Туман над Ллин-дху

Настала осень, и в сентябре Колин и Сьюзен отправились в школу. После уроков они помогали на ферме, так что на Эдж ходили не особенно часто. Иногда в субботу или воскресенье они и могли бы выбраться туда, но там бывало полно горожан, которые голосили, продираясь сквозь подлесок, оставляя после себя упаковки от еды и бутылки, замусоривали землю и полностью разрушали атмосферу этих мест. Однажды Колин и Сьюзен напоролись на семейство, расположившееся как раз рядом с железными воротами. Отец семейства сидел, прислонившись спиной к скале, и старался перекричать вопли маленького транзистора, призывая своих детишек к чаю. А те играли в солдатики на Чертовой Могиле.

Все изменилось. Эти места, где до того красота и ужас служили двумя сторонами медали, превратились просто в шумную игровую площадку. Дух этих мест опочил. Или прятался. И ничто не говорило о том, что хоть когда-нибудь существовали чародеи или сварты. Ничего не оставалось: только пустое место на руке, где был браслет, да совы в амбаре на ферме.

Пропажа браслета послужила причиной некоторых трений между Моссоками и ребятами. Бесс первой заметила, что браслет исчез, а Сьюзен, не зная, как поступить лучше, вывалила все, что произошло на самом деле. Бесс было трудно это переварить, она не знала, как относиться к услышанному. Ее, естественно, огорчила пропажа камня, но больше всего ее встревожило, что Сьюзен – испугавшись последствий пропажи, нагородила столько несусветной чепухи. Гаутер, наоборот, не был так уж уверен, что все это только фантазия. Он ничего не сказал, но местами вся эта история очень уж совпадала с тем, что он пережил в ту ночь, от этого ему делалось неуютно. Но как-то оно проехало, и больше о камне никто не заговаривал, хотя нельзя было сказать, что все забылось.

Незадолго до Рождества Колин вдруг обнаружил, что совы из амбара исчезли. Все последующие дни ребята сильно беспокоились, не зная, как объяснить это внезапное исчезновение.

– Или Каделлин отвоевал камень, – сказал Колин, – или проиграл сражение.

– А может, просто он знает, что мы в безопасности… или может быть… но нет, это глупости… ох, хоть бы уж знать наверное!

И хотя ребята потратили два дня, прочесывая лес из конца в конец, они не нашли ключа к разгадке. Если состоялась отчаянная схватка, как предсказывал Каделлин, то она не оставила никакого следа.

Стояла безоблачная погода раннего предзимья. Морозными ночами звезды отливали серебром на бархатном небосклоне. Дни были короткими, но солнышко старалось обмануть землю, делая вид, что это не зима, а весна.

Однажды в воскресенье после обеда в первую неделю января Колин и Сьюзен выбрались из деревни Олдерли, ведя свои велосипеды за руль. Они двигались медленно: по крутому холму не побежишь. Последний кусок пути – особенно скверный – шел круто вверх, не давая передохнуть. Но добравшись наверх, можно было сравнительно спокойно ехать на велосипеде.

Они не проехали и сотни ярдов, как Колин, который ехал первым, так надавил на торомоз, что чуть не свалился с велосипеда, а Сьюзен чуть на скатилась прямо на него.

– Гляди! – сказал он, задыхаясь. – Вон туда гляди! Это был Каделлин. Он стоял, отчетливо видный на линии горизонта, на скале Каст Рок, повернувшись лицом к долине.

Сразу же все обещания были забыты. Ребята побросали свои велосипеды и пустились бежать.

– Каделлин! Каделлин!

Чародей резко обернулся на зов и тут же двинулся прочь. Но сделав три шага, задержался, как бы в сомнении, потом вернулся к каменной скамье и сел.

– О, Каделлин, мы подумали, что что-то случилось! – воскликнула Сьюзен, всхлипнув от радости.

– Много чего случилось. Но ничего, мне от этого не стало хуже, – у чародея было недовольное выражение лица, но одновременно и понимающее.

– Но мы так тревожились, – сказал Колин. – Когда совы исчезли, то мы подумали… подумали…

– Понимаю, – сказал Каделлин, рассмеявшись. – Нет, нет, нет, не смотрите на жизнь так мрачно. Мы отозвали птиц, потому что мортбруды вам уже больше не страшны.

– Мы и про это подумали, – сказал Колин, – но и другое нам тоже приходило в голову.

– А что мортбруды? – спросила Сьюзен. – Моя слезка все еще у них?

– И да и нет, – сказал чародей. – И как раз в их жадности и предательском характере и заключается наша надежда. Камень все еще у Гримнира. Он бы должен был отдать его Настронду. Но мортбруды и он решили владеть камнем сами. Наверно, они думают, что Огнелед может наделить их волшебной силой. Если думают, то ошибаются. Тут все крутится кругами. По слухам Гримнир и Меняющая Обличье собираются все выгоды присвоить только себе и заставить мортбрудов и свартов плясать под свою дудку. Такие ходят слухи. Но я догадываюсь еще кое о чем. Я слишком хорошо знаю Гримнира, чтобы поверить, что он добровольно хоть с кем-нибудь захочет разделить власть. А Морриган, несмотря на всю ее хитрость и коварство, с ним никогда не справится. И, может быть, благодаря всем этим взаимным предательствам, у нас и появится шанс. Но сейчас мы только наблюдаем и выжидаем. Ну вот! Я вам все сказал. А теперь наши дороги опять разойдутся.

– И по-прежнему мы ничего не можем делать? – спросила Сьюзен.

– Ничего более того, что вы делали все это время. Вы хорошо играли свою роль (если не считать тот злосчастный вечер), и вы должны продолжать в том же духе, мы не хотим, чтобы вы столкнулись с тем снова.

Он указал своим жезлом. За деревьями, где обычно виднелось Черное озеро, висело плотное одеяло тумана. А вокруг, сколько хватало глаз, светило закатное солнце, и нигде не было ни дымки, ни облачка, и только озеро Ллин-дху скрывалось под нависшим над ним низким туманным облаком.

– Оно висит там уже целую неделю, – сказал Чародей. – Я не знаю точно, что он задумал, но догадываюсь, что Гримнир пытается замкнуть Огнелед в зачарованный круг, чтобы его сила не достигала Фундиндельва. Это ему не удастся, и у него недостанет колдовской силы разбить камень.

Каделлин дошел с ребятами до дороги, и они расстались с ним с более легким сердцем, чем за все долгие предыдущие дни.

На следующее утро туман все еще стоял над озером. Колин и Сьюзен ранним утром поехали на своих велосипедах поисследовать окрестности. Когда они достигли вершины скалы Касл Рок, Колин предложил еще раз взглянуть на Ллин-дху. Они присели на скамью и стали пристально глядеть на облако тумана.

Долгое время прошло в молчании, а когда Колин заговорил, то он произнес как раз то, о чем думала его сестра.

– Интересно… а что если… поглядеть на все это вблизи?

– Думаешь, мы не нарушим обещания, если просто пойдем и посмотрим?

– Но отсюда-то мы смотрим, а так мы будем тоже смотреть, только вблизи, верно ведь?

Они приняли решение, но тут же поняли, что совсем не знают, как туда добраться. Но подумали, что найдут озеро, используя кое-какие уже знакомые ориентиры. Сначала поедут на Уилмслоу, а потом, повернув налево, они, вроде бы, должны нащупать правильное направление. Так, не откладывая долее, Колин и Сьюзен скатали в Олдерли, купили бутылку лимонада, чтобы запить сэндвичи, которые были у них с собой, опустили в почтовый ящик открытку с видом Грозовой Вершины для папы и мамы, и через полчаса были уже в центре Уилмслоу, затрудняясь, по какой дороге двинуться дальше.

– Вон кто-то подъехал. Пойдем, спросим, – сказал Колин.

Он заметил крошечный, как жучок, автомобильчик, из которого в этот момент вылезал сержант полиции таких огромных размеров, что почти что закрыл собой весь автомобиль. Нельзя было поверить, что он может туда поместиться, если даже свернется калачиком.

Ребята приблизились к нему, и Колин спросил:

– Простите, пожалуйста, вы не могли бы подсказать дорогу на Ллин-дху?

– Куда? – спросил сержант удивленно.

– Ллин-дху, Черное озеро, это недалеко отсюда. Сержант улыбнулся.

– Вы меня дурите, что ли?

– Нет, – заверила его Сьюзен, – четное слово, нет!

– Ну тогда вас кто-то обдурил. Насколько мне известно, такого места тут в округе не имеется, а я уже целых девять лет служу в Уилмслоу. Название звучит скорее по-валлийски.[13]

Колин и Сьюзен были так поражены, что даже не сразу нашлись, что ответить.

– Но мы же видели озеро со скалы Касл Рок меньше часа назад! – сказала Сьюзен, и слезы чуть не набежали ей на глаза. – Вообще-то мы не разглядели его, потому что оно покрыто туманом, но мы знаем, что оно там есть.

– Туман, говорите? А, ну теперь кое-что проясняется. Там, где общинный выгон Линдоу, уже несколько дней висит туман. И единственное озеро, которое есть тут поблизости, находится именно там. Ллин-дху, Линдоу – похоже, это, наверное, оно и есть, должно быть!

– Да-а, да, это оно, – сказал Колин. – Мы, наверно, не так расслышали название. Далеко это отсюда?

Они поехали в указанном направлении и, проехав примерно с милю, достигли широкого сырого выгона, поросшего низким кустарником, покрытого мелкими водоемчиками и заросшего вереском. Несколько в стороне от дороги на доске было написано, что это Выгон Линдоу и что езда на велосипедах запрещена. А посреди выгона вытянулось длинное озеро с черной от торфа водой.

Ребята стояли на вязком берегу, их пробирала дрожь. Воздух был напоен сыростью, вид озера навевал тоску.

Вокруг мрачного выгона были рассыпаны домишки, такие, какие всегда встречаются в предместьях большинства современных городов.

«Гирлянда из мхов и жалких лачужек». Они вспомнили эти слова Фенодири, глядя на безрадостный пейзаж. Но что было по-настоящему удивительно, так это прекрасная видимость. И если они действительно были на берегу Ллин-дху, то за час, что они добирались сюда, местность совершенно очистилась от тумана, окутывавшего ее в течение последних десяти дней.

– Ты думаешь, это оно? – спросил Колин.

– Ага. Вряд ли их два одинаковых. И оно черное. Интересно, что же произошло?

– Пошли отсюда, у меня от него мурашки. Мы увидели его, как хотели, и ладно.

Выпив по чашечке кофе в Уилмслоу, чтобы разогнать мрак, навеянный Ллин-дху, ребята поехали назад в Олдерли. Они не строили никаких планов, но солнышко было теплое, и у них оставалось еще часов шесть до темноты.

Они проезжали станционный мост в Олдерли, когда увидели нечто.

Легкий северо-восточный ветерок медленно гнал деревенские дымки по небу. Но где-то на полпути к ближайшему склону холма Эдж белый туманный шар висел точно прикрепленный к деревьям. А из тумана вставали печные трубы и конек крыши того самого дома, где проживала Селина Плейс!

Дом Селины Плейс

Комната была длинной, с высоким потолком, выкрашенным в черный цвет. Стены задрапированы черной бархатной тканью. Ни чем не застланный деревянный пол покрыт густо-красной краской. В комнате стоял стол, на нем лежал раздвоенный с одного конца прут и серебряная тарелка, на которую горкой был насыпан какой-то красный порошок. На одном конце стола стояла подставка для книг с раскрытой большого размера книгой со страницами из тонкого пергамента, а на другом – жаровня с тлеющими углями. Больше в комнате ничего не было. Гримнир следил недобрым взглядом за тем, как Морриган долго и нудно совершала приготовления к колдовству. Он не любил магию ведьм: они слишком полагались на неуклюжих, духов, и злоба в них закипала слишком медленно. Он предпочитал, как ударом, нагонять страх и видел для себя опору в темных сторонах человеческого ума.

Да, конечно, эта грубая ведьмина магия тоже имела свой смысл. Она постепенно набирала силу, как вздымающаяся волна, и поражала свою жертву медленной неотвратимостью лавины. Если бы только эта магия была мгновенной! Ведь так мало времени оставалось до того, как Настронда заставят действовать его все более и более увеличивающиеся подозрения, а тогда… Сердце Гримнира дрогнуло от одной этой мысли. Только бы ему удалось подчинить своей воле силу камня! Тогда Настронд увидел бы, кто из них настоящий Дух Тьмы. Тогда для Гримнира и Рагнарок, и все, кто в нем обитает, были бы не более, чем канава с червяками, через которых можно перешагнуть и забыть о них. Но как взять власть над камнем? Камень уже отпарировал все его «удары рапирой», и был момент – чуть было не уничтожил и самого Гримнира. Единственный шанс теперь заключался в колдовстве этой женщины из мортбрудов, но и за ней надо следить, нельзя допустить, чтобы она вдруг сделала камень послушным одной себе. Пока она ему нужна. А как от нее отделаться, когда она сыграет свою роль, не очень-то занимало его в данный момент. В мозгу Гримнира все разрасталась и разрасталась фигура Настронда, и он знал, что спасение только в очень быстром успехе.

Морриган, высыпая черный песок из кожаной бутылки, изобразила сложный орнамент, начертив круг на красном полу. Она то и дело останавливалась, делая рукой в воздухе какие-то знаки, что-то бормотала себе под нос, приседала, затем продолжала сыпать песок. На ней было черное платье, обвязанное алым шнуром, на ногах – остроносые туфли.

Так погружена была в свое дело Морриган и так занят своими мыслями Гримнир, что ни один из них не заметил двух пар глаз, которые прильнули к левой стороне окна.

Круг был завершен. Изменяющая Обличье подошла к столу и взяла в руки прут.

– Сейчас плохое время призывать на помощь тех, кто нам нужен, – сказала она. – Но если в том, что ты слышал, есть хоть гран истины, то надо действовать немедленно, хотя тебе следовало бы проявить больше такта, – она указала на серое облако, прижавшееся к стеклу. Глаз в окне уже не было. – Мы можем привлечь нежелательное для нас внимание.

– Но ты же видишь, они уже начали беспокоиться! Они что-то пронюхали. Скоро мы узнаем, в силах ли они одолеть нас. Хоть бы это оказалось не так! Если мы не успеем до конца дня, тогда пеняй на себя.

Тяжело ступая, ведьма открыла входную дверь, вышла, завернула за угол дома и направилась к флигелю, откуда доносились какие-то заунывные звуки.

Селина Плейс была раздражена и сердита. Несмотря на все его искусство, какой Гримнир все-таки дурак! Надо же было так рисковать! Кто, в здравом уме, мог прийти так открыто по такому делу? Ему со всей его магией было далеко до волшебного камня Бризингамена! Придется мобилизовать все ее древнее колдовство, чтобы приручить камень, и Гримнир это знает, сколько б он там не суетился в своем Ллин-дху.

– Тихо, тихо. Мы идем. Не выломайте только дверь! Сзади нее из тумана возникли две тени. Они скользнули вдоль стены и шмыгнули в открытую дверь.

– Куда теперь? – прошептала Сьюзен. Ребята стояли в тесной передней, и им надо было выбрать одну из трех дверей, выходивших туда. Одна из них была отворена и, видимо, вела в гардеробную.

– Иди ко мне, и давай отсюда посмотрим, в какую дверь она войдет.

Они не стали медлить, потому что мужские шаги Селины Плейс уже приближались в тумане.

– Ну, а теперь давай проделаем все, что мы можем, – сказала ведьма, возвращаясь к Гримниру. – Будь она неладна, эта спешка! Может, нам еще ничего и не грозит. Но все же мы не будем в безопасности, пока не сделаемся господами над камнем. Дай его нам.

Гримнир отстегнул кошелек, висевший у него на поясе, и вынул оттуда браслет. Огнелед свисал с него, его ясная глубина была скрыта туманом.

Морриган схватила браслет и поместила его в центре круга на полу. Она задернула портьеры на окнах и дверях, подошла к жаровне. Мерцание углей почти не разгоняло темноту. Морриган взяла пригоршню порошка с серебряной тарелки, посыпала им угли и выкрикнула громким голосом:

– Димориель, Карнефиель, Каспиель, Аменадиель!

Зашипев, пламя рвануло вверх, наполнив комнату рубиновым светом.

Меняющая Обличье раскрыла большую книгу и начала вычитывать из нее.

– Вос омнес ит министри одеи ет деструкционес эт сараторес дискорде…

– Что она задумала? – спросила Сьюзен.

– Не знаю, но от ее голоса по мне бегают мурашки.

– …эт квод ест нопе вос кониурасе идео вос конниро эт депрекур.

– Колин, я…

– Ш-ш-ш, молчи!

– …эт одид фиат миер альве…

Тени стали собираться на бархатных стенах в дальних углах комнаты.

Целых полчаса Колину и Сьюзен пришлось стоять неподвижно в их убежище, и меньше чем за половину этого срока их энтузиазм испарился. Они попали сюда в каком-то порыве, какая-то внутренняя потребность привела их в этот страшный дом, заставив откинуть мысль об опасности.

Они, может быть, потихонечку уползли бы и попытались найти Каделлина, если бы не наводящее ужас сопение, которое время от времени слышалось за окном гардеробной, из-за него им очень не хотелось открывать наружную дверь.

И все это время голос Морриган монотонно гудел, иногда возвышаясь до пронзительных, приказывающих выкриков.

– Приди, Хаборим! Приди, Хаборим! Приди, Хаборим! Вслед за этим ребята почувствовали сухой колючий жар, который постепенно делался просто непереносимым. Он давил на них, пока кровь не начала пульсировать в ушах и комната не стала вращаться над их головами.

– Приди, Оробас! Приди, Оробас! Приди, Оробас! Возможно ли такое? Ровно через три секунды ребята услышали цоканье копыт по голым доскам, и дикое, бешеное ржание эхом отозвалось где-то высоко над крышей.

– Приди, Намброт! Приди, Намброт! Приди, Намброт!

Порыв ветра схватил дом за стрехи и грозил оторвать его от корней из песчаника. Что-то пронеслось мимо на гудящих крыльях. Какие-то странные голоса устроили перекличку в пустых комнатах, и плотный туман прилип к дому, да так и застыл.

– Кониуро ет конфирмо супер вос потентес ин номини фортис, метуен дисиими, инфанди…

Как раз в тот момент, когда Сьюзен показалось, что она сейчас потеряет сознание, жар уменьшился, стало возможно дышать, ужасный ветер утих, в доме воцарилась гнетущая тишина.

После нескольких минут тихого бормотания дверь открылась, и голос Селины Плейс долетел в гардеробную:

– А мы говорим… что камень… будет в сохранности. Ничто не грозит ему… извне. Пошли отсюда… это опасное варево. Если оно выплеснется… а мы будем рядом… нам – конец. Поспеши. Оно набирает силу. Даже смотреть на него опасно.

С недоверием и постоянно оглядываясь, Гримнир присоединился к ней. Они вместе прошли через ту дверь в передней, что была напротив, и шаги их замерли.

– Ну и как же нам теперь выбраться из этого переплета? – сказал Колин. – Похоже, нам придется торчать здесь, пока она не отзовет все эти существа. А если она опять примется за свое колдовство? Мне что-то неохота ждать.

– Колин, мы не можем уйти, моя слезка вон в той комнате, больше такого случая не представится никогда!

Воздух стал прохладным, и никаких звуков – ни странных, ни обычных не было слышно.

Но Сьюзен чувствовала настойчивые призывы в глубине своего сердца, которые отмели в сторону все обещания, всяческое благоразумие уже тогда, когда они увидели туман со станционного моста.

– Но, Сью, разве ты не слыхала, как эта Плейс сказала, что там находиться опасно? Уж если и она боится, значит, это по-настоящему чем-то грозит.

– Наплевать. Я должна сделать попытку. Идешь? Если нет – я иду одна.

– Ох… ну, пошли. Увидишь, мы еще пожалеем, что не остались здесь.

Ребята вышли из гардеробной и осторожно отворили находившуюся слева от них дверь.

Сначала они ничего не могли увидеть в тусклом свете жаровни, но разглядели стол и подставку для книг, и белый столб посреди комнаты.

– Все спокойно! – прошептала Сьюзен. Они вошли в комнату на цыпочках, закрыли дверь, постояли, пока глаза привыкли к освещению… и тогда они увидели! Столб был живой.

Он вырастал из круга, который Селина Плейс так старательно изготовила. Это был столб маслянистого дыма, а в дыму шевелились какие-то существа. Их очертания были неясными, но ребятам удалось разглядеть достаточно, чтобы захотеть очутиться подальше отсюда. Пока они смотрели, столб начал вращаться, все быстрее и быстрее, дым становился все гуще и гуще, пол зашатался, и слух ребят внезапно наполнился печально завывающими голосами, доносящимися откуда-то издалека, из неведомых страшных мест. Жужжа как мухи, какие-то тени отделились от драпировок, и их тут же затянуло в дымную спираль. А затем основание столба почему-то сделалось голубым. Жужжание перешло в сумасшедший вой – и смолкло. Вся эта вертящаяся масса задрожала, как будто кто-то резко нажал на тормоз, замерла и рухнула, как упавшее дерево. Сквозь дым вверх побежали серебряные молнии, дымный столб столкнулся с огненным шаром, и последний поглотил его. Какой-то голос пропищал что-то совсем рядом с ребятами и исчез через двери позади них. Голубой свет начал гаснуть, а на его месте показался Огнелед посреди нарушенного магического круга.

Колин и Сьюзен стояли, точно привинченные к полу. Затем осторожно, затаив дыхание и не отрывая глаз от камня, как будто он мог исчезнуть, Сьюзен подошла и взяла его. Молча расстегнула она браслет и замкнула его на своей руке. Она не отдавала себе отчета в том, что делает. Этот момент снился ей столько раз за долгие месяцы, и столько раз она с горечью просыпалась.

В маленькой комнатке наверху под самой стрехой Селина Плейс и Гримнир сидели в ожидании. Они были скованы почти невыносимым напряжением: слишком хорошо была известна цена неудачи. На протяжении тысячелетий не раз бывали случаи, когда подобные им ослушивались Настронда. Но все в конце концов оказывались в Рагнароке. Настронд умел подчинять всякое зло своей воле.

– Теперь уже недолго, – сказала Морриган. – Через пять минут камень должен…

Тоненькая ниточка дыма просочилась под дверь и поплыла по комнате. Какие-то плачущие звуки сопровождали ее. Морриган вскочила со стула, взгляд ее сделался диким, на лбу появилась испарина.

– Нон липет абире…

Она широко раскинула руки, чтобы загородить дорогу.

– Кониуро эт конфирмо супер… Но дым обогнул ее, направляясь к камину, и прыгнул в него. За окном мрачно вздохнул ветер, и все стихло.

– Нет, нет, нет, – пробормотала Селина потрясенно, устремляясь к двери. Но Гримнир уже распахнул дверь и мчался по коридору к лестнице. Он пробежал уже один пролет вниз, когда раздался звон разбиваемого стекла, и на лестнице тут же сделалось темно, потому как черная фигура заслонила собой верхнюю часть окна. Морриган своим резким голосом издала вопль, полный страха, а Гримнир обернулся со скоростью и злобой голодного паука.

Шум вернул к жизни Колина и Сьюзен. Морриган снова взвизгнула.

– Давай быстрей отсюда! – сказал Колин. Он потащил сестру за руку в прихожую.

– Как только мы выйдем наружу, беги как сумасшедшая, я – следом.

Жуткий тарарам происходил там, наверху, и звуки неслись оттуда такие, что заставляли забывать о прочих опасностях. Однако только до тех пор, пока Колин открыл наружную дверь. Раздался какой-то скрежещущий рык, и из тумана возникла фигура, вид которой заставил их, спотыкаясь, ринуться обратно в дом. Но прежде чем Колин сумел захлопнуть дверь, собака колдуньи Морриган перемахнула через порог и очутилась прямо перед ними – злобная и страшная.

Она была очень похожа на бультерьера, только фута на четыре выше в холке, и острые уши ее, в отличие от прочего гладко-белого туловища, были покрыты грубой красной шерстью. И уж чем она была непохожа на всех собак на свете – это тем, что на морде ее не было даже признака глаз. Она была безглазая!

Зверь секунду помедлил, покачивая своей клинообразной головой из стороны в сторону и принюхиваясь влажными раздутыми ноздрями. Учуяв запах ребят, ринулся к ним, как если бы увидел их глазами. Колин и Сьюзен нырнули за ближайшую дверь, которая, как оказалось, вела в кухню, но там ничего не сулило им укрытия, только обнаружилась еще одна дверь.