, на нас он не смотрел, только изредка, когда кем – то (или мною) пущенный мяч пролетал мимо него.
      Он оглядывался, садился на бордюре у дороги, доставал грязными руками из своей черной сумы нечто съедобное и начинал трапезу прямо на улице.
      От него даже на расстоянии несло смрадом, мочой.
      Окружив его, мы смотрели на него как на дикое животное.
      А потом кто – то из пацанов не выдержав бросал в него камешек, или песок, бомж злился, но пока он вставал или оборачивался, нас уже не было там, уже рвали когти.
      В принципе мы выросли перед его глазами, и он старел перед нами.
      Очень долгие годы он бродил около нашего двора. Я помню, он не был седым, а потом, спустя пару лет заметил седину у него на висках, а на белых его волосах прыгали мошки.
      Так прошло еще пару лет.
      И вот тут случилось то, ради чего я все это рассказываю. Это был май месяц 1976 года. Все стоит перед глазами, как будто произошло вчера.
      Мы с мальчишками часто шли на карьер купаться. Это в районе нынешнего автовокзала.
      Карьер был полон зеленой воды, был глубоким. Иногда мы прыгали со скалы в воду. Со стороны выглядело красиво. Барахтались, плавали, шутили.
      А рядом с этим ''пляжем'' шла стройка, не знаю точно, что строили там, но знаю, что строили какой то объект. И каждый раз пузатый лысый прораб на своей белой ''шестерке'' приезжал к стройке, осматривал ее, давал указание рабочим, платил им со своего кармана, считал деньги своими жирными, налитыми пивом пальцами, садился в машину и уезжал.
      Иметь собственную машину на тот момент было редкостью, даже роскошью, поэтому, как только толстый прораб отходил от своей машины, мы подбегали к ней, рассматривали ее, обсуждали магнитофон через стекло и так далее. Заметив приближающегося прораба, мы тут же ретировались оттуда.
      Короче говоря, мы уже привыкли видеть этого пузатого строительного чина рядом с карьером, местом нашего постоянного отдыха. Весь сезон купания, начиная с мая месяца, заканчивая сентябрем.
      И вот в тот день, вновь искупавшись (нас было четверо), мы загорали под палящим майским солнцем у скалы и увидели того прораба.
      Как обычно, он припарковал машину и пошел искать рабочих. Но их не было там в тот день.
      Мы даже сами среди ребят обсуждали, мол, а где же рабочие? Прораб искал их тщетно, безрезультатно. Кто – то из нас даже хотел крикнуть ему, мол, рабочих нет здесь, зря ищите их тут! Но промолчали потому, что наше внимание привлек тот самый бомж. Появление его тут было неудивительным, бомжам везде свобода, для них шлагбаума нет.
      Мы притаились, затаили дыхание, наблюдали со скалы, как бомж украдкой шел за прорабом. Короче говоря, раскрыв рты, смотрим живое интригующее кино.
      Сначала бомж спрятался за вагончиком, потом за огромным тополем, прораб в это время рассматривал проделанную рабочими работу: вырытый котлован, сваи, рядом аккуратную кладку кубиков, чуть дальше лежали мешки с цементом и пр.
      И вот тут сзади бомж налетел на прораба и ударил его красным кирпичом по голове. У меня чуть не остановилось сердце, мы слышали даже свои пульсы, настолько мы все замерли, окаменели, интенсивно моргали друг другу.
      Прораб тут же упал ниц, а бомж добивал его, он также бил его тем же кирпичом по макушке. Я этого не видел, мы тут же стали одеваться, и убежали оттуда прочь. Причем одевались на ходу, бегом, кто что успел, и Алик (один из пацанов) успел увидеть, как бомж добивал прораба, он и рассказывал нам с одышкой, мол, прораб лежал уже в луже собственной крови, а бомж хладнокровно добивал его. Да, это кошмар! Мы онемели от ужаса, и поклялись никому об этом не рассказывать.
      На следующий день вся округа рассказывала об убийстве. Классрук в школе сообщил нам всем: убили некоего прораба стройки, ударом по голове, тот потерял много крови, скончался на месте. Но что странно, заметил классрук, по словам следователей, машину его не тронули, и ключи от машины тоже оказались в кармане, и бумажник был на месте, а там 150 рублей, или около того.
      Повторяю, прораб не был объектом ограбления, и ключи от машины и бумажник на месте, взяли только мелочь. Но зачем?
      Мы с пацанами переглянулись. Очень странно. Нас окутал страх, а вдруг кто – то нас видел на карьере, и будут нас искать. Но пока было тихо.
      Когда я шел домой, увидел того самого бомжа, он сидел опять же на бордюре, разложил перед собою газету, а на ней тонко разрезанная колбаса, хлеб, бутылка вина 'Агдам', папиросы 'Аврора', лимон. Он на меня не обращал ни малейшего внимания, просто ел и пил, смакуя и получая удовольствие. Я даже заметил, что он улыбается, поднял лицо к солнцу, поприветствовал его, и продолжал трапезу.
      Как вкопанный, прибитый я глядел на это чудо, и мне не верилось, что этот убийца спокойно пожинает плоды своего ''труда''. Убил человека, даже не ограбил его, а взял какую то мелочь, и устроил тут пикник на улице, перед всеми.
      К нему подбежала мерзкая дворняга, и бомж угостил ее колбасой.
      Размышляя и переваривая увиденное, я прошелся к высотному зданию, и вижу опять знакомые мне шахматные фигуры, но это были шах и три пешки.
      Интересно, кто-то со мной играет в шахматы. Но кто?'
 
      – И все? Нормальный рассказ и нормальная ситуация. Так
      (посматривая на всех), а тебя как звать?
      – Суккот.
      – Как?
      – Суккот.
      – Бля, ну имена тут. Ну хорошо (махнув рукой), говори.
 
      И Суккот начал свой пересказ.
 
      'Будучи аспирантом, я пристрастился к картам. Взрослые ребята, парни, нам было 27-28 лет, собирались в лабораториях, аудиториях, покупали пива, минералку, и начинали тасовать карты. Шла игра в покер.
      Один из нас стоял на шухере, во избежания неприятностей. Могли бы нагрянуть педагоги, учителя. Ведь мы же играли на кафедре
      'водников', так называлась знаменитая кафедра Камала Абдуллаева, многонациональная космополитская кафедра, где работали особенно раньше евреи, армяне, грузины, лезгины, русские и пр. и пр.
      Боря Азимов, Юрий Шиловский, Космодемьянский, Мухтар Агамалиев, девушка по имени Хадиджа, и многие другие. Прекрасные люди, специалисты, люди с большой буквы. Блин, какое было время! И вот мы боялись, что кто-то из них мог нас поймать на месте преступления, с поличным, ибо когда играешь в карты на деньги, глаза налиты кровью, уши закрыты, мозг отключен.
      Да, очень часто становилось жарко, иногда доходило до драки.
      Рвались на мелкие куски карты, ребята схватывались друг с другом, шел мордобой и проч. Но я тут ни это хочу обсуждать, нет.
      При игре в карты я заметил одну ма-лень-ку -ю деталь, мелочь. Но нет ничего важнее мелочей.
      Дело в том, что при игре я обращал внимание на то, что некоторые числа при игре в покер практически не проигрывали. Эти числа выигрывали всегда, независимо оттого, какие на руках карты: три короля, два туза или три валета.
      Это заметил я, игрок далеко неопытный. Там сидели за столом натуральные шулеры, которые кормили семью выигрышными деньгами, но они это не заметили.
      При игре в карты существует порядок, некая система. Есть цифры и карты, которые не проигрывают, они постоянно в выигрыше. И в тоже время есть такие карты, которые могут выиграть, а могут и проиграть.
      Вот карты с очком, цифра 21. Вроде бы карты не плохие, уверенные, но они далеко не всегда выигрывали деньги, очень часто проигрывали на ровном месте, боялись элементарного блефа и других вариантов.
      А вот карты с числом 20, скажем дама и король одной масти проигрывают очень редко. Очень редко!
      Три шестерки не проигрывали никогда, это ясно, но они набирали наибольшие очки – 33, 5, не суть. Но почему не проигрывали карты с двумя тузами? Почему?!
      Они же набирают 22 очка. Почему не проигрывают карты с 27 очками?
      То есть даже при карточной игре работает определенный механизм, закон, и кто заметит его, тому и карты в руки.
      Такой порядок везде, даже в погоде. К примеру, смерч никогда не бывал в Баку, Тбилиси, Москве, Ташкенте, но он частый гость в
      Америке и уносит миллионы жизни.
      В Турции и Японии постоянно происходят землетрясения, а вот в
      Санкт Петербурге до сих пор еще не наблюдалось ни одного земного толчка.
      Это законы, правила, порядок, система, и это не случайно.
      В карточной игре он более нагляден.
      И еще одну я понял вещь! Надо играть для других, не для себя.
      Когда ты играешь как эгоист, все прячешь, мухлюешь для себя, для своего кармана, то ты в проигрыше. Это однозначно!
      Но если ты будешь поддакивать для соседа, выводить на арену его, то деньги сами находят тебя, сами ползут в твой карман. Это как бы закон отрешения, антипатии.
      Я помню одного человека, он жил в Туркмении, в Красноводске, звали его Абдул. Был честен, смел и дерзок. Однажды он нашел клад.
      Работая на даче, копал под деревьями, и лопата стукнулась о железный сундук. Осмотрелся, оглянулся: в округе никого.
      Вытащил сундук из ямы, раскрыл его: а там золото бриллианты.
      Короче говоря, целое состояние, богатство, которое может хватить и внукам, и даже правнукам. Можно уже не работать.
      Так вот, запихнув себе все в пазуху все это, Абдул оттуда дал стрекача.
      Прибежал впопыхах домой, и разделил это богатство между троими друзьями. Их было трое, и каждый получил свою долю, все было распределено поровну, по братски.
      И вот значит, те двое, получив свою порцию богатства, стали это тратить на себя: гульба по заграницам, смена иномарки каждые пол года, покупка вилл и пр.
      И через пол тора года, один из них попал в автокатастрофу, другой же тяжело заболел, и через год скончался.
      А Абдул все это богатство вывалил на карточный стол. Он все превратил в деньги, обналичил, и стал играть в покер. Проигрывал, выигрывал, потом опять проигрывал, и заново выигрывал, но не суть.
      Все дело в том, что это сделал для других, не для себя. Поэтому он жив по сей день. И опять недавно что – то нашел, наткнулся на чье то богатство и заново стал играть. И так будет продолжаться очень долго. Очень долго'
 
      – А тебя как звать?
      – Ширэль.
      – Говори, не молчи. Не молчи!
 
      'Я хочу поговорить о спорах и дискуссиях. Это очень важная тема.
      На первый взгляд она кажется не очень интересной, но если копнуть глубже, все увидят актуальность этой темы. Я уже давно убедился в том, что спорить бесполезно. Мало того, что это пустая трата времени, так это еще и ужасно вредно для сердца, здоровья.
      Работая в информационном агентстве 'Тренд', я убеждался в этом воочию. Причем не одиножды.
      Мы все вместе сидели в общем зале, кругом компьютеры, телевизор, газеты, общение, и пр. Рабочая компания подобралась не плохая, общительная, даже шумная.
      Многие ребята спорили, дискуссировали, дебатировали, все без толку, каждый оставался при своем мнении, хотя очень часто ребята говорили одно и тоже, но не соглашались, или же наоборот, противоречили друг другу, но соглашались.
      Под гнетом неопровержимых фактов люди давили и давили друг на друга, заставляя сменить точку зрения, но следовали возражения и отрицания.
      Тогда в чем смысл спора? В чем?!
      Таков человек, такова его конституция. И ничего с этим не поделаешь.
      Молодые вспыльчивые ребята цапались со взрослыми, туда совались и зрелые люди, и начиналась кутерьма, оглушительная трескотня.
      Споры были разные: о политике, экономике, спорте, науке, искусстве, религии и проч.
      Ребята с красными лицами с опухшими венами на шеях кликующе кричали друг на друга, жгли проповедь новой красоты, визжали, свистели, но бесполезно все. Повторяю, БЕСПОЛЕЗНО! Каждый оставался при своем гениальном мнении.
      И во время этих вот споров, я обратил внимание на одного человека. Это был Араз Рустамов, опытный сотрудник, бывший чиновник.
      Великолепный человек, сама культура.
      Он тихо молча слушал, иногда улыбался. Его несколько раз ребята пытались втянуть в жаркую дискуссию, но он аккуратно и тактично отходил, молча садился перед телевизором, или компьютером, продолжал улыбаться. Ни в какие дебаты и споры он не вмешивался. Ни в какие!
 
      Со стороны глядел он на этих спорщиков, искателей истины, слушал их внимательно, а в ответ: молчал и тихо улыбался. Это была выкормленная мудрая улыбка без звука и слов.
      Продолжал так действовать несколько лет, абсолютно не вмешиваясь ни в какие ''разборки''.
      Он молчал, улыбался. Всего лишь!
      И все ребята это замечали, и каждый раз при разногласии обращались именно к нему, к Аразу Рустамову, к этому в высшей степени мудрому человеку.
      Мой тебе совет, читатель: не лезь ни в какие дебаты и споры.
      Никому ты не докажешь ничего. Да это и не нужно никому. Лучше молчи и улыбайся. Молчи и улыбайся!!!! Или лучше заткнись и улыбайся!'
 
      – Так, нормально, нормально. Уже не плохо, теплее. А тебя как величать? – спросил Чарли у худого парня.
      – Агам.
      – Так, главное, ничему не удивляться! И именам тоже. Чем ты нас обрадуешь?
      – Я хочу поговорить о молодости.
      – О молодости? Не плохая тема. Давай, попробуй, а мы послушаем.
 
      'О молодости можно говорить много, но как говорил Гете, молодость
      – это недостаток, который быстро проходит.
      Молодость – это великая сила, мощная энергия. Ничто ей не помеха.
      Только молодость получает больше, чем тратит.
      Как – то однажды мы сидели на службе, пили чай, болтали о жизни.
      Я был там, мой друг Араз Фарзалиев, с которым я был солидарен по большинству вопросов, ну а также молодежь, даже юноши: Полад
      Гамидов, Орхан, Шахин и пр. Эти трое ребят были совсем молодыми людьми, настолько молодыми, что не боялись говорить и делать глупости. Им было 24-25 лет, не больше того. Не женаты, только окончившие институты, они переживали совсем длинную половину жизни.
      И вот, как – то сидя все вместе, разговорились мы о жизни и религии, о пророке и вере в Бога..
      Я начал как всегда качать права. Слушайте и вы.
      – Многие люди ошибочно утверждают, что пророк Мохаммед – последний пророк. Это более чем ошибочно, так как жизнь продолжается, значит и пророки были и есть. Просто напросто сегодня
      – не то время, не время пророков. В начале XX века, в период Первой мировой войны люди толпами шли за Георгием Гурджиевым, знаменитым мистиком. Из Москвы и Питера валом шел народ в Туапсе и Анапу, чтоб просто послушать, взглянуть на Гурджиева. Он заставлял всех интеллигентов убирать поле, собирать картошку. Все слушались его, выполняли любое поручение. Чем не пророк?
      В Xlll веке люди также шли за Джалаладдином Руми, персидским суфием, люди падали ниц перед ним. Чем он не похож на пророка?
      Будто пророки, а их было более 100 тысяч имели какие то грандиозно уникальные данные, фантастические качества, и вот поэтому всяким там Гурджиевым и Руми далеко до тех пророков.
      Пророки людям демонстрировали чудо, а людям этого и надо. Толпу убедить можно только так. Никаких ни сяких слов толпа не поймет, только и только чудо, волшебство и чародейство.
      Вспомните, как Иисус оживил Лазаря, шел по воде, Моисей превратил палку в змею, Мохаммед показал всем кувшин с молоком и прочее и прочее.
      Без чуда и действия ни один пророк не стал бы пророком, в этом и разница между ними и обычным водопроводчиком.
      Многие респектабельные люди уважают веру в пророков, чтобы только не говорить о них. Пророки выполняют лишь роль посредника между людьми и Аллахом. Так что, кроме всевышнего все ерунда. Пророки, ангелы, рай и ад: все это химера, абстракция и выдумки самих пророков, которые как – то сумели, ухитрились внушить это людям.
      Только Бог выше всяких там определений, обозначений и таблиц. Хотя бог не ангел. Слышь, Полад, Орхан, я кому говорю? Я же все это говорю вам! Вы опять в своем репертуаре, витаете в своем мире. Это не мне, это нужно вам!
      – Агам, и нам это не нужно, – ответив, Полад разразился солнечным смехом.
 
      И я тогда понял: действительно, им это не нужно, ибо они молоды.
      Только молодость может все опровергать, искажать, отметать, и на все положить! Ибо это МОЛОДОСТЬ!
      И Полад, и Орхан, и Шахин могут не слушать старших, могут избегать философских бесед, это им не нужно. Так как они молоды, у них есть шанс, в отличие от нас. Им есть на что надеяться, они еще не все сказали, не все спели, не все прочитали.
      Я знаю много молодых ребят и девушек, они движимы молодостью.
      Журналистка из газеты 'Зеркало' Нурлана. Какая прекрасная девушка, обаятельный человек. Она молода!
      Гамидов Гамид из газеты 'Эхо'. Этот молодой парень на всех парах идет вперед, опираясь только лишь на свою молодость.
      Хотя молодость глупа, она ничего не знает, иначе она и в старости могла. Но тем не менее, молодость дается лишь раз. Потом для глупостей необходимо искать иное оправдание'.
 
      – Хороший рассказ – поперхнулся почему – то Чарли. – Как тя звать, мужчина – обратился он к толстому мужчине.
      – Лиор.
      – К- к – как?
      – Лиор!
      – Говори Лиор.
      – Хочу высказаться о норме.
      – О чем?
      – О норме. То есть, предел, норма, мера.
      – Хорошая тема. Давай, начинай.
 
      'Я всегда реагировал на норму, меру, которая царит среди людей, и никто не обращает на нее никакого внимания.
      Никакого! Это ужас.
      Однажды сижу значит в чайхане, сзади стадиона, в лесу, в сосновом бору. Ребята наливают чай. Кто пил крепкий, кто легкий, но мало кто пил нормальный чай обычного цвета.
      Некоторые чифирили, наливая только одну заварку, у них чай получался черный как кофе. Другие почти пили бесцветный кипяток, добавив лишь пару капель заварки.
      Короче говоря, надо во всем знать меру, норму.
      Когда пьют водку, этот факт еще более нагляден. С алкоголиками все ясно, спирт проел их кишки полностью, это уже не люди. Но я не понимаю и тех, кто вообще не пьет, то есть трезвенников. Это весьма подозрительно, точнее, не совсем правильно и нормально.
      Все должно быть в меру, иметь предел, а не пускаться в крайности.
      Есть такой строительный трест, он находится на окраине Баку, в районе ''8 км''. Директор этого треста мужчина по имени Рамазан.
      Хороший такой человек, добродушный порядочный, строгий, требовательный, исполнительный, ответственный, и в тоже время компанейский, гуляка, приветлив, смел.
      В нем сочетаются целый букет разноплановых качеств, и никакого перебора, все в меру, все у Рамазана имеет свою норму.
      Однажды он, находясь в ресторане, в застолье, буквально просил по мобильнику своего работника, Валентина, чтоб тот пришел и покушал с ним, так как Валентин находился рядом, то есть, сам трест расположен по соседству с рестораном.
      Хочу сказать, что требуя работы у своих подопечных, Рамазан также требует у них и совместной посиделки.
      На это способны редкие люди.
      Расскажу один случай. Знавал я одну женщину, Тамару. Она была замужем, красивая такая, броская, бедристая, грудастая, жопастая.
      Волосы рассыпанные на плечи, что за ножки, что за бюст, да! В общем, ходячий секс.
      У нее был муж, заблик такой, гаврик в кепке. И член у него был как у котенка: малюсенький прыщик. Это мне сказала Тамара. Не мог он ее удовлетворить в постели, ну не мог и все! Засунет в нее свой перочинный ножик, а она этого и не почувствует, более того, в этот момент она говорит по мобильнику.
      Он в нее ужи пихнул свой карандаш, она болтает по сотовому. К тому же через минут пять он кончает, а она уже видит пятый сон.
      – Лиор, ну я не чувствую его, клянусь тебе, не чувствую. Мне мужик нужен, мужик! – кричала она мне в парке. Делилась со мной своими горестями.
      – Тише, понял, что нибудь придумаю, – успокаиваю ее я.
 
      У нас в Университете учился один парень, Эльдар его звали. Ростом маленький, кучерявый, задумчивый, неуклюжий, немного грустный человек. Ребята поговаривали, что член у него огромный, где – то 30 см. Они заметили это в сауне, в парилке, когда каждый сидел на деревянных этажах. Кругом пар, дым, пахнет мятой, вверху шлепают дубовым веником, все потные, красные, и этот Эльдар сидел там, вверху, парился. А висячий член его свисал аж до нижней полки парной. Как шланг висел.
      Ну, я и решил свести Эльдара с Тамарой. Он был еще не женат.
      – А кто выйдет за меня, как мне женится с этим? – показывая себе между ног, говорил Эльдар.
      Мы с Эльдаром сидели на бульваре, в пивной. Пахло морем, травой, чайки крякали, кричали, воробьи и голуби путались под ногами, кушали хлебный мякиш.
      – Я тебя слушаю, Лиор, – отпив пива, начал он беседу.
      – Эльдар, помоги одной бедной женщине. Только ты это сумеешь, – скрестил руки я как бы в мольбе.
      – А что случилось то?
      – Да нужен одной даме стоячий большой член. Муж ее не может трахнуть по мужицки, вот и очередь твоя, Эльдар. Лови момент!
      – А что за дама? – глаза у него запрыгали.
      – Хорошая женщина. Немного темпераментная, но это нормально, ее просто нужно трахнуть, скорее даже изнасиловать. А это сможешь только ты.
      – А почему не ты?
      – Глупый вопрос, Эльдар. У тебя же между ног натуральный Боинг, а у меня всего лишь вертолет. Говорят, ты однажды ночью писал в блоке после пива, неожиданно появилась молодая женщина, и увидев твой член, испугалась, в обморок упала. Было это?
      – Люди немного преувеличивают, – замялся Эльдар.
 
      Прошло три дня. Я их свел, Эльдар переспал с Тамарой. Через день мы созвонились, я встретился с Эльдаром. Он мне бросает на ходу:
      – Лиор, если что – то с ней случится, виноватым будешь ты! – нервно закуривая сигарету.
      – В чем дело то?
      – У нее пошло внутреннее кровотечение, кровь не могли остановить.
      Я как ей воткнул, у нее перехватило дыхание, и с сердцем стало плохо. Чуть не умерла, короче.
      – Расскажи поподробнее, – мы уселись на лавочке.
      – А…хм…Как и договорились, я пришел на квартиру, розовенькая квартирка, фарфор и бронза на столе. Принес с собой я торт. Тамара была в синей кофте, надушена, напудрена Макс Фактором, сказала, – де, это лишнее, не нужен этот торт. Ну и потом выключили свет, зажгла свечи, кинулась на меня, стала меня целовать, раздевать, ноги свои раздвигать. Ну и я вонзил ей с разбега, не рассчитал малость.
      Что там началось, блин, пиздец!
      Соседка прибежала наскипидаренная, я врачам звоню, у нее пошла кровь, истерика, глаза на лоб поплыли, остановить ее невозможно, и так далее, и так далее.
 
      Я посетил в больнице Тамару. Она лежала под капельницей. Рядом врачи в белых халатах, главврач строго смотрит на меня. Муж ее иногда забегает, приносит апельсины. Увидев меня, Тамара немного оживилась.
      – Откуда ты этого ишака нашел? – единственно, что она сказала мне.
      Через недельку она выписалась. Ей прописали курс лечения. Море, дача, воздух, и все встало на свои места.
      Как – то случайно мы вновь с ней встретились на улице Баку.
      Прохожу меж автомобилей, кепка на нос, и оппа, Тамара улыбается в упор.
      – Лиор, мне нужен нормальный член, слышишь, нормальный! То пипетка, то ослиный баклажан мне не нужен, понял! – орет она на меня, будто я ей должен чем – то?
      – Но, дорогая, а я то тут причем?
      – Как причем? Да твой этот ишак чуть не убил меня, – машет веером перед лицом.
      – А может, меня попробуешь? У меня хрен хоть и не колбаса, но он проворный.
 
      Короче говоря, мы с ней переспали. Она не могла вдоволь нарадоваться, держа мой член в руках, игралась, ставила между своими грудями, делала мне минет. Впервые испытала оргазм. Она это сама призналась, да и я сам это почувствовал.
      – Ну наконец то, вот он, это мой член, я его никому не отдам, – стонала она подо мной.
      Груди ее раскидывались в сторону, то влево, то вправо, а я, схватив ее за волосы, входил в нее, как армяне вошли в Шушу.
      Она меня не хотела отпускать, но в дальнейшем познакомилась с другим мужчиной, размер члена у которого был примерно вровень с моим.
      Люди ищут норму, уровень, меру, но очень часто не знают, не ведают свою норму.
      Даже деревце нужно поливать в меру, иначе от обилия воды она сгноит. А засуха, ясное дело, вредна, вся растительность высохнет.
      Для полноты расскажу один анекдот, я его вспомнил к месту.
      Значит так: один воришка, оказавшись в парфюмерном магазине, забрался на склад, где стояли огромные ящики с новыми духами и одеколонами. Весь склад благоухал ароматом парфюмерии.
      Но вор не рассчитал, склад заперли снаружи, а дело было в пятницу, и он там остался еще три дня, ибо далее суббота, воскресенье, а понедельник попал на праздник, короче говоря, вор вынужденно остался там.
      Когда во вторник пришли открывать склад, все замерли: оттуда выбегает этот вор и орет на весь магазин:
      – Говна хочу, говна! Дайте мне понюхать говно!'
 
      Теодор криво усмехнулся.
      – Так, не плохо, не плохо. А как тебя звать дружище? – спросил он молодого человека в очках.
      – Султан.
      – Красивое имя. Ну что – ж Султан, и ты расскажи.
      – Хочу поговорить о дружбе.
      – О дружбе?
      – Да.
      – Попробуй.
 
      'На свете нет дружбы. Можно это судить по друзьям в системе
      Органов. Никогда не будут дружить люди, один из которых еще работает в Органах, другой же уволился. Тот, кто в погонах, ревниво относится к нему, он думает, что тот знает их секреты, и не будет с ним водиться. Хотя они ранее дружили, будучи в одной военной лодке.
      Какой друг расстанется с одной из частью своего тела ради дружбы?
      Кто отдаст свою печень для пересадки своему ближайшему другу? КТО?
      Да никто!
      У меня был приятель – микробиолог, он под микроскопом изучал жизнь эмбрионов, микрофлоры, микробов и всякой твари.
      Так вот он так и сказал, что дружба, это и есть жизнь этих микробов. Они под микроскопом соединяются, стыкуются, потом отталкиваются, и вновь слипаются, и так далее. Это и есть дружба.
      Какая может быть дружба? От дружбы только вред.
      Вот я дружил, да! И что? Деньги попусту тратил. Пьянствовал, в семье скандалы. Друзья завидовали моим удачам, злорадствовали моим промахам. Зачем это нужно?
      И вдруг меня осенило. Это было, когда я посетил кладбище, город мертвых. Ведь человек умирает в одиночку, он боится этого. Одной из самых сокровенных нужд человечек является демонстративная смерть.
      Никто не хочет умирать в одиночку. Никто!
      Но статистика – вещь упрямая.
      Год назад я стал свидетелем удивительной сцены. На даче, в соседнем дворе, дружили три пса. Три таких дачных дворняг, белых, пушистых, хвосты трубой, глаза добрые – добрые.
      Я обратил внимание на их дружбу, собаки были вместе постоянно.
      Ходили на охоту вместе, сторожили овечек тоже вместе. Пастух напал на одного из них, и тут же остальные две собаки кидались на пастуха, лаяли, орали, шум, тарарам, ужасно было.
      Короче говоря, собаки были дружные, не давали друг друга в обиду.
      Все мы привыкли к ним.
      И вот, настал тот злосчастный день. Это судьба. Сосед по даче, военный, принес с собой огнемет.
      Держит в руках, и как даст огня, и в этот миг собаки те, та тройка знаменитая проходит мимо.
      Обгорела вся земля, стало тихо все в округе. Рядом люди застыли на местах, все молча высунули языки и зажали свои рты. Трава горела, земля пылала, а потом коптила, дымок пошел черный.
      Три обгорелых псиных мяса валялись сгоревшие в песке. И вдруг все люди онемели, будто было по заказу это все.
      Когда огонь затих, все стихло полностью, три птицы серые сорвались из под дыма к нам. Их никто не видел раньше. Они, эти птицы (!) залаяли, и устремились ввысь, махая крыльями своими.
      Просто я боюсь, что мне никто не поверит.
      Вот это дружба до гроба, вот это я понимаю!'
 
      – Мне понравился твой рассказ. Будь здоров. А тебя как звать, родненький ты наш?
      – Шакед.
      – Блин, я тащусь от этих имен. Теперь этот Шакед. Офф…хорошо
      Шакед. Что у тебя?
      – Хочу высказаться о войне.
      – О войне? Это серьезная тема. Только давай покороче, лады? А то у нас время в обрез, – смотрит на часы.
 
      'Я знаю ребят, которые воевали. Были ребята, были дни. Они видели смерть сблизи, дыхание ощущали. Они освобождали свои земли. Факт.
      Агаев Махир, экс сотрудник КГБ, прекрасный человек, ветеран карабахской войны. Я знавал Ильхама, сотрудника Министерства Связи, он тоже воевал на фронте.
      Они видели кровь, человечину, и мы должны их чтить.
      Война войной, но жизнь продолжается. Резать человеческое мясо нужно на войне, а уж после, пожалуйста, подвиньтесь, надо жить красиво.
      Да я бы сам отпил бы армянской крови, и съел бы глаза и груди армянской женщины. А потом взорвал бы на хер стариков армян, попавших в плен, не поумневших за столько лет.
      Я навсегда отвергаю жилистую и потную руку примирения армяшек, протянутую мне. Ведь не затем же погибали наши братья!
      Война изменила не только географические границы Азербайджана, но и положила на лица людей новые глубокие черты. Всмотритесь в зеркало внимательнее, эти черты есть и на ваших лицах.
      Сколько бойцов и силачей погибло на полях сражений. Я им завидую.
      Я выковал бы из стали своего сердца нож моих идей, и кинулся бы в поединок. Я тоже хочу мяса, красного мяса!
      Война нужна, она лекарь народа, она истребляет ненужный генный хлам. Это необратимый процесс, иначе будут природные бедствия или геноцид. Так лучше уж война.
      Хотя, возможно даже, война нужна только для того, чтоб кто нибудь о ней писал'.
 
      – Молодец, – похвалил Шакеда Чарли. – Так…, – он стал осматриваться. Остался кто нибудь у нас? А как вас величат?
      – Туби, – очень тихо ответил мужчина лет 50. Он был высок, лысоват, в дорогой оправе, в светлом костюме.
      – Туби? Так…, – Чарли устало почесал переносицу. – У тебя какая тема?
      – У меня тема наказания. То есть, хочу сказать, что все в жизни наказуемо, это мне кажется, полезная тема.
      – Ну коли так, то говори. Только покороче, бери пример с Шакеда.
 
      'Странно то, что большинство людей не воспринимают элементы наказания. Им кажется, что они избегут его, прохляют, не попадут в сети возмездия. Глупые люди!
      Оттого, что некоторые могут решить квадратные уравнения, знают законы физики и зубрят химические элементы, ничего не меняется.
      Человек глуп по своей природе, он обязан быть глупым.
      Ким Филби – знаменитый шпион, разведчик, однажды, будучи на охоте, на берегу океана, стал свидетелем, как катер тонет в воде.
      Катер наехал на скалы, разбился, ветер разгонял и рвал все, океан бушевал.
      Картина страшная.
      Спасся только один пассажир, еле доплыв к берегу.
      А Ким Филби был еще маленьким мальчиком, многое не понимал, он спустился к берегу с ружьем в руках, подошел поближе к этому измочаленному пассажиру, который обессилев, ползал по берегу, прицелился и пристрелил его.
      Зачем он это сделал, было трудно сказать и ему самому. Это было первое и последнее убийство, совершенное Кимом Филби.
      А та жертва, как выяснилось потом, был коммунистом, он украл церковные деньги на нужды компартии. Видимо его прокляли монахи и попы, и наказание в лице мальчишки Кима последовало незамедлительно.
      Наказание – это как бы Бог, всевышний, это вроде проявления высших сил, фундаментальных законов. Никуда ты от этого не денешься.
      Как – то я дискуссировал о футболе со своим старым другом Баширом
      Кулиевым. Он работает в строительном тресте. Хороший специалист, инженер. Ни в этом дело.
      Помню, я ему объяснял, что в футболе как и в жизни, работают фундаментальные законы, проявляют себя высшие силы, и неожиданное вроде бы для нас поражение сильной команды обуславливается исключительно с позиции наказания. То есть когда, скажем, проигрывает сборная Бразилия, то это связано только лишь с тем, что высшим силам надо было бразильцев наказать. Только лишь!
      А еще как можно объяснить историческое поражение легендарной
      Бразилии на чемпионате Мира в 1982 году? Как?
      Состав гениальный, игроки – жонглеры, цирковые трюкачи, у них на лбу было написано чемпионство, они думали по чемпионски, и вдруг они совершенно безумно проигрывают итальянцам, которые по классу были ниже их на 50 этажей, и преждевременно покинули турнир.
      Все это связано только лишь с расплатой, с возмездием, с наказанием.
      Иначе в футболе бразильцы были бы не 5 кратные чемпионы мира, а
      10 кратные.
      Что странно, Башир парень неглупый, но он меня не понял даже после того, когда я указал ему на это объяснение, на эту раскладку, разложил все по полочкам.
      Многие люди не воспринимают принцип и механизм наказания, хотя сами того не ведая всю жизнь расплачиваются, вознося руки в небо с извечным вопросом: 'За что?'.
      Они думают, что это просто плохая погода, или ветер поднялся, или чересчур жарко, но они тут не причем. Конечно не причем! Как же!
      Случайности в жизни не бывает, родные мои! Даже случай имеет свои законы. Случайно даже на дереве ветка не шевельнется.
      В данную минуту, когда это говорю, я вспомнил, что буквально вчера расплатился: на меня ни с того ни сего наехал продавец в магазине и стал орать на меня как пастух. Что примечательно, этого продавца я знаю не первый год, он культурен, в определенном смысле этого слова.
      Но в тот момент на него что – то нашло.
      А этот случай мне рассказал парень по имени Руслан. Он работал на
      Бакинской кондитерской фабрике. Заполнял торты кремом, надавливал большими кулинарными шприцами, оттуда выходил крем, получался красивый и вкусный торт: трюфельный, бисквитный, торт 'Сказка' и другие торты
      И вот однажды директор фабрики его обидел, он накричал на него на глазах у всех, оскорбил его, в результате чего Руслан озлобился не на шутку.
      После этого он зашел к себе в цех, от злости покурил сигарету, потом оглянулся, вокруг никого нет. Расстегнул ширинку брюк, вытащил свой пенис и пописал в этот кулинарный шприц, с которым он работал.
      Он наполнил его своей мочой, вперемешку с кремом.
      Стал выдавливать оттуда этот 'коктейль', пичкая торты, фаршируя их этим 'кремом'.
      Вот так на продажу в бакинские магазины поступили несколько таких вот тортов.
      И спустя пару дней на фабрике произошел скандал: пришел заявитель
      – жалобщик, который сам лично пробовал тот самый ''торт'' Руслана и уверял, что торт, который он поел, был пропитан мочой.
      Доказать кто это сделал было конечно трудно, но однозначно одно: тот заявитель, так сказать, пострадавший, работал в системе
      Налоговой инспекции, и мочу он съел далеко не случайно. Это наказание.
      Был такой сотрудник МНБ Рауф Ахмедбеков. Сегодня он уволен в запас, офицер в отставке. Я его лично знаю очень хорошо, даже слишком хорошо. Не суть.
      Он всегда считал себя правым, на любой вопрос в жизни у него был готовый ответ. Уже готовый изначально, заведомо, заранее! Даже если эти вопросы касались экологии, философии или же сельского хозяйства.
      Однажды он, играя в футбол, на ровном месте(!) поскользнулся и рухнул на землю. По его словам, будто невидимая сила взяв его на руки швырнула со всей силой на землю. В результате тройной осколочный перелом. Он после этого месяца 4 не выходил на работу.
      Это произошло давно, но он до сих пор немного прихрамывает, даже сейчас.
      То есть! Это расплата, наказание. Разумеется, само собой, что сам товарищ Ахмедбеков этого не понял, посчитав свой перелом за нелепую обидную травму.
      Мне это все смешно'.
 
      – И мне смешно, Туби. Так, закончили? – громко спросил Чарли.
      – Нет, я еще остался.
      – А ты кто такой? Как звать тебя.
      – Шели.
      – Так, есть еще кто нибудь кроме Шели?
      – Есть!
      – А ты кто?
      – Ишмаэль.
      – Так, ребятки, давайте быстренько, ясно. Начинай ты, Шели. Что у тебя?
      – Я буду краток. Тема озарения.
      – Говори.
      – Начну с анекдота.
 
      Землянин встречает на поту своем инопланетянина.
      – Привет – инопланетянин! (жмет руку)
      – Тише землянин, это не рука.
 
      'Это так, для начала. В одной книге я запомнил сцену: в темном сарае притаилась какая то скотина, и не хочет оттуда вылезать.
      Собралась толпа, а дело было ночью, кругом темно, и плюс к тому это происходило в XII веке, то есть электричества нет, свечей рядом не оказалось, ну и вот, толпа судачит, мол, как вытащить из сарая это животное.
      Три смельчака все же вошли в сарай и попытались на ощупь в темноте определить, что это за животное.
      Один приласкав длинную морду скота, шепнул:
      – Кажись, это слоненок.
      Другой потрогав шерсть, возразил:
      – Не – а, ты что, это жеребец.
      А третий схватив скотину за хвост, заорал на всю округу:
      – Я понял, да вы что? Это осел, ослик!
      В этот момент принесли свечи, зажгли их и аккуратно вошли в сарай. Выясняется, что это животное: тигр. Он притаился и терпел, как люди в темноте его щупают, и ждал, пока эти тугодумы при маленьком свете выяснят, кто же он такой на самом деле.
      Узнав о хищнике люди разбежались, шарахаясь в стороны.
      Хорошая, поучительная история. Достаточно небольшого света, как многое проясняется, встает на свои места'.
 
      – Поаплодируем ребятки, поаплодируем! Теперь давай ты, Ишмаэль. У тебя что?
      – Тема спирали.
      – Чего, чего?
      – Спирали! Это показатель развития…
      – Говори, мы тебя слушаем.
 
      'Ну…спираль представляет собой пружину, которая делая круг, поднимается выше, как бы на второй этаж, и там делает еще один круг.
      Все мы топчемся на одном месте, крутимся и вертимся, ходим по кругу, и никак не можем выйти на иной, более высокий уровень.
      Это и есть принцип спирали: делается круг, а потом тело отталкиваясь от старой точки поднимается выше, на второй этаж, совершая при этом вращательные движения.
      Происходит принцип спирали, отсюда исходит развитие.
      По образованию, и по призванию кстати тоже, я журналист.
      В 2005 году очень часто я писал комментарии и их помещали на различные иностранные сайты.
      Комментарии были разные: политические, экономические, религиозные, научные.
      Я получал массу писем, откликов, рецензий на свой электронный адрес.
      Но развития в своем творчестве я не наблюдал. Во всех моих комментариях не было конкретики, силы, хотя по своему я писал не плохо, это по мнению читателей.
      Но в любом случае в моих писанинах не хватало силы личности, я не переходил на личность.
      Однажды меня осенило: а не написать ли мне о своей телефонной беседе с Туркменбаши? С этим туркменом, Ниязовым. Ясно, что такой беседы не было и в помине, это фиша, липа, но это будет наглым, авантюрным шагом с моей стороны.
      На такой комментарий клюнут многие читатели, так как телефонный разговор оживляет диалог, он делает его гораздо жизненным, живым.
      Я все сделал, как и предполагал. Получилось так, как я планировал.
      Мою ''телефонную беседу'' поместили на сайты азиатских стран, кавказский веб сайт, другие порталы, и так далее и так далее.
      Что там началось?
      Я просто понял, что президент Туркмении Ниязов – сегодня политик в изоляции, он чурка, но у него есть имя, и я воспользовался этим именем как надо.
      Так что я это понял, и стараюсь часто не повторять одни и те же движения, поднимаюсь чуть повыше, ставлю планку на порядок выше прежних действий.
 
      Наступила пауза, после чего Чарли смачно понюхал правую подмышку, с аппетитом поковырялся в носу, обернулся ко всем, но уже с другим лицом. Он как бы изменился, поменялся цвет его кожи, он будто превратился в мулата.
 
      – Товарищи мои родные! Все вы высказались, открыли свои анимо.
      Все мы живем на этой тере, существуем как планто и анимало. Но теперь слушайте меня. Если ваши каро светлые, вы поймете меня.
      Главное амо, именно амо! Если у кого – то нет амо, тот ничего не поймет. Но еще важнее иметь сенто. Помимо амо нужно сенто. Без сенто и шагу не сделаешь. Но важнее всего иметь в наличии зоркое окуло, а таковых людей практически нет. Их очень и очень мало.
      Наши корпо как у скотин, человек – это неблагодарная свинья, посему с ним трудно. Но я вас всех научу жить. Вы знаете самый важный секрет долголетия? Этот секрет прост: надо быть сложным, неоднозначным. То есть! Необходимо быть и сволочем и благородным, и щедрым и скупым, и злым и добрым. Точки не должно быть никогда. Вы должны из себя олицетворять шахматную доску: быть и белым и черным квадратом.
      Нельзя быть только белым, равно как и не нужно быть черным квадратом. Нужно быть сложным, разным, различным, разнообразным, но интересным. Вы обязаны вызвать интерес у Бога, чтоб он не смог вас раскусить, иначе он забьет вас в один день как анимало, и вас зароют в могилу.
      Никогда не ставьте точку. Поняли, никогда! Опасно решить для себя, что я мол, стану вечно честным, и буду так до конца жить. Или наоборот, гадким сволочем, негодяем, буду воровать и убивать. Это неправильно.
      В жизни не должно быть точки и ясности. Не должно быть. Только запятая и троеточие, но не точка. Иначе от Бога смерть. Его мано опускается над тем, кто для себя уже уяснил все четко, мол, не буду красть, или же наоборот, буду красть. Такие люди исчерпаны.
      Надо быть всяким, надо быть разным. Бог не должен вас раскусить, он должен попытаться вас понять, что вы за фрукт, а на это уходят десятилетия.
      Это необходимо, ибо вы должны играть роль как негодяя, так и благородного человека. Бывают в жизни моменты, когда негодяй должен наказать кого – то, подложить свинью, облить грязью, это нужно и важно, так как наказание – это систематический атрибут кармы, и на эту роль способен только негодяй.
      Точно также необходимо благородство, так как святоша должен подбодрить и являться идолом, лучшим примером для толпы, на это разумеется способен ЧЕЛОВЕК(!) с чистым нутром. Негодяй на это не способен.
      То есть вот так: нужны и негодяи, и святоши.
      Но запомните следующие слова: всегда чистите свои туфли, мойте свою жопу, короче говоря, возделывайте свой сад. Вот тогда будет результат. Установите для себя границы, и мужественно работайте, чините, ремонтируйте себя. Не переходите эту границу!
      Не надо глядеть в чужой сад, не фига смотреть на посторонние туфли. Не надо этого!
      Занимайтесь собой, работайте над самим собой, САМИМ СОБОЙ!
      Вы не переделаете друга иль товарища. Легче и полезнее себя возделывать, себя совершенствовать, а не другого человека.
      Так быстро дойдете до цели. Представьте себе компьютер, вы читаете на мониторе текст. И вы хотите этот текст отправить на принтер, на печать. Что вы делаете при этом?
      Правильно: вы обводите курсиром, мышкой нужный текст, абзац, копируете, переводите все на World, потом происходит печать. Это все к примеру. Так же человек. Он должен думать и возделывать только себя, копировать только себя, распечатывать только себя. Только себя!
      Если же будете думать о других, воевать с ними в душе, исправлять ошибки окружающих, если будете чистить чужие ботинки, то свои будут в грязи. Запомните это, уроды! Вы слышите?!
      Иначе ваша энергия будет вытекать, как вытекает газ из камфорок газовой плиты. Газ наполнит комнату, и малейшая искра взорвет все на хрен! Вы должны закрыть газ, не выпускать его наружу, также как беречь и хранить энергию свою.
      Скажем, вы хотите стать известным художником, или планируете эмигрировать в США, то вы обязательно должны себя настроить на это, и сказать примерно следующее: "я через три месяца буду известным художником.
      Я через четыре месяца уеду на ПМЖ в Америку". Говорить и нашептывать мало, надо всю свою энергию направлять на это хотение, на это желание, на эту цель, и тогда ваша посылка энергии поможет осуществить эту вашу прихоть.
      А для этого вы должны думать только о себе, ни о ком другом, только о себе, и промывать только себя, возделывать только свой сад, свою бахчу. Как я сказал чуть ранее, копируйте и распечатывайте себя.
      Вы обязаны смотреть на свои пьедо, на свои, а не чужие. Все пасо построено на том, что люди тупоголовые скоты, но пасо иногда шепчет, подсказывает гомо слова, а он их не понимает. Это особое лингво, его понять не так то просто.
      Правда, иногда появляется лумо, и тогда лишь некоторые видят его.
      Лумо появляется лишь изредка.
      Пока ты юно, ты не понимаешь ничего абсолютно, но когда становишься старым, бывает поздно. Слишком поздно. Лишь мощная воля, или сильный щелчок может привести к триумфу.
      Все думают, что всякие милито в пасо объявляются гомами. Нет! Это не так. Милито происходит из за смещения некоторых планет в галактике, а гомо кажется, что это он объявляет милито.
      Если у нас у всех душа гранда, сердце и умы гранда, мы пойдем наверх.
      Недавно я был на маро, глядел, едет по маро корабль. Он не поглощается в воде, он не сливается с водой.
      Вот также и гомо. Он не должен быть одинаковым и сливаться с миром. Когда ты приходишь в домо, ты должен меняться. Меняться! Ты уже другой, не такой как на работе! Иначе и результат будет такой же, никакой! Если хочешь, чтоб тебе сопутствовала удача, тебе должен помочь Бог, а для этого Он должен тебя полюбить, ты Богу должен понравится. А это произойдет, когда ты сам себе понравишься. Без этого и Бог тебя не заметит.
      Каждый из нас говорит, мол, ква наша удача? Ква? Каждый катха, катара нам рассказывают, нам не интересен. И это нормально.
 
      Когда мы выходим в корто, или бываем в домо, или на нас дует венто, мы сами того не понимая меняемся, но мы это не ощущаем.
      Когда мы сиди, или ли, мы тут же забываемся.
      Оттого и результата не видим.
      По своей сути человек не мриярте, у него лишь разум мритам. Это конечно же мой матих. Но как никак, я джанака в этом вопросе, и я хотел бы, чтоб в вашем дживанам родилась джарья.
      Это очень маха дело, это мата всех наук.
      Надо амбараджами энергию, видеть своим акша, и не взирать на анья события. Это большое бахутва. Это самое большое бахутва.
      Атха, необходимо будх свое бхава. И целью своей ставить то, что надо бхавания. Только таким образом бхавет удача. Иначе вы будете патанти в яму. Это и асти человек, настоящий гомо.
      Неожиданно Чарли вырубил датчик, и стал говорить на нормальном языке.
      – Так! Теперь так! Задавайте свои жалкие вопросы, я постараюсь на них отвечать. Давайте, не стесняться!
      Люди встали в полукруг, Чарли стал в центре, и пошла дискуссия.
      Дабы не мучить читателя, мы вопрос обозначим буквой 'В', ответ буквой 'О'.
 
      В. Скажите, а как стать магом?
      О. Для этого вы должны изменить себя. Магия – это процесс влияния на окружающую среду, посылка внутренней энергии. Этого невозможно добиться, если жить жизнью обычного и посредственного человека.
      В. А как изменить себя?
      О. Умейте воображать, смотреть на себя со стороны. Представьте себе, что вы всадник, и вы плывете по небу и облакам. Желательно представить себя негром или китайцем, короче говоря, другим.
      Трехногим, трехглазым, не таким какой вы в действительности. Вы же ведь смотрите на здания, горы, моря и леса. Смотрите на посторонних людей. Также обстоит дело с самим собой. Вы обязаны лицезреть себя, будто вы на экране, и вы смотрите на самого себя как на чужого.
      Только так загадывают желания.
      В. А как этого добиться в кратчайший срок?
      О. Вы должны стать сознательными. Сознательность делиться на три категории:
      1. Вы ни в коем случае не должны говорить о ком – то – особенно при его отсутствии – плохо. Более того, вы должны хвалить его.
      2. Вы обязаны возделывать только свой сад, свою бахчу, чистить свои туфли, причесывать свои волосы, а не чужие. То есть, заниматься только собой, а не пытаться исправлять другого человека.
      3. И третье: вы должны желать всем добра, подавить свои отрицательные эмоции, не вмешиваться ни в какие споры и дебаты.
 
      Грубо говоря, вы должны копить энергию. Когда копишь энергию, она в тебе накапливается, и потом уже можно ею манипулировать, направлять куда следует.
      В. А как же этого добиться?
      О. Повторяю: все это достигается упорством и трудом. Это не работа одного дня, недели или года. Нужна стабильность на протяжении многих лет. Только таким путем можно достичь чудесных результатов.
      Люди думают, что они живут. Нет, это не так. Представьте себе большую кухню, где работают повара, они варят пищу, еду для гостей.
      Лязгают половниками, тарелками, ложками. На кухне многое множество людей, общий галдеж, все они повара, они контролируют общий котел еды, своевременно перчат и солят, добавляют специи. Но они не имеют права выйти за пределы кухни, кухня – это их предел, их грань, их вотчина. Они готовят еду для гостей, сидящих в гостиной. Повара не знают, не ведают ничего о гостиной, о спальне, о веранде, они только готовят общую еду. Они даже не знают, для кого готовят ее. Это не важно. Они просто готовят еду, и только. Также и человек. Он живет одним днем, одним месяцем, одним десятилетием. Он не знает ничего о других мирах, о другой жизни, о другом измерении. Он живет своею жизнью, ему кажется, что он властелин Вселенной. Но он всего лишь повар, который не имеет права выхода из кухни, а Кухня эта именуется
      Жизнью. Чтоб рассчитывать на реальный выход из этой Кухни, нужно быть глубоко сознательным.
      В. Вы знаете короткий путь, как стать сознательным?
      О. Самый короткий это тот, когда вы себя ведете так, будто вы уже стали сознательными. То есть, опережаете события и время. Вы входите в шкуру сознательного человека, тем самым выполняя уже готовую роль.
      В. Есть ли какие либо хитрости или уловки, чтоб стать магом?
      О. Для этого вы должны задействовать невидимую энергию, манипулировать ею. Допустим вы молитесь, каждый молится по своему: христиане, зажигая свечи, крестятся перед иконами, мусульмане садятся на коленки, вознося руки к небу, у буддистов свой обряд молитвы. У каждого свое, но все это делают не искренне, без посылки энергии. При молитве необходимо посылать порцию энергию в небо, в точку на небе, в облаках, или на солнце. При настоящей молитве человек потеет от утраты энергии, вы не должны беречь ее, когда говорите с богом.
      В. Но это уже раздел психологии.
      О. Именно. А психология изучает ложь и неискренность. По своей сути человек – это неблагодарная свинья. Представьте себе треугольник размером в кулак, и поместите туда буквы Я. Поместите сколько влезет, наберется букв очень много, не менее 50. Вот это и есть человек. В нем около 50 'Я', и каждое это 'Я' тянет одеяло на себя, хочет хозяйничать, властвовать, царствовать. Надо подчинить себя себе самому, чтоб властелином был один человек, одно 'Я', а не
      50 или 60. Иначе вы не сможете копить энергию и управлять ею. Это и есть сокровенный секрет магии.
      В. Опровергает ли магия бога?
      О. Отнюдь. Более того, наоборот магия выводит наружу сущность человека. Ведь все люди бояться смерти, точнее они бояться не саму смерть, а сам переход из жизни в смерть. А переход длиться всего то пару минут. Человеку все равно, что будет через 200 лет, хотя он прекрасно знает, что его не будет в живых. Он уверен, что даже его останки исчезнут под землей, но его это не волнует, его страшит переход из жизни в смерть. Отсюда, человек не боится быть мертвым, но боится умереть. Это абсурд на первый взгляд, но это именно так, и никак иначе.
      В. А что делать, чтоб не бояться смерти?
      О. Вы должны вывести свою сущность наружу. Человек делиться на два элемента:
 
      1. Это его сущность
      . 2. Это его личность.
 
      Сущность все время спит, очень часто человек умирает, так и не пробудив свою сущность. В нем царит всегда личность, а она лживая, личность всегда приобретенная. Смерти боится не сущность, а личность. Если пробудить свою суть, то человек встретит смерть спокойно. Беда в том, что в нем главенствует не сущность, а личность.
      В. Как пробудить сущность?
      О. Вы должны забыть все свои привычки, свое образование, начать все с нуля, с белого листа. То, что вы проходили в школах и
      Университетах – ерунда. Все это связано с вашей личностью. Ваша суть спит, ее надо разбудить. Допустим, вы любите острую пищу, обожаете смотреть хоккей, порыбачить, кататься на лыжах и так далее и так далее. Все это делает личность, тогда как вы ничего не знаете о своей сущности. Она спит. Вы должны забыть себя, отключиться окончательно. Забыть все, что вам нравилось до сих пор. Только тогда вы сделаете первый шаг к пробуждению.
      В. Какую цель преследует пробуждение сущности?
      О. Это сугубо связано с загробным миром, да и этим тоже. Выставив вперед свою суть, вы получите прекрасные результаты. Вы будете самим собой, вы сможете влиять на свою жизнь, корректировать свое будущее.
      Все это достигается накапливанием энергии.
      В. существует ли точный механизм накапливания энергии?
      О. Вы должны исключить внутренне общение с самим собой. Вы должны контролировать свое воображение. Воображение. Не понятно, когда человек боится чего – либо, и начинает строить перед глазами ужасные картины. Этим он растрачивает энергию, как спускают воду из шланга.
      Или скажем, говорят, мол, мечтать не вредно. Это неправильный термин. Надо исключиться, точнее сказать, выключить свой внутренний мир. Жизнь сама подсказывает, что нужно делать, а человек в это время не слушает, не понимает: он или дискуссирует сам с собой, или же понапрасну тревожиться. Повторяю, что все действия или думы человека являются бесполезными.
      В. Какое действует правило при накапливании энергии?
      О. Хороший вопрос. В любом деле существуют правила и законы. Вы должны посчитать для себя это смыслом жизни, подойти к этому очень серьезно. Очень и очень! То есть, наклонить центр тяжести своих желаний в сторону сущности, и ежедневно беречь энергию. Но самое главное, я говорю это со всей серьезностью и ответственностью:
 
      ВСЕГДА ГОТОВЬ СЕБЯ НА ЗАВТРА!
 
      … После сенса к Теодору подошел Ишмаэль. Остановившись сбоку, спросил его:
      – Учитель, скажите, какая ваша главная цель в жизни?
      – Самая главная? – улыбнулся Теодор.
      – Да, самая главная! – крикнул Ишмаэль.
      – Моя цель – заработать миллион долларов США! – отрапортовал Теодор.
      – …Миллион? – изумился Ишмаэль.
      – Да, миллион.
      – А зачем? Зачем вам миллион?
      – Зачем говоришь? – задумался Теодор.
      – Да, зачем, что вы будете с ним делать? – оживленно спросил
      Ишмаэль. Теодор сжал зубы, посмотрел на Ишмаэля так, как бы хотел проткнуть его глазами насквозь. Потом вдохнул воздух, приготовился, будто готовился к выходу на сцену, и штрякнул:
      – Я открою дом терпимости, и буду кормить блядей. Всех блядей со всего света! Это самые благородные существа!
 
      В этот момент Теодор заметил через окно, что на улице у кафе
      'Baku' на высокой иве висит некое существо. Висит и качается как маятник.
      Теодор приоткрыл окно, было темно, видимость неважная.
      И все же он признал в висящем существе своего предка, Иуду. Его образ не выходил из его памяти.
      Кстати сказать, утром многие соседи шушукались, что ночью видели на этой иве висящего человека, испугались и убежали прочь. Решили, что утро вечера мудренее, но утром висельника уже не было.

      Вдали древний фамильный замок из белого мрамора. Перед замком ярко зеленая лужайка, хотя в некоторых местах она немного попачкана навозом собак.
      Белая кривая тропиночка все – таки ведет к замку, по краям растут сосны, свисают свои ветви в насмешливом тоне вниз. Они стоят точно в ряд, как сидят воробьи на проводах.
      Тенистые аллеи, фонтаны, голубое небо и яркое солнце. Пахнет розами, мандаринами и почему – то мазутом. В особняке было около шести комнат. Три на втором этаже, и три внизу.
      Теодор с Ротой сидели на диване верхней комнаты. Окна занавешаны, на полу персидский ковер, посреди стоял большой драпированный стол, заваленный бумаги.
      Среди бумаг распечатанное письмо от Феликса. Он благодарил в нем
      Роту, он выздоровел, Рота вылечила его, теперь Феликс ведет здоровый образ жизни. Рота по нескольку раз перечитывала письмо, усмехаясь, пересказывала это Теодору.
      Он выслушивал ее внимательно, улыбался, зевал, пил кофей.
      Перед ними журнальный столик, на нем воздушный торт. Периодически
      Теодор клал кусочек торта в рот, запивая его крепким дымящимся кофе.
      Рота накинула на себя розовый халатик, из под которых были видны ее огромные буфера.
      Она с минуту поглядывала, как Теодор ест торт, потом придвинулась ближе, стала расстегивать ремешок брюк Теодору, высвободила на волю его громадный член. Обхватила его руками, стала проводить вверх, вниз, большим пальцем ласкать головку, отверстие члена.
      Нагнувшись, присосалась к члену, который не помещался ей в рот.
      Пенис Теодора набух окончательно, он вздрагивал, пульсировал, и
      Теодор не выдержав, раскрыл ее халат, и перед его взором аппетитная фигура Роты: мощные груди с большими сосками, хрупкая талия, тонкая ткань бирюзовых трусиков – стринки, сексуальные бедра, волнистые волосы падали на тонкие плечи. Он взглянул на ее маленький ротик.
      – Рота, прежде чем начать ритм жизни, я скажу тебе кое – что.
      Сейчас я буду добывать огонь. Занятие сексом – это и есть добыча огня. Мир создан не богом, а огнем. Огонь воспламенил жизнь, дал ей толчок и закономерно угас.
      Только благодаря трению создается огонь, материя превращается в землю и воду. Тем самым единое становится всем. Ты меня понимаешь?
      Вот. Огонь гаснет, умирает, превращаясь в воду и землю. Дорога вверх
      – это огонь, а дорога вниз – это вода. Происходит борьба, которая дает толчок к жизни, или ее вовсе уничтожает. Боги тут не причем.
      Ясно тебе?
 
      После этих слов Теодор пригнувшись к Роте, смачно и долго целовал ее в губы, терпеливо, но быстро стянул вниз ее трусики, и вошел в нее. Подняв ее ноги вверх, он растянул их пошире в разные стороны, и стал толчками входить в нее, делая движения взад вперед.
      По обе стороны дивана стояли два мальчика, они были невидимы для постороннего глаза. Одеты в белые длинные балахоны, босоноги. Каждый в руке держал свечку, чтоб нашим героям было удобно. Огонек свечи колыхался то в левую, то в правую сторону.
      Пацаны добросовестно выполняли роль свечкодержателей. Тот, который слева, удивительно смахивал на детство Гитлера: хмурый, бледный, с уставшим видом. А который справа, точная копия детства
      Сталина.
      Такая же шевелюра, упитанный, с многозначительной и хитрой улыбкой.
      В углу комнаты горел камин, в нем потрескивали угли, огонь колыхался. Огонь горел и горел.
      На стене висит картина Айвазовского. Та самая.
 

…

 
      Как понял читатель, Теодор являлся потомком художника
      Айвазовского, который в свою очередь был родичем Иуды, он за 30 серебряников продал Иисуса, впоследствии сам Иуда повесился.
      Картина 'Девятый вал' – не что иное, как своеобразное видение божьей кары, созданное великим художником, и это чувство кары, которое перешло по генам, легло и на картину.
 

Примечания: в тексте использовался язык эсперанто.

 
      homo – человек tero – земля animo – душа animalo – животное (анималист) korto – двор (кортеж, эскорт) besto – зверь (бестия) sento – чувство (сентиментальный) granda – большой (грандиозный) amo – любовь (амур) kapo – голова (капюшон) okulo – глаз (окулист) dento – зуб (дантист) korpo – тело mano – рука (кисть руки) (маникюр, манипулировать) paco – мир milito – война (милитаризм) vento – ветер lumo – свет (иллюминация) lingvo – язык (лингвистика) maro – море domo – дом nova – новый juna – юный, молодой vidi – видеть sidi – сидеть агни – огонь ада – еда акша – око амбараджами – коплю, собираю ( анья – иной асти = есть атха – итак бахутва = богатство (обилие) будх – будить бхава – бытие бхавания – бывание бхавет – будет джанака – знаток джарья – заря дживанам – жизнь дживан, джива = живой дживати – живет джив – жить катара – который катха – рассказ ква – где? ли – лежать патанти – падатьматих = мнение маха = большой (ср. с "могучий") мритам – мертвый мрит – умирать мрияте – умирает