Бак попросил старого погонщика наведаться на соседнее ранчо и узнать, продолжает ли Форсайт требовать, чтобы хозяева продали ему свою землю.

— Райерсон наверняка сдастся, — заявил Джилли.

— Попроси его продержаться еще чуть-чуть. Пусть он пообещает Форсайту, что приедет в город и подпишет бумаги, как только пересчитает скот, — по-моему, прекрасный предлог потянуть время. Главное сейчас — время. Шериф приедет сразу же, как только получит мое письмо, — если, конечно, он его вообще получит.

— Будь у Райерсона хоть немного здравого смысла, он отправил бы свою семью в Хелину. Форсайт, конечно, может захватить его землю, но ему ни за что ее не удержать, если поселенец не подпишет отказную. Суду вряд ли понравятся форсайтовы проделки.

— Вполне возможно, что и судья у него в кармане. Форсайт играет по-крупному.

— Черт бы его побрал! Это несправедливо! Райерсон и его ребята пролили на этой земле немало пота.

После ужина Кристин, прежде чем убирать со стола, взяла лампу и ушла в комнату, оставив кухню, освещенную лишь настенной лампой над разделочным столом, в полумраке. Девушка поставила лампу на столик у кровати и склонилась над Моссом. Старик перевернулся на спину. Он лежал с открытыми глазами и судорожно хватал ртом воздух. Кристин встревожилась. Она опустилась на колени и взяла вялую руку старика.

— Бак! — крикнула она. В следующее мгновение он уже стоял рядом. Кристин подняла на него глаза, полные боли и гнева.

— Как вы могли?! Никогда вам этого не прощу, никогда! Бак нахмурился. Он не понял причины ее гнева, но сейчас было не до расспросов.

— Что с ним?

— Не знаю!

Кристин поднесла руку к самому лицу Мосса и поводила ладонью из стороны в сторону. Старик даже не моргнул. Она приподняла его руку и тотчас отпустила — рука безвольно упала на кровать.

— Мосс, ты меня слышишь? — Бак взял старика пальцами за подбородок и повернул к себе. Тот не отвечал.

— Он явно не в себе, — сказала Кристин.

— Но он выйдет из этого состояния?

— Если это апоплексический удар, то нет.

— Я слышал про такое. Он не способен двигаться.

— Да. С папой было так же… перед смертью. И дядя Хэнсел тоже умер от апоплексии. Кажется, это как-то связано с кровоизлиянием в мозг. Доктор говорил, что происходит… паралич. — Кристин тихонько вскрикнула, по ее щеке покатилась слеза. — Посмотрите, он не может закрыть глаза.

— Чем мы можем помочь ему?

— Насколько мне известно, ничем. — Кристин прикрыла плечи Мосса одеялом и поднялась на ноги.

— Может, оно и к лучшему. — Сзади подошел Джилли и взглянул через плечо девушки. — Не годится мужчине прозябать, ничего не соображая, это не жизнь…

Кристин повернулась к погонщику.

— Лучше? Для кого? Если бы вы сейчас лежали на его месте, для вас это было бы лучше?

— Держу пари на что угодно. Можете поставить в качестве залога свои шпильки, мэм. По мне, уж лучше получить пулю в лоб, чем такая жизнь…

Бак принес стул для Кристин, а сам зашел с другой стороны кровати. Он довольно долго стоял, положив руку на металлическую спинку. Бак знал, что этот момент рано или поздно наступит. Мосс стал лишь жалкой тенью прежнего Мосса, но все же он не был готов к тому, что это произойдет так скоро. Бак посмотрел на склоненную над стариком голову Кристин. Давно ли она знает правду? Она была так терпелива и ласкова с Моссом — слоено с собственным отцом.

Неожиданный порыв ветра зазвенел оконным стеклом. Это был звук одиночества, звук смерти. Казалось, ветер явился затем, чтобы унести на небеса душу Мосса. Кристин поежилась.

Бак вышел из комнаты и вернулся, держа в руках шаль Кристин. Он заботливо укутал ее плечи и снова отправился на кухню.

Кристин смотрела па своего умирающего дядю. Было слышно, как воздух со свистом входит и выходит через открытый рот старика. Она наклонилась и осторожно закрыла ему глаза. Человек не должен умирать с открытыми глазами. Взяв в ладони его исхудавшую руку, она тихо заговорила:

— Дядя Ярби, как жаль, что я вас не знала. Вы очень похожи на папу, хотя у него не было таких седых волос и бороды. А еще вы напоминаете мне Густава, только он гораздо выше. Но у вас обоих добрый нрав.

Когда пришло сообщение, что вы оставили мне землю, у меня появилось такое чувство, будто я слышу ваш голос, который велит мне расправить крылья и лететь далеко-далеко, чтобы самой решать свою судьбу, как это когда-то сделали вы. Знаете, что сказал Густав? «Лети, маленькая птичка». Наверное, вы бы сказали так же.

Впервые после смерти папы мне представился случай вырваться из дома Ферда. Теперь мне уже никогда вас не отблагодарить. Ваша земля — «Аконит» — она прекрасна. Дядя Ярби, я обещаю: пока я жива, полковник Форсайт ее не получит. Во всяком случае, законным путем. Какая низость с его стороны — обвинить вас в ужасном преступлении! Господь его накажет.

Не знаю, почему Бак Леннинг не рассказал мне о вас. Должно быть, у него имелись на то какие-то веские причины. Пусть вы даже меня не понимаете, я все равно хочу сказать: спасибо вам. дядя Ярби. Я уже успела полюбить эту прекрасную землю и величественные горы.

Бак замер на пороге. Ему даже не приходило в голову, что не следует подслушивать. Кристин было больно, и он чувствовал, что должен находиться рядом. Хорошо зная Мосса, он был уверен: старик был бы только рад избавлению от такой жизни. Прежнего Ярби уже давно не существовало — осталась лишь телесная оболочка. Этому тщедушному человеку Бак был обязан жизнью, и, пока в хрупком старческом теле теплилось дыхание, он заботился о старике, оберегал его и защищал. Бак сожалел лишь о том, что не доверился Кристин с самого начала. Но, черт возьми, он же совершенно не знал ее… Он прожил последние полтора года, не доверяя ни одной живой душе, кроме Джилли и нескольких гуртовщиков-индейцев.

Кристин затихла. Бак прошел в комнату и присел на край кровати. Она не взглянула на него. И ничего не сказала. Просто сидела и держала Мосса за руку, словно давая ему понять, что он не одинок.

Время тянулось медленно. Бак слышал, как Джилли подбросил дров в кухонную плиту и открыл дверцу печи, чтобы побыстрее прогреть комнату. Потом хлопнула дверь черного хода — это Джилли отправился спать во флигель.

Когда часы пробили полночь, Кристин вдруг поняла, что больше не слышит свистящего дыхания старика. Она быстро переглянулась с Баком. Тот сунул руку под одеяло и приложил ладонь к груди Мосса. Потом посмотрел на Кристин и медленно кивнул. Девушка встала, натянула одеяло на лицо старика и быстро вышла из комнаты.

Бак еще некоторое время стоял над телом умершего друга. Неожиданно для него самого на глаза навернулись слезы; одна из !Ш скатилась по небритой щеке. Бак не предполагал, что по-прежнему способен плакать.

— Прощай, старина. Ты заменял мне отца, которого я не помню, брата, которого у меня никогда не было, а еще ты был настоящим другом, какого не каждому посчастливится встретить. Не знаю, где ты теперь, но надеюсь, что ты снова стал таким, каким я впервые тебя увидел. Может, ты встретился на том свете со своей Анной — помню, ты говорил о ней, когда напивался пьяным, и мне еще приходилось удерживать тебя, чтобы ты не бросился в свирепую пургу разыскивать эту женщину. — Бак утер глаза рукавом. — А насчет ранчо не беспокойся, старина. И насчет Кристин — тоже. Хочет она того или нет, но я о ней позабочусь. И я обещаю: она получит СБОЮ долю «Аконита». Оказывается, она во многом на тебя похожа — такая же напористая и решительная. У нее хватило мужества приехать сюда одной. Знаешь, старина, ты подарил мне целый мир, и я сделаю все, чтобы его сохранить.

Когда Бак вернулся в кухню, Кристин наливала в таз горячей воды из чайника, собираясь мыть посуду. Бак поставил на стол лампу и перенес грязную посуду на разделочный стол. Они хозяйствовали бок о бок, но в полном молчании. Кристин мыла тарелки, Бак вытирал их и ставил на место. Покончив с тарелками, он бросил в фаянсовый кувшинчик несколько щепоток чая, залил кипятком и накрыл сверху тарелкой, чтобы чай настоялся, — Бак видел, что Кристин делала именно так.

Девушка тщательнейшим образом протерла столы. Потом повесила тазик на крючок, а мокрые полотенца развесила на веревке, натянутой над плитой. Повернувшись, она чуть не столкнулась с Баком, который держал в руках две чашки с чаем.

— Я лучше пойду в свою комнату, — пробормотала Кристин.

— Выпейте чаю. Если не хотите поговорить, не надо, но учтите, скоро вам все равно придется выслушать, почему я сделал то, что сделал.

— Мне довелось провести с ним всего несколько дней. Если бы я знала, что он — мой дядя, эти дни были бы для меня бесценны, но вы лишили меня этого.

— Мне очень жаль…

Бак, поставив чашки на стол, подождал, пока Кристин сядет. Потом зашел с другой стороны и оседлал стул, развернув его спинкой вперед.

Кристин взяла чашку обеими ладонями и посмотрела на Бака поверх ободка. Его зеленые глаза как-то странно блестели; Кристин даже показалось, что в них стоят слезы.

— Но почему, почему вы так поступили?

— Я вас не знал, а мне нужно было соблюдать осторожность. Никто, кроме меня и Джилли, не должен был знать, что Ярби Андерсон жив.

— Это я еще могу понять, но позже…

— Я боялся, что если вы узнаете, что ваш дядя жив, а значит, вы не имеете прав па землю, то просто уедете.

— Уеду? Вы думали, я оставлю под вашей опекой своего родственника, который был ко мне так добр, что завещал землю?

— Позже я и сам понял, что вы так не поступили бы, и все ждал удобного случая, чтобы рассказать… В конце концов я набрался храбрости и решил признаться сегодня вечером.

— Вы стали звать его Моссом только после моего приезда?

Бак задумался, погрузившись в воспоминания. На его лице появилось что-то похожее на улыбку.

— Я всегда его так звал. Помню, как-то раз, в самом начале, он в шутку сказал, что у меня еще молоко на губах не обсохло, а я ему ответил, что у него от старости уже спина мхом заросла. С тех пор я так и звал его — Моссом (Moss — мох (англ.)).

— Кажется, дяде Ярби было около шестидесяти?

— Да, десять лет назад ему было лет пятьдесят. А мне было всего шестнадцать, когда какой-то мерзавец, которому приглянулся мой конь, подстрелил меня и бросил умирать в лесу. Дело было в самый разгар зимы, и я бы замерз еще до заката. Меня нашел старый пес Мосса — кстати, папаша моего Сэма. Я оказался слишком тяжелым, Мосс не мог меня поднять, поэтому он соорудил из сосновых ветвей нечто вроде санок и волоком дотащил меня по снегу до своей хижины. Потом Мосс рассказывал, что я несколько раз находился при смерти, но он не дал мне умереть. Мол, земля насквозь промерзла, поэтому похоронить меня он бы не смог, а ему не хотелось провести остаток зимы в обществе разлагающегося трупа какого-то бродяги.

Бак внимательно следил за Кристин. Она не улыбнулась. Лицо девушки превратилось в непроницаемую маску — опущенные ресницы скрывали выражение глаз. Она молчала очень долго, а когда наконец заговорила, голос ее звучал чуть громче шепота.

— Кто похоронен в его могиле в Биг-Тимбере?

— Не знаю. Труп этого человека нашел Джилли, при нем не оказалось ничего, что позволило бы установить личность. Мы решили надеть на беднягу что-нибудь из одежды Ярби и оставить тело, чтобы его нашел кто-то другой. Мы рассудили: если найдут труп Мосса, то уж, конечно, все перестанут его разыскивать. Кто бы мог подумать, что старик написал завещание?! Я рассчитывал, что им придется долго разыскивать его родственников и у меня будет достаточно времени…

Кристин встала из-за стола, отошла к мойке и повернулась спиной к Баку. Непролитые слезы щипали глаза. Придется поверить в искренность этого человека, он считал, что поступил правильно. Доброта, которую Бак проявил к ее дяде, безусловно, перевешивает его маленькую ложь. Много ли найдется на свете мужчин, способных столько возиться с совершенно чужим стариком?

— Кристин?

Она повернулась. Бак стоял у стола — такой взъерошенный, словно только что побывал в эпицентре урагана. Его озабоченное лицо казалось осунувшимся.

— Простите меня. Теперь я вижу, что поторопилась с выводами. Вы поступили так, как должны были поступить.

— Кристин, ничто не изменилось.

— Я знаю. Ведь дядя Ярби… В сущности, он умер полтора года назад.

— Так вы останетесь?

Кристин беспомощно всплеснула руками. В глазах ее заблестели слезы.

— Мне некуда ехать… Бак обошел стол и взял ее за плечи. Гордость не позволила Кристин отвернуться, и она подняла к нему залитое слезами лицо.

— Вам есть где поселиться, ранчо теперь ваше, целиком ваше, — проговорил Бак каким-то странным, чуть хрипловатым голосом.

— Но не дом же…

— Все здесь будет ваше, — повторил Бак. — Если захотите. Мне показалось, вам тут понравилось.

— Да, но…

— Достаточно ли вы любите эту землю, чтобы за нее бороться? У Кристин подгибались колени; ей казалось, она не сможет вымолвить ни слова.

— Если я останусь, — проговорила она наконец, — то стану всего лишь еще одним представителем семейства, навязавшегося на вашу голову.

— Нет. Мы с вами будем компаньонами — как с Моссом до того, как он… стал слишком слаб. — Пока Бак произносил эти слова, внутренний голос кричал совсем другое: Нет, совсем не как с Моссом. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной не как компаньон, а как жена. Не знаю, как я смогу жить, если тебя не будет рядом.

Сам того не сознавая, Бак привлек ее к груди, руки его скользнули по спине Кристин. Она прильнула к нему и положила голову ему на плечо — такое крепкое, надежное.

— Кристин, прошу вас, останьтесь со мной.

Его слова эхом звучали в ее душе. Что он имеет в виду? Чтобы ответить, Кристин пришлось призвать на помощь все мужество.

— В качестве экономки? — спросила она так робко, что сама не узнала своего голоса.

— Да, если вы именно этого хотите.

— Думаю, слишком рано говорить о… чем-то другом.

Она отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. Бак молчал так долго, что Кристин, не выдержав, отвела взгляд. Ее нижняя губа подрагивала, глаза снова наполнились слезами. Бак осторожно стер пальцем слезу с ее щеки. Ее кожа была мягкой и нежной, как пух па птичьей грудке, В этой столь хрупкой и в то же время такой сильной женщине воплощалось счастье, о котором он не смел даже мечтать. Бак мысленно молил Бога помочь ему — помочь найти нужные слова. Ой прожил жизнь среди грубых, неотесанных мужчин, а она, наверное, привыкла к приличному обществу и достатку. Ему же ради куска хлеба когда-то приходилось попрошайничать, драться, даже воровать. Он убивал, чтобы самому остаться в живых. Он бывал грубым, временами жестоким — таким его сделала жизнь. Как же заставить Кристин разглядеть в нем человека, истосковавшегося по любви, мечтающего любить и быть любимым? Человека, который, если понадобится, готов заслонить ее своим телом даже от стада взбесившихся быков…

— Не знаю, как лучше сказать… я понимаю, Кристин, для вас это слишком быстро… если вы никогда не захотите меня в таком качестве, я все пойму. Я не похож на мужчин, которых вы встречали в Висконсине. Мне никогда не доводилось жить в одном доме с женщиной… Да что там, у меня вообще не было дома, пока я не выстроил этот. Я даже не знаю, что нужно покупать…

— Вы все сделали правильно…

В душе Бака шевельнулась надежда, сердце забилось быстрее. Он должен как-то добиться, чтобы ей понадобился он сам, а не только его защита. Что бы подумала Кристин, узнай она, что с самого ее приезда Бак Леннинг каждую ночь подолгу лежит без сна и размышляет о ней? Он дошел до того, что мечтал, как когда-нибудь Кристин будет носить его имя, носить во чреве его детей…

— Только намекните, и Джилли в тот же день отвезет вас в Хелину или куда пожелаете. А я останусь здесь и буду бороться за нашу землю. — Бак с величайшим трудом произносил эти слова, которые, казалось, застревали у него в горле, но он считал, что обязан сказать то, что думает. — Я не хочу, чтобы вы остались только потому, что вам некуда деваться. Я хочу, чтобы вы оставались в «Аконите» потому, что ранчо теперь ваше, это теперь ваш дом — со мной или без меня.

— Вы же сказали, что ничто не изменилось. Когда я сюда ехала, то и не мечтала встретиться с дядей Ярби. Я остаюсь и постараюсь доставлять вам как можно меньше хлопот…

— Это будут самые приятные хлопоты! — выпалил Бак и тут же пожалел о сказанном: вдруг он все испортил?

Но Кристин улыбнулась.

Он почувствовал неимоверное облегчение. Ему даже показалось, что пол под ними покачнулся. Не задумываясь о том, что делает, Бак положил ей руки на плечи и привлек к себе.

— Вы не пожалеете, — пробормотал он сдавленным голосом. Кристин спрятала лицо у него на груди, отчего ее голос прозвучал приглушенно:

— Я знаю.

Она не поняла, как так вышло, что его руки соскользнули с ее плеч и обняли ее. Ей казалось, что ничего необычного не происходит, что это вполне естественно — стоять вот так, прижавшись к его большому сильному телу, и укрываться в объятиях его надежных рук. Ее руки сами собой обвились вокруг него, и Кристин еще крепче прижалась к Баку. Она вдыхала знакомый запах свежевыстиранной хлопковой рубашки, слышала гулкое биение его сердца. Бак наклонил голову и, легонько царапая ее щетиной, прижался щекой к щеке Кристин. Ей хотелось, чтобы эта минута длилась вечно. Хотелось остановить время и остаться с Баком навсегда. Но в глубине души девушка знала: он всего лишь проявляет сострадание, утешая ее в горе.