28

В дверь гостиной постучали три раза. Холмс отложил газету.

– Входите же, миссис Хадсон!

Я посмотрел на настенные часы: половина двенадцатого ночи.

Наша хозяйка просунула голову в приоткрытую дверь.

– Простите, что беспокою вас в столь позднее время, но я подумала, что это может быть важно…

– Что случилось?

– Я заканчивала кое-какие домашние дела на первом этаже, когда услышала странный шум у входа. Я поспешила на шум и увидела, как кто-то подсунул под дверь эту бумагу. – Она протянула Холмсу сложенный вчетверо лист бумаги. – Когда я отворила дверь, таинственный почтальон уже скрылся в тумане.

Холмс взял послание, поблагодарил миссис Хадсон и громко прочел:

– «Вниманию мистера Шерлока Холмса. На Даунинг-стрит, 78, происходят ужасные вещи. Под покровом ночи туда заходят посетители. Позже они проходят под моим окном, неся за спиной огромные холщовые мешки. Я и думать боюсь о том, что может находиться в этих мешках. Я видел, как в это таинственное место зашел молодой Джеймс Пикокс. Но обратно он не вышел, по крайней мере, на своих ногах. Я не верю в полицию, а поэтому обращаюсь к вам, мистер Холмс. Пролейте свет на это дело и избавьте наконец наш город от этого чудовища. Будьте бдительны, место очень опасное».

Разумеется, письмо не подписано.

– Это можно понять. Лондон сейчас в состоянии шока. Автор письма предпочел анонимность страху мести. Все объяты ужасом.

– Но только не я, Ватсон.

Холмс надел толстое пальто, теплую фуражку и вышел в ледяную ночь. Я последовал за ним. Он сунул в карман пистолет, и я сделал то же самое.

Бензиновые фонари, подвешенные с обеих сторон нашего кеба, освещали густой туман, сквозь который проглядывали кварталы и синеватый неясный свет уличных фонарей. Мой друг остановил экипаж на Даунинг-стрит в районе дома 60. Оставшееся расстояние мы прошли пешком, прижимаясь к стенам. Ветер прибивал одежду к нашим телам, усиливая чувство холода. Наше дыхание, казалось, застывало у наших губ.

Вскоре мы оказались у дома 78. Это было прямоугольное двухэтажное здание, похожее на небольшой склад. Входную дверь прикрывала металлическая решетка, запертая на висячий замок. Мы обошли дом в поисках лазейки. Холмс приложил к губам указательный палец, показал на окно, не закрытое решеткой, и жестами дал понять, что попытается до него добраться. Я прислонился к стене здания в надежде, что никто не заметит нашего рискованного предприятия, и подставил Холмсу спину. Мой друг забрался ко мне на плечи. Несколько мгновений прошло, прежде чем он сумел открыть упрямое окно. Короткий звон разбитого стекла внезапно раздался во мраке, за ним последовал отдаленный лай.

Мы застыли в нашей не слишком удобной позе. Жалобно повыв, собака угомонилась. Тяжелая тишина окутала нас. Мои пальцы свело от холода. Вскоре я мог ощущать лишь ногу на своем плече, и больше ничего. Холмсу удалось проскользнуть в дом, и он протянул мне руку из окна. Без особого труда я забрался в дом.

Холмс поднес к моим глазам оружие, показывая, что я должен достать свое. Дрожащей рукой я достал пистолет.

Луна играла в прятки с облаками и освещала комнату отдельными вспышками. Я попытался различить, что находится в помещении. Запах был острый и неприятный. Странные синеватые отблески то там, то здесь появлялись из мрака. Я направился к ним. Моя рука натолкнулась на огромный стеллаж, который, казалось, занимал всю стену. На ощупь я направился вдоль полок с целью распознать их содержимое. Вскоре я понял, что полки заставлены флаконами различного размера с этикетками, похожими на те, на каких пишут название варенья. Призрачный свет исходил от некоторых сосудов, будто в них содержалась фотолюминесцентная субстанция.

Луна окончательно скрылась, и мы оказались в кромешной тьме. Я потерял ориентацию. Холмс зажег спичку. Мы увидели, что находимся в помещении без мебели, с огромным столом в центре. На столе лежала белая фигура. На многочисленных полках стояли десятки флаконов. В ужасе мы различили их мрачное содержимое. По спине у меня пробежал холодок. В сосудах находился мозг, различного размера, где-то целый, а где-то поврежденный. Холмс, держа в руке спичку, прошел вдоль всего стеллажа. В большой банке с высокими краями плавали человеческие глаза. На другой полке я распознал печень, почки и легкое. Сердца стояли на одной полке с сосудами, содержимое которых я не смог определить.

Было ясно: мы попали в логово монстра.

Холмс зажег новую спичку и направился к столу, стоящему в центре комнаты. Белая простыня накрывала человеческое тело.

Внезапно резкий свет озарил комнату и ослепил нас. Великан в ночной рубахе стоял в дверном проеме, нацелив на нас оружие. Его физиономия была будто высечена из гранитного камня. Но взгляд был честным и открытым. Несмотря на сложение дровосека, человек вовсе не был похож на мужлана.

– Руки вверх! Не двигайтесь!

Мы застыли в том положении, в каком были.

– Кто вы такие?

– Я Шерлок Холмс, а это мой друг доктор Ватсон, – объявил мой товарищ, указав в мою сторону подбородком.

Человек скорчил скептическую гримасу и направился к нам, не отказываясь от мер предосторожности.

– И правда, я вас узнал. Но что вы делаете в моем доме в такое время?

Мой друг широко раскрыл глаза.

– У вас? Но кто вы?

– Профессор Джон Пикокс, доктор хирургии.

– Пикокс? – воскликнул я. – Но что все это значит?

Я указал на ряды флаконов.

– Это всего лишь некоторые человеческие органы, плавающие в смеси формалина и фосфора.

– Мы думали… ну… пошли слухи, что… Вы и правда хирург? – пробормотал я.

Пикокс опустил оружие и открыл шкаф, наполненный пилами, микроскопами и пожелтевшими скелетами, подвешенными на шелковую нить.

– Вы, кажется, взволнованы, доктор Ватсон. Однако я полагаю, вы не впервые оказались в комнате для изучения анатомии.

Мы опустили руки, смущенные нашей ошибкой.

– У меня небольшая комната прямо над этим помещением, – продолжал Джон Пикокс. – Я слышал звон стекла и лай собаки. Вы ворвались ко мне, взломав замки. Я жду ваших объяснений.

– Не поймите наши намерения неправильно, – сказал Холмс. – Мы получили письмо, из которого следовало, что молодой Джеймс Пикокс попал в смертельную западню именно в этом месте.

– Это смешно! – возмутился хирург. – Смею вас уверить, мой сын находится в добром здравии.

– А где он сейчас? – спросил Холмс.

– Позавчера уехал в деревню, к моим родителям. Он хотел отдохнуть перед экзаменами. Он будет хирургом, как и я.

Холмс выглядел растерянным. Я указал на тело, лежащее на анатомическом столе хирурга.

– А что под простыней?

– Старуха, которая умерла вчера. Она завещала свое тело медицине. В конце дня служащий морга принес ее сюда. Завтра утром я намереваюсь провести урок анатомии. У меня около двадцати учеников, я преподаю прямо здесь.

– Можно взглянуть? – спросил Холмс.

– Если это убедит вас…

Доктор Пикокс пошел к анатомическому столу и резким движением откинул простыню. Его лицо исказилось. Он закачался и прислонился к стене, чтобы не упасть.

На столе лежало посиневшее тело юноши примерно двадцати лет. Его лицо было испещрено синими прожилками, под глубоко запавшими глазами виднелись темные круги. На лбу был нарисован перевернутый крест, покрывшийся отвратительной коричневой коркой.

29

Холмс снял пальто и удобно расположился в кресле. Я сгорал от нетерпения узнать итог последних расследований. Мне не пришлось задавать вопросы, потому что он заговорил сам.

– Убитый юноша действительно сын доктора Пикокса. Убийца ввел ему вирус холеры, чем и объясняется характерный цвет трупа.

– Холеры… Действительно, тело имело синеватый оттенок, и глаза слишком глубоко запали. Но разве сейчас можно найти активный вирус?

– Его отец работал над этим. Этого Лестрейду оказалось достаточно, и он арестовал доктора.

– Хирург признался?

– Нет. Он по-прежнему в шоке. Утверждает, что ничего не понимает. По его мнению, кто-то подменил тело старухи на тело его сына.

– Но кто мог совершить такое гнусное преступление?

– Последний, кто входил в дом, – служащий морга. Он принес тело старухи поздним вечером. Слуга открыл дверь, служащий положил тело на анатомический стол и ушел. Подобного рода доставки – обычное дело, учитывая род деятельности доктора Пикокса.

– И никто не осмотрел тело, сразу после того как его принесли?

– Никто. Тела всегда заворачивают с ног до головы, чтобы не заразить дом. Кроме того, слуга панически боится трупов и никогда не снимает простыню. Он постарался побыстрее избавиться от служащего морга и не стал будить хозяина, чтобы сказать об этой доставке.

– А служащий морга?

– Я уже провел небольшое расследование. Человек, принесший тело, не служит в морге. Тело старухи должны были доставить лишь завтра, перед уроком анатомии доктора Пикокса.

– Но вы ведь не верите в виновность доктора Пикокса?

– Нет. Но слишком многое говорит против него. Если существует идеальное убийство, то лучшего найти нельзя.

Я рассуждал вслух:

– Действительно. Убийца мог выкрасть молодого Пикокса, когда экипаж вез его в деревню. Затем убил и отправил тело его отцу. Прислуга смогла описать человека, который выдавал себя за служащего морга?

– К несчастью, нет. На нем была медицинская маска, какую носят хирурги. Он сказал, что боится заразиться.

– Вы собрали какие-нибудь улики?

– Да, десятки, Ватсон.

– И?

– Все они указывают на доктора Пикокса. Убийца – гений преступления. Придется проделать двойную работу. Нужно доказать невиновность Пикокса и, что гораздо сложнее…

– Что еще, Холмс?

– Попытаться еще раз убедить Лестрейда в том, что он не прав.

В тот же момент, на первом этаже, миссис Хадсон повернулась вокруг своей оси, как большой волчок, размахивая метлой над головой. Но что она могла сделать одна против грязного недисциплинированного полчища, устремившегося по лестнице!

Мальчишка с дерзким взглядом и в фуражке набекрень пересек порог гостиной.

– Мистер Холмс! Мистер Холмс!

Я вскочил с кресла, готовый отразить атаку с помощью своей солидной трости, когда Холмс остановил мою руку.

– Спокойно, Ватсон! Вы же видите, что это – партизаны Бейкер-стрит.

– Ах да?

– Они приносят мне самые свежие новости. Я дал им задание следить за старым мостом, под которым Джек-Попрошайка устроил свое жалкое ложе.

После этого Холмс сделал властное лицо командира, обращающегося к солдатам. Подбородком он указал на мальчишку, который был немного выше остальных и, должно быть, был главным.

– Докладывайте, Хиггинс!

– Мы видели его, мистер Холмс, так же четко, как я сейчас вижу вас.

– Джека-Попрошайку?

Парень, названный Хиггинсом, округлил глаза от страха.

– Нет, сэр, дьявола.

– Дьявола… Где же?

– В самом сердце Лондона, сэр. В месте вроде подвала, который похож на таверну Али-Бабы. Уверен, что там происходят очень неприличные вещи.

Парнишка, судя по всему, исходил из собственного опыта.

– Быстро ведите меня туда, мой молодой друг!

Холмс протянул полкроны главарю банды, который поблагодарил его тысячу раз. Ватага устремилась вниз по лестнице и рассеялась на улице под напрасную брань миссис Хадсон. С нами остался только Хиггинс.

Мы сели в экипаж. Парнишка занял место рядом с кучером и вел его по лабиринту плохо освещенных улиц, которые он знал, казалось, как свои пять пальцев. Вскоре экипажу пришлось остановиться, так как дорога стала слишком узкой. Мы пошли пешком между домами, наклоненными так сильно, что их крыши почти соприкасались. Улица заканчивалась мрачным и грязным тупиком. Идеальное место для разбойничьего притона. Я нащупал рукоятку пистолета, чтобы в любой момент пустить его в ход.

Хиггинс указал на черное отверстие подвального окна, которое уходило вглубь под маленький полуразвалившийся дом.

– Это там, сэр!

Мальчишка расширил глаза от страха и отступил на несколько шагов.

– Простите меня, сэр, но дальше я не пойду. Мне страшно.

И он растворился в тумане. Холмс крикнул ему вслед:

– Не ослабляйте бдительности, Хиггинс. Я жду новостей о Джеке-Попрошайке.

Мы спустились на несколько ступеней. Пахло сыростью и гнилью. В непроглядном мраке склепа меня охватил неимоверный страх. Холмс зажег спичку. Мы увидели просторный сводчатый подвал, загроможденный самыми разными вещами, наполовину сгнившими, достойными пещеры восточного грабителя. Вдруг Холмс схватил меня за руку.

– Слушайте, Ватсон!

Я напряг слух и действительно услышал глухой гул, но не мог сказать, далеко он или близко. Казалось, будто нематериальное существо дрожит в тени, заставляя вибрировать воздух. По спине пробежал холодок.

По мере того как мы продвигались вперед, дрожь в моих коленях усилилась, а таинственная вибрация, казалось, приближалась. Что-то ужасное и невообразимое стонало и хохотало во мраке совсем близко от нас. Я не мог представить ни одного образа, который соответствовал бы звукам, наполнявшим тогда мои уши. Ни одним словом нельзя было правдиво описать феномен, к которому мы в ужасе приближались. Спичка потухла, и мы погрузились в полнейший мрак. Не стыжусь признаться, что мне было страшно, ужасно страшно. Все мое существо было напряжено и парализовано неконтролируемым растущим страхом перед иррациональным и неизвестным.

– У меня кончились спички, Ватсон. У вас они есть?

– Да, я… думаю, да.

Я порылся в карманах куртки и с облегчением нащупал маленький коробок. Я чиркнул спичкой о коробок. Посыпались искры, и почти в тот же самый миг вибрирующее облако закрутилось вокруг моего лица и, казалось, погрузилось в мои волосы. Я отскочил в сторону и принялся беспорядочными движениями ловить эфирного врага. Спичка погасла, и я уронил коробок на землю. Снова тяжелая тишина окутала мрак. Ужас был совсем рядом, возможно, в нескольких сантиметрах. В каком чудовищном обличье он появится?

– Где вы, Ватсон? Зажгите спичку.

– Я… я уронил коробок.

– Постарайтесь поднять его, старина.

Моя рука на ощупь устремилась во мрак и внезапно наткнулась на что-то липкое и кишащее. Это что-то было не от мира сего. Я резко отдернул руку и вытер ее о полу куртки. Я услышал, как мой друг споткнулся где-то недалеко от меня. Он тоже ничего не видел.

– Ну как, Ватсон, где ваши спички?

Я сел на корточки, пытаясь отыскать этот проклятый коробок, как вдруг услышал под ногой легкий треск.

– Нашел, Холмс!

На этот раз я решил сохранять спокойствие и ничему не удивляться. Я зажег новую спичку. Все еще сидя на корточках, я был мгновенно парализован ужасом увиденного. Кровь в моих жилах отяжелела и застыла. Я задыхался, не в силах подняться, бежать или говорить.

Пробравшись на слабый свет спички, Холмс тотчас же присоединился ко мне.

– Черт побери, Ватсон, что это такое?

В нескольких сантиметрах от моего лица находилось «это»: разложившиеся остатки человеческой головы, кишащей отвратительными насекомыми и паразитами. Лоскутья синеватой плоти еще цеплялись за скелет, но лицо было изъедено почти до кости. Полчища насекомых сожрали глаза, и сквозь все отверстия проникли в череп. Лишь длинные черные волосы, вне сомнения, менее съедобные, чем все остальное, остались нетронутыми.

Холмс помог мне подняться. На мгновение я отвернулся, чтобы собраться с духом, но снова покачнулся: передо мной была все та же жуткая сцена.

Резкая боль в пальцах заставила меня вскрикнуть и вернула к действительности. Я подул на обожженные пальцы и зажег новую спичку. Я понял, что перед нами всего одна жертва, лицо которой отражается в зеркале. Это была голова женщины. Ее руки и шея были зажаты в деревянные тиски, как у тех несчастных, которых когда-то выставляли на публичной площади, и всеобщая ненависть служила им наказанием.

Холмс приблизил лупу к изъеденной голове. Увеличенные детали казались еще более чудовищными и нечеловеческими.

Это был настоящий кошмар. Когда же наступит конец этой отвратительной серии убийств? Когда завершится этот ужас? Неужели существует заклятый враг всего рода человеческого, которому доставляет удовольствие умерщвлять плоть и дух и наблюдать за разложением?

На лице моего друга читались потрясение и отвращение.

– Мы прикоснулись к самому дну, мой бедный Ватсон. За всю свою жизнь я не видел ничего подобного. Наихудшая из болезней ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить этой несчастной перед смертью.

Я не нашел в себе сил ответить. Я почувствовал тошноту. Холмс продолжал рассуждения, будто в задумчивом монологе.

– Мы имеем дело с умалишенным, Ватсон, с опасным больным, охваченным силами зла.

Он указал на котелок, на который я не обратил внимания. На котелке была странная эмблема: лев, на шее которого свернулась змея.

– В этом сосуде был мед, – объяснил Холмс. – Лицо этой несчастной девушки было смазано медом. Липкий и сладкий, он привлек всех насекомых в этом подвале. Мухи и тараканы в течение долгих дней объедали это лицо и наконец поселились в нем.

Холмс показал остатки пищи, кишащие червями. На тарелке и приборах была та же эмблема. Мое сердце возмутилось.

– И считая, что этого страдания недостаточно, – продолжал Холмс, – палач кормил и поил свою жертву в течение всей этой долгой агонии. Он дошел до того, что повесил зеркало напротив лица, так, чтобы бедняжка видела болезненное разложение. Над зеркалом – перевернутый крест-Воздух разрядился. Мне нужно было как можно скорее уйти оттуда. Я спешил к выходу, когда ослепительный свет ударил мне в лицо. Я инстинктивно заслонил глаза рукой. Двое мужчин грубо схватили меня. Третий направил на меня луч света.

– Доктор Ватсон!

Я узнал голос Лестрейда.

– Вы – последний человек, которого я ожидал здесь встретить.

К счастью, Холмс присоединился к нам и попытался уладить недоразумение. Полицейский слушал наш рассказ, скорчив скептическую гримасу. Выражение его лица стало серьезным, когда он узнал ужасную правду.

Лестрейд и его люди изучили место. Вдруг полицейский решительно указал на нас пальцем.

– Труп был уже мертв, когда вы его обнаружили?

– Не знал, что существуют живые трупы, мой дорогой Лестрейд.

Полицейский нахохлился, как злобный петух. Затем его хитроватое лицо отразило что-то вроде притворного удовлетворения.

– Завтра утром я хочу видеть вас двоих в моем отделе.

– На каком основании? – возмутился Холмс.

– Вы – главные свидетели.

Вернувшись на Бейкер-стрит, Холмс поспешил к книге Хазелвуда, стал нервно листать ее и положил Руку на страницу, которую искал.

– Вот! Я точно знал, что где-то уже видел эту сцену. Посмотрите, Ватсон!

Рисунок, на который он указывал, в точности воспроизводил фантасмагорическое место, которое мы только что покинули. Холмс прочел комментарий:

«У персов великая жрица смерти не терпела, чтобы какая-либо другая женщина была красивее ее. Все женщины и девушки королевства обезображивали себя как могли, чтобы не вызвать ее гнева. Иногда какая-нибудь девушка, беззаботная или не отдающая себе отчета в своей молодой красоте, забывала про это правило. Тогда несчастную запирали между двумя корытами, оставляя снаружи только голову. Ее лицо смазывали медом, чтобы привлечь насекомых. Жрица заставляла жертву есть и пить, чтобы ее смерть была долгой. Напротив лица несчастной она устанавливала зеркало, чтобы та могла быть свидетельницей медленного и болезненного разложения ее красивого лица. Считается, что этот ужасный обряд, измененный и приукрашенный в ходе столетий, лег в основу легенды о Белоснежке. Некоторые сатанинские секты по-прежнему прибегают к этому обряду, чтобы наказать тех, кто оспаривает превосходство их великой жрицы».

Холмс закрыл книгу, положил ее обратно в книжный шкаф и взял большой трактат о геральдике, в котором были собраны все гербы Англии.

– Лев, змея… Это герб семьи Вилер.

Он опустился в кресло, соединил кончики пальцев и сжал челюсти, сосредоточившись и погрузившись в размышления.

Прошел час, ни единого слова не было сказано. Я в десятый раз принимался читать предисловие к новому роману, так и не поняв, о чем речь. Меня неотступно преследовало видение того изъеденного гнойного лица и не позволяло думать ни о чем другом.

Настенные часы пробили половину первого. Давно наступила ночь. Я чувствовал, как меня начала бить лихорадка. Я до последнего боролся со сном, зная, что страшные кошмары будут мучить меня до рассвета.

Мой друг взял свой личный блокнот и написал:

И он направился в свою комнату, бормоча себе под нос:

– Все сходится. Это даже слишком просто.

30

На следующее утро Холмс отправился к Лестрейду. Я не мог пойти с ним, поскольку у меня опять начался жар. Лечение, прописанное моим другом Лондоном Кайлом, не принесло желанного результата.

Весь день я бесцельно бродил по квартире, переходил с постели на кресло, с кресла к окну, от окна к постели. Мой лоб горел. Сильная дрожь время от времени пробирала мое тело. Я был не способен сосредоточиться ни на каком действии. Вопросы разрывали мою голову, и мрачные образы вставали передо мной, стоило закрыть глаза.

Еще не пробило и пяти вечера, а уже наступила ночь. В сотый раз за день я выглянул в окно. Черный дым, поднимавшийся из тысячи труб, окутывал столицу. Улица была почти пустынна. Здания выглядели тревожно, завернутые в грязную вату тумана, как в кокон страха. Несколько безликих теней шли по тротуару, вжав голову в плечи.

Внезапно я услышал знакомые шаги. Холмс распахнул дверь гостиной. Он повесил промокшее пальто на вешалку и протянул ладони к камину.

– Я виделся с Лестрейдом.

– Он был недоволен моим отсутствием?

– Думаю, он его даже не заметил.

– Он допросил вас?

Таинственная улыбка заиграла на губах моего друга.

– Он пытался. Но у него не хватило таланта для такой игры. На самом деле это я кое-что у него выведал.

Холмс поднял полы сюртука и повернулся спиной к огню.

– Полиция выслеживала леди Вилер вследствие заявления о ее исчезновении.

– Как Лестрейду удалось найти ее? Может, это Хиггинс и его команда рассказали ему о ее местонахождении?

– Нет. Наш друг получил анонимное письмо, в котором сообщалось о нечистых поступках лорда Вилера. Там говорилось, что лорд Вилер имеет страстную связь с молодой танцовщицей, некоей Лулу Гранд-Буш. Леди Вилер узнала об этом и заплатила преступникам, чтобы те обезобразили молодую женщину серной кислотой. Лулу удалось убежать от захватчиков и остаться в живых. Она немедленно рассказала лорду Вил еру о случившемся. Вне себя от ярости, он решил собственноручно наказать жену, подвергнув ее еще более чудовищной пытке. В письме указывалось точное место преступления.

– Кто мог написать это письмо?

Холмс распрямился и быстро отошел от камина. Запахло подгоревшим бельем.

– Откуда же мне знать, Ватсон? Анонимные письма редко бывают с подписью. Зато почерк показался мне хаотичным, странным, сложным…

– Вы хотите сказать, что это дело рук сумасшедшего?

– Нет. Я лишь попытался проанализировать основные приметы этого почерка. Форма букв постоянно менялась, будто этот небольшой текст был составлен несколькими людьми разного пола и возраста.

– В любом случае кто-то узнал о похождениях лорда Вилера и сообщил о них. Нужно узнать кто! Не собираетесь ли вы допросить самого лорда Вилера?

Холмс размахивал руками за спиной и держался на приличном расстоянии от камина.

– Это как раз то, что я собираюсь сделать, но Лестрейд категорически не согласился с этим. Он пообещал, что у меня прибавится проблем, если я всерьез займусь этим делом. Он рассматривает меня как возможного подозреваемого, и вас тоже.

– Это абсурд.

– Разумеется, но он ничего не смог придумать лучше, чтобы держать нас подальше от этого дела. Вам ведь знакомы методы Лестрейда. Он обращается ко мне за помощью, когда ему нужно. В остальное время он держит меня на расстоянии, чтобы я не бросил на него тень.

– А тем временем мы опять зашли в тупик.

– Все же мне удалось понять две или три вещи. Герб, который мы видели в подвале, действительно является гербом семьи Вилер. Лестрейд и его люди прочесали весь подвал и обнаружили много личных вещей лорда Вилера. Его арестовали, отправили в тюрьму и до сих пор допрашивают.

– Он признался?

– Нет. Он клянется в своей невиновности. Он утверждает, что у него никогда не было любовницы и что он безумно любил жену. Говорит, что это заговор и махинации, в точности так же, как доктор Пикокс.

– Вы сказали, что над зеркалом обнаружили перевернутый крест?

– Да. Но Лестрейд не отступит от своей теории. Синдром Булбала.

– Все это смешно. Кроме того, мы снова столкнулись с проблемой анахронизма. Каким образом рисунок, написанный несколько лет назад, может настолько точно во всех деталях воспроизвести только что совершенное преступление? Что говорит Лестрейд по этому поводу?

– Он проанализировал эти рисунки. Он утверждает, что они не имеют ни малейшего отношения к преступлениям. Его объяснение очень простое. Откройте любую иллюстрированную книгу фантастики, в которой речь идет о преступлениях, совершенных в Лондоне: немного воображения – и вы всегда найдете в них связь с нашими преступлениями. Он продемонстрировал это, показав мне сборник новелл прошлого века. Парень не так уж сильно ошибается. Но я не верю в совпадения, Ватсон. В этих преступлениях есть что-то…

– Дьявольское.

Холмс не ответил. Он повернулся к камину, взял коробку со шприцами и исчез в своей комнате – таким способом он прекратил разговор, который для него был, вероятно, не чем иным, как монологом.

31

Глухой гул раздался в ночи. Понемногу он приближался и становился все сильнее. Это было похоже на звон колокола, торжественный и монотонный. Он шел отовсюду и ниоткуда. Он был уже совсем рядом. Не один колокол, а десятки больших колоколов отбивали мрачную мелодию. Как будто набат возвещал о какой-то катастрофе.