Сотник Фуруху очнулся в тесном помещении и долго вспоминал, что же с ним было такое. Нет, корни вокруг запястьев не намотаны, да и решеток на окнах не видать, и свет через стекло яркий льется – значит не подвал, не тюрьма. Но почему здесь никого нет? Дверь закрыта, тишина… И очень трудно припомнить, как он сюда попал. Голова как будто сырой травой набита.
      Фуруху сложил губы трубочкой и стал шумно выдувать воздух, как будто хотел просушить что-то. Наверно, свои мозги, превратившиеся в эту странную мокрую траву. И, как это ни удивительно, «просушка» подействовала. Сначала он вспомнил, кто он и как его зовут, потом – очень ярко восстановил в памяти солнечный жаркий день. Свинцовые тучи на горизонте, приближение грозы, бесноватый фруктовик, кричащий свои немыслимые фразы на ломаном моналойском вперемешку с загадочными и страшными именами. Ну, хорошо. Дальше-то что? Дальше, похоже, он потерял сознание, и начался бред, сон, видения. Взрывались горы, текла горячая жижа, гибли люди, горело все вокруг, терренгбили перемалывали гусеницами фруктовиков и корзины с суперфруктами. А его почему-то спасли. Подкатил шикарнейший снаббус, Фуруху туда втащили и… И что? Он снова проснулся. В таком случае когда же начался этот сон или бред? Может, он и теперь спит? Во, несуразица-то какая!
      Все эти путаные мысли были прерваны появлением персонального охранника султана Азбая во внезапно распахнувшихся дверях. Фуруху не помнил его имени, но в лицо узнал мгновенно – не раз приходилось общаться.
      – Доверенный сотник Фуруху, – торжественно объявил тот, держа на чуть вытянутых вперед руках непонятный тючок, обернутый желтоватыми листьями авахаги, – именем эмир-шаха Зулгидоя-аль-Саххэтта тебе присвоено звание персонального охранника султана Азбая. Получи форму и быстро переоденься. Через пять минут тебя ждет в своем кабинете начальник охраны – хухун Бубуру. Это по коридору до конца и направо. У меня все. Он бросил сверток на постель Фуруху и, щелкнув деревянными подметками, вышел.
      «Ну, вот и свершилось!» – подумал Фуруху, в нетерпении срывая ритуальные желтые листья. И как он сразу не сообразил, что это!
      За полминуты до назначенного времени бывший сотник стоял перед дверью своего нового шефа и робко постукивал костяшками пальцев.
      А разговор-то вышел не то чтобы неприятный, но какой-то уж слишком неожиданный. Поздравление прозвучало предельно коротко, инструкции по части прямых обязанностей велено было получить у командира отряда, а самому высокому начальнику Фуруху понадобился не как новый персональный охранник, а как бывший доверенный сотник, как непосредственный свидетель событий, происшедших на плантации.
      Бубуру попросил вспомнить по порядку и как можно подробнее, абсолютно все, что надсмотрщику с его вышки довелось наблюдать вчера. (Ну, наконец-то ему сообщили, что это было вчера!) И Фуруху принялся рассказывать. Очень старательно, в мельчайших деталях. Утаил лишь одно – как наблюдал за красивой самкой фруктовика и вожделел. Да и кому это интересно? Тем более теперь. Когда добрались до бесноватого, Бубуру стал особенно внимателен, записал что-то на листке бумаги, лежавшем перед ним на столе, и, дослушав признания Фуруху до самого конца, вновь вернулся к этому главному моменту.
      – Ты действительно помнишь каждое слово, которое выкрикивал тот фруктовик?
      – Действительно, мой хухун.
      – И даже те слова, которые не понял по смыслу, тоже помнишь?
      – Очень точно помню, мой хухун. Повторить их? – спросил он с известным трепетом, словно от произнесения загадочных слов вслух могло произойти действительно что-то страшное.
      – Нет, не надо, – неожиданно строго ответил Бубуру, и у Фуруху точно камень с души упал.
      А Бубуру вдавил пальцем желтый кружок в середине стола и прошелестел подобострастно в решетку большого переговорника:
      – Мой султан! Ваш недостойный хухун Бубуру имеет сказать нечто важное.
      – Говори, – вальяжно распорядился султан Азбай.
      Фуруху хорошо знал этот голос, особенно, раздающийся из переговорника.
      – Мой султан, этот человек помнит все слова и может произнести их в точности.
      – Отлично, – проговорил Азбай. – Вели доставить его ко мне.
      «Вот это да! – думал Фуруху пока шагал по коридору в сопровождении двух дюжих парней, каждый на полторы головы выше его, а ведь Фуруху и сам не коротышка. – Вот это да! Как же теперь вести себя? Сразу все рассказать или прикинуться, что вдруг забыл? Ведь для них же там наверху очень важны таинственные слова. Может, его, недостойного Фуруху и самому эмир-шаху представят? Надо только лиану потянуть. А то вот так сразу выложишь все, скажут тебе «спасибо» и – пинком под зад, обратно на плантации. А там сейчас жарко, противно и даже страшно. Нет, надо быть похитрее, раз уж такое дело завертелось!»
      Они вышли из караулки на свежий воздух, и Фуруху понял, что все это время находился внутри высокой стены, окружавшей стеклянный дворец султана Азбая. Дворец был и впрямь хорош, и бежал к нему твердый серый ручей, на который все трое немедленно ступили, запросто, как на обычную тропинку. И ехали все быстрее и быстрее, почти со скоростью терренгбиля. Твердая бегущая дорожка неприятно напомнила Фуруху потоки горячей жижы со склонов гор. Он видел тогда, как, попадая в воду, потоки эти быстро застывали и становились такими же серыми и твердыми. Он отогнал от себя никчемную мысль, и вновь принялся думать о своей будущей судьбе, о том, как бы не поддаваться внешнему течению событий и попробовать самому схватить за глотку птицу-удачу.
      А султан Азбай оказался не один в своих покоях. Впрочем, двух полуобнаженных девушек-наложниц он легким движением руки отправил прочь, как только появились в дверях гигантские парни с новоиспеченным охранником Фуруху посередке. Но у широкой постели, где среди расшитых камнями и золотом подушек возлежал султан, остался сидеть на резном стуле толстенький, маленький и очень светлокожий человечек в черном глухом костюме. Этот его совершенно идиотский облегающий наряд смешно контрастировал с роскошными кремовыми складками легкой туники Азбая.
      Султан еле заметно кивнул, приветствуя вошедших, которые в свою очередь все трое резко согнулись пополам в ритуальной попытке коснуться лбом пола. Фуруху с удивлением отметил, что обоим его спутникам это удалось в буквальном смысле и без особого труда. Он позавидовал про себя и сделал вывод, что в ходе тренировок и сам подобным трюкам быстро обучится, раз надо.
      Затем сопровождавшие пододвинули Фуруху резной стул с высокой спинкой, в точности такой же, как у светлокожего гостя, и покинули покои султана. Светлокожий представился:
      – Помощник султана Азбая по вопросам безопасности Свамп.
      «Странное имя, – подумал Фуруху, – прямо не моналойское какое-то».
      А потом заметил, что в Свампе есть нечто еще более странное. Голова у него имела не совсем нормальную форму – яйцевидная, утолщающаяся кверху, а кожа на лице хоть и светлая, но неровная, рыхлая, ноздреватая. Но самыми ужасными были его редкие длинные шерстинки вокруг глаз – ну, прямо как у фруктовиков.
      Фуруху сделалось противно, но он постарался скрыть свои чувства и вообще сделать вид, что ничего не замечает, да и не смотрит вовсе на лицо помощника Свампа. Какая ему разница вообще, кто это? Персональный охранник Фуруху прибыл к своему султану по его личному распоряжению. Вот.
      Он примерно это и произнес вслух, поднявшись со стула, чтобы окончательно отвлечься от неприятных и опасных мыслей.
      – Садись, Фуруху, – велел ему Азбай и продолжил (сразу, с места в карьер): – Если ты помнишь слова, которые кричал бесноватый фруктовик, повтори их сейчас вслух. Громко и четко.
      И Фуруху повторил. Не подчиниться султану было выше его сил. Какие уж там хитрости!
      «С кем ты собирался тянуть лиану? С самим султаном Азбаем? Смешно, Фуруху. Ты просто еще мальчишка», – сказал он себе чуть позже, когда уже появилась возможность проанализировать происшедшее.
      А тогда он повторил жуткие слова вслух, и ничего не произошло. Гром не грянул. Горы не взорвались вновь, плюясь жидким пламенем. Мир не исчез. И даже люди, сидевшие напротив, не совершили никаких резких движений.
      Впрочем, султан почти сразу обратился к Свампу на абсолютно неведомом Фуруху языке. И Свамп ответил. Чудно так! Ну, прямо как будто макадрилы перекликаются в зарослях айдын-чумры по вечерам. Потом начальники опять перешли на нормальный моналойский.
      – Я должен связаться с эмир-шахом, – проговорил Азбай.
      – Свяжись, – не возражал Свамп. – Но в действительности намного важнее передать эти слова фэдерам.
      Фуруху плохо понимал, о чем они говорят, и все сильнее укреплялся в ощущении, что слышит нечто, не предназначенное для ушей простого охранника. Зачем же тогда они перешли на моналойский? Еще убьют после, чего доброго!
      Но пока, даже с ним, с Фуруху разговор был явно не окончен.
      – Ты прав, – сказал Азбай Свампу. – Пусть фэдеры пока подумают. А эмир-шах конечно, дерзнет посоветоваться с духами и тенями Алхиноя, но это ему придется сделать несколько позже.
      И он бросил Свампу свой переговорник. Свамп потыкал кривым пальцем в маленькие кнопочки, услышал невнятный отзыв и заговорил на языке, которым часто пользовались охранники. Можно было даже понять отдельные слова. Наконец, помощник султана протянул переговорник Фуруху и попросил:
      – Повтори все те же слова еще раз. Я боюсь ошибиться.
      – Слушаюсь и повинуюсь, мой хухун, – рапортовал Фуруху, невольно вставая и вытягиваясь по привычке в струнку.
      Свамп беззлобно улыбнулся при этом обращении. Очевидно, его ранг был выше или таких странных помощников султана с шерстью вокруг глаз принято было называть как-то совсем иначе. Но откуда ж Фуруху знать? Он же здесь совсем новенький.
      Он еще раз отбарабанил свой текст, словно глупая говорящая папегойя. И еще раз ничего не случилось. Слова даже перестали казаться ему страшными. В конце концов, чего он в самом деле вокруг них наворотил? Просто день вчера был такой неудачный: погода тяжелая, ужасы всякие с гор, да еще эта самка очумительная… Вот и стало у него с головой не в порядке. А теперь уже все нормально, все хорошо, и будет еще лучше…
      Но оказалось, что не все хорошо. Пока Фуруху так благостно рассуждал про себя, Свамп общался с кем-то опять на своем макадрильском языке. И результатом этого общения стал новый вопрос:
      – А ты уверен, Фуруху, что того бесноватого фруктовика забили палками именно до смерти?
      – Уверен, – ответил Фуруху.
      И тут же растерялся. Во-первых он не понял, откуда Свамп вообще знает, что говорил Фуруху, а чего не говорил. Ведь его же не было в кабинете хухуна Бубуру. А во-вторых, у него разом пропала вся давешняя уверенность. Конечно, он видел окровавленное тело в грязной воде, видел, как оно бултыхнулось туда, даже вроде бы пузыри заметил… Хотя нет, пузыри скорее всего примерещились. Да, он знает, что после таких ударов кусачими палками выжить еще никому не удавалось, но это, так сказать, умозрительное рассуждение, и оно было Свампу совершенно неинтересно. Противный толстячок все допытывался, не фиксировал ли кто-то всерьез момент гибели бесноватого фруктовика. Например, отрезал ли ему кто-нибудь голову? Втыкал ли палку в глаз? Держал ли в воде достаточно долгое время? Нет, ничего такого Фуруху подтвердить не мог. В душе он оставался уверен в неизбежной кончине забитого фруктовика, но доказать это сколько-нибудь убедительными фактами, как выяснилось, не мог.
      И тогда Свамп счел нужным сказать:
      – Понимаешь, сотник, не нашли мы тела того бесноватого. Вот в чем беда. А раз тела нет, значит, жив он. Вот в чем беда, сотник, – повторил он в задумчивости еще раз.
      «О превеликий эмир-шах! Зачем же он называет меня сотником?! Неужели я снова разжалован за то, что упустил этого бесноватого?! Но откуда я мог знать? Откуда?!» – Фуруху чуть не прокричал все это вслух, так его распирало от обиды.
      – Ты ни в чем не виноват, персональный охранник, – сказал султан Азбай, словно читая его мысли. – Ты просто постарайся сейчас припомнить. Очень постарайся. Не видел ли ты, как тот бесноватый, скажем, вылезал из воды или шел куда-то? Было бы очень хорошо, если б ты вспомнил…
      Фуруху и сам понимал, что это было бы очень хорошо. Но он ничего такого не помнил, а врать боялся.
      Чтобы помочь, ему показали цветные картинки с изображениями разных людей и фруктовиков. Он должен был узнать среди них того, кричавшего. Он узнал. Но легче от этого не стало.
      – Все совпадает, – вздохнул Свамп.
      – Да, – совсем коротко кивнул султан.
      И они оба надолго замолчали.
      Потом Азбай спросил Свампа. Откровенно, по-моналойски (да и чего было темнить, когда он на Фуруху пальцем показывал):
      – Этого куда?
      – Пока под замок, – жестко распорядился Свамп. – В хороших условиях, но под замок. От греха подальше.
      Султан еще раз кивнул. Молча. Возражений не последовало. И Фуруху аж присвистнул про себя: «О превеликий эмир-шах! Кто же тут главный? Султан или его помощник?»
      Никто ему, конечно, на такой вопрос не ответил бы. И подозрения зародились капитальные. Страшненькие, можно сказать, подозрения. Наверно, Фуруху был все-таки слишком умным для своей работы. И правильно его под замок убирают. Опасным он становится человеком, общественно опасным – так это, кажется, называют. Слишком много знает всего, слишком хорошо понимает!..
      Снова вызвали охранников и повели его через роскошный двор султана Азбая, только теперь не к стене, а в другую сторону – к маленькому домику на берегу искусственного пруда. Помощник Свамп с ними вместе пошел и всю дорогу объяснял Фуруху, что его никто не собирается наказывать, просто на планете сейчас очень сложная обстановка, считай, война началась, особое положение, поэтому и требуется соблюдать жесткий режим секретности.
      «Вот оно как! – думал Фуруху. – Похоже правду говорит этот большой человек, хоть и неприятен на вид, на фруктовика переодетого и побритого похож. Помню, помню, ребята рассказывали, что фруктовика посредством бритья можно избавить ото всей его шерсти, и тогда он на человека становится похож, даже очень. Вот только вокруг глаз почему-то они не бреются. Да впрочем, у них ведь и глаза какие-то не такие…»
      Думал, думал Фуруху и додумался до того, что не все фруктовики дикие, как звери, а есть еще другие – ученые, воспитанные, обличенные властью. И вот они-то, похоже, и крутят всеми султанами, прикидываясь, что сами тоже люди. А возможно… (От такого предположения аж дух захватывало!) А возможно, они уже самому эмир-шаху приказывают, если действительно умеют на небесных кораблях летать и с людьми на других планетах общаться.
      Если б кто его мысли сейчас прочел, убили бы сразу. Понятное дело. Однако мыслей не только султаны, но и этот замаскированный фруктовик Свамп читать, конечно, не умел. А насчет того момента, когда он начал утешать новоиспеченного охранника, беспокоиться особо не стоило. У Фуруху тогда и страх, и обида, и отчаяние – все на лице отразилось, как в зеркале.
      Меж тем они подошли к домику на берегу пруда, то есть к месту, где, очевидно, и надлежало теперь коротать дни Фуруху. Свамп, отпустив стражу, повторил еще раз:
      – Сторожить тебя здесь будут тщательно, но не как преступника, а как ценный источник информации. А вот только утрясется все, и окажешься на свободе. Будешь верой и правдой служить султану Азбаю. Ты молодой еще, дорастешь и до личного охранника эмир-шаха. А дальше… Дальше узнаешь, какие еще должности бывают. Пока тебе это не нужно. Да, кстати, – добавил он напоследок, – в твоем новом жилище есть много вкусной еды и большой бочонок с чорумом, чтобы ты не скучал. Если попросишь, один из охранников может сыграть на гынде. А ближе к ночи мы пришлем тебе самку фруктовика.