Высокие – от пола до потолка – окна, распахнутые навстречу теплому солнцу, заодно впускали в комнату оживленный гул бельгийской столицы. А еще – запах конского навоза, к которому так привычен всякий житель большого города. Президент Авраам Линкольн, сидя на пышно изукрашенной кушетке периода Людовика XV, читал документ, только что врученный ему послом Пирсом, но, заслышав стук в дверь, поднял голову.
      – Я погляжу, кто там, господин президент, – встрепенулся Пирс, с напыщенным видом направляясь к двери; впервые получив политическое назначение, он прямо-таки лучился от гордости. Бывший коллега Линкольна, служивший в той же адвокатской конторе, был банкиром на Уолл-стрит, пока президент не назначил его на этот пост. В глубине души он осознавал, что обязан этим назначением своему знанию французского и премудростей международной торговли, а отнюдь не политическим талантам, – и все-таки это большая честь. Широко распахнув дверь, он придержал ее, чтобы впустить двух генералов.
      Поглядев на них поверх очков, Линкольн кивнул в ответ на воинское приветствие вошедших.
      – Как вижу, господа, вы сегодня при кушаках, шпагах и орденских лентах, да еще и аксельбантах. Вы сегодня весьма элегантны.
      – Сочли таковое уместным для сегодняшнего приема при дворе, – отозвался генерал Шерман. – Нас только что уведомили о нем.
      – Как и меня, – подхватил Линкольн. – Меня также известили, что он весьма важен, да вдобавок сказали, что ваше с генералом Грантом присутствие особенно желательно.
      – А они не сообщили, зачем, сэр? – осведомился Грант.
      – Лишь косвенно. Но присутствующий здесь Пирс, который со времени назначения обзавелся массой полезных знакомств, отвел в сторонку одного важного бельгийского сановника и сумел вынудить его на признание факта, что прием не обойдется без каких-то наград.
      – Они наверняка будут смотреться просто блистательно, – заметил Пирс. – Похоже, чем мельче страна, тем больше ордена. Как меня уверял тот же чиновник, наша прошлая война с британцами на приеме поминаться не будет. Судя по всему, для королевы Виктории это весьма болезненная тема, а король Леопольд не хочет уязвить ее в этом отношении. В конце концов, он ее любимый дядюшка и регулярно с ней переписывается. Вас наградят за героические действия во время нашей недавней Гражданской войны, джентльмены.
      Окинув взором свой незатейливый синий пехотный мундир, Грант улыбнулся.
      – Пожалуй, немного украшений ему явно не повредит.
      Тут все поглядели на Густава Фокса, заместителя министра военного флота, вошедшего из смежной комнаты. Только на высшем правительственном уровне знали, что этот человек, избегающий показываться на людях, возглавляет американскую разведку. Кивнув присутствующим, он помахал в воздухе стопкой бумаг.
      – Надеюсь, не помешал. Найдется ли у вас время для совещания, господин президент? Мне только что стали известны новые факты, требующие безотлагательного отклика.
      Посол Пирс с негромким ворчанием извлек часы из кармашка жилета, плотно облегающего его круглый животик.
      – Полагаю, времени более чем достаточно. Ранее полудня кареты не подадут.
      – Уповаю, что нам чуточку повезло и вы принесли мне и добрые вести тоже, Гус, – с надеждой произнес президент. – Такие никогда лишними не бывают.
      – Что ж, вынужден признать, что новости подобрались разные, сэр. Во-первых, всего две ночи назад британцы совершили набег на гавань порта Кингс-таун в Ирландии. Это паромная переправа совсем рядом с Дублином. Высадив войска, нападавшие сожгли ратушу заодно с кое-какими портовыми строениями, а в довершение погрома захватили и подожгли ряд судов, стоявших в гавани. Ирландцы считают, что рейд провели ради устрашения без всяких прикрас, поскольку он не дал ничего, кроме бессмысленных разрушений.
      Он явно призван напомнить ирландцам, что британцы никуда не денутся. При отходе они ввязались в перестрелку с ирландским таможенным судном, но отступили в открытое море до подхода войск из Дублина.
      – По-моему, момент для проведения акции подгадали намеренно, – горестно покачал головой Линкольн, – и отнюдь не по случайному совпадению вылазку устроили как раз тогда, когда наша делегация прибыла в Бельгию.
      – Разделяю ваше мнение, господин президент. Это немудреное послание явно адресовано нам, – подхватил Шерман, и в его ледяном взоре блеснула угроза. – Они заявляют нам, что могут нанести удар по Ирландии, когда и где им заблагорассудится, и не позволят, чтобы какая-то там международная конференция заступила им дорогу. Похоже, их потери и поражения в Америке и Ирландии не научили их ровным счетом ничему.
      – Боюсь, ваше толкование верно, – задумчиво проронил Линкольн. – Однако вы сказали, что новости разные, Гус. Неужели среди них нет хороших? Неужели вы не можете извлечь из своей груды ничего такого, что возвеселило бы душу старика?
      Гус с улыбкой зашелестел бумагами и, выудив пару листов, передал их президенту.
      – Это доставлено на пакетботе ВМФ, пришвартовавшемся в Остенде нынче утром. Это персональный доклад мистера Джона Стюарта Милла вашему кабинету министров. Кабинет переправил этот экземпляр вам. Вот поглядите, видите, министр финансов сделал личную приписку для вас на первой странице.
      – Да, действительно, это наверняка будет небезынтересно для всех присутствующих, – кивнул Линкольн и зачитал вступление вслух:
      – «Господин президент! Конечно, вы пожелаете лично ознакомиться с содержанием сего крайне ценного экономического отчета. Но позвольте мне вкратце подвести общий итог. Полагаю, умозаключения мистера Милла не только весьма правильны, но и предельно однозначны. Американская экономика расцветает как никогда. Наши заводы работают что есть сил – и индустриализованный Север, и новые предприятия, возведенные на Юге. Совершенно очевидно, что без работы не остался ни один желающий работать. Реконструкция и модернизация железных дорог почти завершена. Причины и следствия вполне ясны: благодаря военным нуждам сия страна волей-неволей от сельскохозяйственной по сути экономики перешла на индустриальные рельсы. Экспорт растет, железные дороги модернизируются и расширяют свою сеть, а кораблестроение взмыло до рекордных высот. В общем и целом, мистер Милл взирает на экономическое будущее нашей страны с грандиозным энтузиазмом. Как и я. Искренне ваш, Сэмон П. Чейз». – Мельком проглядев остаток документа, Линкольн резюмировал:
      – Весьма любопытно, джентльмены. Похоже, мистер Милл сравнил производственные показатели по всему миру. Великобритания, движущая сила промышленности со времени индустриальной революции, всегда опережала прочие страны по силе и производительности. Но больше это не так! Он считает, что при подведении итогов года Америка обгонит Британию по всем позициям!
      Когда одобрительный ропот утих, Фокс снова взял слово:
      – Господин президент, не сможете ли вы в свете этих вдохновляющих новостей уделить пару минут для встречи с делегацией?
      – Какой делегацией? Мы ни с кем не уговаривались о встрече…
      – Они прибыли нынче утром на рассвете. Мне выпала честь разделить с ними завтрак. Это президент Ирландии Джеремия О'Донован Росса. С ним вице-президент Айзек Батт, а сопровождает их генерал Томас Мигер. Говорят, дело довольно спешное, и выражают надежду, что вы найдете для них несколько минут. Они – как бы это выразиться? – чрезвычайно расстроены. Думаю, было бы благоразумнее, если бы вы смогли выкроить время для встречи с ними сейчас же.
      – Как, вы говорите, что Том Мигер находится здесь?! В последний раз, когда я о нем слыхал, он нес службу в Форт-Брэгге.
      – Уже нет. Несколько месяцев назад ему предоставили отпуск в Ирландию на неопределенный срок, где он стал советником в ирландской армии.
      – Время поджимает, господин президент… – подал голос Пирс, снова поглядев на часы.
      – Искренне надеюсь, не настолько поджимает, – ледяным тоном отрубил Шерман, – чтобы мы не смогли увидеться с всенародно избранным президентом Ирландии, а заодно и со старым товарищем, не только одерживавшим победы в Ирландии, но и долго сражавшимся за нашу страну, не жалея собственной жизни.
      – Да, конечно, мы должны их повидать, – решил Линкольн. – Пожалуйста, пригласите их.
      – Нам выйти? – осведомился Грант.
      – Нет, раз Мигер здесь, дело наверняка связано с военными материями.
      Когда трое гостей вошли, Линкольн, шагнув им навстречу, пожал руку Россе и с теплотой в голосе произнес:
      – Мы не виделись с момента вашего официального вступления на пост в Дублине. Надо сказать, редкостное и достопамятное событие.
      – Мне его тоже не забыть, господин президент, ибо вы говорите сущую правду – до самого смертного часа я буду вспоминать события того восхитительного дня. То был первый день весны, если припоминаете, суливший нам замечательное будущее. И эти посулы и впрямь осуществились. Но, как вам ведомо, возникло и множество проблем. Немало воды утекло со дня того благословенного события. Впрочем, приношу извинения, сэр, я несколько увлекся. Вы помните вице-президента Батта?
      – Конечно. Я ни капельки не покривлю душой, мистер Батт, сказав, что на вашу долю – и на долю президента – выпал самый тяжкий и ответственный труд, – промолвил Линкольн, пожимая руку вице-президенту. – Я что ни день дивлюсь, читая блистательные отчеты о том, как вы объединяете и обновляете Ирландию.
      – Задача и впрямь немалая, но она оправдывает все затраченные на нее силы без остатка, – откликнулся Росса. Но тут же лицо его омрачилось. – Задачу сию чрезвычайно осложняют непрестанные покушения врага извне. Видит Господь, и у меня, и у народа Ирландии довольно черных воспоминаний. Наша история и впрямь была нескончаемой и мрачной с того самого дня, когда английские войска ступили на нашу бедную землю. Ныне же я совершенно уверен, что высказываюсь от имени всех и каждого жителя нашей страны, когда возглашаю: кто старое помянет – тому глаз вон! Довольно горьких воспоминаний и замшелых преступлений. Мы, ирландцы, чересчур склонны жить прошлым, и ныне самое время покончить с подобным обычаем. Прошлое ушло и не воротится. Надлежит повернуться к нему спиной, вместо того обратив лица к сияющему солнцу грядущего…
      – Но они нам не дают! – перебил Айзек Батт.
      Эмоции переполняли его. – Недавний налет на Кингс-таун – сущий булавочный укол в череде горших бед. Что ни день, что ни час – творится подобное. То и дело войска высаживаются в отдаленных ирландских портах, где невинных ирландцев убивают, а их крохотные суденышки – единственное их достояние – предают огню. Да и корабли останавливают в открытом море, останавливают и обыскивают, а то и конфискуют грузы. Как будто нам в спину вцепился демон, сбросить которого невозможно, будто на нас пало адское проклятие, избавиться от которого нельзя. Война окончательно выиграна – и все же не кончается. Мы и вправду одержимы демоном – британцами!
      Невозмутимые интонации генерала Мигера разительно контрастировали с пылким воззванием Батта – и тем убийственней звучали его слова.
      – Это еще не самое худшее. Нам доносят насчет того, что в Ливерпуле похищают людей и бросают их за решетку. Подробности нам неведомы, знаем только, что там затевается нечто ужасное. Как вам должно быть известно, в центральных графствах множество ирландских жителей – прилежных тружеников, поселившихся там много лет назад. Но теперь, похоже, британцы усомнились в их верности. Во имя безопасности забирают целые семьи и уводят под вооруженным конвоем. А хуже всего то, что мы не можем ничего узнать об их дальнейшей судьбе. Они будто растворяются в ночи. До нас доходили слухи о каких-то лагерях, но никаких фактов раскопать не удалось. Не отрицаю, среди ливерпульских ирландцев есть наши агенты, но это никоим образом не оправдывает арест и содержание под стражей невинных граждан. Людей признают виновными только лишь за родственные связи. И что же, женщины и дети тоже виноваты? А ведь с ними обращаются точно так же. А еще к нам поступают неподтвержденные донесения, что подобные лагеря строят по всей Англии. Что, и эти тоже для ирландцев? Могу лишь сказать, господин президент, что это чудовищное преступление против гуманизма.
      – Если все сказанное вами правда – а у меня нет ни малейших оснований подвергать ваши слова сомнению, – то вынужден с вами согласиться, – утомленно проронил Линкольн, возвращаясь к кушетке и снова усаживаясь. – Но, джентльмены, что же тут поделаешь? Американское правительство может резко осудить эти преступления, как мы уже поступали в прошлом и будем поступать в будущем. Но что же в наших силах помимо этого? Боюсь, я заранее могу предвосхитить ответ Британии. Это всего-навсего вопрос ее внутренней политики, и нечего другим нациям совать свой нос. – Воцарилось угрюмое молчание. Наконец Линкольн обернулся к Мигеру. – Будучи военным, вы должны осознавать, что оружие в подобной ситуации бессильно. Руки у нас связаны, тут уж ничего не сделаешь.
      – Ничего? – разочарованный ответом Мигер изо всех сил старался скрыть уныние.
      – Ничего, – отрезал Шерман. – Я говорю не от своего имени, а как генерал армии. Война окончена, и на планете воцарился мир. Сейчас британцы изо всех сил стараются спровоцировать нас и в самом деле преуспели в том, что пробудили у нас гнев. Им известно, что после недавней войны нас волнует судьба Ирландии, ведь мы внесли свой вклад в ее освобождение. Но означает ли это, что есть веские основания для новой войны? Честно говоря, не думаю. Британцы постарались представить это внутренним делом – и тут мы, конечно, бессильны. Не забывайте, как раз сегодня мы выступаем с важнейшей инициативой мирных переговоров. Ныне в Брюсселе собрались ведущие нации мира, и остается только пожелать их представителям всяческих успехов. Снова говорить о войне мы сможем лишь после того, как наша миссия закончится крахом. Но этого не желает никто из присутствующих. Однако, с вашего позволения, господин президент, я бы посвятил несколько минут разговору с этими джентльменами и генералом Грантом, чтобы решить, какую реальную помощь мы можем им оказать. Что касается содержания ирландцев в лагерях в Англии – откровенно говоря, официально мы не можем сделать ровным счетом ничего. Но вот по поводу остального – налетов, задержки судов в открытом море, насколько я понимаю, тут американское присутствие могло бы снять часть проблем.
      – Нам выходить через полчаса, – встревоженно вставил Пирс, сверившись с часами.
      – Сожалею, что мы отняли у вас время, – вздохнул генерал Мигер. – Спасибо, что приняли нас, господин президент.
      – Это я должен благодарить вас за то, что не пожалели трудов прибыть сюда и ввести нас в курс нынешних прискорбных ирландских дел. Уверяю вас, мы сделаем все, что в наших силах, для облегчения ситуации.
      Сопроводив генерала Шермана и гостей в соседнюю комнату, Густав Фокс остался с ними, чтобы делать записи. Когда они ушли, Линкольн утомленно проронил:
      – У меня начинает складываться ощущение, будто я тот мужичонка, что надумал ухватить радугу за хвост, но чем быстрей он бежал, тем быстрей она от него ускользала. С меня довольно войн, но все же я весьма опасаюсь за мир. Коль скоро в Британии хватает решительно настроенных людей с сильной волей, вопрос о мире воистину отходит на второй план.
      – Вот потому-то мы и собрались в Брюсселе, господин президент, – вставил Пирс. – По мере прибытия различных делегаций я встречался с дипломатами для конфиденциальных бесед. И от всей души верю, что все они едины в своем стремлении к миру и процветанию. В последние годы Европа пережила чересчур много политических потрясений, не говоря уж о войнах, вечно терзающих этот континент. Складывается общее впечатление, что всем нам надо трудиться рука об руку во имя построения крепкого мира.
      Кивнув, Линкольн обернулся к безмолвному Гранту, сидевшему на самом краешке стула, напряженно выпрямившись и сложив ладони на рукоятке стоявшей перед ним сабли.
      – А военные разделяют это мнение, генерал?
      – Я могу говорить лишь от своего имени, сэр. Я верю в мир во всем мире, но, боюсь, далеко не все исповедуют ту же веру. Кровавая история этого материка – немой свидетель амбиций и застарелой вражды здешних стран. Посему нам следует взвешивать ситуацию очень тщательно – и всегда быть готовыми к войне, как бы нам ни хотелось ее избежать.
      – И Америка готова?
      – Воистину готова – и сейчас, как никогда прежде. Вы же зачитывали нам письмо мистера Милла. Фабриканты, снабжающие и поддерживающие нашу военную мощь, явно работают в полную силу. Но надо принимать во внимание и личный состав наших войск. С приходом мира многие солдаты сочтут, что срок их службы исчерпан. Да это уже происходит. Очевидно, что искус вернуться к семьям велик. Если ничего не предпринять, мы увидим, как людские ресурсы тают прямо на глазах.
      – А разве регулярная армия не выросла?
      – И в самом деле выросла. Благодаря премиям за добровольную вербовку, улучшению оплаты и условий службы наша армия существенно разрослась. Но, должен признаться вам, джентльмены, в настоящее время у нас маловато дивизий для вступления в серьезный конфликт.
      Пирс, более озабоченный протоколом, нежели политикой, боялся опоздать, и, пока Линкольн пребывал в глубоких раздумьях, пытаясь оценить все возможные последствия изложенной генералом Грантом ситуации, Пирс сидел как на иголках, то и дело бросая взгляд на часы. Угомонился он лишь по возвращении генерала Шермана.
      – Боюсь, нам пора, джентльмены, – с этими словами Пирс распахнул дверь в коридор, помахав ладонью в ее направлении и отступив в сторону, чтобы пропустить остальных. Как только он вышел следом, оставшийся Фокс закрыл за ними дверь.
      Американская делегация вместе со всеми чиновниками, клерками и должностными лицами занимала весь второй этаж отеля «Брюссель Гран-Меркюр». Выйдя из комнаты с остальными, Авраам Линкольн увидел перед собой великолепную мраморную лестницу, широкие ступени которой сбегали в вестибюль, где всколыхнулся ропот взволнованных голосов, как только Линкольн с сопровождающими показался на верхней площадке.
      – Нас и в самом деле уже ждут, – заметил президент, окидывая вестибюль взглядом.
      От основания лестницы до самых дверей отеля по обе стороны от малиновой ковровой дорожки выстроились две шеренги вытянувшихся во фрунт воинов почетного караула в серебряных кирасах и блистательных мундирах, – сплошь офицеров бельгийской гвардии. Дальше, за стеклянными дверьми, показался только что подкативший великолепный экипаж. Воины, стоявшие навытяжку, взяв сабли «на караул», хранили абсолютное молчание, чего нельзя сказать о толпе, заполнившей вестибюль у них за спинами. Элегантно одетые люди упорно проталкивались вперед, чтобы собственными глазами увидеть президента Соединенных Штатов, который привел страну к столь славным победам. Появление Линкольна с делегацией встретили ликованием.
      Задержавшись на минутку, президент приподнял цилиндр в знак приветствия, после чего вновь надел его, слегка прихлопнув сверху для надежности, – и первым двинулся вниз по лестнице. Генералы Шерман и Грант шагали за ним по пятам, а посол Пирс замыкал шествие. Неспешно спустившись по ступеням, они двинулись через вестибюль к распахнутым дверям.
      Тут ропот толпы усилился, возникло какое-то замешательство. И вдруг, к вящему изумлению публики – видимо, от толчка в спину, – один из офицеров почетного караула с оглушительным грохотом рухнул на пол. Как только он упал, сквозь прогал, внезапно образовавшийся в воинской шеренге, протиснулся человек в черном.
      – Sic semper tyrannis! <Так всегда с тиранами (лат.)> – громогласно крикнул он, одновременно подняв руку с пистолетом и выстрелив в президента, находившегося в какой-то паре шагов от него.

 
      Время будто остановило свой бег. Упавший бельгийский офицер встал на четвереньки; остальные еще стояли, вытянувшись в струнку по стойке «смирно» во исполнение полученного приказа. Линкольн, ошарашенный внезапным появлением преступника из толпы, остановился и попятился на полшага.
      И в этот миг пистолет в руке чужака поймал мишень на мушку – и полыхнул выстрелом.
      На войне привыкаешь ждать любых неожиданностей, а оба генерала из свиты президента хлебнули войны через край. Оба были закаленными ветеранами множества конфликтов, оба сумели выйти из них живыми. Оба отреагировали, даже не понимая того, повинуясь бессознательному импульсу и не медля ни мгновения.
      Генерал Грант, находившийся ближе всех к президенту, метнулся вперед, заслоняя главнокомандующего от пули своим телом. И рухнул навзничь, когда она угодила в цель. Второго выстрела не последовало.
      Генерал Шерман, схватившийся за ножны сабли левой рукой при виде пистолета, правой выхватил оружие, не прерывая плавного движения вскинул его на уровень груди и, сделав длинный скользящий шаг вперед, без колебаний вонзил блистающий клинок нападавшему в сердце. И выдернул его, как только покушавшийся повалился на пол. Наклонился над ним, держа нацеленную саблю наготове, но упавший даже не шелохнулся.
      Напоследок Шерман пинком вышиб из обмякших пальцев убитого револьвер, с лязгом заскакавший по мраморному полу.
      Кто-то пронзительно завизжал, визг взмывал снова и снова, и застывшее было время снова потекло обычным чередом. Командир почетного караула выкрикивал приказы один за другим, воины в кирасах обступили свиту президента кольцом, обернувшись вовне и держа обнаженные клинки наготове. Линкольн, потрясенный стремительным неистовством нежданного нападения, поглядел на раненого генерала, вытянувшегося на мраморном полу, потом встряхнулся, будто стараясь уразуметь случившееся, поспешно стащил сюртук, сложил его и, наклонившись, подсунул Гранту под голову. Поглядев на кровь, пропитавшую правый рукав мундира, Грант сделал усилие сесть и сморщился от боли.
      – Похоже, пуля все еще там, – проговорил он, бережно баюкая правую руку левой, чтобы утишить боль. – Смахивает на то, что кость не дала ей пройти навылет.
      – Да позовет ли кто-нибудь, наконец, врача?! – крикнул Линкольн, перекрывая возбужденный гул голосов.
      Шерман, стоявший над трупом только что убитого террориста, поглядел на бурлящую толпу, отпрянувшую от кольца офицеров в кирасах, противостоявших ей с обнаженными клинками.
      Уверившись, что террорист был отчаянным одиночкой, генерал вытер окровавленную саблю о полу сюртука покойного, вложил ее в ножны, а затем наклонился и перевернул труп на спину.
      Бледное лицо убитого, обрамленное длинными черными волосами, казалось очень знакомым.
      Он не отвел глаз от лица, даже когда один из офицеров вручил ему все еще взведенный револьвер террориста, только аккуратно спустил курок и спрятал оружие в карман.
      Кольцо защитников разомкнулось, чтобы пропустить пухлого коротышку с докторским саквояжем.