Она почувствовала недоброе, и все страхи немедленно возвратились.
– А он говорил, когда вернется? – Уходи, я все сказал, – ответил Херилак
и, войдя в шатер, опустил за собой полог.
Гнев разогнал все страхи Армун.
– А я не все сказала! – закричала она так громко, что к ней стали поворачиваться, прислушиваясь. – Выходи, Херилак, и все расскажи мне! Я хочу знать, что случилось. Ты что-то скрываешь.
Ответом было молчание, и Армун сердито ударила в шкуру. Но Херилак уже успел зашнуровать вход изнутри. Ей захотелось высказать все, что она думает о таком поступке... но она овладела собой. Это только развлечет окружающих.
Она повернула назад, и бывшие неподалеку поспешно отходили, чтобы не попасть под горячую руку. Но она уже шагала между шатрами к саммаду Сорли. Тот сидел возле огня со своими охотниками; из рук в руки они передавали каменную трубку. Армун подождала, пока трубку выкурили и положили, потом шагнула вперед, стараясь сдерживаться.
– Сорли, я слыхала о том, каким долгим и трудным был ваш путь. Ты устал и охотники тоже, вы нуждаетесь в отдыхе.
Сорли пренебрежительно махнул рукой.
– Охотник, для которого трудна дорога, не может быть охотником.
– Рада слышать это. Значит, великий охотник Сорли не слишком устал, чтобы поговорить с Армун.
Прищурившись, Сорли глядел на нее, чувствуя, что попался на слове.
– Да, я не устал.
– Это хорошо, потому что шатер мой не так уж близок, а я хочу кое-что показать тебе.
Сорли огляделся в поисках поддержки, но не нашел ее: охотники заново набили трубку и передавали ее друг другу, не глядя в его сторону.
– Хорошо. Идем в твой шатер. Только помни, уже поздно, а у меня еще много дел.
– Ты очень добр к одинокой женщине. – Она молчала, пока они не подошли к ее шатру. Запахнув за собой полог, она показала на спящего младенца. – Вот что я собиралась тебе показать.
– Дитя...
– Сын Керрика. Почему он вместе со всеми не вернулся в свой шатер, к своему сыну? Почему он не вернулся ко мне? Херилак отворачивается и молчит. Теперь говори ты.
Сорли повел по сторонам глазами, но деваться было некуда. Он вздохнул.
– Дай мне попить, женщина, и я скажу. Теперь Керрика и Херилака разъединяет недоброе чувство.
– Вот, пей. Я поняла. Объясни почему.
Сорли вытер губы рукавом.
– Я не понимаю причин. Просто расскажу тебе, что случилось. Мы сожгли город мургу, и тот, кто не погиб в огне, умер сам. Почему – я не знаю. Это же мургу, как понять их? Некоторые спаслись и уплыли на какойто плавучей штуке. А Керрик говорил с марагом и не дал Херилаку убить его. Он отпустил этого марага. А потом нашлись и другие мургу, и Керрик снова не дал их убить. Херилак воспылал великим гневом и сказал, что уйдет без промедления. Нас ждал долгий путь, и мы согласились.
– Но Керрик остался? Почему? Что он говорил?
– Он разговаривал с Херилаком. Я не слушал его и не знаю... – Неловко поежившись, Сорли хлебнул воды.
В глазах Армун отсвечивали угольки костра, она едва сдерживалась.
– Смельчак Сорли, храбрец Сорли, ты говоришь мне не все. Ты крепок, в силах объяснить, что случилось в тот день.
– Язык мой говорит правду, Армун. Керрик говорил, что там нужло многое сделать. Я ничего не понял, Вот саску поняли – они остались, а мы ушли. Мы все ушли с Херилаком. Ведь все, что было нужно, мы сделали. А дорога назад далека...
Армун на миг опустила голову, потом встала и откинула полог.
– Я благодарю Сорли, рассказавшего мне обо всем.
Он помедлил, но Армун молчала. Что мог он добавить? И Сорли с облегчением поспешил назад, радуясь, что освободился.
Вечерело. Армун вновь закрыла вход, подкинула ветвей в очаг и села рядом. Лицо ее было гневным и мрачным. Как легко эти смельчаки отвернулись от Керрика. Шли за ним в бой... и бросили одного. Если саску остались там, значит, он просил об этом и охотников. В городе мургу, должно быть, случилось что-то, из-за чего рассорились двое предводителей. Она сама выяснит это. Зима закончится, к весне Керрик вернется. Конечно он вернется весной...
Армун старалась не сидеть без дела, чтобы не предаваться горестным думам. Арнхвиту пошел второй год, и внутри шатра ему уже становилось скучно. Армун выскабливала оленьи шкуры и шила сыну мягкую одежду, соединяя куски сухожилиями. Его ровесников матери еще носили за спиной, а он уже с восторгом играл в снегу. По обычаю детей кормили грудью лет до четырех, даже до пяти. Армун уже почти отлучила его от груди, невзирая на укоризненные взгляды и явное неодобрение женщин – она привыкла быть отверженной. Она понимала, что они просто завидуют ей и кормят только затем, чтобы избежать новой беременности. И пока другие младенцы болтались в мешках за спинами матерей и сосали кулаки, Арнхвит набирался сил и уже грыз жесткое мясо крепкими зубками.
Однажды солнечным зимним днем, когда весной еще и не пахло, она отошла от шатров, а кроха Арнхвит старательно трусил за нею, стараясь не отставать. Покидая стойбище, она теперь всегда прихватывала с собой копье... Впереди среди деревьев послышалось странное мяуканье. Выставив вперед копье, она стала ждать. Арнхвит прижался к ее ноге и молча смотрел округлившимися глазами. Армун вглядывалась вперед. Вдруг она заметила уходивший вбок от тропы человеческий след. Опустив копье, она направилась по нему и, разведя заснеженные ветви, обнаружила под ними мальчишку. Он обернулся и перестал всхлипывать; лицо его было перепачкано слезами и кровью.
– Я тебя знаю, – проговорила Армун, вытирая рукавом его лицо. – Ты из саммада Херилака. Тебя зовут Харл? – Мальчик кивнул, в глазах его стояли слезы. – Однажды ты пришел к моему костру с убитой совой. – Когда она сказала это, он вновь зарыдал, закрыв лицо ладонями. Армун помогла ему подняться и отряхнула от снега. – Пойдем ко мне в шатер. Я дам тебе попить чего-нибудь теплого.
Мальчишка нерешительно упирался, наконец Арнхвит доверчиво взял его за руку. Так они и вернулись, ведя Арнхвита за обе ручонки. Армун насыпала сладкой коры в горячую воду и дала Харлу. Арнхвит тоже захотел, но крепкий настой ему не понравился, и по его подбородку побежали две струйки. Вытерев кровь с лица мальчика, Армун уселась и показала на синяки на его лице.
– Расскажи, что случилось?
Она слушала молча – Арнхвит уснул на ее руках – и скоро поняла, почему мальчик разревелся, когда она вспомнила про сову.
– Я не знал, что это сова. Это был мой первый лук, моя первая стрела, и мой дядя помог мне сделать их. Саммадар Керрик похвалил меня, потому что сова оказалась не настоящей, а прислужницей мургу, и ее можно было убить. Это было тогда, но теперь алладжекс сказал, что все не так. Что я напрасно убил ее. Он сказал это моему отцу, и теперь он бьет меня и не позволяет сидеть у костра, когда холодно.
Мальчик всхлипнул. Осторожно, чтобы не разбудить спящего малыша, Армун протянула Харлу горсть эккотаца. Он с жадностью проглотил еду.
– Ты поступил правильно, – сказала она. – Это старый Фракен ошибается. Керрик-маргалус все знает о мургу, их прислужниках, и он правильно похвалил тебя за то, что ты убил эту созу. Теперь возвращайся в свой шатер и передай мои слова отцу. Ты постугил правильно.
Ветер крепчал, и она туго зашнуровала вход, когда мальчик ушел. Старый Фракен чаще все-таки ошибался, чем оказывался прав. С той поры как умерли ее родители и она осталась одна, Армун понемногу теряла доверие к предсказаниям Фракена и его совиным комочкам. Керрик тоже смеялся над Фракеном и погадками сов, – и она освободилась от страха перед стариком. Недалекий и глупый, он только доставлял одни неприятности, как сейчас с мальчиком.
Ночью Армун вдруг проснулась, сердце колотилось от ужаса – кто-то скребся в шкуры снаружи. Она поискала в темноте копье, но услышала голос, назвавший ее по имени. Раздув поярче угольки, она подбросила в костер веток и расшнуровала вход. Просунув в отверстие сначала стрелы и лук, внутрь пролез Харл.
– Он бьет меня, – сказал он с сухими глазами. – Он бьет меня моим луком, когда я говорю ему твои слова. Он даже не хочет слушать меня. Он кричит, что Керрик знает все о мургу, потому что сам наполовину мараг... – Он умолк и опустил голову. – И ты тоже, сказал он и снова побил меня. Я убежал.
Армун кипела гневом: не за себя, ей-то приходилось слышать и худшие оскорбления.
– Пусть Фракен читает будущее по помету мургу. Твой отец не лучше его, раз слушает такие глупости. Керрик спас саммады – и как быстро все забыли об этом... Сколько тебе?
– Это моя одиннадцатая зима.
– Достаточно взрослый, чтобы получать побои, но слишком молод, чтобы стать охотником и дать сдачи. Оставайся до утра, Харл, пусть отец твой придет ко мне за тобой. Я расскажу ему о мургу!
Утром Армун вышла из шатра, послушать, что говорят женщины. Все беспокоились о пропавшем мальчике, и охотники уже искали его. Хорошо, подумала она, а то заплывут жиром, без дела валяясь в шатрах.
Подождав, пока солнце опустится пониже, она остановила первую из встретившихся женщин.
– Пойди в шатер Нивота и передай ему, что мальчик Харл нашелся и сидит в моем шатре. Быстрее.
Как Армун и рассчитывала, женщина не стала торопиться и тут же разболтала новость. Армун вернулась в свой шатер и стала ждать. Наконец кто-то окликнул ее снаружи. Она вышла, аккуратно задернув за собой полог.
Старый шрам на щеке кривил рот Нивота в злобной ухмылке. Характер был под стать выражению лица.
– Я пришел за мальчишкой, – грубо сказал он.
Позади него собралась толпа, люди с интересом прислушивались: зима была длинной и скучной.
– Я – Армун, а это шатер Керрика. Как твое имя?
– Отойди в сторону, женщина, – мне нужен мой парень.
– Чтобы опять избить? Это ты говорил, что Керрик наполовину мараг?
– Он совсем мараг, если тебе хочется знать мое мнение. И сейчас я накажу мальчишку, чтобы не болтал... и тебя тоже, если ты не пропустишь меня.
Она и не шевельнулась, и он грубо толкнул ее. А напрасно. Не стоило ему забывать, что случалось, когда она была моложе и ее дразнили беличьей мордой.
Кулак Армун угодил Нивоту прямо в нос – охотник полетел спиной в снег. Едва он встал на колени – кровь капала у него с подбородка, – она снова ударила его в лицо. Толпа разразилась радостными криками. Доволен был и Харл, подглядывавший в щелочку.
Охотники не бьют женщин... кроме своих собственных, поэтому Нивот не знал, что ему делать. Не было у него и времени подумать. Армун не ниже его ростом и страшна в гневе. И он бесславно бежал. Толпа не торопилась расходиться, сожалея об окончании интереснейшего зрелища.
Но на этом все кончилось. Харл остался в ее шатре, никто за ним не пришел, в присутствии Армун об этом даже не вспоминали. Мать Харла умерла прошлой голодной зимой, и отец явно тяготился мальчишкой. Армун стало повеселее.
...Весна запоздала. Она всегда теперь запаздывала. И, когда лед на реке затрещал и громадные льдины тронулись вниз, Армун начала высматривать на востоке Керрика. Каждый день ей было все труднее справляться со своим нетерпением, и наконец, в самый разгар цветения деревьев она отослала Арнхвита с Харлом поиграть на берег реки, а сама пошла к Херилаку. Он сидел перед шатром, натягивая на лук новую сплетенную из кишок тетиву, – приближалось долгожданное время охоты. Когда она заговорила, он лишь кивнул, не поднимая глаз от работы.
– Лето пришло, а Керрика нет.
Он что-то нечленораздельно буркнул. Взглянув на склоненную голову, она подавила в себе гнев.
– Настала пора путешествий. Если он не вернется, я сама уйду к нему. Я прошу, чтобы кто-нибудь из охотников проводил меня.
Ответом ей было молчание, и, когда Армун хотела повторить, Херилак поднял к ней лицо.
– Нет, – ответил он. – Не будет тебе охотников. Ты не уйдешь. Ты из моего саммада, и я запрещаю тебе. Оставь меня.
– Я хочу уйти! – закричала она. – Оставить тебя, оставить твой саммад. Уйти туда, где должна быть. И ты скажешь им...
– Еще раз говорю – уходи, – проговорил он, вставая перед ней во весь рост.
Это был не Нивот. Она бы никогда не решилась ударить Херилака, а он не хотел даже слушать ее. Говорить было не о чем.
Она пришла на берег реки и долго сидела там, следя за мальчишками, катавшимися в молодой траве. От Херилака ждать помощи не приходилось, скорее наоборот. К кому бы еще обратиться? Оставался только один охотник, и она направилась к нему. Тот сидел в шатре один.
– Ортнар, ты один уцелел из первого саммада Херилака, не попал в лапы мургу...
– Да, Армун. Зачем ты напоминаешь мне об этом?
– Значит, ты не можешь не знать, что Керрик остался на юге и мое место рядом с ним. Отведи меня к нему. Ты ведь друг его.
– Я – Друг его, – тяжело вздохнув, согласился Ортнар. – Но я не могу тебе помочь. Херилак говорил со всеми и сказал, что не отпустит тебя.
Армун недоумевающе взглянула на него.
– Кто ты, маленький мальчик, который писает в Шкуры от громкого голоса Херилака? Или же охотник-тану, который поступает по собственному разумению?
Не обратив внимания на оскорбление, Ортнар отмахнулся.
– Охотник я, охотник... Но нас с Херилаком связывает память о мертвых, о погибшем саммаде... а это не шутка. Но я и не против Керрика, который был нашим маргалусом, когда мы убивали мургу...
– И что же?.
– Я помогу тебе, если у тебя хватит для этого сил.
– Ортнар, я сильна. Скажи мне, какая твоя помощь потребует от меня всех сил.
– Ты умеешь убивать мургу стреляющей палкой. Я видел, как ты ловко справлялась с нею, когда на нас нападали. Ты возьмешь мою палку. И я расскажу тебе, как добраться до города мургу. Когда выйдешь к океану, подумай, что будешь делать дальше. Можешь подождать Керрика там. Или иди прямо к нему.
Армун улыбнулась – потом расхохоталась:
– И ты отсылаешь меня одну в город мургу? Чудесное предложение, но выбора у меня нет. У меня хватит сил, храбрый Ортнар. Я понимаю, что ты рискуешь навлечь на себя гнев Херилака, когда он узнает обо всем.
– Я сам расскажу ему, – с угрюмой решимостью буркнул Ортнар.
И он отдал Армун стреляющую палку и все шипы, которые заготовил за зиму.
Шатер Армун находился чуть поодаль от прочих, она редко ходила по стойбищу, поэтому ее исчезновение обнаружили дня через два.
А через несколько дней разосланные Херилаком охотники вернулись с пустыми руками. Армун знала лес – следов не осталось... никаких.
Глава пятая
У меня есть для вас кое-что интересное, – сказал Керрик. Молча жуя сырое мясо, оба иилане знаками выразили любопытство и признательность. – Но, чтобы это увидеть, придется оставить ханане.
– Здесь тепло, безопасность, там – холод и смерть, – ответил Имехеи, поеживаясь.
Поглядев на опустевший лист, он робко выразил желание получить добавку. Керрик игнорировал его жесты. Оба самца были склонны переедать и набирать лишний вес.
– Снаружи бояться нечего, уверяю вас. Следуйте за мной и держитесь рядом.
Они шли, едва не наступая ему на пятки, и озирались вокруг перепуганными глазами. При виде пожарища они сделали знаки страха и горя, еще больший страх они выразили, когда навстречу попались охотники, а при виде опустевшего города изобразили одиночество. И лишь оказавшись возле модели, они ощутили себя в относительной безопасности.
Модель города Алпеасака – про себя Керрик всегда называл его этим именем, хотя при разговоре с охотниками именовал его Деифобеном, – была своеобразной «слепой» картой города. Были видны все поля и рощи, но какие животные паслись там, обозначено не было. Многие из них Керрик хорошо помнил, по крайней мере все ближние поля. И пока саску обследовали их и дивились всяческим чудесам. Керрик старался осмотреть те части города, что выросли за время его отсутствия.
Керрик показал самцам на ряды каналов, перемежающихся с прудами.
– Идем туда. Здесь недалеко. Прогулка пойдет вам на пользу.
По дороге, наслаждаясь непривычной свободой, самцы порастеряли весь страх: перед ними открывались такие места, о существовании которых они и не подозревали. На многочисленных городских полях паслись животные, местные и заморские, привезенные из-за океана. Было еще утро, когда они подошли к огражденному дамбой озеру, так заинтересовавшему Керрика. Вдоль насыпи шла хорошо утоптанная дорога, поднимавшаяся по откосу на плоскую вершину. Внизу лежало заросшее травой озеро, в дальнем конце его растительность расступалась, открывая воду. Водные заросли колыхали какие-то существа, их трудно было разглядеть.
– Пустота-интереса, скука-ожидания, – вздыхал Имехеи.
– Теплота-солнца, радость-общения, – отвечал более смышленый Надаске.
Керрик не обратил внимания на их высказывания – самцы постоянно обменивались ими, в отличие от самок-иилане, открывавших рот лишь для того, чтобы сказать что-нибудь стоящее. Но Имехеи был прав, смотреть было не на что. Керрик уже хотел уйти, когда Надаске указал на воду.
– Интересное движение: какое-то существо.
Из воды выбралась какая-то рептилия. Длинная и узкая, похожая на змею, она глядела на них крошечными глазками. За ней вылезла другая, потом еще... еще. Должно быть, их внимание привлекли обрисовавшиеся на фоне неба силуэты. Повнимательнее приглядевшись, Керрик заметил возле воды белевшие кости. Должно быть, их кормили возле воды. Он все еще не понимал, что это за твари. Он выковырнул ногой камень и зашвырнул в грязь у края воды. Зазмеившиеся тела устремились к месту падения камня. У мургу были зеленые гибкие тела – совершенно змеиные, если не считать крошечных ног, и небольшие приплюснутые головки. Керрик был уверен, что прежде не встречал подобных, но они были странным образом знакомы ему.
– Вы не встречали таких? – спросил он.
– Скользкие, ползучие...
– Невкусные.
Словом, толку от самцов не было. Керрик уже пошел прочь, но все-таки оглянулся еще разок. И тут его осенило... сомнений не оставалось, он знал, что за существа перед ним.
Проводив самцов до ханане, Керрик разыскал охотников. Саноне был среди них, и Керрик заторопился ему навстречу, не слушая церемонных приветствий мандукто.
– Срочно необходимо мясо, пока они не передохли. Ведь они уже несколько дней без еды.
– Я помогу тебе, Керрик, только скажи, в чем дело.
– Торопливость затуманила мой разум. Я нашел там что-то вроде озерца с небольшими мургу. За ними надо приглядывать, их надо кормить, я знаю, кто это. Все совпадает – форма, размер. Это детеныши хесотсанов. Стреляющих палок.
Саноне в изумлении покачал головой,
– Многое, что я вижу и слышу в Деифобене, превосходит мое понимание.
– Это можно понять. Мургу не делают вещей так, как мы делаем луки и ткани. Они их выращивают. Стреляющие палки живые – ты ведь знаешь это, сам не раз кормил их. Но маленькие они другие – это небольшие змейки с ногами, живущие в озере; старея, они становятся такими, к которым мы привыкли.
Теперь Саноне понял и с удовольствием ударил кулаком о кулак.
– О мудрый не по годам Керрик, в тебе наше спасение. Эти создания, о которых ты говоришь, будут накормлены, чтобы у нас всегда было оружие в мире, полном мургу. Немедленно несем им еду и заодно приглядимся.
Когда рептилии кинулись из воды к мясу, стало совершенно ясно, что это маленькие хесотсаны. И Керрик подумал, что город, служивший врагам, начинает служить людям. Саноне соглашался с ним, и каждое новое открытие еще более укрепляло его уверенность в грядущем.
Охотники укрывались от дождя в одной из уцелевших рощ. Прошел хольт дней, и дожди прекратились, хотя ночи оставались прохладными. Саноне тратил много времени на раздумья, часто уходил к модели города, простиравшегося от океана в глубь суши. Он явно сделал какие-то выводы и долго обсуждал их с прочими мандукто. Когда они пришли к согласию, послали за Керриком.
– Принято решение, – провозгласил Саноне. – Мы долго пытались понять путь Кадайра, но наконец все стало ясным. Теперь мы поняли, что, когда Кадайр обрел вид мастодонта и ступил на эту землю, и следы его глубоко впечатались в скалы, он наметил нам путь, который не всем дано понять. Мы – дети его, и мы учимся следовать по пути его. Он привел вас в наши края, а вы привели мастодонтов, чтобы напомнить нам, откуда мы и куда нам идти. Карогнис послал мургу, чтобы погубить нас, но Кадайр послал через обледеневшие горы мастодонта, который привел нас в эти края, чтобы свершить свою месть над мургу. И они погибли, и город их сгорел. Зло сожжено, а все, что осталось, по замыслу его может послужить нам на пользу. И теперь я знаю, что наша долина – лишь привал на пути, намеченном для нас Кадайром. Здесь лежит будущее. Сегодня вечером мы сойдемся пить порро, и Кадайр явится нам. А потом на заре первые охотники вступят на тропу, что ведет отсюда, из Деифобена, на запад, к югу от снежных гор... на тропу, которой шли мургу, чтобы напасть на нас. Теперь этот путь будет дорогой охотников, и мой народ придет сюда и поселится здесь.
Отведав ночью перебродившего порро, Керрик оказался во власти странных сил, вполне убедивших его в правоте мандукто, – в том, что задуманное ими верно. Ему хотелось поделиться со всеми, и в конце концов он сумел это сделать, – едва держась на ногах, он хрипло крикнул:
– Этот город будет рожден заново! И вы будете в нем, и я буду в нем, и я буду тану и иилане, и город станет прежним!
Мандукто одобрили и содержание его речи, и манеру, в которой она была произнесена, хотя не поняли ни слова: он говорил на иилане. Но незнакомый язык только усугубил впечатление.
На следующее утро Керрик заспался, при малейшем движении болела голова. Поэтому он старался не открывать глаз и впервые с того дня, как охотники отправились без него на север, подумал об Армун. Надо бы привести ее сюда, но он опоздал, – теперь путешествие пришлось бы на самую суровую часть зимы. И ему вовсе не хотелось лезть в эти снега – так уютно и тепло было здесь, на юге. Армун тоже не стала бы путешествовать зимой. И ребенок – он ведь забыл о ребенке, – ему лучше вообще не высовываться из шатра до конца зимы. Словом, ничего сделать он не мог. Когда дни начнут удлиняться, он что-нибудь придумает. А пока хорошо бы окатить голову холодной водой.
Армун тщательнейшим образом спланировала свое бегство. Она понимала, что Херилак пошлет за ней самых быстроногих охотников, от которых нечего было даже пытаться ускользнуть. Оставалось только перехитрить их, выбрать такой путь, который им даже не придет в голову. Никто не обращал на нее особого внимания, и поэтому она смогла понемногу, с помощью Харла, вынести из стойбища все необходимое. Вскоре приготовления были закончены. Вечером она плотно прикрыла полог, тщательно затушила огонь и убедилась, что дети в шатре.
Армун проснулась, когда утренняя звезда едва поднялась над горизонтом. Взяв сонного малыша, она велела Харлу прихватить шкуры и первой вышла в ночь. При свете звезд они бесшумно миновали черные шатры, в которых еще все спали, прошли мимо темных силуэтов мастодонтов и отправились к невысокой скале к северу от стойбища. Там под скалистым навесом она укрыла все необходимое.
Здесь они провели три дня и три ночи. У них было сушеное мясо и эккотац, пузыри с консервами мургу. Рядом в ручье была вода.
В укрытии она обстругивала длинные шесты и связывала из них волокушу-травоис, на которую и погрузила все припасы. На четвертый день они опять поднялись до рассвета. Удобно устроенный на травоисе, Арнхвит Радостно ворковал. Харл взял свой лук со стрелами. Армун подняла жерди; долгий путь начался. Сперва они лесом направились к югу, далеко обойдя стойбище стороной. И к полудню добрались до колеи, оставленной саммадами во время перекочевки на север. В бороздах уже выросла трава, но она не могла скрыть следов мастодонтов и колеи травоисов. Харл высматривал оленей впереди. Армун налегла на шесты и повернула на восток. Убаюканный ритмом движения, младенец уснул.
Когда стемнело, они остановились, поужинали холодным мясом – она не рискнула разжечь огонь – и уснули, закутавшись в шкуры.
Было трудно, но ведь она и не рассчитывала на прогулку. Если бы старая колея не пролегала по ровному месту, она бы никогда не одолела пути. Когда дорога шла в гору, за целый день отчаянных трудов ей удавалось осилить только малую часть того пути, который прошел бы саммад. Она не думала об этом и не позволяла усталости овладевать собой. Каждый вечер Харл собирал хворост, они разжигали костер, и Армун готовила еду. Поиграв с ребенком, она рассказывала ему сказки, внимательно слушал и Харл. Дети не боялись темноты, начинавшейся за чертой Круга огня. И она не могла позволить себе страха. Костер горел всю ночь, и она спала с копьем в руке.
Много дней погода была солнечной, потом хлынули проливные дожди. Они долго не прекращались, колею развезло, и она уже не могла тащить по ней травоис. В конце концов она соорудила укрытие из ветвей и листьев, и они стали в нем жить. Отдых был необходим, но она жалела о потерянном времени. Лето оказалось слишком коротким. Харл каждый день отправлялся на охоту и однажды принес кролика. Она моментально ободрала его и зажарила. Свежее мясо показалось всем необыкновенно вкусным.
Дождь прекратился, и земля подсохла, можно было трогаться в путь. Но на следующую ночь перед рассветом ударил мороз, и трава побелела от холода. Вновь начиналась зима. Армун с отчаянием поняла, что не одолеет долгого пути на юг, даже если успеет выйти к побережью до начала зимы. Отправившись собирать волокушу, она обнаружила, что их постигло новое несчастье. Стреляющая палка погибла, крошечный рот не закрывался, нежную тварь убил северный холод... недобрый знак.
Той ночью, когда ребята уже давно уснули, она долго лежала под шкурами, вглядываясь в мерцающие огоньки звезд. Луна зашла, звездное небо огромной чашей накрыло землю, и река тхармов текла от горизонта к горизонту. Звездочки-тхармы мертвых охотников поблескивали холодным светом. И никто не мог ей помочь. Как могла она оказаться такой дурой, как могла рисковать не только собственной жизнью, но и жизнями двоих детей. Она ошиблась, но жалеть было поздно. Сделанного не воротишь. Они здесь. И надо решать, что делать дальше. Есть ли у нее выбор? Ортнар утверждал, что она может дождаться Керрика на берегу, но он говорил глупость, просто подыскивал повод, чтобы не идти с ней. У нее не было припасов, чтобы перезимовать на берегу, не было шатра... ничего необходимого. Оставалось выбирать одно из двух: остаться зимовать и замерзнуть или отправиться на юг и замерзнуть на полдороге. В последнем случае оставался крохотный шанс, – если они не позволят зиме обогнать их. Впервые с того дня, как они оставили лагерь, она почувствовала, что слезы защипали глаза, рассердилась на себя за слабость и, отогнав страхи, завернулась в шкуры и уснула: на следующий день ей потребуются все силы.
Ночью выпал первый снежок, утром она стряхнула его со шкур, упаковала пожитки и навалилась на жерди. Вечером за едой она поймала на себе внимательный взгляд Харла.
– Ешь, – сказала она, – мясо мургу мне нравится не больше, чем тебе, но оно сохраняет в нас силы,
– Я не о мясе, – ответил он, – снег... Когда мы доберемся до того места, о котором ты говорила нам... где будет ждать нас Керрик?
– Хотелось бы и мне знать... – Склонившись вперед, она отвела длинные тонкие волосы с его лба и вдруг заметила легкие морщинки возле глаз. Да, ему одиннадцать, и он сильный мальчик, но они уже идут так долго. – А теперь спать, чтобы легче шлось поутру.
Ночью снега не было. День оказался ясным, солнце Почти не грело. Колея втянулась в речную долину, и она сразу поняла, где находится. Саммады останавливались здесь недалеко от океана. Армун показалось, что ветер стал припахкаать солью, и она заторопилась вперед.
Так и есть... у края песка пенились буруны, под обрывом начинался берег. Опустив голову, она налегла на жерди. И остановилась, только заслышав предупреждающий крик Харла.
Перед нею к подножию обрыва притулилась крытая дерном землянка, возле нее стоял закутанный в шкуры охотник. Он застыл без движения, испуганный ее появлением не менее, чем она. Армун попыталась что-то крикнуть, но слова застыли в горле.
Это был не тану, одежда его была иной. И лицо. Оно было покрыто шерстью. Не бородой... мягкая бурая шерсть покрывала его целиком.
Глава шестая
Uposmelikfarigi ikemespeyilane.
VposmelikyUane ikemespeneyil.
Eleiensi topaa abalesso.
Фарт засыпает однажды и утром пробуждается чилоне. Но от яйца времен иилане всегда просыпается иилане.
Апофегма иилане
Вейнте с интересом наблюдала за обычной в порту суетой. До этого самого мгновения Икхалменетс был для нее просто названием – окруженный морем Икхалменетс. Название выражало все, и теперь она видела почему. Икхалменетс вырос на берегах уютной бухты. Все ближние острова были скалистыми и безлесными. Леса подходили к подножью высоких гор, перехватывавших влажные ветры, которые здесь же проливались дождями или выпадали снегом. Но снег белел на вершинах гор, а дожди по склонам сбегали вниз. И все-таки Икхалменетс принадлежал не столько суше, сколько морю. Вдоль берега сплошной чередой выстроились урукето, иногда между ними попадалась тяжело нагруженная сегодняшним уловом лодка. Эрефнаис выкрикивала команды, направляя огромное живое судно к причалу. Вейнте отступила в сторону, пропуская вниз экипаж.
– Всем оставаться на борту! – приказала Эрефиаис.
Стараясь сдерживаться, Вейнте спросила:
– Этот приказ относится и ко мне?
Эрефнаис задумалась, потом проговорила:
– Я не хочу, чтобы разные дикие слухи о событиях в Алпеасаке распространялись по городу. Сначала я поговорю с эйстаа, а там, как она прикажет. Но ты... я не могу приказывать тебе, Вейнте. Я только прошу...
– Просьба излишняя, граничит с оскорблением, капитан.