Воздух был напоен чадом прогорклого жира, ароматами давно почившего картофеля и капусты, запахом легионов кур, промаршировавших через это заведение навстречу участи быть съеденными. Тони сидел на высоком табурете, поставив локти на чисто выскобленную деревянную стойку и прихлебывая последнюю чашку кофе. Свет единственной лампочка под потолком отбрасывал по всей кухне длинные тени и играл пластиковыми бликами в парике Хиггинсона. Тот сидел напротив Тони, неустанно глодая холодную куриную ножку. Тони кивнул ему поверх чашки, жалея, что не потратил эти часы на сон, вместо того чтобы хлебать весь тот кофе, который влил в него Хиггинсон.
      - Без трех три, - негромко проронил цэрэушник. - Приготовьтесь.
      - Да готов я, готов, - пробормотал Тони, уже не в первый раз возжаждав, чтобы все это поскорей кончилось и можно было отправиться в уютную постельку. А еще лучше обратно в Вашингтон, на свою старую работу, подальше от всех этих скверных дел.
      - Вот он…
      Ровно три. Незапертая задняя дверь беззвучно раскрылась, и на пороге показался мужчина - очевидно, гамбит с незапертой дверью в этих кругах в порядке вещей. Обритая голова, сломанный нос, сабельные шрамы на скулах и выпирающая бульдожья челюсть новоприбывшего выдали его национальность задолго до того, как он раскрыл рот.
      - Который из вас специалист по картинам? - сказал он, а вернее, попытался. Но его "из" прозвучало скорее как "исс", "вас" приближалось к "was", а "р" заменял гортанный клекот.
      - Ваше имя? - осведомился Хиггинсон, пропустив вопрос мимо ушей.
      - Можете звать меня Ганс.
      - Или Куртом, так будет куда лучше. Курт Робл, рожден в Гштадте, Германия, в тысяча девятьсот десятом, вступил в национал-социалистическую партию в…
      - Я знаю, что я в вашем verdammte* справочнике ЦРУ, так что перейдем к делу, Хиггинсон. Это и есть человек по искусству?
      ____________________
      * проклятом (нем.)
 
      - Он.
      Робл сосредоточил внимание на Тони, внимательно смерив взглядом с головы до ног, прежде чем заговорить снова.
      - Вы знакомы с этой картиной?
      - Несомненно. Одна из наиболее претенциозных работ художника. Завершена в 1503 году, задний план наверняка написан подмастерьями, но фигуры, а особенно великолепная фигура коня на переднем плане принадлежат кисти мастера. Беренсон ставит ее в ряд лучших работ да Винчи, и я с ним согласен. Далее…
      - Хорошо. - Робл снова повернулся к Хиггинсону. - Вот что мы сделаем. Через пять минут подъедет моя машина и остановится у фонаря через дорогу. Мотор будет работать. Один - и только один - человек выйдет через эту заднюю дверь и перейдет улицу. У него в руках будет этот электрический фонарик, который будет включенный. Он откроет багажное отделение машины, которое будет открытое, и с этим фонариком осмотрит картину внутри. Две минуты, не больше. После он придет обратно сюда. Если будут любые отклонения в этом плане, шофер немедленно уедет. Больше одного человека, что-нибудь не так, и сделка отменяется. Остальные тоже могут себе позволить заплатить за эту картину, я уверяю вас. - Он передал Тони фонарик с последним напутствием: - Картина закрыта бронированным стеклом и прикручена болтами, так что даже не думайте разбить и схватить, как у вас сейчас проносится в голове.
      - Да у меня и в мыслях не было!
      Услышав этот невинный ответ, отнюдь не страдающий наивностью Робл лишь презрительно ухмыльнуться. Потом, поглядев на часы, махнул рукой в сторону двери.
      - Приготовьтесь. И наденьте вот это. - Он извлек из бокового кармана тирольскую шляпу с длинным кудрявым пером и вручил ее Тони. - Вы без этого, и водитель уезжает.
      Шляпа пришлась Тони почти впору, прильнув ко лбу сырой, засаленной кожаной лентой. Держа включенный фонарик наготове, Тони встал у дверей. Робл смотрел на часы. Тони вдруг охватила ужасная тревога. Впрочем, слишком поздно идти на попятный или пытаться увильнуть в сторону, как бы этого ни хотелось.
      - Пора!
      Дверь распахнулась, и он шагнул на улицу.
      На улице царило полнейшее запустение, фонари отстояли друг от друга весьма далеко, и в промежутках между ними залегла глубокая тьма; по поперечной улице пронесся автомобиль, громко взвизгнув шинами в тишине. Под фонарем на условленном месте стоял черный "Мерседес"-седан с тихо рокочущим мотором. Тони медленно зашагал к нему, видом своим демонстрируя куда больше решимости, чем находил в душе, прекрасно сознавая, что на заднем сиденье темным силуэтом вырисовывается человек, не сводящий с него глаз. Багажник был не заперт, ручка повернулась без труда; сделав глубокий вдох, Тони поднял крышку. Внутри обнаружился прямоугольный предмет, аккуратно укутанный красочным мексиканским одеялом. Полотно. Наклонившись, Тони ухватил уголок одеяла и потянул.
      Внезапно голову чуть ниже правого уха прошила боль, столь невыносимая, что в груди зародился хриплый вопль, но сорваться с губ так и не успел, ибо Тони рухнул черное забытье, даже не успев набрать в грудь воздуха. Последнее, что он запомнил - удар о бампер стремительно рванувшего прочь автомобиля. А дальше - пустота.
 
      Как бы он ни поворачивал голову, мука не прекращалась. Незатихающая боль в затылке накатывала мерной пульсацией, а вот боль в лице вспыхивала и гасла, но избавиться от нее не удавалось. Через некоторое время Тони осознал, что глаза его закрыты, но если их открыть, будет легче разобраться с болью. Открыл. Все вокруг выглядело как-то расплывчато, зато боль в щеках схлынула. Мало-помалу до рассудка дошло, что какой-то человек одной рукой держит его за шиворот, а второй крепко бьет по щекам.
      - Прекратите… - промямлил Тони, а мучитель ударил его снова.
      - Haben Sie etwas zu verzollen? Schnell!
      - Не понимаю… - Опять пощечина.
      Тони замахнулся кулаком на обидчика, но тот ловко парировал его свинг. Как только зрение прояснилось, Тони разглядел, что сидит на койке в ярко освещенной комнате, заставленной картонными ящиками. Молодой человек с суровым взором все еще держал его за шиворот. Рядом стоял еще один, загорелый и светловолосый, очень походивший на первого.
      - Знаете, я думаю, вы делаете большую ошибку, - вымолвил Тони.
      - Я тоже так думаю, - произнес голос позади этих двоих, и они расступились, чтобы пропустить новоприбывшего. Этот являл собой полную противоположность им: пожилой, благообразный и румяный, как Санта-Клаус. Пришедший остановился, безмятежно заложив большие пальцы за бретели белого фартука, опоясывающего обширную талию.
      - Просто назовите нам свое имя, молодой человек, бояться вам нечего.
      Улыбка у него тоже была, как у Санты - веселая и ободряющая.
      - Я Тони Хоукин, американский гражданин. Не будете ли вы добры объяснить, что это такое вы затеяли со мной?
      - Хоукин, американец. Да, действительно, говорите вы и в самом деле как американец.
      Улыбка его погасла. Повернувшись к молодым людям, он заговорил с ними на другом языке, содержащем гораздо больше гортанных звуков, чем немецкий, но ни одного умляута. За считанные секунды взвинтив себя до нужной степени, он грозил пальцем и, судя по всему, задавал перцу по полной программе этим двоим, корчившимися под шквалом упреков и выглядевших, будто нашкодившие подростки. Затем старший отослал их указав перстом на дверь, и те с явной радостью удалились.
      - Угощайтесь, - толстяк удобно устроился на большой коробке с надписью "ZION SALAMI", протянул Тони пачку сигарет, после чего угостился и сам. Тонкие черные источали сильный аромат. - Delicados, крепкие, но приятные. - Он чиркнул деревянной кухонной спичкой о седалище собственных брюк. - Позвольте представиться. Меня зовут Яков Гольдштейн.
      - Рад познакомиться, мистер Гольдштейн… - чад горящих табачных листьев вдруг опалил легкие Тони, и он зашелся кашлем. При этом в голове звенело, будто ее охаживают кувалдой. Гольдштейн доброжелательно смотрел на него, невозмутимо выдыхая дым ноздрями.
      - Фамилия вам о чем-нибудь говорит?
      - Извините, нет… сигареты чересчур крепкие. Вы не возражаете?.. - не дожидаясь разрешения, Тони растер дымящийся цилиндрик подошвой.
      - Тогда, быть может, и другая фамилия вам ничего не скажет. Субъект по имени Вильгельм Ульрих Фогель.
      - Конечно же, Фогель Стервятник, - с недоумением произнес Тони. - Захвачен израильскими охотниками за нацистскими преступниками в Бразилии, контрабандой переправлен обратно в Германию. Я читал об этом… - Навязчивая кувалда не способствовала мышлению, но его синапсы мало-помалу снова начали функционировать и выдавать результаты. - Фогеля выследил величайший охотник из всех. Гольдштейн?!
      Яков Гольдштейн легонько кивнул и глубоко затянулся. На миг в глубине его глаз вспыхнули искорки. Тони вздрогнул, даже не заметив этого, потому что вдруг осознал, что под личиной старого толстячка таится настоящий тигр.
      - Итак, теперь мы представились друг другу, вам известно, кто я такой, так не будете ли добры поведать мне, какое вы имеете отношение к Курту Роблу.
      - Сегодня ночью я встретился с ним впервые, честное слово.
      - Прошу вас, будьте честны, это я ценю. Вы встретились с человеком впервые, однако надели его шляпу, так что мои не в меру горячие сабра* приняли вас за него. Что с ними поделаешь, мальчишки, сила есть - ума не надо, поверьте. Вы надели его шляпу, у вас был ключ от багажника его машины… - Фраза окончилась невысказанным вопросом.
      ____________________
      * Сабра - израильтянин, рожденный на территории Израиля.
 
      - Я честен. Это дело, ну, несколько запутанное. Просто сделка, вот и все, а шляпа вместо пропуска, ничего более. В багажнике кое-что лежало, он был не заперт, чтобы я мог взглянуть на… нечто важное, и, должен сказать, ваши сабра сорвали сделку и чуть не снесли мне голову. Они напросились на неприятности, Гольдштейн, можете не сомневаться.