— Доброе утро, мастер Шон! — раздался резкий сухой голос. — Надеюсь, вы хорошо спали?
Мастер Шон обернулся и отвесил поклон средней глубины:
— Доброе утро, гроссмейстер! Я спал вполне прилично. А вы?
Мастер Шон спал неважно, и гроссмейстер знал не только это, но и причину его бессонницы. Однако даже мастер Шон О'Лохлейн не станет перечить сэру Лайону Гандолфусу Грею, магистру естественных наук, доктору богословия, мастеру-тауматургу, гроссмейстеру древнейшей и славнейшей гильдии магов.
— Я спал не хуже вас, — сказал сэр Лайон, — но в моем возрасте было бы легкомысленным ожидать хорошего сна... Хочу представить вам весьма многообещающего молодого человека.
Гроссмейстер выглядел весьма внушительно — высокий, изможденный, но с яркой аурой силы, как физической, так и психической. Его волосы были серебристо-седыми, как и длинная борода — предмет его особой гордости.
Глубоко посаженные глаза с пронзительным взглядом, тонкий орлиный нос и кустистые, нависающие над глазами брови довершали картину.
Однако мастер Шон слишком давно знал гроссмейстера, чтобы любоваться его внешностью, и потому с интересом разглядывал молодого человека, стоящего рядом с сэром Лайоном.
Тот был среднего роста — выше коротышки-ирландца, но много ниже сэра Лайона Грея. Рукава голубого одеяния незнакомца были окантованы белым, и, в отличие от серебра мастера, это означало, что перед Шоном О'Лохлейном стоит ученик-тауматург. Внимание мастера Шона привлекло лицо молодого человека. Его кожа была темного красно-коричневого цвета, нос — широким и рельефным, практически черные радужки почти скрыты за тяжелыми веками.
Незнакомец мило улыбался.
— Мастер Шон, — сказал сэр Лайон. — Позвольте представить вам лорда Джона Кецаля, четвертого сына Его Высочества герцога Мечиканского.
— Рад познакомиться с вашим лордством! — мастер Шон слегка поклонился.
Лорд Джон Кецаль поклонился заметно глубже — так, согласно приличиям, ученик должен кланяться мастеру.
— Я очень ждал этой встречи, мастер, — сказал он на почти безупречном англо-французском.
Шон О'Лохлейн заметил лишь легкое присутствие акцента Мечики — одного из южных герцогств Новой Англии, расположенного к северу от перешейка, соединяющего этого материк с Новой Францией. Впрочем, было бы удивительно, если бы у отпрыска семьи Моктесумы вообще отсутствовал местный акцент.
— Лорд Джон Кецаль решил обучиться судебной магии, — сказал сэр Лайон. — Полагаю, он добьется на этом поприще замечательных успехов... А теперь, с вашего позволения, я должен пойти в подготовительный комитет и проверить повестку дня.
Мастер Шон, оставшись с лордом Джоном Кецалем наедине, улыбнулся молодому человеку своей лучшей ирландской улыбкой:
— Я вижу, ваше лордство, вы не только достаточно сообразительны, но и обладаете могучим Талантом.
На лице молодого мечиканца отразилось испуганное благоговение.
— Вы можете определить это на взгляд? — спросил он почти шепотом.
Улыбка О'Лохлейна стала шире.
— Нет, я просто вычислил это.
«Слышал бы меня сейчас лорд Дарси», — подумал он.
— Вычислили? Каким образом?
— Да как вам сказать! — Мастер Шон усмехнулся. — Гроссмейстер охарактеризовал вас достаточно красноречиво. Он назвал вас многообещающим молодым человеком и сказал: «Полагаю, он добьется замечательных успехов».
Должен заметить, что сэр Грей и самого короля не представит так, если у него не окажется достойного Таланта. А раз вы произвели впечатление на гроссмейстера, значит, вы действительно хорошо себя зарекомендовали. К тому же, вы не из тех, кому похвала кружит голову, иначе гроссмейстер не говорил бы таких слов в вашем присутствии. — Мастер Шон заметил откровенное смущение молодого человека и тут же сменил тему разговора. — В чем вы специализируетесь?
Лорд Кецаль сглотнул:
— Ну... э-э-э... в черной магии.
Мастер Шон вытаращил глаза. Его бы меньше шокировало заявление целителя, сказавшего, что он специализируется в отравлении людей.
Молодой мечиканский аристократ несколько секунд выглядел таким же ошарашенным, но тут же взял себя в руки.
— Я не имел в виду, будто я занимаюсь черной магией... Боже правый! — Он оглянулся, словно испугавшись, что кто-нибудь услышал о такой мерзости, но убедившись в отсутствии поблизости любопытных, вновь обратил свое внимание на мастера Шона. — Я не сказал, что практикую ее, — повторил он почти шепотом. — понимаете, я изучаю черную магию с целью борьбы с нею. Я знаю, что в Европе она встречается не часто, но... В общем, Мечика — это не Европа. Даже спустя четыреста лет все еще существуют последователи Древней Религии, в особенности культа Хицилопочетля, древнего бога войны. Не в городах, конечно, и даже не в большинстве сельских областей... Но в отдаленных районах, в горах и джунглях.
— И что же он за бог, этот самый Как-Его-Там? — поинтересовался мастер Шон.
— Хицилопочетль. Это бог, весьма популярный у варварских народов, в особенности, воинственных. От его почитателей требуются высокая дисциплина, крайний аскетизм, добровольные лишения и жертвы, то есть налицо типичное сатанинское преувеличение добродетельности воздержания, бедности и повиновения. Принесение жертвы сопровождается вырезанием сердец у живых людей... Хицилопочетль — это злобный кровавый дьявол!
— Человеческие жертвы или, по крайней мере, их пропаганда небезызвестны и здесь, — заметил мастер Шон.
Лорд Джон Кецаль кивнул:
— Да, да, я понимаю. Вы имеете в виду так называемое священное братство Туманного Альбиона. Его главарей вычистили, насколько я помню, в мае тысяча девятьсот шестьдесят пятого... или в начале июня.
— Увы, — сказал мастер Шон, — если бы от них можно было избавиться подобным образом! Черная магия распространена гораздо шире, чем вы думаете. Есть истории, не ставшие достоянием публики... К примеру, будучи учеником гильдии, вы могли читать о деле лэйрда Дункана из Дункана, в шестьдесят третьем.
— О да! Я читал ваше изложение этого дела в «Протоколах». Оно было связано с таинственной смертью графа д'Эвро... Хотелось бы мне оказаться там, когда лорд Дарси раскрывал это преступление! — Обсидиановые глаза молодого мечиканца загорелись.
— А с чем связан ваш интерес к черной магии? — поинтересовался ирландский волшебник.
— Ну как я уже сказал, культ Хицилопочетля достаточно распространен в отдельных районах герцогства... по сути, чем дальше к югу, тем шире. Моего благородного кузена, герцога Юкатанского, такое положение очень беспокоит.
Если бы это было обычное крестьянское суеверие, мы бы так не волновались, но у многих из этих людей — самый настоящий Талант... А некоторые из наиболее образованных нашли возможность применить Законы Магии к культовым ритуалам Хицилопочетля. И всегда со злыми намерениями. Это черная магия самого худшего пошиба, — голос лорда Кецаля дрогнул, — и я собираюсь приложить все свои силы, чтобы искоренить ее. Последователи культа не ограничивают свою активность отдаленными районами, где расположены их храмы. Агенты являются в деревни и терроризируют крестьян, а в городах пытаются выступать против правительства. Это безобразие должно быть прекращено, и я своими глазами увижу, как оно будет прекращено!
— Что ж, ваши амбиции похвальны! Вы не...
— Э, да тут мастер Шон, — донесся масляный голос из-за спины лорда Кецаля.
Шон О'Лохлейн обратил внимание на мастера Юэна Макалистера еще минутой раньше и очень надеялся — как выяснилось, напрасно, — что тот его не заметит: у мастера Шона хватало проблем и без Макалистера.
— Мастер Юэн... — натянуто улыбаясь, начал О'Лохлейн с намерением представить Джона Кецаля, но Макалистер, не обратив на ученика ни малейшего внимания, перебил коллегу:
— Слышал я, Шон, вы вчера поцапались с сэром Джеймсом? Хе-хе...
— Поцапались — это громко сказано. Мы всего-навсего...
— Я не имел в виду ссору. О чем вы с ним говорили? Похоже, это никому не известно.
— А это никого и не касается! — огрызнулся мастер Шон.
— Конечно, никого, хе-хе, конечно... Но, думается, это было что-то серьезное, иначе гроссмейстер не растащил бы вас.
— Он не растаскивал нас, как вы изволили выразиться, — процедил сквозь сжатые в фальшивой улыбке зубы мастер Шон. — Он просто выступил судьей в нашем споре.
— Да, хе-хе, естественно. — Долговязый шотландец пригладил песочного цвета волосы и улыбнулся во весь рот. — Я понимаю вашу злость на сэра Джеймса: иногда он бывает просто непереносим, хе-хе... Я имею в виду его язвительность. У сэра Джеймса острый язык.
— Весьма острый! — подтвердил лорд Джон Кецаль. — Я уже испытал его на себе.
Мастер Юэн Макалистер посмотрел на молодого мечиканца так, словно только сейчас его увидел.
— Не дОлжно ученику перебивать мастеров, — сказал он ледяным тоном. — А рАвно и критиковать мастера. И в любом случае, надо быть достаточно мудрым, чтобы не критиковать главного судебного мага города Лондона!
Лицо лорда Джона Кецаля превратилось в деревянную маску. Он церемонно поклонился:
— Прошу прощения, мастер! Я допустил бестактность... С позволения мастеров, меня ждут. Надеюсь, я могу снова с вами встретиться, мастер Шон?
— Конечно же! Как начет ленча? Есть определенные темы, которые мне хотелось бы обсудить с вами.
— Отлично. Когда?
— Ровно в полдень. В столовой.
— Я буду. До свидания, мастер Шон... Мастер Юэн! — Мечиканец повернулся и ушел с гордым и даже несколько чопорным видом.
— До свидания, ваше лордство! — сказал мастер Шон в удаляющуюся спину.
Мастер Юэн моргнул:
— Вы сказали «Ваше лордство»? Кто этот парнишка?
— Лорд Джон Кецаль, — с гнусной улыбочкой ответил мастер Шон. — Этот «парнишка» приходится сыном Его Светлейшему Высочеству Нецуалькойотлю, герцогу Мечиканскому.
Мастер Юэн заметно побледнел.
— О Боже! — прошептал он. — Надеюсь, его лордство не оскорбился...
— С вашими методами знакомства, — проникновенно сказал О Лохлейн, — у вас когда-нибудь будет очень много высокопоставленных друзей, мастер Юэн. А теперь простите — меня тоже ждут. — Он ушел, предоставив Макалистеру возможность смотреть вслед мечиканцу и кусать лошадиными зубами нижнюю губу.
Ох уж этот Макалистер, думал Шон. Каким бы талантливым магом он ни был, его снобизм не даст ему возможности занять какой бы то ни было пост в гильдии. У мастера есть полное право отчитать ученика, но за дело, а не по пустякам. А с другой стороны, уж если ты злоупотребляешь этим правом, так нечего дрожать, если у отчитываемого оказываются знатные родственники... И вообще, надо перебить чем-нибудь привкус во рту от этой встречи.
Мастер Шон взглянул на часы. Девять двадцать две. До встречи еще остается время — немного, но хватит вполне. Он направился в частный бар, арендованный для участников конвенции и их гостей.
Через пять минут, с пинтой доброго английского пива, уютно устроившейся в круглом ирландском брюшке, Шон поднялся по лестнице на второй этаж и двинулся по коридору к комнате, занимаемой мастером сэром Джеймсом Цвинге, главным судебным магом города Лондона.
Ровно в половине десятого Шон постучал в дверь. Ответа не было, но ему показалось, что внутри кто-то есть, и он постучал снова, уже погромче.
На этот раз ему ответили, но ответ оказался совсем не таким, какого он ожидал. И-за двери донесся хриплый, искаженный эхом крик:
— Мастер Шон! Помогите!
За криком последовал звук, услышав который, Шон О'Лохлейн понял: в комнате что-то упало — или кто-то упал — на пол.
Шон схватился за ручку двери и попытался ее повернуть. Бесполезно: дверь была заперта.
Зато распахнулись двери соседних комнат.
Глава 3
Ровно в семь ноль три вечера лорд Дарси, главный следователь Его Высочества Ричарда Нормандского, вышел из кэба у парадной двери огромного городского дома-дворца, принадлежащего милорду маркизу Лондонскому. В руке лорда Дарси был дорожный саквояж, в глазах — целеустремленный блеск.
Охранник, наряженный в ярко-желтую форму личной гвардии маркиза, поинтересовался, с какой целью прибыл визитер. Лорд Дарси спокойным, хорошо контролируемым голосом ответил, что милорд маркиз ожидает лорда Дарси из Руана.
Гвардеец посмотрел на высокого симпатичного человека с узким лицом и прямыми каштановыми волосами удивленно: этот руанец говорил на англо-французском с явным английским акцентом. Тут охранник заметил в глазах незнакомца странный блеск и решил, что следует предварительно проконсультироваться с лордом Бонтриомфом.
Не прошло и минуты, как лорд Бонтриомф был у дверей.
— Это вы, Дарси? Мы вас не ждали, — сказал он, приветливо улыбаясь.
— Не ждали? — В ответной улыбке лорда Дарси была твердость закаленной стали. — Должен ли я предположить, будто вы полагаете что, получив послание милорда маркиза, я отправлюсь паломником в Рим?
Лорд Бонтриомф заметил сдержанный гнев гостя.
— Мы полагали, что вы вызовете нас по телесону из Дувра, — сказал он. — К прибытию поезда мы бы отправили на станцию экипаж.
— Милорд маркиз не сообщил мне, что оплатит все издержки, — холодно ответил лорд Дарси. — И поэтому я решил, что расходы лягут на мой собственный карман. Сравнив стоимость сообщения по телесону со стоимостью поездки в кэбе, я предпочел последний вариант.
— Хм-м... Понятно... Ладно, проходите в кабинет. Думаю, милорд маркиз ждет нас.
Бонтриомф провел гостя по коридору, открыл дверь и пропустил Дарси вперед.
Кабинет был просторным и хорошо обставленным. Здесь было несколько удобных на вид стульев и большое, обитое красной мавританской кожей, кресло. В углу, на резной подставке, стоял большой глобус, а на стенах висело несколько картин, в том числе великолепная репродукция Ванденбосха, изображающая водопад. Завершали обстановку два больших письменных стола.
За одним из столов восседал милорд маркиз Лондонский.
Маркиз занимал чуть ли не половину кабинета. Это был очень тучный мужчина с массивным лицом, тронутым печатью задумчивости. Взгляд его, казалось, был погружен в самое себя. Необъятная туша маркиза — не менее двадцати стоунов* [1] — создавала в кабинете атмосферу почти королевского величия.
— Добрый вечер, Дарси, — сказал маркиз, не вставая, но протягивая гостю широкую толстую руку, скорее напоминающую плавник тюленя.
— Милорд маркиз! — Дарси пожал и отпустил тюлений плавник. Затем, прежде чем хозяин успел что-либо ответить, лорд Дарси твердо уперся ладонями в стол, наклонился и спросил:
— А теперь скажите мне, какая часть из всего этого просто болтовня?
— Вы смеетесь надо мной, — мрачно проговорил маркиз. — Сядьте, будьте добры! Мне не нравится необходимость, глядя на вас, выворачивать шею.
Лорд Дарси, не отрывая глаз от маркиза, угнездился в кресле, обитом красной кожей.
— Это вовсе не болтовня, — продолжал маркиз. — Я признаю, что у меня нет полного перечня фактов, но и имеющихся, на мой взгляд, достаточно, чтобы оправдать наши действия. Не соблаговолите ли выслушать доклад лорда Бонтриомфа?
— Соблаговолю! — Дарси повернулся ко второму столу, за который сел Бонтриомф.
Лорд Бонтриомф был довольно высоким, приятной внешности мужчиной с квадратной челюстью, всегда хорошо одетым и производящим впечатление стопроцентной компетентности.
— Можете докладывать, Бонтриомф, — сказал маркиз.
— Обо всем?
— Обо всем. Разговоры — дословно.
Лорд Бонтриомф откинулся на спинку стула и на мгновение закрыл глаза.
Дарси приготовился внимательно слушать. У Бонтриомфа были две особенности, делавшие его, в глазах маркиза, незаменимым: умение рассказывать и эйдетическая память* [2].
Бонтриомф открыл глаза и посмотрел на лорда Дарси.
— По приказу милорда, — начал он, — я отправился на конвенцию магов и целителей посмотреть выставку трав. Его интересовали образцы польской дьяволовой травы, которую ему...
Маркиз фыркнул:
— Чушь! Это не имеет никакого отношения к убийству!
— А я не утверждал, что имеет... На чем я остановился? Ах да... которую ему удавалось пока вырастить только из черенков. Он хотел узнать, как культивируют проросшие семена.
Я явился в Королевское управление в самом начале десятого. Помещение было битком набито волшебниками всех мастей и рангов, а священников хватило бы, чтобы заполнить церковь от алтаря до паперти. Для начала мне пришлось убеждать двух охранников у дверей, что я не обыкновенный турист, желающий поглазеть на честнУю компанию, но с ними мне удалось справиться, и около десяти минут десятого я уже был на выставке. Довольно долго я рассматривал дьяволову траву — на мой взгляд, она чувствовала себя совсем неплохо, — а затем обошел и остальную экспозицию. Там нашлось еще несколько редких экземпляров, но они вас вряд ли заинтересуют, так что я опущу подробности.
Я бродил по выставке из чистого интереса, без какой-либо цели, и не встретил ни одного знакомого. Это меня вполне устраивало, потому что я отправился туда отнюдь не ради праздных разговоров. Так я гулял до девяти двадцати пяти. В девять двадцать пять меня хлопнули по плечу.
Я обернулся. Предо мной стоял лорд Эшли собственной персоной, в парадной флотской форме, озирающийся так, как должен озираться офицер военно-морского флота на конвенции магов.
«Бонтриомф! — сказал он. — Как я рад вас видеть!»
«Я тоже рад вас видеть, — ответил я. — Как поживает имперский флот? Вы, кажется, переквалифицировались в волшебника?»
Это была не просто шутка. У Тони есть зачатки Таланта, то, что маги называют «скачкообразные расплывчатые способности к предвидению». Эти способности время от времени помогают ему выбираться из переделок да от случая к случаю бывают полезны за игровым столом. А в общем он знает о магии не больше, чем страус об айсбергах.
Он немного посмеялся и говорит:
«Какой из меня волшебник!.. Я здесь по заданию флота. Ищу вашего приятеля, да вот не знаю, как он выглядит».
«И кого же вы ищете?» — спросил я.
«Мастера Шона О'Лохлейна. Я узнал у регистрационной стойки номер его комнаты, но в комнате его нет».
«Если он даже и здесь, — сказал я, — то я его не видел. Впрочем, я его и не искал».
Я огляделся, но О'Лохлейна поблизости не было. Зато я обнаружил другого знакомого мне человека.
«Если кто и знает, где мастер Шон, — сказал я командору Эшли, — так это гроссмейстер сэр Лайон Грей. Подойдем к нему».
Сэр Лайон Грей стоял около одной из дверей и разговаривал с человеком, на котором была одежда какого-то из фламандских орденов. Едва мы подошли к сэру Лайону, монах тут же удалился.
«Доброе утро, — сказал я. — Сэр Лайон, полагаю, вы знакомы с командором Эшли».
«Доброе утро, лорд Бонтриомф, — ответил старый волшебник. — Да, командор Эшли и я раньше уже встречались друг с другом. Чем могу быть полезен?»
«У меня послание к мастеру Шону О'Лохлейну, — сказал Эшли. — Вы не знаете, где его можно найти?»
Гроссмейстер открыл было рот, но тут в дверь влетел маленький худощавый мастер-тауматург. Он был сильно возбужден — его голубые глаза вылезали из орбит, а руки метались, как два подвыпивших мотылька, по ошибке принявших его голову за пламя свечи. Он быстро огляделся, увидел сэра Лайона и прямиком направился к нам, по-прежнему размахивая руками.
«Гроссмейстер! — выпалил он сдавленным голосом. — Гроссмейстер! Мне необходимо немедленно поговорить с вами!»
«Успокойтесь, мастер Нетли, — сказал гроссмейстер. — Что случилось?»
Мастер Нетли наконец заметил меня и лорда Эшли:
«Это... э-э... конфиденциально, гроссмейстер».
Сэр Лайон слегка нагнулся и склонил голову на бок. Мастер Нетли — а он на добрый фут ниже сэра Лайона — встал на цыпочки, сумев таким образом дотянуться губами до уха гроссмейстера. Я не мог уловить ни слова из того, что он шептал, но пока он говорил, глаза сэра Лайона раскрывались все шире и шире. И тут гроссмейстер уставился на меня.
Должен сказать, когда гроссмейстер сэр Лайон Гандолфус Грей начинает поедать вас своими глазами, у вас появляется страстное желание немедленно очистить свою совесть от наиболее гнусных грехов, совершенных вами за последнее время. К счастью, моя совесть оказалась чиста.
Гроссмейстер выпрямился и перевел взгляд на лорда Эшли:
«Джентльмены! Произошло нечто серьезное. Не будете ли вы добры оба последовать за мной?»
Он повернулся и вышел. Мы с Эшли двинулись за ним. Едва мы перебрались из выставочного зала в коридор, я спросил:
«В чем дело, сэр Лайон?»
«Я сам толком не знаю, но, судя по всему, что-то случилось с мастером Джеймсом Цвинге. Нам повезло, что здесь, в вашем лице, оказалось королевское правосудие».
Тут лорд Эшли сказал:
«Простите, сэр Лайон, но я обязан срочно доставить сообщение мастеру Шону».
«Я это уже слышал! — довольно резко ответил старик. — Мастер Шон находится там, куда мы направляемся. Поэтому я и попросил вас следовать за мной».
«Понятно. Прошу прощения, сэр Лайон!»
Дальнейший наш путь — по лестнице и коридору — происходил в полном молчании. Нетли семенил рядом, продолжая размахивать руками.
В коридоре, возле дверей комнаты, которую занимал Цвинге, стояли трое мужчин и женщина. На двоих мужчинах и женщине были светло-голубые одежды волшебников, третий мужчина был в обычном деловом костюме торговца.
Одним из волшебников оказался мастер Шон. Второй был высоким молодым человеком с белой тесьмой ученика на одежде, на вид — мечиканец.
Волшебница же выглядела просто великолепно — таких крайне редко встретишь в коридорах гостиниц. Медововолосая блондинка, пышная грудь, широкие бедра, осиная талия и темно-синие глаза. Она всего на пару дюймов ниже меня, и...
— Остановитесь, Бонтриомф! — сказал маркиз Лондонский. — Нам совсем ни к чему сейчас описание женских прелестей. И уж совсем излишни такие подробности — Дарси уже встречал Мэри, вдовствующую герцогиню Камберлендскую... Продолжайте.
— Прошу прощения, — извинился Бонтриомф. — Третий мужчина оказался неким Луи Болмером, генеральным управляющим Королевского управления стражи. Он примерно на дюйм выше мастера Шона и выглядит так, будто резко похудел сразу фунтов на пятьдесят. Обвисшие щеки придают его физиономии странноватый вид: как будто ее изготовили из ушей гончих собак. Болмер был обеспокоен и испуган.
Я сразу спросил, что произошло.
Мастер Шон сказал:
«В половине десятого сэр Джеймс ждал меня у себя. Я постучал, но никто не ответил. Я постучал снова. Послышался крик и звук падения тяжелого тела. С тех пор в комнате больше ничего не происходит. Дверь закрыта, и мы не можем попасть внутрь».
Я посмотрел на Болмера:
«У вас есть ключ?»
«Да, ваше лордство, — ответил он, тряхнув щеками. — Я принес его, едва мастер Нетли рассказал мне о происшедшем. Но ключ не поворачивается. Осмелюсь предположить, что он заклят».
«Замок блокирован персональным заклинанием, — пояснил мастер Шон. — Думаю, он может быть открыт только ключом самого сэра Джеймса. А поскольку этот ключ вряд ли нам доступен, то, боюсь, придется вышибать дверь».
Если вы когда-либо бывали в Королевском управлении, вы знаете, какие там двери. Очень толстые, дубовые, работы семнадцатого века.
«Вы можете снять это заклинание, Шон?» — спросил я.
«Спрашиваете! — ответил он. — Но на это потребуется время. Полчаса, если повезет, и я сразу пойму его психическую структуру. Два-три часа, если не повезет... Это не повседневное коммерческое заклинание, это тонкая работа. Да и наложено оно самим мастером сэром Джеймсом».
Я встал на колени и заглянул в замочную скважину. Кроме противоположной стены комнаты, ничего не было видно. Скважина достаточно велика, но дверь слишком толста: впечатление, что смотришь сквозь туннель.
У этих дверей толщина дюйма два. Я поднялся на ноги и повернулся к Болмеру:
«Принесите топор. Будем рубить».
Похоже, он собирался возразить, но сказал только: «Сию минуту, ваше лордство!» — и удалился.
Пока он отсутствовал, я задал несколько вопросов.
«Что произошло сразу после того, как вы услышали крик, Шон?»
«В первые несколько секунд — ничего, — ответил О'Лохлейн. — А потом из своих комнат вышли присутствующие здесь коллеги».
«Из каких комнат?»
«Из комнаты Нетли Дейла слева, а лорда Джона Кецаля справа от комнаты сэра Джеймса, если я не ошибаюсь».
Нетли, сцепив пальцы и справившись таким образом со своими нетрезвыми мотыльками, сказал:
«Верно. Совершенно верно».
Лорд Кецаль просто кивнул.
«Лорд Джон Кецаль, — проговорил я, и имя прозвучало, как удар колокола. — Вы приходитесь четвертым сыном Его Высочеству герцогу Мечиканскому, не так ли?»
Он поклонился:
«Именно так, милорд».
Тут я повернулся к медововолосому видению. Тогда я еще не знал, кто она такая, но, поскольку слева на ее груди красовался полный герб Камберлендов, а не просто корона, я вычислил... — Услышав фырканье, лорд Бонтриомф снова прервал повествование. — Да, милорд?
— Совершенно необязательно сообщать нам, каким путем вы дошли до очевидного, — сказал с мрачным сарказмом де Лондон. — Дарси интересуют факты, а не те детские мыслительные процессы, с помощью которых вы их получили.
— Не смею возражать, милорд! — сказал лорд Бонтриомф. — Так или иначе, я правильно установил личность леди.
«Где остановились вы, ваша светлость?» — спросил я.
«Напротив», — сказала она.
Ширина коридора в Королевском управлении — восемь футов, и комната герцогини располагалась прямо напротив комнаты Цвинге.
«Благодарю вас! А теперь... — Я оглядел остальных. — Почему вы все вышли в коридор? Что вас встревожило?»
Все они назвали одну и ту же причину. Крик. Никто из них не слышал, как стучал Шон: двери слишком толсты для этого. Я знаю — сам проверял.
Стук в чужую дверь можно услышать, если только специально прислушиваться, а крик в другой комнате должен быть просто чертовски громким. Я установил также, что единственным, кто мог услышать звук от падения тела на пол, был Шон. Остальные в тот момент еще не открыли свои двери. Кто из них первым вышел в коридор, я установить не смог — никто не обратил внимания на такую, с их точки зрения, мелочь. По-видимому, была порядочная суматоха...
Когда управляющий Болмер вернулся с топором, я взглянул на часы. Было без двадцати трех минут десять — с того момента, когда Шон постучал в дверь, прошло около семи минут.
Попросив всех отойти от двери, я вырубил порядочный кусок из ее центра, не повредив ни коробки, ни замка. После этого, опять же попросив всех оставаться в коридоре, протиснулся через дыру внутрь.
Это был обычный номер, двенадцать на пятнадцать футов, с ванной. На противоположной от двери стене два окна, оба со ставнями, закрыты на шпингалеты, но ставни установлены таким образом, чтобы в комнату мог проникать солнечный свет. Стекла оказались целыми.
Тело главного судебного мага находилось почти точно в центре комнаты, далее чем в шести футах от двери. Он лежал в луже свежей крови, на левом боку, и его камзол был настолько окровавлен, что поначалу было невозможно понять, что произошло. Присмотревшись, я заметил на левой стороне груди, над сердцем, порез на камзоле. Я осторожно отогнул его и обнаружил под порезом колотую рану.
В паре футов от тела, на краю лужи крови, лежал нож. У него была тяжелая рукоять из черного оникса и цельное серебряное лезвие. Я уже видывал такие ножи, лорд Дарси, да и вы — тоже. Это был нож волшебника, используемый в некоторых заклинаниях для символического разрезания психических связей или других подобных магических действий. Должен заметить, что человеческие тела такие ножи режут ничуть не хуже, чем психические связи.
На полпути между дверью и телом лежал медный ключ, на вид брат-близнец того, которым управляющий пытался открыть дверь. Я отметил место одним из своих ключей и опробовал находку в замке. Замок открылся, как по маслу, и стало ясно, что этот ключ принадлежит сэру Джеймсу — никакой другой ключ замка бы не открыл.
После этого я обыскал тело. Ничего особенного найти не удалось. К карманах были — кольцо для ключей; два золотых и три серебряных соверена плюс кое-какая мелочь; записная книжка, страницы которой были исписаны магическими символами и уравнениями, в которых я разбираюсь не больше, чем в китайских иероглифах. Там же лежал обычный карманный ножичек и, наконец, футляр для документов, в котором я обнаружил: сертификаты мастера-тауматурга; лицензию на занятие магией, подписанную епископом Лондонским; удостоверение главного судебного мага; карточку члена Королевского колдовского общества и несколько личных бумаг. Можете на все это посмотреть, Дарси: документы в сейфе у милорда маркиза.
В стенном шкафу висели еще три костюма, принадлежащие сэру Джеймсу, в карманах — пусто. На письменном столе лежали бумаги, исписанные колдовскими символами, еще больше таких бумаг валялось в мусорной корзине.
Я оставил все их на месте. Еще в комнате присутствовал украшенный символами саквояж. К нему я даже не притрагивался: совать нос в магические принадлежности волшебника — все равно, что играть с собственной жизнью.
Даже если волшебник уже мертв...
Самым же удивительным было то, что я не нашел в комнате никого постороннего. Прятаться было негде. Я посмотрел и под кроватью, и в шкафу, и в ванной.
Теперь несколько выводов.
Первое: через дверь никто выйти не мог. Единственный ключ, которым удалось бы запереть ее снаружи, находился внутри комнаты. К тому же, уже через несколько секунд после того, как сэр Джеймс закричал, в коридоре оказались четыре человека. И трое из них не спускали с двери глаз до того самого момента, как я взялся рубить ее.
Второе: через окна тоже никто не уходил. Окна были закрыты на шпингалеты изнутри. Стекла и ставни сплошные. Окна выходят во дворик, представляющий собой часть столовой. Там в этот момент завтракали двенадцать человек — все волшебники. Никто из завтракавших ничего не видел, хотя крики привлекли их внимание и они смотрели в сторону окон.