Глава 1

– Господи… Какая же она здоровенная, – хрипло прошептал Хардинг. – Я и не представлял себе, что на свете есть нечто подобное.

Сказать «здоровенная» – не сказать ничего. Посреди плоской равнины высился сверкающий небоскреб без окон – металлическая башня, по сравнению с которой все окрестные здания казались карликами. Но это был не небоскреб, а космический корабль. Громада весом в двадцать тысяч тонн, которая скоро, изрыгнув пламя, содрогнется и поползет вверх – сначала медленно, потом быстрее и быстрее, чтобы стрелой устремиться в пространство. Это был крупнейший космический корабль из всех, которые когда-либо строил или проектировал человек.

Четырехмоторный реактивный самолет рядом с этим гигантом казался мухой, жужжащей возле церковного шпиля. Каждая из шести одинаковых ступеней была больше любого из прежних космических кораблей. В космосе пять нижних ступеней по мере сгорания топлива отделяются и остается лишь шестая, с полезной нагрузкой. Впрочем, термин «полезная нагрузка» применительно к «Прометею» звучал слишком тривиально, ведь Прометей был смертным, осмелившимся украсть огонь у небожителей и доставить его на Землю, а теперь этим именем был назван аппарат, которому предстояло подняться на орбиту, на высоту 22300 миль, простереть оттуда свои серебряные руки, похитить энергию Солнца и переправить ее землянам. Это решило бы для человечества проблему энергии – окончательно и бесповоротно, навсегда.

Таков был план. Лишь увидев воочию громаду «Прометея», Патрик Уинтер до конца осознал грандиозность своего проекта. Реактивный самолет описал кругло периметру «Прометея», и Патрик выровнял руль, чтобы совершить заход на посадку. Но мысли его были далеко, а потому Уинтер, будучи опытным пилотом, решил не рисковать:

– Посадите самолет, полковник. Ладно? – попросил он. Хардинг кивнул и принял решение. Он знал, о чем сейчас думает майор. Башня из полированного металла и на него самого произвела изрядное впечатление. Хардинг отогнал это видение и сосредоточился; колеса шасси коснулись посадочной полосы, полковник включил реверс, и самолет замедлил бег. Лишь когда машина, мерно покачиваясь, подрулила к зданию аэропорта, Хардинг вновь разомкнул уста:

– Неужели вы в самом деле полетите на этой чертовой штуковине?

Это был полувопрос-полуутверждение, в котором звучало явное сомнение, способна ли такая громадина вообще оторваться от земли. Патрик уловил интонацию полковника, слегка усмехнулся, отстегнул ремни безопасности и встал.

– Да, именно на этой чертовой штуковине я и полечу. Он вышел в салон и сел к И. Л. Дж. Флэксу. Тот сидел на диванчике, откинувшись назад, в его мясистой ручище телефонная трубка была почти не видна. Флэкс не любил летать на самолете, потому что ему всегда было тесно. Огромный детина шести футов росту и столько же в талии заполнял собою весь диван. Флэкс, как всегда, обливался потом – на его гладком черепе выступили капельки влаги.

– Хорошо, я согласен, – сказал он в трубку ясным, почти лишенным акцента голосом. – Держите с ними связь. Я позвоню, как только будет покончено с формальностями.

Догадаться, с кем Флэкс говорит, было непросто. Самолет No 1 ВВС США был оснащен узлом связи, не уступавшим по мощности радиорубке авианосца, флэкс положил трубку и оттолкнул от себя аппарат, угрюмо покосившись на иллюминатор.

– Обследование продолжается, но врачи уверены, что это аппендицит, – сказал он – Операция через пару часов. Просто замечательно. Уж медик-то мог бы заботиться о себе получше. Что за чертовщина – у доктора аппендицит!

Флэкс недоверчиво покачал головой, отчего заколыхалось все его брыластое лицо.

– Можешь верить или нет, но у докторов тоже есть аппендиксы.

Патрик встал перед зеркалом и принялся завязывать галстук. Для тридцати семи лет он выглядел совсем неплохо.

По сравнению с Флэксом смотрелся сущим Аполлоном – впрочем, это было нетрудно. Брюшка пока не было, физические упражнения позволяли держать себя в форме. Да и вообще не урод – девушки вроде не пугаются. Правда, нижняя часть тяжеловата, и лоб с каждым годом становится все выше. Патрик затянул узел галстука и взял пиджак.

– И потом у Кеннелли ведь есть дублер. Мы все работали с Файнбергом, дело он знает.

– Ставлю десять против двадцати, что Файнберга мы не увидим, – сказал Элай Брон.

Брон сидел у окна, уткнувшись длинным носом в книжку – его обычная поза, – и, казалось, ни к чему не прислушивался. Однако он обладал весьма нервирующей способностью одновременно читать и разговаривать. Брону ничего не стоило положить противника на обе лопатки в споре, читая при этом книгу и запоминая каждое прочитанное слово. Он перевернул страницу.

– Какое тут может быть пари? – удивился Патрик. – Файнберг наш единственный врач-дублер. Он просто обязан появиться.

– Ты так думаешь? Тогда ставь десятку.

– Годится, – согласился Флэкс. – Или, может быть, тебе известно что-то такое, чего не знаем мы, Элай?

– Знать, догадываться, уметь слышать – это все одно и тоже.

– Что ж, я тоже поставлю десятку, раз ты так легко расстаешься с деньгами, – заявил Патрик.

Он застегнул китель и стряхнул невидимые пылинки со своих майорских погон. Скорее всего десять долларов выброшены на ветер, потому что доктор Элай Брон никогда не улыбался и всегда выигрывал пари. Причем любил всем напоминать об этом своем качестве. Патрик изо всех сил старался относиться к своему коллеге, физику-ядерщику, с симпатией, но это, увы, не всегда удавалось.

– Ладно, пойдем, – сказал Флэкс, тяжело поднимаясь на ноги. – Оркестр, почетный караул, суетящиеся политики и прочая дребедень.

– Сейчас добрый день или добрый вечер? – спросил Патрик, глядя на часы.

– «Добри вэчэр» годится для любого времени дня, – заметил Флэкс. – Или просто «здрастуйте».

Дверца открылась, и снаружи донеслись первые ноты «Звездно-полосатого знамени» – в несколько непривычной тональности и со странноватым ритмом. Американский гимн в этом исполнении более напоминал русскую народную песню, чем гимн в честь героической обороны форта Мак-генри. Только два гостя появились на трапе, как дружно защелкали фотокамеры, и навстречу вновь прибывшим двинулась толпа встречающих. Несколько милосердно коротких приветственных речей по-русски; столь же лаконичное изъявление благодарности со стороны американцев – и вот все уже на банкете, пьют водку и едят икру. Все вокруг кишело представителями прессы. Патрик испытал немалое облегчение, когда Флэкс взял основную нагрузку на себя, без особых затруднений переходя с русского на польский, с польского на немецкий, а с немецкого на английский. Элай Брон столь же успешно объяснялся по-французски и по-немецки

– эти языки он наверняка выучил в Мичиганском технологическом институте, где-нибудь в перерыве между защитами диссертаций. Патрик немало времени потратил на изучение русской технической терминологии, научился неплохо в ней разбираться, но для интервью эти знания не годились. Майор умел объясняться только по-английски. К нему протолкнулся маленький человек в сильно измятом костюме и грязных очках. Когда он говорил, изо рта у него летели брызги слюны.

– Пилкингтон, газета «Уорлд стар», Лондон, – объявил он и сунул микрофон Патрику под нос. – Майор Уинтер, у вас, как у командира этого мероприятия, наверняка есть вполне определенное мнение по поводу этой затеи. Во-первых, что вы думаете об опасности…

– Вряд ли «мероприятие» – подходящее слово, – улыбнулся Патрик. Ему нередко приходилось встречать людей, подобных Пилкингтону, по обе стороны Атлантики. Одних репортеров интересовали только факты, новости и больше ничего. Другие же писали для того разряда читателей, который, углубляясь в газету, сосредоточенно шевелит губами. Уинтер порой просматривал «Уорлд стар» и считал, что наилучшее использование этой газеты – заворачивать в нее мусор, однако майора учили всегда быть вежливым с прессой.

– Операция «Прометей» – это совместный советско-американский проект, объединяющий научные и технологические достижения наших стран. Этот союз принесет благо всему миру.

– Вы хотите сказать, что русские кое в чем преуспели больше американцев?

Микрофон придвинулся еще ближе, и Патрик, изо всех сил стараясь сохранить улыбку, представил себе, как засовывает эту штуковину Пилкингтону в глотку.

– Дело, которым мы сейчас занимаемся, выше политических и национальных разногласий. Операция «Прометей» обеспечит мир экологически чистой энергией, причем именно тогда, когда традиционные топливные ресурсы планеты начинают иссякать. К этой энергии будут иметь доступ все страны мира…

– А пока все будет доставаться только русским и американцам, верно?

– Пока русские и американцы создают и финансируют этот проект, который уже обошелся в 22 миллиарда долларов.. По мере развертывания он будет стоить дешевле. И в любом случае увеличение энергетических ресурсов планеты пойдет, всему человечеству на благо.

Пилкингтон вытер губы ладонью, скривился и снова устремился в атаку.

– А как насчет опасности, о которой говорит весь мир? Ведь этот ваш «луч смерти» может стереть с лица земли целые. города, не правда ли?

– Это не совсем так, мистер Пилкингтон. Боюсь, вы слишком увлекаетесь чтением своей собственной газеты, – огрызнулся Уинтер и сразу пожалел о своей резкости. – Полковник Кузнецов разработал технологию, которая была всесторонне изучена и проверена. Энергия генерируется из солнечного света обычной термоаппаратурой. Турбинный генератор посылает ее на Землю посредством коротких волн высокой насыщенности. На Земле это излучение конвертируется в электроэнергию.

– А не могут ли эти «лучи смерти» выйти из-под вашего контроля и превратить Землю в выжженную пустыню?

– Эти волны ничем не отличаются от обычных радиоволн, которыми переполнен сегодня эфир. Они просто сильнее и концентрированнее. Конечно, если вы встанете прямо под их пучком, то будете изжарены. – Судя по интонации Уинтера, он был бы совсем не против подобного поворота дела. – Но такая вероятность крайне мала. Принимающие антенны расположены в отдаленных и малонаселенных местах. Кроме того, существует целая система автоматического контроля, призванная отключить подачу энергии в случае какого-либо ЧП. – Патрик поверх головы репортера увидел, что у дальней стены стоит Надя. – А теперь извините, но мне придется вас покинуть. Не забудьте сообщить вашим читателям, что система электроснабжения Великобритании идеально подходит для получения энергии таким способом. Со временем вы сможете удовлетворить энергетические потребности Соединенного Королевства на сто процентов. При этом – никакого загрязнения атмосферы, которое неминуемо происходит, когда вы сжигаете такое бесценное минеральное топливо, как нефть и уголь. Благодарю вас.

Патрик увернулся от микрофона и стал протискиваться через толпу к Наде. По дороге он захватил с подноса две рюмки ледяной водки. Надя обернулась ему навстречу. Как хорошо помнил он это лицо – прозрачные, холодно-голубые, слегка раскосые глаза и волосы, напоминающие золотую украинскую пшеницу.

Надя была в военной форме: широкий кожаный ремень стягивал длинный китель, на высокой груди – шеренга медалей.

– Надя…

– Добро пожаловать в Советский Союз, майор Уинтер. – Она взяла одну из рюмок и без улыбки поднесла ее к губам.

– Благодарю вас, майор Калинина. – Патрик разом осушил рюмку, не сводя глаз с ее лица, на котором не дрогнул ни единый мускул. – Надя, когда эта церемония закончится, я хотел бы с тобой поговорить…

– Мы еще успеем наговориться, майор, при исполнении служебных обязанностей.

– Черт подери, Надя, ты же знаешь, что я имею в виду. Я хочу объяснить…

– Я знаю, что вы имеете в виду, майор. Не надо ничего объяснять. А теперь прошу меня извинить.

Ее тон, как и выражение лица, был ледяным. Но когда Надя повернулась, ее юбка слишком уж стремительно крутанулась вокруг высоких полированных сапог. Патрик улыбнулся. Все-таки она живая женщина. Может быть, она его и ненавидит, но уж, во всяком случае, не равнодушна.

Сколько же прошло времени после ее отъезда из Хьюстона – месяца четыре? Несколько долгих недель они вместе готовились к полету в учебном центре. Сначала Патрик, как и прочие американцы, никак не мог смириться с мыслью, что вторым пилотом на корабль назначена женщина. Разумеется, все знали, что русские включают женщин в свои космические программы: первой была Валентина Терешкова, за ней последовали и другие. Но «Прометей» был слишком важным проектом, в котором следовало участвовать лучшим из лучших. А Советский Союз включил в экипаж женщину! Это был политический трюк – ясное дело. Справедливый Советский Союз, где женщина равноправна с мужчиной, где нет расовой дискриминации, должен явить разительный контраст с капиталистической Америкой, в которой фашистское большинство безжалостно угнетает женщин и темнокожих. Вероятнее всего, именно из таких соображений Надю и выбрали. Впрочем, утверждать это наверняка Патрик не мог, потому что майор Калинина прекрасно справлялась со своими обязанностями, упрекнуть ее было не в чем. Она проявила себя специалистом высшего класса. С самой первой встречи в Хьюстоне Патрик чувствовал себя с ней не в своей тарелке…

– Я ор-чен рад встре-ти-ца с вами, – старательно проговорил Патрик.

– Как поживаете, майор Уинтер? У вас прекрасное произношение, и я уверена, что во время полета мы будем говорить по-русски. Но давайте сейчас пока общаться по-английски.

«Еще бы, ты-то отлично говоришь по-английски, а я по-русски – как какой-нибудь безграмотный шахтер с Кавказа», – подумал Уинтер. Но, может быть, он и ошибался, потому что русская быстро прибавила, что впервые попала в англоязычную страну и рада возможности поговорить с носителями языка по– английски, чтобы попрактиковаться. Патрик охотно согласился, ибо как раз и был «носителем языка».

Тренировки были напряженными, но Над держалась молодцом. Как и Патрик, начинала она с истребительной авиации, а потом стала летчиком-испытателем. Однако, в отличие от него, она впоследствии вернулась в институт и защитила диссертацию по орбитальной навигации. Несколько раз летала в космос на кораблях «Союз» и «Салют». Хорошо еще, что Уинтер совершил на один космический полет больше. И еще его утешало то, что главную ступень «Прометея» разработали американцы. Иначе вторым пилотом пришлось бы стать ему, а не ей. Даже звание майора Надя получила на месяц раньше, чем он. Как тут мужчине избавиться от ощущения неполноценности?

К тому же Надя была чертовски хороша собой. Светлые волосы, голубые глаза и вздернутый носик уже смотрелись неплохо, хотя Надя редко улыбалась и приходила на тренировки в довольно уродливом спортивном костюме. Но как-то в выходной – а согласно правилам НАСА в Хьюстоне по воскресеньям занятий не было – она приняла приглашение доктора Кеннелли и появилась возле бассейна, где на лужайке жарили шашлыки. Доктор Кеннелли, коренастый улыбчивый ирландец, глава чудного семейства, состоявшего из заботливой жены и семи шумных ребятишек, любил пошутить и выпить ирландского виски, но при этом считался лучшим космическим врачом. Когда он пригласил Надю в гости, она не сумела отказаться. У доктора она появилась в русском хлопчатобумажном платье столь уродливого покроя, что оно, как ни странно, сильнее подчеркивало ее собственную красоту – Надя казалась в нем еще женственнее и привлекательнее. Мэй Кеннелли кинула на этот наряд один-единственный испуганный взгляд и тут же увела гостью в дом. После короткой чисто женской дискуссии, главным аргументом которой была невыносимая жара, Надя вернулась к гостям, облаченная в узенький купальник-бикини. Мужчины встретили ее восторженным свистом и рукоплесканиями. Надя в ответ поклонилась и изящно нырнула в воду. Вечер прошел великолепно. Скинув одежду, Надя вела себя гораздо раскованнее, чем обычно, – охотно разговаривала о всяких житейских мелочах, не жалела улыбок. Когда док крикнул, что шашлык готов, Патрик первым схватил две картонные тарелочки и поспешил к Наде. Она вытирала волосы толстым полотенцем; в бикини вид у нее был просто потрясающий.

– Вы голодны?

– Как сибирский волк.

– Тогда вам повезло. У дока мясо жарят не так, как в нашей столовой. Отборнейшее филе с бермудским луком и канадским чеддером. Прибавьте к этому секретные рецепты его жены – бобовый салат, кислая капуста, маринованный чеснок, жареный картофель и так далее. А теперь полейте кетчупом и вгрызайтесь.

Так она и сделала, проявив не меньшее усилие, чем сам Патрик. Мясо она запивала ледяным пивом «Джэкс».

– Здорово!

– Еще бы, – откликнулся Патрик. – Настоящее американское угощение, субботнее. А если бы вы сейчас были в России, что бы вы ели?

– Это зависит от того, где бы я находилась. Не забывайте, что Советский Союз очень большой, в нем живет множество народностей. У меня на родине, в Ленинграде, я, наверное, поела бы селедки с черным хлебом, салат из огурцов со сметаной – это очень полезно. И еще выпила бы квасу.

– Квасу?

– У вас здесь такого напитка нет. Его делают из старого хлеба…

– Звучит не очень аппетитно.

– Уверяю вас, это очень вкусно, вроде пива. Особенно хорош квас в жару.

Разговор был приятный, не слишком содержательный, но забавный. Надя лежала на траве, закинув руки за голову. При всем желании Патрик не мог не заметить, как вздымается ее аппетитная грудь.

– У вас дома семья?

– Да, у меня есть брат и сестра. Я уже трижды тетя. Когда я возвращаюсь домой, все время провожу с родственниками.

– И вы никогда не были замужем?

– Нет. Когда-нибудь выйду, но пока нет времени. Я читала информационный бюллетень НАСА и знаю, что вы – единственный холостой астронавт во всей Америке. Почему?

– Никакой особой причины нет. Просто мне нравится быть холостяком, не люблю себя связывать. Предпочитаю быть вольным игроком.

– Извините, но я не поняла этого выражения.

– Это сленг. Ну, знаете, когда живешь в свое удовольствие и играешь по собственным правилам. Встречаешься с девушками, ведешь здоровую половую жизнь и при этом не думаешь о свадебных колоколах.

Надя резко села, накинула полотенце на плечи, и на ее лице возникло знакомое официальное выражение, как во время работы.

– У нас в Советском Союзе о подобных вещах говорить не принято.

– Понятно. А у нас об этом говорят совершенно спокойно. Стоит вам уединиться с местными дамами, и они порасскажут вам массу интересного. Расслабьтесь, Надя, такова жизнь. Что поделаешь – я здоровый мужчина тридцати семи лет. Вы же не думали, что я девственник? Что же касается вас, то, если верить пресс-релизу, вам тридцать лет, к тому же вы чертовски хороши собой…

– Извините, мне пора. – Надя стремительно встала. – Я должна поблагодарить доктора Кеннелли и его супругу за гостеприимство.

Больше на подобные темы они не разговаривали. Не то чтобы Надя держалась отстранен но или недружелюбно, нет, но их отношения оставались строго профессиональными –Если выпадал случай поболтать о чем-нибудь постороннем – например, когда выходил из строя тренажер или компьютер, – говорили на какие-нибудь отвлеченные авиационные темы, как обычно у летчиков, мало знакомых друг с другом. Личные вопросы не обсуждались. Так продолжалось в течение всего курса подготовки. Патрик и Надя хорошо срабатывались, оба проявляли высокий профессионализм. И точка. После работы они не виделись – вплоть до прощального банкета, устроенного в честь окончания тренировок. Период подготовки к полету закончился. На следующее утро советские члены экипажа должны были вернуться на Байконур в Звездный городок, где находился гигантский космический комплекс. В следующий раз экипажу предстояло встретиться на Байконуре уже перед взлетом.

На банкете было жарко, кондиционер не справлялся со своей задачей. Все были в парадных мундирах, звучали все новые и новые тосты. Патрик посмотрел на часы, и по тому, что пришлось трижды сморгнуть, прежде чем он сумел разглядеть циферблат, определил, что пора уходить. Был третий час ночи. Он здорово выпил, но не настолько, чтобы обратный путь на машине по пустынным улицам вызывал у него опасение. «Однако больше ни капли», – решил Патрик. Дверь на улицу он отыскал без труда. На ступеньках двое русских пытались привести в чувство своего пьяного товарища. Патрик осторожно обошел их, нащупывая в кармане ключи от машины. Под деревом у парковки кто-то стоял, и Уинтер увидел, что это Надя.

– Спокойной ночи, – попрощался он. – Увидимся на Байконуре. – Он пошел было дальше, потом остановился. – Что-нибудь не так?

– Нет, все в порядке. Просто я не хочу ехать в одной машине с этой троицей.

– Я вас понимаю. Если они вообще доберутся до автомобиля, то непременно попадут в завтрашние газеты. В раздел дорожных происшествий. Давайте я отвезу вас домой.

– Спасибо, но я уже вызвала такси.

– Это еще не значит, что оно придет. В субботу вечером ждать такси – все равно что надеяться на снегопад в августе.

Садитесь, нам по дороге.

Патрик знал, что выпил лишнего, а потому вел машину осторожно и сосредоточенно. Он ехал со скоростью не более 35 миль в час и ни разу не проехал на желтый свет, то есть «по-голливудски», как говорят американцы. Однако, несмотря на все эти предосторожности и отсутствие на улице машин, они все же чуть сами не попали в аварию.

Из-за поворота им навстречу, слепя фарами, выскочила машина, мчавшаяся по их полосе.

Отличная реакция летчика-испытателя не подвела Уинтера. Встречная машина могла завилять на асфальте, если бы он попытался ее объехать, и тогда неминуемо произошло бы столкновение. Сворачивать было некуда: справа дома, вплотную придвинувшиеся к дороге, слева лужайки и газоны.

Уинтер резко повернул руль, и автомобиль вынесло через тротуар на газон. Завизжали тормоза, машина чуть не перевернулась. Встречный лихач пулей пролетел мимо, даже не сбавив ходу. Наконец, справившись со своим железным конем, Патрик снова выехал на проезжую часть и остановился.

– Ах ты, гад паршивый, – пробормотал он, глядя вслед удаляющимся огням.

– Все в порядке?

– Теперь да, но этот сукин сын чуть не угробил нас.

На улице было тихо. В темных окнах не зажглось ни единого огонька – всем было наплевать. Скорее всего скрежет тормозов среди ночи воспринимался здесь как самое обычное явление. От предпринятого Уинтером маневра на газоне и цветочных клумбах остался уродливый след.

– Я отвезу вас домой, позвоню оттуда в полицию и расскажу о случившемся. Моя страховая компания наведет тут порядок и посадит новый розовый куст.

Патрик почувствовал, что от опьянения не осталось и следа. Он подвез Надю к дому и от нее все-таки позвонил в полицию, хоть уже и сам не очень понимал, зачем ему это понадобилось. Никто не пострадал, машины остались целы, поэтому дежурный полицейский не пожелал даже записать подробности происшествия. Тем не менее Патрик сообщил ему все детали и лишь потом положил трубку. Надя стояла у него за спиной, держа в руках большущий бокал виски со льдом. Уинтер вдруг почувствовал, что он абсолютно трезв и спиртное после адреналинового шока ему совсем не помешает.

– Благослови вас Боже, – поблагодарил он и отхлебнул виски. Потом поставил бокал на стол и обнял Надю за талию.

– Знаете, мы ведь с вами чуть жизни не лишились.

– Да, это было опасно.

– Смертельно опасно. Этот псих нас чуть на тот свет не отправил. Американо-советская космическая программа отстала бы от графика лет на десять. – Внезапно Патрику расхотелось шутить. – Я ужасно испугался. Не за себя – за вас. Я не хотел бы, чтобы с вами что-нибудь случилось…

Он не знал, что еще сказать, и поэтому, не особенно задумываясь, притянул Надю к себе и поцеловал, да с такой непосредственностью, что сам удивился. Она ответила на поцелуй, ее губы были горячи. И, когда его руки заскользили по ее телу, Надя не отстранилась.

Белье у нее было тончайшее, все из темных кружев – совершенно не пролетарского вида. Они опустились на мягкий ковер, все шло просто замечательно – до тех пор, пока Патрик вдруг не осознал, что Нади рядом с ним нет. То есть она была рядом – обнаженная и невероятно соблазнительная, – но мысли ее, судя по всему, витали где-то далеко. Она словно не замечала его ласк, руки ее лежали без движения. Импульс, бросивший их друг к другу в объятия, погас. Патрик провел пальцами по ее груди, по твердому округлому животу, но Надя даже не шевельнулась.

. – Надя, – прошептал он, не зная что сказать. Ее глаза были открыты, но смотрели куда-то в сторону. – Знаешь, для насильника я уже староват, пожалуй.

Патрик отодвинулся от нее и тут же пожалел о вырвавшихся у него словах.

Однако было уже поздно. Надя вбежала в спальню, захлопнув за собой дверь. О происшедшем между ними напоминали только скомканные кружева и смятое платье. Патрик попытался объясниться с нею через запертую дверь, попросить прощения, но в ответ не раздалось ни звука. По правде говоря, он лепетал нечто невразумительное, ибо и сам, в общем-то, ничего не понял. В конце концов он оделся, налил себе полный стакан виски, но так и не выпил, а сердито направился к выходу. Лишь в самый последний момент он придержал дверь, чтобы не хлопнуть ею. Гнев вдруг куда-то улетучился, сменившись озабоченностью. Патрик почувствовал, что не знает, как он на самом деле относится к Наде, да и ко всему на свете.

С тех пор он так и не сумел разобраться в своих чувствах. Кое-что, правда, прояснилось, порой ему даже начинало казаться, будто все ясно, но, стоило ему увидеть Надю здесь, на Байконуре, и все снова стало неопределенным. Итак, за четыре месяца ровным счетом не изменилось ничего. Тот же тупик, та же запертая дверь. Уинтер даже позавидовал ей, которой, очевидно, все было ясно. О себе он этого сказать не мог.

– Товарищ, – послышался сзади чей-то низкий голос. Патрик обернулся и с благодарностью взял стакан водки из рук советского офицера.

– За мир, – сказал он, – в наше проклятое время и во веки вечные.

И осушил стакан.

– Рэйли, ведь только девять часов утра, а уже такая жарища, что на моем осциллоскопе можно яичницу жарить. Здесь , еще хуже, чем у нас на мысе Канаверал.

– Сочувствую тебе, Даффи. Если тебе тут не нравится, то зачем ты подписывал контракт?

– По той же причине, что и ты. Когда свернули проект С5А, кроме как в НАСА, податься мне было некуда. Что это за каракули здесь написаны?

– Это кириллица, Даффи, не строй из себя невежду. Туг написано: «Земля 445 Л». Этот код означает… Эй, Евгений! – он обернулся к коренастому технику, стоящему на платформе рядом с ними, и задал ему вопрос по-русски. Евгений что-то пробормотал, полистал желтую папку и нашел соответствующую схему. Щурясь от яркого солнечного света, Рэйли прочитал вслух перевод:

– «Серворазъединитель первой стадии схемы вторичного стартера».

Даффи отвинтил шурупы из нержавеющей стали, на которых крепилось опорное кольцо, и осмотрел мультиконнекторы, пучки проводов, шедших к цистерне, предназначенной для сжиженного гелия. Потом осторожно снял зажимы, потянул на себя верхнюю пятидесятиштекерную пробку и побрызгал на золоченые контактные штыри очищающим спреем. Потом, довольно кивнув головой, вставил пробку на место и махнул Евгению, который сделал в папке соответствующую отметку.

– Тринадцатый есть, – сказал Даффи. – Осталось всего каких-нибудь миллиона четыре. Теперь спроси у своего русского дружка, какой узел следующий. Слушай, Рэйли, объясни мне, ради Бога, как тебе удалось выучиться их тарабарщине?

– В колледже мне сказали, что русский и английский – языки космической эры.

– Судя по всему, тебя не обманули. А я два года учил испанский, но в результате не научился даже торговаться на мексиканском базаре.

Русский техник нажал на кнопку, и инспекционная платформа медленно поползла вверх, вдоль гигантских цилиндров ракет-ускорителей. До земли было добрых 300 футов – люди внизу казались не крупнее муравьев. А стальная громада над головами техников вздымалась еще на 150 футов вверх. Ускорители были соединены друг с другом и с корпусом основной ракеты огромными скобами. Внутри находились гидравлические линии, топливные трубопроводы, электрокабели, кислородные краны, датчики компьютеров, телеметрическое оборудование, сотни узлов самых разнообразных систем, обеспечивающих слаженное функционирование всего ракетного комплекса.

Каждый из этих элементов был необходим, каждому полагалось работать бесперебойно. Достаточно одному-единственному из тысяч и тысяч компонентов выйти из строя – и весь корабль окажется под угрозой.

А если «Прометей» взорвется, это будет самый большой неядерный взрыв во всей истории человечества.

Глава 2

Григорий Сальников услышал шум автомобиля еще издалека – сначала раздалось едва слышное жужжание, почти неотличимое от возни пчел в цветнике под открытым окном. Но на улице были и другие дома, а служебных автомобилей на Байконуре было множество. Чего здесь не хватало, так это асфальтированных дорог; каждый автомобиль оставлял за собой облако белой пыли. Если бы не она, Григорий вообще не обращал бы внимания на проезжающие мимо машины – они не имели к нему никакого отношения. Сальников аккуратно намазал персиковый джем на толстый кусок хлеба.

Потом налил себе стакан чаю. Машина затормозила возле дома – было слышно, как выключили мотор. Неужели гости? Хлопнула дверца, и Григорий выглянул в окно. Это была огромная черная «Татра» чехословацкого производства, больше похожая на танк, чем на легковушку. Во всем Звездном городке была только одна «Татра» такой допотопной модели, с ребристыми стабилизаторами сзади. Григорий отправился по коридору к входной двери и как раз взялся за ручку, когда раздался звонок.

– Входите, полковник, – сказал он.

– Зовите меня Владимиром. Мы ведь с вами давние знакомые. Что о нас подумают американцы, если во время полета мы будем именовать друг друга «полковник Кузнецов» и «инженер Сальников»?

– Извините, Владимир. Входите, пожалуйста. Я от жары плохо соображаю…

– Я всегда говорю своим подчиненным, чтобы они не оправдывались и ничего не объясняли. Вы у меня не служите, но я дам вам тот же совет. Бесплатно.