Это его вина.
      Он вскочил и в беспокойстве принялся расхаживать под деревьями, бессмысленно глядя на освещенное луной озеро. Но он не замечал тихих вод, погрузившись в горестные размышления. Зачем они здесь, а не с саммадами, в спокойной и мирной долине саску?
      Глава четвертая
      Ядовитые лианы побурели, засохли и осыпались на дно долины саску. Их побросали в реку, и вода унесла их вместе с воспоминаниями о последнем нападении мургу.
      Херилак сидел у огня и крутил в руках поблескивавшее лезвие. Нож Керрика из небесного металла. Тот всегда носил его на шее - на прочном металлическом обруче, который на него надели мургу. Сидевший по другую сторону костра Саноне кивнул и улыбнулся.
      - А я по невежеству своему решил, что это знак его смерти, - сказал он.
      - Жизнь - его и наша, вот что он означает.
      - Поначалу я не мог поверить тебе и уже примирился с мыслью, что Кадайр оставил нас, что мы уклонились с указанного пути.
      - Что мне твой Кадайр, Саноне, - это Керрик спас нас. И я храню его нож, чтобы не забывать об этом...
      - Мне не нравятся твои слова о Кадайре.
      Взглянув через огонь на старика, Херилак решил говорить откровенно: они были вдвоем и уже научились понимать друг друга.
      - Я ценю твоего Кадайра не менее, чем ты моего Ерманпадара, который покровительствует тану. Это правда. Давай оставим разговоры о незримых силах, что властвуют над нами, и поговорим о том, что нам делать, Я имею в виду двух моих охотников.
      - Не хочу слышать их имена, не произноси их - ибо их проступок велик. Священное порро Кадайра...
      они украли его и выпили.
      - Для тебя священное, а для них - развлечение.
      Другие охотники завидуют им и просят, чтобы ты дал нам еще этого питья.
      - Ты не можешь просить об этом!
      - Могу, но я о другом. Выпившие порро охотники изгнаны из долины. Их шатер на берегу реки. Сдается мне, саммадам пора присоединиться к ним.
      Саноне поглядел на угли, пошевелил их палкой и ответил:
      - Я ждал, что ты это скажешь, мой друг. Не будем говорить о порро. Не вспоминай о нем. Пришло время уходить?
      - Пришло. Мы вместе сражались и вместе жили. И в городе у моря, и здесь, в долине. В войне с мургу мы забывали обо всем. Но битва закончилась, мургу ушли, и охотники мои забеспокоились. Случай с порро только знак. Для тебя долина - дом родной. А для них - ловушка. Они привыкли бродить по лесам и равнинам. Они беспокойный, кочевой народ. Но есть у меня и еще одна причина.
      Заметив, что Херилак посмотрел на нож, Саноне все понял.
      - Керрик. Ты рассказывал о ссоре между вами. Угли ее погасли?
      Херилак медленно покачал головой.
      - Не знаю. Это я и должен выяснить. Он жив - я уверен, - иначе мургу не ушли бы и нас всех уже не было бы в живых. Но жива ли Армун?.. И ее сын? Если нет - виноват в этом я. И я должен покаяться перед ним. Он больше не враг мне. И я удивляюсь, почему считал его врагом. Но во мне он может видеть злодея.
      С этим надо покончить. Нашей ссоры могло не быть. Я понял, что сам во всем виноват. Ненависть к мургу переполняла меня, и я срывал злость на всех, кто был рядом.
      - И она до сих пор терзает тебя?
      - Нет. - Херилак поднял нож. - Вот разница между нами. Невзирая на зло, которое я причинил ему и его семье, он сделал это. Остановил мургу и велел им отдать нам этот нож, чтобы мы знали: именно он прекратил войну. Опустив нож, Херилак посмотрел в огонь. - Скажи мне, Саноне, все ли обещанное мы выполнили? Когда умерли наши стреляющие палки и мы пришли в тот город на берегу, Керрик рассказал нам, что следует делать, и саммадары приняли его условия.
      Он дал нам эти палки только после того, как мы пообещали ему остаться с тобой в городе и защищать его. Сделали мы это, а?
      - Дело кончено. Мы защищали город, пока не вынуждены были уйти. Когда мургу нас преследовали, тану убивали их, как подобает великим охотникам.
      Теперь мы все в безопасности - если верить ножу.
      Если ты хочешь уйти со своими охотниками, значит, пора отправляться в путь.
      - А стреляющие палки?
      - Они ваши. Что решили другие саммадары?
      - Они ждут твоего согласия.
      - И куда вы пойдете?
      - На север! - Херилак раздул ноздри, словно почувствовал запах снега и далеких лесов. - Жаркие края не для нас, мы не можем остаться здесь на всю жизнь.
      - Тогда иди к тану и расскажи всем о том, что мы с тобой знаем. Что Керрик избавил нас от мургу, И вам более нет нужды здесь оставаться.
      Херилак вскочил на ноги и, высоко подняв нож, радостно закричал, и гулкое эхо ответило ему. Саноне согласно кивал. Долина - дом саску, их убежище и жизнь. Действительно, для охотников-северян она тесновата.
      Саноне знал, что они уйдут еще до следующего заката. И что Херилак не пойдет со всеми. Могучий охотник отправится к океану, к городу мургу. Его жизнь более не принадлежит ему. Он отдаст ее Керрику, а уж тот решит принять дар или отказаться.
      Лишь перед рассветом Керрик уснул. Он долго сидел у погасшего костра и смотрел на озеро. На тихую воду и на звезды, неторопливо шествовавшие по небу, - тхармы погибших воинов совершали свой еженощный путь. Пройдя над его головой, они опускались в воды озера. А потом туда опустилась и луна, ночь стала черной... тогда-то он наверное и заснул.
      Проснулся он в серьк предутренних сумерках, вздрогнув от прикосновения к плечу. Повернувшись, он увидел Даррас.
      - Что... что? - Он задыхался от страха.
      - Иди.
      Она повернулась и побежала к шатру. Вскочив на ноги, он бросился следом и, обогнав девочку, приподнял полог.
      - Армун!
      - Все хорошо, - ответил из темноты ее голос. - Все в порядке. Посмотри на свою дочь.
      Откинув полог, он увидел улыбку на лице Армун.
      - Я так волновалась, - сказала она. - Боялась, что у ребенка будет такая же губа, как у меня, но теперь опасаться нечего.
      Он опустился рядом с нею и приподнял шкуру, прикрывавшую лицо младенца. Морщинистое красное личико, глазки закрыты... Дитя тихо попискивало.
      - Она нездорова - что с ней?
      - Да нет же. Новорожденные всегда такие. А теперь мы с ней будем спать, но прежде ты дашь ей имя.
      Все знают, что ребенку, у которого нет имени, грозит беда.
      - Как же ее назвать?
      - Не мне решать. Дочь твоя. Ты и должен дать ей имя. Женское имя, которое тебе дорого.
      - Мне дорого только одно женское имя - Армун.
      - Так нельзя. Двое не должны носить одно и то же имя. Лучше называть именем того, кто умер или был тебе дорог.
      - Исель! - Это имя само слетело с языка, он не вспоминал о ней много лет. - Она умерла, а я остался жив. Вейнте' убила ее.
      - Тогда это очень хорошее имя. Если она умерла, чтобы ты мог жить более дорогого имени быть не может. А теперь мы с Исель поспим.
      Утро было теплым, свежий воздух, новый день - так и должно быть всегда. Ликующий Керрик отправился к озеру умыться и обдумать дневные дела. До отбытия нужно сделать так много. Они уйдут сразу, как только Армун оправится. Она сама решит. А теперь надо подготовиться к этому дню. Он зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо и фыркая принялся умываться. Смахнув с ресниц капли воды, увидел, что первые лучи солнца уже позолотили песок.
      На песке темнела фигура Имехеи. Надаске' сидел рядом, застыв в привычной для иилане' неподвижной позе.
      И дневной свет померк. Керрик медленно и тихо подошел, взглянул на неподвижного Имехеи. Тот медленно дышал полуоткрытым ртом. На губах показался пузырек слюны и исчез. Надаске' одним глазом посмотрел на Керрика.
      - Через несколько дней мы уйдем. Но сначала поохотимся, оставим вам мясо.
      - Не надо, оно позеленеет и протухнет. Я буду ловить рыбу, нам хватит. Почему вы не уходите прямо сейчас?
      Армун с младенцем, Имехеи в нежеланном положении - здесь усматривалось определенное сходство, которого Керрик подчеркивать не хотел.
      - Пока не время. Надо закончить приготовления. Я принесу мясо.
      Надаске' молчал. Керрику нечего было сказать, ничем помочь он тоже не мог - и медленно побрел к лагерю.
      Ортнар уже проснулся и следил, как Харл прилаживает наконечники к древкам стрел.
      - Стрел нужно много, - говорил Ортнар. - В дороге не всегда есть время разыскивать выпущенную стрелу. Ребенок родился, можно идти.
      - Когда Армун окрепнет. Нужно только подготовиться, чтобы выступить, не теряя времени. И еще надо решить, куда нам идти?
      - Туже, туже затягивай ремешок, иначе наконечник слетит. Зубами. Ортнар повернулся и показал подбородком на север. - Только туда. Я знаю тропу.
      Там есть местечко, где мы можем пожить, пока не умрут стреляющие палки. В снега с ними не полезешь - сдохнут. И здесь нам делать нечего. Смотри. Острием копья Ортнар начертил на песке линию, ткнул в ее нижний конец. Вот побережье, здесь город мургу. - Он нарисовал на песке озеро. Потом повел копьем вверх вдоль берега. - А здесь то место, о котором я тебе толкую. Мы там уже охотились. До него примерно столько же, сколько до города. Достаточно?
      - Будем надеяться. Близко ли, далеко ли, мургу все равно разыщут нас, если захотят. Если они выследят нас, придется бежать на север, а они будут гнаться по пятам. А что вы там видели во время охоты?
      - Реку с чистой водой, мелководную лагуну, где полно морских птиц. А за ней остров, с другой стороны опять вода, потом узкая цепь островков, а за ней море.
      Я думаю так: переберемся на самый большой остров и убьем всех опасных мургу. Охота и рыбалка там великолепные. К тому же остров не в океане. Так что если там объявятся живые лодки мургу, они нас не заметят.
      Лучшего не придумаешь.
      - Прекрасный план. Отправимся туда, как только Армун почувствует себя лучше. А пока поохотимся, накоптим мяса, насушим эккотац. Чем меньше придется охотиться по пути, тем скорее доберемся до места.
      Из шатра вдруг послышался громкий плач младенца.
      Арнхвит подбежал к Керрику, схватил его за руку и тревожно посмотрел на отца. Керрик улыбнулся, почесал в затылке.
      - Не волнуйся. Младенцы всегда так пищат. Теперь у тебя есть сестра, очень крепкая девочка, если судить по голосу.
      Арнхвит успокоился.
      - Пойду, поговорю с друзьями.
      Последнее слово он сопроводил жестами иилане', обозначавшими то же самое. Видно было, что с ними ему куда интереснее, чем с маленькой сестрой.
      - Да, иди. Надаске' будет приятно. Но ты не сможешь поговорить с Имехеи. Он спит в воде. Так уж заведено у иилане', и зачем им это нужно, я объяснить не могу.
      - Спрошу у Надаске', может быть, он объяснит.
      "Может быть", - подумал Керрик и отвернулся. Нужно еще столько сделать.
      Глава пятая
      Enotanke' ninenot efendasiaskaa gaaselu.
      Все мы живем в Городе Жизни.
      Второй принцип Угуненапси
      Проснувшись наутро, Амбаласи не почувствовала себя отдохнувшей - словно и не ложилась. Она конечно понимала, что она уже далеко не фарги, вышедшая из моря. И даже не молодая иилане', полная свежего сока жизни. Амбаласи знала, что стара, но впервые по-настоящему ощутила свои годы. Сколько живут иилане'? Она не знала. Однажды Амбаласи решила выяснить, но вынуждена была оставить это занятие. Если уж. даже о важных событиях в городах не велось никаких записей, то откуда иилане' могли знать, сколько лет прожили на свете. Десять лет Амбаласи следила за некоторыми иилане', каждый год отмечая изменение положения созвездий в ночном небе. Но за это время одни ее подопытные покинули город, другие умерли. Наконец, она куда-то задевала все свои записи. Когда же это было? Она не помнила потому что не записала и этого.
      - Отмечать ход времени не в природе иилане', - решила она и протянула руку к сочному водяному плоду.
      И все-таки она стара. Когти пожелтели, кожа на руках покрылась морщинами и обвисла. Это факт.
      Завтрашнее завтра будет таким же, как и вчерашнее вчера, но ее скоро не будет среди тех, кто увидит его.
      В мире станет меньше на одну иилане1. И никого это не тронет - а ей уже не о чем будет беспокоиться.
      Отогнав неприятную мысль, невесть откуда взявшуюся в солнечный день, она нажала на гулаватсан, распластавшийся на стене. Существо издало пронзительный вопль, и вскоре Амбаласи услышала торопливые шаги Сетессеи.
      - Амбаласи рано поднялась для неизменных трудов. Мы сегодня опять пойдем к сорогетсо?
      - Нет. Сегодня я не собираюсь работать. Сегодняшний день я посвящу созерцанию, отдыху под теплым солнцем, наслаждению размышлениями.
      - О, Амбаласи, - мудрейшая из мудрых. Фарги работают собственными руками, но только несравненный ум Амбаласи позволяет ей работать мыслью. Не расписать ли твои руки изысканными знаками, дабы все видели, что грубый физический труд ниже твоего достоинства?
      - Великолепнейшая из мыслей, наиподходящее из предложений.
      Сетессеи пошла за краской и кистями и, обернувшись, к своему удовольствию заметила, что Амбаласи уселась на хвост в самом светлом и теплом месте и предалась блаженству. Отлично. Возвратившись, она обнаружила у дверей тощую иилане', которую, увы, знала прекрасно.
      - Я услышала громкие голоса из места, где работает-спит Амбаласи, сказала Фар'. - Я хочу поговорить с ней.
      - Запрещено-неправильно-опасно, - ответила Сетессеи, подкрепляя слова жестами решительного приказа.
      - Но это очень важно.
      - Гораздо важнее, чтобы сегодня Амбаласи не разговаривала ни с кем. Так она приказала. Или для тебя ее приказ ничего не значит?
      Фар' открыла рот, чтобы ответить, но, припомнив Амбаласи в гневе, сделала отрицательный жест, дав понять, что изменила намерение.
      - Мудрое решение, - произнесла Сетессеи. - А теперь иди в город и скажи всем, чтобы никто не смел нарушать покой Амбаласи, пока солнце не закатилось.
      Солнце грело, Амбаласи блаженствовала, наслаждаясь отдыхом. Ощутив легкие прикосновения, она открыла глаза, посмотрела на узоры, которые наносила на ее руки Сетессеи, и одобрительно кивнула.
      - Сетессеи, сегодня важный день. Прекращение физического труда и переход к размышлениям уже дали определенные результаты. Я должна осмотреть выращенный мной город и описать, как он растет.
      - Я приказала, чтобы сегодня никто не мешал тебе ходить по городу.
      - Ты великолепная помощница, Сетессеи. Ты угадываешь все мои желания.
      Сетессеи смиренно потупилась, лишь гребень ее зарделся. Этот день она запомнит - никогда еще Амбаласи не говорила ей столь приятных слов. А кроме одобрения и признания ей ничего не было нужно.
      Утолив жажду и раскрасив руки, Амбаласи вступила в город Амбаласокеи, который сама вырастила на чужом берегу. Она шла по городу, и никто не смел заговорить с ней.
      Город разрастался во все стороны от главного ствола. Среди ветвей и корней жили сотни живых существ.
      Они размножались и взаимодействовали: перегоняли воду из корней в листья, перекачивали ее в водяные плоды, поили ею симбионтов, животных и растения.
      Амбаласи шла по живому полу, который содержали в чистоте вечно голодные насекомые. Она осмотрела плодовую рощу, где паслось небольшое стадо элиноу. Потом вышла к пристани на берегу реки, у которой стоял урукето, невозмутимо смотревший на нее огромным глазом, окруженным роговым кольцом. Наконец она подошла к терновой стене, надежным кольцом окружавшей весь город.
      По перешейку она перебралась на другой берег. Там как раз тянули сети и вскоре на берегу оказался огромный угорь. Он медленно извивался, но был уже неопасен.
      Сестры усыпили его токсином, созданным Амбаласи.
      Проходя по городу, она увидела закрытую дверь и остановилась около нее в раздумье. Она глядела на дверь, еще ни разу не открывавшуюся, и размышляла.
      И все более погружалась в раздумья.
      Солнце медленно ползло по небу. Наконец тень дерева упала на нее, Амбаласи ощутила холодок и очнулась. Она выбралась на солнцепек и, согревшись, отправилась дальше. Она прошла мимо рощи, где среди деревьев росли дикие цветы. Это было нововведение - в других городах иилане' не найдешь таких живых украшений. Было в них нечто подобное раскрашиванию рук - занятию легкомысленному и совершенно несерьезному с точки зрения строгих Дочерей.
      Наконец Амбаласи добралась до амбесида. И это сердце города, где жизнь должна бить ключом, оказалось совершенно пустынным. В самом теплом месте, у стены, обращенной к солнцу, где подобает сидеть эйстаа, была лишь грубая кора. Она медленно подошла поближе и привалилась спиной и теплому дереву. И стояла так, поглощенная мыслями, пока какое-то движение вдалеке не привлекло ее внимание: какая-то иилане' пересекала амбесид.
      - Внимание к словам! - завопила Амбаласи.
      Иилане' вздрогнула, замерла и повернулась.
      - Твой покой запрещено нарушать...
      - Это ваши бесконечные словопрения раздражают меня. Молчи и слушай. Сию минуту разыщи Энге. Скажи, пусть немедленно придет сюда. Иди.
      Дочь Жизни тут же забубнила о соотношении принципов Угуненапсы и отдаваемых другими приказаниях, но, заметив угрожающие жесты Амбаласи, передумала и, закрыв рот, поспешила уйти.
      Амбаласи расслабилась и вновь предалась блаженству. Наконец ход ее мыслей нарушило какое-то движение. Амбаласи открыла глаза - перед ней, сложив руки, стояла Энге. Она ждала распоряжений.
      - Ты их получишь, Энге. Пришло время решать. Я хочу встретиться кое с кем из Дочерей, которые хоть что-то соображают, и поговорить с ними о будущем городе, Я скажу тебе имена тех, кого я хотела бы увидеть.
      - Трудности с приказами, великая Амбаласи. Дочери Жизни прежде всего стремятся к равенству во всем.
      И принимать решения хотят совместно.
      - Пусть будет так, как вы хотите, но лишь после того, как я переговорю с избранными. Или это трудно устроить?
      - Некоторая сложность есть, но все будет сделано по твоему слову.
      - Какая сложность?
      - Дочери с каждым днем все менее охотно повинуются твоим приказам как эйстаа. Они говорят, что город уже вырос...
      - Меня не интересует, что они говорят. Я прекрасно знаю, на что они способны, потому-то и хочу говорить лишь с теми, кого выбрала сама. Среди них будешь ты, моя помощница Сстессеи и Элем, капитан уруксто, - она уважает науку. Еще Фар', толкующая мысли Угуненапсы с наибольшей простотой и доходчивостью.
      Есть ли еще кто-нибудь из обладающих разумом, кого я пропустила?
      - Да. Эфен, ближайшая ко мне. Омал и Сатсат - из всех сосланных в Алпеасак выжили только мы.
      - Пусть будет так. Прикажи всем немедленно собираться.
      - Я потребую их прибытия жестами неотложной необходимости, - ответила Энге, повернулась и ушла,
      Раздражение Амбаласи сменилось признательностью.
      Есть разум у этой иилане'. Если бы она смогла отвлечься от учения Угуненапсы, стала бы известной ученой или эйстаа великого города. Огромная потеря.
      Приглашенные прибывали по одной. Две последние прибежали, запыхавшись, - им пришлось идти издалека. Молча оглядев всех, Амбаласи шевельнула хвостом, требуя внимания.
      - И молчания тоже, в особенности от тебя, Фар', - ведь ты родилась спорщицей - пока я не закончу говорить. Я буду толковать о важных вещах, а потом вы выскажетесь. Затем, как сказала мне Энге, соберутся все сестры и примутся трещать одновременно, но я не буду присутствовать при сем долгом споре. Итак, слушайте молча - перебивать запрещаю. Как все великие мыслители и ораторы, от общего я буду переходить к конкретному, от наблюдений к выводам.
      Вот наблюдения. Оглянитесь. Знаете ли вы, где сейчас находитесь? Конечно, знаете, ведь вы - иилане', а каждая иилане' знает, что в каждом городе есть амбесид. Хромосомы для его роста заложены в семя каждого города, как и хромосомы, определяющие развитие ханане. Сегодня я была возле него и видела никогда не открывавшуюся дверь. Ведь здесь нет самцов, и некого держать за нею.
      Она сделала паузу, чтобы слушавшие сумели подумать, заметила, что Фар' уже открыла рот, - но Сетессеи быстро наступила ей на ногу. Амбаласи сделала жест удовлетворения, но затем неодобрительно шевельнулась, не заметив мыслей в их позах.
      - Вам дан разум, но вы не пользуетесь им. Я привела вам факты и не вижу ваших выводов. Поэтому мне снова придется проделать за вас всю мыслительную работу, как я делала в прошлом и как мне еще придется делать в будущем.
      Вывод прост - этот город неполноценен, так как и вы, Дочери Бездарности, не образуете полноценного общества. Ах, вы неодобрительно ежитесь, выражаете непонимание? Но, по крайней мере, хотя бы слушаете.
      Объясняю-определяю, что есть общество. Это научный термин, о котором вы не имеете представления, как и о многом другом. Общество представляет собой совокупность организмов, принадлежащих к одному виду и связанных воедино взаимной зависимостью и разделением труда. Вот примеры.
      Насекомые. Они образуют общество, состоящее из рабочих особей, солдат, царицы - эйстаа, откладывающей яйца, взаимодействующих в полной гармонии.
      Или возьмем рогатых устузоу - оленей. Самец отгоняет врагов, чтобы самка могла выносить детенышей, Или представьте себе эфенбуру в океане, где все элининйил совместно преследуют добычу. Примеров достаточно. А теперь вспомните город, в который вы пришли, сделавшись фарги, где выросли и стали иилане'. Все города одинаковы, все они похожи на этот. Вот амбесид, где восседает и правит эйстаа. Вот ханане, где живут самцы. Чтобы жизнь в городе не прекратилась, они по очереди уходят на пляжи. Это живой город, это жизнеспособное общество. Жизнеспособное... такое, которое будет жить и расти и никогда не умрет.
      Оглядевшись, Амбаласи увидела неудовольствие в позах собравшихся.
      - А что мы имеем здесь? Ваше общество мертво в своей основе. Этот город жив, пока я распоряжаюсь в нем, он умрет, когда я его покину, вместе с системой нежизнеспособных верований, ведь мысли Угуненапсы умрут вместе с вами. Наверное, звать вас Дочерьми Смерти все же вернее. Ведь вы умрете, и идеи Угуненапсы тоже умрут. И я, например, вовсе не считаю такой исход несправедливым.
      Она покивала головой ошеломленной аудитории, позами выражавшей несогласие и неодобрение.
      - А теперь, - произнесла она, предвкушая развлечение, - заканчиваю. Я привлекла ваше внимание к важным вопросам и желаю слышать мнение Дочерей.
      Задвигались руки, послышались крики. Но протесты утихли, едва Энге выразила намерение говорить. Она начала с жестов почтения к Амбаласи.
      - Смените гнев благодарностью к премудрой Амбаласи, которая все знает и видит. Или же иилане' убивают вестницу, принесшую недобрые вести? Разве этому учила нас Угуненапса? Мы благодарим Амбаласи, указавшую истину, заметившую недостатки в нашей жизни. Задачу можно решить, лишь поставив ее. Теперь мы можем обратить к решению ее весь разум Дочерей. Мы должны вновь продумать все слова Угуненапсы - решения не может быть в ином месте. Если же его нет - мы умрем, как сказала сейчас Амбаласи. - Отогнув большой палец, Энге подняла его. - У задачи две части. И пустота обеих открыта нам, потому что ответа нет. Мы стоим на пустом амбесиде - в одиночестве. У нас не будет эйстаа, но мы должны создать систему приказов, которые будут идти с амбесида. Эту проблему следует решить в первую очередь, И только потом можно будет обратить свое внимание к пустому ханане.
      Приведя мысли в порядок, наведем порядок и в собственной жизни, и тогда мы создадим порядок и в городе.
      В ужасной правоте Амбаласи трудно усомниться. Что мы видим вокруг? Город, полный идеальной гармонии и... смерти. Мы состаримся и умрем одна за другой, и здесь воцарится пустота. Подумайте об этом.
      Горестные движения пробежали по телам вккмазших иилане', лишь Амбаласи кивала с мрачным одобрением. Теперь Дочери Жизни были безмолвны, как смерть.
      Конечно же, кроме Фар'. Пронзительным от волнения голосом, беспорядочно шевеля конечностями, она начала, - не обращая внимания на то, что ее трудно понять.
      - Я слышала твои слова, Энге, но ты заблуждаешься. Амбаласи - сведущая ученая, но ока не последовательница Угуненапсы. В этом ее ошибка и недостаток.
      Но теперь она вводит в заблуждение и тебя своими речами об эйстаа и ее власти. Мы отвергли ее и потому оказались здесь. Слушая растлевающие речи Амбаласи, мы забываем об Угуненапсе. Мы забываем о третьем принципе Угуненапсы. Эфенелейаа. Дух Жизни, великая эйстаа Города Жизни царит над всеми нами. Вспомним об этом и отвергнем низменный город Амбаласи с его примитивными амбесидом и ханане. Говоря обо всем этом, она только вводит нас в заблуждение. Повернемся же спиной к ней, обратим свои лица к Угуненапсе, последуем за ней по пути ее. Уйдем же с этого амбесида и навсегда закроем его вход, пусть зарастет лианами и дверь в ханане - и то и другое нам не нужно. Если этот город нам не подходит - оставим его. Уйдем в леса и на пляжи, чтобы жить на свободе, как сорогетсо. Нам не нужна эйстаа, нам не нужны затворники самцы. Уйдем на берег, где юные эфенбуру резвятся в морских волнах. Мы будем говорить с фарги, еще влажными от воды, мы введем их в свет и направим к светлому будущему дорогой Угуненапсы.
      Потрясенная, она умолкла: Амбаласи издала грубейший из известных звуков, крепче которого еще никто не слышал, руки ее сложились в немыслимом оскорблении,
      - Твои слова подобны помету тысячи гигантских ненитесков, одна такая лепешка заполнила бы весь амбесид, - загромыхала Амбаласи. - Я приказывала думать, а не заявлять о своей немыслимой тупости.
      Оставить город? Пожалуйста - первый же хищник тебя и сожрет. Приветствовать выходящих из волн фарги? Пожалуйста - только ближайший из родильных пляжей находится на том берегу океана. - Она медленно оглядела собравшихся Дочерей, свирепо изогнув тело и царапая когтями ног пол в едва сдерживаемом гневе. - Я оставляю вас, потому что уже слышать не могу всех этих глупостей. Обсудите все, когда я уйду. Город ваш, и ваши судьбы тоже принадлежат вам.
      Решайте же, нужны они вам или нет. У вас будет время на это: я поплыву на урукето вверх по реке, чтобы обследовать ее. И для поправки здоровья: вы, Дочери Отчаяния, подрываете его. А теперь скажи мне, Элем, ты поведешь урукето или мне придется самой управлять им?
      В тревожном молчании все взоры обратились к капитану урукето. Некоторое время она стояла, задумчиво склонив голову, а потом сказала:
      - Я следую учению Угуненапсы во всем. Но я следую и науке. Сюда нас привели наука и Угуненапса, воплотившаяся в Амбаласи, что создала этот городи тем дала нам жизнь. Энге и все присутствующие здесь умудрены в словах Угуненапсы. И я последую за ними куда угодно. Но пока решение принимается, я не нужна здесь. Поэтому я повезу Амбаласи и буду охранять ее, пока вы размышляете о будущем. Я считаю, что Фар' не права, потому что Амбаласи никогда прежде не ошибалась. И я говорю - не слушайте Фар', найдите путь, ведущий нас в будущее дорогой Угуненапсы и Амбаласи. Больше мне сказать нечего, я ухожу.
      Она повернулась и ушла с амбесида. Следом заторопилась Сетессеи: к путешествию нужно было еще столько подготовить. Амбаласи удалялась величественно и неторопливо, но прежде чем уйти, она остановилась, оставив за собой последнее слово.
      - Ну, Дочери Отчаяния, ваше будущее - между вашими большими пальцами. Я считаю, что всех вас ждет смерть: вы слишком глупы, чтобы жить. Если это не так - докажите. Если сумеете.
      Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, восседала на почетном месте амбесида, над нею возвышался урукето, пенились волны, но радости не было. Совершенно. Это ее амбесид, ее город, ее остров. Все, что она видела вокруг, принадлежало ей. Прежде это было причиной радости, теперь - черных мыслей. Она поглядела на деревья за стенами амбесида - туда, где они карабкались вверх по склонам давно погасшего вулкана. А потом выше - на мерзкую белую шапку на его вершине, державшуюся там несмотря на летнюю жару. Тело ее изогнулось и задергалось от злости - и Элилеп, разрисовывавший ее руки, отодвинулся подальше, опасаясь получить затрещину. Второй самец, державший поднос с красками, деликатно поежился, глядя на гневающуюся Ланефенуу.
      Заметив его движение, Ланефенуу обратила к нему один глаз, потом вновь посмотрела на снежную шапку.
      Симпатичный самец, нежный такой. Сейчас его?.. Нет, не стоит, - не сегодня, когда они покидают город.
      Элилеп затрясся так, что кисть в его руке заходила ходуном.
      - Заканчивай, - приказала Ланефенуу. - Я хочу, чтобы ты нарисовал у меня на груди океан и эту гору посреди него в мельчайших подробностях.
      - Великая эйстаа, говорят, что сегодня мы покидаем город?
      - Да, уже почти никого не осталось. Мы уплывем на последнем урукето.
      - Но я никогда не плавал на урукето. Страшно.
      Погладив его гребешок, Ланефенуу жестом приказала художнику оставить неразумные страхи.
      - Это потому что ты всего лишь бесхитростный самец, из океана попавший в ханане, где самцам и подобает пребывать. Ты ни разу не покидал остров теперь придется. Тебе и всем нам. Мы поплывем за океан, а тебе я приказываю оставить все страхи. Мы отправляемся в далекий Алпеасак, он больше Икхалменетса и изобилует вкусными животными, и ханане в нем просто прелесть.
      Но чувствительный к чужим настроениям, как все самцы, Элилеп не успокаивался.
      - Почему же эйстаа горюет и сердится, если далекий город так хорош?
      - Сержусь на зимнюю белизну, изгоняющую меня из моего города. Горюю о нем. Довольно. Что сделано, то сделано. На берегах далекой Гендаси нас ожидает новый город, город золотого песка. Куда более удобный, чем эта скала в океане. Пошли.
      Она встала и пошла через амбесид, самцы заторопились за нею. Подняв голову, она гордо шествовала к выходу. Может быть, и к лучшему, что она навсегда оставляет этот амбесид - место, где устузоу унизил ее, где добился повиновения эйстаа. Воспоминания заставили ее сжать пальцы, но выбора тогда не было. Ведь погибли два ее урукето. Выбора не было. Лучше окончить свару. Довольно смертей. Если бы тогда она не поверила Вейнте', ничего этого не было бы. Тело ее дергалось, выражая эмоции. Прошлое можно забыть вместе с островом и городом.