Гарри Гаррисон
      ПРИШЕЛЬЦЫ И К
      Всю ночь шел дождь. Он очистил воздух от пыли и грязи, и теперь огромная гладь Гибралтарского пролива сверкала во всей своей красе под непередаваемо голубым небом. Оно было того цвета, какой никогда не удается получить на палитре; я пробовал черт знает сколько раз и ничего не получалось. Итак - вот он, Гибралтар, - красивый, как на почтовой открытке, - и вот он я, сидящий на ржавой палубе "Прекрасной Марии". Я плыву домой. Настроение препаршивое. Лето кончилось, и - прощай, Европа!
      Я сплюнул в океан.
      Меня зовут Энди Дэвис. Бывший студент, бывший художник. Дома, в Штатах, меня ждут одни неприятности. Служба в армии, работа, какие-то обязанности. Жена, дети - это уж точно. Прощай, свобода!
      Слева по борту началась суета. Переместившись туда, я обнаружил, что к пароходу причалила какая-то посудина. Новый пассажир? Хорошо бы! А то моим единственным товарищем по путешествию оказался старый французский священник с трясущейся головой и красными глазами: не очень-то веселая компания. К тому же он ни слова ни говорил по-английски... Правда, на невероятном английском пытался изъясняться капитан Себастьяно, однако я его плохо понимал.
      В катере и впрямь оказался новый пассажир, вернее, пассажирка. Однако мне от этого не стало легче. Это была женщина, арабка, с ног до головы закутанная в черное, в черных туфлях и перчатках, да еще и в чадре . Говорит, наверняка, только по-арабски, подумал я. Ну, может, еще по-французски... Интересно, сколько ей лет? Может, под сотню? Надо было мне все-таки накупить перед поездкой побольше книг...
      И вот, проходя мимо, она взглянула на меня. Черт! Я никогда не видел таких прекрасных глаз. То, что на мгновение показалось из-под чадры ровная,бархатистая кожа, красивые брови и бездонные черные глаза - произвело на меня впечатление разорвавшейся бомбы. Надо же, как обманчиво бывает первое впечатление!
      Я пошел в свою каюту, достал бутылку граппы и налил себе стаканчик, чтобы успокоиться. А потом принялся мечтать.
      Конечно, под этой черной одеждой могло быть что угодно. Но уж поскольку я. не знал, что именно, то мог позволить себе пофантазировать. Итак, самая прекрасная из женщин, загадочная мусульманка, а впереди еще десять дней путешествия, и...
      Так, предаваясь весьма сладостным мечтаниям, я заснул. Разбудил меня звон стакана, выпавшего из моей руки и вдребезги разлетевшегося. "Прекрасную Марию" сильно раскачивало.
      Вскоре раздался мелодичный звук гонга, зовущий к ужину. Кок на этом корабле был отменный, но требовал, чтобы его уважали, отчего опоздавшим всегда доставалось подгоревшее мясо или переваренные спагетти. Поэтому я поспешил вниз, надев в предвкушении встречи с прекрасной незнакомкой последнюю чистую рубашку и повязав галстук.
      Она вошла, когда я уже доедал суп, и грациозно уселась на свободное место за длинным столом. Глаза ее были еще прекраснее, чем днем.
      - Буона сера, - пробормотал по-итальянски Алессандро, второй помощник капитана.
      - Буона сера, - мелодично ответила она.
      - Э-э-э... синьора... Синьорина, - начал я, лихорадочно вспоминая итальянские фразы. - Алессандро, как это будет, что мы рады видеть ее?
      - Я говорить по-английски, - сказала она, мило коверкая слова.
      - Уфф... Мы очень рады вам, - произнес я.
      Она кивнула. А у меня, как назло, мозги перестали работать. Что бы еще такого сказать? Хлебнув для храбости вина, я с нетерпением ждал, когда же ей принесут суп. Ведь тогда она будет вынуждена снять эту чертову чадру...