1

Если Святой ожидал в ответ какого-то бурного взрыва, то его ожидало разочарование. Или эта фамилия Дестамио ничего не говорила, или, ожидая такой вопрос, он успел к нему подготовиться. Он только фыркнул и покачал головой.

– Картелли? Не знаю. Почему вы спрашиваете? Что за любопытство? Мне все время сообщают, что вы обо мне выспрашиваете, люди с моим положением этого не любят. Многие хотели бы наделать мне неприятностей, так что я должен принимать меры предосторожности.

– Такие, как уничтожение моих костюмов? – ледяным тоном спросил Саймон.

Дестамио снова фыркнул.

– Возможно. Часто с теми, кто сует нос не в свое дело случается и похуже. Вы не ответили на мой вопрос. Почему я должен знать о каком-то Картелли?

– Потому что кто-то именно так назвал вас вечером в "ле Аркейт". Казалось, он был совершенно уверен, что вы – Дино Картелли. Я слышал его слова.

Саймон добился только фырканья, которое на этот раз было громче обычного.

– И это все? Тот тип был с приветом. Мир полон психов. – Дестамио щелкнул пальцами и искоса взглянул на Святого.

– Ну вот, теперь я все узнал. Это вы сидели за столиком рядом и задирались с Рокко. Я вас узнал только сейчас. Мы ушли, чтобы не устраивать скандала. У меня их довольно.

Дестамио навалился на подлокотники и, жуя черный, безобразный огрызок своей сигары, маленькими свиными глазками буравил Святого.

– И это единственная причина, чтобы лезть в мои дела? Из-за того, что какой-то псих обознался?

– В этом все и дело, – спокойно ответил Саймон. – Ведь этот псих, как вы его назвали, сегодня ночью был убит. Похоже, он мог знать о вас что-то такое, что доставило бы вам еще больше неприятностей.

Дестамио долго молчал, крутя в пальцах сигару и холодно смотря на Святого.

– И вы думаете, что я приказал его убрать? – наконец произнес он. Стряхнул пепел через балюстраду террасы куда-то в море и вдруг рассмеялся: – Черт возьми, это все? Знаете, я вам верю. Может быть это глупо, но верю. И вы, значит, решили, что должны что-нибудь сделать для этого несчастного глупца, чтобы восторжествовала справедливость? Как ваше имя? Саймон? Называй меня Аль, Саймон, все мои друзья называют меня Аль. И давай еще выпьем... – Теперь он совсем расслабился и почти развеселился.

– Значит, вас никогда не звали Дино Картелли? – настаивал Саймон, демонстративно не реагируя на внезапную смену настроения собеседника.

– Никогда меня так не звали и не будут звать. И не убивал я того придурка. Это стечение обстоятельств оставило тебя в дураках. Подожди, я кое-что покажу.

Дестамио тяжело поднялся и повел Саймона в гостиную. Указал на что-то, на первый взгляд похожее на стенную роспись.

– Множество бродяг приезжают в Штаты, меняют фамилии и в ус не дуют, потому что они никогда ничего не значили. Но я – Алессандро Дестамио и тем горжусь. Мой род существует с незапамятных времен, и смею полагать, последний король был нашим кузеном в восемьдесят втором колене или что-то в этом роде, сам взгляни!

Саймон вдруг понял, что роспись представляла собой полное генеалогическое дерево с гербами, множеством ветвей, отростков и переплетений. Красиво выписанные имена поднимались вверх и переплетались, будто листья цветущего дерева, на вершине которого, как прекрасный плод красовалось имя Микеля Дестамио.

– Это мой отец. Он всегда гордился своей семьей. А вот моя метрика.

Дестамио ткнул толстым пальцем в рамку, в которой красовался документ с восковой печатью, уведомляющий, что потомок Микеля Лоренцо Дестамио будет наречен Алессандро Леонардо. Документ выглядел вполне убедительно.

– И неизвестно, почему этот человек, как там его звали, Уильям Чаринг Кросс, должен был погибнуть? – спросил Саймон.

– Понятия не имею, – невозмутимо ответил Дестамио. – Никогда раньше его не видел. И имени его не знал бы, если бы ты не сказал. Но если это так важно, могу поспрашивать о нем кое-где. Возможно, кое-что и узнаем. Сделаю все, что хочешь... О-ла-ла! – он щелкнул пальцами, как будто что-то вспомнил. – Я забыл, что натворили мои ребята. Сейчас вернусь.

Вышел в соседнюю комнату, и вскоре Святой безошибочно опознал сухой звук запираемой двери сейфа. Дестамио вернулся с пачкой банкнотов в руке.

– Прошу, – он подал их Святому. – Эти ребята, работающие на меня, перестарались. Все это было без моего ведома. Возьми и купи себе все, что нужно. Если мало, скажи.

Саймон взял банкноты. Сверху была американская сотенная, а когда провел пальцем по краю пачки, и другие сотни засверкали своими полями.

– Благодарю, – сказал он без всякого восторга и спрятал деньги в карман.

Дестамио добродушно ухмыльнулся, дожевывая оставшуюся половинку своей помятой сигары.

– Пойдем поедим, – сказал он, делая жест в сторону стола, уже накрытого серебром и хрусталем. – И поговорим. Тут можно одуреть без собеседника.

Он сел, энергично потряс маленьким ручным колокольчиком, и трапеза началась еще до того, как ослепительная Лили к ним присоединилась.

Аль Дестамио в основном говорил, а Саймон слушал.

Если у Лили и были иные таланты, кроме головокружительной манеры вести машину, то умение вести светскую беседу к ним не относилось. Она занялась едой с такой сосредоточенностью, что стало ясно – ее стройная фигура могла быть только феноменом обмена веществ, и Саймону стоило немалых трудов не последовать ее примеру, ибо, несмотря на свою вульгарность, Дестамио держал прекрасного повара.

Единственной темой беседы, скорее монолога, была коррупция, царящая в министерстве юстиции, и злостное преследование невиновных иммигрантов, которым удалось хоть чуть-чуть выбиться в люди. Дестамио продемонстрировал выдающиеся знания сложных предписаний, касающихся налогового законодательства, что несколько противоречило его утверждению о нарушениях, допущенный им по незнанию. Саймон считал возможным есть, пить и ограничиваться короткими междометиями, подтверждающими, что он слушает, в то время, как оратор откровенно наслаждался хрипловатой убедительностью своей речи. Таким образом, Святой мог скрыть свой отсутствующий взгляд, пока мысли его блуждали далеко от монотонной болтовни в поисках все еще недостающей информации, которая стала бы ключом для решения загадок прошедших дней, но все еще упорно ускользала от него.

Наконец трапезу завершил кофе. Дестамио зевнул и, не сдержав отрыжки, выразил готовность вздремнуть. Саймон принял это за сигнал к отъезду и не встретил возражений.

– Рад, что мы познакомились, Святой, – сказал Дестамио, пожимая руку с сердечностью профессионального политика. – Если у тебя будут проблемы, приезжай ко мне, клянусь, я все улажу.

Невероятно сдержанная Лили еще раз выступила в роли водителя. На этот раз она была одета в кашемировый свитер и брюки – настолько обтянутые, что если бы у нее была татуировка, узор выступил бы наружу. Саймон с удовольствием отметил, что татуировки не было.

Когда она снова начала, как безумная, пришпоривать свой "альфа-ромео", Саймон решил на прощание проверить, умеет ли она вообще разговаривать.

– Вы тут живете или тоже приехали в гости? – спросил он для начала.

– Да.

Он долго смотрел на нее, пытаясь понять смысл ответа, но если что-то и прочитал по ее лицу, это не помогло. Решил попробовать еще раз:

– Вам случается путешествовать?

– Иногда.

Уже лучше. Нужно только запастись терпением.

– Надеюсь, мы с вами еще встретимся.

– Зачем?

– Мне интересно какое у вас лицо. Узнаю ли я вас без очков?

– Нет.

Снова тот же голос, волнующий и ко всему безразличный.

– Аль ревнив?

– Не знаю.

Святой вздохнул. Возможно, его обаяние не так уж неотразимо. Он всерьез задумался над этим открытием. Так или иначе, она явно была способна владеть собой. По крайней мере, он должен был продолжать, потому что давно мучившая его мысль наконец вынырнула из закоулков мозга, где долго и упорно пряталась.

– Вы знаете, почему его зовут Хорек? – спросил он.

– Нет.

– Тогда я не буду забивать вам голову. Когда вернетесь, просто скажите ему, что я это знаю. Так вот – раз и вспомнил. Сделаете?

– Да.

Они были уже на месте, и винт вертолета уже лениво вращался, готовясь к отлету. Но Святой хотел убедиться, что его просьба обязательно будет передана. Он встал с сиденья, остановился, не закрывая двери, вынул смятую пачку "зелененьких", которую сунул ему Дестамио, решительно помахал перед носом Лили, потом протянул ей одну бумажку.

– Прошу передать, что эти листочки мне нравятся. Но только плохо, что их маловато. Покажите ему это, чтобы знал, о чем речь. Скажите ему, что теперь все будет стоить дороже из-за Хорька. Вы считаете, что все поняли?

Она спокойно кивнула.

– Желаю удачи, – сказал Святой.

Он захлопнул дверку и наклонился к Лили. Оставался еще последний штрих, в котором он никак не мог себе отказать, каким бы излишним он ни казался. Прежде всего он должен быть убедительным.

– А если вы хотите узнать, ревнив Аль или нет, скажите ему, что я сделал вот это.

Он нагнулся пониже и поцеловал ее в губы, у которых был вкус теплой краски.

2

Вертолет поднимался в небо, и вместе с ним воспарили мысли Саймона. То, что началось, как банальный случайный скандал, подкрепленный короткой заметкой в прессе, выросло до размеров большой грязной интриги.

Он ощущал себя рыбаком, собиравшимся побаловаться сардинкой и ненароком поймавшим тунца. То делать с тунцом, пойманным на тонюсенькую нитку? Но никто, кроме Саймона Темплера не мог ухватить снасть так надежно. Одна из главных хитростей в рыбной ловле – заставить рыбу работать на рыбака. И Святой был уверен, что его рыба в ближайшее время покажет свой характер. Как только заглотнет крючок с Хорьком.

На языке американского уголовного подполья, с которым Дестамио, несомненно имел контакты, "Хорек" означает специалиста по вскрытию всевозможных хранилищ с ценностями. Эта деталь лингвистического характера поставила крест на всем вранье, которое пытался всучить ему Дестамио, и обнаружила явную связь с внезапной смертью Джеймса Астона, эсквайра, бывшего банковского чиновника. В глазах Саймона, чуткого к красоте, эта мысль могла скрасть даже самые черные тучи, собиравшиеся над Ичией.

Когда вертолет приземлился в Неаполе, Саймон подождал, пока не пришел пилот, чтобы сообщить, что его билет оплачен только досюда.

– Я решил лететь дальше, в Каподичино.

– Нужно доплатить.

– Сколько? – небрежно спросил Саймон.

Его меньше волновала возможность быть принятым за пресыщенного плутократа – это бы он пережил, – чем возможность внезапного выпада Аль Дестамио – этого он мог и не пережить. Даже за те минуты, которые длился полет, Лили могла вернуться на виллу, Дестамио мог по телефону связаться со своими людьми на суше, и аэродром в Неаполе превратился бы в опасную ловушку.

С другой стороны, перелет в Каподичино мог еще больше возмутить его врагов, и, возможно, подтолкнуть их на немедленные меры.

Ему пришло в голову, что если уж заметать следы, то в Неаполь не надо возвращаться совсем. Его вещи практически утратили всякую ценность, поэтому он прямо с аэродрома позвонил, что позднее заберет кое-что из оставшегося. В голосе администратора послышалось опасливое недоверие, когда Саймон заверил его, что тогда же уплатит по счету. Но Святой оставался тверд, подумав, что тем более приятной будет неожиданность, когда отель в самом деле получит от него деньги.

В киоске его снабдили книгой, воспевавшей прелести Сицилии, взяв сумму, только чуть превышающую означенную на обложке, и после этого у него осталось ровно столько времени, чтобы успеть на вечерний рейс в Палермо.

В Палермо было еще жарче, чем в Неаполе, а на Сицилии, несмотря на крайнюю необходимость, слишком мало номеров в отелях снабжено кондиционерами, но благодаря изощренному инстинкту, соединенному с выдержкой, удачей и убедительными суммами чаевых, Святому удалось найти подходящее жилье. В результате он остановился в отеле с удивительно неподходящим названием "Радость". Тем не менее ему удалось спокойно провести ночь, а счет, нанесший только ничтожную убыль авансу, полученному от Аль Дестамио, доставил Святому одно удовольствие.

Утром, после неторопливо съеденного завтрака, побрившись бритвой, одолженной у портье и больше годившейся, чтобы перерезать горло, в относительно чистой и элегантной сорочке, обязанной своим состоянием изобретательности синтетических тканей, не требующих глажки, он вошел в городской банк "Сити энд Континенталь", вспомнить о котором портье в отеле смог, только освежив память изрядным вознаграждением. Это было настолько скромное здание, рассчитанное, видимо, исключительно на туристов, что импозантная вывеска едва поместилась на его фронтоне.

Темноволосая девушка с глазами героинь Боттичелли улыбнулась ему из-за стойки и осведомилась, чем может быть ему полезна, и Святой должен был напрячь все силы, чтобы не сказать ей правду.

– Я хотел бы увидеть, если можно одного из ваших сотрудников. Он работал здесь много лет назад, так что, возможно, его куда-то перевели.

– А как его зовут?

– Дино Картелли.

– Мадре миа! – девушка задохнулась, вытаращив свои огромные глаза и бледнея...

Отойдя, она что-то сказала мужчине, работавшему за другой стойкой, который выронил ручку, не обратив даже внимания на кляксу, получившуюся на странице книги. Окинув Саймона удивленным подозрительным взглядом, он поспешно пошел вглубь конторы, потом вернулся.

– Вы не хотели бы поговорить с директором?

Ничего иного Саймон и не желал. Прошел за чиновником в само святилище, где ему пришлось повторить свой вопрос. На этот раз реакция была не столь эффектна, если не считать высоты, на которую поднялись брови директора.

– Вы хорошо знали Дино Картелли?

– Никогда его не видел, – весело сообщил Саймон. – Его старый приятель, Джеймс Астон, которого вы, возможно, помните, просил меня отыскать его, когда я буду на Сицилии.

– Ах, так, мистер Астон... Тогда все ясно.

Директор уставился на свои руки, сложенные на столе. Это был очень старый человек с редкими седыми волосами и лицом, которое явно пожертвовало собой в пользу черепа.

– Это было так давно, – сказал он. – Он ничего не знал.

– Кто и о чем ничего не знал?

Саймон переставал что-либо понимать.

– Дино Картелли нет в живых. Он погиб как герой, – сказал директор деликатно приглушенным голосом похоронных дел мастера.

– Каким образом?

– Это случилось однажды ночью зимой 1949 года. Ужасная ночь, которую я никогда не забуду. Дино оставался один в банке, приводил в порядок учетные книги. Предстояла ревизия, и у него было много работы. Он был очень старателен. И погиб, хотя его смерть ничего не изменила.

– Он что, надорвался на работе?

– Нет. Его убили.

– Вы не расскажете мне поподробнее, что произошло? – терпеливо спросил Саймон.

Директор склонил голову и помолчал.

– Никто ничего не знает точно. Когда я нашел его утром с размозженной головой и изувеченными руками, он был уже мертв. Никогда не забуду этой картины. Сейф был развален взрывом, и все деньги исчезли. Полиция решила, что его застали врасплох. Он знал секретную комбинацию сейфа, но не выдал ее. Видимо, пытался их обезоружить, пока его не убили выстрелом в лицо.

– И какова была их добыча?

– Банкноты многих стран: фунты, доллары, швейцарские франки и так далее. Самая твердая валюта на сумму около ста тысяч фунтов, к тому же немного ценных бумаг и драгоценностей. Некоторые из них нашлись, но большинство пропало бесследно. И грабителей никогда не поймали.

Саймон задал еще несколько вопросов, но больше ничего не добился. Как только он убедился, что источник информации исчерпан, поблагодарил директора и собирался распрощаться.

– Прошу передать Астону привет от меня, – сказал директор. – Боюсь, что эта история его расстроит. Дино и он были добрыми друзьями.

– Скорее ему это скажет сам Дино, у меня такой возможности не будет.

Директор замер с беспомощным лицом.

– Астона тоже нет в живых, – пояснил Саймон. – Прошлой ночью его убили в Неаполе.

– Господи Иисусе! – директор был потрясен. – Что за трагическое совпадение! Очевидно, эти два случая никак не связаны?

– Очевидно, – ответил Святой, не видя причин тратить время на дискуссии на тему своих соображений.

Улицы уже плавились от полуденного зноя, но Саймон этого почти не замечал. Голова его была слишком занята новой нитью, вытащенной из клубка.

По крайней мере, один факт подтверждался: огромная добыча, наличие которой он предполагал теоретически, стала реальностью и могла быть идентифицирована. Оставался вопрос, была ли она разделена или до сих пор где-то укрыта. Но вторая сторона проблемы стала еще темнее. Если Дестамио не Картелли, то почему он на него похож?

– Скузи, синьоре, а ун фьямиферо?[6] – Худой мужчина с неприкуренной сигаретой в руке задержал его у входа в узкий переулок, отходивший от главной улицы. Вторую руку он, чуть склонившись в вежливом полупоклоне, держал под пиджаком.

Саймон полез за зажигалкой, вокруг них тек обычный уличный поток.

– Прошу вас! – и машинально щелкнул зажигалкой, занятый своими мыслями. Мужчина с сигаретой наклонился вперед и, выхватив другую руку, ткнул ножом прямо в живот Саймона.

Точнее он собирался это сделать, и любой, кроме Саймона, получил бы в желудок шесть дюймов стали. Но Саймон уже давно не был ротозеем, и многозначительное движение спрятанной руки вызвало молниеносную реакцию, вполне достаточную, чтобы ускользнуть от смертоносного острия. Тем не менее конец оказался достаточно близко, чтобы задеть пиджак, распоров его на изрядной длине.

Саймон Темплер не часто приходил в ярость из-за испорченной одежды, но не надо забывать последнее приключение с остальным его гардеробом. Теперь он был в единственном уцелевшем костюме, и тот вдруг тоже превратился в лохмотья.

Вместе с вполне естественным возмущением всякими типами, которые, играя на его лучших чувствах, пытаются втыкать стилеты в его пищеварительный аппарат, это было уже слишком.

Но гнев не ослепил его, а только прибавил точности движениям. Схватив руку с ножом и вывернув ее, он крепко сжал плечо худого мужчины. С холодным расчетом он сохранял эту позицию так долго, пока не убедился, что собралось достаточно свидетелей, отчетливо увидевших, чья рука держит нож, потом сделал всего одно быстрое резкое движение, после которого раздался треск сломанной кости и короткий вопль жертвы. Нож упал на мостовую.