Они окружили его, готовясь напасть, переговариваясь друг с другом гортанными голосами.

– А, черт, – сказал один из них, выпрямляясь и руками оттесняя других назад. – Хватит драк, их у нас было достаточно.

– Но не можем же мы…

– Можем. Остыньте… – он повернулся к Яну. – Вы тоже…

– Что вы с ней сделали?

– Ничего особенного. Укол снотворного. У бедняги Ота и для вас был шприц, но вы закатили ему дозу, предназначенную для вас.

– Вы не принудите меня ни к чему.

– Не будьте дураком! – закричал человек в гневе. – Мы могли оставить вас тонуть, но поднялись, чтобы спасти ваши жизни. Каждую секунду на поверхности мы подвергаемся опасности. Оставайтесь здесь, если хотите.

Он повернулся и последовал за остальными в люк, помогая нести остающуюся без сознания Эйлин. Ян помедлил лишь мгновение, затем пошел за ними. Он по-прежнему не собирался идти на самоубийство.

В отсеке он заморгал от яркого красного света; фигуры, похожие на красных дьяволов, окружили его. Несколько секунд, пока задраивали люк, на него не обращали внимания – звучали приказы, палуба резко вздрагивала. Когда они благополучно опустились по воду, человек, говоривший с ним наверху, оторвался от перископа и махнул рукой, показывая на дверь в конце отсека.

– Отправляйтесь в мою каюту. Там получите какую-нибудь сухую одежду и выпьете что-нибудь согревающее. О девушке тоже позаботятся, не беспокойтесь.

Ян сидел на краю опрятно заправленной койки, радуясь теплу одеяла на плечах, но все еще сильно дрожа. В руках он держал чашку, из которой с благодарностью прихлебывал сладкий чай. Спасший – или пленивший? – его человек, сидя в кресле напротив, раскуривал трубку. Ему было за пятьдесят. Русые волосы, загорелая кожа. Одет в форму цвета хаки, с эполетами.

– Я – капитан Тэчьюр, – сказал он, выпуская облако едкого дыма. – Могу я узнать ваше имя?

– Кулозик. Ян Кулозик. Кто вы, и что вы делаете здесь? И почему вы пытались нас усыпить?

– Такой поворот дела выглядел разумным. Мы не хотели оставить вас тонуть, и предложение вашего спасения было встречено с заметным энтузиазмом. Мы не убийцы, хотя ваше спасение может повлечь за собой последствия, весьма не желательные для нас. В конце концов были предложены и одобрены уколы снотворного. А что еще нам было делать? Но, видимо, в таких делах мы не профессионалы, поэтому Ота получил укол, предназначенный вам, и теперь ему самому потребовалась необходимость хорошенько вздремнуть.

– Кто вы? – вновь спросил Ян, глядя на незнакомую форму, на ряды книг вдоль стен, на буквы названий, подобных которым он никогда не встречал. Капитан Тэчьюр тяжело вздохнул. – Израильские ВМС приветствуют вас на борту.

– Спасибо. И спасибо также за спасение наших жизней. Мне непонятно лишь, почему вас так беспокоило то, что мы увидим вас. Если вы находитесь на службе Совета Безопасности ООН, я буду держать рот на замке. Я знаю, что такое охрана безопасности.

– Прошу вас, мистер Кулозик, достаточно, – капитан Тэчьюр поднял руку, останавливая его. – Вы говорите, не учитывая политической ситуации.

– Не учитывая!? Я не прол. Мое образование состоит из двух степеней.

Брови капитана одобрительно приподнялись, когда он услышал о степенях, хотя непохоже было, что он чересчур этим взволнован.

– Я не имею в виду технический опыт, который, я уверен, у вас весьма значителен. Я говорю о некоторых изъянах в вашем знании истории, обусловленном искаженными фактами, аккуратно внесенными в ваши учебники.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, капитан Тэчьюр. В образовательной системе Британии отсутствует цензура. В Соединенных Штатах она, возможно, есть, но не у нас. Я обладаю свободой выбора любых книг в библиотеках и компьютерных распечаток. И в любом количестве.

– Очень убедительно, – сказал капитан, отнюдь не выглядевший убежденным. – У меня нет намерений спорить с вами о политике в это время суток и в этой обстановке. Я хочу сообщить вам лишь тот непреложный факт, что Израиль не является основным конклавом фабрик и ферм, как вас тому учат в школах. Это свободная, независимая нация – пожалуй, она одна такая осталось на земном шаре.

Но мы можем хранить независимость лишь до тех пор, пока не оставим своего места или пока о нашем существовании не узнает кто-либо, кроме правящих сил вашего мира. Вот какова опасность, с которой мы сталкиваемся, спасая вас. Ваше знание о нашем существовании, а особенно здесь, под водой, где нам быть не положено, может причинить нам огромный ущерб. Это может привести даже к ядерному уничтожению нашей страны. Наше существование никогда не доставляло счастья вашим правителям. Знай они, что останутся безнаказанными, они уже завтра стерли бы нас с лица земли…

Зазвонил телефон, и капитан Тэчьюр снял трубку. Он выслушал и что-то пробормотал в ответ.

–Во мне возникла нужда, – сказал он, вставая. – Устраивайтесь поудобнее. В термосе есть еще чай. О, господи, что же происходит? Ян пил крепкий чай, бессознательно поглаживая черные и желтые синяки, начавшие уже появляться на ногах. Но эта субмарина находилась здесь, и действия командира были очень загадочными, и они явно были чем-то встревожены. Он пожалел, что так сильно устал, и что мысли словно заволакивает пеленой.

– Вам уже лучше? – спросила девушка, выскальзывая из-за портьеры, закрывавшей дверь. Затем она села в капитанское кресло. У нее были светлые волосы и зеленые глаза, и она была очень привлекательно. Одета она была в рубашку и шорты цвета хаки, ноги – загорелые и гладкие, и Ян с некоторым смущением оторвал от них взгляд.

– Меня зовут Сара, а вас – Ян Кулозик. Могу я что-нибудь для вас сделать?

– Нет, нет, спасибо. Хотя, погодите. Вы можете дать мне кое-какую информацию. Что это были за корабли, которые потопили нашу яхту? Я намерен требовать ответа за это преступление!

– Я не знаю!

Но она больше ничего не добавила. Лишь сидела и спокойно смотрела на него. Молчание длилось до тех пор, пока он не понял, что все, что она намеревалась ему сказать, она сказала.

– Вы что, не хотите со мной говорить об этом? – спросил он.

– Нет. Это для вашей же пользы. Если вы как-нибудь обнаружите ваше знание, служба безопасности немедленно внесет вас в списки подозреваемых, и за вами установят наблюдение. И не видать вам больше ничего – ни карьеры, ни продвижения – до конца ваших дней.

– Боюсь, Сара, что вам очень мало известно о моей стране. Да, у нас есть Служба Безопасности, и мой двоюродный брат – там офицер довольно высокого ранга. Но ничего такого, о чем вы говорите, у нас нет. Разве что для пролов, быть может, если они начинают причинять хлопоты… За ними нужен надзор. Но для кого-либо в моем положении…

– А что у вас за положение?

– Я инженер, из хорошей семьи. У меня прекрасные связи…

– Понятно. Один из угнетателей. Рабовладелец.

– Меня оскорбляют эти домыслы…

– Это вовсе не домыслы. Лишь констатация факта. У вас свой тип общественного устройства, у нас – свой. Демократия. Быть может, это слово вам никогда не приходилось слышать. Но это несущественно, поскольку мы, вероятно, последняя демократия в мире. Мы сами правим собой и все мы равны. В противоположность вашему рабовладельческому обществу, где все рождаются неравными и такими же живут и умирают, потому что ничего не могут изменить. С вашей точки зрения, я уверена, это выглядит не слишком плохо. Потому что вы среди тех, кто наверху. Но ваше положение может измениться очень быстро, если вы попадете под подозрение. В вашем обществе вертикальное движение существует только в одном направлении – вниз.

Ян угрюмо рассмеялся.

– Чепуха!

– Вы всерьез в этом уверены? Хорошо! Я расскажу вам о кораблях. В Красном море весьма распространена перевозка наркотиков. Товар традиционно поступает с востока. Героин в основном. Вывозится он из Египта и из Турции. Когда появляется нужда – а ваши пролы всегда испытывают нужду – всегда находятся деньги и люди, которые их предоставляют. Через земли, которые мы контролируем, не пройдут никакие наркотики, мы следим за этим – это еще одна причина, по которой разрешается наше существование. Эта субмарина – один из дополнительных способов патрулирования. Пока контрабандисты держатся нас в стороне, мы на них тоже не обращаем внимания. Но ваши силы государственной безопасности тоже снаряжают патрули, и один из них гнался за контрабандистами, которые вас едва не угробили. А врезался в вас береговой охранник. Мы не думаем, что он заметил вас во тьме. В любом случае, они добрались до контрабандистов. Мы видели вспышку взрыва, и проследили за сторожевиком, который в одиночку вернулся в порт.

Ян покачал головой.

– Я никогда не слышал ни о чем подобном. У пролов есть и таблетки, и трава, в которой они нуждаются…

– Им нужны значительно более сильные наркотики, чтобы забыть о существовании, которое они влачат. А теперь, пожалуйста, перестаньте меня ежеминутно прерывать и повторять, что никогда ничего подобного не слышали. Я это знаю – и вот почему пытаюсь втолковать вам, что происходит. Мир в действительности совсем не такой, каким вам его показывают. Но это не имеет значения для вас, правящего меньшинства, сытого и богатого, в голодном мире. Но вы желаете узнать. И вот я объясняю вам, что Израиль – свободная и независимая страна. Когда была выкачена вся арабская нефть, мир повернулся спиной к Ближнему Востоку, радуясь, что, по крайней мере, он сбросил с плеч бремя богатых шейхов. Но мы были там постоянно, а арабы не уходили… Они вновь предприняли попытку вторжения, но без материальной помощи со стороны победить не смогли. Нам же с большим трудом удалось удержать свои позиции. И когда положение стало ухудшаться, мы сделали все, от нас зависящее. Когда положение с арабским населением стабилизировалось, мы стали обучать их сельскохозяйственным ремеслам, свойственным этому региону, которые они забыли за годы финансового изобилия. К тому времени, когда мир обратил на нас внимание, мы создали устойчивое земледелие, добились полного самообеспечения. Мы могли даже экспортировать фрукты и овощи. А потом мы продемонстрировали, что наши ядерные ракеты ничуть не уступают их ракетам, и если они хотят нас уничтожить, им придется смириться с немалыми потерями. И эта ситуация сохраняется до сегодняшнего дня. Возможно, вся наша страна – гетто, но мы привыкли к жизни в гетто. И за своими стенами мы свободны.

Ян вновь начал протестовать, затем задумался и отхлебнул чая. Сара одобрительно кивнула.

– Теперь вы знаете. И ради собственного же благополучия не распространяйтесь об этом. И ради нашего благополучия я собираюсь попросить вас об услуге, но не понимаю подобной щепетильности. Никому не говорите об этой субмарине. Ради вашей же безопасности, в конце концов. Через несколько минут мы собираемся высадить вас на берег, на тот берег, куда вы могли бы выплыть после крушения. Там вас найдут. Девушка ничего не знает. Она явно без сознания, к тому же ей сделали укол. С ней будет все в порядке, врач сказал, что она вне опасности. С вами тоже будет все в порядке, если вы будете молчать. Будете?

– Да, конечно. Я ничего не скажу. Вы спасли нам жизнь. Но я все же думаю, что большая часть того, что вы наговорили – неправда.

– Это очень мило, – она придвинулась и похлопала его по руке. – Думайте, что хотите, ингилех, только держите на запоре свой большой готский рот.

Прежде, чем он успел что-либо ответить, она вышла за дверь. Капитан не вернулся, и никто больше не заговорил с ним до тех пор, пока его не подняли на палубу. Эйлин тоже вынесли наверх – все делалось в великой спешке, и вскоре их в шлюпке доставили на невидимый в неприглядной мгле берег.

4 

– Абсолютный звук, чистый, как у скрипки, – сказал доктор. Он считывал показания с экрана. – Взгляните на кровяное давление – хотел бы я иметь такое же. С ЭКГ все в полном порядке. Ну что же. Я дам вам распечатку для вашего врача. – Он прикоснулся к контролю диагноста, и появилось полотно длинной ленты.

– Я не о себе боюсь, а о миссис Петтит.

– Прошу вас, успокойтесь, дорогой мой человек, – толстый доктор похлопал Яна по колену с симпатией, более чем профессиональной, Ян отодвинул ногу и холодно взглянул на него. – Она получила небольшую встряску, наглоталась морской воды, только и всего. Вы сможете увидеть ее, когда пожелаете. Но я бы посоветовал ей денек полежать в больнице, главным образом, чтобы отдохнуть, ведь в медицинском уходе она не нуждается. А вот и медицинские данные.

– Мне они не нужны. Отправьте их врачам моей компании для регистрации.

– Это сложно.

– Почему? У вас есть связь со спутниками, вы без труда можете позвонить. Я могу заплатить, если вы считаете, что это не входит в бюджет больницы.

– Не нужно! Разумеется, я немедленно этим займусь. Но сначала – ха – ха! – давайте вас рассупоним, – руки доктора задвигались, снимая с кожи Яна присоски, выдергивая иглу из вены, протирая кожи спиртом.

Ян натягивал брюки; в этот момент доктор распахнул дверь, и раздался знакомый голос:

– Вот ты где, живой и здоровый! А я уже встревожился!

– Смитти? Что ты тут делаешь?

Ян схватил ладонь двоюродного брата и с энтузиазмом пожал ее. Длинный нос, похожий на клюв, худые и жесткие черты – словно прикосновение дома среди округлой мягкости местных. Сергуд-Смит, похоже, был не меньше его рад встрече.

– Ну и напугал же ты меня! Я был в Италии на конференции, когда получил это известие. Нажал кое на кого, раздобыл армейский реактивный самолет и только что приземлился здесь, где мне велели искать тебя. Но не могу сказать, что ты выглядишь хуже, чем обычно.

– Посмотрел бы ты на меня прошлой ночью, когда я одной рукой держался за подушку, а другой – за Эйлин. И дрыгал одной ногой. Не такое уж удовольствие, чтобы пожелать испытать его во второй раз.

– Это звучит весьма впечатляюще. Надевай рубашку, я куплю тебе выпить, и ты все мне расскажешь. Ты видел корабль, который на тебя налетел?

Ян обернулся, чтобы натянуть на себя рубашку и продел руки в рукав. И все ночные страхи его мгновенно проснулись в памяти. Изменился ли голос Смитти, когда он задал этот последний вопрос, не столь уж невинный. Он ведь, в конце концов, служил в органах Безопасности, и обладает достаточной властью, чтобы среди ночи получить в свое распоряжение военный самолет. Сейчас наступил тот самый момент. Сказать правду – или солгать? Он натянул рубашку через голову, и голос его зазвучал сквозь материю чуть приглушенно.

– Ничего. Ночь была, как чернила, а на корабле – ни огонька. Первый прошел так близко, что нас едва не опрокинуло, а второй отправил нас на дно.

– Все правильно, старина. Так оно и было. Я их найду! Два военных корабля, совершающие маневры совсем не там, где им положено находиться! Как только они придут в порт, они кое-что услышат, можешь быть уверен.

– Черт с ними, Смитти, это была случайность.

– Ты слишком добр к ним – но ведь ты джентльмен. Ну, а теперь пойдем проверим Эйлин – только прихвати это питье.

Эйлин звучно поцеловала их обоих, потом немного поплакала – по ее словам, от радости – и настояла на том, чтобы изложить Сергуду-Смиту каждую деталь их приключения. Ян ждал, пытаясь не выдать своего напряжения. Помнит ли она субмарину? И кто – то лгал: тут было два совершенно противоположных по смыслу рассказа. Контрабандисты и взрыв – или два военных корабля? Как он сможет в это поверить?

– …И – бабах! И мы оказались в море. Я кашляла и пускала пузыри. Но этот старый мореход ухитрился удержать над водой мою голову. Уверена, что за его заботу я пыталась расцарапать ему лицо. Паника! Не думаю, что раньше мне было понятно значение этого слова. Я ударилась головой и почти ничего не помню. Помню только подушку, за которую нужно было держаться, и мы плыли в воде, и помню, как он пытался меня успокоить, а я ему не верила. И ничего больше.

– Ничего? – спросил Сергуд-Смит.

– Совершенно! Потом я уже оказалась в кровати, и мне рассказали обо всем, что случилось, – она взяла руку Яна. – Я никогда не смогу тебя до конца отблагодарить. Не каждый день девушке спасают жизнь. А теперь пойдем отсюда, пока я опять не разревелась.

Они в молчании покинули больницу, и Сергуд-Смит показал на ближайшее кафе.

– Оно нам подходит?

– Конечно. Ты говорил с Лиз?

– Прошлой ночью – нет. Не хотел будить ее и пугать. Не было смысла устраивать ей ночь треволнений. Но утром, едва узнав, что ты в безопасности, я позвонил ей, и она передала тебе самые лучшие пожелания. И просит тебя, не связываться больше с этими утлыми лодками.

– Понятно. С Лиз все в порядке. Спасибо.

Они подняли бокалы и выпили. Бренди вспыхнуло внутри, согрев желудок. Ян даже не заметил, что успел замерзнуть. Это приближалось. И оно никак не могло пройти. Он не мог совладать с желанием рассказать двоюродному брату обо всем, что случилось ночью. О субмарине, о спасении, о двух кораблях – обо всем на свете. Сможет ли он принять его преступление, не доложив о том, что произошло? Лишь одно останавливало его от выбалтывания правды. Израильтяне спасли ему жизнь, и Сара сказала, что он окажет медвежью услугу, если расскажет о субмарине. Забыть! Нужно было обо всем забыть.

– Я бы повторил, пожалуй, – сказал он.

– И я к тебе присоединюсь. Забудь о вчерашней ночи и начинай отдыхать.

– Ты читаешь мои мысли.

Но воспоминание не ушло – оно трепетало в углу мозга, готовое ударить, как только он расслабится. Сказав Сергуду-Смиту «до свидания», он испытывал легкое удовлетворение, что ему не придется постоянно волноваться и помнить о своей лжи.

Солнце, еда, вода – все было хорошо. Хотя, выполняя невысказанное согласие, они уже не ходили на яхте. В постели Эйлин старалась отблагодарить его с такой страстью, что оба оставались измотанными удовольствиями.

И все же воспоминания никак не уходили. Когда на рассвете он проснулся и почувствовал на щеке ее рыжие волосы, он подумал о Саре из субмарины, и о ее словах. Неужели он живет во лжи! Это казалось невозможным.

Прошло две недели, и им пришлось повернуться спиной к теплым водам моря. У каждого кое-что должно было остаться в памяти от этой поездки. Они хорошо загорели – будет что показать в Англии завистливым друзьям – и они уже с нетерпением ждали, когда, наконец, наступит этот момент. К тому же хорошее мясо и картофель – дорогая и непривычная пища. Довольно неплохая, но нельзя же на ней жить постоянно. Последний долгий поцелуй в аэропорту Виктории, и они расстались. Ян вернулся в свою квартиру. Он заварил крепкий чай и отнес его к себе в кабинет, подсознательно успокаиваясь, когда входил в дверь и когда вспыхнули знакомые лампы. Стена над рабочим столом была заставлена инструментами, сверкающими хромированными и полированными поверхностями. Рабочее место было чисто, и на нем рядами тоже лежали различные инструменты. В раме был зажат дозировочный аппарат, над которым он работал непосредственно перед отъездом. Ян уселся перед ним и включил его; Затем взял ювелирную лупу и проверил места спайки. Аппарат был почти готов к действию, если только он вообще способен работать. Но компьютерная модель действовала нормально. Да и сама идея была проста.

Все большие океанские корабли пользуются для навигации спутниками. В любом месте океана над горизонтом всегда находится по меньшей мере два спутника. Бортовые навигационные инструменты направляют сигнал, который отсылается обратно спутниками. Эти сигналы дают азимуты, направления и углы подъема спутников, поступающие в бортовой компьютер. Компьютеру совсем несложно определить местонахождение корабля с точностью до двух метров. Такие навигационные инструменты очень эффективны, но громоздки и необычайно дороги. Для больших кораблей это несущественно, но как быть с малыми судами? Инструменты для личных яхт?

Ян разработал упрощенную модель, подходящую для любого корабля независимо от его величины. Инструмент был достаточно мал и доступен для любого желающего. Если он будет работать, он сможет даже запатентовать его и получить прибыль. Но это – в будущем. А пока предстояло довести дело до конца, миниатюризировав все детали.

Но он не отдохнул сейчас за работой, как это бывало обычно. Что-то еще присутствовало в мозгу. Он допил чай и вынес посуду на кухню. Затем на обратном пути он зашел в библиотеку, взял тринадцатый том Британской Энциклопедии и раскрыл на нужной странице.

ИЗРАИЛЬ: Мануфактурный и сельскохозяйственный анклав на берегу Средиземного моря. Первоначально был населен израильской нацией. Обезлюдел в годы чумы и был заселен добровольцами из ООН в 2065 г. Ныне осуществляет управление арабскими фермами на севере и на юге и обязан отправлять всю производимую продукцию. 

Вот оно – черным по белому напечатано в книге, которой он мог верить. Исторические факты, без тени эмоций. Одни лишь факты, факты…

Это неправда. Он был на субмарине и говорил с израильтянами. Или с некими людьми, назвавшими себя израильтянами. Израильтяне ли они? А если нет? Что тогда? Во что он оказался вовлечен?

Что говорил Т.Г. Гёксли? Он услышал это, когда впервые пришел в университет, записал эти слова и повесил над столом. Что-то о «…великой трагедии науки – убийстве прекрасной гипотезы маленьким уродливым фактом». Он был верен этим практичным словам и постигал науку практичными методами. Факты – давайте ему факты – и пусть тогда гипотезы катятся хоть в тартарары.

Каковы же эти факты? Он побывал на субмарине, которой не могло существовать в том мире, который он знал. Но субмарина существовала. Следовательно, образ мира был неправильным.

Такое столкновение помогало ему легче понять происшедшее, но и приводило в гнев. Ему лгали. Черт с ним, с остальным миром, он сам способен о себе позаботиться. Но ему, Яну Кулозику, лгали длительно, почти с самого детства. Ему это не нравилось. Но как разобраться где ложь, а где правда? За одним пониманием последовало другое: Сара была права, говоря о грозящей ему опасности. Ложь была тайной, а тайны надлежит хранить. А подобные тайны относятся к разряду государственных. Что бы он ни открыл, он никому не мог в этом признаться.

С чего начать? Где-то должны быть истинные записи. Но он не знал, какие именно записи ему нужны, что именно он будет искать. Нужно подумать, набросать какой-то план. Хотя одно он мог сделать немедленно – повнимательнее взглянуть на окружающий мир. Как его назвала Сара? Рабовладелец. Он не чувствовал себя таковым. Тут дело лишь в том, что его класс привык обо всем заботиться, привык заботиться о людях, которые сами о себе позаботиться не способны. Тут пролов определенно нельзя брать в долю, иначе все развалится. Они не обладают ни достаточной сообразительностью, ни достойной ответственностью. Таков естественный порядок вещей.

Они находились на дне, эти пролы, миллионы и миллиарды немытых тел. Большинство из них нищенствовали. И так было с тех пор, когда Вредители опустошили мир и повергли его в развалины. Все это можно найти в исторических книгах. И если люди до сих пор живы, то не благодаря себе или Вредителям, позволившим этому случиться, а трудолюбивым представителям своего класса, взявшим в свои руки то, что осталось от бразд правления. Исполнителям и инженерам, взявшим под контроль скудные мировые ресурсы. Наследственные члены Парламента все хуже и хуже разбирались в вопросах управления технологическим обществом. Королева была лишь марионеткой. А истинным королем было знание, и знание позволило миру выжить. Порой приходилось туго, но человечество уцелело. Спутниковые станции смягчили энергетический кризис, когда окончательно были выработаны нефтяные месторождения, и высвобожденная энергия связи принесла, наконец, планете безопасность.

Но урок был усвоен; хрупкую экологию одинокой планеты легко вывести из равновесия. Ресурсы иссякли, появилась нужда в сырье. Последовали первые шаги к Луне, затем к поясу астероидов, где можно было заняться открытой добычей элементов. Потом – звезды. Это сделал возможным Хьюго Фосколо, открыв «Непостоянство Фосколо». Фосколо был математиком-теоретиком, безвестным гением, который закончил свои дни школьным учителем возле Сан-Паоло, Бразилия, в городе с немыслимым названием Пиндамонхангаба. «Непостоянство» относилось к релятивистской теории, и когда он опубликовался в незаметном математическом журнале, будучи обвиненным во внесении сомнений в труды великого ученого, униженно просил, чтобы другие квалифицированные математики и физики указали ему на ошибки в уравнениях.

Они не смогли этого сделать, и родился космический двигатель, понесший людей к звездам. Лишь сто лет потребовалось, чтобы изучить, осесть и распространиться на ближайшие звездные системы. Эта славная теория, и это правдивая история, потому что так оно и было.

А рабов не было. Ян это знал и злился на Сару за то, что она сказала это. На Земле был мир и справедливость, и пищи хватало на всех, и каждый человек находился на своем месте. Какое слово она сказала? Демократия? Форма правления, очевидно. Он никогда о ней не слышал. Вернемся к энциклопедии – на сей раз лишь для справки. Яну нравилось находить ошибки в этих толстых томах. Все равно что обнаружить, что дорогостоящая картина – лишь подделка. Он заложил лист и прошел к высоким окнам – там было светлее.

ДЕМОКРАТИЯ. Архаичный исторический научный термин для формы правления, в течение недолгого времени процветавший в маленьких городах-государствах Греции. Согласно Аристотелю – извращенная форма третьей формы правления… 

Далее следовало многих подобных сведений, не менее интересных. Некоторые исторические типы правления вроде каннибализма, которые приходили и уходили. Но что тут общего с израильтянами? Все это приводило в замешательство. Ян выглянул в окно, на серое небо, и под ним – поверхность Темзы в пятнах льда. Он задрожал. Он все еще чувствовал на теле лучи тропического солнца. С чего начать?

Не с истории. Это не его конек. Здесь он не знает куда обращаться. А нужно ли вообще куда-то обращаться? Честно говоря, не хочется, и он вдруг с уверенностью почувствовал, что, раз начав, уже не может повернуть назад. Раскрытую шкатулку Пандоры уже не захлопнешь. Хочет ли он докопаться до сути этих вещей? Да! Она назвала его рабовладельцем – а он знал, что это не так. Даже пролы посмеялись бы над этим обвинением.

Вот оно. Пролы. Он знал многих из них, работал с ними, с них он и начнет. Утром он вернется на завод «Волсокен» – да и вообще, его там ждут, он должен вернуться проверить установку и то, как выполнили его распоряжения. Только на этот раз он побольше поговорит с тамошними пролами. В прошлом, надо признаться, он уделял им мало внимания, но это потому лишь, что он всегда был очень занят. А будучи членом известного круга, он не должен был создавать себе проблемы. Существовали определенные социальные обычаи для общения с пролами, и он не собирался их нарушать. Но ему нужно задать несколько вопросов и получить на них ответы.

Ему потребовалось немного времени, чтобы понять, что это не так просто.

– Рады вашему возвращению, ваша честь, рады вашему возвращению, – сказал управляющий, выбежав из дверей цеха навстречу Яну, выбирающемуся из машины. Изо рта управляющего на холодном воздухе вырывался пар, и он неуклюже переваливался с ноги на ногу.

– Благодарю вас, Рэдклифф. Я надеюсь, что все в порядке, пока я отсутствовал?

Приготовленная заранее улыбка Рэдклиффа несла оттенок тревоги.

– Все не так уж плохо, сэр. Не завершено, к сожалению, удаление излишков, но тут, я смею надеяться, вы нам поможете. Но позвольте, я покажу вам записи.

Похоже, ничего не изменилось. По-прежнему под ногами были лужи жидкости, несмотря на летаргические действия человека со шваброй. Ян хотел выругаться и уже открыл было рот, но тут же закрыл его. Похоже Рэдклифф ждал этого, потому что он быстро оглянулся через плечо. Ян улыбнулся в ответ. Один-ноль в пользу команды хозяев. Пожалуй, в прошлом ты бал скор на расправу, но сейчас от этого следует удержаться. Надо быть обходительным. Несколько ласковых слов, затем беседа. Это должно сработать.

Но потребовались усилия, чтобы сдержаться, когда он начал просматривать распечатку. Тут уж у него было что сказать.

– Послушайте, Рэдклифф, мне не хочется повторять, но вы же ничего не делали. У вас было две недели, а список на сегодня столь же длинный, как и раньше.

– У нас люди болеют, сэр, зима тяжелая. И вы увидите, все будет сделано…

– Но ведь вы уже развалили больше того, что было сделано…

Ян услышал в голосе нервные нотки и запнулся. Сейчас ему не хотелось потерять самообладание. Стараясь не ступать в лужи, он подошел к двери и выглянул на этаж поточной линии. Глаза уловили движение, и он заметил бегущий по коридору вагончик для развозки чая. Ян вернулся к портфелю и открыл его.

– Черт!

– Что-нибудь не так, сэр?

– Ничего особенного. Просто, когда я оставил утром чемодан в отеле, я забыл забрать из него термос с чаем.

– Я пошлю человека на велосипеде, сэр. Он обернется за несколько минут.

– Нет, постой, – тут Яна посетила небывалая, почти героическая идея. – Приведите сюда вагончик. Мы с вами выпьем по чашке чая.

Глаза потрясенного Рэдклиффа широко раскрылись. И он секунд молчал.

– О, нет, сэр. Вам не понравится гадость, которую у нас здесь пьют. Самая настоящая моча, сэр. Я пошлю…

– Ерунда. Приведите вагончик…

Последовало замешательство, которого Ян почти уже не замечал. Он вновь принялся за распечатки, выделяя самое первоочередное. Подошла сутулая служанка, вытирая руки о юбку и кланяясь в его сторону. Рэдклифф выскользнул за дверь и вскоре вернулся с чистым полотенцем, которым он принялся усердно протирать одну из кружек. Наконец, чай был налит, и кружка в одиночестве украсила поднос.

– Вы тоже, Рэдклифф. Это приказ.

Чай был горяч, и это пожалуй все, что он мог о нем сказать. Кружка была толстого пластика, с обшарпанными краями.

– Очень хорошо, – сказал Ян.

– Да, ваша честь, так и есть, – над второй чашкой поднялись агонизирующий глаза.

– Нам с вами следует повторить.

Ответом было молчание, и Ян совершенно не знал, с чего начать беседу. Молчание длилось, пока он не допил чай, и ничего не осталось, кроме как вернуться к работе.

Нужно было не только провести калибровку, но и несколько ремонтов, которые во время его отсутствия были упущены из виду.