— Черный Лось, будь моим гостем на ранчо «Аконит», — глядя на индейца, сказал он. — Моя жена хочет подружиться с твоей женой и с твоей сестрой. Мой дом — твой дом.

— Мы скоро перекочуем на западные земли, оттуда далекий путь до твоего дома. Моя жена слабая. У моей сестры болит нога.

— Может быть, мы сами к ним приедем? — спросила Кристин. — Ах, Бак, мне так хочется навестить их хоть разок, пока они еще здесь!

— Посмотрим.

Бак положил руку на плечо Кристин. По ее спине змеилась одна длинная коса. Рано утром Бак с восхищением наблюдал, как Кристин, зачесав волосы на сторону, ловко переплела короткие пряди с длинными, чтобы заплести косу. Она показала, как будет укладывать ее венцом вокруг головы, пока остриженные волосы не отрастут.

— Коса, правда, получилась не такая толстая, как раньше, но, кроме нас с тобой, никто ничего не узнает.

Когда к отъезду все было готово, Бак надел куртку. Подсадив Кристин в седло, он сел позади нее и, укутав полами куртки, крепко обхватил за талию. Так они и поехали — на одном коне, в одной куртке.

На прощание Кристин помахала рукой Маленькой Сове и ее брату.

— Спасибо, Черный Лось, что помог меня найти! А тебе спасибо за красивые мокасины, Маленькая Сова! — прокричала Кристин.

Она ощутила на шее прикосновение губ Бака и почувствовала, как ее захлестнула волна такого беспредельного счастья, о каком она и не мечтала.

— С месяц назад я нашел Маленькую Сову со сломанной ногой у Ручья Сочной Травы. Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю.

— Она очень красивая.

— Красивая, но до моей… хм, жены… ей далеко.

— Мне приятно слышать, как ты произносишь это слово. Как странно, правда, Бак? То, что начиналось так ужасно, вдруг получило такой удивительный конец, . Знаешь, меня так распирает от счастья, что я, наверное, вот-вот лопну.

— Не надо, не делай этого, любовь моя.

Бак крепче обнял ее. Он только что провел самую прекрасную ночь в своей жизни, но у него по-прежнему не укладывалось в голове, что эта чудесная женщина действительно любит его и готова соединить с ним свою судьбу.

— До сих пор не могу поверить, что ты моя и я могу обнимать тебя, целовать… и касаться, — его рука скользнула под куртку и потрогала упругую грудь, — когда захочу.

— Только когда мы одни, любимый. — Она положила свою руку поверх его руки. — Чувствуешь, как бьется сердце?

— Так это твое сердце? А я думал, что случайно поймал тут птицу, — усмехнулся Бак, согревая теплым дыханием ее ухо.

— Захочешь ли ты меня целовать, когда я стану старой, седой и беззубой?

— К тому времени у меня отрастут усы по колено, и я стану таким немощным, что не смогу встать со стула.

— Вот и отлично, любимый. Я заберусь к тебе на колени, и мы будем целоваться. — Кристин рассмеялась, и ее смех слился с его счастливым смехом.

Бак часто останавливался, чтобы дать отдохнуть коню. Гнедой был крепким скакуном, по ему приходилось нести двойную ношу, и Бак хотел сберечь его силы на случай, если придется уходить от погони. Во время этих коротких остановок Бак и Кристин не отходили друг от друга — стояли обнявшись. Бак безмерно наслаждался новой для него свободой — свободой касаться Кристин в любой момент; он наслаждался сознанием того, что она его любит.

Через несколько часов они приблизились к ранчо; солнце уже клонилось к западу.

— Надеюсь, дома все в порядке, — сказала Кристин, когда они спустились с горы и въехали в лощину.

Мысли о Форсайте и его планах прибрать к рукам «Аконит» до поры до времени отступили в сознании Кристин на задний план. По сравнению с недавним открытием — Бак любит ее! — все остальное казалось не столь важным. Отныне они будут вместе — с ранчо или без него, — и это самое главное.

— Скоро мы все узнаем.

Взгляд Бака то и дело скользил по обеим сторонам тропы. Выехав на открытое место, он осмотрел полосу неба над лесом. Небо было чистым, Бак нигде не заметил ни струйки дыма. Запах гари тоже не чувствовался, так что не было оснований опасаться, что в их отсутствие ранчо спалили.

Сразу за ручьем, у кромки леса, откуда открывался хороший обзор, Бак остановился. Он сразу же заметил, что в загоне гораздо больше лошадей, чем должно быть. Возможно, Форсайт захватил ранчо и держит Джилли и всех остальных в заложниках до возвращения Бака. Лагерь индейцев позади усадьбы казался безлюдным.

Не приближаясь к ранчо на расстояние выстрела и заняв такую позицию, чтобы иметь за спиной свободный путь к отступлению. Бак вложил в рот два пальца и свистнул.

— Смотри, Бак, на веревке развешаны простыни. С чего это Бонни решила заняться стиркой? Может быть, что-то случилось? — с тревогой спросила Кристин.

— Не знаю, радость моя — Пока я не буду твердо уверен, что все в порядке, мы с тобой не поедем на ранчо.

Он снова свистнул.

Спустя минуту открылась задняя дверь, и во двор вышли Бонни и несколько мужчин. Среди них Бак сразу же узнал Джилли — по его седой шевелюре. Потом из флигеля вышел Берни — его тоже легко узнать по деревянной ноге. Откуда-то с радостным лаем выскочил Сэм. Казалось, все в порядке, однако Бак ждал от Джилли условного знака. Наконец раздался ответный свист, Бак. удалил коня пятками и поскакал через пастбище к дому.

— Ах, Бак, как я рада видеть наш дом! Я боялась, что никогда больше его не увижу!

— Кристин, помаши Бонни рукой, ей не терпится узнать, что с тобой все в порядке.

— Ты все еще сердишься на Густава за то, что Быстрый Бег сумел меня похитить? — спросила Кристин, помахав Бонни.

— Нет. Быстрый Бег — знаток военных хитростей, а Густав в наших краях недавно, где ему тягаться с индейцем. На кого я зол, так это на Сэма. Но он, наверное, привык к запаху Кривоного и гуртовщиков, вот и не поднял тревогу, когда почуял запах еще одного индейца.

Во дворе их встречали Густав, Джилли, брат с сестрой и трое мужчин, которых Кристин видела впервые.

— Вон тот, высокий, — Клив Старк. Помнишь, я говорил тебе, что написал письмо федеральному шерифу? — прошептал Бак в ухо Кристин.

— Крис! Слава Богу, ты вернулась! — Густав первым подбежал к ним. Кристин положила руки ему на плечи, и Густав снял ее с коня. — Проклятие, я так за тебя переживал, что два дня не спал. — Он крепко обнял кузину. — Мне надо бы голову оторвать за то, что прозевал этого индейца и позволил ему тебя похитить…

— А я жалею, что не ушла в дом вместе с тобой, — вставила Бонни. Она схватила Кристин за руку и затараторила: — Господи, как же мы волновались! Джилли все время твердил, что Бак обязательно тебя разыщет и вернет. Знаешь, мне так много нужно тебе рассказать…

— Мне тоже есть что рассказать. — Кристин посмотрела на Бака любящим взглядом.

Бак же тем временем пожимал руку Кливу Старку. Второй незнакомец, гораздо моложе Старка, стоял рядом; когда их с Баком познакомили, молодой человек энергично затряс его руку. Невысокий смуглый мексиканец с кривыми ногами и длинными обвислыми усами стоял в сторонке, дожидаясь, когда его познакомят с хозяином; потом и он пожал руку Бака.

— Иди сюда, Кристин, познакомься с Клином Старком, Диллоном Толлменом и их другом Пабло. — Бак взял Кристин за руку и привлек к себе. — Мы решили пожениться и сделаем это сразу же, как только сможем выбраться в город и найти священника, — с гордостью объявил Бак и покосился поверх головы Кристин на Густава. К его величайшему изумлению, лицо кузена Кристин расплылось в широкой улыбке.

Кристин, зардевшись, поздоровалась с Кливом и с высоким светловолосым красавцем, который не преминул одарить ее обворожительной улыбкой.

— Рад с вами познакомиться, мэм. Имейте в виду, я не имею ничего общего с этим кривоногим болваном, который ждет своей очереди пожать вашу очаровательную ручку.

— Не обращайте внимания на его слова, сеньора, мальчик меня обожает. — Мексиканец усмехнулся, поглядывая на Диллона, и пожал Кристин руку.

Кристин почувствовала на своих плечах чью-то руку и оглянулась; Густав привлек ее к себе и снова крепко обнял.

— Сестренка, это самая приятная новость за последний месяц! — Было очевидно, что Густав искренне рад. Он давно втайне надеялся на подобный исход, полагая, что Кристин заслужила право на счастье. — Расскажи-ка, как ты ухитрилась заставить его предложить тебе руку и сердце? Наверное, ты загоняла ему иголки под ногти — как еще можно заставить мужчину жениться на уродливой старухе вроде тебя? — Он повернулся к Баку. — Бак, на правах брата — ведь мы с Кристин почти двойняшки — я даю вам свое благословение. Ужасно рад, что наконец сбыл ее с рук.

— Гус, сейчас же прекрати дразниться!

— Бак, делайте ей каждый год по ребенку, — продолжал Густав с довольным смешком; он все больше входил во вкус и не собирался умолкать. — Купите ей дюжину коров, чтобы доила, заставьте пахать землю, порите ее время от времени для порядку — и, как знать, может, из нее получится более или менее сносная жена.

Кристин ткнула его локтем в бок. Она попыталась нахмуриться, но не смогла удержаться от смеха. Лучистые серо-голубые глаза — наверное, уже в сотый раз за день — нашли глаза Бака, и он ответил ей любящим взглядом.

— Простите моего кузена, джентльмены, иногда он ведет себя не лучшим образом. Надеюсь, вы меня извините, но мне необходимо умыться и переодеться. К тому же я умираю от голода.

Заговорщически подмигнув Берии, Густав произнес громким шепотом, приложив руку ко рту:

— Предупреждаю, ни в коем случае не бери в рот тушеное мясо, которое приготовила Бонни!

— Да уж, это точно: такую стряпню я не дал бы и собаке, — добавил Берни.

Кристин заметила взгляды, которыми обменялись Берни с Густавом. Она была рада, что за время ее вынужденного отсутствия между молодыми людьми завязалась дружба.

— Постыдились бы так шутить! Бонни, я бы на твоем месте предложила им самим для себя готовить. Посмотрим, что они тогда запоют.

— Ужасно не хочется в этом признаваться, Кристин, но на этот раз они правы. Ладно, хватит болтать, а то воду для мытья придется греть заново, — деловито распорядилась Бонни. — Мужчины, вам придется пока погулять… хотя бы с полчасика, а Кристин тем временем приведет себя в порядок. — Последние слова девушка произносила уже на ходу — они с Кристин направились к дому.

Бонни попросила у Бака разрешения похоронить Дела Гомера на том же холме, где покоилось тело Ярби Андерсона, и он согласился.

— В городе у него нет друзей, — пояснила Бонни, — у него вообще никого нет. Мне невыносима мысль, что его тело погрузят в повозку и увезут вместе с трупами бандитов… словно он ничем от них не отличался. Дел был противоречивым человеком, в нем уживалось и плохое, и хорошее.

Чтение молитвы и исполнение религиозного гимна над могилой наемного убийцы кому-то могло бы показаться святотатством. Однако там, на холме, у подножия вековой сосны, — там не имело значения, чем этот человек занимался при жизни. Над могилой стояли те, кого Дел Гомер спас от верной смерти. Когда короткий обряд был завершен, Клив и Диллон засыпали могилу землей.

Бонни положила на свежий могильный холм еловую ветку, обвитую лентой.

— Прощай, Дел… и спасибо тебе, — прошептала она, смахивая слезу.

Часом раньше Клив и Джилли провели Бака в конюшню, где в одном из стойл были сложены шесть трупов. Лицо шерифа Лайстера отмыли, но на его рубашке остались следы отравленной пищи.

— Не знаю, от чего он умер: или захлебнулся в тарелке, или еще раньше насмерть отравился аконитом, да и знать не хочу, — проворчал Джилли. — Знаю только, что этот ублюдок мог бы нас всех прикончить. Но на теле нет следов насильственной смерти, так что никто не сможет доказать, что мы убили шерифа.

Клив успел показать Баку бумаги, найденные в кармане Лайстера. Это были документы, удостоверяющие, что Кристин Андерсон продала ранчо «Аконит» «Земельной компании Форсайта».

— Им не терпелось избавиться от мисс Андерсон, — сказал Клив. — Если бы ее не стало, больше никто не смог бы оспорить подлинность ее подписи под этой бумажкой.

— Похоже, я в долгу перед Быстрым Бегом, — заметил Бак. Его прошиб пот при одной только мысли о том, что могло бы случиться, окажись Кристин в руках форсайтовых бандитов. — Как они сумели подобраться так близко к дому?

— Думаю, им просто повезло, что и ты, и Кривоногий отлучились с ранчо в одно и то же время, — ответил Джилли.

Девушки сняли с веревки чистые простыни и застелили кровать, на которой умер Дел. Постель опять стала такой, как прежде, но кровавое пятно на полу так и не удалось отмыть полностью.

— Оставь, Бонни, я потом закрою это место половиком.

Кристин хотелось, чтобы ничто не омрачало ее счастья. Она снова в доме, который успела полюбить, с ней кузен Густав и ее новые друзья, все они остались целы и невредимы, пройдя через ужасные испытания. Но самое главное — рядом с ней любимый мужчина, который — о чудо из чудес — оказывается, тоже ее любит.

За ужином собрались все, включая Тэнди. Потом Клив рассказал о том, как получил письмо Бака, сообщил, что ему удалось выяснить о махинациях Форсайта.

— Судья Уильяме отправился в Хелину, чтобы навести по регистрационным книгам справки о тех, кто подписывал документы на право владения земельным участком или просто покупал его, а потом якобы добровольно продавал Форсайту. Таких оказалось немало.

Полковник держал в руках весь город. И шериф, и управляющий банком, и единственный в городе адвокат — все состояли с ним в сговоре. Он имел в своем распоряжении деньги, оставленные ему в наследство покойной женой, и множество отъявленных головорезов. Число последних, впрочем, за прошедшую ночь уменьшилось — шестеро уже покойники, а еще с десяток мы спугнули, так что сейчас они, вероятно, уже где-нибудь в Вайоминге.

— Чем же вы их так напугали? — поинтересовался Джилли. — Я слышал, вы сыграли с ними какую-то шутку…

— Бандиты принимали Пабло за своего, поэтому он без помех с ними общался. На самом деле его прислал сюда Колин Толлмен, брат Диллона, чтобы присмотреть за… то есть, я хотел сказать, помочь нам, — с усмешкой поправился Клив, услышав недовольное ворчание Диллона. — Приехав в Биг-Тимбер, он присоединился к банде Брузы, чтобы разведать, что к чему. Так вот, вчера ночью Пабло по секрету сообщил каждому из бандитов, что племя сиу вышло на тропу войны и готовится отомстить за бойню у Песчаного Ручья…

— Но ведь это произошло почти двадцать лет назад, в шестьдесят четвертом, — с удивлением заметил Бак.

— Эти болваны не знают истории. Пабло сказал им, что вождь Железная Челюсть собрал две сотни воинов, которые собираются напасть на ранчо «Аконит» и вырезать всех, кто попадется под руку, а потом спалить ранчо и идти на Биг-Тимбер.

— Неужели они поверили? — снова удивился Бак.

— Все, кроме одного верзилы, сеньор, — ухмыльнулся Пабло. — Пришлось пощекотать ему под ребрами ножом. Теперь этот умник валяется вместе с остальными в конюшне.

Бак пожал под столом руку Кристин.

— Завтра мы собираемся съездить в город. Ты не против, милая? — Бак назвал Кристин милой — и это прозвучало совершенно естественно, словно он всегда ее так называл.

— Я готова. Хочется поскорее покончить со всем этим.

— Мы с Берни вернемся в наше кафе… если, конечно, оно еще цело, — вставила Бонни.

— Завтра должен вернуться Кривоногий, он присмотрит за ранчо, а я быстренько смотаюсь в город вместе с вами и навещу Фло. — Джилли бросил лукавый взгляд на Бака.

— Оказывается, у вас есть в городе знакомая? — воскликнула Кристин. — Я и не знала, вы никогда о ней не рассказывали.

Бонни закатила глаза и после неловкой паузы шепотом пояснила:

— Фло — шлюха, она содержит публичный дом.

Кристин покраснела, как помидор. Взглянув на Джилли расширившимися глазами, она поспешно отвела взгляд. Потом, что-то пробормотав, отвернулась от стола, уткнувшись лицом в плечо Бака. И тотчас же почувствовала, как его тело затряслось от беззвучного смеха. Когда ей удалось наконец справиться со смущением, она тоже тихонько засмеялась, после чего больно ущипнула Бака.

— Не знаю, как Джилли, а ты точно туда не пойдешь!

После того как гости улеглись спать, Кристин и Бак устроились вдвоем у огня, в большом кресле. Кристин села Баку на колени, положив голову ему на плечо, а он, поцеловав девушку в лоб, склонил голову, касаясь щекой ее волос. Комнату освещало только неяркое пламя камина.

— Как не хочется ложиться спать без тебя, — прошептал Бак.

— Мы сможем пожениться завтра, как только доберемся до города?

— Не знаю, это зависит от того, как будут развиваться события. Но до отъезда из города мы обязательно побываем у священника, это я тебе обещаю.

— Бонни с ним знакома.

— У Клива свой план: он не хочет, чтобы Форсайт узнал о твоем появлении, пока не приедет судья Уильяме из Боузмена, а мы надеемся, что он приедет следующим дневным поездом. Клив перед отъездом на ранчо отправил ему телеграмму с просьбой приехать в Биг-Тимбер.

Бак замолчал. Они сидели в тишине, наслаждаясь покоем и уединением. Последние сутки были для них истинным блаженством. Когда Бак держал Кристин в своих объятиях, он чувствовал, что никогда еще не был так счастлив, никогда прежде не знал настоящей любви.

«Наверное, далеко не каждому удается познать на своем веку такое счастье», — думал Бак; он молил Бога, чтобы оно продлилось как можно дольше. Однако ему еще предстояло поведать Кристин о неких обстоятельствах, имевших к ней самое непосредственное отношение; Бак ничего не собирался скрывать от своей будущей жены.

Нарушив молчание, Кристин прошептала:

— Интересно, почему все-таки дядя Ярби завещал ранчо мне? Ведь у него было много родственников, которых он знал гораздо лучше.

Бак довольно долго молчал, поглаживая руку Кристин. Потом прижал ее ладонь к своей щеке, теперь уже гладко выбритой.

— Думаю, это как-то связано с Анной — женщиной, которую он любил. Старик иногда упоминал о ней.

— Анна приходилась моей матери сестрой. Помню, мама говорила, что она заболела и переселилась к нам. Анна умерла вскоре после моего рождения.

— Милая, Ярби никогда не расставался со старым деревянным сундучком. Он рассказывал, что, когда еще совсем мальчишкой приехал из Швеции, в этом сундучке хранились его пожитки. Когда бедняга впал в детство, я убрал этот сундучок на чердак.

— У папы тоже был сундучок… с коваными железными петлями. — Кристин подняла голову и посмотрела на Бака. — Мне хотелось бы когда-нибудь взглянуть па сундучок дяди Ярби.

— Я в него заглядывал… когда старика не стало.

— Почему же ты мне ничего не сказал? Мы могли бы осмотреть его вместе.

— Я об этом подумывал… но боялся, что там может обнаружиться более позднее завещание, по которому ранчо «Аконит» переходит или ко мне, или к какому-нибудь родственнику мужского пола. В таком случае у тебя не было бы причин оставаться на ранчо, а я не хотел тебя отпускать.

— Ну и пусть бы он завещал «Аконит» тебе, мне все равно. — Кристин потерлась щекой о ладонь Бака. — Я ведь собираюсь отказаться от него в твою пользу. В любом случае лучше, чтобы земля была записана на имя моего мужа.

— Милая, там не оказалось никакого другого завещаний, но зато я нашел письма твоей матери к Ярби.

— Я знала, что мама поддерживала с ним связь, папин младший брат ей очень нравился.

Бак собрал в кулак всю свою волю и продолжил:

— Твоя мать сообщила ему о смерти Анны. Она написала, что Анна любила его до последней минуты и что его дочь — точная копия своей матери.

Воцарилось молчание. Кристин вглядывалась в лицо Бака, словно пытаясь прочесть ответ на тотчас же возникший у нее вопрос. Наконец она медленно проговорила:

— Мама никогда о ней не упоминала. Ты хочешь сказать… что дядя Ярби и тетя Анна были…

— Они любили друг друга, но отец Анны хотел выдать ее замуж за другого. Ярби уехал на Запад, думая, что Анне станет легче, если он исчезнет. Но Анна отказалась выйти за человека, которого не любила, и отец выгнал ее из дому. Куда ей было деваться? Она отправилась к сестре. Твои родители приютили ее и заботились о ней до самой ее смерти.

— Какая грустная история. Если бы дочь дяди Ярби была жива, она стала бы его наследницей. — Кристин задумалась. Потом положила руки на плечи Бака и тихо проговорила: — Мне бы хотелось прочесть эти письма. Как ты думаешь, Бак, может быть, когда Ярби потерял рассудок, он по ошибке принял меня за их с Анной дочь?

— Милая, он не ошибся, — осторожно произнес Бак. — Когда мы вернемся из города, я отдам тебе письма. Твоя мать писала Ярби каждый год, она рассказывала ему, как ты растешь, какая ты миленькая, как хорошо учишься в школе. Позже она написала, что ты стала красивой девушкой. Последнее письмо был отправлено, когда тебе исполнилось четырнадцать. Кристин замерла.

— Бак, неужели… ты хочешь сказать, что этот милый старичок на самом деле был моим отцом?

— Любовь моя, с тех пор, как я узнал правду, я все пытался придумать, как бы подступиться к этому вопросу. Да, твоя мать писала о тебе как о его дочери. Ты огорчена?

— Нет… пожалуй, нет, хотя мне нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Значит, мои родители любили друг друга, но не могли пожениться. — Она медленно повторила вслух все то, что только что узнала, словно пытаясь лучше уяснить это для себя. — Но почему Анна просто не сбежала со своим любимым? На ее месте я бы так и поступила.

— Этого мы никогда не узнаем.

— Получается, те, кто меня вырастил, кого я называла папой и мамой, на самом деле были моими тетей и дядей, то есть сестрой моей настоящей матери и братом моего настоящего отца, — тихо проговорила Кристин. — Густав знает?

— Не имею понятия. Я это открытие ни с кем, кроме тебя, не обсуждал. Рыться в вещах Ярби без твоего разрешения я тоже никому не позволю.

— Конечно. — Кристин погладила Бака по щеке кончиками пальцев. По-прежнему глядя ему в глаза, она сказала: — Может быть, Ферд знал правду… или хотя бы подозревал — тогда понятна его неприязнь ко мне. Когда я появилась на свет, ему было пятнадцать, и он никогда не любил меня.

— Он был с тобой жесток?

— Пока был жив папа — нет. В отличие от своих братьев папа высоко ценил образование, он послал Ферда учиться в пансион для мальчиков, а сыновья остальных братьев работали на ферме. Когда мать Ферда умерла, отец женился на маме, а Ферд в это время был в пансионе. Пожалуй… мне теперь кажется, что Ферд не знал правду о моих настоящих родителях, иначе он обязательно нашел бы повод бросить мне в лицо эту правду. — Она снова положила голову на плечо Бака. — Но это ничего не меняет. Я все равно любила Ярби — даже когда считала его твоим отцом.

— Знаешь, иногда я замечал, что старик наблюдает за тобой с улыбкой. Тогда я думал, что он улыбается просто потому что ему приятно видеть такую хорошенькую девушку. Может быть, на самом деле он вспоминал в эти минуты Анну?

— Он несколько раз назвал меня Оня — так звучит имя Анна по-шведски.

— Теперь я могу объяснить, почему не показал тебе сундучок Ярби. Мне хотелось, чтобы ты узнала все до того, как прочтешь письма. Я думал, так тебе будет легче перенести это открытие, — ведь ты всю жизнь считала своими родителями дядю и тетю. Ярби берег письма твоей матери как самое дорогое сокровище. Судя по тому, как они истрепаны, он много раз их перечитывал.

— Бак, я рада, что у него был ты.

— Он заменил мне и отца, и мать, и всю родню. Именно Ярби сделал меня таким, какой я есть. Я не знаю своих настоящих родителей.

— Неужели ты .совсем ничего о них не знаешь? Бак с радостью ухватился за возможность направить мысли Кристин в другое русло.

— Я слышал, что Леннинги происходят из городка под названием Мидлкросинг, в штате Нью-Йорк. Один из Леннингов, Стид Леннинг, как я понял, был беспутным малым, он добрался до самого Уобаша, где его и убили. Его младший брат, Сайлас, отправился на Запад и обосновался в местечке Кэйнсвиль, па реке Миссури. Возможно — это только предположение, — именно он был моим дедом. О своем отце я знаю только то, что его звали Рой Леннинг. О матери я не знаю совсем ничего, даже ее имени.

— Где ты рос?

— В Вайоминге. Сначала у одного поселенца, потом у другого… кто меня приютит, у того я и жил. Я всегда сознавал, что не принадлежу к семье, с которой живу, и помнил только, что я Бак Леннинг, сын Роя Леннинга. Лет в десять я нанялся на настоящую мужскую работу — стал помогать перевозчику, который возил продовольствие на рудник. После этого примерно лет пять брался за любую работу или просто побирался, чтобы не умереть с голоду. Потом я встретил Мосса, вернее, он меня нашел. С того дня началась моя настоящая жизнь.

Кристин взъерошила его густые непокорные волосы.

— Бедный мальчик, туго тебе пришлось. Но ничего, я обещаю любить тебя так сильно, что ты навсегда забудешь, каково это — быть одиноким и никому не нужным. Мы оба многим обязаны дяде Ярби.

Бак с тревогой вглядывался в ее глаза.

— Кристин, тебе не больно сознавать, что он был твоим отцом?

Может, ты огорчена?

— Нет. Почему-то я не испытываю того потрясения, какое, наверное, должна была бы испытывать. Я знаю, мама меня любила, а папа так просто души не чаял. Для меня не так уж важно, что не они дали мне жизнь. Я только удивлялась, почему у нее не было других детей, ведь почти у всех Андерсонов большие семьи. У Густава, например, семеро сестер и братьев. Наверное, по каким-то причинам мама не могла иметь детей.

Часы над камином пробили полночь, но Кристин не хотелось уходить от Бака.

— Получив письмо от адвоката, я сразу же решила, что приеду сюда. А когда приехала и увидела эту землю, этот дом, то все здесь полюбила. У меня появилось такое чувство, что здесь мое место. Бак, как ты думаешь, может быть, мое ощущение как-то связано с тем, что ты рассказал? Может, я каким-то образом чувствовала, что тут жил мой отец?

— Чего не знаю, того не знаю, любовь моя. Но одно могу сказать точно: тебе пора спать. Завтра мы отправляемся до рассвета, а вам с Бонни еще предстоит собрать провизию в дорогу.

— Бак, мне хочется иметь много детей, — неожиданно сказала Кристин. — Надеюсь, что у меня с этим не будет проблем, как у мамы.

Бак поцеловал ее в лоб.

— Но ведь это Анна произвела тебя на свет, не забыла?

— Ты прав. Мне все еще трудно привыкнуть к мысли, что мама на самом деле не была моей матерью. Хорошо бы начать делать детей прямо сейчас, — с мечтательным видом добавила Кристин; она повернула голову, и их губы встретились.

Поцелуй получился долгим и сладким. Сначала губы Бака были мягкими и нежными, затем стали твердыми и настойчивыми.

Бак первый поднял голову.

— Еще немного в таком же духе, и я не выдержу — отнесу тебя в постель и сделаю тебя падшей женщиной, — прорычал он.

— Ты что, забыл? Я уже и так ею стала. И не один раз, а целых три. Вспомни вигвам. — Кристин рассмеялась. — До чего же. приятно быть падшей женщиной!

— В следующий раз ты будешь уже миссис Бак Леннинг, и я смогу не волноваться о том, сколько шуму мы наделаем, занимаясь любовью.

— Мы сразу же вернемся домой?

— А ты…

— Мне хочется купить занавески на окна, раз уж я попаду в город, а еще…

— Хорошо-хорошо. Ты купить все, что захочешь, по сейчас отправляйся-ка спать.

Бак опустил Кристин на пол и проводил до комнаты, которую она делила с Бонни. У двери он поцеловал ее в губы.

— Спокойной ночи, любовь моя.

— Спокойной ночи. Мне будет тебя не хватать. Я уже говорила тебе, как чудесно спать в твоих объятиях?

— Кристин! Прекрати! Наверное, мне следовало бы прислушаться к совету Густава и взять ивовый прут.

— Ты не посмеешь!

— Ну-ка, марш в постель! Тебе осталось спать всего часа два, любовь моя. — Он открыл дверь и легонько подтолкнул Кристин в комнату.

Кристин разделась в полной темноте. Счастье переполняло ее, и она сомневалась, что сможет уснуть. Конечно, Бак рассказал ей очень важные вещи о ее настоящих родителях, но все это не могло вытеснить из ее сознания самого главного: она любит и любима, Бак Леннинг, темноволосый «человек из „Аконита“», отдал ей свое сердце. Кристин даже тихонько засмеялась от избытка чувств.

Она стала забираться под одеяло. В этот момент Бонни проснулась и перебралась с середины кровати ближе к краю.

— Что ты здесь делаешь? — пробормотала она сквозь сон. — Почему ты не в его постели? — И, зевнув, добавила шепотом: — Подруга, ты сошла с ума.