Глава 18

На следующее утро она неожиданно заявила, что хочет снова поехать в Норфолк. В жизни Артура был еще один не исследованный нами период — пять лет, проведенные им в Пепельном Береге до женитьбы на Фэй. Поскольку было это не так давно, то не в это ли время могли случиться с Артуром какие-то неизвестные нам вещи? Кэрол сумела узнать имя женщины, которая помогала тогда ему по хозяйству. Миссис Пирс и сейчас живет в Фэйрхавене, и нам хорошо бы было с ней поговорить. А потом обследовать и сам дом.

У меня это предложение никакого энтузиазма не вызвало. Нам уже был известен распорядок жизни Артура в Пепельном Береге, и я сильно сомневался, что мы сможем вы ведать что-нибудь новенькое. Вряд ли он стал бы держать свидетельства каких-то своих прошлых неурядиц в доме, который делил с Фэй. Кроме того, мне не по нраву пришлась идея, чтобы Кэрол так скоро вновь вернулась на место трагедии, что неизбежно должно было всколыхнуть в ней мучительные воспоминания. Беспокойство о ней, конечно, никак не вязалось со всеми моими подозрениями, но я ничего не мог с собой поделать. Кэрол твердо решила ехать, и я не сомневался, что она отправится туда и без меня. Поэтому сразу после завтрака я вывел машину из гаража, и мы вы ехали в Норфолк, взяв с собой запас вещей на случай, если придется заночевать.

Мы без труда разыскали на окраине Фэйрхавена опрятный коттедж миссис Пирс. Это была невысокая, подвижная женщина лет шестидесяти, с манерами резкими и энергичными. Сначала казалось, что визит Кэрол ей не по душе, что отчасти можно было понять, но она быстро оттаяла, и мы обстоятельно с ней побеседовали. Как я и предвидел, ничего нового мы не узнали. В течение тех пяти лет Артур вел размеренное, ничем не омрачаемое существование. Никаких чрезвычайных происшествий в его жизни не случалось. Иногда его одолевало дурное расположение духа, но с кем этого не бывает? По большей же части он был человеком добрым и приветливым. Работать у него было сплошным удовольствием… Ее отзыв был похож на те некрологи, которые друзья покойных помещают в „Таймс". Даже если бы миссис Пирс были известны какие-то неблаговидные факты, я уверен, с нами она ими не поделилась бы. Впрочем, в равной степени я был уверен, что ей и сказать-то было нечего.

Мы пообедали в ресторане под обстрелом любопытных взглядов. Кэрол едва ли замечала их, но я чувствовал себя неуютно. Расплатившись по счету, мы немедленно отправились в Пепельный Берег. Я забрал из магазина ключи от дома, и мы смогли войти внутрь. Здесь все было так же, как и десять дней назад, никто за это время сюда не заглядывал. Для меня это место было полно привидений, но Кэрол и на этот раз оказалась нечувствительной к атмосфере — она настроилась на поиски и сразу же начала перебирать вещи Артура. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к ней.

Вести поиски оказалось несложно. Артур был человеком методичным, и большая часть его личных вещей и бумаг была аккуратно сложена в комнате, которую он использовал как кабинет. Было там несколько папок с корреспонденцией и счетами, мы разделили их между собой и внимательно изучили. Кэрол занималась этим с мрачной сосредоточенностью, я же вскоре обнаружил, что мое внимание рассеивается, по тому что там не было ничего, что могло бы представлять малейший интерес. Я посмотрел паспорт Артура. Он был как новенький, и, судя по визам, его использовали только дважды: три года назад для поездки во Францию и совсем не давно — на Канарские острова, где он провел с Фэй медовый месяц. Никаких финансовых документов или страховых полисов мы не обнаружили. Их он хранил либо в банке, либо у Хэмилтона. Кэрол нашла его свидетельство о рождении, в котором значилось, что он родился в 1934 году в Лютоне, там же хранились два свидетельства о браке. Целый шкаф был забит фотографиями его собственной работы — некоторые в альбомах, некоторые просто так, вразброс. Мы все их просмотрели, но ничего особенного заметить не смогли. Единственной фотографией в рамке был портрет Фэй, стоящий на его письменном столе.

— Джеймс, — сказала вдруг Кэрол, — ты обратил внимание, что здесь нет ни одного снимка его первой жены?

Я пожал плечами.

— Разве это удивительно? Он был человеком чувствительным.

— Да нет же, я и не ожидала увидеть ее фотографию на стене. Но ведь он должен был хранить хотя бы один снимок в личном архиве!

— У него с нею были связаны страшные воспоминания, — сказал я. — Возможно, он хотел начисто стереть это из памяти. И при таких обстоятельствах это, кстати, вполне естественно.

— Естественно?.. Не думаю. Не могу поверить, чтобы мужчина порвал и выбросил все до единой фотографии девушки, которую он любил, только потому, что произошел трагический несчастный случай. Он бы положил их подальше на полку, начал бы новую жизнь, но все равно они были бы где-то здесь…

Я начал просматривать книги, которыми были уставлены полки по стенам. Их было много, на самые разнообразные темы — фотография, орнитология, общая медицина, психология. Однако ничего особенно примечательного в глаза мне не бросилось. Я снова почувствовал, что не могу сосредоточиться. Пока Кэрол продолжала рыться в содержимом письменного стола Артура, я открыл дверь стенного шкафа и обнаружил за ней тесноватую, но уютную темную комнату фотолаборатории. Оттуда я попал на чердак и постепенно обошел весь дом. Не могу сказать, чтобы мне это хоть что-нибудь дало. Единственный вывод, который напрашивался после всех поисков, заключался в том, что мы и без того знали: Артур был умным, сентиментальным, аккуратным человеком без дурных привычек, который вел насыщенную жизнь и чья привязанность к жене была безгранична.

Я вернулся в кабинет и увидел, что Кэрол склонилась над тонкой папкой из черной кожи.

— Джеймс, — позвала она, — иди сюда, взгляни-ка…

— Что это? — спросил я.

— Банковские ордера Артура… Посмотри, какие суммы он снимал наличными. По моим подсчетам, больше двадцати тысяч фунтов за последние четыре месяца.

— Неужели?

Это действительно выглядело странно. Я подошел к столу, и она показала мне бумаги. Четыре чека были выписаны им на самого себя с интервалами в четыре-пять недель. И сумма каждого была немного больше, чем предыдущего. Я стал соображать, зачем могла Артуру понадобиться такая куча наличных денег… И почти сразу все понял.

— Ну конечно! Он же ходил на торги. Без денег там делать нечего.

— Но разве мог он потратить так много?

— Вполне. По крайней мере, мне кажется, что в его коллекции попадаются очень дорогие вещи.

— Четыре аукциона за четыре месяца… Не многовато ли?

— Пойми, он был настоящим энтузиастом этого дела. Кэрол медленно перелистала бумаги.

— Посмотри, до апреля он таких крупных сумм не снимал. Разве он не ходил на аукционы и раньше?

— Аукционы бывают разные. В Лондоне на крупных аукционах можно расплачиваться чеками, а в провинции, наверное, предпочитают наличные…

Признаться, я не очень-то разбирался во всем этом.

— А к чему ты клонишь? — спросил я.

— Это, конечно, только догадка… но, Джеймс, ты не думаешь, что кто-то мог его шантажировать?

— Мне такая идея даже в голову не приходила.

— Сумма с каждым разом возрастала. Мне кажется, при шантаже так и бывает.

— Простая случайность, — ответил я на это. — К тому же, если бы Артур брал в банке деньги, чтобы заплатить шантажисту, он вряд ли хранил бы так тщательно копии банковских ордеров.

Но Кэрол и это не убедило.

— Если у него была привычка хранить бумаги, было бы как раз странно, если бы он начал вдруг их уничтожать… А для Фэй он всегда мог придумать какое-то объяснение, те же аукционы, например…

— Но эти деньги и предназначались для торгов… Ну, подумай сама, из-за чего его могли шантажировать?

— Что-то могло быть…

— Ты же сама знаешь: мы раскопали подробности его жизни до мелочей — и ни намека ни на что не нашли.

— Но вспомни, он вел себя как человек, которого шантажируют, — настаивала Кэрол. — Вот тебе объяснение его депрессии, всех перепадов настроения.

— Это вполне можно объяснить беспокойством за Фэй и ревностью, — возразил я. Она пропустила мое замечание мимо ушей.

— К тому же становятся понятны его ночные прогулки вдоль дамбы. Он кого-то встречал там… Там ведь бродил кто-то еще, помнишь?

— Это по версии Фэй.

— Знаю, но я верю этой версии…

— Значит, ты веришь, что Фэй видела однажды, как он стоял на коленях?

— Да…

— Ну а это как вписывается в твою идею? На колени-то он зачем вставал, по-твоему?

Она посмотрела на меня сосредоточенным взглядом, и я почувствовал, что она на этот раз опять изобретет что-нибудь, и не ошибся.

— А может быть, он деньги прятал… Зарывал в песок.

— К чему, если он сам встречался с шантажистом?

— А вдруг на самом деле он с ним вовсе не встречался лично? — сказала она. — В конце концов, Фэй слышала чьи-то шаги совсем в другом месте. Вероятно, шантажист указал Артуру, где класть деньги, а потом забирал их. Артур мог даже не знать, кто его шантажирует. Такое ведь случается, верно?.. Этот человек мог общаться с ним по телефону — так было бы для него даже безопаснее…

Я попытался остановить поток ее фантазии.

— Скажи мне одну вещь, — перебил я ее. — Только одну.

— Какую?

— Даже если Артура кто-то шантажировал, тебе-то от этого какой прок? Ты когда-нибудь слышала, чтобы шантажист убивал свою жертву — курочку, которая несет для него золотые яички?.. По-моему, в таких делах если доходит до убийства, то погибает как раз шантажист.

— Да, видимо, ты прав. — Кэрол сдалась, когда я уже не ожидал этого. Это было отступление, но я был уверен, что временное. Куда еще заведет Кэрол ее необузданное воображение?

Глава 19

В поисках и спорах незаметно прошла вторая половина дня, и за окнами начали опускаться ранние октябрьские сумерки. Этот долгий день утомил нас, и мы решили, что ни к чему ехать в Лондон впотьмах, когда на расстоянии брошенного камня от нас можно было принять ванну и получить неплохой обед. Я вернул ключ от дома лавочнику, и мы направились к гостинице. Мы не могли рассчитывать на особо доброжелательный прием, но ведь это всего на одну ночь. Гостиничный клерк и в самом деле поначалу даже немного растерялся, но это у него быстро прошло, и он ни слова не говоря выдал нам ключи от номера.

Отель был не совсем обычный, потому, должно быть, что в нем часто останавливались чудаки вроде орнитологов и фанатиков-рыболовов. Швейцар, он же коридорный, говорил, как диктор Би-би-си, и вполне мог сойти за управляющего. Девушки-итальянки, составлявшие в штате большинство, то и дело покатывались со смеху. Обслуживали здесь вежливо, но с перебоями. Зато номера были отличные и сколько хочешь горячей воды для ванны. Я с полчаса полежал в ней, отмокая, чтобы смыть с себя пыль бумаг Артура. Потом я спустился в бар и хорошенько выпил, пока Кэрол одевалась к ужину. Постоянное напряжение, существовавшее теперь в наших отношениях, начало сказываться. Я был рад побыть под чужой крышей сам по себе. Кэрол, видимо, испытывала такие же чувства, потому что после ужина она уселась в самом дальнем углу холла, уткнувшись в журнал хотя я ни как не мог поверить, что она его читает. Я пропустил еще пару стаканчиков в баре и вышел на свежий воздух проветриться.

Утром Кэрол по-прежнему выглядела очень озабоченной. Уезжать она явно не торопилась, а мне не хотелось ее подгонять. Я вспомнил, что хотел побеседовать с Джоном Хэмилтоном, и решил позвонить ему. Оказалось, что он тоже хотел кое-что со мной обсудить и предложил мне приехать к нему в Норидж. Кэрол сказала, чтобы я отправился туда один. Она все еще чувствовала усталость и собиралась спокойно побродить у залива. Увидимся за обедом, сказала она, что меня вполне устроило.

Я провел с Хэмилтоном около часа, обсуждая различные мелкие детали завещания Артура, а также судьбу незначительной собственности, которая принадлежала Фэй. Он спросил, виделся ли я с Темплером, и я сказал, что мы его навещали, не поясняя истинных мотивов. В начале первого я вышел от него и не спеша покатил обратно в Пепельный Берег.

Когда около часа я добрался до отеля, Кэрол нигде не было. Я спросил швейцара, не видел ли он, когда она уходила, он ответил, что было это примерно в одиннадцать. Он решил, что она пошла прогуляться, но в каком направлении она удалилась, не заметил. Я окинул взглядом дамбу, но она было пуста вплоть до самых дюн. Была вероятность, что она вернулась в дом, но и там я ее не обнаружил. Я вошел в деревню и оглядел в обоих направлениях дорогу — никого. Меня вдруг охватило беспокойство. В ситуации было что-то пугающе знакомое. Исчез Артур, исчезла Фэй, а теперь — Кэрол? Я не верил всерьез, что здесь может быть какая-то связь, но уж очень много непонятного произошло в последнее время. Лучшее, что можно сделать, сказал я себе, это отправиться в бар и дожидаться ее там. Но вместо этого я отправился на пристань, чтобы посмотреть, не взяла ли она ялик. Оказалось — нет. Я удрученно побрел обратно вдоль залива. И в этот момент в пятидесяти ярдах от меня остановился рейсовый автобус из Фэйрхавена, и из него выпорхнула Кэрол. Она увидела меня, махнула рукой и направилась ко мне какой-то необычно поспешной походкой. Я испытал облегчение, но в то же время злился на нее.

— Что, черт возьми, это значит? Куда ты пропала? Ты же говорила, что будешь отдыхать… — набросился я на нее.

Не отвечая на мои упреки, она сказала:

— Прошу тебя, пойдем к нам в комнату. Там удобнее разговаривать.

Лицо у нее пылало от возбуждения, и я понял, что она опять что-то придумала. Она повернулась и быстро зашагала к гостинице. Я проследовал за ней в номер и прикрыл за собой дверь.

— Ну, — сказал я, — выкладывай, что там еще у тебя.

— Мне кажется, я поняла, в каком случае шантажист может пойти на убийство своей жертвы.

Стало быть, она все еще цеплялась за версию о шантаже.

— Неужели? — спросил я без энтузиазма. Я ожидал от нее большего.

— Да, — продолжала она. — Смотри, Джеймс. Предположим, мы были правы, что для Артура это был всего лишь голос по телефону и он не знал личности шантажиста. Он давал инструкции по телефону, куда положить деньги, и забирал их, только когда был уверен, что Артур ушел. Делал он это так, чтобы не обнаружить себя. По-моему, вариант для него был совершенно безопасный, как ты считаешь?

— Да, вполне, — согласился я.

— Вот видишь! Он был уверен, что, если даже его жертва обратится в полицию, ей все равно нужно будет сначала узнать, кто же его шантажирует. Как? Сидеть в засаде у тайника с деньгами день и ночь, поджидая, когда за ними придут? На этой равнине засаду устроить невозможно, так что дело было беспроигрышное…

— Ну и?..

— А теперь допустим, что по какой-то случайности жертве стало известно, кто шантажист. Ситуация совершенно меняется в таком случае, ведь верно? Если полиция знает его личность, за ним можно установить негласное наблюдение, прослушать его разговоры по телефону, собрать другие улики, а потом — хлоп, арест и суд, так?

— Положим…

— А какой приговор ждет за шантаж?

— До семи лет.

— Ага, чувствуешь?! Если шантажист — существо абсолютно безжалостное и он узнает, что его имя жертве стало известно, он вполне может решиться на убийство, чтобы не дать сообщить в полицию и не загреметь в тюрьму.

Хм… Признаюсь, она меня озадачила, хотя ее аргументы не казались мне особенно убедительными.

— Решиться на такое? — сказал я. — Думаю, что боязни разоблачения в данном случае было бы недостаточно, чтобы толкнуть на убийство… Я согласен, что засаду здесь устроить сложно, но полицейские — неглупые парни, и шантажист должен был понимать, что, если им стало бы известно о его существовании, они рано или поздно добрались бы до него, зная его личность или нет. Единственная гарантия для шантажиста — это нежелание его жертвы обращаться в полицию вообще, в принципе, понимаешь? Так что, с моей точки зрения, утро ты потратила впустую. Твои фантазии опять завели тебя в тупик.

— А это не одни только фантазии…

Я бросил на нее недоумевающий взгляд.

— Я много успела, пока тебя не было, Джеймс… Эта идея пришла ко мне не сразу… Начинала я с другой мысли — она тебе и вовсе не понравилась бы. Я подумала: а что, если все, что сказала Фэй, следует понимать буквально, включая и то, что у нее действительно было серьезное дело в Фэйрхавене в то утро.

— Но никакого важного дела у нее не было, ты же знаешь!

— А я предположила, что оно — все-таки могло быть, и стала размышлять, какое именно… Понятно, что ветчина и чай — это не то, она могла купить продукты прямо здесь. Значит, остается одно — фотографии.

— Я их просматривал, — сказал я. — В них нет ничего такого, что…

— А я решила тем не менее взглянуть на них еще раз. Я вспомнила, что они мне попались в доме — полиция, видимо, вернула их. Я взяла ключ и принесла их… — Она открыла сумку, достала из нее желтый пакет и разложила на кровати снимки вместе с негативами.

Я снова просмотрел их. Конечно, я мог упустить что-то в негативах и скова сравнил их с фотографиями — они им полностью соответствовали. И вообще только два снимка казались мне хоть чем-то примечательными. На них можно было увидеть одну из спален дома, но больше — ничего. Может быть, для Артура они что-то значили чисто технически, но мне они ничего не говорили.

— Нет, — сказал я, — я решительно не вижу здесь ничего интересного.

— Вот в том-то и дело! — воскликнула Кэрол.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажи мне, Джеймс, сколько кадров обычно бывает на таких вот широких пленках?

Я снова посмотрел на» фотографии.

— Бывает — восемь, — ответил я, — но в данном случае их было, вероятно, двенадцать…

— А негативов здесь только одиннадцать!

Глава 20

На мгновение мне показалось, что эта эффектная концовка получилась у нее чересчур театральной.

— Запросто может быть, что один из кадров просто не получился, вот и все, — нашел я возражение, показавшееся мне убедительным.

Кэрол покачала головой.

— Мне это тоже приходило в голову… Вообще-то так не должно было случиться. В ателье обычно возвращают клиенту все негативы, даже если какие-то из них совсем плохие, но я все-таки решила убедиться. Поэтому я и ездила в Фэйрхавен сегодня. Приемщик помнит, как приходила Фэй и, что взял он с нее за двенадцать фотографий. Так что один снимок и один негатив определенно куда-то делись.

— Поразительно! А он не помнит случайно, что на этом снимке было?

— Нет. Я его спросила, разумеется, но он представления не имеет. Он позвал молодого человека, который проявляет пленки и печатает снимки, но и он не смог ничем помочь. Через его руки проходит столько фотографий…

— Ну, так что же мы имеем?

— Думаю, что имеем мы теперь немало. Ясно, что недостающая фотография была для Фэй важна. Дело было настолько важное — и к тому же секретное, — что она специально ездила в Фэйрхавен, никому ничего не сказав. Я уверена, что это была фотография, которую сделала она сама. И кого-то еще этот снимок интересовал настолько, что он его похитил, а Фэй убил.

— То есть ты считаешь, что она сумела сфотографировать твоего мифического шантажиста?

— Мне это кажется вполне вероятным. Она могла сделать снимок в ту последнюю ночь, когда они с Артуром выходили из дома оба, — за два дня до убийства.

— Это в темноте-то?

— Она могла воспользоваться вспышкой.

— Неужели ты думаешь, — пытался иронизировать я, — что она шаталась ночью по округе, обвешанная фотоаппаратурой?

— Нет, но она могла воспользоваться яликом.

— Яликом?!

— Конечно. Помнишь использованный элемент от вспышки, что в нем нашли? А я что-то не слышала, чтобы Артур когда-нибудь снимал со вспышкой с ялика. Ни одна из фотографий, которые он нам показывал, не была так сделана.

— Все равно держу пари, что лампа осталась от Артура, — заметил я. — Зачем Фэй ее выбросила? Она сделала снимок, к чему же было менять перегоревший элемент?

— Очевидно, она надеялась сделать еще один кадр.

— Она могла надеяться сделать еще одну фотографию только в том случае, если бы у нее еще оставалась пленка. А здесь отсняты все кадры… Уж не думаешь ли ты, что шантажист стал бы ждать, пока она перезарядит камеру?

Кэрол нахмурилась. Снова и снова переводила она взгляд с одной фотографии на другую. Затем ее лицо вдруг прояснилось.

— Я все поняла!

— Что же?

— Разве не понятно? Посмотри на эти две фотографии. Они сделаны в спальне Фэй. У нее действительно осталась пленка, и она дощелкала ее у себя в комнате. Ей, видимо, не хотелось приносить в ателье недоснятую пленку, чтобы никого не удивило, отчего она так торопится ее проявить. Видишь, и это подходит к моей версии.

Это было разумно и даже умно, но все равно что-то во мне протестовало. Подобно Прокрусту Кэрол все подгоняла под свои мерки.

— Мне все-таки трудно себе все это вообразить, — заметил я. — Все предприятие кажется мне невероятным: И вообще, ведь Фэй могла лишь догадываться, что существует некий шантажист…

— У нее была почва для подозрений, — возразила Кэрол. — Конечно, она все поняла не сразу, но такая догадка могла возникнуть у нее довольно скоро. Это ведь ключ и пониманию всего — тайных прогулок Артура, его раздражительности, странного поведения. Этим объясняется, зачем он вставал на колени — чтобы спрятать деньги, разумеется, и почему кто-то посторонний бродил поблизости. К тому же ей все-таки могли попасть на глаза документы из банка…

— Что же, пожалуй… Но как могла надеяться она увидеть кого-то с ялика?

— Мне кажется, и это несложно объяснить. Фэй отметила место, где видела Артура стоящим на коленях, то есть где он оставлял деньги. Поэтому все, что ей оставалось сделать, это поставить ялик на якорь у этого места и ждать, пока кто-нибудь придет забирать деньги… Я понимаю, тебе покажется невероятным, что слабая женщина выходит на ялике одна, среди ночи, чтобы поймать шантажиста, в существовании которого она даже не уверена. Но только Фэй так волновалась за Артура, когда последний раз разговаривала со мной, что, я уверена, она пошла бы на все, чтобы выяснить истинные причины его странного поведения… Чего-чего, а решительности ей было не занимать.

— И потом, следует помнить, — продолжала Кэрол, — что для нее не составляло труда управлять яликом, залив этот она знает как свои пять пальцев, так что ей вполне могло показаться, что это гораздо легче, чем преследовать кого-то в темноте пешком. Да и безопаснее… Она могла подплыть совсем близко к берегу и сделать снимок, ничем не рискуя, она надеялась, что ей удастся получить отличную фотографию этого негодяя прямо на месте преступления. Я задумался.

— Это должно было случиться в ночь с четверга на пятницу, так ведь? А известно, когда Фэй сдала пленку в проявку и печать?

— Да, утром в пятницу, — мне сказали об этом в ателье. Она пришла прямо к открытию, настолько ей не терпелось. И это вполне естественно.

— Тогда почему она сама не проявила пленку? Я уверен, она знала, как это делается.

— Она не хотела, чтобы ее застал за этим Артур.

— Она могла ему рассказать о том, что сделала. Если твоя теория верна, то именно это она собиралась сделать, когда в субботу утром кинулась на остров к Артуру. Так почему нельзя было сказать ему сразу?

— По одной простой причине — она не могла быть уверена, что снимок получился. После всех ссор, которые между ними были, она наверняка хотела быть уверена, что действительно заполучила серьезную улику. Я бы сама на ее месте поступила так же.

Я кивнул. В ее словах был здравый смысл… Теперь версия Кэрол приобрела отчетливость и даже правдоподобие. Однако затем, когда я продолжал так и сяк вертеть ее в голове, у меня возникло новое веское возражение.

— Послушай, — сказал я, — в какой-то степени я могу понять, что этот твой шантажист действительно мог решиться на что-то ужасное с целью завладеть снимком. Но разве не достаточно было для этого перехватить Фэй, разделаться с ней и забрать фотографию, прежде чем она успеет показать ее мужу. Зачем ему понадобилось убивать еще и Артура? Зачем создавать самому себе столько сложностей?

Кэрол некоторое время размышляла над моими словами.

— Мне приходит в голову только одно объяснение, — сказала она после паузы. — Он мог понимать, что Артур не поверит в несчастный случай с Фэй. У него будут все основания подозревать в шантажисте виновника ее смерти — тот болтался поблизости, а Фэй стала выходить из дома ночами, выведывать, что происходит. К тому же, как и мы с тобой, Артур мог заметить, что в пакете всего одиннадцать фотографий, и его навело бы на мысль…

— А почему шантажист не мог попросту выкрасть весь пакет?

— Это было бы еще опаснее. Позднее неизбежно стало бы известно, что Фэй их забрала из ателье, и, если бы их нигде не было, Артур сразу заподозрил бы неладное… И вообще, я бы не удивилась, если бы оказалось, что преступник с самого начала решил ликвидировать обоих — они слишком много знали, чтобы верить в несчастные случаи.

— Да, — сказал я, — все это прелюбопытно…

— Вернее, было бы любопытно, — поправила меня Кэрол с печалью в голосе, — если бы Артур и Фэй не были мертвы…

Глава 21

Я сидел и ломал себе голову над всем этим, пока Кэрол одевалась к обеду. Из ничтожной малости она сумела построить весьма внушительную версию, и, хотя я ни на секунду не допускал мысли, что она верна, просто так отбросить ее я тоже не мог. Мне все еще казалось невероятным, чтобы какой-нибудь шантажист пошел на убийство только потому, что его личность могла стать известной жертве шантажа; но и признать этот вариант абсолютно исключенным тоже было нельзя. Я не понимал, зачем было совершать двойное убийство, хотя верно и то, что его могли толкнуть на это обстоятельства… Конечно, версия Кэрол не была исчерпывающей. В ней зияли пустоты, далеко не все она объясняла. И все же я должен был признать, что она удивительно соответствовала большей части известных нам фактов, и потому был заинтригован.

До меня дошло сейчас, что эта версия отвечала также практически на все мои возражения, которые я приводил Кэрол в Лондоне во время нашего первого разговора, когда она упомянула о возможности ловушки. Я сказал ей тогда, что убийца не мог быть уверен, что Фэй непременно последует за Артуром на остров утром в субботу и, что совершенно невозможно было придумать столь сложный план в одно мгновение, когда он увидел, что Фэй туда направляется. Однако теперь все это предстало в новом свете. Если предположение Кэрол верно, то после инцидента со съемкой преступник должен был постоянно следить за Фэй, чтобы узнать, что она собирается предпринять. Он мог видеть, как в пятницу она сдала пленку в ателье, и догадаться, когда она будет забирать фотографии. Вероятность того, что она тут же помчится показывать снимок Артуру, была бы в таком случае весьма велика. Шантажист мог бы переплыть на остров без четкого плана действий, вероятно не помышляя еще об убийстве, а просто зная, что Фэй и Артур скоро там встретятся. Возможно, Артур как раз купался, когда преступник туда попал. Он уже знал про диабет и инсулин, а увидев валявшийся на песке пиджак, сообразил, к какому методу прибегнуть. Он мог похитить инсулин, разорвать карман и снова перебраться на большую землю.