– Но ведь война кончилась, когда я еще и на свет-то не родился! И кого теперь может интересовать одна-единственная торпеда, пущенная так давно?!
      Долл младший был чересчур настойчив; ему очень повезло, что командир корабля Лайан Стейн, человек спокойный и многоопытный, обладал неисчерпаемым запасом терпения.
      – Прошло уже пятьдесят лет с тех пор, как мы одержали верх над Большой Рабократией, но это совсем не значит, что она уничтожена, – сказал командир. Он взглянул в иллюминатор, как бы увидев среди звезд призрачные очертания империи, которую они так долго пытались уничтожить. – Больше тысячи лет Рабократии никто не мешал захватывать все новые миры. Но и военное поражение ее не доконало, только разобщенные планеты стали для нас доступнее. Мы теперь стараемся преобразовать их экономику, вывести из состояния рабства, но еще не пройдено и полпути.
      – Это я давно все знаю, – устало вздохнул Долл младший. – Я работаю на межпланетных трассах с того времени, как пришел в космический флот. Но при чем тут Мозаичная торпеда, за которой мы охотимся? Во время войны такие производили и пускали миллионами. Почему же через столько лет вдруг занялись одной этой?
      – Читал бы технические отчеты, тогда не задавал бы таких вопросов, – посоветовал командир Стейн, ткнув пальцем в толстую папку на штурманском столе.
      На более строгий выговор командир был попросту не способен. У Долла младшего хватило благоразумия слегка покраснеть, и он принялся слушать командира с подчеркнутым вниманием.
      – Мозаичная торпеда – орудие межпланетной войны; собственно, это космический корабль, управляемый роботом. Получив задание, он отыскивает цель, если нужно – защищается, а потом, попав в корабль, погибает – там начинается неуправляемая атомная реакция.
      – Понятия не имел, что ими управляли роботы, – сказал Долл. – Я всегда думал, что роботы не способны убивать людей, это заложено в их схеме.
      – Точнее, запрограммировано, – поправил Стейн. – Мозг робота – всего лишь сложное устройство без моральных устоев. Их придают после. Мы уже давно не делаем роботов внешне похожими на человека, с мозгом, подобным человеческому. Наш век – век специализации, а специализировать робота гораздо легче, чем человека. «Мозг» Мозаичной торпеды не имеет моральных устоев, – она, можно сказать, психопатична, одержима жаждой убийства. Хотя, конечно, в нее встроен контрольный аппарат, она может убить не более заданного количества людей. Все торпеды, которыми пользовались противники в этой войне, были снабжены детекторами массы, которые их разряжали, если торпеда приближалась к объекту с массой типа планеты, ибо реакция, вызванная торпедой, могла уничтожить не только корабль, но с таким же успехом и целую планету. Теперь тебе, наверно, понятно, почему мы так заинтересовались, когда в последние месяцы войны напали на торпеду с зарядом, рассчитанным именно на уничтожение целой планеты. Из ее мозга извлекли все данные и недавно их расшифровали. Торпеда была нацелена на четвертую планету звезды, к которой мы с тобой сейчас приближаемся.
      – А есть об этой планете какие-нибудь сведения? – спросил Долл.
      – Никаких. Это неисследованная система, по крайней мере в наших записях о ней ничего нет. Но Большая Рабократия, видно, знала о ней достаточно, если задумала ее уничтожить. Для этого-то мы туда и летим – выяснить, почему.
      Долл младший наморщил лоб и задумался.
      – Только для этого и летим? – спросил он, помолчав. – Ведь мы не позволили им уничтожить планету, чего же нам еще надо?
      – Сразу видно, что ты в нижних чинах на корабле, – рявкнул артиллерист Арнилд, входя в рубку. Арнилд ухитрился состариться артиллеристом, а ведь на этой службе мало кто доживает до старости – и с годами стал нетерпим ко всему, кроме своих вычислительных машин и пушек. – Могу я высказать кое-какие предположения, которые даже мне пришли в голову? Во-первых, любой враг Рабократии может стать нашим другом; а может и наоборот – на этой планете засел враг, опасный для всего человечества, и тогда, пожалуй, нам самим придется запустить Мозаичную торпеду, чтобы закончить дело, которое начали рабократы. Или, может, у них тут что-нибудь осталось, какой-нибудь научный центр, и они предпочли бы его уничтожить, лишь бы мы до него не добрались. В любом случае на эту планету стоит поглядеть поближе, верно?
      – Через двадцать часов мы войдем в атмосферу, – сказал Долл, скрываясь в нижнем люке. – Мне надо проверить смазку подшипников передачи.
      – Ты чересчур снисходителен к мальчишке, – заметил Арнилд, хмуро глядя на приближающуюся планету, слепящий блеск который уже смягчили выдвинувшиеся фильтры.
      – А ты слишком суров с ним, – возразил Стейн. – Так что мы уравновешиваем друг друга. Не забывай, ему не пришлось воевать с рабократами.
      Скользя по самому краю атмосферы Четвертой планеты, корабль-разведчик мчался некоторое время по спиральной орбите, потом метнулся назад в безопасную зону космоса, а между тем мозг корабля – робот – обрабатывал и снимал копии с показаний детектора и фотографий. Копии сложили в торпеду-курьер, и, только когда ее отправили назад, на базу, командир Стейн удосужился самолично взглянуть на результаты наблюдений.
      – Ну, дело сделано, теперь и без нас обойдутся, – сказал он с облегчением. – Так что, пожалуй, спустимся вниз и выясним, чем там пахнет.
      Арнилд буркнул, что согласен, при этом его указательные пальцы как будто нажимали на гашетку невидимого оружия. Оба они склонились над разложенными на столе записями и фотографиями. Долл, вытянув шею, тоже глядел на стол из-за их спины и подбирал снимки, которые они уже посмотрели и отбросили. Он заговорил первым.
      – Ничего особенного тут нет. Много воды, а посередине один континент, просто большой остров.