Глава 16

Они подъехали к веранде, и Бак снял Кристин с лошади. Он постарался как можно бережнее опустить ее на землю, но у Кристин все равно возникло ощущение, что она не более чем мешок с картошкой, который следовало благополучно доставить до двери. Ни слова не говоря, Бак развернул копя и устремился навстречу индейцу, которого называл Кривоногим. Мужчины какое-то время о чем-то говорили. Потом оба скрылись из виду за хозяйственными постройками.

Неужели она ошиблась? Или сердце Бака действительно билось в унисон с ее собственным, когда он крепко прижимал ее к себе? Когда Кристин чувствовала, что лицо Бака уткнулось ей в волосы, а загрубевшая от работы рука чуть дрожала, — было это на самом деле или она всего лишь принимала желаемое за действительное? Кристин, стыдясь своих мыслей, невольно покраснела. Надо же было оказаться… такой счастливой дурой! Она вела себя как истосковавшаяся по любви старая дева!

Внезапная холодность Бака озадачила Кристин. Она слонялась по лому, не зная, чем заняться. Наконец вышла на веранду и посмотрела вдаль, за пастбище, в сторону дороги, по которой приехала когда-то с грузовым обозом. Она вдруг почувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни. Постояв несколько минут на веранде, Кристин вернулась в дом. В конце концов, усевшись за стол, принялась от нечего делать листать подшивку старых газет, но и там не нашла ничего интересного. Чувствуя непреодолимую потребность хоть чем-то занять руки, она взяла старое покрывало и принялась распускать его на пряжу.

Время тянулось ужасно медленно.

В сумерках Кристин зажгла лампу, выгребла из плиты золу, под. кинула в топку несколько поленьев и горсть щепок. Потом поставила на плиту чайник и нарезала на сковородку вареную картошку, оставшуюся от обеда. Когда к ужину все было готово, она уселась в кресло и стала дожидаться Бака.

Жизнь не так проста, как хотелось бы. Кристин, склонив голову, потерла пальцами виски. Она сама себя не понимала. Откуда у нее могут возникнуть какие-то чувства к Баку Леннингу? Ведь она его, в сущности, не знает. Может, он сбежал… бросив где-то жену и детей?

Едва эта мысль родилась у нее в голове, Кристин сразу же пеняла ее нелепость. Бак появился на ранчо, когда ему было шестнадцать лет — если, конечно, он сказал ей правду, — так что о жене и детях и речи быть не могло. Это, конечно, хорошо, но все же… Был ли он так добр к ней только потому, что ему нужна ее земля, чтобы получить доступ к своей собственной? Даже если и так — ведь то же самое можно сказать и о ней; Бак нужен ей, чтобы сохранить землю дяди Ярби.

Бак считал себя ответственным за ее судьбу. Почему? Может, он чувствовал себя в долгу перед дядей Ярби за то, что тот спас ему жизнь и ухаживал за ним, когда он был беспомощен, и теперь Бак распространил это чувство на нее, Кристин?

В свои двадцать три года она уже перестала надеяться на встречу с мужчиной, которого полюбит и который подарит ей детей. Ей хотелось встретить не какого угодно, а особенного человека, чтобы он разделил ее мечты о крепкой любящей семье, какая была, например, у дяди Хэнсела. Она втайне мечтала о мужчине, к которому можно прижаться ночью в постели, о мужчине, в чьи объятия она бы с радостью бросалась всякий раз, едва он протянет к ней руки. Бак оказался первым мужчиной, о котором она могла думать как о спутнике жизни, но у нее не было ни малейшей зацепки, ни малейшего намека на то, что и он желает видеть в ней свою спутницу жизни.

Ужин прошел в молчании. Войдя в дом, Бак поздоровался с Кристин, потом умылся, провел раз-другой расческой по волосам и молча сел за стол. Лицо его оставалось непроницаемым. Бак ел с аппетитом здорового мужчины, привычного к тяжелой работе. После ужина он не задержался за столом, как часто бывало, а сразу ушел к себе и плотно закрыл за собой дверь.

После его ухода Кристин стало так одиноко, что захотелось плакать. С тех пор как Бак переселился спать во флигель, это будет первая ночь, когда ей не придется вставать и подходить к дяде Ярби. Закончив уборку на кухне, Кристин перенесла лампу в маленькую спальню и стала готовиться ко сну. Вскоре после приезда она повесила на окно занавески — это создавало ощущение уюта и уединения. Девушка разделась и умылась у кухонного умывальника. Она думала, доведется ли ей еще когда-нибудь насладиться такой почти забытой роскошью, как горячая ванна?

Наконец она улеглась. Все тело ныло и болело, каждая клеточка, казалось, налилась свинцом, и такая же свинцовая тяжесть сдавила сердце.

Форсайт встретил Марка Ли в коридоре. В кабинет они прошли вместе. Войдя, полковник сразу же плотно закрыл за собой дверь.

— Рут наверху, но вполне может спуститься и подслушивать под дверью, так что будем говорить потише. Чем меньше народу будет об этом знать, тем лучше.

— Меньше? Я молю Бога, чтобы об этом не знал никто, кроме нас с вами! — Марк Ли вытер лоб носовым платком.

— Что это тебя пот прошибает? Да если кто и пронюхает, он все равно ничего не сможет поделать. — Полковник обошел письменный стол и уселся на стул. — Я уже намекнул этому идиоту управляющему банком, что женщина отписала мне ранчо. Посмотрим, чего добился ты.

Марк достал из кожаной папки почти прозрачный листок бумаги и положил на стол.

— На этом листе я несколько раз попробовал обвести ее подпись.

— Интересно, как ты сумел вынести из отеля регистрационную книгу?

— Я сказал клерку, что мне нужно сравнить подпись на юридических документах, чтобы убедиться, что мой клиент — мужчина, заметьте, — именно тот, за кого себя выдает.

— Ну-ка, посмотрим, чему ты научился.

Адвокат положил чистый лист поверх листа с образцами подписей и вывел карандашом имя Кристин. Закончив, протянул бумагу Форсайту.

— Осталось только обвести это чернилами, и результат — не придерешься!

Полковник был доволен.

— Отлично! Подписывай доверенность, и мы отправляемся в столицу территории.

Спустя тридцать минут все бумаги были подписаны и лежали в папке адвоката Ли. Выпив по этому случаю по рюмочке лучшего бренди из запасов полковника Форсайта, они устроились в креслах и закурили сигары. Однако полковник никогда не забывал о делах.

— Удалось что-нибудь выяснить насчет этого Старка, который утверждает, что приехал купить землю для какого-то банкира из Канзас-Сити?

— Пока нет. Я послал телеграмму в Денвер, своему приятелю. Он знает обо всех стадах, которые перегоняют от самого Техаса до Монтаны.

— А этот слишком бойкий на язык юнец, что был со Старком, явно нуждается в воспитательной порке. Послужил бы этот остряк у меня недельку-другую! Я встречал таких в армии и знаю, как выбить из них дурь. Чем длиннее язык, тем быстрее они ломаются.

— Однако перед Грегом Медором он не спасовал. Если верить старику из платной конюшни, он выхватил оружие быстрее Грега, и тот позорно бежал, поджав хвост. Бруза поднял крик в салуне, что, мол, Медор уехал из города, не сказав ему об этом.

— Куда он подался?

— В лагерь, надо полагать. Форсайт пожал плечами.

— А Старк со щенком где околачиваются?

— В основном в салуне. Лайстер сообщил, что они несколько раз заходили в кафе Гейтсов.

— Никак становятся с хозяевами закадычными друзьями?

— Пока еще трудно сказать.

— Ничего, если они слишком сдружатся. Дел быстро положит этому конец. — Форсайт замолчал, попыхивая сигарой. — Версия Старка шита белыми нитками, похоже, он здорово заинтересовался «Аконитом».

— Чтобы согнать Леннинга с его земли, придется повозиться.

— Ничего, две дюжины моих ребят как-нибудь справятся.

— Не забывайте, что на Леннинга работают гуртовщики-индейцы, а старый дурак Райерсон все еще тянет резину, не желая продавать землю. Они могут объединиться.

— Как только не станет Леннинга, Райерсон сдастся.

— Вы думаете, мисс Андерсон уехала на ранчо?

— Во всяком случае, на поезд она не садилась Полагаю, она отправилась туда с грузовым обозом, и в этом ей явно кто-то помог. Если не Клетус Фуллер, то кто?

— Вероятно, все-таки Клетус, — медленно проговорил Марк. Он чувствовал себя не в своей тарелке: убийство старика Фуллера потрясло его до глубины души. Связываясь с Форсайтом, он еще не подозревал, насколько безжалостен этот человек.

— Это мог быть и Берни Гейтс. Я постоянно слежу за ним и его сестрицей. Думаю, если в кафе вдруг случится пожар, они уедут из города еще до возвращения Дела.

— От этого пожара может сгореть весь город! — встревожился Марк.

— Пока эта женщина болтается в городе, Дел будет больше думать о том, что у нее под юбкой, чем о работе, за которую я ему плачу.

— А что, если мисс Андерсон вернется в город и заявит, что не ставила своей подписи под доверенностью?

— Не вернется. Вероятнее всего, ее найдут в лесу со снятым скальпом. А патруль обнаружит клок ее волос, привязанный к концу индейского копья.

Полковник рассуждал об этом так спокойно, с таким невозмутимым видом, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся. У Марка Ли мурашки по спине пробежали. Внезапно почувствовав острейшую потребность бежать от этого человека как можно быстрее и как можно дальше, он встал и поставил рюмку на стол.

— Мне нужно вернуться в контору и закончить с письмами, которые надо отправить с сегодняшним поездом. — Это был всего лишь предлог, только что пришедший ему в голову. Форсайт нередко держал его у себя чуть ли не до первых петухов, потягивая бренди и разглагольствуя о собственной значительности.

Полковник проводил адвоката до двери и покровительственно похлопал по плечу.

— Ты неплохо поработал, Марк. Когда стану губернатором этого штата, назначу тебя генеральным прокурором. Приятно работать с человеком, которому можно доверять.

— Благодарю вас, полковник.

Мужчины пожали друг другу руки. Форсайт дождался, пока Марк Ли вышел за ворота и зашагал по улице, потом закрыл дверь и направился к лестнице.

Рут де Бери стояла в спальне перед зеркалом и рассматривала свое лицо. Огромный синяк на щеке уже начал сходить. Как она до этого докатилась? Всего два года назад Рут считала, что ей повезло: еще бы — получить место в доме такого солидного мужчины, да к тому же неженатого. Она лелеяла надежду, что полковник может полюбить ее и сделать своей женой, и тогда конец изнурительной борьбе за существование, которую Рут приходилось вести с тех пор, как убили ее мужа.

Но мечтам ее теперь уже не сбыться. Поначалу Рут отказывалась лечь в постель с полковником Форсайтом, но через несколько месяцев сдалась, хотя уже тогда догадывалась, что за «ухоженным фасадом» полковника скрывается подлая и злобная натура. И вот несколько недель назад злоба прорвалась наружу, и с тех пор побои и пощечины стали почти ежедневным явлением. Рут поняла причину: Форсайту в его годы уже нелегко показать себя тем жеребцом, каким он бывал когда-то, и он, конечно, винит в этом ее.

— Рут! — рявкнул полковник. — Я поднимаюсь в спальню. Пока я готовлюсь, спустись и запри двери. Потом раздевайся — и марш в постель!

Рут услышала этот крик и похолодела от страха. Нежные чувства, которые она поначалу испытывала к Кайлу Форсайту, сменились отвращением, когда он впервые поднял на нее руку. Единственное, что у нее оставалось, — это красота и гордость, но полковник делал все возможное, чтобы лишить ее и этого.

— Господи, что мне делать? — почти беззвучно прошептала женщина. Потом повернулась и поспешила выполнить приказание Форсайта.

Клив Старк, как было условлено, три раза постучал в дверь сарая, пристроенного к кафе. Бонни открыла, и Клив с Диллоном поспешно переступили порог. Плотно закрыв дверь, Бонни чиркнула спичкой и зажгла керосиновую лампу.

— А мы уже думали, что вы не придете.

— Мы ждали, пока не убедились, что сможем добраться сюда незамеченными.

Берни возбужденно заговорил:

— Нужно увозить сестру из этого города, пока мне не пришлось убить Майка Брузу. Если так пойдет дальше, меня повесят за убийство, и ей придется одной бороться с Делом Гомером.

— Берни, как только ты сможешь сидеть в седле, мы уедем. — Бонни положила руку на плечо брата, пытаясь успокоить его.

— Боюсь, что этого будет мало. Наши неприятности только начинаются, — с мрачным видом пробурчал Берии.

Клив и Диллон прислонились к стене.

В разговор вступил Тэнди. Он сидел на трехногом табурете, которым обычно пользовались при дойке коров. Сплюнув табачную жвачку, Тэнди заметил:

— Я так и знал, что вы связаны с полицией.

— Что ж, рано или поздно этот факт откроется, но, прежде чей это произойдет, мы хотим как можно больше узнать о Форсайте и его махинациях.

— Мы приехали в город меньше года назад. Форсайт и тогда уже жил тут, — сказал Берни. — Нам не потребовалось много времени, чтобы понять, кто на самом деле хозяин в этом городе.

Торговцы, адвокат, управляющий банком — все перед ним заискивают. Шериф Лайстер подчиняется его приказам, в этом вы, наверное, уже сами убедились. Многие в городе все понимают, но предпочитают держать язык за зубами. Но, черт возьми, убить старого Клетуса Фуллера — такой низости даже от Форсайта трудно было ожидать!

— За что они его убили? — спросил Диллон.

— За то, что он помог одной женщине, получившей в наследство земельный участок, бежать из города прежде, чем ее заставят отписать эту землю Форсайту.

— Берни тоже ей помогал, поэтому Форсайт прислал своего прихвостня, и тот жестоко избил брата. Они бы и его убили, если бы… — Бонни замялась, — если бы я вовремя не вернулась домой из церкви.

Берни фыркнул.

— Просто пришел Дел Гомер и пристрелил его на месте. Но не потому, что тот тип избивал меня, а потому, что он стал лапать Бонни.

Бонни наклонилась, вглядываясь в лицо брата.

— Я не знала, что тебе это известно.

— Сестренка, может, я и лежал весь в крови, но прекрасно слышал каждое слово Гомера.

Даже при тусклом свете керосиновой лампы было видно, что лицо Диллона исказилось гримасой отвращения.

— Меня не удивляет, что этот трус нанимает бандитов выполнять за него грязную работу.

— А как к нему относятся горожане? — поинтересовался Клив.

— О, Форсайт умеет надевать маску щедрого и благородного человека. Он жертвует деньги церкви, школе и все такое… — Помассировав больную ногу, Берни продолжал: — Форсайт — тот еще пройдоха. Многие покидают город со сломанными руками, ногами, разбитыми головами, но он вроде как ни при чем. Произошло несколько убийств, после которых он «великодушно» предлагал вдовам купить их землю. А сегодня его наемник первым поездом уехал в Боуэмен. Наверняка Форсайт послал его кого-то убить, готов поставить последний доллар.

— Не говори того, в чем не уверен! — рассердилась Бонни.

— Я знаю. И ты сама это знаешь. Поэтому-то Бруза так расхрабрился утром. Если бы Гомер был в городе. Бруза не посмел бы вести себя так нагло. — Обращаясь к Кливу и Диллону, он пояснил: — Этот убийца кружит над Бонни, точно ястреб. Для них с Брузой моя сестра — что кость для голодных псов.

— Этот Гомер, он когда-нибудь бывал… хм… непочтителен?

— Никогда! — с горячностью заверила Бонни. — Дел мне даже нравился, пока я не узнала, чем он занимается. Он очень помог нам, когда избили Берни.

— Он сделал это не ради меня, а ради тебя, — заметил Берни. Диллон спросил:

— Почему вы просто не сели в поезд и не уехали? За девушку ответил Берии:

— Он бы последовал за нами. Говорю же, он без ума от моей сестры!

— Гомер — его настоящее имя?

— Не знаю.

— А что вам известно о Баке Леннинге? Берни покачал головой:

— Не много. Никогда его не видел. Вот Клетус — тот его знал и доверял ему. Ярби Андерсона — того старика, которому принадлежала большая часть ранчо «Аконит», обвинили в изнасиловании и убийстве. Клетус был знаком с Ярби много лет, и он говорил, что все это дело от начала до конца фальшивка, состряпанная, чтобы прибрать к рукам ранчо Андерсона. Как бы то ни было, Бак Леннинг помог Ярби бежать. Потом, примерно через год, труп старика нашли в лесу. Странная это история… Например, Клетус, который знали любил Ярби, даже не пришел па похороны.

— Вы знаете, куда уехала мисс Андерсон?

— Куда? В «Аконит», Клетус сказал, что если она отказывается продать землю Форсайту, то ей безопаснее уехать к Леннингу. Я, правда, пока не слышал, чтобы полковник применял силу по отношению к женщинам, но от него всего можно ожидать.

— Как же она туда добралась?

— Берни довез ее в нашей коляске до стоянки обоза. Помог Клетус — договорился с перевозчиками, чтобы они ее подбросили до ранчо, — ответила Бонни.

— Люди в салуне поговаривают, что мисс Андерсон продала «Аконит» Форсайту и вернулась на Восток. Бонни протестующе замотала головой:

— Ложь! Я последняя, кто ее видел в городе, и она не подписывала никаких бумаг. Наоборот, Кристин боялась, что ее попытаются заставить подписать.

Тэнди, снова сплюнув табачную жвачку, веско произнес:

— Для этих двоих самое подходящее место — «Аконит», куда мисс Андерсон и уехала. Можете мне поверить, с Баком Леннингом не пропадешь. Он водит дружбу с племенем сиу. Говорят, он когда-то спас сына вождя Железная Челюсть от медведя гризли. Не думаю, что индейцы будут стоять в сторонке и смотреть, как Форсайт сгоняет Леннинга с его земли.

— Мисс Андерсон сказала, что всегда рада нас видеть. — Берни покосился на сестру. — А ты как думаешь, Бонни?

— Я бы предпочла услышать, что скажет про Бака Леннинга мистер Старк. — Девушка вопросительно посмотрела па Клива. — Я знаю, что Клетус хорошо к нему относился, но хотелось бы точно знать, что мы не попадем из огня да в полымя.

— О, я очень хорошо его знаю, я несколько месяцев прожил с ним и с Моссом — так Бак называл старого Ярби. Дело было в самый разгар зимы. Моя лошадь поскользнулась и упала, придавив мне ногу, еще повезло, что не сломала. Бак, может, и грубоват, но человек хороший. Он написал мне письмо и рассказал о Форсайте, вот почему я здесь.

БОННИ нервно прошлась по сараю.

— Нам нужно уехать до возвращения Дела. Но Берни еще не может долго держаться в седле, он и ходит-то с трудом, а с тех пор как его избили, прошла неделя.

— У меня есть коляска, — вмешался Тэнди. — Если не ошибаюсь, она все еще в конюшне вдовы Гафни. Я вас отвезу да прихвачу с собой дробовик. Шериф Лайстер, наверное, уже взял меня на заметку. Боюсь, я так никогда и не научусь держать язык за зубами.

Бонни была тронута.

— Ах, Тэнди… Я так гордилась тобой, когда ты не побоялся выступить против этого жирного борова! Но теперь мне страшно за тебя. Ты действительно можешь отвезти нас на ранчо? Не передумаешь?

— Ни в коем случае. Уверен, Бак Леннинг будет нам даже рад. В борьбе с этой стаей стервятников лишняя пара рук, умеющих держать оружие, не помешает. Не хочу хвастаться, по стреляю я неплохо. — Тэнди снова сплюнул. — Помню, после войны, в Арканзасе, я раз даже победил в состязаниях по стрельбе — заработал мешок сахара.

Бонни с тревогой посмотрела на Клива.

— Боже правый, неужели дело может зайти так далеко?

— Как только разберусь, что к чему, пошлю сообщение в Форт-Керни, мы с тамошним капитаном добрые друзья. Не думаю, что Форсайту захочется сражаться против взвода солдат. Кроме того, я рассказал про полковника городскому судье в Боузмене, он тоже нам поможет. Так что не беспокойтесь. Мы с Диллоном постараемся вытащить вас отсюда. Завтра открывайте кафе и работайте как обычно, но потихоньку складывайте вещи. Берите только самое необходимое к переносите в сарай. Если все пойдет, как мы задумали, будьте готовы ехать завтра примерно в это же время. Если не получится завтра, то па следующую ночь. Тэнди, вы знаете дорогу до «Аконита»?

— Найду даже с завязанными глазами.

— Отлично. Завтра мы с Диллоном придем сюда обедать, и я передам вам письмо для Бака Леннинга.

Бонни задула свечу. Диллон приоткрыл дверь, выглянул наружу и осмотрелся — ничего подозрительного. Техасцы выскользнули из сарая и скрылись во тьме.

— Что ты обо всем этом думаешь, Берни?

— Что тут думать? Это наш единственный шанс выбраться из города. Если мы открыто уедем на поезде, Гомер тут же поедет следом.

— Но он может заявиться и на ранчо.

— Там мы будем не одни, а здесь, в городе, помощи ждать неоткуда.

— Он прав, детка, — послышался в темноте голос Тэнди. — В следующий раз люди Форсайта убьют Берни.

— Да, наверное, так и будет. Мне просто очень не хочется перекладывать наши трудности на тех, у кого и без нас проблем хватает.

Глава 17

Через два дня после случая с Быстрым Бегом напряжение между Кристин и Баком не только не ослабло, но еще более возросло. Утром Бак вошел в дом — вскоре после того, как увидел свет в окне и дымок над трубой.

— Доброе утро, — пробормотал он.

Не глядя на него, Кристин сунула в печь противень с булочками.

— Доброе утро.

Бак принес ведро воды, сложил охапку дров в ящик у печи и снова вышел. К его возвращению Кристин налила в умывальник теплой воды и приготовила чистое полотенце. Бак встретился с ней взглядом.

— Это для меня?

— Конечно.

Обычно он умывался холодной водой, но какое же наслаждение — плеснуть в лицо теплой воды и вытереться чистым, пахнущим свежестью полотенцем! Бак не привык, чтобы кто-то штопал ему носки и зашивал рубашки, — такого с ним просто никогда не случалось.

Он постоял возле стула, дожидаясь, пока Кристин займет свое место, и только после этого уселся за стол. Кристин была польщена. Даже Ферд, обученный хорошим манерам, редко вел себя подобным образом.

За столом оба молчали. Кристин даже под страхом смерти не могла бы придумать, о чем завести разговор. Всякий раз, когда она смотрела на Бака, тот опускал глаза, глядя в свою тарелку. Наконец он обронил:

— К обеду меня не ждите.

— Но к ужину-то вы вернетесь?

— Надеюсь.

И снова воцарилось молчание — странное, настороженное. К концу завтрака напряжение стало почти невыносимым. Кристин старалась держаться непринужденно, но Бак чувствовал, что ей не по себе.

— Вы останетесь не одна, здесь будет Кривоногий.

— Думаете, мне от этого станет легче?

— Никто не сможет незаметно для него приблизиться к ранчо. Если что, слушайтесь его.

— Я его даже не пойму.

— Просто идите с ним, если он захочет увести вас с ранчо.

— Бак, я не совсем беспомощная, у меня есть пистолет Густава, — ледяным тоном заметила Кристин.

На лице Бака появилось некое подобие улыбки. Задумчиво взглянув на девушку, он проговорил:

— Пусть лучше пистолет лежит там, где лежит, пока я не обучил вас с ним обращаться.

Покровительственный тон Бака начал раздражать Кристин. Она заявила:

— Густав научил меня стрелять.

Бак, ничем не выдавая внутреннего напряжения, спокойно выдержал ее вызывающий взгляд.

— Пардон. — Он вышел из-за стола и направился к двери за своей шляпой.

Кристин встала и озадаченно посмотрела на Бака. За что это он просит прощения? Может, он хотел сказать «с вашего разрешения»?

— Вы не скажете мне, куда собрались?

У Кристин пересохло в горле, и голос ее казался каким-то скрипучим, да еще и дрожал. Она смутилась, но ничего не могла с этим поделать.

— Я собираюсь перегнать часть табуна в горы.

— Думаете, там безопасно?

— Во всяком случае, безопаснее, чем здесь.

— Бак, вы считаете, они придут сюда?

— Да, уверен. Когда в руках Форсайта окажутся все козыри, он обязательно явится.

— С вооруженным отрядом?

— Да, именно так.

— Подождите, я дам вам с собой мяса и булок на обед. Кристин встретила его насупленный взгляд с тем же смирением, с каким вела себя с той самой ночи, когда умер Ярби.

— Не стоит, не утруждайте себя.

— Мне это не трудно, все готово. — Кристин кивнула на плиту.

В своем нынешнем состоянии, когда нервы его были напряжены, как струна, Бак, почти не понимая смысла ее слов, вслушивался в музыку ее голоса, напоминавшего журчание ручья. Небесно-голубые глаза Кристин были затуманены глубокой печалью. Лицо, чуть позолоченное солнцем, обрамляли волнистые локоны, колышущиеся при каждом движении. Кристин — спокойная, добрая, рассудительная — была в то же время хрупкой и прекрасной, как горная лилия. Бак даже не подозревал, что в его голове способны рождаться подобные поэтические сравнения.

Он не знал, какими словами обозначить чувства, охватывавшие его всякий раз, когда он видел Кристин. Она олицетворяла собой все, о чем он только мог мечтать. Без нее его жизнь будет пустой и бессмысленной. Бака пугала даже мысль об этом.

Почти не сознавая, что делает, Бак выронил шляпу, шагнул к Кристин, взял ее за плечи и привлек к себе. Она не успела даже вздохнуть, как он уже склонился к ней и легонько коснулся губами ее губ.

Бак поднял голову, пристально глядя в лицо Кристин. Потом снова припал к ее устам. Теперь это было уже не легкое прикосновение, а жадный, неистовый поцелуй. Бак крепко прижимал ее к груди, пытаясь почувствовать каждый дюйм ее тела, — именно об этом он мечтал, когда ехал с Кристин на лошади. «Всего один раз, только сейчас, хотя бы ненадолго», — мысленно твердил он себе… Бак наконец выпрямился и разжал руки. Помотал головой, словно стараясь привести мысли в порядок. Потом поднял с пола шляпу.

— Я… мне очень жаль… прошу прощения, — пробормотал он, потупившись, и быстро вышел за дверь.

Сердце Кристин бешено колотилось в груди — билось в каком-то странном тревожном ритме. Она медленно поднесла руку к губам, все еще горячим и чуть припухшим от страстного поцелуя Бака. Кристин вдруг многое поняла — поняла, почему ее глаза всегда высматривали Бака, почему в его присутствии она ощущала прилив жизненных сил. Как она могла влюбиться за столь короткое время в этого грубоватого мужчину с непокорными черными волосами? Невероятно. Она просто-напросто протянула ему, точно на ладони, свое сердце, а он ее об этом даже и не просил.

Боже милосердный, неужели это влечение так явственно написано на ее лице, что Бак пожалел старую деву и решил подарить ей немного острых ощущений? Мысль эта была так унизительна, что Кристин громко застонала. А она-то, она стояла… как дура, пока он ее целовал! Что он сказал? Что сожалеет? А потом выбежал из дому так, словно стыдился того, что сделал.

Кристин хотелось встать в дверях и смотреть вслед Баку, но она боялась, что будет похожа на сохнущую от любви идиотку, поэтому прошла через весь дом и вышла на веранду. Прислонившись к сосновому столбику, поддерживающему крышу веранды, она смотрела на луг и слушала тишину. Кристин думала о том, что теперь, узнав, как сладок поцелуй Бака, она всегда будет мечтать снова почувствовать прикосновение его губ.

Поцелуй этот вновь и вновь оживал в памяти. Девушка решила занять себя делом и принялась за уборку. Она вихрем носилась по дому — мыла, чистила, скоблила — до тех пор, пока нигде не осталось ни пятнышка, ни единой пылинки. Кристин обмела со стен паутину, выгребла из камина золу, а потом натерла чугунную плиту промасленной тряпочкой — так, что плита засияла.