Аддис-Абеба. Эфиопия:
      «Хайле Селассие, бывший император Эфиопии, свергнутый в результате военного переворота в прошлом году, умер вчера во сне в возрасте восьмидесяти трех лет. По сообщению эфиопского радио император умер спустя два месяца после перенесенной им операции предстательной железы. Он был найден мертвым прислугой вчера утром».
      «Таймс», 28 августа 1975 г.

* * *

       Апрель 1976 г.
      На северо-востоке от Аддис-Абебы находится одно из самых жарких на земле мест. Известное как Данакильская или Афарская впадина, по имени двух местных племен, словно огромная стрела, созданная в течение веков палящим солнцем и сухими ветрами пустыни, протянулось оно от Красного моря на юг вплоть до узкой расселины, которая входит в систему африканской Долины Разломов.
      Многие сотни квадратных миль представляют почти ровную целину, перемежающуюся скудными кустарниками, которые поблескивают отраженным светом на фоне выжженной, покоробленной земли. Изредка можно заметить одинокую газель, пощипывающую листья и медленно передвигающуюся между чахлыми колючими кустами по каменистой или песчаной поверхности, перерезанной небольшими полосками блестящей на солнце соли – наследие далекой вулканической деятельности.
      И даже в этой ужасающей и дикой местности, вдали от умеренного климата и красот нагорья, с чем обычно ассоциируется Эфиопия, даже здесь живут люди. В большинстве это пастухи, перегоняющие стада от одного источника воды к другому. Некоторые предпочитают хотя и рискованную, но приносящую достаточные доходы, для того чтобы сводить концы с концами, торговлю соляными блоками. Около пяти миллионов лет назад Данакильская впадина была узким заливом Красного моря, и, после того как вода отступила, остались пластовые залежи белой соли, которые в некоторых местах выходят на самую поверхность и ослепляют своей белизной. Добытые из материкового слоя пустыни блоки соли транспортируются на верблюдах в города нагорья и продаются на местных базарах.
      Ранним утром девятнадцатого апреля, едва только взошло солнце, караван из десяти верблюдов покинул место своей ночевки и отправился в путь в направлении нагорья. Верблюды, груженные тяжелыми, завернутыми в мешковину плитами серо-белой соли, медленно передвигали ноги по каменистой дороге. Их погоняли три гуртовщика: два совсем юных парня и их отец – сорокапятилетний бородач с лицом, цвет и черты которого говорили о том, что большую часть своей жизни он провел под палящим солнцем пустыни.
      Отца звали Берхану – имя ничем не примечательное. Однако уже через несколько дней оно, благодаря случайному обстоятельству, на некоторое время приведет в растерянность лидеров марксистского движения, которые восемнадцать месяцев назад совершили государственный переворот и захватили власть, свергнув императора Хайле Селассие. Особое раздражение происшедшее событие вызовет у подполковника Менгисту Хайле Мариама, номинально второго лица в правительстве, а по существу являвшегося безжалостным и жестоким лидером страны. Вполне вероятно, что дело, заведенное на Берхану, и сейчас находится в файлах секретной полиции, располагающейся в Аддис-Абебе по улице Герцога Хараре, дом номер 10. Там вкратце и изложена история, которая случилась с Берхану в тот день.
      Приближался полдень. Несмотря на порывистый ветер, жара была невыносимой – 120 градусов  в тени. Караван только что обогнул каменистый холм. В это время, как обычно, Берхану объявил привал, сплюнул песчаную пыль с губ и показал рукой в сторону от дороги, где росли несколько пальм, под которыми можно было спрятаться от солнца. Он хорошо знал это место, впрочем, как и верблюды: поблизости в небольшой канаве всегда была солоноватая вода.
      Трое мужчин, оказавшись в тени, сразу почувствовали облегчение. Молодые люди дремали, опершись спинами о стволы деревьев. В какой-то момент Берхану заметил в колеблющейся дымке, всего на расстоянии двух-трех сотен ярдов, группу кружащих почти у самой земли грифов. Он бы никогда не заставил себя посмотреть на это место второй раз, если бы не убедился в том, что объект внимания хищных птиц продолжает двигаться. Определенно это было не животное. Он стал пристально вглядываться, пытаясь распознать, что бы это такое могло быть, и вскоре понял, что видит пред собой большой сверток материи, медленно перекатываемый по земле порывами раскаленного воздуха. С неохотой Берхану поднялся на ноги и направился в сторону загадочного предмета. Подойдя почти вплотную, он увидел, что это был плащ, в который, как ему показалось, было завернуто тело. По всей видимости, тело оказалось в этом месте совсем недавно, так как грифы не успели еще к нему притронуться. Испуганные приближением человека, они отлетели на некоторое расстояние и опустились на землю, рассчитывая, очевидно, на более позднюю трапезу.
      Судя по размерам свертка, тело было небольшим, почти детским, хотя плащ – теперь он убедился, что это был плащ из дорогой материи, – никак не предназначался для ребенка. Берхану некоторое время стоял неподвижно в нервном возбуждении. Как мог оказаться здесь этот сверток? Ведь мало кто знал это место, и появление здесь человека было довольно редким событием. Он наклонился, затем присел на корточки и развернул полы плаща. Тело лежало лицом вниз. Берхану перевернул его на спину.
      Ужас объял его, как только он увидел лицо, дыхание перехватило, словно от сильной боли. Глаза от изумления широко раскрылись. Ибо перед ним было иссушенное, с впавшими щеками лицо самого императора Хайле Селассие, Карающего меча Святой Троицы, Льва-завоевателя Иудеи, Божьего Избранника, Короля Королей Эфиопии. Берхану мало что знал о развале экономики Эфиопии и о причинах недовольства императором, о жестокости недавней революции. Для него, как и для многих простых людей, Селассие был отцом нации. Еще будучи ребенком, Берхану перенял от своих родителей почитание, словно иконы, многочисленных изображений императора. А восемь месяцев назад вполне искренне оплакивал его кончину.
      Берхану почувствовал, как его охватывает паника. Какая-то сила опустила его на колени перед полубожественной личностью и, раскачиваясь взад и вперед, он начал причитать, обращаясь в молитве к Господу с просьбой вразумить его, как следует поступить. Затем резко остановился – в голове возникло множество вопросов. То, что труп императора оказался в этом месте, представлялось ему сверхъестественным. Должно быть, в течение всего этого времени тело покойного Селассие где-то сохраняли, а потом каким-то образом и по причине, о которой Берхану не мог даже и догадываться, перевезли сюда. Если тело так долго прятали, то где? Был ли Берхану единственным, кто обнаружил здесь труп? Существовал ли заговор, в результате которого император был низложен? Должен ли он предать тело земле? И, наконец, что ему делать: хранить ли полное молчание или сообщить о своей находке властям?
      Из уважения к императору он сделал вывод, что тело, даже если это тело императора – божественное и нетленное, – должно быть каким-то образом сохранено. Кроме того, возможно, кто-то уже видел труп в этом месте или знал, что он должен здесь находиться. В этом случае Берхану может доказать свою непричастность к смерти императора, сообщив честно о том, как это было на самом деле. Может быть, его даже отблагодарят за эту находку.
      В трепетном волнении Берхану принялся собирать лежащие вокруг камни и бережно обложил ими тело императора, соорудив нечто наподобие склепа. Затем вернулся к месту стоянки, разбудил сыновей и рассказал им обо всем.
      Новость была настолько фантастической, что сыновья не сразу ему поверили, и Берхану от обиды даже обругал их. Он сказал, что надо как можно скорее убраться из этого места. Они быстро собрались, подняли верблюдов и поспешили на запад.
      Тремя днями позже Берхану и его сыновья добрались до города и продали соль на местном рынке по цене один эфиопский доллар за плитку соли. После этого они направились в участок городской полиции.
      Полицейский воспринял рассказанную историю скептически. Он даже подумал, что все это невероятное событие больше похоже на бред. Постепенно на его лице появилась озабоченность, ибо в последние два года в этой отдаленной части провинции Тигре начали происходить довольно странные вещи. В конце концов он позвонил своему начальству в Аддис-Абебу.
      Отсюда сообщение о том, что в уединенном месте Данакиля пастух по имени Берхану нашел труп человека, похожего на низложенного императора, стало передаваться из департамента в департамент. На каждой ступени служебной лестницы чиновники расценивали сообщение как слишком невероятное, чтобы относиться к нему серьезно. Но, находясь в двойственном положении и боясь ответственности, тем не менее они передавали новость по инстанциям. Через два-три часа это сообщение стало известно серому кардиналу революции Менгисту Хайле Мариаму. Уж он-то хорошо знал, что чудовищная новость была самой настоящей правдой.
      Совершенно очевидно, что высшие интересы революции требовали от него уничтожения как самой информации, так и всех обстоятельств, связанных с этой загадочной находкой.
      Менгисту немедленно подготовил и направил во все имеющие отношение к этому делу департаменты письма с выражением самого серьезного упрека по поводу их действий, подчеркнув, что сообщение пастуха не что иное, как очевидная фальшивка, которая ни в коем случае не должна восприниматься как правда.
      Он приказал также найти это место, кладку из камней и уничтожить ее полностью. На следующее утро вертолет, на борту которого находились высокий армейский чин и несколько солдат, вылетел в указанный район. Всем членам команды было строжайше запрещено разбирать камни или каким-либо другим образом выяснять, что находится под ними. Никто из них так и не узнал истинную цель их странной миссии. Солдаты выгрузили из вертолета огнемет и буквально испепелили каменную пирамиду.
      И, наконец, Менгисту приказал убрать всех троих: Берхану и его сыновей. Полиция департамента Тигре уже привыкла к подобным поручениям, поэтому с ее стороны не последовало никаких вопросов. Несчастная троица тут же была найдена и хорошо накормлена; их похвалили за находчивость и препроводили на одну из ближайших военных баз, пообещав щедрое вознаграждение. Больше никто о них ничего не слышал. Спустя неделю один из родственников пропавших обратился в полицию с официальным запросом, но его встретили с вежливым выражением сочувствия и только развели руками.
      Реагируя подобным образом на сообщение Берхану, Менгисту рассчитывал, что тайна, объясняющая факт обнаружения в пустыне, в одном из отдаленных и заброшенных районов страны тела императора спустя восемь месяцев после опубликования официального сообщения о его смерти, будет сохранена навечно.
      Как отчетливо понимал сам Менгисту, в этом был определенный риск. Дело в том, что еще один человек знал правду. Но у Менгисту были основания предполагать, что этот человек – жертва пустыни – мертв.
      Но Менгисту Хайле Мариам ошибался. Последующая история, тесно связанная с этим загадочным случаем, подтвердит это.

       Четверг, 18 марта 1976 г.
      Аэропорт родезийской столицы Солсбери был небольшим: два маленьких здания, несколько ангаров и короткая взлетная полоса. Это как раз то, что было необходимо для страны, белое население которой по своему количеству не превосходило числа жителей графства Льюисхэм в Англии. Так думал Майкл Рорк, уставший от длительного ожидания вылета своего рейса на Джобург и по этой причине несколько раздраженный. И тем не менее, считал он, обитание в этой стране наследников Сесила Родеза  не представлялось таким уж плачевным. Взять хотя бы военный аспект, продолжал развивать свою мысль Рорк. Его, как профессионального боевика и наемника, всегда интересовали подобные вопросы. Как раз напротив него, на другом краю летного поля, стояло звено истребителей «FGA-9R», пусть немного устаревших и уступающих по боевым качествам последним моделям США, России, не говоря уже о богатых странах Ближнего Востока, но тем не менее достаточных, чтобы контролировать лесистую местность вдоль границы с Мозамбиком. А наземные войска? Родезия располагала хорошими бойцами, белыми и цветными, – сильная армия, которая по количеству и составу вооружения превышала потребности, связанные с необходимостью вести войну против повстанцев. Однако этого было мало, чтобы противостоять реальному противнику – новым политикам, которые стремились выбить почву из-под ног белого населения.
      Рорк присел на огромный рюкзак, открыл банку светлого немецкого пива и с мрачным видом стал пить большими глотками. Вот уже более двенадцати лет, с тех пор как он вступил в легендарную САС – Специальную авиадесантную службу, перейдя туда из организации «зеленые куртки», вся его жизнь была связана с постоянными командировками в «горячие» точки. Сначала был Аден, потом Оман, а последние два года он находился здесь, в Родезии. В перерывах, по истечении срока контрактов, он возвращался в «Зеленые куртки».
      Деньги, которые ему платили, не были такими уж большими. Но эта работа позволяла ему держать себя в прекрасной физической форме и удовлетворяла ставшую уже привычной тягу к захватывающим дух схваткам с противником, которые, впрочем, почти никогда не представляли серьезную угрозу для жизни. В тридцать четыре года его вес по-прежнему составлял 16 фунтов , а тело и мышцы были такими же сильными и упругими, как и десять лет назад.
      Но совсем недавно он вдруг понял, что сыт по горло этими постоянными ночными стычками с партизанами, мотаниями по лесным чащам в поисках противника и ночлегами под открытым небом. Он устал. Устал от бесконечных кустарников, которые расцарапывали в кровь лицо и руки и продираться через которые можно было только с помощью длинного ножа. Единственный кустик, или, точнее, небольшой пушистый бугорок, к которому его сейчас сильно тянуло, принадлежал Люси Сеймур и скрывался в деликатном месте под ее белым халатиком, а сама Люси работала в аптеке на Майл-энд роуд.
      Все решила последняя «увеселительная прогулка». Их было пятеро, высадившихся в Мозамбике с южноафриканского вертолета «Алуэтт Ш Астазус». Его группа – американец, еще один британец и два белых родезийца – приземлилась перед самым заходом солнца на опушке леса недалеко от Тете с заданием проверить сообщение о создании террористами – так называли этих людей официальные власти в Солсбери – нового военного лагеря где-то в этом районе. План состоял в том, чтобы за ночь прочесать десять миль сплошных зарослей кустарника и утром следующего дня выйти в точку, где их подберет вертолет. Четверо из них, включая радиста, были вооружены британскими автоматами «Стерлинг-L2A3», а один из родезийцев нес легкий пулемет L7 на случай, если они вдруг встретят вооруженный отпор.
      Рорк считал, что никакой перестрелки не должно быть, поскольку информация содержала противоречивые сведения и ее достоверность подвергалась сомнению. Если удастся обнаружить кого-то, это будет настоящим везением. Как ему представлялось, им надо всего лишь удостовериться в отсутствии вооруженных людей и лагеря на всей территории маршрута движения. Но все случилось по-другому.
      Они отошли на милю от места высадки и сделали короткий привал для отдыха. Молча пили пиво, а затем продолжили движение. Шли очень осторожно и медленно; приходилось прорубать дорогу в кромешной темноте, с трудом ориентируясь по предметам, едва различимым в тусклом свете рассыпанных по черному небу звезд. Их едва можно было бы услышать на расстоянии двадцати шагов, хотя им самим казалось, что в ночном безмолвии они производят много шума – шуршание листьев и веток, скрип рюкзаков и звяканье оружия. Через каждые пять минут они останавливались и вслушивались в окружающую тишину.
      Ближе к рассвету, когда до конечного пункта оставалось не более полутора миль, Рорк объявил привал. Они расселись прямо на земле между кустов, открыли консервы и ели их молча, лишь изредка перебрасываясь словами. Говорить не хотелось, все устали; медленно пережевывая тушенку, каждый думал о своем. В какой-то момент Рорку показалось, что он уловил шум приближающихся к ним шагов. Он осторожно развел руками ветки и стал пристально всматриваться в сторону, откуда доносились звуки. Наконец в мягком предутреннем свете он различил одинокую фигуру. Скорее по силуэту понял, что в руках неизвестного было ружье. Он жестом дал сигнал американцу и британцу занять позиции по обеим от него сторонам, а когда черная фигура приблизилась на расстояние десяти шагов, скомандовал:
      – Эй, остановись!
      Человек замер. Рорк не хотел стрелять – слишком много шума.
      – Делай, как я говорю, и тебе не причинят вреда, – продолжил он более спокойным голосом. – Положи ружье на землю и сделай пять шагов назад. После этого можешь повернуться и уйти.
      Рорк понимал, что, позволяя террористу уйти, их группа ничем не рисковала. Они будут у вертолета намного раньше, чем партизан сможет привести сюда своих товарищей. Однако никто не мог поручиться, понял террорист эту команду, произнесенную на английском языке, или нет.
      Так или иначе, но они услышали резкий металлический звук – партизан щелкнул затвором, зарядив ружье. Это было настоящим самоубийством, и Рорк подумал, что перед ними, должно быть, еще неопытный террорист. Не дожидаясь, пока партизан воспользуется оружием, все трое, повинуясь профессиональному инстинкту, одновременно нажали на курки. Три огненные полосы, возможно более ста пятидесяти пуль, буквально разрезали человека надвое, и он упал на траву.
      В наступившей затем мертвой тишине раздался слабый стон. Рорк раздумывал всего лишь секунду. Времени не было, надо срочно уходить, так как звук выстрелов разнесся по крайней мере на милю.
      – Я сейчас, – сказал он быстро.
      И направился к лежащему на земле террористу. Приблизившись вплотную, он понял, что это была девочка, черная девочка. Ее живот был прошит автоматной очередью, но она, возможно, была в сознании: глаза, широко открытые, уставились прямо на Рорка. Наверное, она – самый обычный связник, подумал Рорк, ни подготовки, ни опыта партизанской войны. И полное непонимание английского. Он нагнулся и выстрелил ей в голову.

* * *

      ...Рорк был бы счастлив считать, что это его война, даже был готов рисковать жизнью за интересы чуждой ему страны, но ни в коем случае он не хотел оказаться в проигрыше. А он был уверен, что скоро власть в этой стране перейдет к черным. Поэтому, когда возник вопрос о продлении контракта и ему показали телеграмму из Херефорда, в которой говорилось, что при желании он может оставаться, он ответил: большое спасибо, нет...
      Теперь он едет домой. Предстоит по крайней мере целый месяц отдыха и развлечений; он снова откроет для себя давно забытый мир, мир, который скрывался под белым халатом Люси.
      Часы на здании «Ройал Эксчейндж», в самом сердце лондонского Сити, пробили двенадцать. В двух сотнях ярдов отсюда в своем офисе, расположенном на пятом этаже большого здания, возвышавшегося над маленькой и тихой площадью, в стороне от Ломбард-стрит, сэр Чарльз Кромер стоял у окна и рассматривал находящуюся перед ним улицу. Здание его банка было равно удалено как от «Ройал Эксчейндж», так и от «Сток Эксчейндж». Через всю площадь, на другой стороне Ломбард-стрит, сияя белизной стен, стояло новое здание банка «Креди Лионнэ». Справа и слева от него, а также на других ближайших улицах находились многочисленные финансовые учреждения: банки, страховые и юридические конторы. Это был самый центр, бастион международного финансового сообщества.
      Кромер был крупным мужчиной, с большой головой и мощной мускулатурой. Породистый бульдог, любил он мысленно называть самого себя. На нем была серая костюмная тройка безупречного покроя и привычный итонский галстук. Кромер с задумчивым видом выпятил вперед нижнюю губу, постоял молча у окна еще какое-то время и затем начал медленно прохаживаться взад-вперед по огромному кабинету. Мозг его работал лихорадочно и напряженно.
      С точки зрения установившихся в Сити традиций кабинет Кромера представлялся необычным, отражая богатство и хороший вкус его отца и деда. В нем было какое-то своеобразное великолепие простоты. Полированный, из ценных пород дерева, пол. С одной стороны мраморного камина времен королевы Виктории стояли две небольшие софы из марокканской кожи, отделанные крупными пуговицами. Они были изготовлены по заказу специально для его деда примерно сто лет назад. Софы стояли напротив друг друга, и их разделял прямоугольный стол со стеклянной поверхностью. Над столом, на стене, висел портрет – одна из ранних работ Модиглиана, – датированный 1908 годом. У каминной решетки на полу стояла гордость и забава Кромера – старинный греческий кувшин – черная амфора шестого века до нашей эры. Сам камин представлял своеобразную витрину ювелирного магазина – на его доске было столько богатых украшений, что Кромеру пришлось их соединить тонкими проволочками с системой охранной сигнализации. Два торшера, выполненные в виде ваз, стояли по углам противоположной стены. Письменный стол вишневого дерева – еще один предмет из доставшегося ему от деда наследства – располагался почти у самого окна.
      Кромер подошел к широкой двустворчатой двери, ведущей в приемную и остальную часть офиса, и, щелкнув выключателем, зажег один из торшеров. Он готовился к встрече с очередным посетителем, и она вызывала у него озабоченность и беспокойство. Имя человека, который должен вот-вот войти в его кабинет, Юфру, было ему почти незнакомо. Хотя национальность гостя заслуживала того, чтоб он был принят немедленно. Он был эфиопом, а звонок с просьбой назначить ему аудиенцию раздался из посольства.
      Кромер уже давно имел дело с этой страной. Как и его отец в течение тридцати лет до этого, он был финансовым агентом императорской семьи и в значительной степени отвечал за благополучие огромного состояния, принадлежавшего бывшему императору Эфиопии. Несмотря на то, что Хайле Селассие был уже несколько месяцев мертв, контакты Кромера с его родственниками регулярно продолжались. Несколько раз он был вынужден объяснять нетерпеливым и жаждущим денег детям, внукам, племянникам и племянницам, почему он не имеет права выдать огромные суммы, которые они требовали как часть причитающегося им наследства. Он повторял им, что император не оставил никакого завещания, никаких инструкций. А деньги могли быть перечислены на другие счета только на основании специального его распоряжения. В этом случае, конечно, банк немедленно произвел бы соответствующие операции, но в отсутствие таких документов он не волен что-либо сделать.
      Итак, беспокойство, которое испытывал Кромер перед встречей, вызывалось не национальностью посетителя. Оно было связано с политическим статусом этого человека. Приход Юфру организован посольством Эфиопии, следовательно, он будет представлять интересы нового, марксистского правительства, которое как раз и уничтожило Селассие. Поэтому Кромер предположил, что Юфру получил инструкции искать возможность доступа к огромным богатствам императора.
      А они действительно были огромными. Кромер знал это еще с детства, ибо начало сотрудничества Селассие с «Банком Кромера» относилось к периоду пятидесятилетней давности.

* * *

      История была не совсем обычной и представила бы значительный интерес для исследователей летописи лондонского Сити. «Банк Кромера» стал филиалом «Банка Ротшильда», крупнейшего в то время, в 1890 году, а уже с 1924 года установилась его связь с императорской семьей Эфиопии. Это был год, когда Рас Тафари, будущий император Хайле Селассие, а в тот период регент и наследник трона, прибыл в Лондон и стал первым за много лет представителем императорской семьи, выехавшим за границу.
      Несколько причин заставили Раса Тафари предпринять эту поездку. В политическом плане перед ним стояла задача полностью изменить во всех аспектах уклад жизни отсталой средневековой страны, каковой была Эфиопия, и подтянуть его к уровню требований наступившего двадцатого столетия. Однако более важным для себя он считал решение личных финансовых проблем. Будучи наследником трона, он имел самый широкий доступ к информации о семейных и государственных богатствах и в этой связи считал необходимым найти более надежное место их хранения, нежели это представлял Императорский Казначейский дом в Аддис-Абебе.
      Размеры добычи золота в Эфиопии никогда не были точно известны, но, по оценкам, составляли несколько десятков тысяч унций ежегодно. Добывающие золото шахты, само местонахождение которых составляло государственную тайну, в течение многих десятилетий и даже веков находились под непосредственным императорским контролем. Император традиционно получал одну треть всего произведенного в стране золота, а остальное шло государству. Вполне очевидно, что различие между государственными золотыми запасами и запасами, принадлежащими императорской семье, было в определенной мере условным. Когда изобретательный и амбициозный Рас Тафари, которого всегда беспокоило соперничество с ближайшими родственниками, был провозглашен официальным наследником, он стал обладателем золотого запаса, размер которого оценивался в десять миллионов унций. С собой в Лондон он привез примерно половину – более 100 тонн. К 1975 году стоимость принадлежащего ему золота достигла 800 миллионов долларов. А это была только часть его состояния.
      В Лондоне Рас Тафари выяснил, что имевший в то время наилучшую репутацию «Банк Ротшильда» располагал филиалом, названным по имени владельца, – «Банк Кромера». Это имя ему было хорошо знакомо, так как генерал-губернатором соседней страны – Судана – в первые годы нового столетия был не кто иной, как граф Кромер, он же Эвелин Барниг. Конечно, это было всего лишь случайное совпадение, ибо имя Кромер никоим образом не было связано с титулом – граф Кромер. Тем не менее это обстоятельство сыграло свою роль: будущий император Эфиопии Хайле Селассие передал большую часть своего состояния в руки Чарльза Кромера второго, унаследовавшего банк в 1911 году.
      Когда в 1930 году Рас Тафари под именем Хайле Селассие стал императором Эфиопии, хранящийся на его счету в «Банке Кромера» запас золота увеличивался ежегодно в среднем на 100 000 унций. По соглашению с правительством Великобритании в 1944 и 1945 годах из Эфиопии ежемесячно экспортировалось до 8000 унций. Еще большее количество было вывезено неофициально.
      В 1950-х годах по совету молодого Чарльза Кромера, в тот момент наследника, готового заменить своего стареющего отца, огромное состояние Селассие было разделено и определенные его части помещены в банки американских финансовых магнатов на Уолл-стрит и в Швейцарии. Эта политика еще более энергично проводилась с 1955 года, когда Чарльз Кромер-третий в возрасте тридцати одного года стал главой банка. В результате всех финансовых операций состояние императора Хайле Селассие к середине 1970-х годов превысило 2,5 миллиарда долларов.
      Сэр Чарльз был уверен, что это богатство находилось в полной безопасности и, в связи со смертью Селассие, его банк в частности, равно как и банки его коллег в Швейцарии и Нью-Йорке продолжат получение прибыли, которая определяется постоянным ростом стоимости золота. Он также считал, что новое правительство Эфиопии должно хорошо представлять, что не располагает никакими рычагами для оказания какого-то давления, чтобы завладеть сейфами с золотом императора.
      В таком случае, зачем этот визит?

* * *

      Раздался приятный звук зуммера телефона внутренней связи. Кромер наклонился над микрофоном, нажал клавишу и вежливо произнес:
      – Да, мисс Ятс?
      – Мистер Юфру хотел бы видеть вас, сэр Чарльз.
      – Прекрасно. Проведите его сразу же ко мне.
      Кромер считал важным, чтобы каждый новый посетитель, еще не составивший представления о хозяине кабинета, слышал бы тон его голоса – мягкий, интеллигентный, с легким намеком на лесть.

* * *

      В шести милях от Сити, в пригороде Лондона, вытянувшемся в восточном направлении, в квартале невысоких и однообразных зданий, двое мужчин, хозяин квартиры и его гость, вели неспешный разговор. Они сидели в гостиной, окна которой были плотно задернуты тяжелыми шторами. На столе лежали открытая упаковка нарезанного белого хлеба, маринованный лук, стояла тарелочка с маргарином и несколькими ломтиками сыра и четыре банки с пивом «Гиннесс».
      Один из мужчин был высокий и худой, с копной белых вьющихся волос и внимательными голубыми глазами. Звали его Питер Халлоран. На нем были джинсы, потрепанные спортивные туфли и куртка из грубой бумажной ткани. В углу комнаты валялся огромный рюкзак, из которого торчала куртка анорак. Другой – хозяин квартиры, Фрэнк Риджер, был значительно старше, с короткими седеющими волосами, крупным носом и плоским невыразительным подбородком. Он был одет в комбинезон, натянутый поверх грязной клетчатой рубахи.
      Они беседовали уже больше часа, с того самого момента, когда Халлоран совершенно неожиданно появился в этом доме. Собственно, говорил в основном он, произнося слова с провинциальным ирландским акцентом. Разговор велся вокруг приключений, с которыми сталкивала его жизнь: беспросветной бедности и скуки прозябания в заброшенной деревушке в графстве Даун, решении стать военным наемником, о стремлении быстрее овладеть навыками безупречного пользования оружием и приемами рукопашного боя, любви к опасности и, наконец, успешном прохождении отборочной комиссии и поступлении добровольцем в САС. Затем, в середине шестидесятых годов, последовали многочисленные боевые похождения в Адене и, несколько позднее, в Омане. Потом он вернулся в Северную Ирландию. Обо всем этом было рассказано с явным налетом бравады и помпезности, от которых Фрэнк уже начал уставать.
      – Ей-Богу, Фрэнк, – говорил младший, – иногда эти ирландцы удивляют меня до крайности, даже пугают. Был я недавно в баре Муллигана, в Дандалке. Такое тихое место. Почти никого, только я и кружка пива. И парень по имени Макгенри. Я ему говорю, что есть работенка, одно щекотливое дельце. Это все, что я сказал ему, клянусь, никаких подробностей. Я еще не подошел к существу дела. И что же он? Не спросил, ни кто или что, сколько заплатят и как смотаться после этого, если потребуется. Ты знаешь, о чем он спросил? Когда ему дадут оружие и какое. Это все, что его интересовало. Он даже не задал вопроса, кто стоит за этим, – МИ5 , официальные власти, Провос  или Гарда . Как тебе это нравится?
      – Да-а, Питер, – медленно протянул Риджер. – Вы сделали все, что требовалось?
      – Конечно. Ты, должно быть, читал в газетах, что группа членов Ирландской Республиканской армии захватила полмиллиона в результате налета на банк.
      – Да что ты говоришь? – с удивлением произнес Риджер, потягивая пиво из банки. – Мне помнится, ты сказал, что тебе платили англичане?
      – Совершенно верно, – быстро ответил Халлоран.
      Ему нравилось валять дурака, и он был доволен, что поставил Фрэнка в тупик и еще больше подогрел его любопытство.
      – Как же это так? Британцы вам платили за то, чтобы ограбить британский банк?
      – Так точно.
      – Странно как-то. Ну хорошо. Ты снова в почете или как?
      – Ты что? После всего того, что случилось в Омане? Никоим образом.
      – А что ты сделал?
      – Да-а так, история с одной девчонкой.
      – И что же?
      – Откуда я мог знать, кто она такая? Мой контракт закончился, и я собирался уже возвращаться. Нужно было обязательно выбираться оттуда, иначе пришлось бы насиловать верблюдов. Наши парни, Майкл Рорк в том числе, решили отметить это, и мы всей компанией завалились в шикарный ресторан в новом отеле Султаната-"Аль Фалах". Сколько же ей могло быть лет? Думаю, девятнадцать, совсем взрослая. Я говорю тебе, Фрэнк... Эй, сын мой, ты хочешь меня выслушать?
      Риджер ухмыльнулся.
      Мысли Халлорана вернулись в тот вечер. Он заметил ее в первый раз в главном холле. Прелестное же это место – «Аль Фалах»! Кругом все отделано под бархат. Словно ты находишься в великосветском клубе со стриптизом. Она в этот момент желала спокойной ночи своему папаше, как полагал Халлоран, приезжему бизнесмену.
      – Чего ты тянешь время? – быстро проговорил Рорк, заметив, что Халлоран просто впился глазами в эту девицу.
      Халлоран мгновенно поспешил к лифту и сумел вместе с ней втиснуться в кабину. На девушке была блузка, очень свободная, с короткими рукавами, поэтому, когда она, стоя к нему вполоборота, протянула худую руку, чтобы нажать кнопку, он увидел ее розовый лифчик и сразу понял, что она в нем в общем-то и не нуждалась. Ее грудь была еще невинно детская. Он почувствовал, что она сама это знает и, возможно, даже стесняется. Халлоран сразу же решил завязать с ней разговор.
      – Извините меня, мисс, но мне кажется, что мы с вами уже где-то встречались.
      Он подождал, пока она повернулась в его сторону с легкой улыбкой на лице, выражавшей одновременно растерянность и желание понравиться. В следующий момент замешательство усилилось и, словно облако, затуманило ее взгляд.
      – Я была...
      – Конечно-конечно, – прервал он ее. – Вы полностью были в мире грез и мечтаний.
      Это было довольно банально, но тем не менее сработало. Несколько секунд она вопросительно смотрела на него, не зная, что сказать и как отшить этого нахала. Наконец она улыбнулась. Ее звали Аманда Прайс-Уикхэм.
      – Она была полна страстного желания, – продолжал между тем Халлоран.
      Как выяснилось, все, что у нее было до сих пор, – сплошная невинность. Никогда в жизни она еще не сталкивалась с мужской грубостью, но страстное желание вкусить запретный плод ясно читалось на ее лице. Халлоран со своим опытом сразу же понял все. Аманда Прайс-Уикхэм оказалась на редкость восприимчивой ученицей. Когда он выразил восторг по поводу ее внешности – красоты лица и стройности фигуры, освещенных светом вечерних огней, который врывался через широкое окно гостиничного номера, а затем сказал, что самое прекрасное в жизни – простота и естественность, она согласилась с ним. Почему бы в таком случае, продолжал Халлоран, ей не снять ожерелье, а за ним и колготки. Она повиновалась ему и по мере того, как на ней оставалось все меньше одежды, становилась еще прекраснее и желаннее.
      – К трем часам утра мои локти и колени истерлись до красноты, – проговорил Халлоран.
      Он улыбнулся и сделал глоток пива.
      – Я даже не знаю, как обо всем этом узнал ее папаша, – продолжил Халлоран после небольшой паузы. – Оказалось, что он был полковником и приехал с миссией по линии министерства обороны для обсуждения вопросов поставки оружия Оману. Знаешь, один из этих знаменитых торговцев оружием наподобие О'Махони, своеобразных ирландских шейхов?
      Риджер кивнул головой и в улыбке оскалил зубы, давая понять, что шутка Халлорана дошла до него.
      – Кончилось тем, что папаша дал мне пинка под зад и я вылетел из отеля. Ну, а в САС меня уже не хотели брать, поскольку выслуга лет и без того была большой. Чтобы откупиться от меня, они мне дали выходное пособие. Что ж. Ничего не оставалось, как убивать время; я ходил по пивным кабакам и проводил там многие часы. Вдруг совершенно неожиданно ко мне подошли англичане, так, вроде бы в неофициальном порядке. Ну, спрашивают, не мог бы я помочь им дискредитировать Провос? Пять сотен в месяц наличными. Для начала на три месяца, а дальше они посмотрят, как пойдут дела. Вот тогда-то мне и пришла в голову идея с банком, и я предложил моим хозяевам провести с целью провокации несколько операций по ограблению британских банков, осуществленных якобы ирландскими националистами. Это было намного легче и безопаснее, чем ночные стычки в джунглях или пустыне. Во-первых, можно сказать, у себя дома и, потом, рейды планировались с участием и с ведома руководства банков. Заметь, всего лишь планировались, и только. Но все должно было выглядеть так, как и в действительности. У меня появился к этому вкус. Но вскоре узнал, что Гарда завела на меня дело и попросила полицейского инспектора в Белфасте арестовать меня. Этот самый инспектор все мне и рассказал. Я сразу понял, что это был повод от меня избавиться, так как англичанам нужно было выйти чистыми из этого дела, чреватого для них неприятными последствиями. И они решились на благородный шаг: инициировали выдачу ордера на мой арест, но заранее предупредили, чтоб я мог смыться. Тоже мне, благородный шаг, сволочи. Вроде бы ты помогаешь этой затраханной стране, а они вместо благодарности трахают тебя.
      – Питер, ты мог бы им это объяснить.
      – Нет, в таком случае меня бы не оставили в живых, Фрэнк. Как сказал этот капитан, ублюдок, у меня будет все о'кей, если я залягу на дно и буду молчать. Через год, может быть, два, когда все стихнет, я смогу снова зажить нормальной жизнью.
      Он замолчал и сделал несколько глотков.
      – Я сегодня работаю во вторую смену, – произнес после некоторой паузы Фрэнк, избегая смотреть в глаза Халлорану, и поднялся со стула. – Вернусь около девяти.
      – Хорошо, мы сможем еще выпить.
      Как только дверь за Риджером закрылась, Халлоран дотянулся до очередной банки с пивом. У него не было никакого желания ждать даже неделю, не говоря уже о целом годе, чтобы зажить снова.

* * *

      Среди великолепия и богатства офиса сэра Чарльза Кромера Юфру чувствовал себя абсолютно свободно и непринужденно. Это был худой человек с отточенным, напоминающим орлиный, взглядом глаз на смуглом лице. Впрочем, многие эфиопы могли бы быть описаны подобным образом. В руках он держал серый кашемировый плащ, который, войдя, сразу же отдал мисс Ятс. Одет он был со вкусом. Серый костюм почти такого же оттенка, что и плащ, светло-голубая, безупречного покроя рубашка и синий галстук.
      Хотя Кромеру не были известны подробности биографии Юфру, он тем не менее знал, что с 1960 года тот жил в изгнании за границей. Юфру закончил самую элитную военную академию в Хараре и к тому периоду дослужился до звания майора. Он являлся одним из четырех прогрессивных офицеров, которые решились разрушить монолит корыстной и продажной монархии и предприняли попытку свергнуть императора во время его выезда из страны с государственным визитом в Бразилию. Закончилось все это ужасной трагедией: офицеры, участники заговора, высокомерные и недалекие люди, не удосужились даже выяснить, какую поддержку им могут оказать низшие чины армии и гражданское население.
      Как показали события, таковой практически не было. Заговорщики арестовали в качестве заложников почти весь кабинет министров, почти всех расстреляли, рассчитывая этим втянуть в заговор армию, а когда поняли, что обречены, разбежались кто куда. Двое из главарей покончили жизнь самоубийством; потом их тела в течение нескольких дней болтались на виселице в центре Аддис-Абебы. Третий был схвачен и также повешен. Четвертым был Юфру. На машине он сумел добраться до границы с Кенией, вложил все имеющиеся у него наличные деньги в местный банк и уже через год появился в Лондоне.
      Совсем недавно, после нескольких лет занятий бизнесом, главным образом торговлей предметами искусства и антиквариата Африки и управлением собственными вкладами в банках, он добровольно предложил свои услуги революционному правительству, имея в виду таким образом свести счеты с императорской семьей. Он не ошибся в своих расчетах: хорошее знание механизмов, которые двигают капиталистическую экономику, пригодились и революционному правительству.
      Юфру стоял посреди кабинета и с восхищением рассматривал все вокруг. Затем, когда Кромер жестом пригласил его сесть, он заговорил мягким и вкрадчивым голосом, который у него выработался за многие годы работы с британскими компаниями.
      Как должно быть хорошо известно мистеру Кромеру, говорил он, Эфиопия является бедной страной. Он, Юфру, оказался более удачливым, но пришло время, когда все эфиопы должны объединиться. В стране свирепствуют ужасный голод, болезни. Возможно, что более полумиллиона граждан обречены на голодную смерть. Во многом вина ложится на бывшего императора. Он был далек от народа, отгородился от него в своих замках и не заботился об интересах и чаяниях простых людей. Революционное правительство предприняло попытку полностью изменить ситуацию, но столкнулось с большими проблемами из-за нехватки средств и наличия внутренней оппозиции.
      – В политическом плане страна переживает сейчас трудные дни, – вздохнул Юфру.
      Он оказался идеальным адвокатом своих новых хозяев, этих разбойников и головорезов. Кромер и раньше встречал такой тип людей – интеллигентных, образованных, тонких дипломатов, которые достигают своих корыстных целей тем, что усердно служат платящим им боссам.
      – Мы имеем многочисленных внутренних врагов, которые, однако, очень скоро убедятся в том, что вели ошибочную политику. Но сейчас они хотят разрушить Эфиопию. Оппозиция, сконцентрировавшаяся в Эритрее, всеми силами стремится разорвать страну на куски. Сомали предпринимает попытки отторгнуть от нас целый регион, Огадан, являющийся неотъемлемой частью Эфиопии. Все это требует проведения значительного количества дорогостоящих мероприятий. Вы ведь в курсе того, что сомалийцы до зубов оснащены советским вооружением. Мое же правительство еще не нашло путей, чтобы установить благоприятные отношения с Советским Союзом. Если мы хотим обеспечить нашу безопасность, а я понимаю, что это в интересах Запада, чтобы регион Африканского Рога оставался бы стабильной зоной, мы должны иметь эффективное современное вооружение. В настоящее время мы располагаем только одним источником – западные страны. Но мы не хотим быть должниками. Мы предполагаем закупить все необходимое нам оружие. Поэтому, если говорить прямо, нам нужна твердая валюта.
      Кромер кивнул головой. Он уже обо всем догадался.
      – И деньги для расходов на такие цели существуют, – продолжал спокойным голосом Юфру. – Они были украдены у народа императором Хайле Селассие и вывезены из страны. Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было. Я уверен, что вы с полным пониманием отнесетесь к тому, что в настоящее время императорское состояние является законной собственностью правительства и что народ Эфиопии, истинный источник этого богатства, будет вами рассматриваться в качестве полноправного наследника бывшего императора. Он должен получить вознаграждение за свой труд.
      – И этим богатством будет распоряжаться ваше правительство? – вставил сэр Чарльз.
      – Вы правы, – оставляя без внимания иронию, заключенную в словах банкира, спокойно ответил Юфру. – Ведь оно является представителем народа.
      Кромер был в своей стихии. Он знал, что его позиция тверда как скала. Поэтому он мог позволить себе некоторое великодушие.
      – Мистер Юфру, – начал он после небольшой паузы, – с моральной точки зрения ваши аргументы безупречны. Мне понятны мотивы и помыслы вашего правительства исправить ошибки истории.
      Они оба хорошо представляли, во что вылились эти помыслы – сотни трупов «врагов революции», смердящих на улицах Аддис-Абебы.
      – Конечно, в каком-то смысле мы, естественно, хотели бы помочь вам. Но если вы затрагиваете личное состояние императора, здесь я должен заметить, мы ничего не сможем сделать. Инструкции, которые накладывают на нас определенные обязательства, совершенно ясны...
      – Я знаю эти инструкции, – холодно прервал Кромера эфиоп. – Мой отец сопровождал императора в поездке в Великобританию в 1924 году. Это объясняет отчасти причину, почему именно я нахожусь здесь. Вам должны быть даны инструкции, подписанные рукой и удостоверенные печатью императора. Они должны быть напечатаны на специальной бумаге с водяными знаками, изготовленной по заказу вашего банка, и также заверенной императорской печатью.
      Кромер молча, медленным кивком головы, дал знать, что он согласен со словами Юфру.
      – Вы совершенно правы, – проговорил сэр Чарльз. – И эти условия до сих пор остаются в силе. Должен сказать вам, мистер Юфру, что последний раз наш банк получил подтверждающие такую процедуру документы в июле 1974 года. Ни я, ни мои коллеги с тех пор не получали никаких новых указаний. Мы не можем предпринять какие-либо действия в одностороннем порядке. И поскольку всему миру известно, что император мертв, представляете, что эти вклады должны быть заморожены и, я боюсь, навечно.
      Банкир поднял вверх обе руки, выражая этим жестом одновременно и свое бессилие что-либо изменить, и сочувствие посланцу Эфиопии.
      Наступила долгая пауза. Несомненно, у Юфру было еще что-то заготовлено, и Кромер выжидал, полностью уверенный в обоснованности своей позиции.
      – Сэр Чарльз, – начал Юфру более осторожно, – нам предстоит много кропотливой работы, чтобы привести в порядок всю переписку бывшего императора. Все его деловые связи на протяжении пятидесяти лет, вы понимаете... Вполне вероятно, что император среди других бумаг оставил документы с новыми распоряжениями в отношении своих вкладов; возможно, что они были составлены уже после революции. Вы же знаете, он прожил еще год после этих событий. Поэтому вполне допустимо, что могут появиться новые документы, касающиеся его состояния, которое находится в зарубежных банках. Я полагаю, что, если должным образом будет установлена подлинность этих бумаг, не возникнет никаких вопросов ни со стороны вашего банка, ни со стороны банков, ассоциированных с вами. Каково ваше мнение?
      "Хитрая маленькая бестия. Определенно, у него припрятаны какие-то козыри, которые он не хочет пока открывать, вот и говорит иносказательно и витиевато, – думал Кромер. – Тоже мне. Вполне вероятно... можно себе представить... Если, если, если. Да нет же, нет за этими словами никаких «если». Должно быть что-то твердое, реально-конкретное и осязаемое. Но что?
      Чтобы выиграть время, он проговорил:
      – Мне нужно будет проверить собственные файлы с документами: соглашения, договоренности, инструкции. Безусловно, были бумаги, которые касались процедуры в отношении просроченных распоряжений, но сейчас я не смогу воспроизвести их точно, они выскочили из моей памяти. Но так или иначе инструкции во всех случаях касались новых вкладов, либо перевода денег и покупки драгоценных металлов и акций. Каким образом и в каком виде вы бы предпочли передачу вам такой информации?
      – Прежде всего мы хотели бы, чтобы все точно соответствовало подписанным двумя сторонами документам: императором и вашим банком. Нам нужно всего лишь знать вашу реакцию на тот случай, если бы такие бумаги были нами найдены и, конечно, если мы посчитаем необходимым дать им дальнейший ход.
      – Как мне представляется, мистер Юфру, такая ситуация, о которой вы говорили, абсолютно исключается. Вы не сможете представить новый документ. Прежде всего потому, что император умер восемь месяцев назад.
      – Конечно, конечно, сэр Чарльз, мы сейчас говорим в чисто гипотетическом плане. Мы просто хотим быть готовы к различным обстоятельствам и вариантам этого дела.
      Он поднялся и легким движением руки смахнул пушинку со своего пиджака.
      – Теперь я должен покинуть вас, – проговорил Юфру с улыбкой. – Мне необходимо проанализировать ситуацию. Разрешите поблагодарить вас, сэр Чарльз, за прекрасный кофе и за полезные советы. До следующей встречи.
      Несколько озадаченный, Кромер проводил Юфру до двери. Он пребывал в состоянии какой-то тревоги, мрачного предчувствия. «Должно быть, они что-то затевают, – думал он о боссах Юфру. – Что же он должен им сообщить? Этим людям, которым вряд ли свойственно человеколюбие, скорее даже наоборот. Поэтому вряд ли их устроит ответ, содержащий утверждение, со ссылкой на инструкцию, что документы, подлинность которых признана банком, но которые просрочены по дате их подписи, не могут быть приняты для исполнения. Ведь это будет означать, что Юфру и его хозяева никогда не получат этих денег».
      Он напряженно думал обо всем этом, пока неожиданная идея не пришла ему в голову. От нее стало немного не по себе. Черт возьми! Уже начиная с сегодняшнего вечера, у его собеседника может появиться определенный интерес, и при этом значительный, как раз в получении именно этой информации.
      – Никаких приемов, мисс Ятс, – резко проговорил он в микрофон внутреннего переговорного устройства. – И принесите мне файлы переписки со Львом... Да, все файлы. Принесите лучше весь ящик.

* * *

      В этот вечер сэр Чарльз засиделся допоздна. Стопка файлов, содержащих финансовую переписку со Львом, иными словами, с императором Хайле Селассие, лежала перед ним на рабочем столе, а рядом стоял и сам ящик из стенного выдвижного шкафа. Кромер снова прокрутил в голове детали визита к нему Юфру. Их сегодняшний разговор, без всякого сомнения, заставлял предполагать, что за словами эфиопа кроется что-то конкретное, какая-то определенная цель. Наиболее логичным было предположить, что его хозяева вынашивают планы любым способом изъять из всех банков императорские богатства. Это не может быть сделано только наполовину или частями. Если они получат такую возможность, скажем, с помощью поддельных документов, тогда все огромное состояние окажется под угрозой. И еще какой!
      Напряженно думая, Кромер стал мысленно анализировать вероятность такой ситуации. Для начала взять хотя бы золотые запасы Селассие стоимостью два миллиарда долларов. Если бы он получил соответствующие инструкции, исходящие как бы от самого императора, продать все золото, все до последней унции, это нанесло бы непоправимый удар по ликвидам его собственного банка и банкам его партнеров в Цюрихе и Нью-Йорке. Изъятие капитала своим следствием имело бы резкое сокращение кредитов, а следовательно, и прибыли. Если станет известно, что продавцом золота является группа бандитов, захватившая власть в Эфиопии, начнут распространяться слухи и репутации его банков будет нанесен огромный ущерб. Доверие к нему, Кромеру, будет потеряно. Даже в том случае, если не востребуют все золото сразу, вложения в его банк существенно сократятся. Негативные последствия еще долгие годы эхом будут отдаваться в коридорах международной финансовой власти, вызывая смуту и хаос. Цена золота на рынке значительно упадет.
      А сколько компаний обанкротится; будет нарушен платежный баланс в фунтах стерлингов, швейцарских франках и долларах.
      Боже мой, и он станет виновным во всех грехах! Его имя будет склоняться на страницах газет, во всей мировой банковской общине.
      Кромер налил себе виски и вернулся за рабочий стол, заставив себя продумать самые худшие варианты. При каких условиях несчастье может произойти? Что, если Юфру предоставит документы, подписанные императором, в которых будет содержаться приказ передать все его состояние в руки этой банде Менгисту? В лучшем случае документы окажутся поддельными, и это будет легко доказать. А если документы будут подлинными, датированными периодом, когда император был еще жив? Но это переходило бы за грани возможного, так как противоречило бы всему, что Кромер знал об этом человеке, – о его жестокости, бескомпромиссности, нетерпимости к попыткам даже самого малейшего ущемления его власти.
      А что, если они влезли к нему в доверие с помощью каких-то наркотиков или применили пытки и содержание в карцере? Это вполне реально. Кромер готов был поклясться жизнью, что до момента отстранения от власти Селассие ни за что бы не подписал документы, наносящие ему ущерб и личный вред. Но он вполне мог это сделать потом, после переворота, если его заставили силой. Он же содержался в течение целого года под строгим домашним арестом.
      Теперь Кромер ясно понимал, откуда ждать удара. К тому же он был почти полностью уверен, что сможет помешать или свести на нет те возможные действия, о которых упомянул Юфру, перед своим уходом. Он еще раз внимательно просмотрел один из файлов. Да-да, вот она, эта инструкция: никакие документы, подписанные императором, не должны приниматься к производству после истечения определенного срока со дня их подписи. При получении любого письменного распоряжения, предлагающего операции с вкладами, которое имеет подпись более чем двухнедельной давности, банк должен перепроверить правомочность этого документа, прежде чем начать работать с ним. Это условие было оговорено специально, как определенная предосторожность в те давние времена, когда курьерская служба была еще не такой надежной, а связь – менее быстрой. Хотя к процедуре, изложенной в этой статье, никогда не пришлось прибегнуть, она тем не менее до сих пор оставалась в силе. И сейчас, словно своеобразный бастион, она должна была защитить Кромера от потенциальной катастрофы.
      Кромер с облегчением вздохнул и расслабился. Однако уже через мгновение почувствовал легкое раздражение в связи с тем, что проявил слабость и напрасно потратил столько времени на такую маловероятную угрозу. Он допил виски, погасил в кабинете свет и спустился в подземный этаж, где его ждал «даймлер» со спокойно дремавшим на сиденье шофером. К полуночи Кромер был в своей лондонской квартире.

* * *

       Пятница, 19 марта
      – Вы теперь понимаете, мистер Юфру, что должны были чувствовать мои коллеги и я сам.
      Кромер сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел в глаза Юфру, которого утром пригласил к себе в офис для дальнейших переговоров.
      – После такого перерыва во времени, и принимая во внимание неопределенность политической ситуации в вашей стране, мы не можем быть уверены, что документы будут отражать волю и последнее желание императора, – продолжил Кромер. – Нам придется найти дополнительное подтверждение, возможно, даже заверение самого подписанта, прежде чем что-либо предпринять. Хотя вы, конечно, понимаете, что сделать это, увы, невозможно: его уже больше нет с нами.
      – Понимаю, сэр Чарльз. Однако вы не подвергнете сомнению действительность подписи и печати императора?
      – Ни в коем случае. Это мы можем удостоверить.
      – С точки зрения законности документов и волеизъявления, сэр Чарльз, вас будет смущать только давность подписи, не так ли?
      – Вы совершенно правы, мистер Юфру.
      – Понятно. В таком случае я почти уверен, что подобной проблемы никогда не возникнет.
      Кромер кивнул головой. Весь этот нелепый, заставивший его немного поволноваться заговор, если он даже и существовал где-то, помимо его собственного богатого воображения, был окончательно подавлен. Скорее всего без всяких дальнейших осложнений.
      Слушая речь Юфру, можно было подумать, что все, о чем он говорил, было не чем иным, как чисто гипотетическим предположением. Он по-прежнему был очень вежлив и приветлив и высказал несколько хвалебных комплиментов в отношении хорошего вкуса сэра Чарльза и в конце концов покинул кабинет в отличном настроении.
      Банкир остался сидеть за столом, погруженный в мысли. У него не было никаких других встреч, назначенных на это утро, вплоть до ленча, который он должен был провести в компании одного из маклеров.
      Кромер испытывал некоторое раздражение и недовольство самим собой. У него было ощущение, что ему чего-то не хватает, что-то упущено в разговоре с Юфру. Конечно, размышлял он, у его соперников имелись лишь две возможности. Во-первых, банда Менгисту могла подделать или планировала подделку документов. Во-вторых, они уже могли располагать подлинным письмом, полученным тем или иным способом. В обоих случаях указанная на этих документах дата должна предшествовать времени смерти императора; теперь, после его разговора с Юфру, им станет известно, что просроченная дата уже сама по себе, автоматически, делает документ недействительным. Богатство навечно останется вне пределов их досягаемости.
      Юфру проиграл. Кромер задумался. Но проиграл ли он? Он не выглядел человеком, который потерпел серьезную неудачу – ни злости и раздражения, ни подавленности и опасений в связи с тем, что обязан доложить о провале миссии своим боссам и разрушить их надежды. Нет, все выглядело так, словно он просто отказался от какого-то одного варианта действий.
      Интересно, какие еще варианты имеются в его распоряжении? Что такое Кромер мог сказать эфиопу, что позволило бы этой банде иметь свободу действий и использовать новые возможности? Он сделал всего лишь одно позитивное утверждение, которое состояло в том, что распоряжения, если они будут соответствовать установленной процедуре, будут рассматриваться как подлинные документы, хотя дата их исполнения уже просрочена.
      При каких условиях распоряжения могут быть восприняты им как подлинные и обязывающие к действию одновременно? Только в том случае, если указанная на них дата относится к последнему периоду времени. Конечно, конечно. Но тогда... если дата относится к совсем недавнему времени... Постойте... в этом случае император должен быть... Боже мой!
      Кромер выпрямился в кресле, уставившись широко открытыми, но ничего не видящими глазами в противоположную стену офиса. Он испытывал то самое ощущение, которое выражается емким словом – эврика: открытие, сделанное на основе самых незначительных и почти незаметных фактов, но они, эти факты, обладают такой силой, что выводы оказываются абсолютно бесспорными.
      Итак, император должен быть еще жив!

* * *

      Кромер сидел, объятый ужасом от своей собственной догадки. У него не было никаких сомнений в правильности сделанного заключения. Это был единственный логический вывод из всей совокупности информации, включавшей в себя как суть, так и манеру высказываний Юфру, который имел здравый смысл. Но Кромеру надо было удостовериться, нет ли каких-нибудь других обстоятельств, которые бы противоречили этому выводу.
      Из ящика у стены он вытащил еще один файл, помеченный надписью: «Вырезки, некрологи». В нем, аккуратно скрепленные металлическими дужками скоросшивателя, были подобраны газетные и журнальные вырезки и другие бумаги, относящиеся к прессе по поводу смерти Хайле Селассие, объявленной 28 августа 1975 года и случившейся во время сна днем раньше в возрасте 83 лет.
      Из официального правительственного пресс-релиза следовало: «Накануне вечером (26 августа) император пожаловался на недомогание, но из-за позднего времени и отсутствия доктора врачебная помощь ему не была оказана, и слуги нашли его мертвым на следующее утро».
      Хотя император содержался под строгим домашним арестом на территории дворца Менелик, сведений о том, что он болел или плохо себя чувствовал, никогда не публиковалось. Да, верно, было известно, что он перенес двумя месяцами раньше операцию по поводу предстательной железы, но, по сообщениям, просочившимся в прессу, стабильно поправлялся. Один британский доктор, который лечил его в этот период, профессор из лондонского госпиталя «Королева Мэри», заявил, что еще никогда не встречал пациента в таком возрасте, который бы так хорошо перенес операцию.
      Никаких других подробностей о смерти императора в газетах не публиковалось. Как это ни странно, но никто из членов императорской семьи не был допущен к телу умершего императора, не было и вскрытия. Более того, похороны, состоявшиеся предположительно 29 августа, прошли в обстановке строгой секретности без гражданской панихиды. Иными словами, можно было подумать, что император попросту исчез.
      Поэтому вполне естественно, что определенные лица, прежде всего родственники императора, находили официальные материалы, опубликованные в связи со смертью императора, совершенно неприемлемыми. Они очень сильно отдавали лицемерием. Как бы ни разрушительна была революция, в Аддис-Абебе оставались приверженцы старого режима, в основном интеллигенция, среди них врачи. Вскоре по городу и стране начали циркулировать слухи о том, что Селассие был задушен, умерщвлен, чтобы облегчить выполнение задач, поставленных революцией. Ибо пока он жив, широкие круги населения будут по-прежнему воспринимать его и даже преклоняться перед ним как перед настоящим, законным правителем государства. Как сообщала в июне 1976 года «Таймс» со ссылкой на мнение членов императорской семьи, «внезапная смерть императора всегда вызывала подозрение, и не только у них, из-за полного отсутствия свидетельства авторитетных специалистов в области медицины и юриспруденции, объясняющих и подтверждающих как сам факт смерти, так и ее обстоятельства».
      Таким образом, газетные материалы убеждали сэра Чарльза в том, что ситуация, связанная со смертью Селассие, полностью противоречива и нет убедительных доказательств, которые говорили бы как в пользу официального сообщения, так и утверждающих противное. По-видимому, проблема противостоять возможным действиям хозяев Юфру для Кромера по-прежнему сохранялась и даже еще больше усиливалась, судя по неясным объяснениям смерти Селассие. Однако, считал он, семья императора, настаивая на версии насильственной смерти, сделала противоположный и, по его мнению, неправильный вывод. Император должен быть еще жив.
      – Сэр Чарльз? – раздался голос мисс Ятс по внутренней связи. – Вы собираетесь на ленч с сэром Джоффри?
      – Ах да, мисс Ятс, спасибо. Конечно. Скажите ему, что я уже иду. Буду на месте через десять минут.
      Выйдя из кабинета, он задержался у стола мисс Ятс.
      – Какие встречи намечены на вторую половину дня, Валери?
      – Вы встречаетесь с мистером Сквайерсом в два часа по вопросу о последних вкладах шаха. И затем – традиционное заседание Комитета по золоту – в пять.
      Шах может подождать, подумал сэр Чарльз.
      – Отмените встречу с Джереми, я буду занят пару часов сразу же после ленча.
      Кромер выглянул в окно. Как будто бы шел дождь. Он взял стоящие рядом со столом мисс Ятс два шелковых зонта и вышел из приемной.

      Все, кто в течение последних двадцати лет знал и встречался с сэром Чарльзом Кромером, воспринимали его как расчетливого и преуспевающего финансиста, который в строгой тишине и размеренном ритме работы своих банков находил избавление от казавшейся ему бестолковой и взбалмошной обыденной жизни.
      Но эта внешняя порядочность была обманчивой. В характере Кромера преобладали такие черты, как жестокость и черствость, отсутствие сострадания к людям. В некотором смысле он был человеком аморальным и с наклонностью садиста. Нельзя сказать, что эти черты были врожденными. Вполне возможно, они появились с годами и были вызваны определенными обстоятельствами, да и проявились в основном в молодом возрасте. Уже много лет эта сторона его характера скрывалась за внешней интеллигентностью, респектабельностью, высоким профессиональным уровнем и местом, которое он занимал в обществе.
      Только дважды в жизни Кромер проявил присущие ему жестокость и безнравственность. Первый раз это случилось в колледже, в Итоне. Будучи учеником младших классов, он неоднократно подвергался унижению со стороны старшеклассников. Но он сознавал, что придет день, когда и он получит власть глумиться над младшими. Традиции требовали переносить побои стоически. В душе он мог затаить обиду и даже злость, но не должен никому говорить об этом. И он молчал. Его терпение и осознанное восприятие порой незаслуженных надругательств и побоев были с лихвой вознаграждены позже. Уже учась в старших классах, он стал одним из лучших в колледже игроков в рэгби. Он играл за сборную команду учащихся «Херефордские парни» с таким бесстрашием и самоотдачей, что о нем стали рассказывать целые легенды. Это помогло ему стать во главе комитета учащихся колледжа.
      Вот здесь и проявились затаенные в глубинах его характера злость и безразличие к страданиям других. Как глава комитета, примерно раз в неделю он осуществлял «отправление правосудия», которое выполнялось в самых жестоких традициях английских колледжей. С полным бездушием председательствовал он на ритуале публичного унижения какого-нибудь ученика из младших классов, назначая, в зависимости от проступка, определенное количество ударов прутом. В экзекуции, которая проходила в одной из комнат, чаще всего участвовал он сам, получая от этого истинное удовольствие и наслаждение.
      Но однажды произошел необычный случай, в котором проявилась свойственная Кромеру исключительная жестокость. Ученик, которому он вынес «наказание», осмелился поставить под сомнение справедливость «приговора». Дерзость парня привела восемнадцатилетнего Кромера в ярость. Он схватил прут и принялся избивать ослушника, вкладывая в удары всю мощь, пока на теле несчастного не показалась кровь. Отец избитого, владелец нескольких мануфактурных фабрик, богатый и очень влиятельный человек, после звонка отпрыска появился в колледже, забрал сына и отвез к доктору. Копии заключения врача, подтверждающие тяжелые телесные повреждения, были направлены директору колледжа, местным властям и родителям Кромера. С большим трудом удалось избежать крупного публичного скандала. Кромер, удивленный тем, что его обвиняют в содеянии чего-то плохого, был строго предупрежден. Казалось бы, осуществилось возмездие. Но нет, наказание никоим образом не изменило его собственной оценки происшедшего. Тем не менее он сделал для себя определенные выводы. Если хочешь дать волю своим чувствам, умей прикрывать нелицеприятные действия маской приличия и порядочности.
      Второй случай произошел в Берлине сразу же после окончания войны. Кромер не участвовал в боевых действиях; война закончилась несколькими днями раньше, чем он завершил подготовку в училище. Только что произведенный в младшие лейтенанты, Кромер в июле 1945 года приземлился в аэропорту Темпельгоф и оказался в Берлине.
      Город был весь в развалинах – разрушенные дома, улицы и площади, заваленные булыжниками и битым кирпичом, обгоревшие деревья, полуголодное население.
      Кромер сразу же оценил, что ему предоставлена уникальная возможность нажиться на беде немцев. Оккупационные войска полностью хозяйничали в городе и вели жизнь, достойную победителей: скупали по дешевым ценам дорогие антикварные вещи и драгоценности, шумели в редких, уцелевших после обстрела кафе и ресторанах. Марки ничего не стоили; в ходу были только доллары и фунты стерлингов, а ценность их была подобна золоту. Но расплачивалась с немцами в основном продуктами и сигаретами.
      Кромер оказался в своей родной стихии. Он полностью тратил наличные деньги, покупая за смехотворную цену ювелирные изделия и другие редкие вещи, которые попадались ему под руку. Его удивляло, как много хорошего уцелело в этом полуразрушенном городе: мейсенский фарфор, серебряные изделия с клеймом известнейших фирм, пианино и рояли «Бекштейн» и «Стенвей», тончайшее, расшитое кружевами постельное белье, личное военное оружие и военные убранства с драгоценными камнями прошлых веков и даже автомашины «ролсс-ройс». Кромер арендовал товарный склад недалеко от Темпельгофа и в течение последующих двух лет набивал его всяким добром. Он был не единственным человеком, который воспользовался создавшейся в Берлине благоприятной обстановкой для личного обогащения, но масштабы его деятельности были уникальными.
      В начале 1948 года Кромер, уже в чине капитана, получил помощника по административным вопросам – молодого, ему еще не было и двадцати лет, младшего лейтенанта. Звали его Ричард Коллинз. Для Кромера он оказался счастливой находкой. Наряду с выполнением обычных обязанностей – организацией патрулирования, распределением питания – Коллинз по вечерам стал контролировать доставку и размещение на складе новых приобретений Кромера. Это нисколько не обременяло его – всего лишь пара вечеров в неделю. Однако работа была регулярной, требовала организованности и внимания, но Коллинз знал, что ему обещана доля с полученного дохода.
      Однажды вечером, это случилось в мае, Коллинз, закрывая склад на ночь, услышал звон разбитого стекла со стороны боковой стены склада. Он помчался на шум и увидел, как из темноты, с противоположной части улицы, кто-то бросил в одно из окон склада бутылку с подожженным шнуром. «Коктейль Молотова»  сообразил Коллинз. Он понял, что вряд ли это приведет к каким-то серьезным последствиям, так как металлическая сетка в окне не даст бутылке попасть внутрь помещения. Поразмыслив мгновение, Коллинз бросился в темноту, откуда прилетела бутылка, и увидел смутные очертания человеческой фигуры, бежавшей в сторону соседней улицы и вскоре исчезнувшей за углом дома. Коллинз был молод. Он быстро настиг этого человека и резко толкнул его в спину. Немец не удержался на ногах и со всего размаха ударился головой об обломок кирпичной стены, лежавшей на мостовой. Обмякшее сразу тело упало на мелкие кирпичи и булыжники. Коллинз нагнулся. Голова немца, молодого тщедушного паренька, представляла сплошную кровавую массу, шея сломана. Он был мертв.
      Коллинз волоком протащил тело несколько метров по неосвещенной улице и оставил его в развалинах полуразрушенного здания. Затем бегом вернулся к складу, вытащил из оконной ниши оставшуюся целой бутылку, вылил из нее бензин, а бутылку швырнул подальше, в сторону развалившейся кирпичной колонны. Подождав на всякий случай пару минут и убедившись, что ни звон разбитого стекла, ни топот ног бегущих в ночной тишине людей не привлекли внимания патрулей, Коллинз быстрыми шагами направился искать Кромера.
      Кромер понимал, что был многим обязан Коллинзу. Поэтому, выслушав его рассказ, без лишних слов спустился вниз к своему джипу. Несмотря на позднее время, они сели в него и направились в район склада, чтобы подобрать тело немца. Около трех часов утра тот стал еще одним неопознанным трупом, оказавшимся в маленьком канале.
      По Берлину уже некоторое время ходили разговоры об отдельных попытках молодых немцев отомстить за массовый грабеж населения, скупку у него ценностей и бесчинства со стороны солдат и офицеров оккупационных войск. Но впервые свидетелем подобного стал сам Кромер. Он понял, что пришло время прекратить свою побочную деятельность.
      Через два месяца русские закрыли свою оккупационную зону, и западным союзникам пришлось организовать воздушный мост для доставки в Берлин продовольствия и топлива. Самолеты приземлялись в аэропорту Темпельгоф каждые три минуты и после разгрузки, пустые, улетали обратно. Кромеру понадобилось две недели, чтобы организовать перевозку всего своего богатства на двухмоторных самолетах «Дакота» сначала в Фасберг, а затем в Великобританию. В ангаре одного из служебных аэродромов в Средней Англии груз Кромера пролежал еще некоторое время, пока, примерно год спустя, он не демобилизовался из армии. Прибыв на родину, он организовал два грандиозных аукциона, продал все привезенное из Германии и заработал на этом чистыми сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. В Берлине за все это имущество Кромер заплатил около семнадцати тысяч фунтов. Не такой плохой бизнес для двадцатичетырехлетнего человека, не имевшего до этого никакого опыта и получавшего скромное жалованье.
      Теперь, спустя много лет, Кромер-гангстер вот-вот должен снова всплыть на поверхность.

* * *

      После ленча Кромер на короткое время вернулся в офис. Была вторая половина дня пятницы и обычно, если ему предстояла деловая встреча, Кромер уже не возвращался на работу. Но сегодня был особый случай, ему нужно сделать два важных звонка.
      Первый – в Цюрих, Освальду Купфербаху, в его личный кабинет в «Креди Сюисс» по адресу: Парадеплац, 8 – в один из немногих швейцарских банков, которые имеют специальные телефонные и факсимильные линии связи, предназначенные исключительно для переговоров по вопросам обмена крупных партий золота. Кромер звонил как раз по этой линии.
      – Освальд? Как дела?.. Да-да, давненько это было. Ты знаешь, нам нужно срочно встретиться... Боюсь, что это так. Возникли серьезные проблемы. Речь идет о Льве... Повторяю, это очень серьезно... Нет-нет, не по телефону. Ты должен немедленно приехать сюда. Могу только сказать, что дело непосредственно касается нашего будущего... Идеально было бы в течение ближайшего уик-энда. Что? Вечером в воскресенье, чтобы встретиться в понедельник утром? Прекрасно... Ты и Джерри... Я зарезервирую отель и вышлю машину. Подробности передам по телексу.
      Следующий звонок в Нью-Йорк, в небольшой банк в районе Уолл-стрита, который специализировался на операциях, аналогичных «Банку Кромера»: в основном золото и биржевые акции. Банк был дочерним предприятием «Морган гэранти траст компани», точно так же, как и «Банк Кромера» был отделением «Ротшильда». Человека, с которым Кромер разговаривал, звали Джерри Лодж.
      – Джерри? Это Чарли. Речь идет о срочном деле и касается Льва.
      Дальнейший разговор во всех деталях был аналогичен предыдущему, с Освальдом Купфербахом: появление новых обстоятельств, реальная угроза благополучию их банков, необходимость срочной встречи и договоренность обсудить создавшееся положение в понедельник утром.
      Ричард Коллинз поднял вверх руку и, стараясь казаться искренним, медленно махал ею вслед удалявшемуся «лендроверу». На самом деле ему был полностью безразличен сидевший за рулем клиент, только что купивший эту машину. Ничего особенного не произошло, обычная утренняя сделка. Одну машину продал, двадцать пять – из оптом закупленной у фирмы «Лэйлэнд» партии – еще ждут своих покупателей.
      Он стоял посреди уютного двора небольшой фермы с элегантными строениями из камня. Ферма располагалась всего в 70 милях на северо-запад от Лондона.
      Многие завидовали Дику Коллинзу. В глазах местных жителей он считался преуспевающим человеком. Ему было сорок восемь лет, стройный, крепкого телосложения, неженатый и ужасно везучий в жизни. Носил твидовые куртки, брюки из дорогой материи и купленные в модном магазине плащи. На принадлежащем ему «рейнджровере» был установлен магнитофон фирмы «Блаупункт», что было редкостью в середине 1970-х годов.
      За жилым домом и другими постройками раскинулись десять акров лесопарковой зоны с большими зелеными лужайками. Все это представляло превосходную базу для его бизнеса – продажи излишков автомашин, заказанных военным ведомством. В одной из каменных хозяйственных построек, полностью превращенной в гараж-мастерскую, стояли пять джипов времен войны, грузовик цвета хаки, участвовавший в военных действиях в песках Африки, и несколько мотоциклов с колясками производства 1930-х годов. Все это восстанавливалось и продавалось наряду с совершенно новыми автомобилями.
      Оборот его предприятия составлял около четверти миллиона фунтов стерлингов, из которых 25 000 фунтов он брал себе. Более чем достаточно в наше время. Почти десять лет он работал с этими, «роверами», джипами и грузовиками. С того момента, когда закончился последний контракт в Адене и Чарли Кромер дал ему взаймы 100 000 фунтов, чтобы приобрести первые 100 машин в обмен на 60 процентов будущего дохода. Каждый из них считал для себя эту сделку выгодной. Бизнес оказался довольно хорошим – прибыльным и без особой головной боли. Коллинзу приходилось только регулярно посещать устраиваемые военными аукционы и заключать договора на покупку машин.
      Однако в последнее время многое изменилось; самое главное – возросли цены. Любой старый джип, за который десять лет назад он платил 100 фунтов, теперь стоил 2000 и дороже. Это была работа для специалистов, и Коллинз хорошо знал ее тонкости. Когда-то она ему очень нравилась. Приятное урчание возвращенного к жизни старого двигателя напоминало ему о прежних боевых приключениях.
      Да, чертовски тяжелое, но захватывающее душу было это время. Постоянные ночные рейды и стычки с местными повстанцами и партизанами, готовыми бороться за захват ничтожно малого куска земли в провинции, за каждый разрушенный или сожженный дом в городах и поселках, от которого и осталось-то одна-единственная печная труба. И эта ужасная жара. Парням требовалось выпивать по два галлона  воды, чтобы выжить в этих условиях. В конце концов все это оказалось бессмысленным: англичанам пришлось убраться из Адена. Не так, как в Борнео, вот там было настоящее шоу; пригодилось все, чему их обучили в свое время военные специалисты.
      После того, что было в Адене, он был почти счастлив обрести собственный дом и землю. Жизнь в сельской местности показалась ему идиллией. Но это в самом начале. Потом все надоело, его просто тошнило. Он понял, что такой образ жизни не сможет доставить ему внутреннего волнения, предвкушения чего-то неожиданного, к чему он привык за многие годы, проведенные в «горячих» точках. А деньги? С этой стороны, казалось, все в порядке. Но их всегда недостаточно, чтобы по-настоящему возбудить его. Ферма была заложена, налоговый инспектор – просто садист. Если даже он продаст ее, большая часть вырученных денег достанется Чарли Кромеру.
      Скука – вот что в последнее время стало основной проблемой для Коллинза. Она одолевала его до полного изнеможения. Все вокруг повторялось изо дня в день, словно прокручивали одну и ту же пленку. Утром приходила старая Молли, чтобы убраться в доме. Дважды в неделю появлялась Каролина на тот случай, если вдруг приедет налоговый инспектор, а она поклялась Дику, что и близко не подпустит его к дому. Стэн знал до мельчайших деталей конструкцию всех автомашин не старше двадцати пяти лет и мог починить любую из них. Впрочем, как и все новые модели. Его собственные дела в последнее время не требовали вмешательства и решались как бы сами собой. Все выглядело монотонно и однообразно. Сплошная скука.
      Конечно, у него были и другие интересы. Однако поддержание себя в курсе дел международного терроризма и стрельба по тарелочкам в тире три раза в неделю вряд ли могли сравниться с нервной дрожью и трепетом, которые он испытывал в стычках в джунглях. Он посещал вечеринки, на которых были молодые девицы, и каждая охотно бы пошла с ним, сделай он хотя бы самый малый намек. Но у него не было никаких планов жениться вновь. Да, часто говорил самому себе Коллинз, то, что казалось уютным сельским гнездышком, превратилось в палату для душевнобольных.
      – Майор, – позвал его из гаража Стэн. – Телефон.
      Коллинз кивнул головой в ответ. Затем вошел в гараж, протиснулся мимо стоящего на ремонте джипа и протянул руку к телефонной трубке.
      – Дикки? Чарли Кромер. У меня есть к тебе деловое предложение.

* * *

       Понедельник, 22 марта
      Этим утром сэр Чарльз Кромер, Освальд Купфербах и Джерри Лодж собрались в кабинете Кромера. В свое время оба, швейцарец и американец, были выбраны и назначены на посты управляющих банков после интервью с Кромером. Беседуя с ними, сэр Чарльз пришел к выводу, что это как раз те люди, которые ему нужны: в меру хитрые, с большим опытом и достаточно усердные.
      Купфербах, пятидесяти двух лет, высокий и худощавый, в очках без оправы, в течение долгого времени работы в банке был настолько осторожен в своих действиях, что у коллег возникал вопрос, испытывал ли он вообще какие-либо эмоции. Профессионально нет. Его единственная страсть находилась вне служебной деятельности и была сугубо личной: он слыл экспертом в области экологии горных регионов. Это был умный, рассудительный и исполнительный управляющий банком. Лодж, родители которого – поляки – были выходцами из Лодзи, представлял прямую противоположность: полной комплекции, грубовато-добродушный, заставляющий искренне верить в то, что он говорит. Друзья и сослуживцы считали его тугодумом, но сам он полагал, что его явно недооценивают по причине зависти и соперничества.
      Итак, оба гостя сидели лицом друг к другу в креслах из марокканской кожи. Между ними, на стеклянной поверхности стола, стояли чашки со свежесваренным кофе и кувшин с апельсиновым соком. Сэр Чарльз с чашечкой кофе в руках располагался посредине кабинета. Он только что закончил рассказ о попытках со стороны Юфру прощупать почву в отношении возможности заполучить императорские богатства группой новых руководителей Эфиопии.
      – Итак, джентльмены, – резюмировал Кромер, – теперь вы понимаете, почему нам необходимо было срочно встретиться. У меня есть все основания предполагать, что император Селассие еще жив. Поэтому, если мы не предпримем соответствующих и согласованных действий, уже в самое ближайшее время нам могут представить документы, подписанные рукой императора и предлагающие передать все его состояние революционному правительству Менгисту Хайле Мариама. Как вы понимаете, это нанесет нам сильный финансовый удар, который мы вряд ли сможем выдержать. Действительно, суммы, соответствующие императорским золотым вкладам, настолько значительны, что их изъятие в пользу хозяев Эфиопии может разрушить мировой рынок золота. Последствия для наших банков и нас самих будут поистине жалкими.
      Швейцарец молчал, обдумывая слова сэра Чарльза, в то время как американец, с широко раскрытыми глазами, всем своим видом выражал недоверие к только что сказанному.
      – Полноте, Чарли, – произнес Лодж с легкой улыбкой. – Все, что ты говоришь, на мой взгляд, сильно преувеличено и вряд ли правдоподобно. К чему ты клонишь?
      В разговор вмешался Купфербах.
      – Нет-нет, Джерри. Все это не так уж безосновательно. Я могу согласиться с логикой Чарли. К нам в Цюрихе в последнее время неоднократно обращались за займами их представители. Эфиопам нужны деньги.
      – О'кей, о'кей, – произнес после некоторого молчания Лодж. – Давайте еще раз посмотрим на все эти вещи. Предположим, этот малый, Селассие, все еще жив. Предположим, что он подписывает бумаги. Ну и что? Думаете, что мы не сможем уговорить эфиопов оставить их золото в наших банках? В конце концов, они должны поместить его где-то, разве не так? Мы организуем им заем, а оставшееся у нас золото будет надежной гарантией. Они покупают оружие и ведут свои дурацкие войны. И все счастливы. Ну как?
      – Вполне возможно, – с мрачным видом медленно протянул Кромер. – Но мне это не представляется хорошей сделкой. Вы думаете, Менгисту будет платить проценты? А если и будет, неизвестно, согласятся ли это делать его преемники? Намерены ли вы кредитовать правительство, не имеющее опыта международных финансовых отношений, правительство, которое пришло к власти и удерживает ее исключительно с помощью насилия? Мне это не кажется разумным.
      – Согласен полностью, – проговорил Купфербах. – Что, по вашему мнению, могло бы случиться, если мы, получив эти документы, просто проигнорируем их?
      – Что ты имеешь в виду, Оззи? – спросил Лодж. – Рекомендуешь нам, пользующимся авторитетом банкам, отказаться выполнить волю вкладчика? Сообщить эфиопам, что мы не собираемся передавать им золото или деньги, так? Попросту говоря, сказать, чтобы они заткнулись?
      – В общем так, meine Herren,  – несколько неуверенно ответил Купфербах.
      – Послушайте меня, – вмешался Кромер, – если все, о чем мы здесь говорили, соответствует действительности, такой вариант наверняка приходил в голову и эфиопам. Как бы вы поступили в этом случае на их месте?
      – Вот именно, – сказал Лодж, выпятив вперед нижнюю челюсть и кусая верхнюю губу. – Бог ты мой. Да если бы я был на их месте, устроил такой шум! Что же это такое, возмущался бы я, одни из самых надежных и порядочных банков отказываются выполнять свои обязательства. Думаю, что они так бы и поступили. Не знаю, возможно, обратились бы в Международный суд. В конце концов, оказали бы давление на другие африканские страны с целью создать неудобства для деятельности «Банка Ротшильда» и «Морган Гаранти» в третьем мире. Да нас забросают тухлыми яйцами.
      – Между прочим, – проговорил задумчиво Кромер, – надо учитывать, что для реализации своих планов эфиопам придется заявить, что Селассие – жив. Это поставило бы их в достаточно глупое положение.
      – Да, это справедливо, – снова вступил в разговор Купфербах, проявляя как всегда ясность мысли и спокойствие, не уступающие способностям Кромера. – Но эфиопам нечего терять. Менгисту может предварительно выступить с заявлением, что сообщение о смерти императора не соответствует действительности и было вызвано интересами народной революции. Это, безусловно, нанесет удар по престижу их правительства, но, думаю, не такой уж смертельный. Для нас же последствия их возможной акции явятся полной катастрофой.
      Кромер по очереди взглянул на одного и другого.
      – Джентльмены, – сказал он, – в последние два дня я не думал ни о чем другом, как только об этой проблеме. Я многократно сопоставлял все имеющиеся факты. Если император подпишет финансовые документы, с нами все кончено.
      Он сделал небольшую паузу.
      – У нас остается только один путь. Мы должны исходить из предположения, что император жив, и по этой причине нам необходимо добраться до него раньше, чем он что-нибудь подпишет.
      Коллеги Кромера посмотрели на него вопросительно.
      – Что ты еще такое предлагаешь? – спросил Лодж.
      – Ничего особенного. Мы должны сделать вполне приличное дельце: всего лишь похитить императора.
      Оба гостя с удивлением уставились на Кромера. Лодж недоверчиво покачал головой, хотя было неясно, сомневается ли он в необычности самого предложения или в возможности выполнить такую задачу.
      – Джерри, Освальд, пожалуйста, не пытайтесь оспаривать эту идею. Я вижу в этом единственный ответ на возникшие обстоятельства. Или ваше согласие, или – немедленная отставка. Не знаю, как считаете вы, но у меня впереди еще большие планы и перспективы. У императора их нет. Если нам удастся вырвать его из их рук, мы выиграем во всех отношениях: освободим императора из плена, спасем его богатства и наше собственное благополучие.
      – Чертов англичанин, – без злобы проговорил Лодж. – Все еще думает, что живет во времена Британской империи и может действовать так, как хочет. Насколько я понимаю, такую работу могут выполнить агенты ЦРУ, но никак не банкиры.
      – Мне все понятно, Чарльз, – сказал Купфербах, быстрее, чем его коллега, уловивший некоторую угрозу, которая прозвучала в словах Кромера в отношении их возможности сохранить занимаемые должности. – Ты так тщательно готовил нашу встречу, продумал все мельчайшие детали, что сможешь ответить на мой вопрос: почему тебе необходимо наше участие?
      – Прежде всего, Освальд, начнем с главного – как нам получить доступ к Селассие, физически встретиться с ним. И мне кажется, я знаю, как это сделать. В нашем распоряжении имеется лишь одна козырная карта, которую мы должны умело разыграть. Предполагая, что император еще жив и эфиопам удастся вынудить его подписать документы, мы сможем получить их, скажем, через два-три дня. Таким образом, с формальной точки зрения документы будут вполне законными, и мы должны последовать содержащимся в них указаниям. Повторяю, с формальной точки зрения. Фактически же мы поступим по-другому. Но это надо сделать не грубо, а дипломатически мягко. Мы подвергаем сомнению моральный аспект возникновения самих этих документов, сделав акцент на том, что подпись получена под давлением, поскольку такое распоряжение императора противоречит всем его ранее сделанным заявлениям. Думаю, что мы можем обратиться в суд и попросить высказать свою точку зрения по поводу законности нашего отказа выполнять в данном случае инструкции императора. Но я уверен, что дело не зайдет так далеко. Как ты справедливо заметил, Освальд, реакция мировой общественности на возможное заявление Менгисту о том, что сообщение о смерти императора ложно и было оправдано лишь интересами революции, будет сугубо негативной, и дело закончится грандиозным скандалом. В этих условиях мы сможем действовать так, что эфиопы никогда не получат своих денег.
      Считаю, что можем даже предупредить нежелательное для нас развитие ситуации. Мы скажем эфиопам, что подпись, полученная в результате давления или принуждения, не является обязывающей выполнить какие-то действия. Чтобы избежать этой проблемы, мы предложим им подписать документы в присутствии руководства заинтересованных банков или их представителей; при этом император должен находиться в полном здравии и в ясном рассудке и не подвергаться какому-либо нажиму, физическому или психологическому. Это и есть сценарий, который позволит нам получить доступ к императору.
      – Одну минутку, – вмешался в разговор Лодж, – я что-то потерял нить рассуждений. Ты полагаешь, Чарли, что все, о чем ты только что говорил, должно быть осуществлено в действительности? Мы что, должны куда-то ехать и встречаться с императором?
      – Видишь ли, это не обязательно должны быть мы. Но в принципе – да, должна быть организована встреча наших людей и императора. Конечно, в этом деле существует много других проблем. Например, император должен быть в таком состоянии здоровья, которое позволит ему выдержать встречу. Впрочем, кажется, что эфиопам не составит большой проблемы представить Селассие в удовлетворительной форме. Поскольку им в любом случае нужна его подпись, они заинтересованы в том, чтобы он физически смог это сделать.
      Следующая проблема – и вот как раз здесь мне требуется ваше участие – состоит в том, что документы, подготовленные для подписи императором, должны быть в максимальной степени правдоподобными и не вызывать никаких сомнений ни у правительства Эфиопии, ни у самого Селассие. Только в этом случае можно гарантировать доступ к императору. Мы должны знать, чего эфиопы хотят от него, и согласовать с ними все это заранее. Император также должен принять указанные в документах условия.
      – А это еще зачем? – скептически проговорил Лодж.
      – По одной простой причине: только действуя заодно с нами, он сможет обеспечить финансовую поддержку своей многочисленной семьи, проживающей за границей. Мне уже надоели их запросы в отношении наследства. Ясно, что через год или два они уже не смогут обеспечить привычный для них образ жизни. У императора несколько детей и бесчисленное количество внуков. И все нуждаются в деньгах, которые могут получить только в том случае, если Селассие подпишет документ. Он должен стать его последним волеизъявлением и завещанием. Этот документ необходимо согласовать с правительством Эфиопии и с нами. Все бумаги должны быть подготовлены в строгом секрете, но выглядеть так, как если бы мы реально планировали их подписание.
      После этого наступает самое ответственное. Наша задача и наша обязанность становится очень простой и ясной: мы никоим образом не должны позволить императору подписать эти бумаги.

* * *

      Коллинз приехал в Лондон в понедельник, в самом начале вечера, запарковал «рэйнджровер» в гараже рядом с площадью Беркли-сквер и пешком направился в отель «Браун» на Довер-стрит. Едва он успел принять ванну и выпить полстакана виски с водой, как зазвонил внутренний телефон и ему сообщили, что прибыл Чарльз Кромер и ждет его в холле.
      Они вдвоем пообедали в ресторане «Вандом», известном своими морскими деликатесами. Пока Кромер вводил его в курс дела, Коллинз сумел съесть две порции морского языка и выпить большую часть бутылки сухого «Шаблиса».
      – Прежде чем я сделаю тебе конкретное предложение, – произнес Кромер, когда они уже пили кофе, – расскажи мне, как идут твои дела. Как бизнес?
      – Ты же видел цифры в моих книгах, хотя, уверен, ничего не помнишь. Если сказать честно, есть небольшой доход, которого мне вполне хватает. Но возникла проблема с управлением делами.
      – Так ты уволь менеджера.
      – Речь идет обо мне, Чарли. Я просто пошутил, менеджер – это я.
      Кромер пожал плечами, как бы извиняясь за свою бестолковость.
      – Знаешь, Чарли, – продолжал Коллинз, – мне все надоело. Я все время думаю, куда бы мне смотаться. Хотя бы на годик.
      – Вовлечена какая-то женщина?
      – Ну что ты. В этом отношении я должен быть вне подозрений. В нашей местности стоит заслужить репутацию бабника и сразу же начнет страдать бизнес.
      – В таком случае, я полагаю, мой звонок был своевременным?
      – Да, это так.
      – Хорошо, тогда слушай меня. Что мне, собственно, нужно? Группу из нескольких джентльменов удачи, как сказали бы наши друзья-американцы. Мы с тобой должны будем выработать детали, но для начала скажу, что потребуется еще пара таких же ребят, как ты, – любящих опасность, преодоление трудностей, хладнокровных и опытных.
      – Что ты предлагаешь взамен?
      – Тебе лично? Свободу. Я найду арендатора на нашу фирму и всю прибыль буду переводить на твое имя. Думаю, это даст тебе около 100 000 фунтов наличными. Слушай, это еще не все. Дополнительно 100 000 фунтов будет переведено на твой счет в нью-йоркском банке и такая же сумма – в швейцарском. Ну как?
      – Что ж, достаточно щедро.
      – Справедливо, я бы сказал. У меня есть богатые коллеги, которые крайне заинтересованы в успешном завершении этой необычной операции и готовы хорошо платить.
      Коллинз для себя уже решил, что в любом случае примет предложение.
      – О' кей, Чарли. Считай, что я уже в твоей команде. У меня сохранились старые связи и, думаю, без проблем смогу найти двух подходящих парней.
      – Да, одна важная деталь, – сказал Кромер. – Вы все будете выступать в качестве представителей крупных банков. По вполне понятным причинам я не смогу принять участие. Хотя мне очень хотелось бы.
      – Не надо, Чарли, это слишком опасно.
      – Ну конечно, потом ты будешь говорить, что я струсил.
      – Как мне представляется, Чарли, похитить императора – это уже работенка что надо. Поэтому, пожалуйста, избавь нас от необходимости еще присматривать и за тобой.

* * *

       Вторник 23 марта
      Вернувшись домой в провинциальный Оксфордшир, Коллинз должен был завершить несколько рутинных дел. Подтвердить продажу старых армейских джипов, которые могли бы принести ему около 3500 фунтов дохода, и с подобострастной улыбкой сказать «да» местной юной наезднице Каролине Синклер, когда она появится, чтобы выяснить возможность покупки оборудования для трассы лошадиных скачек.
      Но самая главная забота состояла в том, чтобы разыскать Халлорана и Рорка. Коллинзу потребовалось сделать множество звонков, на которые ушло несколько часов, прежде чем он получил сведения, которые бы помогли найти Халлорана. Он узнал, что Халлоран внезапно покинул САС и вернулся в Ирландию. Человек из Военной разведки в Белфасте, с которым он говорил по телефону, просмотрел по его просьбе все файлы. Как выяснилось, всякие отношения между САС и Халлораном по неизвестной причине были полностью разорваны и в ближайшем времени его услугами вряд ли воспользуются. Сотрудник Военной разведки намекнул, что для специальных служб Халлоран оказался более опасным, чем невзорвавшаяся бомба. Кто-то даже получил выговор за то, что в свое время рекомендовал его на работу в САС. В файле были сведения и на двух его ирландских знакомых.
      – Для чего тебе это нужно, парень? – произнес голос в трубке. – Надеюсь, не для каких-то сомнительных делишек?
      Коллинз сразу понял, что имелось в виду.
      – Да нет. Никакого отношения ни к САС, ни к Армии или спецслужбам. Это что-то совсем-совсем от них далекое.
      – Хорошо. В таком случае поторапливайся. Скотланд-Ярд располагает информацией, что он в Лондоне. Похоже, что Гарда сообщила им эту информацию. Дело может оказаться для нас щекотливым, если Скотланд-Ярд неразумно ею воспользуется. Ладно, поступай как знаешь.
      Коллинз сделал еще три звонка, на этот раз в Ирландию. Один звонок в бар в Дандалке и два – знакомым Халлорана, упомянутым в досье Военной разведки. В каждом случае он просил передать Питу Халлорану, что старый друг разыскивает его с предложением хорошей работы. И оставлял номер телефона.
      Днем, в конце ленча, раздался звонок. Звонили из уличной телефонной будки. Он сразу понял это по частым, высокого тона сигналам, которые сразу же прекратились, как только монеты со специфическим щелчком провалились в приемник. Затем раздался мужской голос, явно измененный, так как чувствовалось, что человек говорит через носовой платок. Он попросил к телефону Коллинза, потом после короткой паузы добавил, что звонит по просьбе Халлорана.
      – Что ж, буду кратко, – быстро ответил Коллинз. – Передайте Питу, что Скотланд-Ярд сидит у него на хвосте и что у меня есть к нему деловое предложение. Сообщите ему, чтобы поторопился. Все.
      – Я обязательно передам.
      В телефонной трубке раздался щелчок, и связь прекратилась. Возможно, думал Коллинз, это был сам Халлоран, даже скорее всего он. Но, видимо, у него были основания самому решать, как следует поступать.
      Часом позже позвонил Халлоран.
      – Хэлло, это вы, сэр? Меня разыскали и просили перезвонить. В чем состоит ваше предложение?
      – Кончай дурачиться, Питер. Рад слышать тебя. Пока ничего определенного. Но я хочу, чтобы ты был подальше от всяких неприятностей и в любое время готов к встрече... нет-нет, не здесь. Я нахожусь довольно далеко. Если хочешь, можешь приехать сюда. Прямо сейчас. Будешь в полной безопасности.
      Коллинз считал, что Халлоран, вынужденный скрываться от своих недругов, с удовольствием примет его приглашение. И он не ошибся.
      – Слушай, Дик, а что это за история со Скотланд-Ярдом?
      – Всего лишь информация о том, что твоя фамилия была им передана из Белфаста. Ты уверен, что за тобой нет слежки? Может быть, это всего лишь ложная тревога и за этим нет ничего серьезного. Но ты на всякий случай посмотри, нет ли кого-нибудь за твоей спиной. Хорошо? Позвони мне завтра в это же время. Вероятно, я смогу сообщить тебе больше подробностей.

* * *

      Вторая серия звонков была осуществлена гораздо проще. Между помещением, занимаемым САС в Херефордшире, и их полевым лагерем «Селуз скаутс» в Родезии была прямая связь. Ему ответили, что Рорк находится на пути домой, и сообщили адрес его семьи: дом в пригороде Савенокса, графство Кент.
      Трубку подняла миссис Рорк. О да, Майкл едет домой. Возможно, что в данный момент он в Лондоне. Нет, она не знает, где он мог остановиться. Майкл всегда любил независимость, поэтому не утруждал себя сообщать свое местонахождение. Она надеется, что сын будет дома завтра утром, конечно, он сразу же позвонит. Очень мило, что майор продолжает интересоваться ее сыном. Майкл наверняка будет доволен восстановить старую дружбу. Нет, она не думает, что у него есть какие-то планы. Конечно, конечно, она все это ему передаст.
      Но Рорк сам позвонил во второй половине того же дня, примерно через час после разговора Коллинза с Халлораном. Он все еще находился в аэропорту Хитроу после прилета из Джобурга.
      – Я пока не могу сообщить тебе ничего конкретного, Майкл, – сказал Коллинз в ответ на первый вопрос Рорка. – Но мне кажется, что это напомнит нам старые времена. Месячный контракт и масса дел. Ты свободен?
      – Да. Меня бы это заинтересовало, – ответил Рорк после некоторой паузы.
      Они договорились, что Майкл позвонит ему позже этим же вечером.
      Последний звонок, который Коллинз сделал около четырех часов, был Кромеру.
      – Чарли. Хочу проинформировать тебя. Та троица, о которой мы говорили на днях, выглядит блестяще. Два других парня очень заинтересовались этим делом. Мы сможем собраться по первому твоему слову.
      – Спасибо, Дикки. У меня предстоит встреча, которая многое прояснит. Я позвоню тебе позже.

      Около пяти часов вечера, закончив все дневные дела и освободив от бумаг рабочий стол, Кромер готовился к приходу Юфру. Валери Ятс была предупреждена, что после того как она проведет эфиопа в кабинет босса, может сразу уходить домой. Кромер решил избежать даже самой случайной возможности подслушивания, преднамеренного или случайного.
      Для себя он запланировал роль, которую любил больше всего: великодушного, сдержанно-вежливого и умело решающего проблемы самого разного характера. Он не хотел выглядеть открыто агрессивным, старающимся таким образом загнать Юфру в угол. Если он правильно прочувствовал ситуацию, ему лишь потребуется некоторая деликатность и никаких значительных усилий, чтобы убедить Юфру в том, что для достижения успеха они оба должны быть искренними и тесно сотрудничать.
      – Мистер Юфру, сэр Чарльз, – раздался голос Валери по внутренней связи.
      – Очень хорошо, мисс Ятс, попросите его ко мне. Может быть, вы принесете нам чай, прежде чем уйти... А-а, мистер Юфру, входите, пожалуйста. Прошу прощения за то, что злоупотребляю вашим драгоценным временем. Что ж, присаживайтесь.
      Кромер жестом руки показал на кресло.
      – Нет-нет, сэр Чарльз. Скорее это я должен принести вам свои извинения. У меня не было никаких намерений втянуть вас в столь длительные интеллектуальные упражнения, – проговорил Юфру, уютно располагаясь в старинном кожаном кресле.
      – Ваша идея, мистер Юфру, – начал Кромер, – настолько заинтересовала меня, что я не рассматриваю ее как чисто теоретическое упражнение для интеллекта, а скорее как самую настоящую практическую возможность.
      Руки Юфру продолжали спокойно лежать на коленях и ни один мускул на лице не выдал ни малейшего признака озабоченности при этих словах Кромера.
      Между тем сэр Чарльз продолжал монотонным голосом.
      – По этой причине я почти уверен, что мой ответ будет конкретным и, соответственно, в максимальной степени полезным. Основанием для такой уверенности служит то, что я, как мне кажется, имею наконец реалистический ответ на ваш вопрос, который вы задали мне в прошлый раз. Об этом-то мне и хотелось поговорить.
      Валери постучала в дверь и после некоторой паузы внесла поднос, на котором были две маленькие фарфоровые чашечки, чайник, сахарница, молочник и нарезанный ломтиками лимон. Юфру сидел совершенно неподвижно, лицо ничего не выражало, а взгляд был прикован к Кромеру.
      В момент, когда Валери ставила поднос на стол, он мягким голосом произнес:
      – Мне бы хотелось, сэр Чарльз, чтобы мы обсудили все возможные аспекты этого дела.
      Кромер подождал, пока за Валери закроется дверь, и только тогда заговорил:
      – В предыдущих беседах, мистер Юфру, мы говорили о том, что моему банку будут представлены документы, подписанные императором несколько месяцев тому назад. Тогда я заявил вам, что документы с просроченной подписью нами приниматься не будут. Должен, однако, заметить, что сама дата подписи не является единственной причиной нашего отказа, основанного на положениях инструкции. Речь идет о документах, которые могли быть подписаны императором уже после его отстранения от власти. Всем хорошо известно, что в последнее время он не был свободен в своих действиях. Конечно, у нас нет никаких оснований думать, что с ним плохо обращались. Но, как вы понимаете, мы, защищая права нашего клиента, в одинаковой мере вправе считать, что распоряжения, противоречащие его прямым интересам, могли появиться только в результате насилия. Иными словами, при тех обстоятельствах, которые вы, мистер Юфру, обрисовали, у нас могут быть оправданные опасения, что император был принужден поставить свою подпись под документами, которые составлены против его воли. По этой причине я боюсь, что мы не сможем рассматривать эти распоряжения в качестве достоверных и имеющих силу и, соответственно, принять их. Понимаете, дата сама по себе не имеет существенного значения, если в момент подписания император находился под арестом.
      Юфру стал дышать несколько чаще – определенный признак внутреннего напряжения.
      – Вы мне это серьезно говорите, сэр Чарльз? Ваш банк, имеющий самую высокую репутацию и широкие международные связи, откажется удовлетворить законные распоряжения одного из самых важных своих клиентов?
      – Мистер Юфру, с точки зрения законодательства понятие слова «инструкции» в данных обстоятельствах становится в определенной степени двусмысленным и, я бы даже сказал, сомнительным. Мне сказали, что документ имел бы точно такой же статус, как и показания, полученные в результате пытки. Конечно, я не хочу проводить прямую аналогию, но уверяю вас, что одно подозрение на возможность подписания документа под угрозой сделает его недействительным.
      – В английском законодательстве, возможно. Но задумывались ли вы над тем, что может сказать по этому поводу Международный суд в Гааге?
      Кромер улыбнулся.
      – Я хорошо знаю, мистер Юфру, что Международный суд касается споров между государствами или правительствами. Но он не имеет никакого отношения к конфликтам между отдельными лицами, компаниями или учреждениями. Эти вопросы рассматриваются на основе законодательства конкретной страны. В данном случае возможность подписания документа под угрозой или в результате насилия делает его недействительным в соответствии с английским, швейцарским и американским законодательствами.
      Настроение Юфру резко изменилось, глаза широко раскрылись, и в них отражались одновременно недоверие и злость.
      – Вы утверждаете, что богатство императора никогда, ни при каких обстоятельствах не может быть возвращено его законному владельцу. Я рассматриваю такую позицию как проявление самой настоящей безнравственности. Моим правительством это будет расценено как циничное нарушение равноправия со стороны империалистической державы в отношении третьего мира.
      Кромер понял, что затронул самые тонкие струны души Юфру, чего он собственно и добивался. Гнев эфиопа был свидетельством того, что сделанные Кромером ранее предположения и догадки были правильными. Вместе с тем он заметил, что возмущение Юфру было каким-то напористым, самоуверенным. Оно не выявило ни боязни, ни удивления, которые он должен был сейчас испытывать. Или Юфру был превосходным дипломатом, или, как полагал Кромер, у него была еще одна карта, которую он мог разыграть.
      Кромер почувствовал, что наступило время, когда необходимо предупредить нежелательное развитие разговора и вернуть Юфру в русло прежней доброжелательности.
      – Возможно, я не совсем точно выразил свою позицию, мистер Юфру. Прошу извинить. Я не сказал, что «ни при каких обстоятельствах». Наоборот, я даже могу представить обстоятельства, при которых эта проблема может быть решена для нас обоих благоприятным образом. Может быть, нам следует приступить к их рассмотрению? Ах да, чай.
      Чай был еще одним маленьким элементом в игре, которую вел Кромер. Ритуал гостеприимства должен был отвлечь от конфронтации, снять напряжение и расположить к большему взаимному доверию.
      – Однако, – продолжал между тем Кромер, – хочу еще раз повторить, что плодотворное решение существующих в этом деле проблем требует полной искренности с обеих сторон.
      Юфру молчал, медленными глотками пил чай. Чувствовалось, что его гнев и раздражение улетучились и он вновь увидел впереди перспективу, хотя упоминание Кромера об обоюдной честности немного обеспокоило его.
      – Продолжайте, пожалуйста, сэр Чарльз, – сказал он миролюбиво.
      – Очень хорошо. Я хочу предложить вам несколько иную гипотезу, мистер Юфру. За ней последуют конкретные действия, которые, как мне кажется, должны облегчить ваше положение. Я очень тщательно и долго все это обдумывал. Изложение займет совсем немного времени. Попросил бы вас не делать никаких замечаний до тех пор, пока я не закончу.
      Кромер поднялся, вышел из-за стола и начал расхаживать по кабинету. По тактическим соображениям ему хотелось, чтобы его слова не были обращены непосредственно к Юфру, и вся речь воспринималась бы как простое размышление вслух. В силу своих способностей он, подобно профессору, читающему лекцию, педантично и логически последовательно принялся излагать свои соображения.
      Если бы я предложил своему собеседнику, говорил он, представить себе, всего лишь для возможной последующей дискуссии, что бывший император Хайле Селассие еще жив и что его, Юфру, миссия состоит в том, чтобы выяснить условия, при соблюдении которых любой документ, подписанный в будущем императором, будет принят «Банком Кромера» и его филиалами как действительный, конечно, мистер Юфру в этом случае предпримет все меры для того, чтобы скрыть факт, что Селассие все еще жив. Его бы больше устроило, чтобы Кромер дал заверения в том, что документы, подписанные несколько месяцев назад, удовлетворят требованиям банков. Несомненно, Юфру не составит никакого труда представить такие бумаги. Аналогично, если бы Кромер потребовал документы с недавно поставленной подписью, ему бы были предложены и такие документы, хотя их правдоподобность должна быть подкреплена устными объяснениями – ведь император уже умер несколько месяцев назад.
      – Какое странное предположение, – не выдержав, прервал Кромера Юфру.
      – Согласен. Но моя обязанность учитывать и такую возможность, на случай, если Селассие действительно жив. Было бы непростительной ошибкой с моей стороны не предусмотреть путей, чтобы предупредить успех этой хитрости. Думаю, в той странной игре, которую мы ведем с вами, мистер Юфру, я до сих пор еще никогда не проигрывал. Скорее наоборот.
      Юфру молчал, с безразличным видом ожидая дальнейших слов Кромера.
      – Ну, и что теперь? – продолжал Кромер. – Может быть, мне объявить вам мат, сказать, что вы потерпели поражение? Полагаю, однако, это было бы недальновидным. Во-первых, мои предположения могли оказаться неверными. Возможно также, что у вас есть альтернативные варианты действий. Кроме того, такой шаг противоречил бы нашим собственным банковским традициям.
      Давайте попробуем найти другой подход и спросим себя: при имеющихся обстоятельствах действительно ли необходимо практикуемое с вашей стороны двуличие? Думаю, что нет. Наши банки пользуются репутацией честных и благоразумных. Мы бы не хотели удерживать, вопреки законной справедливости, деньги, которые, я это допускаю в известной мере, принадлежат вам. Но в одинаковой степени мы бы не желали, чтобы наши коллеги-банкиры, не говоря уже о широкой публике, считали, что мы просто подарили вам крупную сумму. И еще. Я считаю, что сохранение в секрете факта, что император жив, если, конечно, такое предположение правильно, служит в равной степени вашим и нашим интересам.
      Теперь позвольте мне сформулировать заключение. Как вы, должно быть, уже догадались, я больше не думаю, что наши разговоры носят беспредметный, академический характер. Я полагаю, что император Селассие жив. И я уверен, что вы предприняли попытку обмануть нас, но просчитались. Однако я верю, что мы сможем найти компромисс. Мое предложение состоит в следующем: мы договариваемся о совместной подготовке необходимых документов – раз; должным образом назначенные представители наших банков тайно встречаются с императором в условиях, которые позволят нам убедиться, что на него не оказывается никакого давления – два; и, наконец, после этого все стороны свободно подписывают документы, переводящие состояние императора или большую его часть в распоряжение вашего правительства. Теперь я готов выслушать ваши замечания.
      Банкир снова сел в кресло и уставился пытливым взглядом на Юфру, который продолжал молчать, не поднимая глаз. Затем эфиоп налил себе еще чая, без сахара и без молока, поднялся и с чашкой в руках подошел к окну. Там, внизу, в наступивших уже сумерках он увидел неясные очертания домов и поток из движущихся автомобильных огней.
      – Если позволите, сэр Чарльз, один вопрос? – произнес он наконец, продолжая вглядываться в широкое окно. – Как говорят американцы, что вы сами собираетесь извлечь из этой сделки?
      – Во-первых, мы подтвердим нашу добрую репутацию. Нам не нравится шумная известность. Вы хорошо себе представляете, что любой скандал может нанести нам ущерб. А я уверен, что до тех пор, пока мы не придем к какому-то согласию, вы всегда сможете публично обвинить нас в двуличии. С другой стороны, как только деньги будут переведены вам, вашему правительству нужно найти место, где их держать. Принимая во внимание прошлый опыт, я убежден, вы согласны с тем, что «Банк Кромера» самым лучшим образом может об этом позаботиться. В этом случае мы как банк ничего бы не потеряли на переводе денег.
      – Да, я понимаю.
      Затем, как бы внезапно приняв решение, Юфру повернулся и отошел от окна. Кромер сидел, откинувшись на спинку кресла и стараясь расслабиться, – его монолог потребовал определенных усилий.
      – Сэр Чарльз, – произнес Юфру, – пришло время действительно поговорить откровенно. Как вы вероятно знаете, я являюсь неофициальным представителем моего правительства. Наш посол в Великобритании информирован о намерении вернуть богатства императора, но не посвящен в детали и совершенно не имеет представления о моей роли в этом деле. Официально я нахожусь здесь, чтобы решить некоторые визовые вопросы. Фактически я непосредственно подчинен первому вице-президенту подполковнику Менгисту Хайле Мариаму, который уполномочил меня вернуть золотые и денежные вклады императора любым доступным мне способом. Вы говорите, что вы сами или ваши представители должны присутствовать в момент подписания императором финансовых распоряжений, и только при этом условии документы могут быть приняты вами к исполнению. Очень хорошо.
      Должен заметить, что ваша догадка в отношении судьбы императора правильна, я подтверждаю, что Селассие жив. Конечно, он находится под домашним арестом и, вполне естественно, не в Аддис-Абебе. Если бы он оставался в столице, слухи о нем очень быстро просочились бы в прессу и стали известны всему миру. Нет, в настоящее время он вместе с несколькими членами семьи живет в своем родном городе Хараре, это в горной местности, примерно в 200 милях на восток от Аддис-Абебы. Кстати, находится он в своем старом дворце, который сейчас больше напоминает тюрьму, чем обычный дом. Никаких контактов между охраной и императорской семьей, полная изоляция. Пища, вода, белье – все это оставляется у входа во дворец.
      Единственный, кто посещает императора из внешнего мира – его доктор. Между прочим, он подтверждает, что у императора очень хорошее для его возраста здоровье и он прекрасно перенес как саму операцию, так и реабилитационный период. Как долго он может оставаться бодрым? Этого никто не знает. Ведь у него сейчас нет никаких стимулов к жизни. Как вы можете себе представить, это важно для нас. У нас есть серьезная причина, ради которой мы сделаем все необходимое, чтобы он еще какое-то время был жив. Но мы должны поторапливаться, хотя до сих пор император отказывался обсуждать вопрос о возвращении в страну его зарубежных вкладов.
      Вы говорили, что в ваших интересах найти благоразумное решение проблемы о вкладах. Теперь я должен со всей определенностью заявить, что это полностью совпадает и с нашими интересами. Сэр Чарльз, ваше предложение... как бы лучше сказать... ваше предложение, на мой взгляд, очень полезное и плодотворное. Но я должен получить новые инструкции. Может быть, мы встретимся снова, скажем, завтра утром?

* * *

      В голове Рорка уже созрел маленький прелестный сценарий. Еще неизвестно, когда может потребоваться его участие в этом деле вместе с Коллинзом. А если уже на этой неделе? Конечно же, на какое-то время он все равно устроит себе отдых, чтобы расслабиться и как следует развлечься. Но этот сценарий не даст ему ничего в смысле гонорара, скорее наоборот, придется потратиться. Поэтому что бы ни предложил ему Коллинз, он наверняка примет это. Он, как и обещал, обязательно позвонит ему и скажет, что пойдет в любое место, куда ему будет указано. Что ж? В таком случае у него остается всего лишь одна ночь, которую он может провести с Люси. Он планировал позвонить ей из дома родителей, уже после того как вернется в русло цивилизованной жизни, то есть примет ванну, побреется и вдоволь насладится домашней пищей, от которой он за последние полгода почти отвык. Но теперь обстоятельства резко изменились, и на встречу с Люси могло не остаться времени. Надо спешить.
      – Люс?
      Как хорошо, что она сама взяла трубку. Она не любила, когда он звонил ей прямо в аптеку, потому что это вызывало раздражение со стороны Пателса, хозяина этого заведения.
      – Майкл Рорк, негодный малый? Где ты находишься?
      – В аэропорту. Ты свободна вечером?
      – Что ты имеешь в виду? Думаешь, что я берегу свой свободный вечер именно для этого случая? Нет, я занята.
      Майкл почувствовал иронические нотки в ее словах.
      – Послушай, Люс, мне крайне необходимо тебя увидеть. Думаю, что завтра утром меня уже здесь не будет. Я прошел такой долгий путь только ради того, чтобы повидаться с тобой.
      – Неужели? Не очень верится, парень. Я сейчас не могу с тобой разговаривать, здесь люди.
      – Хорошо, в какое время?
      – Я же говорю тебе, что не могу.
      О черт, выругался про себя Рорк. Похоже, она и впрямь говорит серьезно.
      – Почему?
      – Послушай, Майкл. Я заканчиваю в шесть. Тогда и встретимся. Я все объясню. А сейчас мне нужно идти.
      – Уже почти шесть часов! Я никогда... Люс.
      А, черт!
      Она повесила трубку. Встретиться, где? В аптеке, у нее дома, где?
      Он автобусом добрался до города, затем проехал несколько остановок на метро и пешком зашагал по улице. Прошел мимо прачечной, игрового павильона и очутился прямо перед ее аптекой.
      Аптека была закрыта. Он постучал, без особой надежды на успех, в дверь, но никто не ответил. С досады швырнул на землю свой вещевой мешок. Проклятье. Наконец шторы за армированным железной проволокой стеклом немного раздвинулись, и он на мгновение увидел Люси. Рорк не смог уловить выражение ее лица, он видел только копну черных завитушек и пару блестящих черных глаз.
       – Что тебя привело сюда? – раздался из-за двери ее хрипловатый голос.
      – Я...
      – Ладно, не утруждай себя объяснениями, – сказала Люси, появившись на ступеньках и захлопнув за собой дверь. Она была сердита.
      – Что случилось, Люс? – спросил Рорк.
      – Ты думаешь, парень, что в любое время можешь нагло заявляться сюда? Неизвестно откуда? Считаешь, достаточно дыхнуть мне в ухо и я пойду за тобой куда угодно?
      – Я писал, – соврал Рорк. – Прекрати этот дурацкий разговор, Люс, пожалуйста. Пойдем и я угощу тебя дринком.
      – Послушай, парень, я должна тебе кое-что объяснить.
      Он уставился на нее удивленными глазами. Разговор, кажется, не предвещал ничего хорошего.
      Люси оглянулась вокруг.
      – Нет, не здесь.
      – Думаю, мы могли бы пойти в гостиницу.
      – Майкл, ты действительно негодяй, – сказала она почти равнодушно. – Ты знаешь это?
      – Виновата во всем ты.
      Она печально улыбнулась и произнесла с некоторой иронией:
      – Как мило, что ты говоришь мне об этом.
      – Но я на самом деле так считаю, – пытался уговорить ее Майкл. – Ведь ты сама хорошо знаешь, что действуешь на меня так, что я безумно хочу тебя.
      – Я хорошо знаю, что ты имеешь в виду. Тебе вовсе не надо ничего объяснять. Ладно, иди в гостиницу, я найду тебя там.
      – Что ты собираешься делать?
      – Тебе не обязательно это знать.
      – О'кей. Не задерживайся. Я прихвачу что-нибудь на ужин.
      Люси прошла мимо него вдоль травяного газона, повернула на улицу и, не оглядываясь, быстро стала удаляться.
      Рорк поднял на плечо свой мешок и направился в противоположную сторону. До гостиницы «Флорал корт»,  где у них с Люси произошла первая любовь перед его поездкой в Родезию, было не более мили. В этой восточной части Лондона имелось всего несколько аналогичных заведений, так как клиентов, желающих останавливаться здесь, было не очень-то много.
      Главным источником доходов «Флорал корт» был бар – неуютная большая комната с голыми, покрытыми деревянными панелями стенами и несколькими старомодными зеркалами. Бар скрашивал скучную жизнь проживавших поблизости пьянчужек и фанатов бильярда. Несколько жилых номеров приносили доход, достаточный лишь для того, чтобы оплатить дом, который Пэт Сарджент унаследовала от отца.
      Она никогда не была замужем и теперь, когда ей было пятьдесят с небольшим, представляла собой одно из редких созданий – женщину с независимым характером.
      Пэт была невысокого роста, крепко сбитая и исключительно трудолюбивая. Эти качества заставляли людей, хорошо и долго ее знавших, почему-то улыбаться при виде, как она суетится, старается все быстро и хорошо сделать.
      Причина, которая помогала ей усердно трудиться, одновременно держать себя в форме, а самое главное, к тому же быть еще счастливой среди этого табачного дыма, хлама и вонючих клиентов, заключалась в свободе, в том, что в любой момент, когда ей этого хотелось, она могла скрыться в небольшом коттедже недалеко от Мэйдстоуна, где она еще с детского возраста привыкла собирать хмель. Некоторые уик-энды и пару недель среди лета, заперев свой дом, она исчезала на ферме. А осенью украшала бар побегами хмеля, что напоминало ей о деревне и о собственном детстве.
      Когда вошел Рорк, Пэт сидела за прилавком бара: она только что подала стакан виски одному из полудюжины клиентов, находившихся в баре, и теперь раскладывала в кассе полученные деньги. Пэт подняла глаза, скрывавшиеся за огромными очками, приветливо улыбнулась, но затем сразу же нахмурилась, очевидно, пытаясь что-то вспомнить. Рорк стоял неподвижно у двери и ждал, пока она сама не подошла к нему. Пэт уставилась на Майкла лукавым взглядом и молчала.
      – Нет, – произнесла она наконец. – Память стареет. Это тот случай, когда постепенно начинаешь забывать о каких-то вещах. Не узнаю. Помогите мне выпутаться из этого глупого положения.
      – Рорк.
      – Ах да. Майкл. Я вспомнила тебя. Ты уезжал куда-то в Австралию.
      – В Африку.
      – Что ж, это почти одно и то же. И с тобой была прелестная девушка.
      – Да, Люси.
      – Точно, она. Черные волосы, аппетитные бедра. Она все еще с тобой?
      – Пэт, мне опять нужна комната. Есть свободная?
      – Вполне возможно. Это зависит от обстоятельств.
      – Каких?
      – От того, собираешься ли ты ее использовать по прямому назначению.
      – В чем оно состоит? – спросил он, улыбаясь.
      – Ты сам должен мне это сказать. Ответишь правильно, комната твоя.
      – Ну перестань. Люси будет здесь через минуту. Я должен успеть принять душ.
      – Ах вот как. Теперь мне все ясно, парень. – Она пригрозила ему пальцем и нахмурилась. – Я всех вас знаю. Ты хочешь осквернить мою чистую комнату своим непристойным поведением, удовлетворить плотскую прихоть и устроить настоящую оргию.
      – Конечно, а что же еще?
      – С Люси?
      Рорк кивнул головой.
      Пэт изобразила подобие улыбки и слегка ударила по стакану, заставив его зазвенеть.
      – Динь! Вот это правильный ответ. Двадцать пять за ночь, и вы сами готовите себе кофе. Поднимайся наверх. Помнишь еще дорогу?
      Комната была самой обычной. Одна из тех с двумя высокими старомодными кроватями с металлическими решетчатыми спинками, прикроватными тумбочками, покрытыми узорчатыми салфетками, два старинных кресла, круглый стол, комод и принадлежности для умывания и туалета. Особенность ее состояла в том, что она была той самой, где он и Люси останавливались примерно пять месяцев назад. Казалось, что здесь с тех пор так никто и не был.
      Майкл швырнул в комод вещевой мешок, вытащил из него свежую рубашку с коротким рукавом, принял душ, побрился, приготовил кофе и лег на кровать. Закрыв глаза, он стал вспоминать сегодняшнюю его встречу с Люси. Да, она сильно изменилась. Конечно, она и раньше была резкой, но не такой, как сейчас: злая, скрытная и определенно чем-то расстроенная. Он догадывался о возможных причинах, но не хотел принимать ни одну из них всерьез. Он хотел только ее, и ничто другое не могло этому помешать. И нет никакого смысла затевать с Люси ссору.
      Затем в голову стали закрадываться сомнения: действительно ли она придет сюда? Может быть, она направила его в гостиницу только для того, чтобы избавиться от него. Что в таком случае ему делать? Идти к ней домой? Неизвестно, живет ли она в том же месте. Неожиданно для самого себя он услышал звук шагов на лестнице.
      Люси вошла в комнату, остановилась и с безразличным видом наблюдала за тем, как он поднялся с кровати и подошел к ней. Она сменила рабочие джинсы на короткую, обтягивающую бедра юбку, свитер на ней был тот же.
      Майкл взял ее за руки.
      – Люс. Что с тобой происходит, красавица?
      – Не называй меня так. Ты не можешь...
      Она внезапно замолчала, и он почувствовал, что ей трудно говорить. Затем она справилась со своим волнением и произнесла мягким, почти извиняющимся тоном.
      – Послушай, Майкл. Я не могу.
      Он тупо уставился на нее.
      – Что?
      Люси снова ожесточилась, по мере того как она говорила, в голосе ее все больше чувствовалась внутренняя злоба.
      – Ты слишком долго отсутствовал. Я не знала, где ты был, когда вернешься. Ты негодяй, Майкл, самый настоящий негодяй.
      Она резко ударила его в грудь. Когда она попыталась сделать это вторично, он поймал ее руку.
      – Эй, – произнес Майкл нежно. – Пожалуйста, перестань.
      Непонятно, упала ли она сама ему на грудь или он притянул ее к себе, никто из них не мог этого сказать. Так или иначе его лицо коснулось ее шеи. Она вдруг заплакала, плечи ее вздрагивали.
      – Ну-ну, хватит, – сказал он и поцеловал ее шею и ухо.
      Затем стал целовать волосы, щеки, влажные от скатывающихся по ним слез, и в конце концов губы. Они целовались точно так же, как и в ту последнюю ночь перед его отъездом, пять месяцев назад – жадно и продолжительно. Его рука оказалась под ее свитером и медленно заскользила по талии вверх по голой спине. Как и раньше, на ней не было лифчика. Добравшись почти до затылка, он крепко прижал ее голову к своей груди.
      – О, Майкл, – говорила она трепетным голосом, – о, Майкл.
      Это многократное повторение имени и резкая смена в ее настроении – сначала полное отвержение и злоба, затем внутреннее напряжение и, наконец, желание – сказали все, что ему нужно было знать.
      – У тебя другой парень? – произнес Майкл, продолжая прижимать к себе Люси.
      – Да.
      Он знал ее достаточно хорошо, чтобы сразу же все понять. Она наверняка не любила этого типа; если бы это было не так, она ни за что не согласилась бы встретиться с ним. Но отношения с парнем, очевидно, зашли настолько далеко, что она опасалась, как бы ее не увидели вместе с Рорком. Майкл вернулся всего на пару дней и может опять исчезнуть надолго, а ей оставаться жить здесь, и что она будет делать, если станет известно о их встрече в гостинице. Ничего этого ей не надо было объяснять – Майку все ясно. Но самым главным для него было то, что она по-прежнему хотела его. Видимо, потому, что он сам страстно желал ее и немедленно, прямо сейчас. Она почувствовала это настолько сильно, что всякие опасения, само существование этого парня просто должны исчезнуть, испариться. Парень, может быть, и значил для нее что-то, но это в прошлом, как, возможно, и в будущем. Но сегодня, сегодня они существуют только вдвоем, и никого другого.
      И все же она попыталась отпрянуть от него.
      – Майкл, я действительно не могу оставаться здесь, – сказала она.
      – Люси, не говори этого, не причиняй мне боль. Я люблю тебя.
      – Ты говорил это и раньше. Потом ты исчез, и я знаю, что ты снова исчезнешь, а я должна остаться здесь ухаживать за больной матерью и работать, и...
      – Помолчи и раздевайся.
      – Нет, Майкл. Я сказала дома, что вышла ненадолго пройтись. Ненадолго, – повторила она с горечью. – Я никогда не выхожу на прогулку вечером.
      Ей не хотелось говорить ему ни имени парня, ни чем он занимается, ни почему она боялась его. Она была уверена, что ему этого вовсе не надо знать. Майкл снова притянул ее к себе. Он чувствовал, как стало податливо ее тело, чувствовал ее упругую грудь, живот и бедра. Его рука снова скользнула по ее спине. Люси вздрагивала каждый раз, когда губы Майка касались ее тела.
      Майкл поднял ее на руки и понес к кровати. Она предприняла одну, последнюю, попытку предотвратить то, что неминуемо должно было произойти между ними, лпостаралась помешать ему повалить себя на постель. Она села на край кровати и уперлась в пол широко расставленными ногами. Но Майкл не собирался отступать. Он встал на колени, и лицо его оказалось как раз напротив заветного холмика, о котором он так грезил в далекой Родезии.
      Они оба теперь хорошо представляли, что должно было случиться, хотя Люси все еще старалась оттянуть время.
      – Майкл, мне нужно быть очень осторожной.
      – Да, согласен с тобой, дорогая.
      – Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я здесь.
      – Никто и не узнает.
      Негодяй, лгун. Все его мысли были сосредоточены только на том, чтобы заставить ее лечь в постель. Ради этого он мог сказать все что хочешь. Но ей хотелось ему верить. Когда его рука под юбкой наткнулась на резинку ее шелковых, отделанных кружевом трусиков, она приподнялась, чтобы он смог снять их.
      У них была своя, ими двумя установленная традиция возбуждать себя перед тем, как начать заниматься любовью, – они хорошо знали, что должно за чем последовать. А в какой позе – это не имело значения.
      На этот раз, продолжая оставаться на коленях, он начал целовать ее лобок, и она уже не сопротивлялась, откинувшись назад, она вся отдалась во власть его губ и языка. Он ласкал ее до тех пор, пока не почувствовал, как она пришла в экстаз. Напряжение спало, Люси расслабилась.
      Майкл встал на ноги, приподнял обмякшее тело Люси и уложил ее на кровать. Затем стащил с нее свитер и разделся сам.
      Люси с трепетом ожидала продолжения и была полностью к этому готова, а он, вызывая еще большее ее возбуждение, нарочно медлил. Сейчас время ничего не значило, потому что оба понимали: что бы она ни говорила раньше, она останется на всю ночь, и у них будет еще не одна возможность удовлетворить свое желание.
      В какой-то момент, отдыхая после очередного этапа любовной игры, он задремал.
      – Эй, парень, – сказала она, ткнув кулачком ему под ребро. – Ты говорил, что угостишь меня ужином.
      – Я совсем забыл, – открыв глаза, произнес Майкл.
      – Негодник, – с притворным гневом вскрикнула Люси. – Я голодна.
      – Что же, ешь.
      Ее губы растянулись в широкой улыбке.
      – О'кей, я начинаю.
      И он почувствовал, как ее губы, скользнув по его груди, начали медленно опускаться вниз, покрывая поцелуями его плоский живот.

      Совсем поздно этим же вечером, когда Рорк и Люси уже безмятежно спали в номере гостиницы «Флорал корт», Питер Халлоран и Фрэнк Риджер шагали по аллее, протянувшейся вдоль дороги, недалеко от того места, где находился дом Фрэнка. Перед этим они заскочили в небольшой бар, и Халлоран угостил своего хозяина стаканчиком виски. Еще несколько дней назад столь поздняя прогулка могла бы вызвать удивление, но в последнее время Халлоран пристрастился к таким вечерним променадам. И вовсе не затем, чтобы развеять скуку. Подобно хищнику ему хотелось хорошо знать свою территорию. Как раз в один из таких, казалось бы, невинных и не преследующих какой-то особой цели выходов он позвонил Коллинзу и получил от него предупреждение об опасности. Никогда в жизни Халлоран не имел желания испытывать судьбу, поэтому он предположил самое худшее и стал действовать соответствующим образом.
      И в этот вечер Риджер с удовольствием натянул на себя старый плащ и вышел из дома со своим непоседливым и разговорчивым гостем.
      – Пойдем по этой дороге, – произнес Халлоран, вглядываясь в исчезающую в кромешной темноте аллею. – Мы еще не ходили в этом направлении.
      – Да там нет ничего интересного.
      – Неверно, должно быть, в самом конце, – ответил Халлоран. – По-моему, кабачок? Я раньше ходил туда другой дорогой и заметил его. Может, нам выпить еще по стаканчику?
      В конце улицы находилась будка телефона-автомата, та самая, из которой Халлоран в первый раз звонил Коллинзу. В сотне ярдов от нее стояло несколько заброшенных зданий, обнесенных забором из металлической сетки. От старости забор завалился на бок, а в некоторых местах был разорван и повален на землю ребятишками. Вид полуразрушенных домов и старого забора представлял настолько мрачное и даже страшное зрелище, что холодок страха невольно пробежал по спине и естественным желанием было как можно быстрее убраться отсюда.
      Всего лишь год назад на этой площадке в зданиях, постепенно приходящих в негодность, еще жили бедные семьи. Сейчас и они куда-то уехали. Наверняка через пару лет здесь построят кричащие формой и цветом безвкусные муниципальные квартирки и место вновь приобретет былой дешевый шик.
      Ну а сейчас площадка выглядела разрушенной, словно после воздушной бомбежки, и совершенно пустынной. Немногочисленные фонарные столбы с тусклыми лампочками бросали длинные тени, скользившие по разбросанным повсюду камням и грудам битого кирпича.
      Пройдя половину аллеи, Халлоран заговорил.
      – Что ж, Фрэнк, скажу, что ты был гостеприимным хозяином. Однако боюсь, что настало время уйти от тебя.
      Риджер на секунду остановился и после короткой паузы спросил:
      – Почему ты так решил?
      – Да что-то ноги чешутся, говорят, надо двигать отсюда. Ты знаешь, я испытываю странное чувство, будто за мной следят.
      – Что за глупость, – удивился Риджер. – С какой это стати, ведь ни одна душа не знает, что ты здесь, в Лондоне.
      – А мне кажется, они знают. Тебе это может показаться смешным, но я почти уверен. Понимаешь, глаза на моем затылке подсказывают. Такая способность у меня развилась не сразу, а после многих лет, проведенных в джунглях. Сегодня я вдруг почувствовал, как множество людей окружили меня плотным кольцом и оно постоянно сжимается. Глаза повсюду, – и Халлоран выразительно обвел рукой вокруг себя. – Как ты можешь все это объяснить?
      Его рука опустилась на плечо Риджера.
      – Знаешь... я вряд ли смогу объяснить, почему ты должен испытывать такое чувство. Мне кажется, у тебя нет причины беспокоиться. Ты здесь в безопасности.
      – Фрэнк, прошу тебя, не говори мне, чтобы я оставался. Ну какое веселье со мной, одна скука. У тебя ведь есть друзья, и нескольким из них ты звонил. Вот видишь, я все знаю.
      Рука Халлорана лежала на плече Фрэнка, и он почувствовал, как тот весь внутренне сжался.
      – Святая Мадонна, как ты мог? Ты что, сам следил за мной?
      – Но ведь в этом нет ничего особенного, у каждого могут быть друзья. И у меня, правда?
      – Конечно. Но это заставляет меня нервничать. Слушай, кому это ты звонил сегодня по дороге домой?
      – Одному парню, – неуверенно проговорил Фрэнк. – Мы договорились... встретиться в субботу и немного выпить.
      – Ах, вот как. Что ж, я бы с удовольствием присоединился к вам. Знаешь, я почему-то стал чувствовать себя ужасно одиноким. Кстати, как его зовут?
      – Прекрати, Питер, – начал беспокоиться Фрэнк. – Зачем тебе нужно знать его имя?
      – И номер телефона, – безразличным тоном произнес Халлоран. – Давайте устроим выпивку втроем.
      Они уже почти приблизились к концу затемненной улицы, всего шагов десять не дойдя до телефона-автомата. Лампочка внутри будки едва отбрасывала матовый свет на влажную мостовую.
      – Что ж, Фрэнк, позвони ему.
      – Нет-нет, Питер. Мы не можем этого сделать.
      Явное увиливание Фрэнка способствовало тому, что подозрения Халлорана переросли в почти полную уверенность.
      – Мне кажется, я знаю, почему ты не хочешь этого.
      И с этими словами Халлоран нанес левой рукой мощный удар в живот Риджера. Тот издал резкий хриплый звук, словно от удара весь воздух разом вышел из легких, и, схватившись за живот, перегнулся почти пополам. Халлоран подтащил Риджера к стене ближайшего кирпичного дома, схватил в кулак пучок его волос, прижав с силой голову к стене, и со свирепым видом вытаращил глаза. Риджер, онемевший, с раскрытым ртом, едва мог стоять на ногах от нестерпимой боли под ребрами.
      – Видишь ли, Фрэнк, – продолжал Халлоран. – У меня есть веские основания полагать, что твои друзья не являются моими друзьями. Скорее наоборот. Скажи мне, сколько тебе заплатили, чтобы ты продал меня? Сотню фунтов? Это что, нормальная цена для такого дикаря, как я?
      В такт с последними словами Халлоран бил Риджера головой о стену.
      В конце концов Фрэнк обрел дар речи.
      – О, ради Христа, Питер... Я никогда не говорил... клянусь.
      Халлоран чувствовал, что Риджер вот-вот упадет. Настало время изменить тактику. Он отпустил волосы Фрэнка и положил обе руки на его плечи, стараясь удержать на ногах. Халлоран нахмурил брови, выражая этим свой гнев. Он владел искусством психологического допроса.
      – Послушай, Фрэнк, я не обвиняю тебя. В конце концов все мы работаем ради денег. Но я должен все знать, понимаешь? Простое чувство самозащиты. Если я не буду чего-нибудь знать точно, мне придется строить догадки, предположения. А это всегда чревато ошибками, в результате которых могут страдать невинные люди. А если я знаю, могу правильно планировать свои действия. Итак, скажи мне... Спокойно!
      Последнее слово Халлоран произнес, когда увидел, что по аллее к ним приближается молодой парень в рубашке из грубой материи и джинсах. Какой-нибудь работяга, подумал Халлоран. Его неровная походка свидетельствовала о том, что он принял сегодня не одну кружку пива. На всякий случай Халлоран убрал руки с плечей Риджера и теперь держал его за локоть. Как только парень скрылся за углом, Халлоран заговорил вновь спокойным, уговаривающим тоном.
      – Они никогда не узнают, что ты помог мне, Фрэнк. Скажи, кто, и я исчезну. Ну давай же, Фрэнк. Боже мой, разве мы с тобой не выходцы с одного и того же прелестного острова? Ты же видишь, что я испуган. Я не люблю друзей, которые могут нанести предательский удар.
      Он перестал сдавливать локоть Риджера, и тот теперь дышал более легко.
      – Давай поговорим, Фрэнк. Пройдемся еще немного по дороге, найдем место, где совсем пустынно и никто не сможет нас услышать.
      И он потянул Риджера за руку. Они прошагали мимо телефонной будки, перешли на другую сторону улицы и углубились в темноту площадки с развалившимися зданиями.
      – Если не возражаешь, я хочу уйти с освещенного места, – медленно произнес Халлоран и рассмеялся.
      Когда они перешагнули через поваленный забор, Халлоран вытащил из кармана куртки фонарик и осветил дорогу.
      Риджер дрожащим голосом, но уже немного успокоившись, сказал:
      – Ладно, слушай. Ко мне на работу приходили полицейские. Расспрашивали меня и еще нескольких человек. Кто-то рассказал им о тебе. Они знают, что я могу быть связующим звеном. Угрожали, что посадят. Мне нужно было бы держаться от всего этого подальше! Я уже стар для такой работы. Боже мой! Питер, прошу тебя, оставь меня в покое. Я не знаю, что они могут со мной сделать.
      Они медленно пробирались по площадке, переступая через груды камней, обломков кирпича и лужи, которые едва можно было различить в отсветах далеких уличных фонарей.
      – Они ничего не смогут с тобой сделать, дружище, – произнес Халлоран. – Я позабочусь об этом. Давай лучше поищем место, где мы могли бы выпить. Осторожно, здесь яма.
      Они поравнялись с небольшим темным колодцем, вырытым месяц назад для исследования грунта в связи с предстоящим строительством. Правой рукой Халлоран снова обнял Риджера за шею как бы в стремлении направлять в темноте его шаги. Почти одновременно он положил левую руку на другое плечо Риджера. В его левой руке была тонкая прочная бечева длиной около трех футов с грузиком на конце.
      Прежде чем Риджер успел что-либо понять, бичева, слова аркан, обвила его шею, груз оказался в другой руке Питера. Смерть Риджера была тихой. На его лице был написан ужас, но крика не последовало. Показавшаяся на губах кровь не растеклась по подбородку. Точно так же и остановилось его дыхание. Халлоран еще крепче стянул концы веревки. Примерно через тридцать секунд Риджер потерял сознание, а еще через пару минут его тело обмякло. Он умер, стоя на коленях, так как Халлоран сначала вынудил его согнуться, а затем некоторое время поддерживал тело в таком положении своей железной хваткой.
      Когда все было кончено, Халлоран свалил тело в колодец и стал забрасывать его кирпичами, пока тело не было полностью засыпано ими. Затем направил на колодец луч фонарика, чтобы убедиться, что трупа не видно, для надежности бросил еще несколько кирпичей и снова посветил фонарем. Никаких признаков, что в колодце лежит чей-то труп.
      Халлоран положил бечевку в карман и направился поперек площадки к бывшему рабочему бараку. С одной стороны барака находился металлический лоток для гравия и камней, которыми посыпали дорожки, когда они становились слишком грязными. В этот лоток он положил свои немногочисленные вещи – рюкзак с одеждой и пару свертков. Он не мог больше рисковать, и возвращение в дом Риджера полностью исключалось.
      Тем не менее, чтобы подтвердить свои подозрения, он подошел к дому, принимая все меры предосторожности, и остановился в тени строений примерно в ста шагах от него. Прямо против входной двери стояла машина с включенными габаритными огнями, в машине сидели двое мужчин. Несколько запоздалых пьяниц неуверенной походкой прошли мимо дома, окна которого по-прежнему оставались темными. Простояв так минут десять, Халлоран все-таки сумел различить при слабом свете уличного фонаря, как в какой-то момент рука водителя машины потянулась к лицу. Он понял, что водитель говорил в микрофон, поддерживая с кем-то связь по радио. Все ясно – это полицейские.
      Халлоран с мрачным видом кивнул головой и выругался.
      – Подождите у меня, ублюдки, – проговорил он со злостью.
      И пошел прочь от дома. Минут двадцать он прошагал пешком, затем вскочил в автобус и доехал до станции метро «Лейтонстоун». Там нырнул под землю и пересек почти весь город. Путешествие в метро закончилось на станции «Пэддингтон». Он снова оказался на улице, нашел ближайший телефон-автомат и позвонил Коллинзу. Время приближалось к полуночи.
      – Ты немного опоздал, Питер, – раздался в трубке голос Коллинза. – Но ничего, не беспокойся. Все пока без изменений, предложение остается в силе. Где ты сейчас находишься?
      – В районе Паддингтона, майор, но я не останусь здесь на ночь. Я следую твоему предостережению. Полагаю, что оно уже помогло мне однажды. Но через какое-то время я должен снова исчезнуть.
      – Что ж, хорошо, это устраивает нас всех. Есть поезд, который уходит около полудня. Если ты успеешь к нему, встретишься с Майком Рорком. Между прочим, он наш номер три. Отличная подбирается команда. Как ты считаешь?
      Что касается людей из Специального отдела, ожидавших обоих ирландцев у дома Риджера, они попросту потеряли время: оба интересовавших их человека исчезли бесследно. Обыск дома помог обнаружить отпечатки пальцев, но дальше этого дело не продвинулось.
      Труп Фрэнка Риджера был найден двумя месяцами позже, когда на площадке у разрушенных домов вновь началось строительство.

* * *

       Среда, 24 марта
      Юфру прибыл в офис Кромера в 10.30 утра.
      – Сэр Чарльз, – сказал он, отпивая из чашки кофе. – Вчера у меня был очень плодотворный вечер. Менгисту согласился с тем, что договоренность о передаче денег должна быть достигнута любой ценой. Желательно без особого риска и без задержек. Поэтому нам с вами предстоит поработать в тесном контакте, чтобы составить удовлетворяющий всех документ и предусмотреть процедуру его подписания императором, вами и правительством Эфиопии.
      – Примите мои поздравления, мистер Юфру. Приятно знать, что мы оба движемся в одном направлении. Чтобы приступить непосредственно к делу, я наметил несколько вопросов, которые в любом случае должны войти в меморандум, определяющий наши взаимоотношения. Предлагаю обсудить их сейчас, чтобы позже я мог подготовить проект такого меморандума, который будет направлен моим коллегам, вашему правительству и императору. Когда я получу ваши замечания, можно сформулировать окончательный текст.
      Хочу предупредить вас, мистер Юфру, что это будет объемный документ, хотя большую его часть займет перечень всех счетов и вкладов императора. Вы знаете, что Селассие является еще и владельцем ряда фирм в Европе, Америке и Африке. Как мне представляется, они должны быть предметом отдельного соглашения, поскольку их необходимо предварительно продать, если мы хотим иметь полностью все состояние, которое принадлежит Селассие, в денежном выражении. На это потребуется какое-то время, возможно, и целый год.
      Но основную массу состояния составляют вклады в валюте, золото и эфиопские доллары. Я думаю, что имеется возможность уже через неделю со дня подписи положить на ваш счет, скажем, 75 процентов этой суммы и следующие 10 процентов в пределах месяца.
      Юфру молча записывал цифры в блокнот. Кромер перешел к наиболее важному и щекотливому вопросу – условиям, в которых будет осуществлено подписание документов. Встреча должна произойти на нейтральной территории. В таком случае ему хотелось бы знать, возможно ли, чтобы император мог прибыть самолетом, например в Швейцарию? Юфру оторвался от блокнота и поднял глаза, затем улыбнулся и развел руками.
      – Мой дорогой сэр Чарльз, – произнес он снисходительно, – могли бы вы, находясь на нашем месте, взять на себя такой риск?
      Кромер поднял обе руки вверх, показывая этим жестом, что ему все ясно.
      – Мы обсуждали вариант, – продолжал Юфру, – при котором смогли бы обеспечить ваш прилет в Харар. Очаровательная средневековая крепость, красивая природа и все возможности для туризма. Но самое главное, конечно, в том, что императору не придется куда-то перемещаться.
      Настала очередь Кромера улыбнуться.
      – Мистер Юфру, вы должны понять, что мы не можем встретиться с императором во дворце, в котором он, по существу, является заключенным. Я уверен, что в такой обстановке и мы сами можем чувствовать определенное давление.
      Деликатная проблема обсуждалась более часа. Кромер предлагал несколько африканских стран: Нигерию, Египет, Заир. В свою очередь Юфру упомянул места в Эфиопии, где можно было бы обеспечить необходимую безопасность.
      Наконец Кромер произнес:
      – Мистер Юфру, на мой взгляд, имеется только одно место, которое может удовлетворить нашим требованиям: какое-либо посольство в Аддис-Абебе, предпочтительно швейцарское. Обычно посольствам принадлежат большие огороженные участки земли. Вы сможете заранее организовать все необходимое для обеспечения безопасности императора. И вместе с тем он будет находиться на иностранной территории. Ваша охрана будет максимально ограничена. Мы же, находясь в посольстве нейтрального государства, будем чувствовать себя свободно и не ощущать никакого давления. Такой вариант для нас полностью приемлем.
      – За исключением одного обстоятельства, – произнес с мягкой улыбкой Юфру, – император окажется вне нашего контроля. Он может обратиться с просьбой предоставить ему политическое убежище.
      Юфру напомнил случай с венгерским кардиналом, который после восстания 1956 года прожил в американском посольстве в Будапеште пятнадцать лет.
      – Понимаю, – сказал спокойно Кромер. – Вы хотите определенных гарантий со стороны соответствующего посольства, чтобы препятствовать такому нежелательному для вас развитию дела. Что вы имеете в виду конкретно?
      – Чтобы обсуждать этот вопрос в деталях, я должен проконсультироваться с Аддис-Абебой.
      – Хорошо, мистер Юфру. Есть еще одна проблема, о которой вы вскользь упомянули ранее. Я имею в виду транспортные средства, иными словами: каким образом император сможет прибыть в посольство?
      – Сэр Чарльз, я затрагивал вопрос доставки императора в какое-то место в пределах Эфиопии вчера вечером в разговоре с президентом. По его мнению, проблема решается просто, независимо от того, где конкретно будет происходить встреча. Для высокопоставленных чиновников имеется только один путь удобно и безопасно совершать перемещения по территории Эфиопии – воздушный. Расстояния в нашей стране не такие значительные. Конечно, император вряд ли воспользуется самолетом, причины понятны – преклонный возраст. На конечном этапе, между аэропортом и посольством, потребуется обеспечить полицейский эскорт, автомашины с затемненными стеклами, перекрыть движение по улицам. Пожалуй, это будет неприемлемо и, кроме того, в этом нет особой надобности. Принимая это во внимание, по всей видимости, императора придется доставить на вертолете к самому посольству.
      Было около 12.45. Они оба нуждались в перерыве. Кромер предложил, чтобы он и Юфру поработали в течение уик-энда, каждый отдельно, и составили детальные списки персонала, который будет участвовать во встрече, а также программу такой встречи. Потом они это обсудят, обменяются идеями. Кромер был абсолютно уверен, что документы в окончательном виде не смогут быть подготовлены раньше среды следующей недели.

* * *

      А в это время Халлоран и Рорк на поезде приближались к Оксфорду. Они опаздывали всего на несколько минут, и Коллинзу, которому сообщили об их приезде и просили встретить поезд, вышедший из Лондона в 1.15 до Бэнбюри, не придется долго ждать на вокзале.
      Приятели нашли друг друга в Паддингтоне у билетных касс. Каждый из них уже знал, что оба вовлечены в одно и то же дело, и были очень довольны этим обстоятельством.
      – Питер, старина, – громко произнес Рорк. – Скажи, пожалуйста, в чем состоит смысл этого дельца, в которое мы позволили себя впутать, даже не узнав деталей?
      – Я еще не научился читать чужие мысли, Майкл. Майор ровным счетом ничего не сообщил мне по этому поводу. В поезде у нас будет много времени, чтобы за пивом обсудить, что бы это могло быть.
      Они потягивали немецкое пиво, сидя в вагоне-ресторане, и пытались строить разные предположения и догадки.
      Скорее всего какое-нибудь небольшое дельце, ведь было сказано, что месячный контракт... В то же время ничего не упоминалось об оружии... Ирландия? Южная Америка? Ближний Восток? Вряд ли может иметь какое-то, даже самое фантастическое, отношение к израильтянам... или к кому-то еще в этом регионе, где у них определенно возникли бы проблемы с личными документами... Кипр? Западная Африка? И уж наверняка не Родезия... Постойте... Уганда.
      – Ты думаешь, кто-то решил добраться до Большого Папаши-Амина? Да, здесь что-то такое есть. Но откуда в этом случае деньги? Кто будет платить по счету?
      Несмотря на весь их опыт, они так и не смогли приблизиться к ответу до того момента, когда на станции в Бэнбюри их встретил Коллинз и посадил в «рейнджровер».
      – Очень рад видеть вас обоих снова, – сказал он с широкой улыбкой на лице. – Влезайте в машину. Несколько миль дороги, и в этот уик-энд вы будете иметь удовольствие поохотиться, поудить рыбу и, конечно же, пострелять. Вы почувствуете себя настоящими сельскими сквайрами. Как вам это нравится?
      За ленчем Коллинз рассказал своим приятелям ровно столько, сколько знал сам. Это будет исключительно секретная операция, в одном из иностранных государств, вероятнее всего без использования оружия; цель – похитить высокопоставленное политическое лицо. Всего лишь несколько человек охраны, а возможно, и без охраны. Нейтральная территория, посольство. Сама же работа – похищение – по его мнению, не должна вызывать никаких сложностей.
      – Проблема, – заканчивал он свое сообщение уже за кофе, – будет состоять в том, как нам убраться оттуда.
      Возбудив их любопытство, Коллинз предложил друзьям на выбор несколько двуствольных ружей «браунинг» двенадцатого калибра, дал каждому высокие охотничьи сапоги и повел их в поле позади ферм, где у него был устроен тир. День как нельзя лучше соответствовал стрельбе по летающим тарелочкам; воздух был совершенно чист и прозрачен, ни малейшего дуновения ветра. Деревья, росшие по краям поля, создавали приятный зеленоватый фон распускающимися листьями.
      Коллинз гордился своим тиром. Он был оборудован почти как настоящий: навес, линия огня и автоматически действующий механизм, который выстреливал в воздух диски, сделанные из специальной глины и напоминающие по форме тарелки. Это были «птицы». Механизм срабатывал, реагируя на звук голоса. Коллинз дважды продемонстрировал им, как это делается.
      – Я кричу «Давай!», потому что именно так в большинстве случаев кричат стрелки, находящиеся на боевой позиции, – объяснял Коллинз, – но механизм действует и при любом другом резком выкрике. Смотрите еще раз... Давай!
      Диск со свистом пролетел над их головами. Коллинз мягко, но достаточно быстро вскинул ружье и выстрелил. Диск разлетелся на множество мелких темных кусочков. Он опустил ружье и вынул стреляную гильзу.
      – О'кей! Майкл, теперь твоя очередь. Помни, ты должен плавно поворачивать корпус, и не целься, стреляй перед самой «птицей». Она летит со скоростью тридцать миль в час. Прими стойку, наклонись немного вперед...
      – Фак! – выругался Рорк.
      Из машинки вылетел диск. Рорк поднял ружье, выстрелил и... промахнулся.
      – Мазила, – с ухмылкой проговорил Коллинз. – Ну и поделом тебе.
      – Согласен, мазила, – ответил расстроенный Рорк. – Попробую еще раз. Между прочим, майор, ты должен рассказать нам более подробно об этом деле. Иначе будет несправедливо. Пострелять в тарелки, конечно, хорошая забава, но она нам ничего не дает.
      – Я сказал вам все, что мог. Детали вы узнаете, когда мы получим команду выступать.

* * *

       Четверг, 25 марта
      Как обычно, Кромер проснулся рано. Его жизнь состояла из очень ограниченного числа удовольствий; еще меньше у него было контактов с людьми. Семейные отношения, никогда не вызывавшие в нем чувства страстного увлечения, отошли на задний план и превратились в своеобразное удовлетворение немногих потребностей – ухоженный дом, где можно было пышно принята важных и нужных гостей, вкусная пища.
      Настоящий мир представлял для него Сити. И он страстно хотел, чтобы это было именно так, поскольку уже в течение многих лет был полон амбиций, удовлетворить которые мог только в рамках Сити, – неуемного желания обладать неограниченной властью, дополненного чувством осознания осуществленной им блестящей личной карьеры.
      Он не был доволен своим профессиональным статусом. Благодарность к дому Ротшильдов, которая была второй натурой его деда и отца, полностью в нем угасла. Теперь он чувствовал только одни рамки, которые сдерживали его свободу, а необходимость ежемесячно давать отчет о своей деятельности на встречах партнеров вызывала у него внутреннюю злобу. В свое время отец не уставал повторять, что благодаря именно такому строгому контролю «Банк Кромера» сохранил свою стабильность.
      Но сэру Чарльзу это не нравилось. Он хотел полной независимости, хотел иметь свой собственный банк, который когда-то был у его деда. Если он хочет выделиться в самостоятельный банк, ему нужно будет сохранить своих нынешних клиентов и приобрести новых. Чтобы добиться этого, необходимо продемонстрировать непреклонность, даже безжалостность и полную преданность в том, что касается интересов его клиентов.
      Может быть, именно сейчас ему предоставлялась уникальная возможность, чтобы подтвердить это. Потеря вкладов Селассие означала бы не просто финансовый удар по его банку и банкам коллег, но и выставляла его в неприглядном виде, прежде всего как ненадежного финансового политика. Какое из государств Африки и Ближнего Востока после такого будет доверять ему, считать, что с помощью его банка их богатства, будь это нефть или драгоценные металлы, принесут им прибыль? Случись такое с состоянием Селассие, можно было бы утверждать, что достаточно малейшего намека на потенциальные трудности, политические или другие, чтобы он уступил, и в результате этого клиенты банка были бы лишены своих вкладов. И, наоборот, если всем станет известно, что, несмотря на значительное давление, он проявил волю и сохранил владельцу его деньги, авторитет Кромера получит новое подтверждение.
      Итак, амбиции существенным образом определяли характер его действий. Другим обстоятельством, не менее важным в данный момент, был необычный, словно у заядлого карточного игрока, трепет, даже нервная дрожь, овладевавшие им все больше и больше, по мере того как развивались события в этом странном деле. Он признался самому себе, что в течение последних двадцати лет, пожалуй, впервые ощутил подобное волнение.
      Помимо бизнеса, у него практически не было других интересов. Даже постоянной любовницы у него, как это ни странно, никогда не было. Много лет назад, когда он купил собственный дом, он понял, что может теперь позволить себе случайные сексуальные связи, но сейчас желание встретиться с женщиной практически исчезло. Не женщин любил он больше всего в жизни. Золото! Он многое знал о золоте и мог говорить о нем с необыкновенной страстью.
      В этом отношении Кромер был не одинок, ибо тяга к золоту охватила большую часть человечества. Вместе с тем соблазн, который оно всегда вызывало, казался совершенно нелогичным; как странно, выкопать металл из земли, чтобы тут же снова похоронить его в каком-нибудь банке. И тем не менее благодаря своей редкости оно оставалось признаком власти и благосостояния, символом ума и совершенства и последним бастионом, препятствующим разорению.
      На самом деле добыча золота настолько трудоемка, настолько велики затраты и человеческие жертвы, что в течение всей истории золота было произведено всего 100 000 тонн, причем 80 процентов – в этом веке. Золото так тяжело удельно, что все его мировые запасы: слитки в банках и у торговцев, подносы и чаши древних скифов, украшения ацтеков, монеты-динары, риалы, дублоны, доллары, левы, франки, песо, дукаты и все остальные, известные дилерам, всего 776 типов, свадебные кольца, медали – все это переплавленное вместе составило бы куб со стороной всего лишь 60 футов , иными словами, по объему равный зданию среднего размера.
      В данный момент некоторая часть этого золота, а вместе с ним власть, благополучие, традиции и даже простое очарование, вызываемое самим видом металла, – все это подвергалось риску.
      Кромер, в коричневом шелковом халате и кожаных домашних туфлях, приготовил себе кофе и быстро пролистал «Таймс». Затем побрился, надел каждодневный костюм и в самом начале девятого сел за рабочий стол, чтобы составить список дел на этот день.
      Необходимо было максимально ясно изложить в документе финансовые аспекты предстоящей сделки, поскольку его копия будет передана Юфру и, следовательно, попадет в руки правителей в Аддис-Абебе – существенное звено в создании доверия, которым он хотел окружить всю операцию. Затем он должен позвонить Купфербаху в его квартиру в Цюрихе и попросить выяснить возможности использования швейцарского посольства. Это он должен сделать немедленно. Во второй половине дня звонок Лоджу в Гринвич в штате Коннектикут. Своим коллегам он сообщит, что все идет нормально, и предупредит о направленном им телексе, предлагающем провести полный учет всех вкладов императора. Данные должны быть быстро переправлены ему в Лондон.
      Затем Коллинз и двое других. Надо обеспечить их пребывание в Лондоне, подготовить фиктивные документы, передать наличные, а также проинформировать их и выслушать их собственные идеи.
      Он поднялся из-за стола и собирался уходить, когда раздался телефонный звонок. Это был Коллинз.

* * *

      В отеле недалеко от Портлэнд Плерейс, в номере на четвертом этаже, выходящем окнами на «Лэнгхэм-отель», находились четверо. Кромер пододвинул бутылку виски в направлении Рорка и Халлорана, сидящих на диванчике с противоположной стороны стола. На обоих были одеты темные, с высоким горлом, почти одинаковые свитера и по этой причине их можно было принять за людей в униформе. Кромер сидел в кресле. С левой стороны от него в другом кресле устроился Коллинз. На нем были твидовые брюки и вельветовая куртка. На одной из кроватей лежало несколько плащей.
      – Пожалуйста, джентльмены, прошу без церемоний наливать себе, – произнес приветливым тоном Кромер. – И извините меня за столь анонимный прием.
      Он обвел рукой гостиничный номер и продолжал.
      – Надеюсь, что совсем скоро мы будем работать в тесном контакте, если все будет идти так, как надо. До тех пор, пока мы не будем полностью уверены в этом, я предпочитаю отделить свою личную жизнь и служебную деятельность от этого дела в той мере, насколько это возможно. Уверен, что вы понимаете меня. Поскольку необходимо, чтобы вы уже сейчас, в самом начале нашего мероприятия, не теряли времени, позвольте проинформировать вас о некоторых деталях дела, которые я могу сообщить на данный момент. Меня зовут Чарльз Кромер, и я являюсь старым другом Дикки.
      Он говорил примерно полчаса, описав все, что произошло и что, как он считал, надо было бы сделать. Кромер не назвал величину вкладов, о которых шла речь, но упомянул о роли Юфру, подготовке банковских бумаг и о том, что император жив и его во что бы то ни стало надо вырвать из рук эфиопов, чтобы он не смог подписать ни одного документа. В конце брифинга Кромер сообщил о договоренности устроить встречу с Селассие, на которую императора должны доставить на вертолете в сопровождении сильной охраны. Он выразил уверенность, что руководители Эфиопии примут сделанные им до сих пор предложения в отношении процедуры передачи денег и счетов императора.
      – Джентльмены, – заключил Кромер, – существует еще много деталей, которые будут уточнены, но я должен в самое ближайшее время предложить эфиопам определенные условия. Для этого мне нужно знать ваше мнение немедленно.
      Халлоран налил себе немного виски и взглянул на Рорка. Но первым заговорил Коллинз.
      – Не жди, Чарли, что мы ответим тебе прямо сейчас. Это – очень деликатная и сложная операция. Возможно совершенно непредсказуемое развитие событий. Мы привыкли...
      – Остановись, Дикки, – прервал его Кромер, поднимая вверх руку. – Давай сначала рассмотрим проблему в общих чертах. То, что я хотел знать сейчас, касается основного – должны ли мы в принципе ввязываться в это дело. Рассмотрев все его аспекты хотя бы в теоретическом плане, мы должны ответить на вопрос: возможно ли осуществить подобную операцию на деле?
      Кромер был уверен, что Коллинз ответит согласием. Но эти двое только сейчас узнали об истинных целях и масштабе предстоящей операции.
      Заговорил Халлоран.
      – Давайте все по порядку. Во-первых, я хотел бы услышать какие-то заверения в том, что все принципиальные решения, а значит, и ответственность, не должны приниматься только одними нами.
      – О, этот вопрос не такой сложный, – прервав Питера, быстро ответил Кромер. – Вам не надо беспокоиться. Конечно, это целиком моя проблема. Для эфиопов вы всего лишь мои советники. От вас не потребуется практически ничего говорить. Вы просто должны выглядеть и действовать как настоящие сотрудники банка. Думаю, для тебя, Дик, это не составит никаких трудностей. И вы двое выглядите вполне порядочными людьми. Так что все должно быть в порядке. Сначала я думал, что смогу вас представить в качестве служащих банков моих коллег в Швейцарии и в Штатах, но, поскольку существует вероятность вашей случайной встречи с Юфру, будет лучше, если вы выступите в роли сотрудников моего банка.
      По прибытии на место встречи вы будете членами официальной делегации. У меня нет никакого представления о том, как к вам могут отнестись эфиопы. Они могут с одинаковой вероятностью просто промолчать по поводу вашего присутствия, но не исключаю также, что вы будете приняты официально. Для вас это не должно иметь никакого значения. Главное состоит в том, что они будут принимать вас за банкиров и соответствующим образом обращаться с вами, проявляя знаки вежливости и уважения.
      – Паспорта? – спросил Халлоран.
      – Вы будете выступать под вымышленными именами.
      – Сможете это устроить?
      – Нет. Это – часть вашей работы. Я обеспечу для этого все необходимое: деньги, документы. Еще какие-то нерешенные проблемы?
      – Мы раньше никогда не выполняли такого сорта работу, Чарли, – сказал Коллинз. – Но постараемся.
      Рорк и Халлоран обменялись взглядами и затем кивнули головами в знак согласия.
      Кромер решил пустить в ход козырные карты.
      – Вы хорошо понимаете, что предстоящая операция не является простым делом, – заговорил он глубокомысленно. – Вы будете находиться в чужой стране, даже враждебной, с очень пожилым человеком на руках. Поэтому позвольте мне назвать несколько цифр, которые, надеюсь, убедят вас, что игра стоит свеч. Я предлагаю каждому из вас сто тысяч фунтов.
      Глаза Халлорана широко раскрылись.
      – В три этапа, – продолжал между тем Кромер. – Десять тысяч в качестве аванса, они будут выплачены вам немедленно. Сюда, конечно, входит тысяча фунтов, которые я обещал вам раньше за готовность участвовать в этом деле. Еще двадцать тысяч после того, как будет успешно завершена стадия планирования. И остальные – после вашего возвращения. Я готов произвести выплаты в любой валюте, которая будет вами названа. Думаю еще раз напомнить вам, что я имею отличные контакты в Швейцарии.

* * *

      После ухода Кромера Коллинз заказал в номер три порции мясного филе, и они поужинали. Когда Коллинз вышел в ванную, Рорк и Халлоран согласились с тем, что предложенные им суммы вполне приличны, а шансы на успех достаточно высоки.
      Вернувшись из ванной, Коллинз налил себе в стакан виски и заговорил.
      – Давайте начнем все по порядку. Предлагаю действовать так, как если бы мы были настоящими банкирами, – с легкой усмешкой сказал он.
      – А что, разве вонючие ирландцы работают в Сити? – также с улыбкой спросил Рорк.
      – Или грузчики с тележками? – добавил Халлоран.
      – Не думаю, что все сотрудники банков в Сити – выпускники престижных колледжей, – произнес Коллинз. – Как сказал Кромер, вам не придется много разговаривать, да и эфиопы не мастера различить акцент. Вы оба по своим обязанностям должны отличаться от меня. Скорее всего ваши функции будут состоять в работе с многочисленными документами. Какие-нибудь вопросы в связи с этим?
      – Только один, – сказал Халлоран. – Где мы собираемся разрабатывать план наших действий? Мне не очень хотелось бы оставаться здесь, в Лондоне.
      – Это правильно, – проговорил Коллинз. – Мы все заинтересованы в том, чтобы тебя не обнаружили.
      – Нам, по-видимому, потребуются карты, планы и разное оборудование, – вставил Рорк. – Мы, конечно, не можем работать в этом отеле. Я думаю, Дик, твой дом – самое подходящее место.
      – О'кей, согласен. Тогда за дело. Предположим, что мы оказались в здании посольства. Каким образом мы будем действовать? Все должно быть сделано быстро и без шума. Ведь там будут находиться и другие – сотрудники посольства, правительственные чиновники из Эфиопии и сопровождающие Селассие люди, которые могут быть как рядом с ним, так и вне здания. Хотя мне не кажется, что их будет много. Что касается нашей делегации, Кромер не захочет иметь в ее составе много людей, это может вызвать подозрение, что он что-то затевает. Персонал с их стороны также может быть ограничен; мы поставим условием количественное равенство обеих сторон. Кстати, существенным моментом договоренности о процедуре подписания документов является требование исключить всякое давление как на императора, так и на делегацию. Из этого я могу сделать вывод, что и количество охранников должно быть умеренным.
      Итак, предположим крайний случай: трое нас, трое с их стороны и сам Селассие в одном помещении. Что мы должны делать?
      – Есть бесшумные пистолеты, – быстро вставил Халлоран. – Мы вытаскиваем их из карманов, и все. Очень просто.
      – Ну что ты, Питер, – оскалил зубы Рорк. – Не старайся убедить нас в том, что ты – тупой ирландец.
      Халлоран пожал плечами.
      – О'кей, вы считаете, что это невозможно? – проговорил он без всякой обиды. – Тогда скажи мне, Дик, если ты такой умный, почему нельзя?
      – Ты думаешь, мы можем позволить такой риск – иметь при себе оружие? А если нас начнут обыскивать в аэропорту? Это стало рутинной процедурой. Хорошими дипломатами мы будем выглядеть в таком случае, а? Теперь я не удивляюсь, почему они решили выпроводить тебя из Ирландии. Ты же сразу загубишь все дело, понимаешь?
      Халлоран воспринял критику с чувством юмора.
      – Ну хорошо, хорошо, – сказал он. – Тогда, может быть, ножи?
      Каждый задумался над возможными последствиями.
      – Нет, пожалуй, это слишком жестоко, – произнес Коллинз. – Кроме того, при наличии группы людей это не обеспечит необходимой быстроты проведения операции, придется заниматься каждым из них индивидуально. Мы даже не успеем добраться до Селассие прежде, чем кто-то не выскочит из комнаты.
      – Совершенно верно, – согласился Рорк. – Потом ножи не такое уж бесшумное оружие, скажу я вам. Помню, был случай в Родезии. Один из наших парней должен был снять охранника. Парень прикончил его в течение десяти секунд, не больше, но шуму, шуму было много: и стоны, и хрипы. Разбудит хоть мертвого, не говоря уже о живых. Нет, что ты. Охрана посольства, сотрудники в соседних помещениях. Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь присоединился к нашей компании. Достаточно одного крика, и все, нам конец.
      Он сделал небольшую паузу и заговорил снова.
      – О чем я думаю. Нам нужна еще одна комната, тогда мы смогли бы разъединить их, а затем устроить маленький рукопашный бой.
      – А-а, вот теперь ты говоришь дело. Конечно же, старый способ заставить человека быстро замолчать, – поспешно встрял в разговор Халлоран и вытащил из-под свитера бечевку с грузиком, которая висела у него на шее. – Никакого шума, гарантирую. Немного медленно, но зато безотказно.
      – Это то, чем ты воспользовался недавно? – с гримасой на лице спросил Коллинз.
      – Так точно.
      Коллинз повернулся в сторону Рорка.
      – Майкл, ты когда-нибудь...
      – Нет. Но мне будет вполне достаточно приемов карате, чтобы выполнить нашу задачу.
      – Отлично, – сказал, оживляясь, Коллинз. – Я тоже этим регулярно занимаюсь. Что ж, в таком случае будем считать, что с этим вопросом покончено.
      Двое других кивнули в знак согласия.
      – Я бы сказал, у нас неплохие шансы, – заметил Рорк. – Конечно, если мы все сделаем так, как надо.
      Коллинз налил себе еще виски, подошел к холодильнику и достал из него несколько кусочков льда. Приятели следили за его действиями молча и ждали, что он скажет дальше.
      – Давайте обсудим самую важную, на мой взгляд, проблему: уход из посольства. Если мы придем к выводу, что теоретически это представляется невозможным, тогда нам лучше сразу же отказаться от этого предложения. Я уже думал немного над этим. К счастью, совсем недавно один человек уже сделал нечто подобное тому, что предстоит выполнить нам. Я просмотрел некоторые газетные вырезки. Может быть, будет полезно еще раз прочитать их...
      – Карлос! – почти выкрикнул Рорк.
      Коллинз улыбнулся. Халлоран с растерянным видом переводил взгляд с одного на другого.
      – Питер, – сказал Коллинз, продолжая улыбаться, – тебе бы следовало регулярно читать газеты. Ты бы тогда многое знал. Помнишь налет на штаб-квартиру ОПЕК  в Вене три месяца назад. Я могу проследить в нем несколько моментов, схожих с нашим дельцем.
      В течение последующих десяти минут он вкратце изложил суть этого происшествия.
      За четыре дня до наступления Рождества 1975 года одиннадцать министров, представляющих самые богатые нефтью страны мира, и более пятидесяти сопровождавших их экспертов и дипломатов участвовали в заседании Совета Организации стран – экспортеров нефти в ее штаб-квартире – белом здании на живописном бульваре Рингштрассе, опоясывающем кольцом самый центр Вены. Карлос, а за этим именем скрывался двадцатишестилетний террорист из Венесуэлы Ильич Рамирес Санчес, и пятеро других вошли в здание, убили троих охранников, ворвались в зал заседаний на третьем этаже и захватили всех присутствующих в качестве заложников.
      Однако офицер британского Отдела специального назначения успел позвонить в управление городской полиции. В считанные минуты восемь бойцов австрийской службы по борьбе с нарушителями общественного порядка прибыли к зданию, но были отброшены назад шквальным огнем террористов. Карлос полностью владел ситуацией. Всю вторую половину дня и в течение ночи он неоднократно выкрикивал свои требования: передать по радио его заявление о поддержке мировой революции, предоставить автобус для перевозки его и его людей в аэропорт и самолет ДС-8, который бы доставил их в место, которое он укажет. План, о котором позже стало известно от очевидца, шейха Ямани, министра по делам нефти Саудовской Аравии и, к несчастью, основного объекта осуществленной Карлосом операции, состоял в том, чтобы захватить заложников, вылететь из Вены и в какой-то момент расстрелять Ямани и иранского нефтяного министра доктора Джамшида Амузегара.
      Оба были представителями правого крыла в Совете ОПЕК.
      Канцлер Австрии Бруно Крайский принял решение удовлетворить все требования Карлоса. В соответствии с приказом террористов самолет вылетел в Алжир, где были освобождены все заложники, за исключением Ямани и Амузегара, и затем продолжил полет в Триполи, столицу Ливии. Здесь операция захлебнулась, потому что в самом начале Карлос допустил ошибку: он не догадался потребовать самолет с большей дальностью полета, например «Боинг-707», который бы позволил добраться до конечной точки маршрута – Багдада. Вместо этого ему пришлось возвратиться в Алжир, где он в конце концов освободил двух оставшихся заложников. Взамен – возможно, в качестве награды за срыв работы Совета ОПЕК – он получил миллион фунтов стерлингов, которые, без всякого сомнения, были представлены эксцентричным ливийским лидером полковником Каддафи. Карлосу и пяти его соучастникам алжирское правительство разрешило беспрепятственно покинуть страну.
      – В этом деле я вижу несколько моментов, которые могут оказаться полезными при планировании нашей операции, – сказал в заключение Коллинз. – Самое главное состоит в том, что группе Карлоса удалось успешно попасть в здание и выйти оттуда с заложниками. Но как? Благодаря тому, что они заранее знали план всех этажей, знали силу возможного вооруженного сопротивления со стороны охраны. Существенным представляется и то, что в качестве заложников они имели очень важных людей, это обеспечило им немедленное удовлетворение выдвинутых требований. В результате у них была полная свобода расправиться с двумя главными заложниками практически без малейшего риска быть наказанными. Хотя, как это произошло в действительности, Карлос решил не делать этого.
      – Может, и нам взять заложников? – неуверенно произнес Халлоран.
      – В нашем случае это полностью отпадает, – ответил после некоторого раздумья Рорк. – Просто такая затея не сработает. Селассие нельзя принимать в расчет. Для эфиопов он представляет ценность только в том случае, когда он у них в руках. Если мы собираемся скрыться вместе с ним, они предпочтут увидеть нас всех мертвецами. Никто из других людей, которые могут оказаться в посольстве, также не представит большого интереса. Нас просто изрешетят, не позволят даже покинуть пределы посольства.
      – Да, согласен, это не вариант, – произнес Коллинз. – В таком случае, как нам выбраться оттуда?
      Рорк вновь заговорил первым.
      – Вертолет, вот выход. Если только его использование на самом деле входит в предусматриваемый эфиопами план доставки императора.
      – Ну и светлая ты голова, Майкл, – сказал Халлоран, обнимая за шею своего приятеля.
      – Ты можешь его пилотировать? – спросил Коллинз, глядя на Рорка.
      – Конечно. В начале 60-х я полностью прошел курс подготовки в Воздушном корпусе Армии. Я только что поступил в отряд «Зеленые куртки», еще задолго до перехода в САС.
      – Хорошо, – произнес Коллинз, – тогда нас будет двое. Я тоже недавно закончил школу пилотов, правда гражданских. А ты, Питер?
      – Это не является одним из моих талантов. Но, имея двух таких асов, мне не о чем беспокоиться.
      – И все-таки это не так просто, – заметил Коллинз. – Нам нужно знать тип вертолета, чтобы с уверенностью сказать, что мы сможем им управлять.
      Постепенно, по мере того как принципиальная сторона операции становилась яснее, начали возникать мелкие вопросы. Коллинз снова предложил использовать успешный опыт Карлоса. Они должны иметь полную информацию о здании посольства, персонале, расстановке охраны, расписании по времени всех предусматриваемых встреч, тип вертолета и его маршрут при подлете к Аддис-Абебе и к самому зданию посольства. Им может потребоваться и дополнительная помощь. Ведь дальность полета вертолета составляет около миль. В таком случае должна быть предусмотрена посадка для дозаправки или замены вертолета на какой-то другой надежный вид транспорта. Именно этот элемент привел к срыву плана Карлоса.
      В конце второго часа обсуждения все трое пришли к выводу, что, если отбросить случайности, намечаемая ими схема представляется вполне реалистичной. Это все, что им требовалось знать на данный момент. Да и обещанные деньги были не маленькими, хотя и не они являлись решающим фактором. Они хотели еще раз испытать трепетное волнение, которое всегда присутствует при выполнении рискованных заданий. Короче говоря, они были готовы сказать Кромеру «да».
      Когда в номер вернулся Кромер, его ознакомили со всеми соображениями и сделанными на их основе выводами.
      – Самое главное, нам уже сейчас нужен детальный план здания посольства, – закончил доклад Коллинз. – Если это швейцарское посольство, мне кажется, что у нас в этом отношении не будет никаких трудностей.
      – Я сделаю все, что в моих силах, – сказал Кромер. – Встретимся завтра вечером.

       Пятница, 26 марта
      Кромер прибыл в офис в 8.30. В его распоряжении оставался только один час, чтобы сформулировать основные положения, из которых следовало исходить при подготовке текста двух важных писем. Предстояло послать по существу формальные, но важные в плане тактики по отношению к эфиопам телексы в Нью-Йорк и Цюрих и запросить перечни всех вкладов императора. Ответы должны быть доставлены в Лондон не позднее пятницы. Но основным он считал подготовку письма, адресованного Селассие, которое смогло бы убедить императора подписать документы о передаче всех принадлежащих ему вкладов. Он мельком взглянул на свои, сделанные днем раньше заметки. Что ж, их вполне можно использовать, чтобы продиктовать Валери Ятс первый набросок письма.
      Как обычно, Валери появилась в офисе в 9.15. К двадцати девяти годам у нее уже выработались соответствующий внешний вид и манеры, характерные для личного помощника высшей квалификации – нарочитая самоуверенность, невозмутимый взгляд глаз во всех без исключения случаях жизни и умение скрыть свой настоящий возраст. На ней был костюм – Валери никогда не надевала брюки, – светлые волнистые волосы свободно спадали почти до плеч, губы слегка тронуты помадой – она подкрашивала их несколько раз в день. Если попытаться охарактеризовать Валери одним словом, она была безупречна во всех отношениях. Она знала свою роль и играла ее блестяще.
      Присутствие босса в кабинете в столь раннее время лишь слегка смутило ее. Обычно, когда он был в отъезде или приезжал на работу позже, она успевала за несколько предоставленных в ее распоряжение минут привести себя в порядок, разобрать документы и приготовить все на своем столе для работы на целый день. Наведение внешнего лоска на всю обстановку в приемной – еще один штрих, который, по ее мнению, должен свидетельствовать о ее исключительной эффективности и полезности – было одной из важных черт профессиональной карьеры Валери Ятс. И эта сторона ее существования резко отличалась от другого мира – частной жизни.
      В общении с другими сотрудниками банка она никогда не проявляла ни малейшего всплеска эмоций.
      Валери приготовила кофе, поставила на поднос приборы и вошла в кабинет Кромера.
      – Пожалуйста, если можно, минут через десять, мисс Ятс, – произнес сэр Чарльз, почти не отрывая глаз от своих заметок.
      Валери была довольна, у нее появилось несколько минут личного времени. Приведя себя в порядок, она получила у курьера свежую почту, мельком ее проглядела и положила в определенном порядке все документы внутрь толстой кожаной папки с изображением печати банка. Затем разложила на столе свои канцелярские принадлежности и снова постучала в дверь кабинета Кромера.
      Он заговорил сразу, как только она вошла и села в кресло.
      – Мисс Ятс, на этой неделе мне потребуется ваша помощь как никогда раньше. Дело, как вы сами в этом убедитесь, весьма и весьма деликатное. Если о нем что-то станет известно даже в пределах банка, мы все сильно пострадаем. А теперь за работу. Я думаю, что нам потребуется отдельный ящик для новых файлов и корреспонденции.
      – Хорошо, сэр Чарльз.
      – Вы схватите суть всей проблемы по мере того, как мы будем продвигаться с подготовкой документов. Первое, что мы должны сделать, составить письмо к Хайле Селассие.
      Валери удивленными глазами посмотрела на босса.
      – Да-да, это так, мисс Ятс. Император не умер. Он жив и, можно сказать, здоров. Этим письмом мы должны убедить его подписать документы о передаче большей части состояния нынешнему правительству Эфиопии. Именно этим и объясняются визиты мистера Юфру в наш офис.
      Первая проблема – сам император. После того, как я продиктую письмо, посмотрите все формальные адреса и титулы, которые мы использовали в нашей прежней переписке, как мы его в них называли: Лев – покровитель Иудеи, Божий Избранник, Король всех Королей, ну и так далее. Ведь он все еще остается нашим клиентом, хотя уже и не правит страной.
      Кромер подождал, пока Валери усядется поудобнее, и начал диктовать текст, который подготовил заранее.

      "Ваше Высочество!
      С глубоким удовлетворением я узнал о том, что Вашему Высочеству удалось выстоять и с честью пройти через испытания последних нескольких месяцев. Я понимаю, что обстановка, в которой Вы находитесь, резко изменилась, и в этой связи хочу выразить Вам мое сочувствие. С уважением, которое мы всегда проявляли в отношении Вашего Высочества, я хотел бы сделать одно предложение, касающееся Ваших дел. Как Вы, без сомнения, информированы, Временный военный административный совет заявляет, что все Ваше состояние в настоящее время перешло в его собственность. Мы должны еще раз подтвердить, что в соответствии с законодательством стран, в которых сделаны Ваши вклады, никакие их переводы невозможны без свободного, выраженного в письменном виде Вашего согласия. До сих пор Вы благоразумно отказывались сделать это.
      Однако хотел бы обратить Ваше внимание на следующие соображения. Большое число членов Вашей семьи, проживающих за границей, были бы счастливы унаследовать, при благоприятном стечении обстоятельств, определенную долю Вашего состояния. В случае, если Вы умрете, не оставив завещания, которое мы могли бы рассматривать как подлинное и имеющее силу, Ваша семья, по Вашей же воле, не получит ровным счетом ничего.
      Я не хочу верить, что это соответствует Вашим истинным намерениям.
      По этой причине, принимая во внимание:
      – что в будущем Ваши вклады могут быть навечно заблокированы, если Вы не примете никаких действий, чтобы воспользоваться ими;
      – что в этом случае Ваша семья останется без средств к существованию;
      – что нынешнее правительство страны, которое я должен воспринимать как обладающее властью де-факто, не санкционирует перевода состояния членам Вашей семьи.
      Я выдвигаю следующее предложение. Я и мои коллеги составляем необходимые документы, чтобы передать согласованную сумму Вашей семье и согласованную сумму нынешнему правительству.
      Подготовив эти документы, которые будут одобрены Вашим Высочеством и правительством Эфиопии, я наделяю полномочиями небольшую делегацию с тем, чтобы она могла присутствовать при их подписании на нейтральной территории – конкретное место должно быть еще выбрано – и в условиях, исключающих оказание на Вас какого-либо давления.
      Ради Вашей семьи и Вашей страны, прошу Вас принять во внимание те многочисленные блага, которые последуют за этой акцией, еще раз подтверждающей благородство Вашего рода.
      Если Ваше Высочество в принципе соглашается с этим предложением, я смогу в самое ближайшее время разработать соответствующие документы".

      Кромер сделал паузу. Ему нравился текст. Он был почти уверен, что этот, последний в практике его деловых отношений с императором, акт будет щедрым и подтвердит добрую репутацию Селассие в той же степени, насколько он дискредитирует в глазах мировой общественности «серого кардинала» Менгис-ту. Тот факт, что эти витиеватые, высокопарно звучащие фразы были им специально подобраны с тем, чтобы привести к результату, совершенно противоположному содержавшимся в них намерениям, доставлял Кромеру истинное удовлетворение.
      Затем он продиктовал текст, выдержанный в сухом, чисто бюрократическом духе, который должен быть передан по телексу в Нью-Йорк и Цюрих. Его копию он решил направить и Юфру.

      «Джентльмены, в качестве агента, действующего в интересах нашего клиента, который известен вам под именем Лев, и в соответствии с правилами банка, прошу подготовить и направить мне перечень всех вкладов, сделанных Львом в ваших филиалах. Сведения должны быть разделены на две категории: „плавающие“ активы (баланс наличных денег, вклады золотом, ценные бумаги) и фиксированные активы (компании и фирмы, которые находятся в собственности Льва полностью или частично). Необходимо, чтобы эта информация была доставлена в Лондон с курьером не позднее четверга следующей недели».

      Определенно, Лодж и Купфербах удивятся, получив такой, составленный помпезным языком телекс. Но Юфру и его хозяева наверняка будут довольны. Он попросил Валери немедленно отпечатать и направить эти телексы адресатам, принимая все меры к тому, чтобы никто их не видел. Она сама должна все отпечатать, пропустить через аппарат и сразу принести ему наверх оригиналы. Этого требовала строгая секретность всего мероприятия. Конечно, не в его власти осуществить надлежащий контроль за тем, что могло произойти с отпечатками на другом конце линии связи. Но Кромер почему-то был уверен, что они вряд ли попадут в чужие руки и никто в Лондоне не будет знать об их отправке.
      На подготовку обоих документов ушло более тридцати минут. Часы показывали 10.15. Скоро должен пожаловать Юфру.
      – Спасибо, мисс Ятс. Пожалуйста, принесите мне еще чашечку кофе.

* * *

      Прибыл Юфру. Теперь они оба могли отставить в сторону интеллектуальные перестрелки, которые были характерны для их предыдущих встреч. Валери закрыла за собой дверь кабинета, и Юфру сразу же уселся в свое обычное кресло. Кромер сидел напротив.
      – Сэр Чарльз, – начал Юфру, наливая себе кофе, – могу сообщить, что ваши предложения были приняты. Временный военный административный совет согласился с тем, что подписание императором документов должно произойти на нейтральной территории в Аддис-Абебе в присутствии делегации банкиров. Ваша рекомендация в отношении посольства Швейцарии также получила поддержку. С нашей точки зрения, идеальным было бы советское посольство, но русские вряд ли примут условие удалить охрану в момент нахождения в нем императора. Ни британское, ни американское посольства для нас по понятным причинам неприемлемы; кроме того, у них очень большая территория и обеспечение безопасности потребует чрезмерных затрат. Африканские страны... Несмотря на то, что мы все еще являемся принимающей стороной для Организации африканского единства, боюсь, что некоторые из наших соседей уже больше не являются друзьями.
      Юфру продолжил перечисление преимуществ, которые предоставляет посольство Швейцарии. Оно, как и посольства крупных стран, имело собственную территорию и располагалось не в центре города. Нахождение значительной части императорского состояния в швейцарских банках являлось еще одним поводом провести встречу именно в посольстве этой страны.
      – Прекрасно, – отреагировал Кромер. – Я думаю, что мои швейцарские коллеги могут легко установить хорошие контакты с посольством в Аддис-Абебе. Теперь я хотел бы выслушать ваши требования, мистер Юфру.
      – У нас их три. Во-первых, во время пребывания в посольстве императора должны быть отключены все телефоны и телексы. Причина этого вполне понятна; в противном случае у императора появится уникальная возможность установить связь с внешним миром.
      Два других предусматривают более тесное сотрудничество с нами самого посольства. Прежде всего мы хотели бы, чтобы подписание документов состоялось в воскресенье, когда в посольстве практически никого не будет. Желательно также каким-то образом обеспечить присутствие любого представителя официальной власти, который бы мог следить за точным соблюдением императором предусмотренной для него программы. Всякая его попытка скрыться от нас в помещениях посольства будет рассматриваться как серьезное нарушение международных норм и может привести к нежелательным последствиям. Это все, хотя, мне кажется, у вас есть и другие вопросы для обсуждения.
      – Вы правы. Состав делегаций, мистер Юфру. Я думаю, что по количеству обе группы должны быть одинаковы. Я предполагаю направить троих: моего старшего помощника и двух сотрудников, поскольку уверен, что одни только бюрократические процедуры с документами потребуют много внимания. Старший помощник – эксперт по ликвидным активам императора, конкретно по его золотым вкладам. Один из двух сотрудников будет решать юридические вопросы, которые могут возникнуть в связи с нашим меморандумом, а другой – отвечать за правильность представления многочисленных документов. Руководствуясь положениями дипломатического протокола, мы рассчитываем, что напротив нас вместе с императором будут находиться еще двое ваших представителей. Как сейчас часто говорят, это отразило бы баланс сил.
      – Не совсем так, сэр Чарльз. Императора вряд ли можно рассматривать в качестве нашего сторонника. Поэтому мы хотели бы также иметь троих сотрудников, помимо императора.
      – Хорошо, согласен, – произнес Кромер с видом, который должен был означать, что это – шаг великодушия, определенная уступка с его стороны.
      – Конечно, – продолжал Юфру, – мы предусматриваем также охрану территории посольства. Все калитки и ворота должны быть закрыты на ключ. Два пилота нашего вертолета возьмут на себя заботу, чтобы в этом отношении соблюдался строгий порядок.
      Задача Кромера состояла в том, чтобы постановкой вопросов получить как можно больше информации о плане действий, предусматриваемых эфиопской стороной, заставить Юфру сказать больше, чем это требовалось. Но делать это надо было так, чтобы не вызвать никаких подозрений, поэтому он мобилизовал все свои дипломатические способности.
      – Итак, мистер Юфру, – начал Кромер издалека, – если я вас правильно понял, нам следует ожидать прибытия вашей делегации, состоящей из... шести человек, включая императора, на одном вертолете? И все они летят из Харара?
      – Нет-нет, сэр Чарльз. Те трое, что будут сопровождать императора, являются государственными чиновниками. К моменту прилета Селассие они уже будут ждать его в Аддис-Абебе. Один из них переводчик. Это что, так важно?
      – Думаю, нет, – без всяких эмоций произнес Кромер. – Хотя вы можете получить некоторое преимущество. Давайте возьмем самый неблагоприятный вариант. Что, если император вдруг заупрямится и начнет выдвигать неприемлемые требования? Понимая, что сделка может быть сорвана, вы прибегнете к крайним мерам... Какие гарантии дипломатического иммунитета, которые нормально обеспечивались бы посольством, но в данной ситуации это еще под вопросом, какие гарантии мы будем иметь в таком случае? Мне кажется, у нас должно быть больше...
      – Пожалуйста, перестаньте, сэр Чарльз. Неужели вы можете воображать, что мы собираемся захватить ваших людей или даже убить их? Это абсурд. Моему правительству нужны только деньги, и это самое важное. Конечно, если возникнут неожиданные проблемы, вы сможете воспользоваться связью. Вы даже заранее можете проинформировать британское посольство о вашем приезде в Аддис-Абебу, хотя я не вижу никаких причин вам самому быть там. Наши интересы связаны исключительно с созданием условий в максимальной степени благоприятных для успешного завершения нашей миссии, быстрого возвращения всех нас домой и... – он на мгновение замолчал, видимо, затрудняясь подобрать нужное слово, – водворения на место императора.
      Кромер медленно кивал головой. Условия казались ему вполне приемлемыми и не выходили за рамки того, что они вчетвером так тщательно обсуждали накануне вечером. Распорядок мероприятий по времени, транспорт, процедура встречи и участвующий в ней персонал – все интересовавшие его проблемы в целом были решены.
      Юфру сообщил, что доложит о всех деталях разговора в Аддис-Абебу. В этот момент в кабинет вошла Валери и вручила Кромеру проект его письма императору и оригиналы двух писем, направленных телексом в Нью-Йорк и Цюрих. Он поблагодарил мисс Ятс, и она вышла из кабинета.
      Кромер быстро пробежал глазами письмо к Селассие.
      – Очень хорошо, – с довольным лицом произнес он, передавая его Юфру, – может быть, не совсем совершенно, но вполне прилично. Мистер Юфру, вы могли бы в самые ближайшие часы уделить внимание этому письму и сразу же позвонить мне, если у вас появятся какие-либо замечания? Тогда я приступил бы к подготовке официального варианта письма для передачи императору, конечно, с вашей любезной помощью.
      – Оно будет в его руках в тот же день, – сказал Юфру, вставая с кресла и направляясь к выходу. – Мы позже еще поговорим с вами, сэр Чарльз.
      После ухода Юфру Кромер сразу же вспомнил произнесенные эфиопом слова в отношений «водворения» императора. Пауза, которую он сделал перед тем, как произнести их, была достаточно долгой, чтобы сказать о многом. Вне всякого сомнения, император был обречен. Чем дольше он оставался жив, тем больше забот и неприятностей доставлял военному режиму. Если эфиопы и сохраняли ему жизнь, то только с одной целью: получить подпись. Теперь они могут свободно убить его и похоронить без всяких почестей в анонимной могиле. Ему уготована точно такая же смерть, о какой было сообщено в официальном заявлении правительства девять месяцев назад.
      После ленча Кромеру предстояло сделать три телефонных звонка. Первый был в Цюрих. Он переговорил с Купфербахом, поручив ему прежде всего решить вопрос об использовании посольства в Аддис-Абебе. Он упомянул о требованиях эфиопов отключить всю связь с посольством в день проведения встречи, которая должна состояться в одно из воскресений.
      – Нужно договариваться с людьми на высоком уровне, Освальд, – сказал Кромер. – Ты уверен, что можешь добраться до самого верха?
      – Чарльз, я рассчитываю на встречи с министром иностранных дел и с министром финансов. Мы не можем допустить, чтобы это дело провалилось. Поэтому я вынужден рассказать им всю правду о Селассие. Это единственная возможность, которая поможет нам открыть двери и гарантировать секретность и быстроту достижения благоприятного решения.
      – Я об этом уже думал, Освальд. Хорошо, согласен. Но есть еще кое-что. Чтобы организовать операцию как надо, мне необходимы планы этажей здания посольства. Нам нужно знать, с точностью до фута, расположение дверей, коридоров и комнат, размеры территории и самой ограды. Скажи им, что эта информация нужна нам для того, чтобы обеспечить собственную безопасность. И как можно быстрее, еще до того, как я согласую окончательно все условия. Скажи также, что это единственная возможность предупредить передачу швейцарскими банками огромной суммы денег в руки эфиопов.

* * *

       Понедельник, 29 марта
      Кромер приехал в офис рано утром. В связи с тем, что в последнее время он был занят исключительно проблемой Селассие, постепенно начала страдать хорошо организованная и отлаженная работа его собственного банка. Его одобрения и подписи ждали несколько писем к клиентам, неоднократно переносились заседания комитета по золоту и встречи с Джереми Сквайерсом и молодым Саквиль-Джоунсом, на которых они регулярно проводили анализ тенденций на бирже. Все это не терпело дальнейшего отлагательства.
      Он уже успел заметить, что все, кто приходил к нему в кабинет, обращали внимание на ящик для файлов, стоящий на его рабочем столе, и стопки документов; он чувствовал даже определенное любопытство в связи с необычным прохладным отношением, которое проявлялось с его стороны к делам банка. Кромер понял, что должен как можно быстрее вернуть ситуацию в привычное русло.
      Когда появилась Валери, как всегда изящно одетая – темно-зеленая юбка, в тон ей жакет и белая блузка, – Кромер сказал ей, что намерен провести две обычные их встречи – одна в 11.30, другая в три часа дня – с тем чтобы привести в порядок файлы, с которыми он работал в последнее время, и возвратить их назад в сейф хранилища, а также подготовить все необходимое для ленча с Джереми.
      Вот уже почти пять лет, как Сквайерс сделался его заместителем. Будучи на пятнадцать лет моложе Кромера, Сквайерс тем не менее был исключительно опытным и добросовестным сотрудником. Сейчас он нужен был Кромеру для того, чтобы помочь наверстать упущенное время и вернуть банку прежний ритм работы.

* * *

      Юфру звонил дважды: в 11.45 пять, когда Кромер проводил первую встречу, и в 14.30 – как раз в момент, когда она заканчивалась.
      – Сэр Чарльз, – раздался его голос в трубке, – ваше письмо верх совершенства. Самый убедительный документ, который я когда-либо встречал. Я хотел бы немедленно переслать его Селассие. Когда вы можете подготовить официальный вариант?

* * *

      В этот день Коллинз, Рорк и Халлоран планировали начать разработку деталей предстоящей операции. Утром Рорк сел в «рейнджровер», съездил в Оксфорд и купил все необходимые карты в магазине «Паркер» на Брод-стрит. По пути домой он заскочил в «Блэквеллс» и, быстро осмотрев прилавок, отобрал несколько изданий по вооружениям, включая справочник Джейнса по авиации всех стран мира.
      Коллинз должен был заниматься своим обычным бизнесом и отсутствовал все утро.
      Изнывая от скуки, Халлоран взял одно из ружей и направился в весенний лес. Около полудня он возвращался домой, медленно шагая по мягкому полю. В одной руке он нес пару подстреленных фазанов, на другой, согнутой в локте, покоилось переломленное пополам ружье.
      – У нас будет отличный ужин, – сказал он, обращаясь к Коллинзу, который мыл руки в кухонной раковине.
      К его удивлению, Коллинз неожиданно взорвался.
      – Тупой ублюдок! – прошипел он сквозь зубы, резким движением руки сорвав с крючка полотенце. – Тебя видел кто-нибудь? Сэм? Молли?
      – Нет, не думаю... Но в чем дело, объясни мне?
      – Видно сразу, что ты никогда раньше не охотился на фазанов, – еще не остыв, злобно произнес Коллинз.
      – Ну и что?
      – Потому ты и не знаешь, что существуют правила охоты на них. Это – охраняемые птицы. Ты не можешь просто вот так пойти и стрелять их в любое время, когда тебе заблагорассудится.
      – Бедные маленькие птички, – с иронией сказал Халлоран, пытаясь этим оправдаться. – Ты удивляешь меня, майор. Мы планируем схватить самого императора, а ты беспокоишься о каком-то жалком фазане.
      Коллинз глубоко вздохнул, чтобы запастись терпением.
      – Послушай, сейчас не сезон охоты. Ты можешь охотиться на фазанов с конца сентября по январь включительно. Здесь все об этом знают. Если кто-нибудь видел тебя с этими птицами, он может навести стражей порядка. Птиц разводят специально, понимаешь? Ты им испортишь весь будущий сезон. А у тебя даже не было лицензии. Имей в виду, Питер, полиция может нагрянуть внезапно, и тогда ты пропал. И мы вместе с тобой, понял?
      Халлоран облизал губы.
      – Бог ты мой.
      Коллинз тряхнул головой, повесил на место полотенце и, видя, что его слова дошли до Халлорана, несколько смягчился.
      – Ладно, думаю, все обойдется, – сказал он. – Но я не хочу, чтобы Молли нашла хоть одну пушинку с этих птиц. Поэтому никакого ужина у нас не будет.
      Он открыл дверку шкафа под мойкой и вытащил пластиковый мешок для мусора.
      – Вот, держи. Положишь в них птиц и закопаешь в лесу. Лопату найдешь под навесом... Когда вернешься, тебя будет ждать пиво.
      Во второй половине дня все трое провели пару часов за просмотром справочников и карт. Карты помогли им выбрать направление ухода из посольства. На севере находилась Эритрея, там были повстанцы; с одной стороны, хорошо, так как они боролись за отделение от Эфиопии, но и опасно в то же время. К тому же до нее было далеко. В западном направлении – Судан, сплошная пустыня, политически нестабильное государство, и еще дальше от дома. На востоке – такая же пустыня, которую, правда, пересекала ветка железной дороги. Но ничего другого, кроме разбросанных на большом расстоянии загонов для овец. В этом случае граница была совсем близко от Аддис-Абебы, всего около трехсот миль. Здесь, в труднодоступной части Эфиопии, вряд ли можно будет организовать тайные склады с топливом. Оставался только один, более или менее подходящий путь – на юг, в Кению.
      Джейнс, напичканный сведениями по авиации, выдал массу полезной информации, но Коллинз предпочел воспользоваться своим старым контактом в армии, чтобы перепроверить данные.
      Он представился от имени своей компании, объяснив, что ему нужно подготовить доклад по перспективам организации в Африке рынка подержанных самолетов. Один контакт помог выйти на другой, и он, действуя словно журналист, через министерство иностранных дел, Армию и ВВС, попал в конце концов на офицера, который в начале семидесятых годов был советником в вооруженных силах Селассие. Естественно, он знал все используемые эфиопами типы самолетов и вертолетов и их количество.
      Эфиопия имела в то время под ружьем около 70 000 человек в регулярной армии и планировала в качестве резерва организовать Народную милицию в количестве еще 150 000 человек. У руководства страной были высокие цели, и оно было готово платить.
      На вооружении ВВС, наряду со старыми самолетами, такими, как бомбардировщики «Канберра-В2» и транспортные самолеты времен второй мировой войны «Дакота», находились и более современные: несколько эскадрилий сверхзвуковых истребителей «Hopтроп-5F». Имелось два типа вертолетов: пятнадцать единиц «Белл UH-1H» американского производства и почти аналогичные им «Агуста АВ-205», которые выпускались в Италии по лицензии фирмы Белл. Это были вертолеты самого широкого назначения, которые могли перевозить до десяти человек на расстояние триста миль. Кроме них, было несколько французских вертолетов «Алуэтт III Астазус», рассчитанных на шесть человек и дальность полета в триста семьдесят пять миль.
      Следующий важный шаг состоял в том, чтобы найти конкретные пути доступа к этим вертолетам или фирмам, которые их производили. Коллинз прекрасно знал о существовании региональных и мирового рынков вооружений со всей необходимой инфраструктурой: продавцов, покупателей и посредников. Компания Коллинза могла служить идеальным прикрытием в этом случае. Благодаря информации, распространяемой министерством внутренних дел, Коллинз был известен организаторам многих аукционов военной техники как дилер и имел соответствующий документ. Это обстоятельство должно было способствовать решению их проблемы.
      Коллинз считал, что установить контакт с французской фирмой не представит особого труда хотя бы потому, что это было рядом, в Европе. Исходя из этих же соображений, добраться до американцев будет не так-то просто. Возможно, что им придется действовать через американских дилеров, которые работали в европейских странах. Однако на это могли потребоваться значительные финансовые затраты.
      В этот же вечер, незадолго до девяти, Коллинз приехал в городскую квартиру Кромера. Он удобно уселся в кресле и, разбалтывая «Курвуазье» в высоком стакане, принялся объяснять свой план.
      – Итак, Чарли, чтобы выбраться оттуда, мы воспользуемся вертолетом наших партнеров по переговорам. Но проблема заключается в том, что мы не знаем его типа. Вернее, знаем, что их может быть два, поскольку эфиопы в настоящее время располагают двумя типами вертолетов. Вопрос в том – какой из них? Хотя я почти уверен, что они воспользуются американским «Белл UH-1H». Эти вертолеты составили часть сделки с США по закупке военного снаряжения, имевшей место четыре года назад. Но нельзя полностью исключать вариант, при котором они решат лететь на французском вертолете «Алуэтт». Мы не можем надеяться на одну только удачу. Двое из нас – Рорк и я – имеем удостоверения на управление вертолетом, но это не значит, что без труда поднимем в воздух любой тип. Это не так просто сделать, поскольку расположение приборов, кнопок и отдельных систем управления может бьпъ самым различным. И мне не хотелось бы лихорадочно искать, например, кнопку стартера, когда в моем распоряжении будут считанные секунды. А эфиопы постараются сделать все возможное, чтобы помешать нашему отлету. Поэтому считаю необходимым получить небольшую практику в пилотировании обоих типов вертолетов. Во всех случаях мы можем использовать нашу компанию как прикрытие. Думаю обратиться в Королевские воздушные силы, американские ВВС и к отдельным производителям авиационного снаряжения. Дай мне несколько дней, я уверен, что мне удастся организовать для нас летную практику.
      В этой связи потребуются деньги, и притом значительные, потому что придется платить сверх ставок, чтобы ускорить решение всех проблем. Я прошу твоего согласия на расходы в пределах 50 000 фунтов. Ты хорошо знаешь, что таких денег я в нашей компании не найду. Возможно, предварительных платежей и не потребуется, но я должен иметь определенную свободу в этом отношении.
      Кромер мелкими глотками пил бренди и покачивал головой в знак согласия. Стоимость затеянного им мероприятия увеличивалась: 300 000 фунтов на оплату услуг Коллинза и его приятелей, 5000 – разные мелкие расходы и вот теперь еще 50 000 на вертолеты. Общая сумма приближается к половине миллиона и это наверняка еще не конец. Он никогда не шел на крупные расходы, если чувствовал, что может обойтись и без них. Но сейчас он ни за что не скажет «нет», это вне всякого сомнения. Коллинз, Рорк и Халлоран должны быть полностью уверены в том, что возвратятся домой, по крайней мере теоретически, в противном случае они откажутся от всей затеи и никуда не поедут.
      – О'кей, Дикки, я согласен, – сказал Кромер. – Продолжай.
      – Следующая проблема. Мы планируем возвращаться через Кению. Во-первых, это англоговорящая страна и, во-вторых, поддерживает тесные контакты с Великобританией. Оба фактора будут играть важную роль, как только мы пересечем границу. Думаю, что запаса топлива в вертолете, который доставит императора в Аддис-Абебу, не хватит, чтобы достичь кенийской границы. Поэтому необходимо организовать на территории Эфиопии тайный склад горючего. На практике это можно решить, наняв в Найроби самолет или вертолет, который бы доставил топливо в подходящее место, где-нибудь в 100 километрах от границы. Эта операция может на несколько дней отвлечь Рорка от выполнения других дел и стоить, по моим расчетам, еще 3000 фунтов. Наличные он должен получить в Найроби.
      – Хорошо.
      Коллинз понимал, что, упоминая о всех этих проблемах и расходах, он несколько рисковал: Кромер вполне мог отказать в прохождении ими летной подготовки. Но по мере того как продвигалась их беседа, в нем все больше крепла уверенность, что этого не произойдет. Слишком далеко зашел Кромер в этом деле. Но ему хотелось, чтобы Кромер обдумал все принципиальные вопросы сейчас, когда на это есть время, и не был шокирован позже неожиданными сюрпризами.
      Как оказалось, Кромер гораздо полнее и глубже, чем Коллинз, проанализировал все детали, касающиеся этой операции, поэтому отчетливо представлял возможность появления любых, казалось бы, совершенно нелогичных и несвязанных с ней непосредственно проблем и даже препятствий. Но ему нужно было знать о согласии Коллинза участвовать в этом деле, прежде чем идти дальше в разработке своего собственного плана. И он согласился.
      – Только одному Богу известно, что могут сделать эфиопы, когда узнают о том, что случилось, – сказал Коллинз, заканчивая свой доклад. – Не хотел бы оказаться на твоем месте, Чарли.
      Кромер некоторое время молчал.
      – Все будет в порядке, Дикки. У меня есть все основания думать, что они проглотят эту горькую пилюлю. Между прочим, в их собственных интересах поступить именно так. В конце концов, при таком исходе мы будем в очень благоприятном финансовом положении и сможем предложить эфиопам щедрый подарок – предоставить заем на исключительно выгодных для них условиях.
      Коллинз улыбнулся.
      – Ты всегда был дьявольски хитер, Чарльз.

* * *

       Вторник, 30 марта
      Коллинз с самого утра начал поиск путей, которые бы предоставили возможность получить необходимую практику пилотирования обоих типов вертолетов.
      Его первый звонок в Воздушный корпус Армии в Миддл Уоллоп, графство Уилтшир, был в одинаковой степени и удачным, и обескураживающим. Хорошая новость состояла в том, что каждый курсант подразделения, который в настоящее время проходит летную подготовку, может сесть за штурвал вертолета «Алуэтт», если в этом возникнет необходимость.
      Между прочим, сообщили Коллинзу, в Воздушном корпусе в основном используются вертолеты «Газель», также французского производства.
      Плохой новостью было известие о том, что его бывшая служба в САС не давала ему никаких привилегий. Извини нас, парень, сказали ему в трубку, но времена изменились, все научились хорошо считать. А эти машины очень дорогие, и мы не можем ими рисковать. Чтобы включить человека со стороны в группу переподготовки, потребуется заплатить огромные деньги. Что? За неделю? Бог ты мой, да минимальный срок программы составляет два месяца.
      – Кроме того, – с ехидной веселостью говорил голос в трубке, – существует еще и возрастной фактор. Готов спорить, что вы, парни, даже не пройдете медицинскую комиссию. А если у вас и был опыт летной службы, вы должны быть наполовину глухими. Конечно, каким-то чудом вы можете быть приняты, но и в этом случае потребуется набрать шестьдесят часов налета, чтобы получить удостоверение.
      Коллинз решил изменить тактику.
      – Может быть, у вас есть что-нибудь для продажи?
      – И не надейся, парень. Сегодня цены настолько высоки, что мы должны все ремонтировать своими руками. Поэтому наш парк состоит из старых машин, некоторым из них двадцать – двадцать пять лет. Тебя вряд ли устроят такие. Советую покупать новые, непосредственно во Франции.
      Расстроенный Коллинз решил попытаться найти пути к американским вертолетам. Однако военный атташе в посольстве США переправил его снова в Воздушный корпус Армии.
      Ему назвали имя американского офицера, работающего по обменному контракту. Вертолет «Белл», сообщил он Коллинзу, демонстрируя образец услужливости, интенсивно использовался во Вьетнаме для переброски военнослужащих. Он не мог брать на борт много людей – из-за высокой температуры и низкой плотности воздуха снижалась грузоподъемность, – обычно отделение, то есть не более дюжины. Ну и что? Зато при цене 250 000 долларов они намного дешевле, чем «Чинук», который поднимает тридцать три человека. Знаешь, парень, если бы во Вьетнаме вместо вертолетов «Белл» сбивали «Чинуки», наше правительство вылетело бы в трубу. Вертолеты «Белл» были очень эффективны для переброски небольших количеств войск, пищи, эвакуации раненых и всякое такое. Но чаще всего их использовали для обнаружения и уничтожения живой силы противника: пара пилотов, старший группы солдат, он же стрелок у одного люка, еще один стрелок у второго люка. Маленькая и маневренная машина. Ее еще до сих пор используют в США для смены персонала на боевых позициях ракет «Минитмэн».
      – Здесь, в Англии? – переспросил американский офицер. – Ну что вы, здесь их нет. Просто никто не интересовался приобретением лицензий на их использование в этой стране. Вам надо связаться с изготовителем непосредственно в США, чтобы заполучить одного из этих малышей. Вы хотите пройти переподготовку? Думаю, что это возможно. Обратитесь в Форт Рукер, штат Алабама. Но вам надо набрать двадцать пять летных часов. На это потребуется... минимум двадцать дней. Это без изучения приборов и оборудования. У меня ушло девять месяцев, чтобы закончить полный курс. Что? Купить? Конечно, покупка была бы лучшим вариантом. Свяжитесь с фирмой «Белл-Текстрон», у них есть тренировочная база в Форт Уорсе, штат Техас. Они продают все: вертолеты, программы тренировок, оборудование. Да-да, иранцы как раз больше всего охотятся за этим... Да, конечно, сэр, рад был вам помочь.
      К сожалению, обе попытки не увенчались успехом. А как насчет гражданских авиационных школ? Они ведь тоже располагают вертолетами. Он снова позвонил в Воздушный корпус Армии.
      – Вполне возможно, – сказал майор, с которым он разговаривал несколько минут назад. – Попытайтесь найти Марка Уинтертона в Кидлингтоне. Он связан с вертолетами. Может быть, он окажется полезным.
      Как же он сразу не догадался. Всегда так случается: обзваниваешь целый мир, а затем находишь то, что тебе надо, на пороге собственного дома. В данном случае заманчивым было и то, что речь шла о человеке, а не организации – это уже лучше.
      Уинтертон занимался сдачей вертолетов в аренду: кинокомпании, экипажи танкеров, даже ипподромы, сказал он Коллинзу, все они нуждаются в вертолетах. Коллинз объяснил свою проблему, и Уинтертон с большим желанием и азартом взялся за дело.
      Вертолеты «Алуэтт»? Конечно, они широко используются в гражданском секторе, например, при съемке фильмов. Вы видели «Самый длинный день», «Голубой Макс» или «Битва за Британию»? Помните эпизод в «Самом длинном дне», когда, после высадки на французский берег, наши парни с боем продвигаются вдоль канала? Вся эта сцена была снята как раз с вертолета «Алуэтт». В конце разговора Коллинз, наконец, услышал долгожданные слова.
      – Да-да, я могу предоставить вам такой вертолет.
      Коллинз более подробно изложил проблему и в конце разговора сказал:
      – Я знаю правила. Но разве они такие уж строгие?
      – Конечно, нет, – ответил Уинтертон. – Двадцать пять часов будет как раз то, что надо для переподготовки. Но ведь деньги ваши. Если вы хотите иметь ускоренную программу, можно кое-что сократить, и вы уложитесь в несколько дней. Это подходит вам? Прекрасно. Предоставьте все это мне. Я вам перезвоню. Ах да, цена в этом случае, естественно, будет выше и может шокировать вас: двести фунтов в час.
      Оставалась проблема с вертолетом «Белл».
      – Вам что-нибудь известно по этому поводу, – спросил он Уинтертона.
      – Забавная история приключилась однажды с этими машинами, – начал рассказывать Уинтертон, явно получая удовольствие от демонстрации своих познаний. – В разгар войны во Вьетнаме их производили по лицензии на Тайване. Надо сказать, качество сборки было довольно низкое. Когда янки стали возвращаться домой, они сбросили несколько сотен этих вертолетов в океан. В буквальном смысле слова, прямо опрокидывали через борт кораблей. Но китайцы тем не менее еще некоторое время продолжали выпускать их, в результате чего многие из этих машин оказались разбросанными по всему свету. В частности, в Родезии. Тем не менее вам, видимо, придется поехать в Штаты, если вы не найдете кого-нибудь, кто продает их на континенте.
      Что ж, все-таки какой-то прогресс. После обеда он постарается дозвониться непосредственно до компании «Белл».

* * *

      В пять часов, когда деловой день в Техасе только набирал силу, Коллинз позвонил в компанию «Белл» в Форт Уорсе. К его удовольствию, выяснилось, что нет никакого смысла в его поездке через океан. Сотрудник отдела программ тренировок сообщил, растягивая слова, словно старался пропеть их, что компания осуществляет летную подготовку персонала только в тех случаях, когда закупки вертолетов осуществлены непосредственно у них. Да, конечно, военные готовят пилотов сами, но гражданскому лицу вряд ли удастся попасть в число курсантов. Такое положение существует везде, и нет смысла ехать, например, в Германию, хотя бундесвер, люфтваффе и служба охраны границы – все располагают военными модификациями вертолетов «Белл».
      – Вы знаете, – продолжал этот сотрудник, – у нас есть и гражданские модификации. Их обозначение 205 А-1; но если вам попадется 205 или 206, это тоже хорошо. Освоив любой из них, вы без проблем справитесь с военным вариантом... Да-да, мы экспортируем их, это наш бизнес... Да, книга у меня под рукой. К сожалению, этих вертолетов нет в Англии, но имеется более полдюжины компаний в других странах Европы, которые работают с вертолетом «Белл 205».
      Коллинз быстро записал перечень адресов и имен в Норвегии, Швеции, Голландии и Австрии. Скорее всего его устроит Голландия.
      Когда он закончил последний разговор, было около шести. Значит, в Голландии около семи, возможно, они уже закрылись.
      Через несколько минут раздался звонок: Уинтертон подтвердил, что может предложить ускоренный курс подготовки на «Алуэтте» в Кидлинггоне, начиная с двенадцатого апреля. Да, он может уплотнить расписание таким образом, чтобы за два дня налет составил двадцать часов. Немного изнурительно, но вполне возможно, если Коллинза устроит цена: семь тысяч фунтов, включая оплату инструктора, аренду вертолета и страховку. За топливо – плата отдельно, это примерно еще пятьсот фунтов.

* * *

      Голландская компания «Шрейвер Эр уэйз» восприняла особые требования Коллинза также благосклонно, как и Уинтертон. Они располагались в Гааге, имели несколько машин типа 205 и были бы рады предложить однодневную программу, разумеется, за двойную цену. Им нужно направить по телексу письменное подтверждение и десять процентов в виде задатка. И ничего больше.

       Среда, 31 марта
      Юфру позвонил Кромеру и договорился о встрече в полдень. Он был несколько возбужден – получен ответ от императора. Прибыв в контору банка, он положил бриф-кейс на стеклянную поверхность стола, а сам опустился в ставшее уже привычным кресло и, расслабившись, вытянул руки вдоль удобных подлокотников.
      – Сэр Чарльз, все это напоминает мне настоящую драму. Позвольте рассказать вам все по порядку. Ваше письмо поступило ко мне в кабинет вчера во второй половине дня. Машина с курьером уже ждала у подъезда. Первоначально я намеревался сам доставить его адресату, но... впрочем, неважно. Курьер прибыл в Париж и ночным рейсом, через Рим, вылетел в Аддис-Абебу, где был рано утром сегодня...
      – Мистер Юфру, письмо? – прервал его Кромер.
      – Ах да. Император продиктовал его текст на родном диалекте. Мне передали, что он выглядел хорошо, почти как в старые времена: вполне способный разумно воспринимать ситуацию. Вы подумайте, восемьдесят пять лет! Невероятно...
      – Письмо? – Терпение Кромера было на пределе.
      – Его на вертолете привезли в Аддис-Абебу, перевели на английский и телексом направили мне. Полный триумф, сэр Чарльз.
      Он щелкнул замочками, открыл бриф-кейс и вручил хозяину кабинета сложенный пополам лист бумаги. Сэр Чарльз откинулся на спинку кресла и прочитал четыре абзаца, которые содержали письмо.

      "Сэр Чарльз Кромер!
      Ваше письмо доставило Нам истинную радость и удовольствие, и мы внимательно обдумали затронутую в нем проблему. Наше время неумолимо приближается и, хотя Наше Королевство отторгнуто от Нас кучкой атеистов, Мы все еще являемся Отцом Нашей страны и Нашей семьи. Терпеливо перенося превратности судьбы и по-прежнему полагая, что вера в Господа является основой всего, Мы надеемся, что придет день, когда Наша семья вновь примет на себя бремя ответственности, а тяжелые времена уйдут в небытие.
      Судьба членов Нашей семьи ясна и начертана Всевышним, поэтому Наш долг состоит в том, чтобы обеспечить их возвращение к власти. В связи с этим они должны жить как Короли и Принцы. Человек не может быть почитаем как Принц и жить как нищий. Поэтому Мы решили даровать Нашим сынам и дочерям блага, которые раньше были Нашими.
      Сэр Чарльз, Мы принимаем к сведению ваш совет точно так же, как Мы когда-то это делали, общаясь с вашим отцом. Однако сейчас это не может быть сделано без согласия нынешнего правительства. Пусть это будет так.
      Мы предписываем вам подготовить необходимые документы и представить их для Нашего одобрения. Пусть Бог дарует Нам жизнь, чтобы мы могли еще встретиться, ибо Мы стоим у порога смерти".

      Кромер глубоко вздохнул от переполнившего его чувства удовлетворения, улыбнулся и положил письмо на стол рядом с собой.
      – Сэр Чарльз, вы сразу достигли успеха, в то время как мы постоянно терпели неудачу. Примите нашу благодарность.
      – Повремените с этим, мистер Юфру. Нам предстоит еще много работы. Я должен снова написать императору и четко, в конкретных цифрах, изложить свои соображения в отношении того, как я предлагаю распорядиться его состоянием. После этого мы сможем подготовить меморандум, включающий взаимоприемлемое решение о пропорциях, в которых будут разделены вклады императора.
      Меморандум составит основу всеобъемлющего соглашения, которое и будет подписано мною, моими коллегами, вашим правительством и императором. Да-да, мистер Юфру, мы должны еще многое сделать.
      – А мне ничего не остается, как ждать, сэр Чарльз. Единственное, о чем я должен позаботиться, – быстро оформить въездные визы членам вашей делегации. Это всего лишь чистая формальность. Мне будут необходимы от вас только заполненные в двух экземплярах анкеты, паспорта и фотографии.
      Кромер на мгновение растерялся.
      – Мне казалось, что вам не потребуются паспорта. Мои люди слишком заняты и вполне может возникнуть необходимость их выезда куда-то еще, прежде чем они направятся в Аддис-Абебу.
      – Хорошо, сэр Чарльз, учитывая это обстоятельство, мы выдадим визы без паспортов.

* * *

      Письмо, которое Кромер продиктовал Валери после ухода Юфру, было им тщательно продумано накануне вечером. Он лишь незначительно изменил его, чтобы учесть нюансы, которые уловил в ответе императора. А в остальном текст остался без изменений и являл собой, по мнению Кромера, образец тонкой дипломатии, рассчитанной на привлекательность как для императора, так и для правительства Эфиопии.
      В письме вкратце и в общем виде были перечислены все составляющие состояния императора и имелось обещание сообщить более детальный список, как только появятся эти данные. По оценке Кромера, полное стоимостное выражение всех вкладов и недвижимости могло составить более 2 миллиардов долларов. Кромер предложил разделить эту сумму на три части: 80 процентов правительству, 15 процентов семье Селассие и 5 процентов должны быть перечислены на специальный счет на имя Его Высочества и предусматривались на тот случай, если ситуация вокруг него каким-либо образом изменится. Письмо заканчивалось обоснованием такого способа раздела состояния, из которого на первый взгляд, Кромер считал его ошибочным, создавалось впечатление, что привилегии были отданы правительству, хотя можно было предположить, что эти сотни миллионов будут бесполезно истрачены не иначе как на закупку военного снаряжения, подкуп чиновников и строительство роскошных особняков для нынешних руководителей.
      Вот конец этого письма.

      "Ваше Высочество,
      Вы говорите, что хотели бы видеть Вашу семью живущей в комфорте и достатке. Однако смею заверить Вас, что несколько сот миллионов долларов будет достаточно для любой семьи, чтобы жить, не испытывая никаких проблем независимо от того, какими бы значительными ни были первоначальные ожидания.
      Прошу Вас также подумать о своей стране. Безусловно, Ваши соотечественники в той же мере являются членами Вашей семьи, как и Ваши собственные отпрыски. Если Ваше состояние в любом случае должно быть распределено, неужели его преобладающая часть не должна быть отдана всей нации?"

      Специальный фонд в размере пяти процентов состояния был добрым жестом со стороны Кромера. Он намеренно включил его в текст письма, надеясь, что правительство Эфиопии, в обмен на подпись императора, согласится с такой идеей. В этом случае можно было рассчитывать, что император проведет остаток своих дней в изгнании, но в комфортных условиях.
      Кромер продиктовал также небольшое письмо, обращенное к Юфру и объясняющее причины, в силу которых он предложил именно такие доли в разделе денег. Он, в частности, обратил внимание на то, что, если правительство захочет иметь больше чем 80 процентов и будет настаивать на этом, император вообще может отказаться от сделки.
      Во второй половине дня ему позвонили дважды. Первый звонок – от Купфербаха из Цюриха, который информировал, что министерство иностранных дел Швейцарии в принципе не против предоставления посольства в Аддис-Абебе, поскольку вопрос, о котором пойдет речь, важен не только для банков, но и для страны в целом. Купфербах сказал, что в понедельник присутствовал на совещании в министерстве, где заявил, что, предоставляя такую любезность, правительство идет на самую ничтожную жертву, поскольку под вопросом находятся несколько сотен миллионов долларов, которые Швейцария может потерять.
      Затем звонил Коллинз и сообщил, что завтра во второй половине дня отвезет Рорка в аэропорт Хитроу, откуда тот вылетит в Найроби.

* * *

       Четверг, 1 апреля
      Утром в офис прибыли два курьера с пакетами для Кромера: из Нью-Йорка и Цюриха. Как это странно, удивился Кромер, что существуют люди, проводящие большую часть жизни в самолетах, и это не вызывает у них никаких неудобств. Но на этот раз, когда он получил долгожданные документы, был искренне рад, что Бог создал профессию курьера, и рассматривал сегодняшнюю почту в качестве его подарка. Каждый пакет содержал стопку бумаг из нескольких страниц: перечень вкладов императора. Аналогичные данные по его собственному банку лежали перед ним на столе.
      Из трех банков по масштабам операций нью-йоркский намного превосходил два других. Соответственно, более сложным оказался и документ, перечисляющий активы Селассие. Все началось в 1948 году, когда Селассие, следуя совету отца Кромера, рассредоточил свое состояние и поместил значительную его часть по ту сторону Атлантики. Это был дальновидный шаг. Перемещенное из Цюриха золото, цена которого в то время составляла тридцать пять долларов за унцию, было использовано для покупки пакета акций, стоимость которых в течение десяти лет достигла ста миллионов долларов. В последующие двадцать лет акции, в результате постоянной и тщательной заботы людей Лоджа, повышались в цене в среднем на пять-десять процентов ежегодно, и в настоящее время их стоимость оценивалась в один миллиард долларов.
      Помимо этого, имелось несколько компаний, в которых император был компаньоном: производство одежды в Нью-Джерси, контора недвижимости в Далласе, картинная галерея в Нью-Йорке и другие – всего одиннадцать фирм, в которые он был вовлечен в результате чистой случайности или доброго совета друзей. Ликвидировать эти организации и получить наличные было бы делом затруднительным и даже убыточным, так как нужно заплатить большие проценты юридическим фирмам и нотариальным конторам.
      Император владел и чистым золотом, которое хранилось непосредственно в Федеральном резервном банке в Нью-Йорке на Либерти-стрит. Оно весило около ста тонн и было доставлено из Цюриха и Лондона в 1939 году, когда Европа готовилась к войне. В настоящее время при существующей цене сто семьдесят три доллара за унцию стоимость этого золота превышала восемьсот миллионов долларов.
      Официальный отчет Цюриха был менее впечатляющим. Возможно, потому, что он повторял данные, которые Кромер уже знал. Это, в частности, касалось золота, которое формально проходило по счетам банка в Цюрихе, хотя фактически оставалось в Лондоне и хранилось в подвалах «Банка Кромера». Никаких особых причин, кроме простого удобства, для этого не было. Правда, в последнее время некоторое количество золота было переправлено в Цюрих, и оно вместе с эфиопскими долларами Марии Терезы составило определенную часть состояния Селассие в Швейцарии.
      Во всех трех документах были приведены балансы текущих валютных счетов, предусмотренных для оплаты покупок, произведенных для потребления самим императором и его семьей.
      Кромер быстро набросал в блокноте несколько цифр и с помощью калькулятора подсчитал приблизительную стоимость состояния Селассие. Она без малого составила три миллиарда долларов.

* * *

       Пятница, 2 апреля
      Утром, после восьмичасового перелета, Рорк прибыл в Найроби. В международном аэропорту Эмбакаши он сел в старое такси, издававшее на каждой неровности дороги неприятный грохот, и вскоре оказался перед отелем «Хилтон» – двадцатиэтажным цилиндром из стекла и бетона на углу Мама Нжина-стрит и Гавернмент-роуд, который господствовал над остальными зданиями в центре города.
      Несмотря на усталость после долгого пути и бессонной ночи, он все-таки решил сделать несколько звонков в попытке разыскать компании, которые бы занимались коммерческим использованием вертолетов. Он переговорил с двумя транспортными фирмами и кинокомпанией, но ни одна из них не имела возможности помочь ему.
      После сорока минут безуспешных поисков наконец пришла удача. Фирма называлась «Отофлайт» и располагала несколькими самолетами для сдачи в аренду. Рорк объяснил, что ему нужен вертолет, и по возможности без промедления, для доставки оборудования в район, расположенный на севере, недалеко от границы с Эфиопией. Да, ответил мужчина, назвавшийся Свэйном, в принципе они могли бы удовлетворить эту просьбу. Вертолет может быть предоставлен немедленно, если причины окажутся вескими. Рорк понял, что под веской причиной имелась в виду солидная сумма. Он предложил встретиться для детального разговора и получил приглашение приехать в их офис, который располагался в здании другого аэропорта Найроби – Вильсон Эрфилд.
      Таксисту понадобилось двадцать минут, чтобы найти это место. В похожем на барак бетонном здании, позади пары ангаров, на крышах которых красовались броские названия компаний, Рорк нашел мужчину и женщину.
      Крису Свэйну было около сорока с небольшим, на нем была рубашка с короткими рукавами, свободно свисавшая поверх синих брюк, на ногах – спортивные туфли. Он был маленького роста с голубыми глазами, в которых всегда было выражение удивления, и черной короткой бородкой. Когда-то, лет пятнадцать назад, в течение года Свэйн работал в Англии школьным учителем. Потом переехал в Африку и подписал временный контракт с «Отофлайт», после этого уже никогда не возвращался домой.
      Он научился пилотировать самолеты и вертолеты, и очень любил свою работу. В конце концов стал во главе фирмы и расширил бизнес до нынешнего уровня – у него было два самолета и два вертолета. Фирма в основном обслуживала туристов и работала в содружестве с другими компаниями, связанными непосредственно с владельцами заповедников дикой природы – одного из главных объектов интереса туристов.
      – Рорк? – вставая из-за стола, переспросил Свэйн. – Меня зовут Крис Свэйн, рад познакомиться. Моя жена Джуди. Мистер Рорк.
      Джуди была немкой, и когда-то ее звали Джудит. Она была выше ростом, чем муж, и лет на десять моложе, пышные, вьющиеся светлые волосы. Как и супруг, она производила впечатление упрямой, с твердым характером женщины. Джуди тоже закончила школу пилотов. Ее родители были выходцами из так называемой Германской Восточной Африки, и когда ей исполнилось двадцать, они совершили сентиментальное путешествие, чтобы показать дочери родные места. Во время этой поездки она встретила в Дар-эс-Саламе Криса, была очарована его вниманием и настойчивостью, его чистым влюбленным взглядом и ушла вместе с ним.
      Рорк, без долгих объяснений, сказал, что ему надо: организовать доставку авиационного топлива куда-нибудь в район озера Чамо и создать склад, чтобы иметь возможность перегнать оттуда в Найроби один из вертолетов – «Белл» или «Алуэтт». Его также интересовал маршрут, с которого бы он не сбился.
      Свэйн поднял брови.
      – Эфиопия? – сказал он после некоторого раздумья. – Как я понимаю, вы не хотите официально обращаться за визой и за разрешением на пролет границы, это так? Ну, конечно, нет. Я так и думал. Это упрощает дело. «Алуэтт» я знаю. Или все-таки «Белл»? Речь, очевидно, идет о модификации 205, коммерческом варианте вертолета? Прекрасная машина. У нас два вертолета «Джет Рейнджер».
      Он глубоко вздохнул, сел в кресло и вытащил из стопки бумаг на своем столе затасканную полуизорванную карту.
      – Между прочим, это наша система файлов, – пошутил он, пытаясь изобразить улыбку. – Мы ведь здесь пилоты, карты всегда нужны, и каждый пользуется ими. Конечно, стараемся поддерживать порядок, но жизнь всегда все делает по-своему... Итак, Чамо.
      С помощью карандаша он измерил расстояние по карте и снова поднял глаза на Рорка.
      – Да, – протянул Крис. – Путь не близкий. Пятьсот миль. Вы знаете дальность наших машин? Совершенно верно, немногим больше трехсот. О'кей, давайте посмотрим, что у нас получается.
      Как выяснилось, получались одни проблемы. Если предположить, что бак их вертолета в районе озера Чамо будет пустым, Рорку и его приятелям для того, чтобы выбраться за пределы Эфиопии, потребуется запас керосина не меньше 350 американских галлонов . Или лучше 9 канистр по 45 галлонов каждая, чтобы быть совершенно уверенными. Ни «Белл», ни «Алуэтт» не оборудованы баками такой емкости, поэтому на пути следования потребуется создание двух или, возможно, трех складов.
      Следующая проблема: где разместить топливо и как его доставить на место. Вертолеты Криса одни с этим не справятся. Потребуется грузовой автомобиль, хотя использование вертолета по-прежнему необходимо. Свэйн начал что-то писать на клочке бумаги, пытаясь вычислить соотношение между количеством топлива, дальностью и расходом керосина.
      В конце концов он подвел итог.
      – Да, я был прав, цифры примерно такие. Самое главное – вам нужно строго соблюдать курс, чтобы выйти на склады. Вы можете следовать сигналам радиомаяков. Вводите в прибор соответствующую частоту, и ваша автоматическая приводная радиостанция будет вести вертолет в нужном направлении.
      – Да-да. Я знаю, как это делается.
      – Тогда все в порядке. А как насчет того, чтобы лететь прямо на юг, пересекая всю страну?
      И Свэйн провел пальцем по карте от озера Чамо в южном направлении.
      – А что за ландшафт?
      – Ужасный, никаких ориентиров. Застывшие солончаки и песок. Но вы сначала можете следовать по радиомаяку, а затем визуально, наблюдая шоссе Найроби – Аддис-Абеба. Начиная с какого-то места на территории Эфиопии оно покрыто щебенкой.
      – Не на всем протяжении?
      – Нет.
      – Что-то мне такой вариант не нравится, – сказал Рорк. – Кроме того, еще не известно, буду ли я пилотировать вертолет. Мне представляется, что маршрут вдоль Долины Разломов намного легче.
      – Да, это так. Длиннее, конечно, но вы наверняка не заблудитесь. Озера, вулканы. Все очень просто. Тогда давайте посмотрим, где можно расположить склады.
      Из расчетов, сделанных Свэйном, получалось, что грузовик, который, как он сказал, легко можно достать, – «Бедфорд» с четырьмя ведущими колесами – должен выехать в путь, имея в кузове двадцать две канистры с керосином. Семь из них будут оставлены у взлетной полосы недалеко от озера Баринго, которая носила местное название, означающее «Рыбацкий привал». Затем грузовик продолжает движение на север и через двести миль достигает восточного берега озера Рудольфа, конкретнее, гористого необитаемого мыса, называемого Коби Фора. Здесь он оставляет 15 канистр.
      Днем позже Рорк на «Джет Рэйнджере» следует тем же маршрутом, заправляясь по пути дважды: у озера Баринго и в Коби Фора, причем в последнем месте на борт вертолета грузятся 4 канистры и перебрасываются в район озера Чамо.
      – Это не значит, что вам понадобятся все четыре, – сказал Свэйн, – но всегда полезно позаботиться о запасе.
      Проделав этот маршрут, вертолет разворачивается на юг и возвращается домой. В том случае, когда Рорк, Коллинз и Халлоран будут, в свою очередь, лететь на юг...
      – Постойте, как мы определим наш путь? – прервал Рорк Свэйна.
      – Вы же будете следовать Долиной Разломов.
      – Я имею в виду в самом начале, когда мы покинем Аддис-Абебу.
      – Лететь из Аддис-Абебы на юг также легко, как отсюда на север, – быстро произнес Свэйн. – Посмотрите на карту. На всем пути – сплошные озера, их берега словно колея будут указывать вам направление движения. Вам даже не придется воспользоваться приводным маяком в Арба-Минч... В любом случае при следовании на юг в вашем распоряжении будут находиться два склада горючего. Вы их увидите, когда завтра полетите по этому маршруту. Еще один день на обратную дорогу, и вечерним рейсом вы можете вылететь домой. О'кей?
      – Все это хорошо, но вы уверены, что сможете достать грузовик?
      – Никаких проблем, – ответил Свэйн, – и грузовиков много, и водителей. Вам нужно двоих и еще грузчика. Топливо у меня есть. Если потребуется, я смогу предоставить и что-то другое.
      – Что ж, хорошо, – согласился Рорк.
      – О'кей. Я сообщу, если возникнут какие-либо затруднения. Хотя вряд ли, мы уже неоднократно выполняли подобную работу. Своего рода инспекция. Это всегда помогает избежать ошибок... Вы туда направитесь с моим пилотом. Молодой парень, зовут Боб Хадсон. Он отлично знает Долину Разломов. Единственное, что может помешать вам в этом деле, – цена.
      Он снова принялся за подсчеты. Девятьсот галлонов топлива по семь кенийских шиллингов за галлон. Грузовик плюс трое. «Джет Рейнджер» на два дня, пилот – двести фунтов в час. Получается около четырех тысяч фунтов. Наличными.
      Рорк тяжело вздохнул. У него не было наличных денег, да он и не был уполномочен заплатить такую сумму. Придется звонить Коллинзу, который перезвонит Кромеру, и тот уже выпишет банковский чек. Свэйн сказал, что это его устраивает.
      – Если что-нибудь будет не так, – проговорил он со злобой, – я сам полечу в это чертово место и продырявлю из револьвера каждую из канистр.
      Затем, за пивом и бутербродами, он успокоился и рассказал Рорку о Хадсоне, молодом геологе, страстная любовь которого к Долине Разломов и к фотографированию дикой природы привели его в конечном счете к семейству Свэйнов. Позже он закончил курсы гражданских пилотов в Англии и обнаружил, что единственным способом удовлетворения его постоянной тяги к природе может быть только профессия пилота.
      – Его сегодня не будет, – сказал Свэйн, – но завтра он придет рано утром и подготовит все для полета. Он знает эти места гораздо лучше, чем я, и объяснит то, что вы обязательно должны запомнить.
      Во второй половине дня усталый от напряженных разговоров Рорк возвратился в прохладный номер отеля, планируя принять душ, сделать необходимые звонки и лечь спать.

* * *

      Ответ Селассие, должным образом переведенный на английский язык, оказался этим утром на рабочем столе Кромера. По-видимому, император уже смирился с неизбежностью потери или раздела своего состояния, поэтому без всяких оговорок принял предложение Кромера. Его единственная просьба состояла в том, чтобы освободить из-под домашнего ареста родственников. Как считал сэр Чарльз, эфиопы были готовы обсудить этот вопрос.
      Кромер подумал, что, возможно, пришло время начать закручивать гайки. Эфиопам теперь уже некуда отступать: они были уверены, что все для них складывается благоприятно, и уже предвкушали получение огромной суммы денег.
      Прежде чем приняться за трудную работу по составлению меморандума, он позвонил Юфру.
      – Мистер Юфру, – начал Кромер, – передо мной лежат два документа: благоприятный ответ императора на мое последнее письмо и доклады наших банков с оценкой всего его состояния. Возможно, вам будет интересно узнать, что, если все произойдет так, как мы с вами планируем, ваше правительство в самое ближайшее время станет богаче на 2 миллиарда долларов.
      После продолжительной паузы Юфру, наконец, заговорил.
      – Сэр Чарльз, я проинформирую об этом приятном известии наши власти. Хочу, чтобы вы знали о том, что в случае успешного завершения этой договоренности Эфиопия окажется в неоплатном долгу перед вами. Это может буквально спасти страну от катастрофы. Более того, располагая такой огромной суммой денег, мы сможем купить все необходимое и добиться определенной независимости. Все, что вы делаете, сэр Чарльз, может открыть новую страницу в истории Африки.
      – Перестаньте, пожалуйста, мистер Юфру, – с оттенком великодушия в голосе произнес Кромер. – Нет никакой необходимости расточать похвалы. Я собираюсь сейчас приступить к написанию текста меморандума о передаче денег и позвоню вам позже.
      Меморандум о передаче. Звучит вполне подходяще и даже впечатляюще для документа, над которым он начал тщательно работать. Это должен быть необычный документ, настоящее произведение искусства в области финансов и политики: условия продажи золота на рынке, продажа акций, ликвидация предприятий. Он должен включать статьи, определяющие процедуру перевода денег в местные отделения «Банка Эфиопии», различные юридические аспекты, касающиеся отношений с компаниями, вопросы налогообложения и сотни других проблем, свидетельствующих о мастерском преодолении автором противоречивых требований быстроты действий, реальных условий и качества.
      Иными словами, он должен был собрать воедино, в одном документе, как можно больше деталей финансового, юридического, организационного и морального плана, призванных создать о нем впечатление как о правдивом и убедительном, тогда как на самом деле документ представлял собой лишь дымовую завесу.
      После трех часов кропотливой работы Кромер приступил к редактированию текста: зачеркивал в одном месте, добавлял в другом, переставлял параграфы, старался придать изложению большую стройность и логику. Во второй половине дня он продиктовал проект меморандума мисс Ятс.

* * *

       Суббота, 3 апреля
      Перед тем как вылететь из Найроби, двадцатишестилетний Боб Хадсон коротко рассказал Рорку о географии Долины Разломов. Он оказался слишком экспансивным человеком в том, что касалось предмета его увлечения. У него были немного свернутый в сторону нос – результат травмы при игре в регби – и привычка закусывать губу, когда он был чем-то озадачен. Назидательная речь просто раздражала Рорка.
      – Посмотрите на карту, вот здесь, – говорил Хадсон. – Вот это и есть Долина Разломов. Она начинается сразу за окраинами Найроби. Ее отвесные стены идут в северном направлении и расходятся в стороны, достигая озера Рудольфа, куда мы направляемся, а затем снова сближаются и дальше проходят через всю Эфиопию. Средняя часть Долины отмечена озерами или вулканами. Забавное место. Знаете, почему?
      Рорк не проявил никакого интереса. Хадсон, не обращая внимания на безразличие Рорка, сложил ладони вместе, как бы собираясь молиться, а потом, когда заговорил, развел их в стороны, чтобы этим жестом проиллюстрировать смысл последующих слов:
      – Территория всей Восточной Африки и Аравии как бы растягивается в стороны, подобно замку «молния», вдоль линии, проходящей как раз по Долине Разломов. По мере того как расходятся ее края, средняя часть медленно опускается. Все, что может, старается просочиться наверх – главным образом, лава и расплавленный углекислый натрий, – поэтому средняя часть поверхности оказывается как бы вывернутой наизнанку. По этой причине издали озера воспринимаются как белые пятна из-за осадков солей натрия по их берегам. Вы все это увидите.
      Когда-нибудь, через миллионы лет, это место, включая часть возвышенностей, будет представлять другой континент, расположенный немного западнее, чем сейчас, и пространство между ним и оставшейся землей заполнится океаном. Какие невероятные мысли, правда?
      – Может быть, – с безразличным видом проговорил Рорк. – Как я узнаю...
      – Хорошо. Прежде всего вы увидите острые кромки самих Разломов или ущелий, – сказал Хадсон.
      Он продолжил свой инструктаж, стараясь говорить более подробно, и сопровождал слова показом на карте. На это ушло полчаса. Сразу после девяти все было готово к отправлению в путь.
      «Джет Рэйнджер» стоял на большой бетонной плите в тридцати шагах от навеса. Они забрались в вертолет – Рорк на место второго пилота, – надели шлемы и затянули ремни.
      – Держите карту, – сказал Хадсон, – будете следить по ней.
      Он проверил приборы и, нажав кнопку, запустил двигатель, турбина медленно набирала обороты. Вертолет глухо загудел, подавая признаки жизни, затем плавно оторвался от бетонной плиты и пошел вверх и немного вперед в направлении сине-серой мглы, охватившей половину неба, что обычно предвещало кенийский ливень.
      Через несколько секунд лопасти еще больше наклонились вперед, скорость заметно увеличилась. Вертолет шел на северо-запад: прошел над парком Ухуру, затем над широкой Ухуру-авеню, покидая центр Найроби. Рорк, подавшись вперед, напряженно всматривался в паутину кварталов, домов и улиц, стараясь все запомнить, чтобы быть в состоянии привести сюда из Аддис-Абебы вертолет с императором и своими приятелями на борту.
      Между тем машина набрала крейсерскую скорость – сто тридцать миль в час, и город как-то сразу провалился вниз и назад. Пестрая картина зданий и улиц, перемежающихся банановыми деревьями, уступила место сплошной зелени леса. После пятнадцати минут полета совершенно неожиданно для Рорка земля стала медленно приближаться к вертолету, а затем так же внезапно опустилась вниз. Вместо леса под ними начали проноситься полосы саванны и ярко-зеленой травы.
      – Долина Разломов, – с какой-то гордостью сказал Хадсон, когда они перевалили через горный хребет с отвесными краями.
      Затем, повернув на север, чтобы следовать линии гор, показал рукой в левое окно. Там, в синей мгле, примерно в двадцати милях от них можно было различить другой край Долины. Это место называлось Откосом May.
      Двигаясь на север, Хадсон время от времени выкрикивал названия конкретных мест, которые могли служить ориентиром, и сопровождал их каждый раз красочным комментарием. Лонгонот – дремлющий кратер шириной в одну милю, со склонами, покрытыми лесом. Озеро Наиваша славится чистейшей водой, изобилием рыбы и разнообразием видов птиц. Озеро Накуру, поверхность которого с высоты воспринимается в виде многочисленных водоворотов, белых и розовых от купающихся фламинго. По его берегам, едва различимые в желтой траве, виднелись группы зебр, разбегавшихся в стороны от шума вертолета.
      – Баринго! – прокричал Хадсон получасом позже. – Смотрите, как много крокодилов!
      Он посадил вертолет на краю небольшой взлетной полосы рядом с единственным находившимся там ангаром. Никого из людей поблизости не было. Канистры лежали в условленном месте и ждали их. Хадсон и Рорк поднесли две из них ближе к вертолету. Хадсон вытащил из заднего отсека ручной насос и с его помощью закачал керосин в бак. Через двадцать пять минут они снова были в воздухе.
      Вскоре высота отвесных краев по обе стороны Долины стала уменьшаться и постепенно сравнялась с центральной частью. Зелень травы поблекла, чаще стали появляться редкие участки иссушенных солнцем малорослых кустарников, едва возвышавшихся над каменистой вулканической породой.
       – Мы идем точно на север! – выкрикнул Хадсон, показывая на компас. – Через час будем у озера Рудольфа. Наблюдайте за скоростью и временем.
      После этого он почти ничего не говорил до тех пор, пока на горизонте не появилась узкая блестящая полоска – озеро Рудольфа. Его поверхность была необычного зеленого цвета благодаря морским водорослям, которые цветут в едких водах в это время года. Сезонная регулярность этого явления дала основание для прозвища озера – Нефритовое море .
      Хадсон на небольшой скорости провел вертолет вдоль восточного берега озера, представлявшего множество сморщенных вулканических холмов, до тех пор, пока впереди не показалось несколько невысоких деревянных бараков. Вдоль них проходила пыльная взлетная полоса. У одного из бараков стоял грузовик.
      Хадсон посадил вертолет рядом с какой-то хижиной, и, как только двигатель смолк и лопасти перестали вращаться, из нее вышел худой чернокожий мужчина в оборванных брюках и грязной рубашке. Несколько овец бродили по склону ближайшего холма, пощипывая скудную растительность. Рорк был поражен серостью и однообразием окружающего ландшафта, его лицо выражало одновременно и грусть, и растерянность.
      Хадсон заметил это.
      – Что, несколько сурово? Вы правы, старина. Я бы даже сказал, что очень сурово. И жизнь здесь, в Кении, тяжела. Между прочим, этот человек – водитель нашего грузовика. Это значит, что по сравнению с другими он имеет хоть какую-то профессию, какие-то знания. Но он, по существу, оборванец. Вы бы посмотрели на других. Совершенно голые!
      К ним уже присоединились еще двое черных, одетых точно так же – распахнутые рваные рубашки и грязные брюки. Это были рабочие, прибывшие вместе с грузовиком. Хадсон обменялся с ними несколькими фразами на свехили , после чего они вернулись к грузовику и начали разгружать канистры.
      Рорк и Хадсон еще раз заправили вертолет, и Хадсон занялся погрузкой четырех запасных канистр. Из кузова грузовика принесли большую сеть для транспортировки грузов, расстелили вдоль вертолета и положили в нее канистры. Хадсон вытянул из-под днища вертолета трос с крюком на конце и зацепил им собранную узлом сеть.
      Рорк тем временем рассматривал окружавший его серый, безжизненный пейзаж. Это место выглядело так, словно его только что вынули из громадной печи для обжига. В направлении к озеру несколько жалких, сучковатых и искривленных деревьев карабкались вверх по наплывам застывшей лавы, словно по пальцам ноги великана, стараясь корнями добраться до слоя с живительной влагой. Разбросанные тут и там кочки с выжженной травой были единственным штрихом, который придавал этому месту какое-то разнообразие на фоне камней, серого песка и пыльной лавы. Еще дальше, еле различимые за тонкой пеленой пыли, поднятой горячим ветром, спускались в самую воду озера крутые, обрывистые скалы. Хадсон на мгновение поднял глаза, оторвавшись от работы, посмотрел в ту же сторону, что и Рорк, и нахмурил брови.
      – Совершенно бесплодная земля, совсем как в аду, – произнес он. – И все из-за этих проклятых овец. Они съедают кусты вместе с корнями. Можете немного пройтись, если хотите. Только остерегайтесь змей. Я однажды нашел одну такую в своем рюкзаке.
      Был почти полдень, и солнце палило нестерпимо жарко. Раскаленный ветер трепал рубашку.
      Хадсон жестом показал на вертолет.
      – Там есть вода, – проговорил он.
      Рорк даже не представлял, как много влаги он потерял за последнюю пару часов, поэтому не отрываясь осушил целую пинту . Затем оба перекусили, съев бутерброды, захваченные Хадсоном.
      – Бог ты мой, – сказал Рорк, – ну и местечко!
      – На самом деле оно иногда даже прекрасно, – с пафосом сказал Хадсон. – И интересно в историческом плане. Не так давно Ричард Лики нашел здесь окаменелый человеческий череп, пролежавший в земле почти три миллиона лет...
      Он увидел, что Рорк с нетерпением посмотрел на часы.
      – Прошу извинить, – закончил Хадсон. – Я выпью еще воды, и мы можем отправляться.
      Прежде чем взлететь, Хадсон развернул карту, чтобы показать на ней последний этап их путешествия. В самом конце озера Рудольфа, примерно еще в ста милях на север, они повернут на восток, пролетят над озером Стефании, затем снова на север в направлении эфиопской части Долины Разломов к их конечной точке – озеру Чамо.
      – А нас не обнаружат? – спросил вдруг Рорк.
      – Возможно. Но нет причин беспокоиться. На маршруте будут еще одна или две взлетные полосы для гражданских самолетов и ни одной военной базы. Никто и не собирается преследовать нас. Там, где мы приземлимся, нет никаких дорог и совсем мало людей. Конечно, будем соблюдать осторожность и не задержимся больше чем на час.
      Они приготовились к взлету. На этот раз Хадсон стал медленно поднимать машину, стараясь поставить ее так, чтобы сеть оказалась точно под центром. Продолжая набирать высоту, вертолет позволил тросу выбрать свободную длину. Когда Хадсон убедился, что сеть с канистрами оторвалась от земли и благополучно следует за ними, увеличил скорость.
      Они летели вдоль побережья, оставляя за собой внизу жалкий и однообразный ландшафт. Затем вертолет повернул на восток.
      – Граница, – произнес Хадсон примерно через тридцать минут.
      Внизу под ними Рорк разглядел широкую полосу земли, очищенную от всяких кустарников. Это и была граница, никаких линий, никаких указателей он не увидел. Открытая граница.
      На северо-восток от озера Рудольфа располагалась обширная территория, представлявшая собой каменистые холмы и горы, среди которых озеро Стефании – мелкий водоем, размеры которого в зависимости от месяца и количества выпавших дождей менялись от большой лужи до болота и от болота до десятимильного озера. Множество фламинго, стада зебр, мирно пасущихся или стремительно летящих с шумом по открытым просторам.
      Под ними проносились болота и топи, покрытые камышом и осокой, заполненные грязью плоские низины и богатые зеленой травой возвышенности, ведущие дальше к еще более высокому нагорью. Затем неожиданно показалось озеро Чамо, протянувшееся на двадцать миль, и еще дальше на север, за горбом лесистых гор, едва заметная полоска воды – озеро Абая, сестра Чамо.
      Хадсон посадил вертолет на южном берегу озера, подальше от покрытой крупными камнями и галькой прибрежной полосы, почти рядом с ущельем, пробитым в породе стремительным потоком, который стекал с гор.
      Машина уселась на землю вместе со своим грузом, рокочущий шум вращающихся лопастей перешел в свист, и они постепенно замерли. Рорк и Хадсон спустились на землю. Внизу и справа от них заросли тростника и камыша указывали место, где поток вливался в озеро. До них доносился нежный шелест качающихся на ветру листьев осоки и еще какой-то незнакомый для Рорка звук.
      – Гиппопотамы! – весело выкрикнул Хадсон.
      Он очень удачно выбрал это место. Они вдвоем отцепили сеть, по очереди перетащили канистры на несколько шагов вверх и спрятали их в колючем кустарнике.
      Рорк огляделся вокруг. Аист марабу важно вышагивал по мелкой воде, черные концы крыльев сходились на спине и делали его похожим на профессора в мантии. Да, место заметное, и он сможет без труда найти его. Южная полоса берега протянулась миль на десять. И почти по всей ее длине было одно и то же: камыши у самой кромки воды и покрытый галькой берег. Но в том месте, где находились они, был хороший ориентир – впадающий в озеро поток. Рорк взял блокнот и карандаш и, пройдя больше сотни шагов, подошел вплотную к этому месту и быстро набросал схему.
      На обратном пути он услышал, как Хадсон кричал ему:
      – Эй, возвращайтесь! – И потом, когда Рорк подошел ближе, более тихо: – Уже три тридцать, мы хотели вернуться до наступления темноты. Боюсь, как бы нас здесь не увидели. Ведь тогда кто-то захочет поговорить и подойдет. Я не хочу иметь свидетелей нашего пребывания в этом месте.
      – Мне показалось, ты говорил, что здесь никто не живет.
      – Видите ли, в озере полно рыбы. А кругом стада и пастухи...
      Он протянул Рорку фляжку с водой, после чего оба поспешили к вертолету.
      – Да, еще одна вещь, – проговорил Хадсон. – Когда мы летели сюда, я сказал вам, что расстояние от Аддис-Абебы до этого места – двести пятьдесят миль. Вы без проблем покроете этот путь, если все время будете держаться между двумя кромками Долины Разломов, вот там они сходятся. Это ориентир для вас.
      И он указал рукой на горы, находившиеся недалеко от них на западе.
      – Уверен, вы не заблудитесь, – добавил Хадсон, – озера сами выведут вас к этому месту. Ну а теперь мотаем отсюда.
      Звонок Купфербаха разбудил Кромера. Было семь десять утра.
      – Чарльз? Извини, что так рано звоню тебе. Но мне нужно срочно сообщить, что вчера вечером я встречался с нашим министром иностранных дел. Ты проснулся или еще спишь? Ты понимаешь, о чем я говорю тебе? Может быть, мне перезвонить позже?
      – Нет, Освальд, говори сейчас.
      – Хорошо. Министр сказал, что проинформирует посольство о том, чтобы здание было освобождено в воскресенье 11 апреля. Только посол будет знать о причине. Сообщи мне, что может еще понадобиться: какое помещение для переговоров, план размещения участников, питание и все такое. Посол будет в здании в момент приезда твоих людей, чтобы показать им конкретные помещения. Затем он уедет. И последнее. Я спросил про план здания. Мне обещали копию в понедельник.

       Понедельник, 5 апреля
      Коллинз начал постепенно продавать свои акции. Когда Стэн спросил его о причине, Коллинз ответил:
      – Что-то резко начали снижаться доходы, Стэн. Думаю, на месяц-два нам следует сократить объем продаж, а там посмотрим, как будут складываться дела.
      Позвонил Кромер и сообщил, что получил интересующие их планы здания посольства. Он ждет их завтра. В свою очередь Коллинз проинформировал, что Рорк организовал несколько складов горючего и возвращается завтра утром. Он встретит его в аэропорту.

* * *

       Вторник, 6 апреля
      Рано утром Коллинз и Халлоран встретили Рорка и нашли его в отличной форме. Майкл выспался за восемь часов полета, и все его тягостные воспоминания о путешествии с Хадсоном в Долину Разломов улетучились. Сначала он был немногословен, но затем по дороге в Лондон разговорился и рассказал приятелям все от начала до конца.
      – У меня теперь нет никаких сомнений, что смогу найти дорогу на юг от озера Чамо, – завершил свой рассказ Рорк. – Мы были правы, выбрав в качестве маршрута Долину Разломов: она служит хорошим компасом. Проблема будет состоять в том, чтобы с высоты распознать Чамо, когда мы будем приближаться к нему с севера. Я сделал несколько зарисовок тех мест, где спрятано горючее.
      – Ты уверен, что найдешь их? – спросил Коллинз.
      – Абсолютно, – с улыбкой ответил Рорк. – Как только мы доберемся до Чамо, считайте, что все наши трудности позади.

* * *

      Прибыв в Лондон, Коллинз уполномочил Рорка и Халлорана снять номер в отеле «Хилтон», а сам направился к Кромеру. В девять часов, еще до прихода Валери, он уже был в его кабинете.
      Кромер познакомил Коллинза с отчетами о состоянии дел императора, меморандумом и сообщил о согласии Швейцарии предоставить ее посольство для организации встречи, наконец он показал рукой на большой конверт, лежавший на столе.
      Коллинз подтянул конверт к себе и вытащил содержимое. Это были четыре больших, сложенных пополам листа с чертежами и спецификациями здания швейцарского посольства в Аддис-Абебе: подвал, два этажа и общая схема всей территории посольства. Каждая комната имела номер, которому соответствовала определенная строка в спецификации, где было указано назначение данного помещения.
      – Отлично, – проговорил Коллинз после беглого их просмотра.
      – Мы сделаем копии, и вы внимательно все изучите, – сказал Кромер. – Сообщишь мне, если возникнут какие-то проблемы. Но это еще не все, есть и другие вопросы, ради которых я и пригласил вас троих. Во-первых, мы должны начать оформление документов, необходимых для аккредитации. Мне понадобятся ваши фотографии, чтобы получить визы. Я договорился с Юфру, что он сделает это без представления паспортов. Но они потребуются для самой поездки. Ты сможешь быстро достать фальшивые паспорта?
      – Видишь ли, Чарли, в САС мы часто изготавливали фальшивые документы, но сейчас я сомневаюсь, удастся ли мне это сделать. Может быть, нам проще купить их?
      – Сколько это будет стоить?
      – Не имею представления, – произнес Коллинз. – Вероятно, тысяча фунтов за каждый. Я даже не хочу гадать. Но нас поджимает время. Бумага, бланки, чернила, Бог знает что еще. У меня нет контактов в преступном мире. Постой, может быть, Халлоран поможет? Хочешь, я позову его?
      В приемной раздался шум выдвигаемого ящика стола – пришла Валери.
      – Нет, не сейчас, – ответил Кромер. – Поговорим с ним позже. Теперь идем дальше. Вторая проблема в том, что часа в четыре-пять я буду иметь проект документа, на основании которого осуществляется вся эта операция. Хочу, чтобы у каждого из вас была его копия, нужно хорошо знать все его положения. Ты должен быть опытным экспертом, Дикки. Я подготовлю тебе справку по всем операциям нашего банка, выполненным по поручениям Селассие за последние несколько лет.
      – О'кей.
      – Еще один момент. Юфру должен зайти ко мне сегодня, чтобы получить копию меморандума. Это будет очень короткий визит. Хочу, чтобы ты познакомился с ним, но только так, мимолетом, без вступления в разговор. Я не буду затевать с Юфру длительной беседы, и твоя роль будет чисто символической. Предоставь мне отвечать на любой заданный им технический вопрос.
      – Да, но я не знаю, в каком качестве буду выступать.
      – Пожалуй, представлю тебя моим заместителем, по имени Джереми Сквайерс. Хотя в жизни он несколько моложе тебя, но очень высокой квалификации, поэтому если Юфру вдруг захочет сделать проверку, то обнаружит, что опыт и возраст соответствуют друг другу. Я не хочу другого обмана, кроме этого. Иначе увеличивается вероятность утечки информации. Юфру должен быть здесь ровно в пять. Подходи к этому времени.

* * *

      Через полчаса Коллинз был в отеле.
      – Возникла одна проблема, – сообщил он приятелям, рассказав им вкратце о встрече с Кромером. – Кто-нибудь из вас знает, как можно раздобыть поддельные паспорта?
      – Бог ты мой, – проговорил Халлоран, – что-то поздно об этом заговорили. Я думал, Кромер держит все под контролем.
      – Оказалось, что нет, Пит. Извини меня, парень, – ответил Коллинз, продолжая внимательно, в упор смотреть на Халлорана. – Но проблема остается.
      Халлоран понял, что Коллинз не отстанет от него.
      – Поддельные паспорта... – заговорил он. – Я много раз пытался достать их. Это разрешило бы многие мои проблемы. Я был бы совершенно другим человеком, никаких связей с прошлым, но... Забудьте, парни, об этом, раз живете в этой цивилизованной стране. Это опасно. Вот если бы в какой-нибудь дыре вроде Стамбула. Да и там, наверное, большой риск. Полторы тысячи фунтов – нынешняя цена за фальшивый паспорт на рынке. Но абсолютно нельзя надеяться на качество бумаги, печатей, на что особенно обращают внимание чиновники из эмиграционной службы. Я бы посоветовал отказаться от этой идеи. Лучше пойти по законному пути. Именно так мне сказали знающие люди. Особенно если ты британец.
      – Законным путем, говоришь? – сказал задумчиво Коллинз. – Что ж, надо будет проверить.
      Он посмотрел на часы. Двенадцать сорок пять, время ленча. Прежде чем приняться за другие дела, они спустились вниз и пообедали в ресторане отеля – все равно счет оплатит Кромер.
      По-прежнему необходимо было решить ряд проблем. Сначала – фотографии для паспортов и виз. Это было самым легким: они зашли в торговую галерею, занимавшую первый этаж здесь же, под отелем. Затем наступил момент, который, по их мнению, представлялся наиболее трудным в добывании новых документов и которого они больше всего опасались. Но, как это часто бывает, все оказалось не таким уж сложным делом.
      Коллинз позвонил в Паспортную службу и сказал, что он – еврей, бизнесмен и хочет по делам посетить Северную Африку. В этой связи его интересовало, нет ли какого-то законного пути совершить поездку, избежав предъявления паспорта на настоящее имя?
      Ответ для всех троих оказался целым открытием.
      – Видите ли, – говорил голос в трубке, – мы не хотели бы каким-то образом поощрять обман. Однако многим людям требуется более чем один паспорт, иногда на разные фамилии. В этом нет ничего удивительного. В конце концов мы же являемся службой, которая призвана заниматься выдачей паспортов. Конечно, случаи встречаются самые невероятные. Если вы выполните установленные законом требования, получите паспорт.
      – А в чем заключаются эти требования?
      – Нужно представить нам заполненную форму для получения визы, две фотографии, некоторые данные из вашего настоящего паспорта, а также назвать новую фамилию, если вы хотите ее изменить.
      – Новую фамилию?
      – Конечно. Большинство людей думают, что получить новое имя можно только однажды, при рождении. Это не совсем так. Вы можете поступить проще. Имея на руках составленную окружным нотариусом декларацию и присягнув перед уполномоченным комиссаром в подтверждении верности сообщенных вами данных, вы с этими документами приходите к нам. Стоимость всей процедуры не более полутора-двух фунтов. Сэр, в случае необходимости вы сможете за пару часов изменить свою фамилию и получить новый паспорт.
      Все оказалось именно так. Но сначала Коллинз позвонил Кромеру и узнал от него имя и адрес нотариуса лондонского района Уэст-Энд. По пути к Кромеру он заскочил в эту контору, где ему показали образец стандартной анкеты, требуемой при изменении фамилии.
      Коллинз понял, что уже завтра они смогут иметь новые имена и новые документы, полученные на совершенно законном основании.

* * *

      Коллинз появился в офисе Кромера незадолго до пяти. Дверь кабинета была открыта, приемная – пуста.
      – Чарли! – крикнул Коллинз.
      Откуда-то из глубины кабинета Кромер попросил его войти и закрыть дверь.
      – Отпустил мисс Ятс домой, – сказал он, подходя к столу и жестом предлагая Коллинзу сесть в кресло. – Я не хотел, чтобы она слышала, как я называю тебя Джереми Сквайерсом. Какие-нибудь новости?
      Коллинз рассказал о паспортах и положил на стол фотографии для оформления виз.
      – Вот, взгляни на это, – проговорил Кромер. – Возьми три экземпляра.
      На столе лежало около полудюжины картонных папок, каждая из которых содержала несколько листов: составленный Кромером проект меморандума и отчет о вкладах императора на трех страничках.
      – Если император подпишет этот документ, мы все будем разорены, – продолжал Кромер. – Если хочешь знать, стоимость одного только золота составляет два миллиарда долларов. Всего лишь несколько человек в мире обладают таким же богатством: шах Ирана, семья Ханта в Техасе и Говард Хьюз. Ты можешь представить, что произойдет, если мы должны будем...
      Телефонный звонок прервал его.
      – Превосходно, – ответил Кромер в трубку. – Попросите его подняться наверх, Джим.
      Он опустил трубку на рычаг.
      – Юфру, – проговорил, оживляясь, Кромер. – Представься ему и через некоторое время под каким-нибудь предлогом уйди.
      Юфру, как всегда, элегантно одетый, с тонким бриф-кейсом в руке, высокомерно поднял брови, заметив присутствие в кабинете Коллинза.
      – А-а, мистер Юфру. Позвольте представить вам моего заместителя, который возглавит делегацию, Джереми Сквайерса. Мистер Сквайерс является крупным экспертом по золотым вкладам императора... Мистер Сквайерс, мистер Юфру, представитель правительства Эфиопии, основной посредник в наших переговорах.
      Оба обменялись рукопожатиями. Юфру положил бриф-кейс на стол Кромера и открыл его.
      – Сэр Чарльз, мистер Сквайерс, здесь четыре анкеты для получения виз, и я хотел бы, чтобы вы их заполнили. Чистая формальность. Вы вернете их мне вместе с фотографиями.
      Кромер взглянул на отпечатанные на машинке и размноженные вручную листочки: фамилия, дата рождения, профессия, номер паспорта. И больше ничего, все очень просто.
      – Значит, вам не нужны наши паспорта, мистер Юфру?
      – Нет. Я только добавлю подпись и печать и верну формы вам.
      Он бросил взгляд на папки, которые держал в руках Коллинз.
      – Ах да, мистер Юфру, – быстро произнес Кромер, – это наше соглашение и отчеты о вкладах Селассие. Пока лишь проект, документ для изучения и обсуждения в ближайшие несколько дней. Э-э... мистер Сквайерс?
      Коллинз сразу же понял намек.
      – Да-да, сэр Чарльз, в самом деле мне пора уходить, – заговорил он. – Мистер Юфру, с удовольствием предвкушаю нашу совместную работу. Полагаю, она потребует профессионализма, такта и доброжелательности и принесет нам настоящее удовлетворение. Я уверен в этом. Итак, до скорой встречи.
      Коллинз покинул кабинет, удивленный ощущением некоторого внутреннего возбуждения, которое вызвал в нем этот маленький обман.

* * *

       Вторник, 6 апреля
      Коллинз, Рорк и Халлоран прошли через процедуру получения новых паспортов, полную вздора и бессмысленных вопросов. Сначала сдали фотографии. Потом – короткая беседа с одним и тем же окружным нотариусом перед заполнением декларации. Затем последовал переход в соседний кабинет к другому чиновнику – уполномоченному комиссару.
      – Да-да, джентльмены, – сказал им нотариус, – мы вынуждены ввести некоторый бюрократизм, чтобы избежать обмана. Поэтому прошу вас пройти в соседний кабинет и под присягой подтвердить правильность сообщенных сведений. Только тогда мы сможем удостоверить законность выдаваемого вам на руки документа.
      – Вы, конечно, отдаете себе отчет, джентльмены, – произнес громко уполномоченный комиссар, демонстрируя довольно солидный опыт общения с людьми, меняющими фамилии, – что, если в силу каких-то обстоятельств захотите вновь вернуть ваши прежние имена, вам придется еще раз пройти через эту процедуру.
      После этого они направились в Паспортную службу, находившуюся в здании «Петти Франс», чтобы заполнить анкеты с их новыми именами: Джереми Сквайерс, Дэвид Саквиль-Джоунс и Джордж Смитсон.
      Коллинз в качестве рекомендующего лица указал Кромера, а в разделе деловой необходимости сочинил целую историю: срочная командировка – отъезд буквально завтра – одна деликатная проблема – паспорт желательно иметь как можно скорее.
      В то время как они у входа ждали возвращения Коллинза, Рорк сказал:
      – Понимаешь, Пит, мне вдруг пришло в голову. Ведь эта процедура изменения фамилии будет отмечена в бумагах. Полиция рано или поздно наткнется на них, производя проверку анкет.
      – Черт с ними! Я надолго исчезну, старина. Или это не так?
      – Надеюсь. Просто подумал, что нужно предупредить тебя.
      К ним подошел Коллинз.
      – Все в порядке. Паспорта будут готовы в три часа. Пойдемте, пропустим по кружке.

* * *

       Среда, 7 апреля
      После раннего завтрака Коллинз и Рорк отправились на машине в направлении Оксфорда, чтобы начать летную практику на «Алуэтте».
      Аэропорт Кидлингтон, который находился немного в стороне от дороги, соединяющей Вудсток и Оксфорд, использовался частными самолетами, школами пилотов для летных тренировок, а также для продажи авиационной техники.
      Накрапывал дождь. Коллинз, маневрируя, объезжал разбросанные здания офисов, лекционных залов, мастерских и ангаров, пока они не увидели дом, в котором располагалась компания Уинтертона. Они нашли хозяина в конторе развалившимся в кресле, ноги на столе. Уинтертон внимательно проглядывал коммерческие проспекты. Это был крупный и рослый, больше шести футов, мужчина. На нем были синий свитер и джинсы.
      За кофе Уинтертон, задавая вопросы, пытался определить их летный опыт.
      Рорк прошел хорошую школу. Во время службы в Омане он пилотировал вертолеты «Скаут» и «Белл-47». Общий налет составил свыше пятисот часов, большая часть из них в тяжелых условиях – высокогорье и сильные ветры Аравийского полуострова. Пилотирование «Алуэтта» не представит для него никаких трудностей. Пять часов практики будет вполне достаточно.
      Коллинзу понадобится более детальная подготовка. Удостоверение частного пилота, которое у него было, предполагало обязательный ежегодный налет не менее пяти часов, иначе удостоверение теряло силу. Но этого было явно недостаточно. К тому же Коллинз имел опыт управления только вертолетами с поршневыми двигателями.
      – В вашем возрасте, – сказал ему не совсем дружелюбным тоном Уинтертон, – отрицательным фактором, как правило, является проблема утомляемости. Освоение чего-то нового требует усилий и напряжения. Особенно это относится к технике. Представьте себе все процедуры, которые вы каждый раз должны выполнить в строго определенной последовательности: внешний осмотр вертолета, осмотр кабины, пуск холодного двигателя и его прогрев, пуск горячего двигателя, контроль приборов на земле перед взлетом, после взлета. Видите, сколько манипуляций. Так или иначе, вам необходимо держать в голове сто двадцать или более отдельных операций. О'кей, о'кей...
      Уинтертон замолчал, заметив на лице Коллинза признаки нарастающего раздражения. После небольшой паузы он заговорил снова:
      – Я просто хотел напомнить вам, что есть физические пределы, определяющие уровень знаний, которые можно вложить в вас за короткое врремя. Мистер Рорк, Майкл, уверен, что у вас все легко получится. Но вам, майор, советую не браться за управление, если в этом нет необходимости. Даже если вы и сможете после прохождения этого курса поднять вертолет в воздух.
      Несмотря на искреннее желание помочь этим странным парням в самое короткое время освоить управление вертолетом, в глубине души Уинтертон сомневался в успехе. Когда же Коллинз сообщил о том, что им нужно отработать практику экстренного взлета с площадки, которая расположена в районе экватора на высоте восьми тысяч футов , сомнения Уинтертона переросли в полное неверие в возможность осуществления их замысла.
      – Бог ты мой, майор! – решительно возразил Уинтертон. – Да в этих условиях плотность воздуха в три раза меньше нормальной. Если будет жара, тогда вообще не может быть и речи о возможности поднять вертолет. И вы хотите еще сделать это быстро? А знаете ли вы, что в таком случае можно легко сжечь двигатель? О'кей, джентльмены, я могу скроить какую-то рациональную программу вашей подготовки, но учтите, она будет изнурительной, и тем не менее я не могу вам дать никаких гарантий. Принимаете такие условия? Хорошо, тогда приступим к делу. Во-первых, я покажу вам вертолет.
      Они вышли на улицу. Накрапывал несильный косой дождь. Вертолет стоял на самом краю летного поля.
      – Сейчас вам ничего не нужно запоминать в деталях, – сказал Уинтертон, когда Коллинз и Рорк уселись в кресла и пристегнули ремни. – Я постараюсь дать вам общее представление, чтобы вы почувствовали сложность проблемы. Итак, смотрите: рычаг газа, управление изменением шага лопастей, педали...
      Начался самый напряженный день подготовки, который каждый из них когда-либо испытывал в жизни. Какое-то время они заучивали наизусть последовательность операций проверки приборов и систем, познакомившись таким образом со всем важнейшим оборудованием вертолета. Затем начались полеты. Первым взлетел Рорк с Уинтертоном в кресле второго пилота. Для Коллинза, которому предстояло лететь позже, вторая половина дня превратилась в непрерывный процесс запоминания инструкций, схем и графиков. На конец, перед самыми сумерками, совершил полет и он.
      Оба возвращались домой усталые и разбитые, но довольные тем, что, несмотря на недостаточность подготовки, смогут быстро поднять вертолет в воздух и покинуть Аддис-Абебу. Что их, однако, пугало, особенно Коллинза, – необходимость повторить через пару-тройку дней подобную операцию, но уже с другим, совершенно незнакомым для них вертолетом.
      Вернувшись поздно вечером в «Хилтон», Коллинз и Рорк направились в номер Халлорана. Коллинз открыл бриф-кейс, вытащил листы с планами посольства и положил схему первого этажа на стол рядом с общей схемой всей территории.
      – Так, давайте посмотрим, – произнес он, разглаживая ладонью листы. – Вход, двери, коридоры, кабинеты... Все четко. Думаю, что нам подойдет только первый этаж. Во-первых, мы быстро можем покинуть здание; во-вторых, Селассие вряд ли спустится с лестницы без посторонней помощи. Комнаты по левой стороне коридора исключаются: они небольшие, нет смежных и приспособлены под рутинные посольские службы – визы, младший дипломатический персонал и все в таком духе.
      На правой стороне, вот здесь, расположена резиденция посла с несколькими большими смежными помещениями... Множество дверей. Я думаю, здесь и надо устроить спектакль.
      Все трое, склонившись над планом, продолжали обсуждать детали захвата императора. Встреча двух делегаций должна происходить в переднем, большом, офисе. Смежную с ним комнату меньшего размера можно использовать для неофициальных бесед. Остальное добавит Кромер – размещение, канцелярские принадлежности, кофе, крепкие напитки.
      – Ты прав, Майкл, – сказал Коллинз. – Мы постараемся разобщить их, лучше по одному, если окажется возможным. Надо, чтобы они перешли, конечно, не все сразу, в соседнюю комнату. Я придумаю что-нибудь, чтобы прервать на время встречу и предложить им попытаться найти компромисс в неофициальных переговорах один на один. Необходимо, чтобы кто-то из нас оказался первым в той комнате. Думаю, это не составит особого труда. Я поговорю завтра с Кромером, и мы постараемся найти несколько слабых мест в документе, которыми воспользуемся, чтобы предложить перерыв в работе. Предоставьте мне роль режиссера. Затем, Питер, ты получишь полную свободу действий.
      – Одного за другим, по очереди. Никаких проблем! – оскалил зубы Халлоран.
      – Надо позаботиться, чтобы там была какая-то мебель, кресла например. Совершенно не нужно, чтобы тела валялись на виду.
      Коллинз потер кулаками глаза, чтобы отбросить накопившуюся усталость. Было два тридцать ночи.
      Он снова уставился в чертежи.
      – Да, лучшего и не придумаешь, – сказал он с иронией. – Ограда высотой десять футов , железные ворота и калитки. Могут возникнуть проблемы с охраной, особенно если она окажется на самой территории. Нужно обязательно провести операцию тихо, без какого-либо шума, тогда мы преодолеем и эту трудность. Как только все закончится, хватаем старца и спешим к вертолету. Надеюсь, мы поднимем эту дьявольскую машину раньше, чем охранники поймут, что происходит.
      Он зевнул и, немного помолчав, будто спохватился.
      – Святая Мадонна! – воскликнул он. – Посмотрите на часы. Мы уже давно должны спать, иначе Майкл и я будем плохими учениками завтра в Гааге.

* * *

       Пятница, 9 апреля
      Если бы у Коллинза и Рорка спросили о деталях их одновременного пребывания в Голландии, они вряд ли что-нибудь вспомнили. Все промелькнуло как в калейдоскопе.
      Накануне вечерним рейсом они вылетели из аэропорта Хитроу в Гаагу. Они поселились в гостинице аэропорта и после скромного ужина – холодное мясо с салатом, – усталые от нескольких бессонных ночей, завалились спать.
      Утром, взяв такси, добрались до аэродрома. Сразу же их внимание было приковано к вертолету, на котором им предстояло выполнить тренировочные полеты под руководством строгого, как показалось, инструктора.
      Вертолет «Белл 205-А» имел турбинный двигатель, как и «Алуэтт», но по размерам намного превосходил его. В Америке и в Европе на него ухитрялись грузить до пятнадцати человек. Конечно, в условиях тропиков и высокогорья грузоподъемность резко снижалась.
      Коллинзу пригодился тот небольшой опыт, который он получил, пилотируя «Алуэтт», но его постоянно смущало расположение приборов на передней панели. Как раз от способности быстро следить за изменением параметров турбины при прогреве двигателя зависело время, которое у них уйдет на взлет с территории посольства. В течение дня оба более двадцати раз предпринимали отчаянные попытки сократить время взлета при условии, что не будет нанесен ущерб двигателю.
      Пиет Остерхуз, инструктор, вначале показался несколько сумрачным и недовольным тем, что именно ему поручили провести такую необычно короткую переподготовку пилотов. По складу характера он был человеком положительным, спокойным и не любил никакой спешки, так как считал, что всякое дело требует определенного времени. Коллинз ничего не сказал ему о цели, которой они хотели добиться от этих тренировок, – быстрого взлета. Осознание своей беспомощности дать необходимые знания и навыки и понимание в то же время, что от него утаивается настоящая причина их желания освоить технику пилотирования именно на этом вертолете, приводили Пиета в бешенство.
      Только после одного разговора, который у них возник случайно, все стало на свои места, и настроение Пиета сразу улучшилось.
      – У меня нет ни малейшего представления о том, ради чего вы все это затеяли, – говорил Остерхуз. – Осуществить взлет за две минуты, за одну минуту – мне это непонятно. Это что, так уж важно? За вами гонятся люди с пулеметами?
      Коллинз, пристегнутый ремнями в кресле пилота, сжал большим и указательным пальцами переносицу – жест, означающий, что его терпение было на исходе. Он взглянул на Рорка, сидящего в кресле сзади, как будто прося у него защиты, затем, приняв решение, наклонился в сторону инструктора и злобным шепотом пробормотал ему в ухо:
      – Да, парень. Мы из Британской военной разведки. Прошу не задавать больше никаких вопросов. От того, чему вы нас здесь научите, зависит наша жизнь.
      Результат, который имела эта короткая реплика, был исключительно плодотворным. С этого момента Остерхуз сделал все от него зависящее, чтобы у обоих, Коллинза и Рорка, выработался автоматизм действий, обеспечивающий взлет вертолета не больше чем за одну минуту.

* * *

       Суббота, 10 апреля
      Юфру, одетый в элегантный костюм, с постоянным бриф-кейсом в руках, поднялся на лифте и прошел в кабинет Кромера. Положив бриф-кейс на стол, он вынул из него четыре листочка – визы.
      Кромер предложил гостю апельсиновый сок, а себе налил немного виски. Затем с торжественным видом поднял стакан и предложил тост за успешное завершение их общего дела.
      Раздался телефонный звонок. Звонил швейцар. Он сообщил о приходе троих посетителей. Через пару минут Коллинз, Рорк и Халлоран, одетые в шикарные темные костюмы, с бриф-кейсами, на которых красовалась эмблема-печать «Банка Кромера», вышли из лифта и направились прямо в кабинет.
      – А-а, Джереми, – проговорил Кромер. – Мистер Саквиль-Джоунс, мистер Смитсон, позвольте представить вам мистера Юфру.
      – Джентльмены, мне доставляет истинное удовольствие познакомиться с вами, – сказал с улыбкой Юфру, пожимая руки всем поочередно. – А, мистер Сквайерс, рад встретить вас снова.
      Кромер предложил всем троим виски.
      – Я не задержу надолго вашего внимания, – заговорил вновь Юфру. – Хочу отметить лишь несколько моментов. Во-первых, я обязан поблагодарить всех вас, джентльмены, и прежде всего вас, сэр Чарльз. Мне было приятно все это время работать в тесном контакте с вами. Надеюсь, что и вашим подчиненным повезло: у них такой замечательный босс.
      Все трое улыбнулись и закивали головами.
      – Хотел бы также заверить, что вы будете почетными гостями нашего правительства и вас ожидают лучшие номера в столичном «Хилтоне». В вашем распоряжении будут автомашина и переводчик. Однако никаких официальных приемов не планируется, так как мое правительство не хотело бы афишировать ваше присутствие в Аддис-Абебе. И, наконец, мне остается только добавить от себя лично, что я желаю вам всяческих успехов в выполнении этой миссии. Возможно, мы еще встретимся, когда вы вернетесь.
      Никто из троих не проронил ни слова. Юфру с напыщенным от важности переживаемого момента видом еще раз пожал каждому из них руку и вышел из кабинета. Кромер спустился вместе с ним в лифте и проводил до самого выхода.
      Когда он вернулся, то застал своих коллег весело смеющимися и совершенно расслабившимися, как будто с них сняли тяжелую ношу.
      – Пресвятая Дева! – сказал весело Халлоран. – Может быть, я и выгляжу как настоящий банкир, но чувствую себя полным идиотом.
      – Пит, ты и есть полный идиот, – отозвался Рорк. – Даже самый модный костюм не сможет скрыть этого. Любой гомик в один момент распознает, кто ты есть на самом деле.
      Халлоран нахмурил брови.
      – Это действительно так, майор?
      – Не беспокойся, – ухмыльнулся Коллинз. – Ты отлично выглядишь. Парни, я знаю, что каждый из вас ищет работу. Поэтому, когда мы закончим с этим делом, прошу вас всех позвонить мне.

      Дневной рейс в Аддис-Абебу с промежуточными пересадками в Париже и Риме прошел без каких-либо приключений.
      Самолет в восемнадцать ноль пять приземлился в столичном аэропорту Боле – ничем не примечательном сооружении: главное здание из стекла и бетона и ряд аэродромных построек. Двигатели еще продолжали работать, когда со стоянки, расположенной вдоль аэровокзала, стремительно отъехал черный «мерседес» и, описав дугу под крылом самолета, подкатил к уже подававшемуся трапу.
      Пассажиров попросили оставаться на своих местах. Когда световое табло с надписью «Не курить» погасло, стюардесса пригласила всех к выходу.
      Коллинз первым из троих появился на верхней площадке трапа, огляделся и, увидев невдалеке сверкающий лимузин, быстро спустился и направился прямо к нему. За рулем сидел водитель, одетый в униформу. У задней дверки стоял небольшого роста человек в сером костюме, какие носят чиновники во всем мире. Он явно нервничал, переступая с ноги на ногу. Когда Коллинз подошел к «мерседесу», верхняя губа человечка растянулась в растерянной и выдававшей некоторое беспокойство улыбке, он протянул руку и поприветствовал майора.
      – Асфуд, – сказал он, продолжая улыбаться.
      Рорк заметил, как во время рукопожатия задергалась маленькая костлявая рука эфиопа. Здороваясь затем с каждым из них, Асфуд повторял свое имя и добавлял:
      – Переводчик. Владею английским, французским, итальянским и амхарским. Работал в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Риме.
      Рорка удивило, каким образом этот явно напуганный жизнью человек, боящийся всего и вся, мог приобрести опыт и знание нескольких языков. А уж если он смог этого добиться, почему продолжает оставаться таким забитым? Возможно, подумал Рорк, на него оказывает влияние значимость предстоящей встречи.
      Англичане удобно расположились на заднем сиденье «мерседеса», а Асфуд устроился рядом с водителем. Машина на большой скорости направилась к воротам, откуда за ее движением следили два эфиопских полицейских. Они поспешили открыть створки, выпрямились во весь рост, отдавая салют почетным пассажирам, и тотчас же закрыли ворота, как только «мерседес» промчался мимо.

* * *

      Аддис-Абеба представляла собой странное сочетание блеска современности и накопившихся за несколько десятков лет разрухи, нищеты и убожества. Город был основан дядей Селассие, императором Менеликом в 1892 году. В то время Аддис-Абеба, что значит «Новый цветок», была последним из ряда поселений, которые по очереди объявлялись столицей и оставались ею до тех пор, пока не уничтожались полностью окружающие леса, и, таким образом, не исчезало топливо для приготовления пищи, обогрева и других целей. Тогда основывалось новое поселение, и столица переносилась. Но Аддис-Абебе была уготована другая судьба. Город находился на высоте восьми тысяч футов  над уровнем моря, раскинувшиеся кругом горные луга, покрытые цветущими маргаритками, лилиями и орхидеями, умеренный климат, – все вызывало восхищение.
      Решив остаться на этом месте, Менелик приказал посадить быстрорастущие эвкалипты для использования их в качестве топлива, и это способствовало тому, что Аддис-Абеба сохранилась как столица Эфиопии. Вскоре император построил себе дворец – белый двухэтажный дом, единственное кирпичное здание в те времена. За ним последовало возведение других капитальных построек: казарм, служебных помещений, мастерских, часовни и даже клеток для содержания дворцовых львов.
      С тех пор многое из средневековой нищеты осталось нетронутым: на окраинах почти полностью отсутствовала канализация, попрошаек и бездомных на улицах было больше, чем в любом другом месте на земле. Но налет модерна все же коснулся этого города с населением 800 000 человек. Деловые кварталы, отели, магазины, больницы, впечатляющие дома богатых людей и громадное здание штаб-квартиры Организации африканского единства – все это находилось почти в нескольких шагах от низких, вросших в землю лачуг. Повсюду – эвкалиптовые деревья с их голубовато-зеленоватой листвой, такси «фиат» по доступным ценам, ларьки и палатки, торгующие луком, чесноком, перцем и другими специями. Поражало большое количество – особенно после голода 1974 года – бездомных и нищих: толпы жалких грязных людей в лохмотьях, обнаженные тела, кожа да кости.
      Вот в такой город, некогда столицу империи, стремительно въехал черный «мерседес». Понадобилось не более десяти минут, чтобы добраться от аэропорта до отеля «Хилтон» – квадратного девятиэтажного здания, выкрашенного в серые и коричневые тона. Здание располагалось на большой территории: пятнадцать акров земли, покрытых жестким дерном, разбросанные повсюду эвкалипты, бассейн, теннисный корт, детская площадка – в общем, оазис цивилизации в куче мусора, которую представлял собой город в целом.

* * *

      Улыбающийся менеджер, облаченный во фрак, вручил им ключи от номеров. Рорк был неприятно удивлен, когда у них потребовали паспорта. Это обычный порядок, объяснил менеджер, продолжая улыбаться: к сожалению, в Аддис-Абебе все еще существуют воры. Паспорта до отъезда будут находиться в сейфе отеля.
      Всем троим отвели номера на четвертом этаже; они располагались по одну сторону коридора. Из окон, выходящих на запад, далеко, за окраинами, виднелись горы. Вместе с пустынями, которые с севера и востока подходили почти вплотную к городу, они способствовали тому, что Эфиопия сохраняла независимость и не подвергалась длительным завоеваниям.
      Асфуд сообщил, что все трое являются гостями эфиопского правительства и их однодневное пребывание в стране полностью оплачено. Он сказал также, что они без стеснения могут пользоваться всеми услугами отеля, и пожелал хорошо выспаться и отдохнуть перед важным совещанием. Завтра в десять утра он будет ждать их с машиной у входа.
      В течение последующих нескольких часов, когда они разошлись по номерам, приняли душ, а затем снова встретились и вместе пообедали, никто и словом не обмолвился о предстоящей операции. Да и вообще они были немногословны – согласились, что ничего нельзя было сделать в отношении паспортов: любой протест с их стороны мог вызвать только подозрения. А в остальном они представляли из себя маленькую армию накануне решающего сражения – каждый в отдельности был погружен в свои собственные мысли.

* * *

       Воскресенье, 11 апреля
      Если не считать мрачных тонов интерьеров «Хилтона», они вполне могли бы думать, что находятся в любом другом отеле для интуристов. Обслуживание было на приемлемом уровне. Утром они плотно поели, так как было неизвестно, когда они смогут это сделать в следующий раз. Чувствовалось, что каждый из троих был напряжен и внутренне сосредоточен. Особенно Халлоран – он смотрел по сторонам отсутствующим взглядом, не подтрунивал, как обычно, над другими, веки слегка прищурены, словно он был в наркотическом трансе.
      В десять с минутами за ними приехала машина. По-прежнему ничего не говоря, каждый взял свой бриф-кейс, и все трое молча спустились на лифте в холл, где их уже ждал Асфуд.
      Швейцарское посольство находилось в десяти минутах езды от центра в северо-восточном направлении, в одном из приятных на вид и просторных районов на окраине города. Недалеко от него, не более чем в миле, располагались американское, советское, английское и германское посольства. В Аддис-Абебе не было какого-то единого, специально выделенного места для дипломатических представительств, хотя некоторые посольства, главным образом африканские, сосредоточились близ центра. Подобно большинству посольств, за исключением разве что самых маленьких, располагавшихся в центре, швейцарское было огорожено стеной высотой в пятнадцать футов , поверх которой была натянута колючая проволока. На территории находились несколько построек: главное, двухэтажное, здание, дом меньшего размера с верандой – для гостей, сторожка привратника и гараж на три машины.
      «Мерседес» проехал по городу, не привлекая к себе особого внимания: жители столицы уже привыкли к кортежам черных лимузинов с шоферами в униформе, развозивших чиновников из международных организаций. Подъехав к двойным металлическим воротам посольства, «мерседес» на короткое время остановился, чтобы привратник смог разглядеть пассажиров, а затем величественно въехал на территорию. В глубине двора справа стоял другой «мерседес», поменьше, – машина посла, за рулем которой дремал шофер-швейцарец.
      Две широкие ступени поднимались к псевдоклассическому портику здания – оно было построено по швейцарскому проекту в 1926 году, когда Швейцария установила дипотношения с Эфиопией. На ступенях стоял высокий, держащийся с большим достоинством человек лет пятидесяти пяти, в темном костюме, белой рубашке с серым галстуком. Это был посол – карьерный дипломат, что подчеркивалось его внешностью: загорелый, серебристо-серые с голубоватым отливом волосы, красивые очки с неполными стеклами. Он был один.
      Машина остановилась. Первым вышел Асфуд и поспешил открыть дверцу для Коллинза. Коллинз ступил на мягкий, разогретый солнцем асфальт и направился к входу. Посол, сделав несколько шагов навстречу, пожал ему руку и затем с едва заметным акцентом сказал по-английски:
      – Моргес, Георг Моргес. Пожалуйста, прошу за мной.
      Он поднялся к главному входу в посольство, остановился на мгновение, чтобы подождать трех других мужчин, затем, войдя в здание, продолжил путь через холл, еще раз поднялся по двум-трем широким ступенькам, ведущим на первый этаж, повернул направо и через нарядные двойные двери с позолоченными шаровидными ручками вошел, очевидно, в собственный кабинет. Это было просторное, с двумя большими окнами, помещение, залитое светом и полное прохладного свежего воздуха: в посольстве работал кондиционер. На низеньком столике стояли банки с соками, кока-колой и тоником, электрокофеварка, а также ведерко со льдом. Крепких напитков не было – как объяснил посол, из уважения к императору, который не признавал алкоголя.
      В кабинете к обычной его обстановке – письменному столу посла, низенькому столику, шкафам и креслам был добавлен большой стол для совещаний, вокруг которого стояли восемь солидных кожаных кресел, по три с обеих сторон и по одному – с торцов. На столе перед каждым креслом лежали блокнот и несколько карандашей.
      Моргес держался холодно. Принимая во внимание возраст и большой опыт, его можно было понять – ему абсолютно не нравилась идея предоставить посольство в чье-либо распоряжение. Было бы целесообразнее, считал посол, если бы его попросили председательствовать на встрече, о которой он был полностью информирован. Но Цюрих был непреклонен.
      – Я полагаю, джентльмены, что вы останетесь довольны тем, что было нами сделано для успешного проведения совещания. Как видите, мистер Сквайерс, я разместил вашу делегацию по эту сторону. Император должен занять место во главе стола. Высокопоставленный представитель Временного военного административного совета сядет с другого конца. Три эфиопских делегата разместятся напротив вас. То есть так, как вы просили. Очень важно, чтобы для подобных деликатных встреч все было соответствующим образом подготовлено. – В этом месте посол позволил себе холодно улыбнуться. – А вот приемная...
      Он подошел ко второй двери и распахнул обе ее половины, демонстрируя другой, похожий кабинет – помещение, используемое им самим для проведения совещаний. Оно было комфортабельно обставлено дорогими креслами и небольшими диванами.
      – На случай, если какой-нибудь из сторон понадобится что-то обсудить в приватном порядке... Теперь вы сможете немного отдохнуть, подготовить ваши бумаги, закусить. Представители другой стороны должны вот-вот прибыть. Затем, как я понимаю, прилетит вертолет с императором. Поскольку мне даны указания предоставить посольство в ваше распоряжение, я уезжаю и вернусь позднее, когда у вас все закончится и император покинет посольство.
      Коллинз принялся исполнять роль главы делегации.
      – Герр Моргес, все выглядит отлично, просто блестяще. Мы в долгу перед вашей страной и лично вами. Разрешите выразить вам нашу признательность.
      Этого было вполне достаточно. Моргес сухо, без улыбки кивнул головой.
      – Джентльмены, – проговорил он и вышел из кабинета.
      Они видели в окно, как он прошел по двору, сел в свой «мерседес» и быстро выехал из ворот. Пропустив машину, привратник оставил ворота открытыми. Водитель их «мерседеса» развернулся и запарковал его на освободившееся место.
      Наступило напряженное молчание. Трое приятелей не знали, чем заняться, и тупо уставились взглядами на поверхность стола. Асфуд опять заметно нервничал и все время переводил глаза то на Коллинза, то на его компаньонов, то на столик с напитками.
      – Мистер Асфуд, пожалуйста, наливайте себе, угощайтесь, – сказал Коллинз, чтобы снять общую напряженность. – Джентльмены, прошу вас...
      Каждый выбрал по вкусу: Коллинз – кофе, его друзья – кока-колу.
      В какой-то момент Рорк обратил внимание на шум и движение во дворе. Выглянув в окно, он увидел въезжающий через ворота «даймлер», в котором, как он понял, находились остальные члены эфиопской делегации. Руководитель – министр правительства Тедема и два его помощника, оба среднего возраста, специалисты по финансовым вопросам, которые, кстати, провели детальный анализ подготовленного Кромером меморандума о передаче эфиопам состояния Селассие.
      Все трое были одеты строго официально, в темные костюмы европейского покроя. Ворота за машиной закрылись, и «даймлер» подкатил к портику. Его пассажиры вышли, а шофер подал машину задом и припарковал ее рядом со стоящим там «мерседесом» английской делегации. Двор посольства оказался свободным.
      Прибывшие уже шли по холлу, когда их встретил Коллинз. Тедема, улыбаясь, протянул ему руку. Это был высокий худощавый человек, удивительно молодой – ему, вероятно, было не более тридцати трех – тридцати пяти лет. Он был явно доволен, что ему поручили выполнение важной задачи – вернуть стране два миллиарда долларов, и уже с самого начала наслаждался тем, как он осуществляет свои полномочия.
      – Мистер Сквайерс, джентльмены, рад познакомиться с вами.
      Произнося эту фразу, он продолжал удерживать руку Коллинза – жест, обычный для многих африканских стран, однако часто воспринимаемый представителями Запада как открытое проявление гомосексуальных наклонностей. Его английское произношение было просто превосходно. Интересно, подумал Коллинз, где он учился? Оксфорд, возможно, Сэндхерст?
      – Мистер Тедема, – сказал Коллинз, – рад сообщить, что все готово к началу работы. Позвольте представить членов моей делегации.
      Он по очереди представил Рорка и Халлорана, назвав их новые имена, и затем продолжил:
      – Мы только что ознакомились с планом размещения за столом всех участников, который предложил посол. Он полностью соответствует тому, как условились в Лондоне.
      – Хорошо, – произнес Тедема. – В таком случае давайте займем места.
      В тот момент, когда они рассаживались, открывали бриф-кейсы и доставали документы, послышался шум винтов летящего вертолета. Он был где-то в полумили и, судя по глухому рокоту винтов, шел на небольшой высоте. Через несколько секунд вертолет завис над площадкой двора посольства, где всего полчаса назад остановился их «мерседес». Поднятая пыль закрыла вид из окна.
      Коллинз встал и вышел из кабинета посла в холл, остальные последовали за ним. Он подождал, пока не выключили двигатели, а лопасти, издавая сильный свист и постепенно замедляя вращение, не остановились полностью. Тогда он осторожно открыл дверь и вышел во двор.
      Вертолет стоял от них примерно в сорока шагах. Через стекла кабины Рорк смог разглядеть одного... нет, двух человек, которые освобождались от пристяжных ремней. Сидевший на дальнем от них сиденье пилот открыл дверцу, спрыгнул на землю и побежал к воротам. Это был офицер в легкой армейской форме – зеленоватый, с разводами жилет поверх рубашки цвета хаки с короткими рукавами. Он держал автомат «узи» калибра 9 миллиметров и переносную переговорную радиостанцию «уоки-токи».
      На полпути к воротам он вдруг остановился и подал рукой сигнал водителям, которые вышли из машин и поспешили к офицеру. Затем все вместе быстро зашагали к воротам. Офицер помахал автоматом привратнику, тот пропустил их и сразу же стал закрывать ворота. Эфиопы на какое-то время скрылись за стеной, и их трудно было рассмотреть, затем офицер вернулся к воротам и встал в самом их центре. Рорк с тревогой заметил, как один из водителей вышел из сторожки с винтовкой в руках.
      Из ближайшей к ним двери вертолета появился второй пилот, также в офицерской форме. Спрыгнув на землю, он открыл заднюю дверь и спустил вниз раскладывающуюся лесенку.
      Внутри кабины за креслами пилотов Коллинз с трудом различил маленькую человеческую фигурку. Через стеклянную дверь казалось, что это просто тень. Но вот тень ожила. Да, никаких сомнений, это был император. Теперь можно было лучше разглядеть силуэт – крючковатый нос, бороду. Кресло его находилось в середине заднего отсека; других кресел в кабине не было, их специально убрали для этого случая.
      Сгорбленная фигурка медленно поднялась и подошла к лесенке-трапу. Офицер одной рукой прикрывал глаза от лучей полуденного солнца, другую протянул императору. Старик с его помощью преодолел три ступеньки и оказался на земле. Офицер почтительно отступил назад.
      В течение некоторого времени император стоял без движения, уставившись вниз; было неясно, старается ли он что-то вспомнить или просто дает возможность глазам привыкнуть к яркому свету.
      Офицер, сделав еще несколько шагов назад, оказался у вертолета и вытащил из кабины другую портативную рацию. Он что-то коротко произнес в микрофон, глядя на своего напарника, который стоял у ворот. Тот в ответ помахал рукой, подтвердив, что связь работает.
      Рорк снова сосредоточил свой взгляд на императоре. Одет он был очень просто, без всяких намеков на изысканность и великолепие. Поверх серой куртки, сщитой по китайскому образцу, и соответствующих по цвету брюк – черный, застегивающийся на шее плащ. Простые кожаные ботинки темного цвета. Фигура полностью соответствовала более чем преклонному возрасту императора – усохшее тело, рост, возможно, 5,2 фута , не больше. Это был настоящий призрак, дух прошлого.
      И тем не менее манера поведения императора, умение держаться уже через несколько мгновений изменили первое впечатление от внешности, как будто одели на Селассие мантию, свойственную только особам королевского ранга. Пятьдесят лет обладания почти абсолютной властью – это очень большой срок, чтобы можно было так легко уничтожить такую личность. Его волосы и борода, жесткие и седые, обрамляли маленькое костистое лицо настоящего аристократа. Взгляд совершенно преобразился – он стал более пронзительным и неотразимым, плечи расправились, и старик пошел вперед, гордо подняв голову. Коллинз когда-то читал о нем, что эфиопы падали ниц, завидя всего лишь зеленый «роллс-ройс» Селассие. Теперь он понял, почему это происходило – аура авторитарности у старика была почти осязаемой.
      – Никакого протокола, – сказал Тедема, словно почувствовав, какое впечатление произвел Селассие на англичан. – Теперь он уже никто.
      Император в сопровождении второго пилота медленно поднялся по двум ступеням на площадку перед входом в посольство. Группа англичан и эфиопов почтительно расступилась по обе стороны, чтобы дать ему пройти. Селассие вошел в холл – сопровождающий его второй пилот учтиво держался на шаг сзади – и через открытые двери направился к кабинету посла. Когда эти двое оказались в комнате для совещаний, Коллинз поравнялся с императором и указал ему на место во главе стола. Не глядя по сторонам, Селассие подошел к креслу и сел в него, положив руки на подлокотники. Бесстрастным взором он уставился на середину стола, пока другие занимали свои места.
      Асфуд, казалось, достиг крайней степени возбуждения: его взгляд перескакивал с Коллинза на Тедему, с Тедемы на императора и наконец, как бы в поисках освобождения от внутреннего напряжения, остановился на фигурной лепке, которая украшала верхнюю часть стен.
      Неожиданно император наклонился к Асфуду и что-то сказал ему по-амхарски, причем так тихо, что никто из окружающих ничего не расслышал. Асфуд посмотрел на него с выражением покорности и благодарности и с этого момента успокоился, найдя поддержку в проявленной к нему симпатии монарха.
      Когда все заняли свои места, второй пилот, стоявший за креслом Селассие, подошел к Тедеме и положил перед ним на стол портативную рацию. Указав на переключатель, он продемонстрировал действие прибора – раздался короткий звуковой сигнал и загорелась индикаторная лампочка. Тедема кивнул. Офицер, не говоря ни слова, быстро вышел из кабинета. На некоторое время воцарилось молчание.
      Через окно Рорк видел, как офицер поднялся в кабину вертолета, взял свое оружие и, спустившись, направился к воротам.
      Рорк стал быстро прикидывать в уме: количество оружия за воротами – один «узи», одна винтовка неизвестной марки, возможно, один или два пистолета; у них оружия не было; противники – четверо снаружи, четверо – внутри со средствами радиосвязи; вывод – полагаться можно только на хитрость, ловкость и слаженность действий.
      Тем временем Тедема начал говорить.
      Асфуд, наклонившись к самому уху императора, переводил.
      – ...настолько быстро, как мы сможем. Я представляю здесь Временный военный административный совет и готов от его имени подписать с вами и бывшим императором документ, который находится перед нами. Это исторический для всех нас момент. Мы должны избежать любых ошибок. Поэтому я предлагаю вам, мистер Сквайерс, внимательно, предложение за предложением, пункт за пунктом, прочитать текст на английском языке. Я прочту текст на амхарском. Затем мы подпишем оба варианта. В них не должно быть никаких различий. Точность перевода нами уже проверена. Чтение, возможно, займет час-полтора. Но это в конечном счете позволит всем нам испытать полное доверие к меморандуму. Такая процедура принимается?
      Он посмотрел поочередно на императора и Коллинза. Император едва заметно кивнул в знак согласия. Рорк и Халлоран внимательно наблюдали за происходящим.
      Коллинз откашлялся и начал читать, останавливаясь в конце каждого предложения, чтобы Тедема смог повторить этот же раздел на амхарском.
      Он читал до тех пор, пока не дошел до пункта, касающегося освобождения родственников Селассие, все еще находившихся под домашним арестом. Этот момент был специально выбран Кромером и Коллинзом для того, чтобы вызвать дискуссию, потребовать неофициального обсуждения вопроса, то есть начать выполнение операции, ради которой они приехали на это совещание.
      Он сделал небольшую паузу, снова прокашлялся и обвел взглядом сидящих за столом.
      – Министр, Ваше величество, я полагаю, что в только что зачитанном пункте должно найти отражение одно, важное, на мой взгляд, соображение. Оно касается механизма выплаты наследства членам императорской семьи, проживающим за границей. Я предлагаю сделать короткий перерыв, чтобы переговорить с... гм... вначале с моими помощниками, а затем с императором.
      Тедема с удивлением уставился на говорившего. Император, с закрытыми глазами, очевидно, чтобы сосредоточиться, напряженно слушал бормотание переводившего ему Асфуда.
      – Я нахожу, – холодно ответил Тедема, – что мы уже достаточно сделали для императорской семьи. Мы ничего им не должны. Имея эти средства, они могут жить как вполне состоятельные люди. Поэтому мне непонятно существо вашего замечания.
      – Мистер Тедема, позвольте мне пояснить, – сказал мягко Коллинз. – Императорская семья должна получить пятнадцать процентов общей суммы. Это так? Вместе с тем я могу представить возникновение одной, вполне реальной проблемы, которая лично у меня вызывает определенную озабоченность. Она состоит в том, что полученные семьей средства могут быть использованы в целях, которые не будут, скажем так, полностью соответствовать интересам вашей страны.
      Несколько секунд Тедема хранил молчание. Затем медленно покачал головой.
      – А-а, – произнес он, – догадываюсь. Подрывная деятельность...
      – Именно так. Поэтому мне представляется, что можно было бы растянуть платежи на более продолжительный срок.
      Последовало новое молчание.
      – Да, хорошее замечание. – Тедема вновь кивнул головой. – Ваша явно небескорыстная заинтересованность может в конце концов оказаться к нашей общей выгоде.
      Все это время Рорк ждал сигнала Коллинза. Теперь этот момент наступил, чувства его неожиданно обострились, и сам он внутренне мобилизовался. Он понял, что впервые в своей боевой практике им придется действовать в необычных условиях без оружия, и многое теперь будет зависеть только от их решимости, быстроты и четкого взаимодействия. Смогут ли они достичь успеха? От осознания всего этого Рорк ощутил себя в некоторой степени слабым и даже беззащитным. Что, если эфиопы прочитают эти его мысли? Схватятся за рацию? Бросятся к дверям, чтобы вызвать охрану?
      – Очень хорошо. – Слова Тедемы вызвали прилив адреналина в кровь Рорка. – Вы хотите сделать перерыв? Думаю, мы можем с этим согласиться.
      Пока Асфуд что-то шептал на ухо императору, Коллинз демонстративно отодвинул кресло и взял со стола несколько бумаг.
      – Что ж, идем, – предложил он, улыбаясь, Халлорану и Рорку.
      Оба кивнули, встали со своих мест и последовали в соседнюю комнату. Когда дверь за ними закрылась, Коллинз с облегчением вздохнул.
      – О'кей, – сказал он тихим голосом, почти шепотом. – Дадим им несколько минут.
      Посмотрев на часы, Коллинз обвел комнату внимательным взглядом, как бы оценивая обстановку и стараясь найти наиболее эффективный вариант их дальнейших действий. Он ясно сознавал, что наступил самый опасный момент операции, от которого зависел не только общий успех, но и сама их жизнь. Через окно можно было разглядеть два запаркованных автомобиля, слева от них был виден закрытый решетчатыми ставнями безмолвный гостевой домик. Второе окно выходило на стену, огораживающую посольство.
      Коллинз кивнул в сторону другой двери, которая выходила в холл.
      – Проверьте, есть ли у нас запасной выход? – попросил он.
      – Если в посольстве работают люди со здравым смыслом, вряд ли они оставят ее открытой, – проговорил Рорк.
      Одним махом он оказался у двери и осторожно нажал на ручку.
      – Скала, – покачал он головой и вернулся на место.
      Они стояли молча. Халлоран медленно расстегнул верхние пуговицы рубашки, сунул руку внутрь и, вытащив тонкую бечевку, намотал ее на ладонь. Затем подошел к двери и встал за одной из створок.
      Коллинз вновь посмотрел на часы.
      – Две минуты прошло, – сказал он, о чем-то размышляя. – Дадим им еще одну.
      – Надеюсь, свой текст ты знаешь хорошо? – прошептал Рорк.
      Его тревожила сама мысль о том, что в такой ответственный момент они должны полагаться не на действия, которым он был отлично обучен, а на какие-то слова. Хорошо, думал он, что это работа досталась Коллинзу.
      – Как ты заметил, первый акт был сыгран неплохо, – с улыбкой, но строго проговорил Коллинз. – Помощь мне понадобится только в финале.
      Он опять взглянул на часы, подошел и открыл дверь, заслонив ею Халлорана. Оставаясь в дверном проеме, он почтительно откашлялся и произнес:
      – Мистер Тедема, у нас есть предложение. Прежде чем объявить его официально, я хотел бы проконсультироваться по формулировкам с мистером Асфудом. Мистер Асфуд, не будете ли вы так добры?
      Тедема кивнул, и маленький человечек с привычной улыбкой направился в приемную. Коллинз отступил, давая ему дорогу. Как только Асфуд вошел, Рорк закрыл за ним двери, оставив эфиопа стоящим в середине комнаты спиной к Халлорану. Тот тихо сделал пару шагов вперед – бечевка туго натянулась в его руках.
      Было совершенно очевидно, что Асфуд ждал приглашения сесть, однако Коллинз молчал. Эфиоп открыл рот, набрал воздух, собираясь что-то произнести, и в этот момент прочный шнур обвил его шею. В холодной ярости ирландец резко развел руки за головой своей жертвы. Шнур впился в шею Асфуда.
      Не в силах произнести ни слова, с выпученными глазами и открытым ртом, пытаясь пальцами нащупать веревку и освободить сдавленное горло, он умирал, поднятый, словно на виселице, в воздух мощными руками Халлорана. Еще до того, как тело полностью обмякло, Халлоран с помощью петли оттащил свою жертву к двери. Ступни Асфуда тихо отбарабанили по паркету своеобразный посмертный салют, а на брюках появилось и расплылось какое-то пятно. Затем он утих. – Хорошая работа, Питер, – сказал Рорк.
      Внешне он казался совершенно спокойным, хотя впервые видел убийство, совершенное столь хладнокровно. Он был одновременно и загипнотизирован этой драмой смерти, и рад тому, что все прошло так тихо.
      Халлоран, продолжая удерживать петлю на шее Асфуда, огляделся, чтобы выяснить, не будет ли видно тело эфиопа, когда войдет очередная жертва. Он вращал глазами и гримасничал, словно извиняясь за свою глупость, затем затащил тело за диван. Наконец он снял петлю со своей жертвы, кивнул Коллинзу и занял прежнюю позицию за дверью.
      – Что ж, хорошо, – сказал Коллинз. – Теперь следующий.
      Коллинз изобразил на лице улыбку и, открыв дверь, переступил порог.
      – Мистер Тедема, – сказал он совершенно спокойным голосом. – У мистера Асфуда практически нет никаких замечаний по тексту.
      В этот момент Коллинз обернулся, как бы ища подтверждения сказанному у якобы находящегося позади него Асфуда.
      – Однако, – продолжал он, – мы хотели бы услышать ваши замечания, прежде чем представить текст императору.
      Тедема глубоко вздохнул.
      – Это займет много времени? – спросил он.
      – Нет-нет. Минуту-две.
      В какой-то момент Рорк подумал, что Тедема откажется, потому что он что-то тихо начал говорить на амхарском своему коллеге, а затем императору.
      – Хорошо, – сказал Тедема, обращаясь к Коллинзу. – Возможно, будет лучше, если я сам посмотрю формулировки.
      Последующее действие было почти точным повторением того, что произошло с Асфудом. Дверь закрылась. Тедема, посмотрев вокруг, с недоумением произнес:
      – А где...
      Шнур обвил его, и он, будучи значительно выше Асфуда, упав на колени, задергался в железной хватке Халлорана. В течение последующей минуты четверо мужчин изображали немую сцену, единственным движением в которой были порхающие в воздухе руки Тедемы. Рорк был поражен, видя, как умный, надменный и самоуверенный человек на его глазах превращается в никому не нужный мешок мяса и костей.
      – Что теперь? – спросил Халлоран, оттащив тело Тедемы за тот же диван и положив рядом с Асфудом. Он снял бечевку с шеи эфиопа и сунул ее в карман куртки.
      – С двумя покончено, двое других на очереди, – ответил Коллинз.
      Рорк был удивлен, когда услышал собственный голос.
      – Этот трюк у нас больше не пройдет, – сказал он.
      – Почему? – спросил, уже направившись к двери Коллинз.
      – Слишком рискованно. Если они заподозрят... кто-то из них может закричать... может включить рацию. Охранники у ворот тотчас же примчатся сюда.
      Коллинз остановился.
      – Ты прав, Майкл, – произнес он своим обычным холодным тоном. – Да, надо действительно иначе. Мы должны все сделать быстро и неожиданно. Трое против троих. Мы с Питером возьмем на себя двоих, а ты, Майкл, присмотришь за императором.
      – Охранники могут нас увидеть.
      – Только в том случае, если будут смотреть в нашу сторону. Нам нужно войти вместе, встать за каждым из них, а затем одновременно прижать их к стене, чтобы ничего не было видно.
      Наступила небольшая пауза. Все трое проигрывали эту сцену в уме. Никто из них не сомневался в способности убить. Что касалось императора, он, по мнению Рорка, не представлял никакой угрозы, и самых легких усилий было бы достаточно, чтобы удержать его от совершения любых неразумных действий.
      – Запомни, – сказал Коллинз, очевидно, догадываясь о мыслях Рорка. – Со стариком надо обращаться бережно. Какой смысл, если мы вернемся с попорченным товаром?
      Коллинз, улыбаясь, изобразил на лице гримасу и затем, уже с серьезным видом, посмотрел на часы.
      Оставалась одна проблема: как обеспечить элемент внезапности? Первым опять заговорил Рорк.
       – Кто из нас что конкретно делает? – спросил он.
      – Ради Христа, давайте вместо слов начнем действовать, а там видно будет, – прошипел раздраженно Халлоран.
      – Нет, подожди, – спокойно сказал Коллинз. – У нас еще есть время. Мы ведь все еще банкиры и говорили здесь о важном деле. Когда мы войдем, они будут знать, что двое других идут следом за нами. В нашем распоряжении могут оказаться пять – десять секунд, прежде чем кто-то из них сообразит, что происходит. В это время мы должны, не вызывая подозрений, оказаться за их спинами. Я знаю...
      Он подошел к столу и взял пачку чистой бумаги.
      – Мы работали над этим, о'кей? – Коллинз разорвал обертку и разделил бумагу на три части. – Каждому по одной.
      Глаза Халлорана широко раскрылись: он ничего не понимал.
      – И что это должно означать?
      – Проект поправок. Написанный от руки. – Коллинз заметил скептические взгляды приятелей. – Знаю, что это глупо. Однако позволит нам занять свои позиции. Есть другие идеи?
      Молчание. Рорк пожал плечами.
      – О'кей, – сказал он. – Снова входим в образ. Двинулись!
      Коллинз пошел впереди и, нажав красивую ручку, открыл дверь. Рорк видел, как он широко улыбнулся, готовый обратиться к двум эфиопам, сидящим за столом.
      – Мистер Тедема... – уверенно начал Коллинз и неожиданно умолк.
      Представителей Эфиопии за столом не было. Император, как и прежде, сидел спиной к дверям. Два помощника Тедемы расположились у окна, курили и смотрели в сторону главных ворот. Один из них держал в руках рацию, и было ясно, что он только что пользовался ею. Поверх их плеч Рорку были хорошо видны оба пилота и водители; они в расслабленных позах стояли у ворот, глазея на здание посольства. Кто-то из пилотов помахал рукой, подтверждая нормальную работу системы связи, в ответ то же самое сделал помощник Тедемы. Он повернулся и, усмехнувшись в сторону Коллинза, произнес:
      – До чего додумались люди. Какие замечательные игрушки!
      Улыбка застыла на лице Коллинза. После мгновенной паузы он тем же уверенным голосом сказал:
      – Джентльмены, у нас есть решение, не займете ли вы свои места?
      Рорк и Халлоран встали за Коллинзом, готовые тотчас отреагировать, если эфиопы проявят признаки подозрительности или если возникнет опасность вызова на помощь охраны.
      Помощник, державший рацию, продолжал стоять, улыбаясь, и, казалось, чего-то ждал. Затем посмотрел на двери комнаты, из которой только что вышли трое приятелей.
      Коллинз повернулся и громко сказал в пустую комнату:
      – Мистер Тедема, мистер Асфуд, спасибо за комментарии. Мы все вас ждем.
      Он вновь обратился к помощникам Тедемы:
      – Они заканчивают перевод. Между прочим, оригинал текста у нас. Позвольте мне...
      Он решительно направился к столу, намереваясь вручить бумаги эфиопу. Халлоран проследовал к месту, занимаемому помощником, а Рорк встал за спиной императора.
      – Да-да, конечно.
      Помощник с переговорным устройством не торопясь сунул сигарету в рот, выключил «уоки-токи» и подошел к столу. Положив рацию рядом, он уселся в кресло и взял бумаги. Второй помощник последовал его примеру, и за его спиной сразу же оказался Коллинз.
      Между тем первый эфиоп смотрел на пустой лист, и на его лице проступало выражение недоумения.
      – Не понимаю, что я должен читать?
      Халлоран, стоявший рядом, отступил на шаг и полез в карман куртки за бечевкой.
      – О, какая досада, – проговорил Коллинз извиняющимся тоном. – Это не та страница. Прошу перевернуть лист.
      Помощник переложил одну страницу. Рука Халлорана наконец показалась из кармана.
      Никаких слов не требовалось.
      Коллинз, вскинув руку и резко повернувшись, со страшной силой краем ладони нанес удар сбоку по шее сидевшего перед ним эфиопа. Тот скорее всего не успел ничего почувствовать – голова с хрустом откинулась назад. Если даже каким-то чудом шейные позвонки и проходящие по ним нервы спинного мозга остались неповрежденными, сила удара была такова, что человек наверняка в течение нескольких часов будет находиться без сознания. Мгновение спустя голова эфиопа вернулась в нормальное положение, затем он всем телом повалился вперед, ударившись лицом о стол, из разбитого, вероятно, носа хлынула кровь.
      В то же время Халлоран задушил другого помощника Тедемы. Сделано это было так же профессионально, хотя заняло больше времени и вызвало некоторый шум по сравнению с двумя предшествующими убийствами. Колени эфиопа резко подскочили вверх, ударив по столу снизу, а тело в кресле забилось в конвульсиях, словно это был электрический стул.
      Тем временем задача Рорка заключалась в том, чтобы обеспечить захват главного виновника операции – самого императора. Рорк был настолько увлечен тем, что делали его приятели, что не успел придумать, как ему справиться со стариком.
      Первым требованием, считал Рорк, было соблюдение полной тишины – не дать императору ни единого шанса поднять шум, вторым – ограничение или, возможно, лишение свободы его перемещения. Ему казалось, что все это можно сделать очень просто: зажать ладонью рот и обхватить рукой его плечи. Однако какой смысл заставлять Селассие молчать и крепко связывать старика, если он уже сам по себе находится в своеобразной ловушке, провалившись глубоко в кресло с высокой спинкой?
      Ответ пришел сам собой. Еще в тот момент, когда первый помощник Тедемы с шумом рухнул на стол, а второй начал биться в мертвой хватке Халлорана, пытаясь освободиться от удавки, Рорк поверх спинки кресла просунул обе руки под мышки императора и поднял его в воздух, словно это был манекен портного. Затем, освободив левую руку, зажал ею рот императора.
      Вытащив Селассие из кресла и прислонив его к стене, чтобы тот не был виден охране, Рорк некоторое время держал императора на весу. Старик был легким, не более ста фунтов . Ему не оставалось ничего другого, как только приглушенно мычать. Но император вовсе не был тряпичной куклой, как думал Рорк. В его маленьком жилистом теле все еще была удивительная сила.
      Картина, которую увидел перед собой Селассие, была далеко не радостной: два правительственных чиновника умерли, или умирали, на его глазах; двое других – просто исчезли. Конечно, это были враги, и при других обстоятельствах он все равно приказал бы их казнить. Но сейчас было совершенно неясно, что будут делать дальше эти сумасшедшие англичане. Все, что он знал, – это были убийцы, и, возможно, следующая их жертва – он сам. Селассие охватила паника, и он начал драться: крохотные ступни били по ногам Рорка, а руки колотили по чему попало.
      Рорк от неожиданности растерялся. Их жизнь сейчас зависела от того, удастся ли им быстро скрыться вместе с Селассие. Для этого надо было подчинить его своей воле, но не причинить ему вреда. Прижав голову императора к своей груди, свободной рукой Рорк обхватил его тело и руки.
      – Успокойтесь, – тихо сказал он на ухо старику. – Мы пришли сюда только для того, чтобы спасти вас.
      Коллинз наблюдал за Халлораном, который все еще продолжал стягивать шнуром шею эфиопа. Тот был почти мертв, однако Халлоран не решался отпустить его.
      – Вот чертов педераст! – выругался Рорк. – Я не знаю, что с ним делать.
      Коллинз поднял глаза и увидел, как Селассие дергается в объятиях Рорка. Он сделал рукой успокаивающий жест и обратился прямо к императору:
      – Послушайте, Ваше Величество!
      Селассие вертел головой из стороны в сторону, тщетно пытаясь освободиться из рук Рорка. С широко открытыми глазами, он тяжело дышал через нос; из-под ладони, зажимавшей рот, раздавалось хриплое мычание.
      – Ради Бога, послушайте! – продолжал Коллинз. – Мы здесь, чтобы спасти вас. Делайте, что вам говорят, и все будет хорошо!
      Что-то, видимо, дошло до сознания императора. По крайней мере он уставился на Коллинза и перестал драться. Рорк ослабил усилия, и император, получив некоторую свободу движений, еще больше успокоился.
      – О'кей, – сказал Коллинз. – Это уже лучше. Послушайте меня. Мы посланы сэром Чарльзом Кромером, который желает спасти вас. Мы никакие не банкиры, мы – солдаты. Вас посадят в вертолет и вывезут из страны. Тогда вы будете в безопасности. О'кей?
      Селассие продолжал внимательно смотреть на Коллинза и больше не дергался. Коллинз оглянулся, чтобы убедиться, что охрана их не видит.
      – Вы меня поняли? – спросил он.
      Император молчал.
      – Идем, – нетерпеливо проговорил Халлоран.
      – Мы не можем уйти без императора, – тихо сказал Коллинз. – Нужно, чтобы он спокойно шел сам.
      В этот момент раздался отрывистый писк – ожила рация, лежавшая на столе рядом с неподвижным телом одного из эфиопов. На ее крышке зажглась маленькая лампочка, а из динамика послышался металлический голос, говоривший что-то на амхарском.
      – Выключи! – быстро произнес Халлоран.
      – Тс-с, – прошептал Коллинз, – там все слышно.
      Голос исчез, затем возник снова и зазвучал более требовательно.
      – Наверное, они хотят говорить с Тедемой, – тихо сказал Рорк.
      Коллинз вопросительно посмотрел на Селассие.
      – Вы сможете поговорить с ними? – шепотом произнес он в ухо императора. – Только скажите, что у нас все нормально.
      Селассие пристально смотрел на него и молчал.
      – Мы должны доверять ему, – сказал Коллинз. – Пусть он подойдет.
      Рорк осторожно отпустил старика. Пока тот подходил к столу, рация молчала. Потом голос заговорил вновь.
      Селассие пронзительно крикнул одно слово, отбросил руку пытавшегося удержать его Рорка и направился к дверям.
      Не успел он сделать и двух шагов, как все трое бросились к нему. Рорк и Халлоран схватили императора, а когда тот открыл рот, чтобы крикнуть что-то еще, Коллинз ударил кулаком по его костлявой шее. Старик рухнул на руки Рорка.
      – Господи, майор! Ты же просил обращаться с ним бережно!
      – Но мы не сможем выйти с ним во двор, если он будет так дико орать. Держи его, пока не выяснится, что эфиопы будут делать дальше.
      – Что за херовину он мог им сказать? – спросил разъяренный Халлоран.
      – Один только Бог знает, – пробормотал Коллинз. – Но нам надо поторапливаться. Будет старик слушаться или нет, теперь уже неважно.
      Они были готовы двинуться к дверям, но Коллинз вдруг выкрикнул:
      – Смотрите!
      Ворота посольства открылись, и пилот с короткой автоматической винтовкой пошел по двору к зданию посольства проверить, очевидно, что им послышалось – ведь в динамике раздался непонятный крик о помощи на амхарском.
      – Пусть войдет. Мы с ним справимся, несмотря на то, что он вооружен, – быстро проговорил Рорк.
      Коллинз кивнул и дал знак Халлорану занять позицию за входной дверью. Затем бросил взгляд на переговорное устройство, которое лежало на столе с горящей контрольной лампочкой. Он подошел ближе, перегнулся над распростертым рядом телом и щелкнул тумблером. Лампочка погасла.
      Со стороны ворот послышался крик. Направлявшийся к зданию пилот остановился посреди двора. Его напарник у ворот что-то кричал.
      – Они, очевидно, догадались, что что-то произошло, – сказал Коллинз.
      Секундами позже пилот подошел к входу и исчез из виду.
      Рорк обменялся взглядом с Коллинзом и вопросительно посмотрел на свою ношу. Коллинз кивком головы показал на место у двери. Рорк осторожно опустил потерявшего сознание императора на пол. В его голове неожиданно промелькнула мысль: странные существа – эти люди: относиться так бережно к одному и одновременно готовиться зверски расправиться с другим.
      Они услышали, как открылась, а затем с легким стуком захлопнулась входная дверь.
      К полнейшему изумлению Рорка и Халлорана, тишину нарушил Коллинз, который как ни в чем не бывало произнес спокойным голосом:
      – Думаю, что этот ублюдок хотел бы узнать, не убили ли мы его хозяев.
      Он замолчал и посмотрел на все еще удивленного Рорка.
      – Считаешь, что я спятил? – снова заговорил Коллинз. – Пока, слава Богу, нет. Этот педераст с винтовкой затаился по ту сторону дверей и хочет узнать, что же здесь, черт возьми, происходит. Он ждет, что услышит какой-то разговор. Что ж, я попытаюсь оправдать его ожидания, но очень надеюсь, что он не понимает по-английски.
      Рорк откашлялся и также вступил в игру.
       – Да-да, я совершенно согласен с вами, сэр, – произнес он. – Очень влажный воздух для этого времени года.
      – Прекрасно, Майкл. Давай продолжим эту болтовню, а тем временем подготовимся к приему гостей. Мистер Халлоран, вы готовы к достойной встрече?
      Дверная ручка опустилась. Халлоран уже держал в руках шнур. Дверь, медленно приоткрываясь, заскрипела. Коллинз, с улыбкой на лице, подошел к ней и открыл ее шире, но так, чтобы пилот не смог увидеть большую часть помещения. Затем немного повернулся и, как бы обращаясь к невидимым собеседникам, сказал:
      – О'кей, все ли готово для того, чтобы наш друг мог войти?
      Сказав это, он жестом пригласил пилота в кабинет.
      Когда тот появился из-за дверей, Рорк успел только заметить выражение ужаса на его лице при виде открывшейся картины: два тела на столе, император, явно мертвый, лежит на полу. В то же мгновение бечевка Халлорана обвила его шею. Винтовка выпала из рук и повисла на плечевом ремне. Пальцы пилота старались ухватиться за бечевку, чтобы сорвать ее. Он был сильный, этот парень, и наверняка прошел специальную подготовку. Не сумев освободиться от шнура, он локтями резко ударил по ребрам Халлорана. Однако ирландец не ослабил хватки.
      Рорк и Коллинз ожидали, что и эта смерть будет такой же быстрой и бесшумной, как все предыдущие. Однако на этот раз Халлоран встретил достойного противника. С петлей на шее, тот начал теперь бить противника ногами. Его тело содрогалось не в предсмертных судорогах, а оказывало сопротивление.
      – Рорк! – От крика Коллинза тот словно очнулся от оцепенения. – Держи его руки!
      Чтобы прикончить этого человека, потребовались усилия всех троих: Коллинз и Рорк, схватив пилота за руки, поставили его на колени, а Халлоран, со зверским выражением лица и весь потный, выдавливал остатки духа из слабеющего тела.
      Когда все было кончено, они отпрянули назад и опустошенным взглядом посмотрели, во что превратился кабинет посла. Картина была удручающей.
      – Император остается на твоем попечении, – сказал Коллинз Рорку после короткой паузы. – Мы будем прикрывать тебя.
      Пока Коллинз снимал винтовку с мертвого пилота, а Халлоран обыскивал карманы, Рорк прощупал пульс императора и вновь поднял на руки его хрупкое тело. Он посмотрел на Коллинза.
      – О'кей, сэр. Мешок костей, но живой.
      – Сматываемся отсюда к чертовой матери! – торопил приятелей Халлоран.
      Он обнаружил в кармане пилота только складной нож. Бормоча проклятия, Халлоран поднялся с колена и выглянул в окно.
      Ворота были закрыты. Охранники – второй пилот и два шофера – стояли около них и с любопытством смотрели в сторону здания. Водитель держал винтовку в полной готовности.
      – У них еще пара пистолетов, – сказал Халлоран. – Хотя на таком расстоянии это не угроза.
      Коллинз осмотрел оружие пилота.
      – Это же полуавтоматический карабин Вильямса, – с удивлением произнес он. – Давно я таким не пользовался.
      Магазин винтовки был полностью заряжен. Коллинз передвинул рычаг предохранителя и опустил винтовку на согнутую в локте левую руку.
      – Питер, – сказал он, – давай быстро к вертолету. Проверь, нет ли там оружия. Майкл, следуй за ним. Втащите старика в кабину и привяжите его. Не хватало, чтобы он пришел в себя и попытался выбраться из вертолета. Я прикрою вас так, что они и головы не поднимут. Затем, Майкл, запускай двигатель. Это, пожалуй, будет самым трудным. Питер, если ты ничего не найдешь в вертолете, возьмешь эту штуковину. – И он постучал ладонью по карабину. – Итак, до взлета.
      Оба приятеля кивнули.
      – О'кей!
      Халлоран, пригнувшись, проскочил через дверь, оставив ее широко открытой для Рорка с императором на руках. Затем Халлоран распахнул входную дверь посольства и пропустил вперед себя Коллинза. Тот выскочил на середину двора, опустился на колено и открыл огонь по воротам.
      Двое друзей быстро побежали к вертолету. Рорк краешком глаза увидел у ворот трех человек, у ног которых то тут, то там взлетали в воздух, словно маленькие взрывы, осколки асфальта и бетона и струйки пыли. Один из них лежал распростертый на земле, возможно, ранен или убит, другой силился открыть ворота, а третий, с винтовкой, начал целиться. Сразу же стало ясно, что это не были обычные водители и пилоты. В их действиях ощущались хорошая военная выучка и специальная подготовка для проведения операций в экстремальных условиях.
      Когда Рорк оказался рядом с вертолетом, Халлоран был уже внутри.
      – Дерьмо собачье! – выругался Халлоран.
      Кроме ящика с боеприпасами, он не нашел ничего – никакого оружия не было.
      Халлоран вытащил из ящика один магазин с патронами, повернулся, свободной рукой помог Рорку забраться в кабину, а сам спрыгнул, чтобы прийти на помощь Коллинзу.
      Рорк был полностью поглощен тем, чтобы усадить в кресло находившегося в бессознательном состоянии императора и пристегнуть его ремнями. Хотя и смутно, он сознавал, что Коллинз продолжает вести огонь. Но он уловил и другие звуки: по корпусу вертолета стали стучать пули эфиопов.
      Сквозь шум стрельбы до него донесся голос Халлорана:
      – Майора ранили, быстрей запускай двигатель!
      Рорк выглянул наружу. Коллинз был на земле – пуля попала в колено, – и он пытался ползти к вертолету. Халлоран, пригнувшись, добежал до него, выхватил карабин и начал стрелять по воротам. Большая часть магазина была израсходована, но дело свое он сделал: никого не было видно, эфиопы куда-то попрятались.
      Вдруг карабин замолчал: кончились патроны.
      В этот момент из-за боковой каменной колонны ворот показался один из эфиопов с винтовкой, прицелился и выстрелил.
      – Проклятье! – выкрикнул Халлоран. – Снова ранили Коллинза, в плечо!
      Коллинз перевернулся на живот и, теряя сознание, словно змея, пополз медленно к вертолету.
      Тем временем Халлоран вставил новый магазин и снова открыл огонь. Пули с глухим стоном ударялись в бетон, со звоном отскакивали от металла, поднимали пыль на дороге возле ворот.
      Рорк уже сидел в кресле пилота. Сколько времени длилась эта перестрелка? Казалось, вечность, по крайней мере достаточно для того, чтобы в Аддис-Абебе поняли, что что-то случилось, и была мобилизована группа военнослужащих...
      Рорк стал включать тумблеры на панели приборов и управления: топливный насос, рычаг газа, автомат пуска... Проверять работу других агрегатов у него уже не было времени. Как и для того, чтобы пристегнуться ремнями.
      Лопасти над ним начали раскручиваться. Пронзительный вой турбин постепенно усиливался, пока не заглушил шум перестрелки, которая велась в пятнадцати шагах от вертолета.
      Ворота впереди открыты... Кто-то, должно быть, уже сидит на телефоне и просит поддержки. Тело эфиопа, которое он видел собственными глазами на земле у ворот, исчезло. Возможно, он был ранен, а может быть, упал, чтобы укрыться от пуль. Так что, вполне вероятно, потерь у них нет. И те же трое остаются против одного Халлорана, который своим огнем пытается заставить их держаться в укрытии.
      Но вот Халлоран расстрелял и второй магазин. Он в два прыжка оказался у вертолета, схватил еще один магазин и выскочил вновь, чтобы прикрыть ползущего Коллинза. Коллинз был шагах в семи от вертолета.
      Халлоран вставил новый магазин... Коллинзу остается четыре шага... Халлоран целится, стреляет... Три...
      Турбины вертолета работают на полную мощность, заглушая все вокруг. Рорк смотрит на Коллинза, не в силах помочь ему. Воздушный вихрь от лопастей треплет волосы на голове майора, костюм мнимого банкира во многих местах разорван и испачкан кровью. Сквозь шум турбин, преодолевая боль, он пытается что-то кричать. Рорк мотает головой, не в состоянии что-нибудь понять по движению губ Коллинза. А за ним, ближе к воротам, Халлоран продолжает вести стрельбу.
      Внезапно карабин Халлорана замолк. Ирландец посмотрел на Коллинза. Секундное колебание... Он бросил карабин в открытую дверцу вертолета, нагнулся, подхватил Коллинза под мышки и рывком поднял на ноги. Коллинз не мог стоять самостоятельно, глаза закрывались, он пытался их открыть, но они снова закатывались. По-видимому, от большой потери крови и нестерпимой боли сознание покидало его.
      Машина готова к взлету. Халлоран что-то кричит в ухо майора. Бесполезно. В этот момент тело Коллинза вздрогнуло. Рорк поднял глаза. Ублюдок с винтовкой стоит у ворот. У него было время спокойно прицелиться и точно выстрелить. Коллинз был ранен в третий раз.
      Теперь Рорк видел, как эфиоп уверенно, рассчитанными движениями профессионала поднимает винтовку и опять целится, на этот раз в самого Рорка, целится и нажимает спусковой крючок. Все произошло слишком быстро, чтобы Рорк успел среагировать. Словно по волшебству, в переднем стекле кабины появилось маленькое отверстие, вокруг которого возник филигранный узор треснутого плексигласа. Казалось, Рорк может заглянуть в это отверстие и увидеть ствол винтовки. Каким образом пуля не попала в него – Рорк понять не мог. Однако он почувствовал что-то мокрое и липкое на руке, посмотрел – кровь.
      Рорк был ранен, но удара пули не ощутил. Не было и никакой боли. Он потрогал лицо, плечо, проводя рукой по следам крови. А-а, ухо! Кровоточило его правое ухо. И, когда вертолет сотрясался, готовый оторваться от земли, турбины выли, а ветер рвал все вокруг, Рорк подумал: «Боже милосердный, все-таки этот парень молодец!»
      Он снова посмотрел вниз. Халлоран старался подтащить раненого Коллинза к дверце и поднять в вертолет. В кино это всегда выглядит очень просто. А в жизни! Поднять человека, потерявшего сознание, почти невозможно. И дело не в весе, а в его распределении. Трудно ухватиться, найти центр тяжести – все это Халлоран прекрасно знал. Тем не менее в течение нескольких секунд он пытался сделать это, но бесполезно.
      Затем он повернулся к кабине и энергично показал несколько раз рукой вверх: «Рорк, поднимайся!»
      Рорк нажал на рычаг и увеличил обороты. Угол наклона лопастей также несколько изменился, и они медленно оторвали машину от земли. Рорк посмотрел вниз в тот момент, когда Халлоран вспрыгнул на посадочную раму и для надежности ухватился за край открытой дверцы. Под ними на земле осталось лежать тело Коллинза. Да, несомненно, тело, так как последняя пуля попала майору в голову.
      Куда лететь? Только не вверх. В сторону, направо, как можно быстрее уйти из опасной зоны. Он слишком резко потянул ручку управления. Машина развернулась вокруг вертикальной оси, накренилась и перестала набирать высоту. Впереди них находилась высокая стена посольской ограды. Возможно, ему не удастся преодолеть ее. Рорк с трудом выровнял машину, и она медленно поползла вверх... Десять футов... двадцать...
      Рорк повернул голову назад, чтобы убедиться, что Халлоран в безопасности. То, что он увидел, повергло его в ужас.
      Когда вертолет выравнивал положение, Халлоран не удержался, разжал руки и стал падать, но каким-то чудом уцепился за стойку рамы. Какое-то время он висел, держась за раму. Он продолжал висеть, когда вертолет пролетал над стеной всего на расстоянии одного-двух футов над колючей проволокой. Ноги Халлорана запутались в ней, и его тут же сорвало с рамы.
      Единственное, на что надеялся Рорк, что смерть Питера была мгновенной.
      А вертолет продолжал лететь над домами и улицами Аддис-Абебы. Рорк снова оглянулся назад. Посольство постепенно удалялось. Теперь он мог видеть его целиком: главное здание, гараж, сторожку привратника, два автомобиля и даже тело Коллинза, лежащее посреди двора. Эфиоп с винтовкой стоял рядом и целился в улетающий вертолет. Стрелять, однако, он не стал: теперь это было бы бесполезно. Вертолет с его необычным грузом находился уже за пределами досягаемости.

      Сидя в кресле первого пилота, Рорк старался вести вертолет, как можно ближе прижимая его к земле и следуя неровностям поверхности. Чем ниже он летел, чем меньше людей могли его заметить, тем больше было шансов на спасение. Конечно, это не могло продолжаться долго. Уже в самое ближайшее время самолеты ВВС Эфиопии поднимутся в воздух и начнут разыскивать его. Но Рорк все сделает для того, чтобы затруднить их работу.
      Было очень жарко. Капли пота катились по всему телу и буквально пропитали влагой его накрахмаленную рубашку. Некогда безупречный костюм был порван во многих местах и покрыт слоем пыли. Рорк ухватился за галстук. Черт бы его побрал, этот галстук... В этой-то обстановке! И Рорк сорвал его.
      В каком направлении лететь?
      Менее чем в двухстах милях на юг находилась первая запланированная посадка на маршруте их отступления – озеро Чамо с тайным складом горючего. Минуточку! А что, если Коллинз и Халлоран еще живы? В течение короткого времени Рорк размышлял, имелась ли хоть малейшая возможность, что они, будучи в тяжелом состоянии, могли проговориться о существовании этого маршрута, но тут же отбросил эту нелепую мысль.
      Под вертолетом открывался вид на дальние пригороды Аддис-Абебы: несколько каменных домов, деревянные полуразвалившиеся лачуги, одна-две заброшенные фабрики. Затем городской пейзаж исчез, на смену ему появились выходы на поверхность каменистых пород, покрытые лишь низкорослой растительностью, и пыльная дорога. Рорк бросил взгляд на компас – вертолет летел на север.
      Он может позволить себе придерживаться этого курса по крайней мере еще в течение пары минут. Это добавит путаницы в случае преследования его людьми Менгисту. Скорость полета – сто десять миль в час, топлива – почти полный бак, и его должно хватить примерно на триста миль.
      Рорк сделал глоток из фляги с водой, которая оказалась подвешенной к приборной панели, и задумался над тем, возможна ли какая-нибудь альтернатива полету в южном направлении?
      Похоже, нет. У него не было никакого представления об этой стране, за исключением того, что он видел до этого на карте. На севере – Эритрея, сепаратистская провинция, которая, без сомнения, была бы рада заполучить в свои руки императора, хотя бы в целях пропаганды. Но это слишком далеко. Он не одолеет и половины пути. На востоке – пустыня, на западе – горы. Остается только юг.
      Между прочим, Рорк должен думать не только о себе. Он незаметно бросил взгляд на императора, все еще находящегося без сознания и привязанного ремнями к креслу позади Рорка.
      О'кей. Еще полминуты полета, и он развернется. В голове уже созрел план действий: он полетит назад практически по уже пройденному маршруту, однако приняв несколько на запад, вдоль отвесных скал и сдвигов породы, которые разрывают во многих местах плоское нагорье. Они помогут ему спрятаться от радаров и любопытных глаз.
      Рорк снова взглянул на показатель уровня топлива и... пришел в ужас. Стрелка значительно сдвинулась влево. Так неожиданно, после полета в течение всего... скольких?.. ну, не более пяти – семи минут, оставалось только три четверти бака. Даже пока он смотрел на прибор, стрелка переместилась на одно деление.
      Черт возьми, что же могло случиться? И вдруг он понял: тот меткий стрелок в посольстве, который пожалел его и промазал. Ведь он сделал много выстрелов, и только один по крайней мере пришелся в него, а остальные... Рорк потрогал ухо – кровь запеклась, ничего серьезного, так, небольшая метка на память. Возможно, выстрел вовсе не предназначался ему. Поэтому эфиоп и промахнулся. Не исключено, что стрелок целился в бак с горючим. Наверняка были и другие выстрелы по самому вертолету, которые Рорк в той сумасшедшей обстановке просто не заметил. Так или иначе, горючее уходило из бака.
      Рорк моментально произвел переоценку своего положения. В создавшейся ситуации не могло быть и речи о том, чтобы добраться до озера Чамо и заправиться топливом. Если он попытается это сделать, горючее может кончиться еще до того, как он покинет пределы нагорья, достаточно плотно населенного людьми, и он попросту окажется сидящей уткой – легкой добычей для охотников. Его могут схватить и даже убить, а император снова попадет в руки Менгисту и его также скорее всего убьют. И вся их затея закончится печально.
      Нужно искать другой путь.
      Вероятно, все-таки на север, в Эритрею? Но это сотни миль. Его разум начал фантазировать: может быть, приземлиться на какой-нибудь дороге, захватить автомашину – ведь у него есть карабин, заброшенный в кабину Халлораном, – тогда он смог бы спрятать Селассие в укромном месте, найти телефон, дозвониться до Лондона и попросить, чтобы за ними прислали самолет. Ведь в его руках находится один из самых богатых людей на земле, который, несмотря ни на что, имеет большой политический вес. Слишком много лиц в британском правительстве, Форин офисе , банкиры, включая самого Кромера, заинтересованы в том, чтобы он и император благополучно отсюда выбрались.
      Да, не слишком ли это далеко от реальности, подумал Рорк. Начнем рассуждать по порядку. До сих пор он летел на северо-восток, с тем чтобы избегать населенных районов. Если продолжить полет в этом же направлении? Что там может быть, на востоке? Он начал вспоминать карты, которые видел в доме Коллинза, в офисе Криса Свейна и во время полета на север, когда они с Хадсоном проверяли места со складами горючего. Да, Африканский Рог, Джибути.
      Если память ему не изменяла, граница Джибути находилась всего в трехстах милях от Аддис-Абебы. Это уже что-то реальное. Там говорят на французском, не так ли? Как только они пересекут границу, можно будет что-нибудь придумать с использованием дипломатических каналов. Вполне понятно, ни одного слова о САС. В конце концов у него есть Селассие.
      Селассие – вот ключ ко всему. Он скоро придет в сознание, и Рорк должен сделать все возможное, чтобы расположить его к себе, привлечь на свою сторону. Слава Богу, экс-император немного знает английский, этого будет вполне достаточно, чтобы объяснить ему, что происходит, и добиться от старика какой-то поддержки. Как только он поймет, что обязан британцам своей жизнью, несомненно, будет счастлив помочь.
      – Эй! – попытался перекричать шум двигателей Рорк. – Сэр! Ваше Величество!
      Продолжая смотреть вперед, свободной рукой он дотянулся до сидевшего позади него императора и слегка толкнул его. Селассие наклонился вперед и повис на ремнях, которыми был привязан к креслу. Голова тоже наклонилась вперед. Рорк положил руку на его плечо и на этот раз толкнул сильнее. Когда он наконец обернулся назад, прежде всего увидел свисающую руку императора, которая болталась и вздрагивала в такт вращению лопастей. Рорк потянулся и дотронулся до головы старика. Она откинулась назад, глаза открыты.
      Его охватила паника. Пустота в глазах, расслабленность мышц лица и всего тела, неподвижность грудной клетки... Император не был в бессознательном состоянии. Он был мертв.
      Рорк взглянул на прибор расхода горючего – хватит не более чем на полчаса полета. На искаженном лице – выражение крайнего отчаяния: рухнули все планы. Между тем тень вертолета под ним стремительно неслась по серой, пыльной и каменистой земле, зарослям низкого колючего кустарника.
      Рорк понял, в каком сложном положении он оказался, и новый приступ ужаса охватил его. Ведь условием его контракта было спасение императора, вызволение его из рук преступного режима. Вместо этого их миссия, даже если она в чем-то и была успешной, в конечном счете потерпела полный провал. Более того, богатства Селассие, которые они должны были сохранить для последующего использования в западных странах, навсегда будут спрятаны под замок, и в выгоде окажутся только проклятые банкиры, в первую очередь те, кто втянул его в это грязное дело. В довершение всего успешный, казалось, побег из посольства привел к тому, что он, образно говоря, попал из огня да в полымя. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на проносившийся под вертолетом ландшафт.
      Горючего оставалось на четверть часа полета.
      Стадо газелей стремительно неслось под ним, стараясь обогнать вертолет, убежать от неприятного гула лопастей. Несколько дальше Рорк увидел движущуюся машину, которая поднимала за собой облако пыли.
      – А, черт! – выругался Рорк.
      О чем он должен сейчас позаботиться в первую очередь – это исчезнуть, стать невидимым. Ха-ха! Рорк горько рассмеялся. Он – невидимка! Облаченный в серый, строгого покроя костюм, он летит над дикой местностью, обитатели которой говорят Бог знает на каком языке и занимаются тем, что кастрируют иностранцев. Вертолет, который он пилотирует, поврежден, горючее на исходе, и он вынужден в самое ближайшее время приземлиться в этом пекле, настоящей пустыне, без воды и пиши. И если вдруг он повстречает кого-то, кто бы мог предложить помощь необычному путнику, даже в этом случае окажется, что с ним находится существо, чье лицо мгновенно узнаваемо абсолютно каждым в этой стране.
      Тело. Теперь его ум сосредоточился на том, что может дать ему какие-то шансы на выживание, – избавление от тела императора.
      Рорк отвернул машину влево от небольших холмов и теперь летел в сторону пустыни.
      На табло вспыхнул сигнал: горючее на исходе. Пора! Рорк потянул на себя ручку управления и снизил скорость. Потом посмотрел на линию горизонта, расплывавшуюся от восходящих потоков раскаленного воздуха. Никаких признаков жилья, сплошная пустыня. Всего один движущийся предмет – парящая птица, скорее всего гриф, примерно в миле от него. Рорк начал снижаться, нацеливаясь на небольшую площадку из гравия неподалеку от группы низких колючих кустарников.
      Посадочная рама коснулась песка, лопасти постепенно остановились, пыль, поднятая воздушным вихрем, осела. Рорк открыл дверцу и спрыгнул вниз. Жара, исходившая от раскаленной поверхности пустыни, словно из открытой печки, сразу же охватила его. Он посмотрел на часы: два пополудни. Скоро солнце должно опуститься за горную цепь и постепенно станет прохладнее, подумал Рорк.
      Стоя на горячем песке, Рорк наконец снял измятый, весь в пятнах пиджак, но облегчение не приходило. Подойдя к задней дверце кабины, он стал возиться с ремнями, которыми было пристегнуто к креслу тело императора. Кожа лица и рук была настолько морщинистой, что напоминала измятый пергамент. Ничто в этом маленьким существе не указывало на императорское величие. Рорк щелкнул замком ремня безопасности, и тело старика поползло в сторону, на его вытянутую левую руку. Правой он схватил императора за грудь и спустил его на песок. Положив труп лицом вниз, Рорк набросил на него плащ и придавил камнями края, чтобы не снесло ветром.
      Потом отступил на несколько шагов назад и огляделся. Кругом были разбросанные по пустыне заросли колючего кустарника, немного подальше, в нескольких сотнях ярдов, – редкие пальмы, и совсем далеко на западе в туманной дымке поднимались вверх качающиеся в раскаленном воздухе похожие на привидения очертания гор.
      В какой-то момент Рорк подумал завалить камнями все тело, но отказался от этого, так как прошло уже около пяти минут, как он покинул вертолет, и каждая секунда означала потерю драгоценного топлива и еще большую опасность. Какой смысл в том, чтобы сооружать каменный склеп? Это бы означало, что временная улика, свидетельствовавшая о его пребывании здесь, – временная потому, что через пару дней грифы сделают свое дело, и от тела императора ничего не останется, – превратилась бы в нечто постоянное и в конце концов могла привлечь к себе внимание.
      Рорк быстро забрался в кабину и нажал кнопку стартера. Горючего оставалось примерно на десять минут полета, а это значит – самое большое двадцать – двадцать пять миль полета. На мгновение он задумался: правильно ли он решил? Возможно, ему следовало несмотря ни на что лететь на запад, в сторону гор, найти там дорогу и транспорт.
      Нет, люди в этом случае были равносильны опасности. Ему пришлось бы преодолеть не одну сотню миль по враждебной территории. Лучше положиться на собственные инстинкты выживания в пустыне и добраться до границы, которая находится к нему ближе всего.
      Целое облако песчаной пыли взметнулось в воздух от работающих лопастей, заметая маленькое тельце императора и вырвав в нескольких местах полы плаща из-под камней; получив свободу, он то надувался, то с бешенством хлопал по песку. Вертолет медленно поднимался, оставляя исчезнувшую в туче песка землю. Когда он выбрался из этого песчаного вихря, высота составляла около пятидесяти футов. Рорк наклонился, чтобы выглянуть в боковое окошко – оставленное им на земле тело императора представлялось совсем маленьким пятном.
      Полет продолжался на небольшой высоте. Вертолет проносился над серой безликой поверхностью из песчаной пыли, камней и чахлых кустарников. Ничего, что помогло бы отличить одно место от другого, на чем можно было бы остановить свой выбор. Рорк вспомнил некоторые из предостерегающих указаний на операционной карте для штурманов: «крайне ограниченная информация о растительности»... «недостаточные данные по рельефу поверхности». Они словно предназначались для этих мест.
      Какие-либо города? Он не мог припомнить ни одного. Постойте, там, на карте, была и такая фраза: «многочисленные лагеря-стоянки и загоны для овец». Это уже давало какую-то надежду. Если есть люди, будет вода, пища и, возможно, какие-то средства передвижения: лошади, ослы, верблюды, что-то еще.
      Что-то и где-то – возможно, но не здесь, в этой чертовой дыре. Если он не приземлится в самое ближайшее время, дело может кончиться катастрофой, кучей искореженного металла. Рорк потянул ручку управления вверх, чтобы перевести вертолет в режим зависания. Внизу перед собой, шагах в восьмидесяти он увидел дорогу, скорее тропу, свободную от камней и кустарников и наверняка используемую для прохода скота.
      Этого было достаточно. Другого такого случая могло и не представиться.
      Рорк подал вертолет немного в сторону от дороги и посадил его в неглубокую впадину, являвшуюся, вероятно, руслом потока, появляющегося здесь после сильного дождя. Когда заглохли двигатели, прекратился свист лопастей и они остановились, Рорк еще какое-то время оставался в кресле и наслаждался тишиной. Вертолет оказался намного ниже уровня дороги, и для того, чтобы его увидеть, надо было бы подойти к самому краю впадины. Теперь Рорк мог позволить себе собраться с мыслями, хотя бы на несколько минут.
      Фляжка из-под воды мерно покачивалась на панели управления. Он уже осушил ее, а пить все равно хотелось. Рорк знал по опыту, что в таком пекле нужно было выпивать около восьми пинт  в день, чтобы быть способным двигаться. Но он не мог поручиться, что в ближайшие несколько часов у него это получится.
      Рорк выбрался из вертолета, вытащил карабин, несколько магазинов с патронами, наконец, свой пиджак. Устроившись в тени, он первым делом проверил оружие. Во время подготовки, когда его обучали стрелять из любого оружия, которое могло попасть в руки солдата САС, ему уже приходилось обращаться с карабином системы Вильямса.
      Он знал эту историю. Вильямс был осужден за контрабанду и отбывал срок в одной из американских тюрем. Было это в начале 40-х годов. Чтобы скоротать время, он придумал новый принцип действия автоматического оружия. Это была оригинальная конструкция, позволявшая обеспечить короткий, быстрый и надежный обратный ход затвора для перезарядки. Позднее он занялся изготовлением этой штуковины в тюремной мастерской. Начальство, конечно, дало ему за это под зад коленом, но кто-то узнал о его концепции и приобрел патент на изобретение. Кольт запустил этот карабин в производство, и вскоре американская армия имела четыре миллиона таких винтовок. Они оставались на вооружении до начала 70-х годов и были заменены на «A3 16». Тогда-то карабины Вильямса появились на открытом рынке; часть из них оказалась в странах «третьего мира».
      Рорк зарядил карабин, затем, сложив пиджак таким образом, чтобы из него получилось что-то вроде подушки, прилег и стал думать о том, что делать дальше.
      Прежде всего он произвел инвентаризацию своего имущества. Деловой костюм для сотрудника банка – один. Кожаные туфли ручной работы – одна пара. Галстук – один. Особенно полезная вещь, с иронией отметил Рорк: настоящий парень всегда должен иметь при себе изящный шелковый галстук в полоску, особенно когда он оказывается пленником пустыни. Вода – отсутствует. Пища – отсутствует. Однако он не прочь помечтать о ней. Боже милостивый, ведь только сегодня утром он так славно позавтракал в отеле «Хилтон»! Разум говорил ему, что это было несколько столетий назад, причем в другой Вселенной. Желудок подсказывал ему другое. За это следовало быть ему благодарным. Горючее – отсутствует. Перспективы – ужасные. Чувство юмора – очень, очень мало.
      Были, однако, и плюсы. Оружие – одна единица. Боеприпасы – столько, сколько он может унести.
      Возникли и другие проблемы. Кто-то когда-то все-таки появится в небе, осуществляя его поиск. Если они направят самолет и тот окажется хотя бы в двух милях от места его посадки, вертолет сразу же будет обнаружен, подобно похотливому мужчине в женском монастыре. Что же тогда делать? Замаскировать его или просто уничтожить? Замаскировать? С таким-то количеством растительности? Об этом надо забыть. А если сжечь? Но это же будет хорошим сигналом, чтобы сразу послать сюда отряд кавалерии. И потом, с помощью чего сжечь?
      Нет, тоже не вариант. Надо попросту отсюда побыстрее сматываться. Если оставаться здесь, через пару дней организм будет полностью обезвожен, и ты подохнешь.
      Был полдень, и солнце нещадно палило. Надо быть полным идиотом, чтобы отправиться в дорогу днем. Он знал правила игры. В тени, должно быть, не меньше ста двадцати градусов . Наверное, в нем самом содержится не менее одного литра воды. Если он будет двигаться только ночью, а днем отлеживаться где-нибудь в тени, то сможет продержаться весь завтрашний день и преодолеть за это время около двадцати пяти миль. Так что, если он не хочет покончить жизнь самоубийством или не услышать поблизости звук самолета, до наступления темноты ему следует оставаться здесь.
      Рорк стал вспоминать о тренировках по выживанию в пустынной местности. Надо наблюдать за птицами: кружащие в небе птицы указывают на наличие воды. Верблюды почему-то любят присаживаться у колодцев и источников воды, поэтому, если обнаружишь гору верблюжьего дерьма, ищи высохший ключ и будь готов копать, пока не доберешься... В голове раздался далекий голос – какой-то офицер пришел читать лекцию о прелести американских кактусов... надо найти кактусы... кактусы...
      Рорк вздрогнул и проснулся. Было темно и удивительно прохладно. Мрачной тенью на фоне звезд виднелись над ним очертания вертолета. Светлая полоса в нижней части неба, над самым горизонтом, подсказывала ему, что взошла луна. Рорк прищурил глаза и тихо лежал, внимательно прислушиваясь и стараясь разглядеть что-нибудь в темноте. Ведь что-то его разбудило! Вокруг него – он мог ясно видеть это, по мере того как, опираясь на локти, изогнулся и обвел взглядом весь горизонт – проходила сплошная темная полоса, обозначавшая край, границу его маленького мира. Возможно, он был один в этой Вселенной.
      Но нет, он был не один. Он услышал перемещающийся в пространстве звук, нечто вроде тяжелого дыхания, где-то совсем рядом и сверху. Рорк быстро встал, схватил пиджак и карабин, сделал несколько шагов и присел на корточки по другую сторону вертолета.
      Над краем впадины появилась голова. Это была коза, щипавшая листву колючих кустарников. Рорк выжидал. По собственному опыту он знал, что животные одни редко уходят далеко от своего дома. Там, где есть одна коза, могут быть и другие, а если это стадо, должен быть пастух. Коза ушла. Никаких других звуков слышно не было.
      Рорк постоял немного, напрягая слух и зрение и дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Если даже кто-то и был неподалеку, всякие признаки движения отсутствовали. Рорк тихо обошел вертолет, затем осторожно поднялся вверх по откосу впадины и увидел низко над горизонтом серп луны, тускло освещавший пустынный ландшафт.
      В десяти шагах от него паслась, пощипывая молодую траву, коза. Странно, что она одна. Затем Рорк увидел маленький мерцающий огонек. Может быть, в ста – ста пятидесяти шагах от себя. Он снова присел на корточки, пытаясь понять, как ему поступить дальше. Он нуждался в пище, воде и какой-то другой одежде. Если ему предстоит идти пешком, хорошо было бы иметь на ногах что-то удобное. Модные туфли на тонкой подошве уже через несколько миль превратят его «прогулку» в сущий ад. На этой стоянке можно было бы раздобыть все, что ему нужно. Если бы он смог достать все эти вещи, не обнаруживая себя, было бы просто прекрасно. Конечно, он мог бы неожиданно нагрянуть с оружием, открыть стрельбу и уложить какое-то количество находящихся на стоянке людей и затем продолжить свой путь. Но Рорк не мог заставить себя видеть в эфиопских крестьянах своих врагов. Благоразумие в любом случае сослужит ему лучшую службу. Бог знает, как далеко в пустыне разнесется шум его стрельбы, и не понадобится никакого эфиопского Шерлока Холмса, чтобы сделать соответствующие выводы, обнаружив груду трупов и брошенный вертолет.
      Он надел пиджак, так как с каждой минутой становилось все прохладнее. Если эта маленькая операция по добыванию необходимых ему вещей займет более пары часов, нужно быть тепло одетым. Кроме того, можно взять с собой больше патронов.
      Рорк осторожно спустился к вертолету, достал из ящика два магазина и сунул их во внутренние карманы пиджака. Такого количества боеприпасов ему будет достаточно даже в том случае, если по каким-то причинам он больше не сможет вернуться к вертолету. Он прихватил с собой и пустую фляжку для воды.
      Направляясь к далекому огоньку, Рорк пробирался между залитыми лунным светом кустами. Подошвы его туфель скрипели на каменистой почве, но, кроме козы, его вряд ли кто мог услышать: похоже, поблизости никого не было. Тем не менее, следуя рекомендациям и своему опыту, через каждые десять шагов Рорк останавливался и вслушивался в темноту.
      Пройдя примерно половину расстояния, он заметил маленькую сутулую фигурку, видимо, пастуха. Рорк присел и стал наблюдать за ним. Человек, по всей вероятности, что-то искал. Наверное, козу. Так или иначе, он оставил свою стоянку без присмотра и скоро туда не вернется, с надеждой подумал Рорк. Пастух действительно удалялся от него, и Рорк поспешил к огоньку.
      Подойдя вплотную к горевшему костру, Рорк понял, что стоянка была гораздо ближе, чем он думал. Костер уже догорал, языки пламени были слабыми, они то исчезали, то возникали вновь, исполняя своеобразный танец. Видимо, его совсем недавно использовали для приготовления пищи.
      Рорк обратил внимание, что это была не просто временная стоянка: висевшая над самым горизонтом луна высвечивала небольшую лачугу, покрытую листами жести. По другую ее сторону Рорк смог теперь разглядеть изгородь загона для скота. Он замер и уловил шум двигающихся животных. Опять козы.
      Затем он услышал отвратительный вздох. На лице Рорка появилась гримаса. Для тех, кто никогда не слышал этот звук, он напомнил бы стон мученика в аду. Но Рорк был хорошо знаком с ним – это был верблюд, и никто другой. Он не любил верблюдов. Самая отвратительная картина, которую он когда-либо наблюдал и которая запечатлелась в его памяти на всю жизнь, представляла араба, рыдавшего, словно ребенок, над своим умирающим верблюдом. Брюхо животного было разворочено 66-миллиметровым противотанковым снарядом. Трудно было сказать, что тогда больше всего отталкивало Рорка: кровавое месиво или липкая зеленая пена, с пузырями извергавшаяся изо рта верблюда.
      Стоянка казалась пустынной. На всякий случай Рорк снял туфли, засунул их в карманы пиджака и в носках тихо подкрался к лачуге. Сплетенная из ветвей кустарника хилая дверь вела внутрь помещения. Минут пять он стоял без движения и прислушивался к шумам вокруг него. Все было тихо. Пастух отошел далеко от лачуги, а кроме него, видимо, больше никого не было.
      Дулом карабина Рорк толкнул дверь. Она распахнулась.
      Внутри стоял стол, почти невидимый в слабом свете луны, проникавшем через крохотное незастекленное окошко. На столе лежали какие-то предметы. Когда Рорк поставил фляжку и пошарил рукой по его поверхности, обнаружил остатки пищи: несколько кусков жирного мяса и немного пресного хлеба, черствого и горького, но вполне годного для употребления.
      Голодный Рорк уже что-то жевал, когда совсем близко от него раздались негромкие звуки – кто-то кашлял и сморкался. Рорк прижался к стене за дверью и еще больше ушел в тень. Сообразив, что на нем светлая рубашка, он доверху застегнул пуговицы пиджака и поднял воротник, чтобы спрятать лицо. Он услышал, как отодвинули часть ограды загона, звонкий шлепок и протестующий крик козы, несомненно, той, которую он уже видел. Наверное, хозяин загнал ее на место.
      Что теперь? Рорк быстро проиграл в уме два варианта. Первый: пастух остается снаружи, садится у костра и дает возможность Рорку закончить легкий ужин. После этого Рорк, забрав из лачуги все, что может ему понадобиться, тихо уходит из этого места.
      Второй вариант был на случай возвращения пастуха в свою хибару. Поэтому, когда дверь открылась, Рорк уже был готов к встрече.
      Появилась мешковатая фигура в накидке наподобие тоги – часть эфиопского национального костюма. Как показалось Рорку, это был мужчина средних лет. Он прошел через всю лачугу, бормоча что-то под нос, вытащил откуда-то из темноты большой кожаный бурдюк с водой – хорошо, подумал Рорк, надо знать, где что находится, – сделал глоток и поставил бурдюк на место.
      Заметив на столе оставленную Рорком фляжку, он резко повернулся. Однако времени на то, чтобы как-то среагировать, у него не было: почти в ту же секунду ребром ладони Рорк ударил эфиопа чуть ниже правого уха. Тот рухнул на пол подобно марионетке, у которой обрезали управляющие ею веревочки. Это был достаточно деликатный удар: Рорк пощупал пульс и убедился, что эфиоп жив.
      Рорку понадобилась пара минут, чтобы стянуть с пастуха сандалии, мешковатые хлопчатобумажные штаны и накидку. Он снял с себя и связал в узел свою одежду, чтобы позднее зарыть в землю. Затем переоделся в просторную одежду крестьянина.
      Медленно двигаясь по лачуге, Рорк прикончил остатки хлеба и выпил из бурдюка около литра солоноватой воды. Большую часть из того, что оставалось, он перелил во фляжку.
      – Спасибо, приятель, – сказал Рорк, обращаясь к распростертому на полу эфиопу.
      Потом засунул за самодельный пояс своих новых штанов два магазина с патронами, в одну руку взял узел с вещами, в другую карабин и вышел из хибары.
      Снаружи он огляделся. Что делать? Куда идти? Можно направиться на восток, ориентируясь по звездам. Вот там, низко над горизонтом, Большая Медведица: две ее крайние звезды направлены точно на Полярную звезду – это север. Однако он не имел никакого представления, как далеко до границы. Два дня ходу? Может быть, две недели?
      Рорк понял, что ему ничего не остается, как смириться с чувством отвращения к верблюдам и, более того, на некоторое время сделаться другом именно этого животного, которое поможет ему выбраться из плена пустыни и которым необходимо научиться управлять. Не такое простое дело. Он подошел к животному. Рядом на земле валялись одеяло и седло. Верблюд лежал и надменным взглядом смотрел на Рорка. Уздечка на месте.
      – Мне это еще больше не нравится, чем тебе, – пробормотал Рорк.
      Он закинул одеяло и сел на горб верблюда, продернул ремень седла под ногами животного и туго его затянул. Потом взобрался на него. Верблюд медленно встал на передние, потом на задние ноги. Рорк дернул поводья, и животное тронулось с места.
      В случае удачи, рассуждал Рорк, эфиоп подумает, что был ограблен бандитами и не заявит властям о ночном нападении на его лачугу. К тому времени, когда может быть обнаружен вертолет и на место заявится полиция, пастух со своим стадом будет уже далеко от дома.
      В худшем случае он сам обнаружит вертолет и донесет об этом. Но к тому времени далеко будет Рорк.

       Понедельник, 12 апреля
      За восемь часов пути Рорк продвинулся на восток на двадцать пять миль, но хуже этого путешествия ничего не могло быть. Если и существовала какая-то хитрость в езде верхом на верблюде, то он ее так и не постиг. Еще давно, в Омане, когда ему впервые пришлось ездить на этом животном, он никак не мог научиться расслабляться и переходить в состояние своеобразного транса, как это без труда делали его подчиненные из числа арабов.
      Теперь, когда скрытое еще за горизонтом солнце только-только начало подавать первые признаки своего скорого появления, осветив на востоке тонкую полоску неба, Рорк страдал от вызванных ездой в седле болей в спине и потертостей в области бедер. Кроме того, он был разбит и чувствовал страшную усталость.
      Испытываемое им вначале радостное настроение, подъем, вызванный ощущением свободы, ночной прохладой, ярким светом звезд и цветовой гаммой, казалось, необитаемой пустыни – все это через пару часов езды куда-то испарилось. За всю ночь только однажды он остановился и спустился с верблюда – вырыть неглубокую яму и спрятать в ней костюм и туфли.
      Вместе с болью физической в его сознании во всех подробностях стали возникать недавно пережитые события. Он потерял друзей и коллег по совместным боевым действиям. Перед его глазами вновь предстало лицо Коллинза, искаженное неимоверной болью от полученных ран, еще раз пережил он обреченную на неудачу попытку Халлорана спасти майора.
      Конечно, Дикки не всегда был добродушным весельчаком, да и Питер имел свои недостатки, но, когда дело доходило до серьезных жизненных испытаний, они всегда приходили друг другу на помощь, были готовы пожертвовать собой ради спасения товарища.
      Мог ли он сделать что-то большее, помочь Коллинзу и Халлорану взобраться в кабину вертолета и таким образом спасти им жизнь? Он снова проиграл в голове главные события того дня: убийство в посольстве членов эфиопской делегации, смехотворную попытку добиться сотрудничества и поддержки от Селассие, удар, нанесенный императору Коллинзом из самых добрых побуждений, но, к сожалению, оказавшийся для него роковым.
      Нет, он ни в чем не может упрекнуть себя. Ведь они ходили по острию ножа, которое всегда отделяет успех от поражения; удача, как это часто бывает на войне, на этот раз отвернулась от них. Теперь он должен сделать все от него зависящее, чтобы выжить, иначе все принесенные во имя успеха их операции жертвы, смерть друзей и врагов в равной степени окажутся бессмысленными. Он сам и история того, что с ними произошло, должны стать известны людям, только тогда это будет чем-то вроде памятника, возведенного в честь их троицы. Побеждает тот, кто рискует. Рорк, как и любой солдат САС, руководствовался этим принципом.
      Сейчас его ближайшая задача была чрезвычайно простой – найти место, где бы он в течение дня мог отлежаться незамеченным. Этого требовал инстинкт и рекомендации по выживанию в этих условиях.
      После восьми часов хода верблюд, кажется, чувствовал себя неплохо, однако кто может сказать, сколько он еще выдержит, если Рорк попытается двигаться и днем? Странные создания эти верблюды. Как-то в Омане Рорк со своими людьми оказался в одном из оазисов, где увидел двух неподвижно лежавших в тени верблюдов. Они умирали, как объяснил им проводник. Животные были изнурены дорогой – их заставили долго и быстро двигаться, корма не хватало, и они шли, пока их ноги буквально не подкосились. Хозяева, не сумев поднять их, просто оставили бедных животных умирать, так как те были настолько слабы, что не могли ни есть, ни пить, хотя воды и пищи было предостаточно.
      Еще один день пути мог бы превратить его верблюда в никому не нужную груду шерсти, мяса и костей. Рорк был удивлен проявлением со своей стороны такой сентиментальности – заботы о ком-то другом. Но ведь животное тащило его на себе целых восемь часов, может быть, без особого удовольствия, но и без единой жалобы. Если когда-либо в прошлом этот верблюд в своих перевоплощениях был человеком, он наверняка должен был быть дворецким у строптивого хозяина.
      Кстати сказать, Рорк и сам бы не смог выдержать дневного путешествия. Он уже сейчас нестерпимо хотел пить. Каких-нибудь два часа дороги под лучами палящего солнца сделают из него кусок жареного мяса.
      Постепенно становилось светлее, и Рорк огляделся. Ему стало ясно, как хорошо он со всех сторон заметен, случись кому-нибудь его увидеть, – одинокая фигура посреди холмистой равнины из песка, камня и гравия. Пастухи, возможно, и приветствовали бы его, но военный вертолет наверняка приземлился бы, чтобы допросить, если сразу не станет ясно, кто он такой.
      Он заставил верблюда подняться на ноги и с высоты его горба осмотрелся вокруг в поисках того, что могло бы создать тень. На западе пустыня была окрашена в темно-фиолетовые краски, на востоке слабый свет зарождавшегося дня придал ее поверхности серый цвет. Недалеко от него, на юго-востоке, внимание привлекла гряда невысоких холмов. Возможно, он найдет там какой-нибудь откос с пещерой или деревьями.
      – Ну пошел, Дживис! – так он окрестил верблюда.
      Рорк хлестнул его поводьями, и верблюд, раскачиваясь, двинулся вперед. Затем, постепенно набирая скорость, перешел на легкий бег, и Рорку, чтобы сохранить равновесие, пришлось откинуться немного назад.
      Показавшийся из-за горизонта прямо перед ним край солнечного диска окрасил пустыню в золотистые тона, и даже самые крошечные кустарники и морщинистые колючки отбросили длинные тени. Когда у подножия гряды верблюд замедлил ход, Рорк, может быть в первый раз в своей жизни, был поражен красотой окружавшей его дикой природы.
      Не найдя ничего подходящего, он направился к следующей гряде, взобрался на нее и посмотрел вниз. Невысокий, футов двадцать – двадцать пять холм также не сулил ничего хорошего. Единственный крутой склон был обращен к восходящему солнцу и буквально через минуты будет залит его палящими лучами. Подножие холма пока еще находилось в тени, но и оно, казалось, не могло предложить ничего, что служило бы в качестве укрытия, за исключением, может быть, единственного чахлого куста.
      Рорк вновь обвел взглядом горизонт и был приятно удивлен, увидев то, что, должно быть, тысячелетиями присутствовало в этом месте, но только сейчас проявилось совершенно отчетливо: горы с остроконечными вершинами, залитыми солнечным светом. Он сразу же понял, где находится. Это были горы, которые постепенно переходили в систему Долины Разломов. Если бы он смог проследить за ними дальше, они повели бы его вначале на юго-запад, затем на юг, и наконец он оказался бы в единственном знакомом ему месте этой гнусной страны – у озера Чамо, где побывал всего несколько дней назад, чтобы проверить склады с горючим.
      К сожалению, ситуация резко изменилась. Теперь, даже если бы ему удалось преодолеть эти двести миль, никакой пользы от этого не было бы. Нет, пока ему лучше оставаться с Дживисом, полупустой фляжкой и этим колючим кустом у подножия холма.
      Рорк направил верблюда вниз по склону к этому кусту, ветви которого животное сразу же принялось жевать.
      – Эй, перестань, это – мой дом, – сказал Рорк и потянул поводья, чтобы отвернуть от куста голову верблюда.
      Куст доходил Рорку только до пояса, листвы на нем не было, и он вряд ли мог служить укрытием от солнца и жары. Однако между нижней веткой и гравием было небольшое свободное пространство. Рорк решил использовать ветку в качестве опоры для одеяла и соорудить своеобразный тент.
      Осторожно, морщась от боли, он спустился с верблюда, снял седло и одеяло. Животное продолжало спокойно стоять. Рорк натянул один край одеяла вдоль ветки и зацепил его за колючки, а другой опустил на землю, придавив камнями и песком. Это была времянка, но она могла служить укрытием в течение всего дня. В лучших традициях САС, подумал про себя Рорк.
      Даже сама мысль о том, чтобы лечь на землю и уснуть, казалось, отняла у него последние силы. Он сделал один долгий глоток теплой жидкости, оставив во фляжке примерно пинту на вечер, когда проснется.
      Но что делать с Дживисом? Верблюд понадобится ему следующей ночью, но не должен же он целый день стоять рядом с его импровизированным лагерем. Рорк отвел животное ядров на сто вдоль гряды, опустил поводья и привязал их к камням. Конечно, это было не самое лучшее решение, но придумать что-то еще у него не было времени. Дживис опустился на колени и начал пережевывать старую жвачку, которую изверг из своих внутренних запасов. Если он такой верблюд, каких Рорк знал в Омане, этого ему хватит на несколько часов, и он отдохнет до наступления темноты.
      Затем Рорк вернулся к тенту; пока он шел, ноги находились в тени, а голова уже почувствовала тепло восходящего солнца. Он положил карабин на куртку рядом с собой – на всякий случай, – вытащил из-за пояса два запасных магазина, протиснул туловище под низкий навес и почти сразу же уснул.

* * *

      Когда Рорк проснулся, солнце уже садилось, последние его лучи отдельными полосками, словно веер, переваливали через кромку гряды на западе. Единственным воспоминанием о прошедшем дне был впечатляющий сон с участием Люси, которая звала его к себе, выставляя напоказ и предлагая свою грудь. Затем все смешалось, потому что она стала разговаривать с каким-то стариком, который был одновременно похож и на Селассие, и на отца Рорка, он велел этому старику убраться, но тот направил на него дуло пистолета. В этот момент он проснулся.
      Рорк высунул из-под навеса руку и потрогал лежавший рядом камень. Он все еще был раскален. Да, одеяло и весь тент сослужили свою службу, защитив его от палящих лучей и позволив выспаться и отдохнуть.
      Пока солнце садилось, а тени в ложбине постепенно удлинялись, Рорк обдумывал свои последующие действия. В его организме почти не осталось воды, и к рассвету он будет умирать от жажды. Пройдет восемь часов, и ему также захочется есть. Вместе с тем в нем сохранялось чувство уверенности. Почти на всех виденных им картах отмечалось наличие в этих диких местах достаточного количества стоянок пастухов. Не исключено, что в течение ближайших нескольких часов он наткнется на дорогу или тропу, она приведет его на восток, и он найдет там воду и пищу.
      Рорк выбрался из-под тента и направился вдоль ложбины к ее дальнему тенистому краю, где его ждал Дживис. Рорк уже думал о том, как перейдет границу, планировал свой визит в британское консульство в Джибути и мысленно беседовал с высоким парнем в рубашке с галстуком, типичным для сотрудников охраны, который живет в белом доме с флагштоком и регулярно отмечает день рождения королевы...
      Он думал обо всем этом, а когда дошел до места, был просто ошарашен... Верблюд исчез.
      Рорк огляделся вокруг – никаких следов животного. Он взобрался вверх по склону, уже погрузившемуся в сумерки, и всмотрелся в даль. Даже крикнул несколько раз: «Дживис!» Затем замолчал, испугавшись, что его могут услышать: ведь в неподвижном воздухе его голос мог разноситься не менее чем на полмили. Он начал искать следы и минут через десять обнаружил их. Они уходили на запад. Наверняка, хорошо зная эти места, Дживис направился назад, к своему хозяину или к источнику воды. Рорк несколько раз грубо выругался, осознав весь ужас своего положения.
      Изругав себя самыми последними словами за благодушие и потерю бдительности – оставив верблюда без присмотра, он сам дал ему возможность исчезнуть и, благодаря этому, поставил себя в еще более трудную ситуацию, чем накануне вечером в лачуге пастуха, – Рорк взял себя в руки и стал хладнокровно рассуждать.
      Уже наступала ночь, и он может идти пешком, не опасаясь немедленного обезвоживания. До рассвета он сможет пройти десять, может быть, двадцать миль.
      Рорк сориентировался по вершинам, которые видел раньше. Теперь самые их кромки слабо освещались в зареве заката. Там был запад. Если он направится в противоположную сторону, на восток, в конце концов выйдет на какую-то дорогу, наткнется на лагерь-стоянку пастухов, стадо, колодец подземной воды или что-то еще. Весь груз его теперь состоял всего лишь из одеяла, фляжки и карабина.
      На самом деле, уговаривал он себя, сейчас не намного тяжелее, чем в традиционную неделю испытаний, много лет назад, когда он проходил отбор кандидатов в отряд САС. Если тогда он смог с полный выкладкой, включая тяжелый пулемет, преодолеть тридцатипятимильный переход по сложному рельефу в Брекон-Биконс, он, несомненно, пройдет двадцать миль по равнине. Между прочим, тогда же он испытал и первое чувство обиды, увидел полное равнодушие и пренебрежение, проявленные к будущим солдатам САС со стороны руководства отряда: изнемогая от усталости после завершения десятимильного броска в полном боевом снаряжении, он добрался до места сбора всей их группы как раз в тот момент, когда за поворотом исчезал кузов машины, которая должна была подобрать и отвезти в лагерь всю группу, в том числе и его. Но о нем, видимо, просто забыли... С тех пор он научился сдерживать себя. Так неужели он не обойдется без помощи верблюда, который предательски его покинул?
      Совсем стемнело, и прохладный воздух быстро отбирал тепло от раскаленной за день поверхности пустыни. Рорк собрал вещи и тронулся в путь.
      Во время любого похода самым важным предметом экипировки является обувь. Но и натертый на ноге волдырь может оказаться не так страшен, как понос – одному только Богу известно, из чего был испечен хлеб пастуха или какие нечистоты плавали в воде, которую он пил, – понос мог стать для него настоящим адом. Что же касается волдыря, он обычно постепенно растет, расширяется и в конечном счете лопается, превращая каждый шаг в муку, заставляя терять драгоценное время и отнимая последние силы.
      Уже через пять минут движения Рорк знал, что именно это и происходило с его ногами. Сандалии пастуха оказались всего лишь тонкими полосками кожи с матерчатым верхом и не могли защитить нежные ступни его ног. Рорк сразу почувствовал сбитые до крови места, и каждый его шаг теперь отдавался острой болью. Больше всего он опасался попадания в раны инфекции.
      Рорк снял сандалии и шел босой, выбирая путь между острыми камнями и сухими ветвями колючего кустарника с такой осторожностью, словно он передвигался по доске с гвоздями. Скорость его продвижения снизилась с четырех миль в час, как он рассчитывал, до каких-нибудь одной-двух. После восьми часов путешествия по поверхности, покрытой словно колючей проволокой, он станет настоящим инвалидом, подумал Рорк.
      Он остановился, в отчаянии обхватил голову руками, в глазах – боль.
      – Мать твою!.. – пронзительно закричал Рорк, не опасаясь на этот раз, что кто-то услышит его в этой пустоте.
      – Мать твою!.. Мать твою!.. – повторил он несколько раз.
      Несмотря на то, что этот крик выражал крайнюю степень отчаяния, Рорк отлично знал, что может ждать его впереди. К сожалению, вариантов было совсем немного. Тем не менее он предпримет попытку идти дальше, рассчитывая на благосклонность судьбы. Если найдет помощь, он спасен. Если нет, проковыляет еще примерно восемь часов, после чего наступит медленная и мучительная смерть от жажды. Он может забраться в какую-нибудь дыру еще на один день, но в конце концов в какой-то момент в течение последующих сорока восьми часов пустыня призовет его к себе. Он знал это, потому что однажды уже видел: нестерпимая жажда, губы все в трещинах, галлюцинации, коллапс, наконец, смерть.
      Единственное, чего он не позволит себе, – сидеть сложа руки и оплакивать свою судьбу.
      Рорк сделал робкий шаг вперед, и гримаса тотчас исказила лицо: он наступил на острый камень. Он приготовился сделать еще один шаг, когда в ночной тишине до него долетел какой-то звук, отдаленный грохот, который он принял за гром. Но откуда ему взяться? Ночное небо было чистым, и дождь был так же маловероятен, как беременность папы римского. Кроме того, звук был непрерывным и похож не столько на грохот, сколько...
      На самом деле это был совершенно обычный звук, тот, который он слышал так часто, что мгновенно исключил любую возможность услышать его здесь, среди дикой пустыни. Потом, как только он понял, что это такое, испугался... Неужели трудные испытания двух последних дней помутили его рассудок? Он стал просто ждать, почти надеясь на то, что звук исчезнет и будет совершенно очевидно, что у него галлюцинации.
      Но вот пришел новый сигнал – тихий, далекий свисток.
      Это, несомненно, был поезд.
      Рорк стоял, взволнованный, все еще охваченный сомнениями. Но они быстро отпали, поскольку теперь он отчетливо слышал равномерное постукивание колес на стыках рельс, устойчивую работу дизеля.
      Неожиданно он понял, что это должен быть именно поезд. Перед его глазами возникла карта, которую они изучали, когда планировали предстоящую операцию. С тех пор произошло так много событий, что ее детали стерлись в его памяти. Когда они выбирали наиболее оптимальный путь отхода из Аддис-Абебы, рассматривался вариант движения в восточном направлении. Рорк вспомнил, как Коллинз, говоря об особенностях этого маршрута, среди прочего упомянул и даже показал на карте пальцем железную дорогу, которая спускалась с нагорья сначала в восточном направлении и шла мимо северной стены Долины Разломов, а затем поворачивала на север к границе с Джибути.
      Шум постепенно ослабевал.
      – Эй! – закричал Рорк и, словно лунатик, заковылял в сторону звука, с проклятиями и гримасами на каждом шагу, на каждом остром камне, который впивался в его израненные ступни.
      Ощутив под ногами твердую каменистую поверхность и песок, он побежал, как мог, за звуком, который становился все тише и тише. Рорк остановился, чтобы проверить, в том ли направлении он бежит. Он уловил отдаленный гул, мягкий и манящий свисток, – но они все больше удалялись. Он снова побежал и бежал до тех пор, пока шум его собственного, разрывавшего легкие дыхания не заглушил все остальные звуки вокруг.
      Правая нога на что-то наткнулась – какой-нибудь корень? Падая, он понял, что повредил палец ноги. Вытянутые вперед руки уперлись во что-то твердое, по ребрам словно ударили железным прутом.
      Корчась от боли, Рорк понял, что споткнулся о рельс железнодорожной колеи.
      – Проклятье! – пробормотал он, переворачиваясь и садясь на рельс.
      С закрытыми глазами, задыхаясь от дикой боли, он не знал, что доставляло ему больше страданий: ступни, руки, ребра или ноги – все тело ныло и болело.
      Постепенно Рорк пришел в себя. Шок и боль уступили место озабоченности и тревоге. По обе стороны от него в темноту убегали рельсы, слабо поблескивая в свете звезд и низко висевшей луны. Если бы он так не торопился, ярдов за двадцать увидел бы эти чертовы рельсы. Идиот.
      Конечно, поезд ушел.
      Рой мыслей закружился в голове Рорка. Как часто ходят поезда по этой Богом забытой колее? Раз в сутки? В неделю? В месяц? Скорее всего нет. Путь находился в хорошем состоянии, рельсы блестели, что говорило о регулярном движении. Конечно, это не был важный железнодорожный узел вроде Клапемского. Всего лишь однопутка, а значит, и определенное количество разъездов. Протяженность дороги составляет несколько сотен миль. Если поезда должны ждать друг друга на разъездах, расписание может быть лишь приблизительным. Вряд ли в этих условиях можно обеспечить прохождение более чем одного состава в день.
      И он только что пропустил его.
      Рорк с тоской посмотрел вслед ушедшему поезду.
      Новая мысль пронзила затуманенное болью сознание. Когда он бежал к колее, горы находились прямо перед ним, а поезд исчез, удаляясь вправо от него в сторону нагорья и Аддис-Абебы. Таким образом, он шел на запад, а не на восток, то есть в направлении, противоположном тому, которое было нужно Рорку. Можно было предположить, что встречный поезд проследует позже. Но когда? Через час или через сутки?
      Ясно было одно: когда он придет, и если он придет, Рорк во что бы то ни стало должен на него сесть.
      Он подвел итоги. Они вовсе не были радужными: он, босой, стоит посреди каменистой пустыни, в грязной вонючей одежде, имея при себе лишь одеяло, карабин и пустую фляжку для воды. Это все. Тренировки по выживанию в чрезвычайных условиях, к сожалению, не подготовили его к чему-то по-настоящему серьезному. Во время походов все необходимое всегда оказывалось под рукой: спички, швейцарский армейский нож, зеркало и даже бритва. Это могло помочь извлечь какую-то пользу из окружающей обстановки.
      Он же располагал единственным орудием – карабином, от которого с точки зрения собственного выживания никакой помощи не было. Он уже сомневался, стоило ли вообще нести эту штуковину с собой дальше. Когда ты ослаб, каждая лишняя унция веса уже в тягость. Но Рорк знал, что должен беречь карабин. Он мог бы подстрелить из него любое животное, чтобы добыть пищу. В самом крайнем случае он убил бы Дживиса, разорвал его голыми руками и съел сырое мясо, подобно голодному шакалу. Если бы до этого дошло, он, пожалуй, съел бы грифа или змею. И потом, если он выживет, если он выберется из этой дурацкой ситуации и вновь окажется среди людей, оружие, безусловно, может понадобиться.
      Рорк сидел у края колеи и по очереди ощупывал поврежденные места. Ничего серьезного он не обнаружил. В его голове все время возникали, отменялись и переформулировывались планы последующих действий. В какой-то момент он подумал о том, что можно использовать карабин для остановки поезда. Но сразу же отбросил эту мысль: слишком рискованно! Никакой гарантии, что машинист остановит поезд, а он, ничего не добившись, обнаружит себя.
      Может быть, найти подъем пути, где поезд замедлит скорость и в этом месте вскочить в него? Все эти штучки в стиле Дикого Запада хороши только в кино, для этого потребовалось бы, чтобы скорость поезда не превышала десяти миль в час.
      А что, если попробовать остановить поезд? Он мог бы это сделать, будь у него Дживис. Он поставил бы верблюда поперек колеи, выстрелил бы в него и таким образом блокировал путь. Может быть, с помощью больших камней?
      Как действовать ему, если поезд охраняется? Эфиопия, разрываемая распрями, распадалась на части. В этих условиях все ценное, включая даже пассажиров, требует защиты. Всякая необычная вещь, например завал на железнодорожной колее, неизбежно вызовет подозрение. Он уже видел себя, ковыляющего из-за кустов к стоящему поезду – и только для того, чтобы наткнуться на десяток солдат.
      Теперь он мог точно сформулировать стоящую перед ним проблему. Как замедлить скорость или вообще остановить поезд, не вызывая при этом никаких подозрений?
      Рорк присел на корточки, подстелил одеяло и встал на колени, чтобы руками ощупать путь. Он не обнаружил никакой насыпи, шпалы были положены прямо на каменистую поверхность. Колея была узкой, на несколько дюймов меньше, чем стандартный размер в Англии. Он потрогал рельсы, после дневной жары они все еще были горячими.
      Жара. Огонь.
      Деревянные шпалы! Поджечь их, сразу же пришла в голову мысль, устроить костер! Наверняка при виде огня машинист сразу снизит скорость, хотя бы для того, чтобы убедиться в безопасности для прохода поезда. Со стороны это может даже и не вызвать подозрений: кусочек зеркала, случайная искра – все это естественная причина пожара.
      Итак, машинист замечает огонь и снижает скорость. Интересно, с какого расстояния он может его увидеть? Рорк посмотрел на уходящие вдаль рельсы. В темноте огонь виден на мили.
      Неожиданно в голову пришла мысль. Прошедший мимо поезд двигался ночью. Возможно, поезда вообще ходят только ночью. Днем, на жаре, раскаленные вагоны превращаются в душегубку; с другой стороны, трудно обеспечить охлаждение старых дизелей, и они могут выйти из строя. Зачем превращать относительно короткое путешествие по равнинной, но маловыразительной местности в чреватую непредвиденными приключениями и даже неприятностями поездку?
      В таком случае нельзя терять ни минуты. Поезд должен покрыть за ночь, скажем, сто пятьдесят миль пустыни, скорость не более двадцати-тридцати миль в час – для узкой колеи без твердой подушки это скорее всего так. Значит, речь идет о пятичасовой или восьмичасовой поездке. В этих рассуждениях есть здравый смысл.
      Рассвет наступит в шесть утра, сейчас одиннадцать ноль шесть. Господи! Уже надо начинать действовать. Но как? У него нет ни спичек, ни зажигалки, ни топлива.
      Топливо, конечно, не представляло особой проблемы. Чтобы разложить костер, даже самый маленький, вполне хватит растущего вокруг кустарника. Но вряд ли он сможет позволить себе затратить всю ночь, чтобы охапками перетаскивать из пустыни достаточное количество сухих веток. И еще одна сложность: сухое дерево горит быстро, поэтому любая ошибка в расчете времени может привести к тому, что костер прогорит еще до того, как появится поезд. О'кей. Тогда речь может идти лишь о маленьком костре, который надо разжечь сразу же, как он услышит шум поезда.
      Наконец, вопрос о том, как его разжечь? Старый прием бойскаутов – тереть друг о друга деревянные палочки – вряд ли пригодится в данном случае. Рорк вспомнил, как, проходя очередную тренировку на выживание в джунглях, в Белизе, он наблюдал демонстрацию получения огня старым индейцем. У него на коленях была небольшая дощечка из мягкого дерева, по поверхности которой он крутил двумя ладонями специальную палочку. От сильного трения в конце концов возникало пламя. Однако и доска, и палочка требовали такого же бережного хранения, как и спички, кроме того, сама процедура была трудоемкой. У Рорка осталось ощущение, что такой технике выживания старались научить как раз тех, кто на практике никогда не сможет ею воспользоваться. Даже индейцу эти палочки не были нужны.
      – Вы именно таким образом разжигаете огонь у себя дома? – спросил тогда с восхищением Рорк через армейского переводчика.
      Старый индеец бросил на него уничтожающий взгляд и вытащил из штанов обыкновенную зажигалку.
      – Вы можете жить, как ваши далекие предки, если вам это нравится, – сказал он. – Я не хочу.
      В то время как Рорк осторожно переходил от одного куста к другому, обламывая ветки, он окончательно понял, что единственным имеющимся в его распоряжении средством добыть огонь являются боеприпасы и карабин.
      Вопреки расхожему мнению, практически невозможно разжечь пламя, выстрелив в трут или любое другое сухое дерево. В результате сгорания пороха и трения в канале ствола пуля разогревается до высокой температуры, но никогда не достигает уровня, необходимого для возгорания дерева. Можно совершенно спокойно выстрелить в сосуд с бензином, не опасаясь возникновения пожара.
      Рорк уже знал, как он поступит. Вся трудность заключалась в том, что он никогда раньше этого не делал. И, поскольку он должен поджечь костер только при появлении поезда, у него имеется всего один-единственный шанс.
      С охапкой колючих веток Рорк подошел к колее и аккуратно сложил их одна на другую поверх шпалы. Затем расположился поудобнее и начал работу с первым патроном. Зажав его, вниз пулей, между шпалой и рельсом, большим пальцем надавил на донышко гильзы. Потом повернул вокруг оси и надавил снова. Когда пуля в охватывающей ее гильзе разболталась, он ее вытащил и с большой предосторожностью высыпал порох на шпалу под сухие ветки. Затем проделал то же самое еще с тремя патронами. Это обеспечило достаточно пороха для хорошей вспышки, даже больше, чем нужно, чтобы костер разгорелся.
      Последний патрон нуждался в особенно тщательной обработке. Вынув свинцовую пулю, Рорк аккуратно поставил гильзу на шпалу, стараясь не просыпать пороха, вырвал несколько шерстяных ниток из накидки пастуха и растер их между пальцами так, что они распались на отдельные крошечные волокна, почти пух. Потом выбрал пару тонких сухих веточек, также раскрошил пальцами на мелкие кусочки и смешал все это на ладони. Получился идеальный трут.
      В этот момент до него донесся звук. Рорк замер и стал прислушиваться. Тишина. Затем снова послышался звук, и на этот раз он не исчез – отдаленный стук металлических колес. Он с осторожностью высыпал трут в гильзу, плотно заткнул его комочком из ниток, вложил в патронник и снял карабин с предохранителя. Между тем стук колес заметно усилился.
      То, что Рорк задумал, выглядело достаточно разумно и просто. Направив дуло карабина на кучку пороха, он нажимает на спусковой крючок. От взрыва капсюля загорается порох и, по мере продвижения пыжа вдоль ствола, поджигается сам трут. В отсутствие пули скорость горения пороха и мощность взрыва значительно ниже, чем при нормальном выстреле, поэтому горящий трут вылетает из ствола с небольшой скоростью и, попадая на кучку пороха, поджигает его, и костер быстро разгорается. Правда, все это – пока лишь теория и предположения.
      На практике взрыв заряда, каким бы слабым он ни был, может сдуть порох и разбросать ветки. В результате вместо того, чтобы поджечь костер, он его просто уничтожит.
      Наверное, поезд был уже в полумиле. При скорости двадцать миль в час это давало Рорку полторы минуты. В общем грохоте он уже стал различать стук колес на стыках, скрежет вагонных сцепок и букс, хриплое тарахтение дизеля.
      Чтобы сделать взрыв направленным, ему был нужен какой-то экран для прикрытия нижней части ствола. Рорк с силой рванул за край одеяла, но оно не поддалось. Попытка разорвать накидку тоже ни к чему не привела. Может быть, просто прикрыть ладонью, подумал он, но испугался ожога или чего-нибудь еще похуже.
      Он снова набросился на одеяло, ругаясь, стал в ярости рвать его, но результат был тот же. Со лба катились капли пота.
      Оставалось полминуты.
      Все, ничего не поделаешь, придется идти на крайнюю меру. Он опустил дуло винтовки почти до самой шпалы, направив точно на кучку с порохом. Большим пальцем правой руки коснулся спускового крючка, а ладонью левой прикрыл пространство между дулом и порохом.
      Времени на дальнейшие рассуждения не оставалось, иначе он вообще не сделает того, что задумал.
      Рорк нажал на курок. Резкий треск, вспышка из-под опущенной левой руки и острая, пронизывающая боль. Он невольно отдернул руку и стал тереть ею о грудь.
      Как он и надеялся, все произошло так быстро, что горящий трут не успел сильно обжечь руку. Хотя Рорк и отдернул ее, она все-таки сделала свое дело: порох остался на месте, и трут попал точно в кучку. Почти в течение секунды, самой долгой в его жизни, Рорк, словно завороженный, смотрел на кучку пороха. И вот – вспышка. Порох, а за ним и ветки охватило пламя, и костер стал быстро разгораться.
      Рорк вскочил, схватил одеяло и, не выпуская из рук карабина, забыв про израненные ноги, ярдов на тридцать отбежал от колеи и спрятался в кустарнике.
      Костер в это время горел вовсю, отбрасывая зловещий свет на окружающую пустыню. Рорк припал к земле, стараясь прижаться к ней, чтобы быть ниже чахлых кустов. Днем его было бы легко заметить, но сейчас, ночью, он надежно прикрыт темнотой.
      Языки пламени с треском поднимались вверх, и с них в воздух слетали тысячи искр, пламя металось из стороны в сторону, а тени от кустов следовали этому безумному движению.
      Постепенно треск костра был заглушен шумом приближающегося состава. Пока он еще не был виден, находясь где-то ярдах в ста. Теперь машинист уже не мог не заметить пламени, но, странно, никакого скрежета тормозов или изменения в ритме движения поезда не было.
      Наконец появилось огромное темное пятно с мерцающей в свете костра зеленой кабиной. Это был поезд, трясущийся и раскачивающийся из стороны в сторону на узкой колее. Когда до костра было каких-нибудь двадцать футов, из кабины машиниста раздался вопль, затем послышались глухие металлические удары и в конце концов дикий скрежет тормозов. Поезд наехал на костер, разбросав во все стороны огненные брызги, и, протащившись какое-то расстояние с неподвижными колесами, остановился в нескольких ярдах от того места, где затаился Рорк.
      На несколько мгновений вокруг воцарилась тишина. Тускло светила луна, и в ее свете и свете окон вагонов Рорк не мог хорошо видеть – глаза привыкали к темноте, – но было ясно, что машинист спустился на землю. Он что-то прокричал, и к нему присоединился другой человек. Они как тени появились из-за громады поезда и направились в хвост состава, чтобы проверить колею.
      Теперь Рорк имел возможность более детально рассмотреть весь состав. Это был маленький и довольно симпатичный поезд, состоявший из тепловоза, двух грузовых вагонов и одного для пассажиров. Рорк подумал, что это, возможно, один из старых поездов, подобных тем, которые часто фигурируют в ковбойских фильмах, с вагонами, имеющими открытую площадку сзади. За нее очень удобно ухватиться, если возникнет необходимость садиться в вагон на ходу. Но в этом поезде такого вагона, к сожалению, не было. Двери по обеим сторонам и никакой площадки.
      Оба эфиопа бродили теперь позади состава и, как показалось Рорку, стучали ногами по рельсам и разбрасывали в стороны остатки костра. Очевидно, машинист задремал, и у него не было четкого представления, во что он врезался и что в результате повреждено: колея или сам поезд. На выяснение этого, подумал Рорк, большого количества времени им не понадобится.
      Один из эфиопов что-то прокричал. Растрепанная фигура показалась из пассажирского вагона, держа в руках маленький фонарик. Пятно его луча, прыгая вверх и вниз, протанцевало вдоль всего пассажирского вагона, пересекло колею и проследовало в направлении двух других мужчин.
      Все трое присели на корточки, обнаружив остатки сооруженного Рорком костра.
      Рорк подумал было о том, чтобы проскользнуть к голове состава, пока они изучают свою находку. Но кто знает, они могут неожиданно встать и посмотреть вокруг, интересуясь, что могло стать причиной огня. Если он в это время будет двигаться, его, конечно, легко заметят.
      Лучше оставаться на старом месте, надеясь, что они проверят территорию с другой стороны поезда. Но, если они разделятся и обойдут состав с двух сторон, тогда он постоянно будет на виду у одного из них.
      Надо придумать какую-то хитрость, которая помогла бы отвлечь их внимание.
      Рорк нащупал около себя камень и посмотрел на тех троих. Они, продолжая сидеть на корточках, тихо о чем-то беседовали. Рорк приподнялся, изо всех сил швырнул камень как можно дальше за поезд и вновь припал к земле.
      Он даже не услышал, как упал камень, Один из троих встал, но внимание его было все еще приковано к колее. Они по-прежнему говорили между собой.
      – Козел несчастный! – выругался Рорк.
      Он понимал, что при следующем броске риск будет еще больше. Найдя новый камень, крупнее размером, он ждал, не спуская глаз с людей, которые хорошо были видны через кружево ветвей низкого кустарника. Но вот стоявший повернулся в другую сторону.
      Рорк встал сначала на одно колено, затем во весь рост и швырнул камень в сторону хвоста поезда. На этот раз он услышал, как камень ударился о землю, отскочил и запрыгал по гравию.
      Все трое резко обернулись. Один что-то произнес и пошел на звук к месту, где упал камень. Он исчез по другую сторону поезда, а двое других остались наблюдать.
      Рорк выжидал, не зная, на что решиться. Если отошедший от группы эфиоп намерен вернуться назад, надо бежать немедленно: лучше рисковать сейчас, пока те двое заинтересованы случайным звуком. Однако если они присоединятся к третьему, тогда он сможет добраться до поезда фактически без всякого риска.
      Он взял карабин, поднялся и сделал шаг, но один из двух поменял положение, и Рорк снова упал на землю.
      С другой стороны поезда раздался крик, и двое пошли на него. Вот их тени слились с темной громадой поезда.
      Пора!
      Огибая кусты, наступая босыми ногами на острые камни и гравий, Рорк преодолел отделявшие его от поезда тридцать ярдов примерно за десять секунд. Оказавшись в голове состава, он присел, карабин на коленях, и попытался успокоить частое от бега дыхание.
      Меж колес он с трудом различил три пары ног и услышал приглушенные голоса. Шел спор, вероятно, возникли разногласия по поводу того, как реагировать на эти странные вещи: вначале – неизвестно каким образом возникший огонь, теперь – непонятные звуки. Один голос что-то упорно доказывал, другой, не менее властный, в целом был безразличным, а третий – подобострастно просил о чем-то, все время пытаясь встрять в разговор. Рорку стало все ясно: спорили, видимо, два начальника, а машинист выражал беспокойство по поводу задержки поезда.
      Пары ног двинулись в сторону головы состава. Рорк пошел вдоль поезда в обратном направлении, теряя на некоторое время чужие ноги из виду. Он вновь присел на корточки и посмотрел сквозь пространство под вагонами. Трое эфиопов стояли у тепловоза и явно собирались обойти его спереди.
      Рорк приблизился к грузовому вагону и попробовал открыть дверь. Она оказалась заперта. Применять силу он не хотел, опасаясь ненужного шума, и перебрался к другому вагону. Результат такой же. Боже мой, если эфиопы покажутся сейчас из-за тепловоза, они наверняка увидят его! Бежать к последнему вагону было уже поздно.
      Ему не оставалось ничего другого, как втиснуться в промежуток между вторым грузовым и хвостовым вагонами. Рорк снова присел на корточки так, что букса оказалась над одним его плечом, а сцепное устройство – два мощных крюка с цепью – над другим. Карабин он зажал между коленями.
      Глупо, но он, оказывается, смотрел не в ту сторону. Он повернул голову и пригнул ее ниже. Сделал он это вовремя – две пары ног шли прямо на него. Машинист, видимо, уже поднялся к себе в кабину, и через минуту-другую поезд тронется.
      Двое эфиопов прошли настолько близко, что даже при слабом лунном свете Рорк сумел разглядеть их. Они были в военной форме. Куртка одного была расстегнута, видимо, он спал, и скрежет тормозов, и внезапная остановка поезда прервали сон самым грубым образом.
      Они постояли у одной из дверей, обменялись парой фраз, и Рорк услышал, как дверь со скрипом открылась и они вошли в вагон. Рорк поднял голову. Прямо над ним, выше уровня сцепного устройства, была дверка. Через нее можно было попасть на маленькую платформу, служившую мостиком для перехода между вагонами. Чтобы добраться до дверки, ему надо было ухватиться за платформу, потом вскарабкаться на цепь... Нет, это глупо. Он сразу попадет в руки этих военных.
      Со стороны тепловоза донесся звук запускаемого дизеля, и он почти мгновенно заработал. Шипение выходящего через клапаны воздуха и глухие металлические удары явно указывали, что тормоза отпущены. Поезд вот-вот тронется, а он вновь останется сидеть у этой колеи. Надо немедленно за что-то схватиться и взобраться на поезд.
      Рорк выпрямился насколько мог в этом тесном пространстве, ухватился за находящийся под дверкой мостик и забросил одну ногу на цепь. Едва он успел сделать это, как поезд резко дернулся, а потом медленно пришел в движение.
      Цепь под его ребром с лязгом натянулась, оторвав его от земли и защемив при этом часть мякоти ноги. Рорк вскрикнул от боли и чуть было не выронил карабин, потому что рука, в которой он его держал, лихорадочно старалась дотянуться до какой-нибудь опоры. Когда вагон немного наклонился и цепь прогнулась, ему удалось освободить ногу.
      Поезд набирал скорость. Рорк все время пытался найти для себя более надежную и удобную опору, поскольку его нога свисала почти над самыми шпалами, левая рука крепко вцепилась в платформу, а правой он держал карабин.
      В какой-то момент, впервые за эти минуты, он заметил сбоку от дверки маленькую лесенку, прикрепленную болтами к задней стене пассажирского вагона. По ней он мог бы забраться на крышу, но сделать это будет не так-то легко. Теперь он сидел верхом на цепи, хотя сама мысль о том, что может произойти, если она вдруг снова натянется, доставляла ему беспокойство. Ведь он может лишиться главных своих достоинств, которые всегда делали Люси такой счастливой. Как жаль, что он когда-то снял и выбросил ремень карабина. Теперь он был бы кстати: карабин можно было забросить за плечо и иметь свободными обе руки.
      Несмотря на ограниченность пространства, темноту и тряску, ему в конце концов удалось поставить ногу на сцепной крюк грузового вагона, положить карабин на платформу и подтянуться самому. Уже стоя на платформе, Рорк ухватился за железные перекладины лесенки и стал подниматься. По пути он заглянул через открытую дверь в полумрак вагона – деревянные сиденья, спящие в неуклюжих позах люди и повсюду узлы с вещами.
      С крыши вагона мир выглядел куда более привлекательным. Со скоростью около двадцати пяти миль в час поезд шел по необъятному, залитому лунным светом простору пустыни. Рорк сидел спиной к локомотиву, наслаждаясь теплым потоком ветра, который ласково массировал его уставшее тело. Назад от него убегали две узкие блестящие полоски рельсов, а еще дальше при свете низких звезд он мог даже различить призрачные очертания гор. Это действительно было красиво.
      Но самым прекрасным было ощущение свободы. Еще совсем недавно у него не было иной перспективы, как, превозмогая боль, плестись по пустыне и ожидать мучительной смерти от жажды. Теперь, достаточно комфортно и спокойно лежа на крыше, он движется в сторону спасительного убежища, куда, по его расчетам, должен прибыть еще до рассвета.

       Вторник, 13 апреля
      Не могло же бесконечно все идти так гладко. Пара остановок, которые сделал поезд, заставили Рорка изрядно поволноваться. Однако было все еще темно; несколько зданий, встретившихся на пути, были в основном одноэтажные, и из их окон Рорка вряд ли могли заметить. Два-три сошедших с поезда пассажира также не обратили на него внимания.
      Через какое-то время они должны приблизиться к самой границе, и Рорк стал проигрывать в голове возможные варианты своих действий. Оставаться на крыше, пожалуй, рискованно. Наступает день, могут встретиться наблюдательные посты с вышками. В принципе, можно было спрыгнуть с поезда, если выбрать подходящее место, а потом перейти границу, минуя сторожевые посты. Но нет, похоже, это не такой уж заманчивый вариант. Он не будет знать точно, в каком месте покинул поезд и как далеко окажется от города. Нужно будет опять тащиться по осточертевшей ему пустыне, без воды и пищи, босиком.
      Рорк повернулся лицом вперед, навстречу ветру, и стал всматриваться в даль – ему хотелось вовремя увидеть границу.
      Случилось, однако, так, что события сами решили все за него. Было примерно четыре тридцать утра, еще совсем темно, когда дверь вагона под ним открылась, и послышался мужской смех. Рорк насторожился, но ничего не предпринял, только прикрыл телом и накидкой пастуха лежавший рядом карабин.
      Мгновение спустя над крышей вагона показалась чья-то голова, лица в темноте не было видно. Человек сначала не заметил его, так как смотрел вниз, возможно, на кого-то еще, находившегося в вагоне. Затем, когда он поднялся по лестнице на крышу, увидел Рорка, от неожиданности замер. В тот же момент Рорк узнал его по форме: это был тот самый небрежно одетый охранник, которого он мельком увидел вчера вечером, когда тот с напарником обследовал поезд во время непредвиденной остановки.
      Человек что-то сказал. Рорк, в ожидании дальнейших его действий, молчал. Он не хотел, чтобы в нем сразу узнали иностранца, не хотел показывать свой карабин и тем более не хотел применить его, если к этому не вынудят обстоятельства.
      Охранник снова стал что-то кричать Рорку. Рорк мотал головой. Эфиоп внезапно замолчал. Рорку показалось, что он угадал ход его мыслей. Несколько часов назад, очевидно, думал эфиоп, поезд был вынужден остановиться, поскольку на полотне горел огонь. Как он возник или кто разжег его? Выглядело все очень загадочно. Потом эти непонятные звуки в близлежащих кустах. И вот теперь на крыше вагона какой-то странный мужчина. Наверняка бандит!
      Охранник с воплем слетел вниз по лестнице. И снова Рорк прочитал его намерения. Эфиоп скорее всего поднимался на крышу подышать свежим воздухом, может быть, покурить и, естественно, был совершенно не готов к схватке с бандитом. Сейчас он спустился вниз за оружием и помощью.
      Рорк действовал быстро. Он вскочил на ноги, схватил карабин и перепрыгнул на крышу соседнего вагона. Преодолеть три фута – дело нетрудное, но при сильном встречном потоке воздуха совсем небезопасное. Теперь ему надо уйти как можно подальше от охранника и его напарника. Если повезет, он сумеет спрятаться между первым грузовым вагоном и локомотивом. В крайнем случае спрыгнет с поезда. Хотя, конечно, такая перспектива его не радовала. Ведь в течение нескольких секунд он будет прекрасной мишенью для двух эфиопов даже при слабом свете. Лучше всего как можно дольше не сталкиваться с ними лицом к лицу.
      Но этого-то ему как раз и не удалось. Эфиопы появились еще до того, как он добрался до первого грузового вагона. Рорк, оглянувшись назад, увидел, как первый, а затем и второй охранники взобрались на крышу. Оба были с винтовками. Один из них что-то пронзительно крикнул. До них, возможно, еще не дошло, что противник также может быть вооружен. Это давало ему преимущество в несколько секунд. Рорк распластался на крыше, все еще пряча карабин и плотно прижимая его к телу. Однако спустил предохранитель и был готов, если понадобится, в любой момент открыть огонь.
      Охранники, отделенные от Рорка двумя вагонами, по-видимому, не знали, что делать. Один прошел вдоль всей крыши и перепрыгнул на следующий вагон. Напарник последовал за ним. Они опустились на колени, выжидая, что предпримет бандит. Но Рорк оставался на месте.
      Тогда первый, очевидно, старший, снова что-то выкрикнул в сторону Рорка, отчаянно взмахивая своей винтовкой.
      – Ничего у тебя не выйдет, дорогой, ты мой, – прошептал Рорк, не двигаясь.
      У эфиопа в голове что-то сработало. Возможно, он боялся подходить ближе, подозревая, что у этого странного немого бандита есть какое-то оружие. Он стал медленно поднимать винтовку, намереваясь держать будущего своего пленника под прицелом и немного приблизиться к нему.
      Для Рорка риск получить пулю был слишком велик. Вместе с тем в этих условиях – темнота, ветер, трясущийся вагон – возможность попадания была незначительной. Но ему не нравилось просто так смотреть в дуло винтовки и ждать, когда прогремит выстрел. Рорк быстро вскинул карабин, прицелился, насколько позволяли условия – в темноте он плохо видел мишень, – и нажал на крючок. Все было на его стороне – подготовка, опыт, убежденность, более или менее твердая позиция для стрельбы, так как он продолжал лежать на крыше. Это сыграло свою роль. Эфиоп пронзительно вскрикнул, зашатался, потерял равновесие и упал с крыши вагона. Последнее, что видел Рорк, – катившееся с обочины тело, которое затем исчезло в кустарнике.
      Второй охранник стоял как вкопанный, разметавшиеся на ветру и залитые лунным светом волосы образовали нимб вокруг его головы, он даже не сделал попытки поднять оружие. Рорк подумал, что парень от испуга вот-вот заорет в истерике, и выстрелил, но умышленно мимо цели. Охранник выронил винтовку, и она с грохотом покатилась вниз по крыше. В театральной позе, как бы в предчувствии близкой смерти, он схватился руками за грудь, а затем без единого крика прыгнул вниз, в темноту. Что ж, он сделал свой выбор. Рорк видел сквозь темноту, как эфиоп приземлился, перевернулся через голову и замер.
      Поезд продолжал с грохотом продвигаться вперед. Рорк остался наедине со своими мыслями. Все было так, словно ничего не произошло. Но как раз это ему и не нравилось. Там, позади него, был вагон, полный людей. Кто-то из пассажиров должен был обратить внимание на ходивших взад-вперед охранников, их возвращение за оружием и поспешное исчезновение из вагона. Они должны были слышать выстрелы, крики и удар падающего на крышу тела. Если даже они и решили оставаться на местах, кто-нибудь, вероятно, что-то предпримет на следующей остановке. Сразу же в голову пришла мысль: все правильно, это идея – никакой остановки!
      Он решительно повернулся и... там, на крыше тепловоза, увидел вдруг машиниста. Тот стоял во весь рост, пытаясь удержать равновесие. Что-то странное было в его позе, создавалось впечатление, что он был одноруким. Какое-то время Рорк не мог ничего понять. Наконец до него дошло: другая рука машиниста была поднята и вытянута вперед, сливаясь в темноте с силуэтом туловища. Затем, по отблеску лунного света на металле, он сообразил, что эфиоп держит в руке пистолет и целит в него.
      Когда машинист выстрелил, Рорк бросился на крышу. Теперь он был спокоен и хладнокровен. У эфиопа, который стоял на трясущемся основании, практически не было никаких шансов попасть в лежащего Рорка. Рорк приложил карабин к плечу. На это ушло какое-то время. Пока он целился, эфиоп снова выстрелил. К удивлению Рорка, пуля ударилась о крышу совсем рядом с локтем левой руки, на который он бережно опер карабин. Затем Рорк нажал на крючок.
      Мишень была большая, и он был уверен, что поразил ее. Но этот парень был сделан из другого материала, чем те двое. Он упал и, поддерживая себя одной рукой, другой, трясущейся, продолжал целиться и сделал новый выстрел. Рорк ответил. Точное попадание – эфиоп упал навзничь и остался лежать неподвижно.
      Поезд между тем продолжал движение.
      Возникла новая проблема: как управлять составом? Что же, мысленно улыбнулся Рорк, теперь уж наверняка не будет следующей остановки. Хорошо, а что дальше?
      По крыше тепловоза он быстро добрался до тела машиниста. Судя по тому, что эфиопу разнесло половину черепа, нельзя сказать, что он был в хорошей форме. Рорк колебался только мгновение. Безусловно, он нашел бы какое-то объяснение, поступи он по-другому, но ему совершенно не хотелось усугублять свое и без того тяжелое положение тем, что на крыше локомотива будет обнаружен труп. Он толкнул тело ногой, оно покатилось к краю и в конце концов свалилось с крыши.
      Не обращая внимания на сильную тряску локомотива и сильные порывы встречного ветра, Рорк направился в сторону кабины. Та часть крыши, на которой он сейчас находился и откуда вела лесенка вниз, в кабину, представляла бак для хранения топлива. Прямо напротив находился сам дизельный двигатель. Кабина, в отличие от большинства дизельных локомотивов, была полуоткрытой, как на паровозе: в меру защищена от солнца и хорошо проветривалась.
      Наступил рассвет. В пылу схватки Рорк просто не заметил этого. Он огляделся. Сквозь серую дымку видно было почти до самого горизонта. Позади него, на западе, совершеннейшая тьма, никаких гор – там еще была ночь. Он снова посмотрел вперед и увидел невысокие строения, автомашины, людей. Это была станция.
      Рорк спустился в кабину, держа карабин в руках. Его главная цель сейчас состояла не в том, чтобы попытаться освоить управление поездом и дизелем – на это потребуется время, – а спрятаться от посторонних глаз.
      Когда поезд прогромыхал мимо станции, он успел заметить толпу явно недовольных людей, которые что-то кричали и махали руками. Интересно, сколько человек собиралось сесть на поезд? А может быть, они пришли, чтобы получить багаж? Что бы там ни было, это теперь стало историей. Впереди по-прежнему лежала пустыня, и где-то дальше на северо-востоке находилась граница. Возможно, что там Рорка ожидают новые заботы и тревоги.
      Поезд-беглец, конечно, не мог не привлечь к себе внимания. Даже если не принимать в расчет, что вдоль железнодорожного пути могли быть обнаружены трое эфиопов, причем один из них, возможно, оставшийся в живых, мог бы много рассказать о том, что с ним произошло. Помимо этого были еще по крайней мере две группы возмущенных людей: одна осталась на той станции, другая – ехала в хвостовом вагоне. Кто-то из последних должен был сойти с поезда. Теперь Рорк нарушил все их планы на уик-энд, и они обязательно поднимут шум. Наверняка впереди его ждут большие неприятности.
      Рорк уставился на множество рычагов, кнопок и рукояток, расположенных на приборной доске. Все надписи были сделаны закругленными знаками, вязью – арабский, амхарский, что-то в этом роде. Одна стрелка нервно прыгала около цифры «40». Вероятно, километров в час, сообразил он. Другие приборы показывали и измеряли какие-то уровни, давление, напряжение. Но как понять, что?
      Рорк даже немного растерялся. В одном ему повезло: с крючка над его головой свисали четыре фляжки. Глядя на них, он неожиданно почувствовал, как сильно хочет пить. Рорк схватил одну и тут же осушил до дна, испытывая блаженство во всем теле.
      Чтобы выпутаться с минимальными потерями из трудного положения, в котором он оказался, ему необходимо остановить поезд, не доезжая до самой границы, и сойти, иначе он может подвергнуться проверке со всеми вытекающими последствиями. Затем пройти по пустыне какое-то время, найти тенистое место, отлежаться и отдохнуть, а ночью пересечь границу.
      Он снова осмотрелся. Солнце постепенно вставало на востоке, обещая новый жаркий день. А ландшафт пустыни был такой же неприятный и даже отталкивающий, хотя и несколько изменился: на смену ровной и бескрайней пустыне пришли искривленные, с зазубринами на вершинах, небольшие возвышенности. Начали появляться места с выходом на поверхность геологических пород. Мимо них и проходил сейчас поезд, постукивая мерно на стыках рельс. Не так однообразно и скучно, но все равно лишало всякой охоты снова оказаться среди песков и колючек. Так думал Рорк.
      Он попробовал нажать на какой-то рычаг в надежде, что это может быть регулятор скорости. Но раздался гудок, очень громкий и противный. Теперь все люди и эта забытая Богом пустыня должны были знать: едет он, Рорк!
      Через маленькое боковое окошко он посмотрел вперед и понял, что строить какие-то планы теперь бессмысленно: менее чем в полумиле была граница. Два флагштока, платформы, пара небольших зданий, запасные пути и стоящий поезд. Поперек колеи – шлагбаум.
      Рорк смотрел, словно загипнотизированный, зная, что уже ничего не сможет сделать, и то, что должно произойти, вот-вот случится. Путь был свободен, и ничто никому не угрожало. Он улыбнулся: это напоминало триллер. Сейчас он переживал то, о чем мечтают все подростки, что происходит в приключенческих фильмах.
      Как великолепно и как необычно покидал он эту страну!
      Когда-то они планировали все сделать тихо и обеспечить полнейшую тайну. И вот сейчас – финал. Но какой? Он, Рорк, мог легко оказаться причиной международного инцидента. Все возможные последствия – попытки властей остановить поезд и схватить его, направление группы военных из Джибути для ареста бандита и препровождения в полицейский участок, выяснение личности и высылка из страны и многое другое – все это сейчас не имело никакого значения. Он был уверен, что приближается конец его мытарствам, чувствовал себя победителем и жил ради этого мгновения.
      Его так захлестнули эти мысли, что он чуть было не пропустил сам момент пересечения границы. Наверное, это хорошо бы смотрелось в кино: красно-белый, в полоску, шлагбаум разлетается вдребезги, должностные лица станции и пограничники машут руками и кричат, многочисленные уличные торговцы стоят с разинутыми ртами.
      То, что произошло на самом деле и что увидел Рорк, было менее впечатляющим. Летящие во все стороны щепки от шлагбаума, расплывчатые очертания зданий, людей... и все, поезд быстро прошел мимо.
      Джибути, насколько помнил Рорк, было крохотным государством, не намного больше, чем сама столица и прилегающие к ней районы. Город Джибути находился на берегу и представлял собой большой порт. Итак, Рорк находился близко к побережью, может быть, в двадцати-тридцати милях от него.
      По крайней мере не меньше часа езды. Этого было достаточно, чтобы разобраться с рычагами управления и сообразить, как остановить эту штуковину еще до того, как она окажется в море. Рорк решил попробовать нажать по очереди каждый из рычагов и посмотреть, как это скажется на работе дизеля.
      – Эй!
      Рорк резко повернулся и, не поняв еще, откуда кричат, машинально протянул руку к карабину.
      Крик повторился.
      – Эй! Вы говорите по-английски?
      Рорк молча поднял голову. В кабину заглядывал молодой мужчина, наверное, лет двадцати с небольшим, голубые глаза над давно небритой щетиной.
      Язык, на котором говорил незнакомец, язык и интонация – вот что заставило Рорка замереть на мгновение. Итон, Оксфорд, Гардс? И определенно не Руперт  – так солдаты САС называли своих командиров, – хотя что-то в нем и напоминало человека из этой категории.
      Рорк пришел в себя.
      – Да, – выкрикнул он, чтобы пересилить шум двигателя и стука колес. – Спускайтесь сюда.
      И жестом руки пригласил в кабину.
      Незнакомец кивнул и спустился по лестнице. Это был рослый парень крепкого телосложения, одетый в просторные шорты и черную тенниску. Видимо, он пробрался из пассажирского вагона.
      – Потрясающе! – сказал с улыбкой Руперт. – Какая приятная неожиданность: машинист эфиопского поезда говорит так чисто по-английски.
      – Я – самый настоящий англичанин, ты, задница.
      Руперт переводил удивленный взгляд с лица Рорка на его одежду, босые ноги и снова на лицо.
      – Боже мой! Англичанин! – Тон незнакомца сразу же изменился. – Гиббз. Кристофер Гиббз.
      – Привет, – коротко бросил Рорк и замолчал.
      Он обдумывал, как ему представиться и объяснить причину своего нахождения на поезде. Ладно, черт возьми, с конспирацией покончено. Сейчас ему нужна любая помощь. О себе он может не говорить всей правды, достаточно самых общих слов.
      – Меня зовут Майкл Рорк, – быстро произнес он. – Послушайте, есть одна проблема.
      – Да? Какая?
      – Дизель. Вы что-нибудь в них понимаете?
      – Почему вы меня об этом спрашиваете? – сказал удивленный Гиббз. – Вы же машинист. Я пришел просто узнать, что происходит...
      – Дело в том, что я вовсе не машинист, – раздраженным тоном прервал его Рорк. – Этот машинист... тварь поганая... мертв. Я снес ему полголовы. Поезд в настоящее время никем не управляется, и мы должны каким-то образом остановить его. Надо разобраться во всех этих рычагах.
      За последнюю пару минут Гиббзу пришлось столкнуться с целым рядом неожиданностей. Рорк не знал, чем это объяснить, но молодой человек воспринимал все это нормально.
      – А-а! – снова произнес Гиббз, обратив внимание на карабин. – Вы попали в беду?
      – Да, пожалуй, это так. Просто-напросто я убил одного или двух местных жителей и, можно сказать, захватил поезд, которым не умею управлять. Если хотите, можете называть это бедой.
      – Это что, ваша привычка – совершать подобного рода вещи?
      Гиббз явно опасался прямо сказать Рорку о том, что его тревожило: вы – отпетый преступник и наверняка находитесь в бегах, может быть, и мне стоит опасаться вас?
      Рорк понимал, что как-то должен был ответить этому парню, рассеять сомнения и успокоить, иначе он рискует лишиться его помощи.
      – МИ-5, британская спецслужба, – сказал он. – Я пытаюсь без лишнего шума покинуть эту страну. Вы были правы, случилась беда. Я потерял двух друзей. Мне теперь приходится скрываться и действовать в соответствии с обстоятельствами, чтобы спасти себя. Иногда это требует...
      – Слава Богу! Ну, это уже кое-что объясняет.
      Он нравился Рорку. Было сразу видно, что Гиббз не впервые сталкивается с необычными ситуациями. Рорк вновь выглянул в окно, чтобы хотя бы примерно определить, сколько им еще ехать.
      – Объясняет что? Скажите, – произнес он, поворачиваясь к пульту управления и протягивая руку к какому-то рычагу.
      – Видите ли, я возвращаюсь к месту работы со Стеллой и ребенком...
      – Вы привезли в эту дыру ребенка?
      – А что тут такого? – ответил удивленно Гиббз. – Это же обычная служба, сами знаете. Кроме того, поезд – наиболее дешевый путь добраться до Джибути. Там мы пересядем на катер.
      Рорк молчал. Ему самому надо было заново привыкать к некоторым вещам. Пару дней назад он выпал из цивилизованного мира и предвкушал вернуться туда и снова ощутить все его прелести. Для него было настоящим ударом узнать, что существуют люди, которые ведут нормальный образ жизни, находясь в этой пустыне.
      – Так или иначе... – хотел было предложить Гиббз, но оборвал фразу на полуслове. – Не нужно ли нам что-то сделать?
      – Я уже пытаюсь, – сказал Рорк. – А вы говорите.
      Возможно, считал он, то, что хотел сказать Гиббз, даст ему какие-то сведения, которые помогут придумать, как действовать дальше.
      Гиббз был антропологом и возвращался после проведения раскопок в Долине Разломов. Упоминание о ней пробудило в Рорке смутные воспоминания об этой горной системе, о том, что он видел во время полета на вертолете с Хадсоном. Гиббз и его семья были опытными путешественниками и совершали поездку по этому маршруту уже в третий раз. Стелла и маленький Джо спали, как и все пассажиры, когда были разбужены неожиданным шумом, хождением туда-обратно охранников и тем, что происходило на крыше. Конечно, в темноте они не могли ничего видеть, хотя слышали стрельбу и обратили внимание на то, что охранники не вернулись.
      Однако ничего другого не произошло, и они со Стеллой на какое-то время успокоились, пока поезд не проскочил станцию, а затем – с треском и шумом – и границу. Все говорило о том, что случилось что-то серьезное, и по вагону поползли разные домыслы. Это был международный маршрут, и среди сорока с лишним пассажиров находились иностранцы: немцы, французы, англичане и один американец, служащий ООН. Все были встревожены, и Гиббз, неоднократно бывавший в этом регионе и хорошо знающий эти места, решил выяснить, в чем же дело.
      – Что ж, – закончил он, – мне, пожалуй, лучше вернуться.
      – Пока нет. Помогите мне.
      Рорк перепробовал уже ряд переключателей и рычагов. Он теперь знал, где гудок, но, к сожалению, до сих пор не нашел ни регулятора подачи топлива, ни механизма управления тормозами. Правда, оставалось еще много рычагов, которые надо было проверить. Один из них скорее всего был краном экстренного торможения, но Рорк не хотел бы воспользоваться им.
      – Послушайте, – заговорил он. – Я не хочу, чтобы меня арестовали.
      – Еще бы!
      – Мне нужна ваша помощь.
      – Согласен. Но какая?
      – Вы хорошо знаете эти места, – продолжал Рорк. – Понимаете, к чему я клоню?
      – Да, пожалуй.
      Рорк потянул за какой-то рычаг. Раздался скрежет колес, и поезд затрясло. Он нашел тормоз! Рорк сразу же отпустил его.
      – Здорово! – проговорил Гиббз. – Попробуйте теперь этот.
      – О'кей. Только расскажите о Джибути.
      – Город совсем маленький. Такси. Несколько посольств.
      – Что же мне тогда остается делать? – сказал сухо Рорк. – Сойти с поезда, дойти до города, поймать такси и сказать: «Британское посольство?» И все?
      Он попробовал передвинуть еще одну рукоятку. Шум от работы дизеля усилился, а поезд начал набирать скорость. Регулятор подачи топлива! Рорк переместил рукоятку в другую сторону – скорость стала падать.
      – Прогресс, – прокомментировал Гиббз успехи Рорка. – Вы знаете, Майкл, в Джибути нет британского представительства. Эту работу делают янки. Думаю, что у вас будет все хорошо, если вы доберетесь до центра. Но в такой одежде таксист, пожалуй, не будет от вас в восторге.
      Рорк изобразил на лице гримасу и развел руками.
      – Понятно. У меня есть куртка, которую я вам могу одолжить, – с видом, не терпящим возражений, сказал Гиббз. – И пару сандалий. Подождите, я сейчас принесу.
      – Есть еще одна проблема, – произнес Рорк. – Деньги.
      – Я дам вам. На такси хватит.
      – В местной валюте?
      – Нет, франки. Они здесь в ходу. – Гиббз бросил взгляд наверх. – Мне надо спешить.
      – Может быть, лучше остановить поезд? Вы бы прошли вдоль состава.
      Вместо ответа Гиббз многозначительно кивнул в сторону окна, обращенного на запад, и исчез.
      Там, куда он указал, Рорк увидел синий мелькающий свет фонаря, установленного на крыше автомашины, затем – еще один, машины спешили в южном направлении. Никаких сомнений не было: они торопились навстречу поезду. Он успел заметить, как машины остановились, дали задний ход, развернулись и помчались на север. Все ясно, теперь они преследовали поезд!
      С противоположной от побережья стороны полотна появились крытые жестью лачуги, грязные и ухабистые грунтовые дороги. По мере продвижения поезда количество жилищ и плотность застройки постепенно увеличивались.
      Рорк с нарастающим нетерпением ждал возвращения Гиббза. Шоссе, по которому мчались полицейские машины, стало сближаться с железнодорожной линией, и он мог теперь слышать вой сирен. Еще пара минут, и они поравняются с поездом и никаких шансов на незаметное исчезновение у него не останется.
      – Майкл! – Гиббз почти свалился на него сверху. – Снимай все эти лохмотья и быстро переодевайся.
      Он развязал узел, в котором оказалась мятая белая куртка колониального стиля и сандалии.
      – В кармане куртки найдешь пару сотен франков. Вот моя визитная карточка. Надеюсь когда-нибудь выпить за твой счет.
      – Черт побери! Даже не верится, что я смогу это сделать, – произнес Рорк, быстро переодеваясь.
      – Абсолютно в этом не сомневаюсь, – подбодрил его Гиббз. – Когда поезд будет двигаться вдоль побережья, автомобильная дорога уйдет в сторону. Тебе надо будет спрыгнуть, побежать к берегу и там где-нибудь залечь пониже. Нельзя, чтобы тебя увидел кто-нибудь из пассажиров.
      Справа от поезда открывался великолепный вид. Совсем недалеко от полотна невысокий скалистый берег, медленно поднимаясь, переходил в прибрежную песчаную полосу. А дальше до самого горизонта открывалось и заполняло все видимое пространство Красное море. От изогнутой береговой линии отплывал крупный танкер.
      Однообразная серая гамма пустыни и постоянный иссушающий зной настолько глубоко проникли и заполнили все существо Рорка, что открывшийся перед ним вид бескрайних просторов голубой воды привел его в настоящее замешательство. Он был потрясен и на мгновение замер, словно находясь под действием гипноза.
      – Давай прыгай! – закричал Гиббз. – Прямо сейчас!
      Рорк воспользовался двумя рычагами, которые так долго искал. Двигатель остановился, а зажатые тормозами колеса скользили по рельсам, издавая противный скрежет.
      – А как ты? – крикнул Рорк, ухватившись за борт кабины.
      – Со мной все будет о'кей, не беспокойся. Машинист убит, и убийца исчез. Я обнаружил кабину пустой и остановил поезд. Я еще окажусь героем! – усмехнулся Гиббз. – Но возьми это...
      Он швырнул в руки Рорка накидку пастуха-эфиопа и показал на карабин.
      – Мне улики не нужны, – прокричал Гиббз.
      – Спасибо, Крис. Помни, встретимся в следующий раз, я угощаю.
      – Разумеется. Прыгай!
      Рорк схватил карабин, прыгнул вниз и помчался, насколько позволяли ему сандалии, в сторону берега. Секунд пять – десять спустя он лежал среди больших камней, полностью скрытый от чьих-либо глаз.
      Он слышал вой сирен, шум автомобилей, затем скрип тормозов и громкие голоса. Рорк огляделся. Гиббз был прав: по эту сторону пути никаких построек не было, и вряд ли кто-нибудь смог его увидеть. Но долго оставаться здесь было рискованно, ведь полицейские обязательно начнут поиски вблизи остановившегося поезда. Кроме того, наступал день, палящее солнце поднималось все выше, и среди этих камней и скал через пару часов он почувствовал бы себя словно на решетках раскаленного гриля.
      Но и при движении он должен делать все возможное, чтобы не привлечь внимания. Он зарыл в песок карабин, оставшийся магазин и накидку пастуха, сверху придавил это место камнями. Когда-нибудь, возможно, после шторма, какой-то изумленный местный житель найдет все это и воздаст хвалу Аллаху за его щедрость.
      Рорк ощупал карманы своей новой куртки, которая сидела на нем не так уж плохо. Без рубашки, конечно, но для поездки в такси сойдет. В кармане были деньги, две бумажки по сто франков, и визитная карточка Гиббза: адрес в Лондоне и номер почтового ящика в Аддис-Абебе.
      Он лежал, начиная потихоньку поджариваться на солнце, и смотрел на визитную карточку. Выработанные им за многие годы собственные правила безопасности требовали запомнить всю информацию и уничтожить визитку. Если его вдруг схватят и найдут эту карточку, Гиббз может быть вовлечен в неприятную историю. Вместе с тем у него не было никаких других документов, удостоверяющих его личность, и визитка в какой-то момент может пригодиться.
      Стараясь держаться подальше от поезда, он начал осторожно пробираться вдоль берега в северном направлении. Шум и голоса, все еще раздававшиеся за его спиной, постепенно стихали. Наверное, сейчас Гиббз выступает в роли героя, о котором он упомянул перед их расставанием, подумал Рорк. Кто мог хоть что-нибудь сказать против него? Наоборот, почти все пассажиры подтвердят о ночной засаде в пустыне и остановке поезда, во время которой бандит, очевидно, и пробрался в него. Они расскажут также о схватке на крыше вагона и перестрелке с бандитом, во время которой погибли два охранника. В результате непродолжительных поисков можно обнаружить труп машиниста и тогда будет логично прийти к выводу, что бежавший преступник в какой-то момент, еще до границы, спрыгнул с поезда, оставив его без всякого контроля, пока Гиббз, рискуя жизнью, не пробрался в кабину не остановил поезд. Все это будет звучать правдоподобно, по крайней мере в течение какого-то времени. И уж совершенно точно, потребуется гораздо больше времени на то, чтобы связать захват поезда с исчезновением императора.
      Отойдя примерно на четверть мили от поезда, Рорк рискнул выпрямиться во весь рост и выглянуть из-за камней. Перед ним проходила железнодорожная линия. Он смог разглядеть между домов – теперь они были большие, появились даже отдельные коттеджи – шоссе с автомобилями и пешеходами. Немного дальше, справа от него, шоссе пересекало железнодорожную линию, и он увидел переезд, виадук. В этом месте его взгляд уперся в группу зданий внушительного вида, которые были расположены вдоль дуги выступающего в море полуострова и, словно зубцы короны, увенчивали его в самом центре.
      Рорк поднялся, отряхнул песок со штанов и куртки и направился в сторону домов. Пройдя вдоль проволочной ограды, он оказался на асфальтированной улице. Указатель на арабском и французском языках подсказал ему, что он находится на авеню месье Лиотея. Слева от него был перекресток и сразу за ним – виадук, который он видел со взморья.
      Железная дорога наверняка ведет к станции, подумал Рорк, там можно найти такси. Он пошел в этом направлении и скоро оказался в квартале жилых домов и учреждений. Людей на улицах было немного, и по крайней мере половина из них была одета в европейские костюмы. Несмотря на несколько необычный вид Рорка, никто не обращал на него внимания.
      Станция оказалась своеобразным памятником французскому колониализму начала двадцатого столетия, построена из импортных строительных материалов, нарядная и внушительная. Уличные торговцы загородили все подходы к станции, вокруг толпы людей, мужчины и женщины в арабских одеяниях, повсюду шум и толкотня.
      Как оказалось, люди ждали поезда, который запаздывал. До них уже дошел слух о перестрелке на крыше вагона и гибели двух охранников и машиниста.
      Видимо, по этой причине не было клиентов, и владельцы такси, развалившись на сиденьях, изнывали от жаркого солнца. Рорк подошел к одному из них и произнес магическую фразу: «Американское посольство». Водитель в арабской одежде с готовностью кивнул головой – его долгому ожиданию пришел конец.
      – Франки берете? – спросил Рорк.
      – Des francs? Naturellement, monsieur .
      Такси, «ситроен» 60-х годов, сделало круг и повернуло на дорогу, по которой только что пришел Рорк. Он думал, что они находились где-то близко к центру. Оказалось, что это не так. Такси поехало на юг по шоссе, которое Рорк уже видел сегодня, правда, издали. Здесь было одно-единственное шоссе. Примерно через полчаса они миновали другой виадук, сразу за которым он увидел хорошо знакомый ему поезд. Он стоял в каких-нибудь пятидесяти ярдах от шоссе.
      Состав был оцеплен со всех сторон – сюда была стянута большая часть полицейских сил Джибути. Рорк смог даже разглядеть группу работников телевидения.
      – Что там происходит? – спросил он шофера.
      Таксист – его английский был вне критики – пожал плечами.
      – Я слышал, что какой-то сумасшедший с винтовкой, – ответил он. – Он сделал несколько выстрелов и убил людей. Поэтому поезд остановился.
      Рорк отодвинулся от окна и погрузился глубже в сиденье. Он был уверен, что Гиббз оправдает его доверие и сумеет все изобразить так, чтобы полицейские поняли, что бандит спрыгнул еще до границы и его не следует искать в этом городе. Да, вряд ли найдется много таких Рупертов, как этот парень. Конечно, Рорк не имел в виду офицеров САС.
      Когда такси катило по центру города – везде аккуратные каменные здания постройки конца прошлого – начала нынешнего столетия, – Рорк сосредоточился на том, что он будет говорить о себе в посольстве. У него нет ни бумаг, удостоверяющих личность, ни денег. Поэтому прежде всего он попросит выездные документы и билет в Англию. Он должен принять все меры к тому, чтобы его имя и он сам никоим образом не связывались с тем, что произошло в поезде Аддис-Абеба – Джибути.
      Как тогда объяснить свое нахождение в этой стране? Ложь быстро приведет его к непреодолимым сложностям. И тем не менее ни при каких обстоятельствах он не мог сказать что-то, хотя бы приблизительно, в отношении их секретной и, конечно же, противоправной миссии. А правда, даже если ему и поверят, сразу же будет привязана к инциденту с поездом, что чревато серьезными неприятностями: вызов в полицию Джибути, обвинения, принудительная высылка и возможность передачи его в руки эфиопских властей.
      Американское посольство оказалось солидным, недавно построенным зданием, воздвигнутым на специально выделенном участке земли и защищенным высокой стеной. Государственный департамент США, пользуясь хорошими отношениями с Францией, создал фактически пост прослушивания правительственных линий связи в этом стратегически важном регионе. Северо-восток Африки в политическом отношении представлял пороховую бочку: Суэц – к северу, Саудовская Аравия и непредсказуемый Йемен – на востоке, и все близлежащие страны – Египет, Сомали, Эфиопия, Судан – все это являлось лакомым кусочком для дележа в «холодной войне». Отсюда – сверхпрочные железные ворота, караульное помещение и стены с колючей проволокой.
      Рорк расплатился за такси и был обескуражен тем, что поездка обошлась ему в половину наличности, которой он располагал.
      Он позвонил. Из караульного помещения вышел мрачного вида араб в костюме и приблизился к калитке.
      – Я – англичанин, – объяснил Рорк. – Мой паспорт украден.
      И вручил визитную карточку Гиббза. Человек исчез за дверью караульного помещения, и в окно было видно, что он звонил по телефону. Потом калитка открылась, и Рорк оказался на территории посольства.
      Он пересек двор, вошел в здание, испытывая настоящее блаженство от работающего кондиционера, и постучался, как ему было сказано, в первую дверь налево от холла. К этому моменту план его действий уже созрел: в любом случае он должен добраться до руководства.
      Секретарь группы приема посетителей, местная девушка, выслушав Рорка, позвонила своей начальнице. Та вызвала дежурного офицера, который отвел его в иммиграционный отдел. В каждом случае Рорк терпеливо объяснял, что он – научный работник, которого пыталась скомпрометировать советская разведка в Эфиопии, и что он на взятом напрокат автомобиле приехал в Джибути. Автомобиль вместе с бумажником, паспортом и вещами только что был украден. Ему нужна помощь, чтобы вернуться в Англию.
      Безусловно, главным во всей этой выдуманной истории был акцент на «способе компрометации», использованным советской разведкой, но о нем он может сообщить только самому послу. Он убежден, что то, о чем он собирается рассказать, настолько удивительно и важно, что заслуживает быть услышанным первым лицом посольства.
      Понадобилось около двух часов, чтобы в конечном счете убедить их. К тому времени Рорк выпил пять стаканов газированной воды и в значительной степени восстановил свои силы.

* * *

      Посол был карьерным дипломатом в возрасте далеко за пятьдесят. Он отрабатывал последние годы перед выходом на пенсию, набирая необходимую выслугу лет. Реальная власть в посольстве принадлежала офицеру разведки, сотруднику ЦРУ, который официально занимался рассмотрением заявлений о выдаче паспортов.
      В конце концов Рорк предстал перед тем и другим вместе. Сотрудник ЦРУ оказался симпатичным молодым человеком, который находился в середине своего четвертого десятилетия. Рорк решил сообщить им правду. Так было проще и легче. Действуя таким образом, он мог обеспечить определенный контроль за развитием их беседы, излагая информацию по своему усмотрению в зависимости от складывающейся ситуации и обращаясь с просьбами в особенно важные, с его точки зрения, моменты.
      Сначала он рассказал о прибытии в Аддис-Абебу. Американцы, используя свои средства, могут удостовериться в этом, если захотят, подчеркнул Рорк. Он назвал номер рейса из Лондона, сообщил о проживании в отеле «Хилтон» и о проведении встречи в здании швейцарского посольства.
      Он сказал, как его зовут и чем он занимается на самом деле, и побеспокоился о том, нельзя ли через посольство сообщить родителям, что с ним все в порядке. Дал номер телефона.
      Представитель ЦРУ, которого звали Барроу, с озабоченным видом вышел из кабинета, очевидно, с тем, чтобы сделать необходимые звонки. Это был простейший способ немедленно проверить достоверность слов Рорка. Высказывать другие просьбы Рорк считал пока преждевременным. Он был уверен, что в отряде откажутся от него, а Кромер заявит, что ему ничего не известно.
      – Теперь, – сказал Рорк, когда Барроу вернулся, – вам, возможно, будет интересно узнать действительную цель этой поездки в Аддис-Абебу.
      Он буквально наслаждался, рассказывая о том, каким образом выяснилось, что Селассие был жив, о плане Кромера похитить его, о полете с Хадсоном с целью организовать склады горючего. Судя по всему, оба слушателя были захвачены его рассказом.
      Еще до того, как Рорк начал повествование о бегстве из посольства на вертолете и смерти императора, он добился того, что ему было нужно – обещание обеспечить дипломатический иммунитет, сделать необходимые документы и заказать билет на дневной рейс «Эйр-Франс» в Париж и далее в Лондон. После этого он рассказал им все остальное.
      В конце разговора Барроу спросил:
      – Знает ли обо всем этом Гиббз?
      – Абсолютно ничего, – быстро ответил Рорк. – У нас даже времени не было для болтовни.
      – Тогда кто же знает всю правду?
      – Высшие чины Эфиопии. Кромер. Больше никто.
      – Потрясающе, – с пафосом сказал Барроу. – Так много и так мало.
      – Что вы имеете в виду? – спросил Рорк.
      – Все это, конечно, должно остаться в секрете, – вместо ответа произнес Барроу.
      – Безусловно.
      – А теперь послушайте меня, – вставая с кресла, сказал Барроу. – Ясно, что ваша роль в этом деле не должна стать достоянием гласности. Менгисту – не мальчик. Он возложит на вас ответственность за убийство курицы, которая могла снести ему золотые яйца. Вы станете меченым на всю оставшуюся жизнь. Возможно, сэр Чарльз Кромер также не будет счастлив видеть вас где-то поблизости. Лучше всего вам залечь на дно, мистер Рорк.
      Рорк долго молчал. Впервые он реально взглянул на свое будущее.
      – Согласен с вами полностью, – мрачно ответил он.
      Барроу еще не закончил. У Штатов в этом деле также есть свой интерес, говорил он. Если Запад хочет сохранить какое-то влияние в Эфиопии, никто не должен разоблачить заговор, который организовали новые руководители этой страны в отношении бывшего императора, то есть оставили его живым для решения своих корыстных целей, а сами официально объявили о смерти. Что, собственно говоря, изменилось? О смерти Селассие было объявлено в августе 1975 года, и его деньги хранились в надежном месте на Западе. Теперь он действительно мертв, и его деньги остались там же. В конечном счете интересам Запада лучше всего отвечало бы такое положение, при котором все делали бы вид, что ничего не произошло.
      – Вы понимаете, мистер Рорк, что мы с вами превратились в заложников друг у друга. Если заговорим мы, это будет политическим самоубийством. Если же правду раскроете вы, это будет настоящим самоубийством. Ну как, договорились?
      Перед тем как Рорку уйти, надо было решить последний вопрос: кто будет платить?
      Рорк с трудом верил своим ушам: он только что рассказал им подноготную «историю столетия», сенсационный материал, являясь непосредственным участником событий, а они беспокоятся о расходах на один билет в Лондон.
      – Я понимаю, – говорил Барроу. – Расходы незначительны, это так... Мы можем доставить вас в аэропорт, но оплата рейса – это уже что-то другое. У нас есть финансовая группа, но вы же согласитесь с тем, что нам не хотелось бы обращаться к ним по вашему вопросу. Так что помогите нам, мистер Рорк. У вас есть наличные деньги? Кредитная карточка?
      – Нет.
      – Может быть, вы хотите кому-нибудь позвонить?
      Был только один человек, который мог гарантировать оплату стоимости его проезда.
      Ему разрешили воспользоваться телефоном. Он позвонил в аптеку, так как именно этот номер запечатлелся в его памяти.
      – Люси?
      – Майкл? – Она так вздохнула, как будто говорила с непослушным шаловливым ребенком. – Мне казалось, что я просила тебя не звонить мне на работу.
      – Это особый случай, Люси. Послушай...
      И он рассказал ей, где находится и что требуется.
      – Скажи мне, Майкл, – проговорила она, стараясь быть безразличной, но это ей не удалось. – Почему я должна это делать?
      – По той же причине, по которой я прошу тебя. Я не хочу больше никуда исчезать. Хочу, чтобы ты встретила меня в аэропорту.
      В ответ ему было продолжительное молчание.
      – Хорошо. Я буду там, – сказала она наконец.

      Побег Рорка имел важные последствия, некоторые из которых носили краткосрочный характер и были покрыты тайной, другие реализовывались в течение продолжительного времени и никак не могли быть отнесены к категории секретных.
      Весть о его исчезновении вместе с императором дошла до Менгисту в считанные минуты. Маршрут вертолета был установлен уже через несколько часов, и сам вертолет найден. Вначале казалось, что оба человека – и император, и Рорк, – вероятнее всего, должны были погибнуть. Все говорило за то, что слабый старик и неопытный иностранец – у них не было никакой возможности выяснить, что Рорк на самом деле является сотрудником САС, – не смогут долго продержаться без воды и пищи. Однако через несколько дней после того, как пришло сообщение о том, что в пустыне найдено тело императора, Менгисту частично изменил свои выводы. Необычная история, связанная с захватом поезда, действующим в одиночку бандитом, заставила его задуматься, но доказательства, позволяющие связать это событие с Рорком, отсутствовали. По-видимому, он все же погиб, став добычей грифов.
      Причастность Кромера к этому делу сразу же всплыла на поверхность. Тем не менее Кромер мог вздохнуть с облегчением. Дела для него сложились благоприятно, хотя и таким образом, который он никогда не мог бы предугадать. В конце концов, теперь не было никакой необходимости пересматривать условия сложного контракта с Селассие, не было нужды предпринимать скрытые, дорогостоящие и политически опасные меры с целью обеспечить благополучие императора. Одним ударом состояние было спасено. Банкир даже не должен был выплачивать какое-то дополнительное вознаграждение Коллинзу, Халлорану и Рорку.
      Кромер, естественно, принес Менгисту благовидные извинения за необъяснимое поведение своих банковских коллег. Конечно, он ничего не знал об их зловещих замыслах. В качестве жеста доброй воли и для спасения своего авторитета он сразу же предложил Эфиопии заем в двести миллионов долларов, который был принят.
      Менгисту, будучи не только жестоким злодеем, но и достаточно разумным и хитрым политиком, прежде всего позаботился о том, чтобы нейтрализовать взрыв общественного негодования в связи с возможным раскрытием его заговора против императора. Он с самого начала обещал революцию, национальную безопасность и финансовые средства для поддержки того и другого. В таком случае вся история с Селассие могла быть объяснена его единственным желанием добыть деньги для защиты революции.
      Как известно, вначале он возлагал все надежды на американцев, так как Москва была связана обязательствами с соседом, враждебным Эфиопии Сомали. Несмотря на свою приверженность марксизму, он и в последующем не сразу порвал с Соединенными Штатами. Американские советники оставались в стране. В начале 1976 года появилась возможность прибрать к рукам богатства Селассие. Менгисту выступил с новыми обещаниями: при содействии Запада он покончит с голодом, обеспечит безопасность границ, добьется победы над врагом.
      Двуличие Кромера, профессионализм и бесстрашие действий Рорка и всей их тройки разрушили планы Менгисту. Защищая свои собственные политические позиции, обозленный на Запад, он подготовил переход к новой, просоветской политике.
      Изменения начались уже в конце 1976 года. Менгисту использовал большую часть займа Кромера для оплаты поставок русского вооружения. Москва была восхищена, обнаружив такой подход со стороны государства, которое позволяло осуществлять контроль над Северо-Восточной Африкой. От Сомали отреклись, а Эфиопию превознесли как истинного друга Москвы.
      В начале 1977 года американцы были изгнаны из страны. В течение следующего десятилетия Эфиопия превратилась в самого надежного советского сателлита в Африке.
      В политике и общественных науках постоянно обсуждается вопрос о влиянии личности на ход событий. Обычно речь идет о людях влиятельных, богатых и сильных. Рассказанная выше история дает убедительный пример того, как один совершенно обыкновенный человек, стремясь обеспечить лишь свою, личную, безопасность, изменил ход новейшей истории.