– Послать протест, разумеется. Мой секретарь уже готовит черновик. Затем я проконсультируюсь с вами…
      – Этого мало, разрази меня гром! Дайте этим мя-тежным янки палец, так они всю руку отхватят. На самом деле надо схватить их за шкирку и задать до-брую трепку, как терьер крысе! На этот постыдный акт следует отреагировать незамедлительно, с пре-дельной решимостью и категоричностью! Я освобож-даю вас от ответственности, и сам позабочусь обо всем. Я твердо намерен послать депешу, которая за-ставит этих янки взлететь вверх тормашками.
      – Я уверен, что имеются прецеденты, сэр. Затем мы обязаны проконсультироваться с королевой…
      – К черту прецеденты, и… да, конечно, мы несо-мненно обязаны представить это дело вниманию ко-ролевы. Хотя меня повергает в трепет необходимость столь скоро встретиться с ней вновь. Во время своего последнего визита в Букингемский дворец я как раз застал ее в самый разгар очередного приступа исте-рики. Надеюсь, что эти скверные новости все-таки привлекут ее внимание. Я ничуть не сомневаюсь, что она будет возмущена даже более нашего, эти амери-канцы ей совсем не по душе.
      – Если мы поведем себя более деликатно, нужды встречаться с королевой не возникнет. Быть может, не так уж разумно палить по янки сразу из всех ору-дий? Мы можем доказать свою правоту, прибегнув к соответствующим средствам. Начнем с протеста, затем последует ответ. Если они и тогда не согласят-ся на наши вежливые требования, мы забудем о снис-хождении и доводах рассудка. Мы больше ж станем их просить. Мы будем «диктовать им, как следует поступать.
      – Быть может, быть может, – проворчал Паль-мерстон. – Я приму это к сведению, когда будет со-зван кабинет. Срочный созыв кабинета становится настоятельнойнеобходимостью.
      Легонько постучав, вошел секретарь.
      – Адмирал Милн, сэр. Интересуется, можете ли вы его принять.
      – Конечно, проводите его ко мне.
      Встав навстречу вошедшему адмиралу, лорд Пальмерстон пожал ему руку.
      – Как я догадываюсь, адмирал, это отнюдь не визит вежливости?
      – Никоим образом, сэр. Позвольте присесть?
      – Конечно. Ваша рана?..
      – Отлично зажила, но я еще не так крепок, как следовало бы. – Сев, адмирал перешел прямо к делу: – Я чересчур засиделся на суше, джентльме-ны. Сей внезапный оборот событий настоятельно на-поминает мне об этом факте.
      – "Трент"? – осведомился Рассел.
      – "Трент", что ж еще! Корабль, ходящий под британским флагом… остановлен в море чужим бое-вым кораблем… не нахожу слов.
      – Как и я, сэр, как и я! – Гнев Пальмерстона вспыхнул с новой силой. – Я вижу это злодеяние ва-шими глазами и разделяю ваш пыл. Вы с честью би-лись за родную страну, были ранены на службе оте-честву в Китае. Вы адмирал самого могучего военно-морского флота на свете. А тут такое! Я знаю, что вы должны чувствовать…
      Теперь Милн нашел слова и прямо затрясся от ярости, выплевывая их.
      – Унижение, сэр! Унижение и бешенство! Этим колонистам следует преподать урок! Видит Бог, они не смеют стрелять по британскому судну – по коро-левскому почтовому пакетботу! – и не испытать на себе последствий столь кощунственных действий!
      – Каковы же должны быть эти последствия, по вашему мнению? – полюбопытствовал Пальмерстон.
      – Не мне об этом судить. Это по вашей части, джентльмены, решать, какого курса придерживаться в подобных вопросах. Но я хочу, чтобы вы знали, что весь флот Ее Величества до последнего человека поддержит вас от начала и до конца!
      – Вы считаете, что они разделяют наше возму-щение?
      – Да не считаю, а знаю! Все, от младшего кано-нира на орудийной палубе до высочайших чинов в адмиралтействе, испытывают ярость и омерзение. И острейшее желание следовать туда, куда вы их на-правите.
      Пальмерстон медленно склонил голову.
      – Спасибо за откровенность, адмирал. Вы укре-пили нашу решимость. Кабинет будет созван тотчас же. Уверяю вас, меры будут приняты сегодня же. И не сомневаюсь, что ваше возвращение на боевую службу будет оценено по достоинству, а ваше прошение – принято.
      – Здесь офицер с «Трента», сэр, – доложил сек-ретарь, проводив адмирала. – Хочет получить ин-струкции, как распорядиться документами, оказав-шимися у него на руках.
      – Какими еще документами?
      – Похоже, он принял под свою ответственность документы, которые господа Мейсон и Слайделл хо-тели утаить от американского правительства. А теперь он желает получить инструкции касательно то-го, как ими распорядиться.
      – Превосходно! Пусть несет их, и мы посмотрим, почему янки так спешили изловить этих господ.
      Как только «Сан-Хасинто» на всех парах пошел на север, в сторону Нью-Йорка, погода испортилась. Дождь вовсю хлестал по плащу капитана Уилкса, стоявшего на полубаке. Море разгулялось, пошел снег с дождем. На полубак поднялся лейтенант Фэр-факс, и капитан обернулся к нему:
      – Механик докладывает, что мы принимаем на борт воду, сэр. Швы подтекают в таком бурном море.
      – Помпы справляются?
      – Отлично справляются, капитан. Но он хочет сбавить обороты, чтобы снизить нагрузку на обшив-ку. Корабль порядком послужил на своем веку.
      – Да уж, действительно. Ладно, восемьдесят оборотов, но ни одним меньше. Полученные приказы весьма недвусмысленны.
      На более тихом ходу течь прекратилась, так что откачку даже пришлось на несколько минут приоста-новить, чтобы уровень воды в помповом колодце под-нялся повыше. Дела пошли намного лучше. Но ветер все крепчал, качка усиливалась. Плавание выдалось не из приятных. Ко времени прибытия в Нью-Йорк снег валил вовсю, теперь вперемешку с хлестким гра-дом, и видимость упала почти до нуля. Однако при-бытия «Сан-Хасинто» ждали, и в проливе у Стейтн-Айленда его встретил буксир.
      Уткнув нос в воротник бушлата, капитан Уилкс с мостика смотрел, как бросают трос и крепят буксир к борту. По штормтрапу не без труда вскарабкались двое людей в мундирах; остановившись на палубе, они ждали, пока поднимут их кожаные саквояжи. Лейтенант Фэрфакс явился на мостик с докладом.
      – Это федеральные исполнители, капитан. Им приказано явиться к вам, сэр.
      – Хорошо. Позаботьтесь, чтобы их проводили в мою каюту. Как там наши пленники?
      – Активно возмущаются погодой и условиями содержания.
      – Это несущественно. Они под замком?
      – Так точно, сэр. А у дверей круглосуточно несут вахту часовые.
      – Позаботьтесь, чтобы так было и дальше. – С этими словами капитан направился в собственную каюту, чтобы подождать федеральных исполните-лей.
      Новоприбывшие, оба рослые и крепко сложен-ные, с громким топотом вошли в каюту. В тепле каю-ты снег, облепивший их тяжелые шинели, начал по-немногу таять.
      – У вас имеются новые приказы для меня? Старший из исполнителей передал ему кожаный бювар. Вынув бумаги, Уилкс пробежал их глазами.
      – Вам известно содержание приказов?
      – Да, капитан. Мы должны остаться на борту и не спускать глаз с ваших заключенных. Далее ко-рабль должен проследовать прямо в форт Уоррен в Бостонской гавани. Департамент военного флота бес-покоило только одно: чтобы у вас хватило угля. – Бункеры почти полны. Выходим тотчас же. Как только судно вышло из гавани, шторм обру-шился на него в полную силу. Волны перехлесты-вали через палубу, в шпигатах бурлила вода. «Сан-Хасинто» так швыряло и мотало, что винт то и дело оказывался на воздухе, когда волны прокатывались под кормой. Та ночь далась нелегко даже бывалым морякам, а уж для сухопутных жителей обратилась в сущую пытку. Морская болезнь довела всех четве-рых заключенных до полнейшего изнеможения, как и федеральных исполнителей. Слайделл громко сте-нал, молясь о том, чтобы судно либо прибыло в спо-койную гавань, либо затонуло – что угодно, только бы избавиться от мучений.
      Лишь на второй день после полудня потрепанный штормом «Сан-Хасинто» вошел в более тихие воды Бостонской гавани и пришвартовался к причалу фор-та Уоррен. Отделение вооруженных солдат увело из-мученных пленников прочь, а федеральные исполни-тели на заплетающихся ногах побрели следом. Лейтенант Фэрфакс проследил за выгрузкой их бага-жа и припасов, взятых с «Трента». Форт Уоррен, своими стенами опоясывающий весь крохотный ост-ровок, – тюрьма весьма надежная. Вернувшись на корабль, Фэрфакс принес капитану в каюту свежие газеты.
      – Сэр, вся страна ликует. Вас приветствуют как спасителя нации.
      Уилкс ничем не выказал, что новость эта достави-ла ему удовольствие. Он всего лишь исполнял свой долг, как сам его понимал, хотя кое-кто из флотского начальства может воспринимать это дело несколько иначе. Но успех окупает все. Капитан едва не улыб-нулся, услышав добрые новости. В свете народного ликования командованию будет трудновато порицать его действия. Он прочел заголовки, испытывая угрю-мое удовлетворение.
      – Очевидно, лейтенант Фэрфакс, в этой стране наших пленников не так уж и любят. Поглядите-ка, Мейсона называют мошенником, трусом и задирой… ну и ну! И даже более того – помпезным снобом, а также тщеславным пустозвоном и предателем.
      Фэрфакс тоже читал газеты.
      – В «Глоуб» точно так же обходятся со Слайдел-лом. Его рисуют бездушным, хитрым, себялюбивым, кровожадным и развращенным.
      – А мы-то думали, что захватили всего лишь па-рочку политических ренегатов. Любопытно, английские газеты смотрят на эту проблему с той же точки зрения?
      Весьма в этом сомневаюсь, капитан.
      В ожидании, пока Кабинет соберется, лорд Паль-мерстон читал лондонские газеты, угрюмо кивая в знак согласия с напыщенными гневными разглаголь-ствованиями.
      – Поддерживаю каждое слово, джентльмены, буквально каждое, – он помахал над столом пачкой газет. – Страна за нас, публика просто вне себя. Мы должны действовать быстро, иначе этим мятежным колонистам вздумается, будто их наглость останется незамеченной. Итак, все ли из вас получили возмож-ность ознакомиться с документами с «Трента»?
      – Я изучил их весьма внимательно, – сообщил Уильям Гладстон. – Помимо, разумеется, писем, ад-ресованных лично королеве и французскому импера-тору.
      – Они будут отосланы адресатам, – кивнул
      Пальмерстон.
      – Что же до предписаний верфям и прочих до-кументов, они вполне подтверждают полную легитимность обоих послов. Не знаю, как отреагирует Франция, но лично я поражен действиями янки, от-важившихся пойти на перехват посреди моря.
      – Вполне разделяю ваши чувства, – поддержал
      Пальмерстон.
      – Итак, что вы порекомендуете, милорд? – ос-ведомился Рассел.
      – По тщательном размышлении и учитывая об-щественное мнение, я полагаю, что следует прибег-нуть к самым решительным мерам. Передо мной лежит набросок ноты, – Пальмерстон постучал по листку, лежащему на столе. – Поначалу я считал, что было бы довольно отправить протест по обычным дипло-матическим каналам, потому-то и созвал вас вместе.
      Однако с той поры я проникся убеждением, что все-общее волеизъявление нельзя оставить без внимания. Мы должны от лица всей страны высказать янки справедливое негодование. Я подготовил эпистолу американскому правительству, прибегнув к самым сильным выражениям. Я отдал распоряжение, чтобы в Саутгемптоне стоял под парами почтовый пароход, дожидаясь прибытия этого послания. Королева уви-дит его сегодня же и несомненно согласится с каж-дым словом. Как только ее одобрение будет получе-но – депеша тотчас же отправится в путь.
      –Сэр!
      – Да, мистер Гладстон? – улыбнулся Пальмерс-тон. На канцлера казначейства Уильяма Гладстона всегда можно было опереться в годину испытаний.
      – Я с радостью извещаю вас, что нынче вечером мы с женой обедаем в обществе королевы и принца Альберта. Пожалуй, я мог бы подать депешу ей на рассмотрение, сделав особый акцент на единодушии правительства в данном вопросе.
      – Великолепно! – Пальмерстон испытал не-малое облегчение и готов был чуть ли не хлопнуть Гладстона по спине, радуясь, что удалось избежать встречи с королевой. – Мы все в долгу перед вами за то, что вы берете эту обязанность на себя. Меморан-дум в полном вашем распоряжении.
      Хотя собрание Кабинета министров Гладстон по-кинул в наилучшем настроении, горя желанием по-мочь своей партии и послужить родной стране, он по-рядком подрастерял свой энтузиазм, ознакомившись с документом, который так охотно вызвался пред-ставлять. Позже вечером, когда колеса кареты уже затарахтели по булыжной мостовой перед въездом в Букингемский дворец, жена с беспокойством замети-ла, как сурово сжаты его губы.
      – Что-нибудь стряслось, Уильям? Я не видела тебя таким мрачным с тех пор, когда мы были в этом ужасном Неапольском королевстве.
      – Должен просить у тебя прощения. Я крайне со-жалею, что не смог оставить свои беды в стороне. – Он ласково пожал руку жены, затянутую в перчат-ку. – Как и в Неаполе, меня весьма тревожат дела государственной важности. Но давай не позволим им портить нынешний вечер. Я ведь знаю, с каким не-терпением ты ждала этого обеда в обществе Ее Вели-чества.
      – Ты прав, – голос ее чуточку надломился. По-колебавшись, она спросила: – Искренне надеюсь, что королева вполне здорова? Поговаривают – ко-нечно, я не верю – о ее… ну, состоянии рассудка. В конце концов, она ведь внучка Георга Безумного (То есть короля Георга III, в 1811 году признанного душевнобольным.).
      – Дорогая, тебе не должно быть никакого дела до праздных сплетен, распространяемых отбросами общества. Она ведь, в конце концов, королева.
      Их проводили в гостиную, где Гладстон покло-нился, а его жена сделала реверанс королеве Викто-рии.
      – Альберт подойдет через минутку, мистер Гладстон. Сейчас он отдыхает. Боюсь, мой дорогой муж сильно перетрудился.
      – Прискорбно слышать, мэм. Но я не сомнева-юсь, что ему обеспечен наилучший уход.
      – Конечно! Сэр Джеймс Кларк осматривает его ежедневно. Сегодня он прописал эфир и капли Гоф-мана. Но угощайтесь же, на буфете есть шерри, если желаете.
      – Спасибо, мэм. – Гладстону, сидевшему как на иголках, и в самом деле хотелось выпить. Непроиз-вольно похлопав себя по груди, где во внутреннем кармане покоился принесенный документ, он как раз наливал себе шерри, когда вошел принц Альберт.
      – Мистер Гладстон, добрейшего вам вечера.
      – И вам, сэр. Здоровья и счастья.
      Принц– обожаемый супруг, отец большого се-мейства – счастьем обделен не был, а вот здоровья ему явно не помешало бы, ибо выглядел он, бесспор-но, больным. Годы не пожалели его. Элегантный, грациозный юноша стал рыхлым, лысеющим, до срока постаревшим мужчиной с бледной, землистой кожей и темными кругами у глаз. Опускаясь в крес-ло, он вынужден был вцепиться дрожащими руками в подлокотники. Королева с тревогой поглядела на него, но принц лишь отмахнулся:
      – Обычный бронхит, как пришел, так и уйдет. После доброго обеда мне станет куда лучше. Пожа-луйста, не беспокойся.
      Утешившись, королева обратилась к прочим делам.
      – Мистер Гладстон, мой секретарь уведомил ме-ня, что вы хотите обратиться к нам по вопросам госу-дарственной важности.
      – Это касательно ноты, которую премьер-ми-нистр намерен послать американцам, мэм, по поводу «Трента». С вашего одобрения, разумеется. Впро-чем, она может обождать, пока мы не отобедаем.
      – Вероятно. Тем не менее мы взглянем на нее сейчас. Это дело весьма тревожит меня, даже не тре-вожит, а, следует признаться, шокирует. Мы весьма серьезно озабочены тем фактом, что британский ко-рабль был не просто остановлен в море, но и подверг-ся захвату.
      Как только Гладстон достал письмо, королева указала на принца-консорта.
      – Пусть Альберт прочтет. Мне и в голову не при-дет написать письмо, не посоветовавшись с ним. Он оказывает мне величайшую помощь и в этом, и во многих прочих делах.
      Будучи прекрасно осведомленным, как и все вокруг, что королева даже не оденется, не посоветовав-шись с супругом, лорд Рассел поклонился в знак со-гласия и передал конверт принцу Альберту.
      Развернув листок, принц поднес его к свету, а затем вслух зачитал:
      «Касательно вопроса о насильственном изъятии четырех пассажиров с британского судна в открытом море. Правительство Ее Величества даже мысли не допускает, что правительство Соединенных Штатов не проявит рвения по собственной воле всяческим об-разом загладить столь вопиющий проступок. Мини-стры Ее Величества ожидают следующего. Первое. Освобождения всех четырех джентльменов, захва-ченных силой, и передачи их лорду Лайонсу, бри-танскому послу в Вашингтоне. Второе. Извинения за оскорбление, нанесенное британскому флагу. Тре-тье…» – Он утробно кашлянул. – Прошу проще-ния. Весьма крепкие выражения и, боюсь, далее пос-ледуют подобные же. Крайне сильные выражения.
      – Как и должно быть, – отозвалась королева с нескрываемым негодованием. – Я не в восторге от американцев – и презираю этого мистера Сьюарда, отпустившего такое множество лживых замечаний в адрес нашей страны. И все же, если ты считаешь, что необходимо внести поправки, Любимый…
      Когда принц Альберт услышал ласковое немец-кое слово, его изможденное лицо озарилось мимолет-ной улыбкой. Он искренне верил, что его жена – Превосходнейшая, несравненная женщина, мать и коро-лева. Разве что склонная к резким переменам настро-ений – то кричит на него, то ластится. Но всегда остро нуждается в его советах. Лишь его скверное здо-ровье мешает ему стать великой подмогой в ее неус-танных трудах, лежащих на плечах правящей монар-хини. А теперь еще и это. Пальмерстон изложил требования в самой воинственной и угрожающей ма-нере. Эта манера, равно как и само послание, оскор-бит любого главу государства.
      – Да не то чтобы поправки, – сказал он, – ибо премьер-министр высказывает совершенно справед-ливые требования. Совершено международное пре-ступление, в том нет ни малейших сомнений. Но, может статься, вина за сей инцидент целиком лежит на капитане американского судна. Прежде чем сы-пать угрозами, мы должны в точности выяснить, что же именно там случилось и почему. Ни в коем случае нельзя позволять этому делу идти самотеком. По-сему, полагаю, необходимо внести кое-какие изме-нения. Не столько в содержание, сколько в тон. Су-веренной державе нельзя приказывать, как своенрав-ному ребенку. – Он не без труда встал на трясущиеся ноги. – Пожалуй, мне не помешало бы сейчас немно-го поупражняться в письме. В настоящее время я не голоден. Если позволите, поем попозже.
      – Тебе нехорошо? – спросила королева, при-поднявшись из кресла.
      – Легкое недомогание, пустяки. Пожалуйста, не стоит прерывать обед из-за меня.
      Попытавшись улыбнуться, принц Альберт дви-нулся вперед, но вдруг будто споткнулся. Колени у него подломились, и принц-консорт рухнул, крепко ударившись головой о пол.
      – Альберт! – вскрикнула королева. Тотчас же бросившись к принцу, Гладстон пере-вернул его и потрогал бледную кожу.
      – Он без сознания, мэм, но дышит довольно ровно. Может, врача…
      Королева не нуждалась в подсказках, чтобы при-звать людей на помощь своему дорогому Альберту. Тотчас же появилось огромное множество слуг, бро-сились разыскивать одеяло, укрыли ему ноги, под го-лову подложили подушку, нашли носилки, послали гонца за сэром Джеймсом. Королева ломала руки, лишившись дара речи. Поглядев на бесчувственного Альберта, Гладстон впервые заметил, что принц по-прежнему держит послание в конвульсивно стисну-том кулаке.
      – Если позволите, мэм, – шепнул канцлер, пре-клонив колени и бережно освободив бумагу. Он ко-лебался, понимая, что сейчас не время и не место, но все-таки чувствуя, что обязан упомянуть об этом. – Может, отложим ноту до завтра?
      – Нет! Заберите ее. Посмотрите, что она натво-рила! Это ужасная бумага так подействовала на до-рогого Альберта. Она взволновала его, вы же виде-ли. При его хрупком здоровье подобное было уж чересчур. Снова эти американцы, это они во всем ви-новаты. Бедняжка, он так встревожился… Заберите ее с глаз моих долой! Делайте с ней что хотите. Док-тор, наконец-то!
      О трапезе никто больше и не вспомнил. Королева ушла вместе с принцем. Когда дверь за ней закры-лась,. Гладстон распорядился, чтобы им принесли пальто и вызвали карету.
      Вечер выдался недобрый.
      Послание уйдет, как написано.
      Жребий брошен.
 

ОРУЖИЕ